Текст книги "Пришельцы с небес"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Пол Уильям Андерсон,Альфред Элтон Ван Вогт,Лайон Спрэг де Камп,Мюррей Лейнстер,Ли Дуглас Брэкетт,Фриц Ройтер Лейбер,Брайан Уилсон Олдисс,Джек Холбрук Вэнс,Джеймс Генри Шмиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 39 страниц)

Джек Вэнс
НОВЫЙ ПРЕМЬЕР

_{Jack Vance. «The New Prime».}

_{© Jack Vance, 1969.}

_{© Перевод. Малахов В. И., 2001.}

Об авторе

Подобно тому как многие нынешние авторы, пишущие о феноменологии или природе реальности, неизбежно подпадают под влияние Филипа К. Дика, так и те, кто описывают отдаленные миры или инопланетные общества с необычными традициями, испытывают влияние Джека Вэнса. Никто из разрабатывающих эту тему не привнес в нее больше интеллекта, воображения и неисчерпаемой изобретательности, чем Вэнс, и даже в конце девяностых годов, в таких книгах, как «Ночная лампа», столь же затейливых и богатых выдумкой, как и работы пятидесятых, его искрометный талант не выказывает никаких признаков упадка; даже такие на первый взгляд проходные работы, как «Планета приключений», наполнены живыми и подробными описаниями инопланетных обществ, а также отличаются необычными – и часто весьма необычными – взглядами на то, каким образом человеческая психология может измениться, погрузившись в инопланетные ценности и культурные системы. Никто лучше Вэнса не умеет донести до читателя то основополагающее «ощущение чуда», присущее научной фантастике, и при прочтении его произведений в памяти навеки остаются запоминающиеся образы.

Подобно своим коллегам, таким как Л. Спрэг де Камп и Фриц Лейбер, Вэнс создал лучшие свои работы за последние пятьдесят лет в различных жанрах, что имеет огромную ценность для развития и жанра фэнтези, и современной научной фантастики. В фэнтези его классический роман «Умирающая земля» наряду со связанными с ним произведениями оказал огромное влияние на будущие поколения писателей в жанре фэнтези. (Можно спорить – что и происходит, – не являются ли эти произведения на самом деле скорее научной фантастикой или по крайней мере гибридом, называемым «научной фэнтези», чем чистой фэнтези, поскольку действие там происходит в будущем, отдаленном на столько миллионов лет, что технические достижения становятся неотличимыми от магии, как гласит известное высказывание Артура Кларка. Подобные аргументы не лишены оснований, и их трудно опровергнуть – но тем не менее тот, кто следит за жанром фэнтези последние несколько десятилетий или хотя бы читал критические статьи, вряд ли сможет отрицать влияние Вэнса на фэнтези, что бы ни говорили любители поковыряться в мелочах.) Точно так же его наиболее знаменитые научно-фантастические романы – «Властители драконов», «Последний замок», «Большая планета», «Эмфирио», пятитомник «Принцы демонов» (более известный как «Звездный король» и «Машина-убийца»), «Синий мир», «Аном», «Языки Пао», а также многие другие оказали немалое влияние на несколько поколений фантастов. А его влияние на особую форму космических приключений или космическую оперу (в отличие от научной фантастики в целом) трудно переоценить – пожалуй, никто, разве что Пол Андерсон, не писал так, как Джек Вэнс, и с таким качеством.

Джек Вэнс родился в Сан-Франциско в 1920 году. Во время 2-й мировой войны он служил в торговом флоте США. Большинство рассказов, впоследствии объединенных в его первый роман «Умирающая земля», были написаны во время его службы на флоте – он не мог их никому продать, так же, как и саму книгу, поскольку рынок фэнтези в то время практически не существовал. «Умирающая земля» в итоге была опубликована практически незамеченным изданием в 1950 году небольшим полупрофессиональным издательством и не переиздавалась более десяти лет. Тем не менее книга стала подпольной культовой классикой, и ее воздействие на будущие поколения писателей, как в жанре фэнтези, так и в прочих, трудно переоценить: например, в числе многих других роман «Умирающая земля» оказал огромнейшее влияние на книгу Джина Вульфа «Книга нового солнца» (Вульф, например, сказал, что «Книга Золота», упомянутая Северьяном, является «Умирающей землей»).

В научной фантастике, особенно в 50—60-е годы, Вэнса часто критиковали за недостаток «строгости» в его произведениях, за обращение скорее к «космической опере», чем к «настоящей» научной фантастике; я подозреваю, что в основном из-за этого он не работал с журналом «Эстаундинг», основным рынком того времени (большинство его работ для «Эстаундинг» были бы слишком мягкими, на взгляд Вэнса, и лишь один рассказ, более поздняя новелла «Чудотворцы», представляет собой полновесное футуристическое барокко в вэнсовском стиле – несколько нетипичный стиль для «Эстаундинг», и я не могу не теряться в догадках по поводу того, уж не взял ли Джон В. Кэмпбелл этот рассказ в основном потому, что центральная тема там псионика – в то время любимое дитя Кэмпбелла). Вместо этого он стал отдавать основную часть своих работ в такие низкогонорарные «бросовые» издания, как «Триллинг Вандер Сториз» и «Стартлинг Сториз», – последнее прибежище для рассказа, прежде чем засунуть его в ящик. И действительно, очень мало четких научных ограничений в его фантастических мирах, в которых люди на небольших корабликах легко и свободно рассекают бескрайние космические просторы, приводятся в действие огромные силы и возможности, а вселенная до отказа заселена и удивительными обитателями других планет, и странным образом мутировавшими потомками рода человеческого (это одна из основных тем Вэнса: насколько пластична и изменчива людская природа; как черты, которые мы считаем неотъемлемо «человеческими», подобно воску принимают любые формы под влиянием окружающей среды, причем нередко с обескураживающими результатами), и в его работах немногое напоминает политическую сатиру, столь популярную в «Гэлекси» при Г. Л. Голде, или холодные размышления о влиянии научного развития на современное человеческое общество, которым отдавалось предпочтение в «Эстаундинг». Забавно, что в конечном итоге то, что он писал для «низкопробных» журналов, выглядит столь же – если не более – значительным, как и большая часть работ, опубликованных в более респектабельных журналах, якобы стоявших на передовых рубежах жанра.

И Вэнс действительно написал некоторые из своих лучших ранних произведений в середине пятидесятых годов, для журналов, таких как «Триллинг Вандер Сториз» и «Стартлинг Сториз», а также для недолго существовавшего «Уорлдс Бийонд»: «Пять золотых лент», «Станция Эберкромби», «Дома Изма», «Воины Кокода» и другие рассказы серии «Магнус Ридолф», а также журнальную версию «Большой планеты» и другие.

Представленный здесь рассказ «Новый Премьер» – один из лучших рассказов Вэнса этого периода, очередное доказательство легкости и богатства его воображения; вместо того чтобы изобразить один фон для этого рассказа, как то не преминули бы сделать большинство фантастов, Вэнс, упиваясь своими талантом и изобретательностью, дает нам пять декораций, каждая из которых не уступает другой по насыщенности и затейливости и каждая из которых сама по себе могла бы послужить рядовому писателю фоном для целого романа. Но Вэнс, как вы убедитесь, писатель не рядовой…

К концу пятидесятых – началу шестидесятых Вэнс работал над рядом новых произведений, и лучшие из них вошли в новый журнал Пола «Гэлэкси» и «Фэнтези энд Сайенс Фикшн» – «Люди возвращаются», недооцененный «Языки Пао» (одна из немногих, даже на сегодняшний день, книг, где речь идет о семантике как науке; из более поздних образцов можно назвать «Вавилон-17» Дилэйни и «Вложение» Йена Уотсона), замечательный «Звездный король» и «Машина-убийца» (эти две книги относятся к лучшим на сегодняшний день романам, сочетающим в себе научную фантастику, мистику и шпионский роман), «Зеленая магия», «Голубой мир», «Повелитель драконов» и многие другие. В семидесятых и восьмидесятых годах из-под его пера продолжал выходить поток заметных произведений, включая блестящий «Эмфирио», «Эном», «Труллион: Аластор 2262», серия «Планета приключений», «Лицо», «Книга снов» и не меньше десятка других.

По иронии судьбы, к девяностым годам изменение издательской среды полностью вытолкнуло с рынка массовой литературы Вэнса, когда-то считавшегося королем книг в бумажных обложках. Хотя большинство работ Вэнса до сих пор публикуется, они в основном продаются в дорогих изданиях с твердыми обложками специализированных малотиражных издательств, таких как «Андервуд-Миллер» (ныне – «Чарльз Ф. Миллер», после разрыва партнерских отношений), которым удалось кое-чего добиться, перепечатывая романы Вэнса с изданий в мягких обложках; это забавный разворот практически на сто восемьдесят градусов по сравнению с былыми временами, когда почти ни одного произведения Вэнса нельзя было встретить в твердой обложке – почти все издавались в мягких.

Новый Премьер

Музыка, карнавальные огни, шарканье ног по натертому дубовому полу, приглушенные разговоры и смех.

Артур Кэвершем из Бостона двадцатого века ощутил на коже дуновение воздуха и обнаружил, что он совершенно голый.

Это был выходной бал Дженис Пэджет: он находился в окружении трех сотен гостей в строгих вечерних туалетах.

Какое-то мгновение он не ощущал никаких эмоций, кроме легкого смущения. Его присутствие казалось венцом цепи логических событий, однако он никак не мог обнаружить какой-то определенной привязки к реальности.

Он стоял немного в стороне от толпы прочих кавалеров, смотревших в сторону красной с золотом каллиопы там, где сидели музыканты. Справа от него находился буфет, чаша с пуншем, тележки с шампанским, обслуживаемые клоунами; слева через откинутую полу циркового шатра виднелся сад, расцвеченный гирляндами разноцветных огней – красных, зеленых, желтых, голубых, – а за лужайкой он заметил карусель.

Почему он тут? Он ничего не помнил, не чувствовал в этом никакого смысла… Вечер выдался теплым: он подумал, что прочим молодым людям, полностью одетым, должно быть довольно жарко… Какая-то мысль с трудом пробивалась где-то в уголке сознания. Во всем этом деле есть некая важная сторона, которой он не улавливает.

Он заметил, что молодые люди, находившиеся поблизости, отошли от него подальше. Он слышал сдавленные смешки, удивленные возгласы. Двигавшаяся мимо в танце девушка увидела его из-за плеча партнера: она изумленно пискнула, быстро отвела глаза, хихикнув и залившись румянцем.

Что-то было неправильно. Эти молодые мужчины и женщины были изумлены видом его обнаженной кожи чуть ли не до испуга. Сигнал тревоги стал ощутимее. Он должен что-нибудь предпринять. Столь остро воспринимаемые табу не могут нарушаться без неприятных последствий, насколько он понимал. У него не было одежды: он должен ее добыть.

Он огляделся вокруг, рассматривая молодых людей, наблюдавших за ним с непристойным восхищением, отвращением или любопытством. К одному из последних он и обратился:

– Где я могу раздобыть какую-нибудь одежду?

Молодой человек пожал плечами:

– А где вы оставили свою?

В шатер вошли двое крупных мужчин в синей униформе; Артур Кэвершем видел их краем глаза, и его мозг работал с отчаянной быстротой.

Этот молодой человек выглядит вполне типично в сравнении с окружающими. Что для него имеет значение? Его, как любого человека, можно побудить к действию, если задеть нужную струну. Чем его можно тронуть?

Сочувствие?

Угрозы?

Возможные выгоды?

Кэвершем все это отверг. Нарушив табу, он отказался от права на сочувствие. Угроза вызовет насмешки, а предложить ему нечего. Стимул должен быть потоньше… Он вспомнил, что молодые люди обычно сбивались в тайные общества. На примерах тысяч культур он убедился, что это – почти непреложная истина. Дома совместного проживания, наркотические культы, тонги, обряды сексуального посвящения – как бы это ни называлось, внешние проявления были почти одинаковыми: болезненное посвящение, тайные знаки и пароли, единообразие поведения в группе, обязательство подчиняться. Если этот юноша состоит в подобном сообществе, ссылка на групповой дух вполне может найти отклик у него в душе, и Артур Кэвершем сказал:

– Это братство поставило меня в такое положение, что я вынужден нарушить табу. Во имя братства, найдите мне подходящее одеяние.

Молодой человек ошарашенно уставился на него.

– Братство? Вы имеете в виду общество? – Лицо его озарилось. – Это что-то вроде обряда посвящения?

Он рассмеялся:

– Ну, коли так, вам предстоит пройти все до конца.

– Да, – подтвердил Артур Кэвершем. – Мое общество.

– Тогда нам сюда – и поспешите, сюда идет полиция. Мы Пролезем под шатром. Я одолжу вам свое пальто, чтобы вы могли добраться до дому.

Двое в униформе, неторопливо пробиравшиеся через толпу танцующих, почти добрались до них. Молодой человек поднял полог шатра, и Артур Кэвершем нырнул туда, а его новый приятель последовал за ним. Вместе они пробежали через разноцветные тени к стоявшей почти рядом с шатром небольшой будке, выкрашенной в ярко-красную и белую полоску.

– Оставайтесь тут, чтоб никто не видел, – сказал юноша. – А я пойду поищу пальто.

– Отлично, – отозвался Артур Кэвершем.

Молодой человек замешкался.

– А где вы живете? Где учитесь?

Артур Кэвершем отчаянно искал в уме ответ. На поверхность всплыл один-единственный факт.

– Я из Бостона.

– Бостонский университет? МТИ? Или Гарвард?

– Гарвард.

– Ясно. – Молодой человек кивнул. – А я из Вашингтона. А где ваш дом?

– Я не должен говорить.

– Ага, – произнес юноша, озадаченный, но вполне удовлетворенный ответами. – Ну ладно, подождите минутку…

Бирвальд Хэлфорн остановился, оцепенев от отчаяния и изнеможения. Уцелевшие из его отряда упали на землю вокруг него и смотрели назад, где мерцал сполохами огня ночной горизонт. Многие деревни, многие фермерские дома с деревянными фронтонами были преданы огню, и брэнды с горы Медальон упивались людской кровью.

Пульсирование далекого барабана коснулось кожи Бирвальда, низкое, почти неслышное «бум-бум-бум». Гораздо ближе он услышал хриплый человеческий вопль ужаса, а потом – ликующий клич убийцы, принадлежавший уже не человеку. Брэнды были высокими, черными, имеющими человеческое обличье, но это были не люди. Глаза их напоминали горящие красные светильники, зубы были ярко-белыми, и сегодня они, похоже, решили истребить весь род людской на свете.

– Пригнись, – прошипел Кэноу, его правый оруженосец, и Бирвальд присел. На фоне зарева проходила колонна высоких воинов брэндов, беспечно покачиваясь, не проявляя ни малейшего страха.

– Ребята, нас тринадцать, – вдруг заговорил Бирвальд. – Мы беспомощны, сражаясь врукопашную с этими чудовищами. Сегодня ночью все их силы спустились с горы: в их улье скорее всего почти никого не осталось. Что мы теряем, если попытаемся сжечь дом-улей брэндов? Разве что жизнь, а чего теперь стоят наши жизни?

– Наши жизни – ничто, – произнес Кэноу. – Отправимся сейчас же.

– Да будет великим отмщение, – сказал Броктан, левый оруженосец. – Да обратится улей брэндов в белый пепел уже этим утром.

Гора Медальон виднелась вверху; овальный улей находился в долине Пэнгхорн. У входа в долину Бирвальд разделил отряд на две части и поставил Кэноу в авангарде второй группы.

– Передвигаемся тихо в двадцати ярдах друг от друга: если одна группа наткнется на брэнда, другая сможет атаковать с тыла и убить чудовище, пока вся долина не всполошится. Все поняли?

– Поняли.

– Тогда вперед, к улью.

В долине воняло чем-то вроде сырой кожи. Со стороны улья доносился приглушенный звон. На мягкой, покрытой мхом почве шаги были совершенно бесшумными. Прижавшись к земле, Бирвальд видел силуэты людей на фоне неба – темно-синие с фиолетовыми контурами. Багровое зарево горящей Эчевазы виднелось на юге, вниз по склону.

Какой-то звук. Бирвальд шикнул, и обе группы застыли на месте. Послышались глухие шаги – потом хриплый крик ярости и тревоги.

– Убейте, убейте тварь! – взревел Бирвальд.

Брэнд взмахнул дубиной, словно косой, поднял одного из людей и перебросил его через себя. Подскочив к нему, Бирвальд нанес удар мечом, ощутив, как лезвие рассекает сухожилия, почуяв горячий запах хлынувшей крови брэнда.

Звон со стороны улья прекратился, и в ночи разнеслись крики брэндов.

– Вперед, – рявкнул Бирвальд. – Доставайте трут, поджигайте улей. Сжечь его, сжечь дотла…

Уже без всяких уловок он устремился вперед, где вырисовывался темный купол. Навстречу с писком и пронзительным визгом выскочили брэнды-детеныши, а с ними – матки, Двадцатифутовые чудовища, которые ползли на руках и ногах, похрустывая и пощелкивая суставами.

– Всех убивать! – заорал Бирвальд. – Убейте их! Поджигай! Поджигай!

Он метнулся к улью, присел, высек искру на трут, подул. Тряпка, пропитанная селитрой, вспыхнула; Бирвальд сунул в нее соломы и швырнул в улей. Затрещали прутья и тростниковая масса.

Он вскочил, на него бросилась ватага юных брэндов. Его клинок взлетал вверх и опускался; он разваливал их на куски, испытывая ни с чем не сравнимое бешенство. Подползи три огромные, брюхатые матки брэндов, издававшие Мерзкий запах, ударивший ему в ноздри.

– Потушите огонь! – завопила первая. – Тушите огонь. Великая Мать заключена внутри: она слишком отяжелела, чтобы двигаться… Огонь, враг, разрушение!

И все они взвыли:

– Где могучие? Где наши воины?

Послышался грохот барабанов. По долине прокатилось эхо хриплых голосов брэндов.

Бирвальд стоял спиной к огню. Он бросился вперед, отсек голову ползущей матке, отскочил назад… Где его люди?

– Кэноу! – позвал он. – Лейда! Тейят! Гиорг! Броктан!

Вытянув шею, он заметил мерцающие огоньки.

– Ребята! Убивайте ползущих маток!

И он снова прыгнул вперед, нанес несколько ударов, и еще одна матка выпустила воздух, издала стон и распласталась неподвижно на земле.

В голосах брэндов послышался оттенок тревоги; торжествующая барабанная дробь смолкла; глухая поступь стала слышнее.

Спиной Бирвальд ощущал приятное тепло от горящего улья. Изнутри донеслись пронзительные причитания, вопль ужасной боли.

В свете разгорающегося пламени он увидел приближающихся воинов брэндов. Глаза у них светились янтарным блеском, а зубы сверкали, словно белые искры. Они наступали, размахивая дубинами, а Бирвальд покрепче сжал меч: он был слишком горд, чтобы бежать.

Посадив воздушные сани, Систан оставался на месте еще несколько минут, разглядывая мертвый город Терлатч: стена из земных кирпичей высотой в несколько сотен футов, запыленные ворота и несколько обвалившихся крыш, видневшихся над укреплениями. Пустыня за городом раскинулась и вблизи, и посередине, и вдали до затянутых дымкой очертаний гор Аллюна, розовевших при свете двух солнц – Мига и Пага.

Осмотрев город сверху, он не заметил никаких признаков жизни, да и не ожидал их увидеть после тысячи лет безлюдья. Может быть, несколько песчаных пресмыкающихся греются на древней базарной площади. А в остальном – его появление будет для здешних улиц большой неожиданностью.

Соскочив с воздушных саней, Систан направился к воротам. Он прошел под аркой, с интересом глядя по сторонам. В этом зное кирпичные здания могли стоять чуть ли не вечно. Ветер сглаживал и закруглял углы; стекло потрескалось из-за перепадов дневной и ночной температуры; проходы были занесены кучами песка.

Три улицы вели от ворот, и Систан никак не мог выбрать между ними. Все они были пыльными, узкими и заворачивали, теряясь из виду, ярдов через сто.

Систан задумчиво почесал подбородок. Где-то в городе находится окованный медью сундук с Короной и Охранным Пергаментом. Этот документ, в соответствии с традицией, устанавливает прецедент для освобождения владельца вотчины от налога на энергию. Глэй, сеньор Систана, сослался на этот пергамент в оправдание неуплаты, и от него потребовали доказательств. Теперь он в тюрьме по обвинению в неподчинении, и утром его привяжут к днищу воздушных саней и отправят парить на запад, пока Систан не вернется с пергаментом.

Оснований для оптимизма маловато, ведь тысяча лет прошло, подумал Систан. Однако лорд Глэй – справедливый сеньор, и Систан перевернет тут каждый камень… Если только этот сундук существует, он скорее всего так и лежит себе в Доме Архивов и Решений, Мечети, в Зале Реликвий или, возможно, в Налоговой Службе. Он будет искать везде, выделив по два часа на каждое здание: восемь часов закончатся как раз к концу розового дня.

Он наугад пошел по средней улице и вскоре вышел на площадь, в дальнем конце которой высился Дом Архивов и Решений. Перед фасадом Систан помедлил, поскольку внутри было темно и мрачно. Ни звука не доносилось из пыльного пространства, не считая вздохов и шепота сухого ветра. Он вошел внутрь.

В огромном зале было пусто. Стены украшали фрески в красных и синих тонах, таких ярких, словно их рисовали вчера. На каждой стене было по шесть композиций, верхняя часть которых изображала преступление, нижняя – наказание.

Миновав зал, Систан вошел в расположенные сзади комнаты, где не нашел ничего, кроме пыли и запаха пыли. Спустился он и в подземные крипты, куда свет попадал сквозь узкие амбразуры. Здесь было много каменных обломков и всякого хлама, но никакого медного сундука.

Он поднялся, вышел на открытый воздух и зашагал в сторону Мечети, в которую он прошел под массивным архитравом.

Зал Нунциатора раскинулся широко, здесь было пусто и чисто, поскольку сильный сквозняк промел мозаичный пол. На низком потолке были тысячи отверстий, каждое из которых соединялось с ячейкой наверху; так было сделано, чтобы верующие, проходя внизу, могли испросить совета у Нунциатора, не нарушая своего молитвенного настроения. В центре павильона находилась ниша, покрытая стеклянным диском. Ниже стоял ящик, а в ящике – окованный медью сундук. Систан, ощутив прилив надежды, сбежал по ступеням.

Но в сундуке лежали драгоценности – тиара Старой Королевы, нагрудные знаки Корпуса Гонвандов, огромный шар – наполовину изумрудный, наполовину рубиновый, – который в древности перекатывали по площади в ознаменование окончания года.

Систан бросил все обратно в ящик. Реликвии планеты мертвых городов не имели никакой ценности, а искусственные драгоценности обладают куда большим блеском и чистотой.

Выйдя из Мечети, он проверил положение солнц. Миновав зенит, розовые огненные шары клонились к западу. Он остановился, нахмурился и, помаргивая, разглядывал земляные стены, размышляя о том, что, возможно, и сундук, и пергамент – всего лишь легенда, одна из многих, связанных с мертвым Терлатчем.

По площади пронесся порыв ветра, и Систан сглотнул пересохшим горлом. Он сплюнул, ощутив на языке едкий привкус. В стене неподалеку показался старый фонтан; он жадно осмотрел его, но даже воспоминаний о воде не осталось на этих мертвых улицах.

Снова откашлявшись, он сплюнул и направился в сторону Зала Реликвий.

Он вошел в огромный неф мимо квадратных колонн из глиняного кирпича. Лучи розового света струились из трещин и расселин на крыше, и он в этом обширном пространстве казался мелкой букашкой. Со всех сторон виднелись ниши, закрытые стеклом, каждая из которых содержала объект поклонения древних: доспехи, в которых Предупрежденный возглавлял Синие Флаги; диадему Первой Змеи; коллекцию черепов древних Падангов; подвенечное платье принцессы Термостералиамы из тканой палладиевой паутинки, такое же безупречное, как в день свадьбы; оригиналы Табличек Законов; огромный ракушечный трон древней династии; десяток других предметов. Но сундука среди них не было.

Систан поискал вход возможного тайника, но пол был гладким, за исключением следов, оставленных потоками пыльного воздуха на порфире.

И снова на мертвые улицы, где солнца уже скрылись за полуразрушенными крышами, отбрасывая на город пурпурные тени.

Со свинцовыми ногами, пересохшим горлом и ощущением поражения, Систан направился к Сумптуару, крепости. Вверх по широким ступеням, под выкрашенным ярью-медянкой портиком в зал, разрисованный яркими фресками. Здесь были изображены девушки древнего Терлатча за работой и развлечениями, в радости и печали; стройные создания с короткими черными волосами, сияющей матовой кожей, грациозные, словно бабочки, округлые и восхитительные, словно чермоянские сливы. Систан миновал зал, беспрестанно озираясь по сторонам и размышляя о том, что эти исполненные неги создания теперь – лишь прах у него под ногами.

Он прошел по коридору, огибавшему здание по кругу, из которого можно было попасть в палаты и помещения Сумптуара. Обрывки роскошного ковра шуршали у него под ногами, а на стенах висели затхлые ошметки того, что когда-то было гобеленами чудесной работы. У входа в каждую палату виднелась фреска с изображением девы Сумптуара и знака, которому она служила; у каждой палаты Систан останавливался, делал беглый осмотр и переходил к следующей. Пробивавшиеся сквозь трещины лучи служили ему мерилом времени по мере того, как они становились все более пологими.

Палата за палатой, палата за палатой. В одних стояли сундуки, в других – алтари, коробки с документами, триптихи и купели – в третьих. Но нигде не было сундука, что он искал.

А впереди был зал-, через который он вошел в здание. Оставалось осмотреть еще три палаты, а потом уже наступит темнота.

Он вошел в первую, и здесь обнаружил новую занавесь. Отодвинув ее, он вдруг увидел перед собой двор, наполненный длинными лучами двойного солнца. По ступеням из нежно-зеленого нефрита струилась вода, попадая в сад, нежный, свежий и зеленый, как любой сад на севере. И с ложа поднялась встревоженная дева, столь же живая и восхитительная, как на фресках. Волосы у нее были короткие и темные, а лицо такое же чистое и нежное, как и белый жасмин у нее над ухом.

Какое-то мгновение Систан и дева смотрели в глаза друг другу; потом тревога отошла, и она стыдливо улыбнулась.

– Кто ты? – в изумлении спросил Систан. – Ты дух или живешь в этой пыли?

– Я настоящая, – сказала она. – Дом мой на юге, в оазисе Пальрам, а сейчас у меня период отшельничества, который проходят все девушки нашей расы, когда им пора получить Указания свыше… Поэтому ты без страха можешь приблизиться ко мне, выпить фруктового вина и стать моим собеседником на эту ночь, поскольку это последняя неделя моего отшельничества и я устала от одиночества.

Сделав шаг вперед, Систан в нерешительности остановился.

– Я должен выполнить свой долг. Я ищу сундук, где лежат Корона и Охранный Пергамент. Ты не знаешь о нем?

Она покачала головой:

– В Сумптуаре этого нет. – Она встала, потягиваясь, словно кошечка. – Оставь свои поиски и позволь мне вдохнуть в тебя бодрость.

Систан посмотрел на нее, посмотрел на угасающий свет дня, посмотрел на коридор и две двери, которые оставалось обследовать.

– Вначале я должен закончить поиски; я обязан моему господину Глэю, которого пригвоздят к воздушным саням и отправят на запад, если я не успею с помощью.

И тогда молвила дева, надув губки:

– Иди тогда в свою пыльную палату, иди туда с пересохшим горлом. Ты ничего не найдешь, и коль ты так упрям, меня не будет, когда ты вернешься.

– Да будет так, – произнес Систан.

Развернувшись, он зашагал по коридору. Первая палата была пустой и иссохшей. Во второй и последней в углу валялся человеческий скелет, который Систан увидел в последних розовых лучах двойного солнца.

Здесь не было ни медного сундука, ни пергамента. Значит, Глэй должен умереть, и на сердце Систана легла тяжесть.

Он вернулся в палату, где до этого встретил деву, но та исчезла. Фонтан иссяк, и влага лишь тонким налетом покрывала камень.

Систан окликнул:

– Дева, где ты? Вернись: мои обязательства закончились…

Ответа не последовало.

Пожав плечами, Систан повернул к залу и покинул здание, чтобы брести по пустынному сумеречному городу к воротам, где он оставил свои воздушные сани.

Добнор Даксат сообразил, что здоровяк в черном плаще с вышивкой обращается к нему.

Сориентировавшись в окружающей обстановке, которая показалась ему знакомой и чужой одновременно, он сообразил и то, что голос мужчины звучит снисходительно и высокомерно.

– Вы соревнуетесь в весьма высоком классе, – сказал он. – Восхищен вашей… э-э-э… самоуверенностью.

И он окинул Даксата пристальным, изучающим взглядом.

Опустив глаза в пол, Даксат нахмурился при виде своей одежды. На нем был длинный плащ из черного с пурпурным бархата, свисавший колоколом вокруг щиколоток. Штаны на нем были из алого вельвета, облегающие в талии, бедрах и на икрах, со свободной зеленой вставкой между икрой и щиколоткой. Одежда явно принадлежала ему; она выглядела подходящей и неподходящей одновременно, как и узорчатые золотые гарды на его руках.

Здоровяк в темном плаще продолжал, глядя куда-то поверх головы Даксата, словно Даксата не существовало.

– Клауктаба много лет выигрывал призы Имаджистов. Бел-Уашаб был победителем Кореи месяц назад; Тол Морабейт – признанный мастер этой школы. А еще есть Гизель Ганг из Вест-Инда, которому нет равных в создании огненных звезд, а также Пулакт Хавьорска, чемпион Островного царства. Так что, возникают вполне обоснованные сомнения в том, что вы, неопытный новичок, не обладающий запасом образов, способны на нечто большее, чем всего лишь разочаровать нас своей духовной нищетой.

Тем не менее мозг Даксата боролся с замешательством, и он не испытывал особой обиды в ответ на явное презрение здоровяка. Он сказал:

– Ну и что из всего этого следует? Я вполне осознаю свое положение.

Человек в черном плаще насмешливо посмотрел на него.

– Итак, теперь вы начинаете испытывать беспокойство? Вполне резонно, должен вас заверить. – Он со вздохом взмахнул руками. – Что ж, молодежь всегда отличалась порывистостью, и вы, возможно, подготовили образы, которые сочли не слишком позорными. Как бы там ни было, публика не заметит вас на фоне знаменитых геометрических фигур Клауктабы и звездных взрывов Гизели Ганга. Я вам вполне серьезно советую оставить ваши образы небольшими, неяркими и ограниченными: таким образом вы сумеете избежать напыщенности и диссонанса… А теперь вам пора идти к вашему Имаджикону. Вон туда. Не забудьте: серые, коричневые, лавандовые, возможно, немного охры и коричневого – тогда зрители поймут, что вы участвуете лишь ради обучения, а не бросаете вызов мастерам. В эту сторону…

Открыв дверь, он провел Добнора Даксата вверх по лестнице и на ночной воздух.

Они стояли на огромном стадионе, перед шестью огромными экранами в сорок футов высотой. А дальше в темноте ряд за рядом сидели тысячи и тысячи зрителей, и издаваемые ими звуки доносились приглушенным гулом. Даксат повернулся, чтобы их разглядеть, но их лица, их индивидуальные черты слились в нечто единое.

– Сюда, – сказал здоровяк, – вот ваша установка. Садитесь, а я подгоню церетемпы.

Даксат позволил усадить себя в массивное кресло, мягкое и глубокое настолько, что ему показалось, будто он плывет. К голове, шее и переносице что-то приладили. Он ощутил резкий укол, давление, пульсацию, а потом – умиротворяющее тепло. Откуда-то послышался голос, перекрывающий шум толпы: