Текст книги "Пришельцы с небес"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Пол Уильям Андерсон,Альфред Элтон Ван Вогт,Лайон Спрэг де Камп,Мюррей Лейнстер,Ли Дуглас Брэкетт,Фриц Ройтер Лейбер,Брайан Уилсон Олдисс,Джек Холбрук Вэнс,Джеймс Генри Шмиц
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)
В оружейной он торопливо, но эффективно поработал энергетическим резаком. Его целью было вывести из строя гигантские бластеры так, чтобы понадобился полный ремонт схем управления.
Когда работа была закончена, он направился к ближайшей спасательной шлюпке. На выходе к нему присоединился плоянин.
– Сюда идут руллы, – предупредил он. – Нам лучше уходить.
Они без приключений добрались до шлюпки. Через несколько минут они стартовали, но подобрали их только через пять дней.
Великого Аайша Йила не было на корабле, который захватил Джемисона. Потому его не было и среди погибших, и узнал он о побеге пленника только некоторое время спустя. Когда ему доложили о происшедшем, его подчиненные ожидали, что выжившие с эсминца подвергнутся жестокому наказанию.
Но вместо этого он сказал задумчиво:
– Значит, это и есть наш враг? Действительно опасное существо.
Он вспомнил неделю испытанных им страданий. Он уже восстановил почти все свои способности – и потому оказался способен на весьма необычную мысль для рулла столь высокого положения.
Он сказал, используя световой передатчик:
– Кажется, это первый случай, когда Верховный Рулл лично посетил линию фронта. Так?
Это было именно так. Предводитель покинул штаб и прибыл на линию фронта. Командующий оставил скрытую и тщательно защищенную планету и рисковал своей настолько ценной шкурой, что вся Риа содрогнулась, когда об этом стало известно.
Верховный Рулл продолжал свои рассуждения:
– У меня создается мнение, что сведения нашей разведки о людях не были безупречно точны. Выясняется, что была сделана попытка недооценить их возможности, и хотя усердие и храбрость, проявленные в подобных попытках, заслуживают самой высокой моей оценки, я в то же время считаю; что данная война не приведет к решительному успеху ни в каком смысле. В силу этого я прихожу к заключению, что Центральный Совет должен пересмотреть стратегический план. Я не имею в виду немедленное прекращение военных действий. Они будут сокращаться постепенно, по мере того как мы займем оборонительную позицию в этом секторе космоса и, возможно, перенесем внимание на другие Галактики.
А далеко от него, за много Световых лет Джемисон рапортовал августейшему Галактическому Собранию:
– Это был, вероятно, очень важный деятель среди руллов, и поскольку я держал его в течение некоторого времени под полным гипнозом, думаю, мы добились желательной реакции. Я внушил ему, что руллы недооценивают людей, что война не может быть успешной, и предложил направить внимание на другие Галактики.
Должны были пройти годы, пока люди убедятся, что война с руллами закончилась. В данный же момент члены Собрания были восхищены тем, как использовали читающего мысли малыша эзвала, чтобы установить контакт с невидимым плоянином, и тем, как этот новый союзник помог человеку бежать с корабля руллов с такой бесценной информацией.
Это было оправданием всех трудных лет, когда человек терпеливо пытался проводить политику дружбы с другими расами. Подавляющее большинство членов Собрания решило создать для Джемисона специальную должность, названную «Администратор Народов».
Он вернулся на планету Карсона как высший авторитет по чужим расам, не только по эзвалам – формулировку его назначения стали интерпретировать так, словно Джемисон был парламентером Человечества у руллов.
А пока все это происходило, всегалактическая война людей с руллами завершилась.
Джеймс Шмиц
ВТОРАЯ НОЧЬ ЛЕТА
James Н. Schmitz. «The Second Night of Summer».
© James H. Schmitz, 1960.
© Перевод. Фрибус E. A., 2001.
Об авторе
Покойный Джеймс Шмиц, хотя ему и не хватало параноидальной напряженности Ван Вогта или византийской изощренности сюжета, значительно лучше описывал людей, создавая даже отрицательных персонажей сложными и нестандартными личностями, полными сюрпризов и ведущими себя неожиданно для книги в жанре космической оперы. А его вселенные, даже со своим набором чудовищ и зловещих опасностей, выглядят более привлекательно, чем большинство вселенных космической оперы; это места, где можно вести обычную добропорядочную жизнь, пока сюжет не призовет вас на смертельную битву с Ужасным Безжалостным Чудовищем. Шмиц симпатизирует чудовищам, которые в конце произведения часто оказываются вовсе не чудовищами, а скорее существами со своими предпочтениями, точками зрения, и с этих точек зрения их поступки вполне оправданны и иногда достойны восхищения – терпимое отношение, почти не встречающееся среди современных произведений в жанре космической оперы, большинство из которых проникнуты махровой ксенофобией.
Точно так же Шмиц на десятилетия обогнал всех в своих женских образах – за годы до того, как феминистское движение семидесятых решило поднять (или попытаться поднять) сознательность среди писателей НФ. Шмиц не только делал женщин героинями головокружительных историй о межпланетных приключениях (само по себе почти неслыханно в то время), но и ставил их полностью наравне с героями-мужчинами, выводя их такими же храбрыми и сообразительными (и безжалостными, если необходимо), не обременяя их «женскими слабостями» – стремлением упасть в обморок в условиях сильного стресса или поискать защиты за мускулистым торсом Крутого Мужчины, что сильно портило женские образы у многих авторов в последующие годы. (Женщина Шмица, к примеру, так же сильна и умна, как женщина Хайнлайна – которая, если быть честным, тоже не торопится падать в обморок в критических обстоятельствах, – но не имеет ее раздражающей тенденции думать, что во всей вселенной нет ничего важнее, чем выйти замуж за Своего Мужчину и нарожать столько детишек, сколько получится.) Например, в ярком и захватывающем рассказе, который следует дальше, главная героиня не просто женщина, но сгорая женщина – выбор, который мало кто из авторов мог бы сделать даже сейчас, в 1998 году, не то что в пятидесятом – а именно тогда это сделал Шмиц!
Роман «Ведьмы Карреса» обычно считается лучшей работой Шмица, но лично мне больше нравятся рассказы из серии «Вега» («Вторая ночь лета» – один из них), напечатанные в книге «Агент Веги», которая, увы, давно не переиздавалась, но которая – если вы сумеете ее найти – гарантирует вам такой чистый глоток Чуда Широкоэкранной Космической Оперы, какой вы не найдете больше нигде. Также нетипично для писателя в жанре космической оперы то, что лучшие работы Шмица – это короткие рассказы, такие, как «Дедушка», «Сбалансированная экология», «Проигравший лев…», «Зеленое лицо», «Искатель», «Ветры времени», «Хранитель», и десятки других, плюс большое количество рассказов о приключениях парапсихологически одаренного подростка по имени Тэлзи Амбердон. Рассказы Шмица были собраны в книгах «Прекрасный день для того, чтобы покричать», «Отборные чудовища» и в последней – посмертном сборнике под названием «Избранное Джеймса Шмица»; рассказы о Тэлзи Амбердон были собраны во «Вселенной против нее» и в «Игрушке Тэлзи». Среди других книг Шмица стоит упомянуть «Демоническое поколение», «История о двух часах» и «Вечные границы».
Большинство книг Шмица давно не переиздаются, хотя экземпляры «Ведьм Карреса» все еще время от времени встречаются в книжных магазинах. Если вы хотите познакомиться с его творчеством, лучшим выбором будет, вероятно, самая последняя его книга, «Избранное Джеймса Шмица», в которой собрано несколько лучших рассказов.
Вторая ночь лета
В ночь, следующую за тем днем, когда на земле Венд, на планете Нурхат, официально наступило лето, в большой низине к востоку от фермы отца Гримпа снова видели сияющие огни.
Гримп из своей комнаты наверху следил за ними больше часа. Дом был погружен в темноту, но из окна на первом этаже доносились случайные обрывки голосов. Все обитатели фермы смотрели на огни.
На соседних фермах и в поселке, занимающем весь холм и две мили долины, все, кто только мог добраться до окна, выходящего на долину, тоже, наверное, на них смотрели. Некоторое время с холма отчетливо доносился возбужденный вой большого пса Стража Поселка, но внезапно пес умолк – или скорее всего его заставили умолкнуть, как предположил Гримп. Страж был решительно настроен против каждого поднимающего шум насчет огней – это относилось и к псу.
Однако возбуждение пса было вполне оправданно. Из своего окна Гримп видел, что огней было гораздо больше, чем в предыдущие годы – большие, ярко-синие пузыри, медленно и беззвучно плывущие, опускающиеся и поднимающиеся по всей низине. Иногда один из них поднимался вверх на несколько сотен футов или двигался от края низины на такое же расстояние и неподвижно висел несколько минут, а затем плыл к остальным. На большее расстояние они от низины не удалялись.
На самом деле шаровым детекторам халпа не было нужды уходить дальше, чтобы собрать необходимую информацию для тех, кто их послал, кто сейчас слушал равномерный поток кратких сообщений на некоем халповском эквиваленте человеческого мыслеязыка:
«Признаков враждебных действий поблизости от точки прорыва не наблюдается. Оружие и силовые установки в сфере доступа отсутствуют. Существенных изменений с момента последнего обследования не наблюдается. В сознании наблюдающих за нами наличествует острое любопытство, следы тревоги и подозрительности. Но откровенной враждебности нет».
Сообщения шли без перерывов, в них автоматически повторялись одни и те же биты информации, пока шары беззвучно плыли по низине.
Гримп смотрел на них, то и дело сонно моргая, пока растущее сияние над краем низины не возвестило о том, что Большая Луна Нурхата медленно поднимается, чтобы, подобно Стражу Планеты, произвести свой собственный осмотр огней. Шары начали тускнеть, как и во все предыдущие годы на восходе луны, и раньше чем верхний край желтого диска Большой Луны показался над холмами, низина погрузилась во тьму.
Гримп услышал, что по лестнице поднимается мать, и быстро забрался в постель. Ночное представление закончилось, а еще нужно было успеть подумать о множестве приятных вещей перед тем, как заснуть.
Теперь, когда показались огни, скоро появится и его хорошая подруга Бабушка Эриза Ваннаттел со своим грузом патентованных лекарств. Где-нибудь в конце завтрашнего дня на дороге, ведущей из города, покажется большой фургон. Потому что именно после огней приезжала Бабушка Ваннаттел последние четыре года – с тех пор как огни впервые стали появляться над низиной на несколько ночей каждый год. А поскольку четыре года составляли ровно половину всей жизни Гримпа, появление Бабушки стало для него математической достоверностью.
Конечно, другие люди, такие, как Страж Поселка, могли недолюбливать Бабушку, но вертеться вокруг нее, ее фургона и гигантского пони-носорога экзотического внешнего вида, который тянул фургон, было, по мнению Гримпа, даже гораздо лучше цирка.
А еще послезавтра каникулы! Будущее представлялось вереницей приятных вещей, открывающихся в перспективе летней бесконечности.
Гримп заснул счастливым.
Примерно в то же время, хотя и на расстоянии большем, чем Гримп мог себе вообразить, восемь больших кораблей один за другим вышли из тьмы между звездами, бывшей их морем, и легли на тщательно рассчитанные орбиты. Они оставались настолько далеко, что никакие приборы дальнего обнаружения не могли бы заподозрить, будто Нурхат может быть центром их интересов.
Но это было именно так. И хотя члены команд восьми кораблей ничего не имели против обитателей Нурхата, груз, который был у них на борту, не сулил Нурхату ничего хорошего.
Семь из них были вооружены редко используемым газом. Это был очень летучий смертельный катализатор, который опускался к твердой поверхности планеты и быстро рассеивался настолько, что его присутствие становилось невозможно зарегистрировать никакими химическими средствами. Тем не менее его способность почти незаметно отнять жизнь у всех кислорододышащих существ существенно не уменьшалась с падением концентрации.
Восьмой корабль был оснащен группой торпед, которые обычно выпускались через несколько часов после того, как носители газа рассеют, свою невидимую смерть. Это были довольно маленькие торпеды, поскольку их единственным заданием было воспламенить поверхность планеты, обработанную катализатором.
Все эти вещи вскоре могли произойти с Нурхатом. Но они произойдут, только если определенное сообщение будет передано с его поверхности на курсирующую эскадру – сообщение о том, что Нурхат захвачен смертельным врагом, распространения которого на другие обитаемые миры нельзя допустить – теперь уже любой ценой.
На следующий день, сразу после школы, Гримп, в ожидании прохаживаясь по изгибу дороги у края фермы, наткнулся на деревенского полицейского, сидящего на камне и со слезами на глазах глядящего на дорогу.
– Привет, Сопливчик, – сказал обеспокоенный Гримп. В свете тех разговоров, что он случайно услышал сегодня утром в деревне, присутствие полицейского не сулило Бабушке ничего хорошего. И вообще никому не сулило ничего хорошего.
Полицейский достал из кармана носовой платок, высморкался, вытер глаза и одарил Гримпа недовольным взглядом.
– Не смей называть меня Сопливчиком, ты! – сказал он, убирая носовой платок. Как и Гримп, как и большинство обитателей Нурхата, полицейский был смуглым и темноглазым, обычно довольно привлекательным молодым парнем. Но сейчас его глаза опухли и покраснели, а нос, который и так был чуть больше среднего, тоже был красным, опухшим, и из него, несомненно, текло. У полицейского была сильная сенная лихорадка.
Гримп извинился и задумчиво уселся на камень рядом с полицейским, который был одним из его многочисленных кузенов. Он хотел упомянуть, что случайно услышал, о чем говорила Веллит, когда они с полицейским вчера вечером проходили через большой цветник за фермой – совсем не таким неторопливым шагом, как обычно. Но он передумал. Веллит встречалась с полицейским почти весь год, но каждый год во время цветения травы разрывала помолвку и начинала называть его «кузен», а не «дорогой».
– Что ты здесь делаешь? – напрямик спросил Гримп.
– Жду, – ответил полицейский.
– Чего? – с замирающим сердцем спросил Гримп.
– Ту же самую женщину, что и ты, я думаю, – сказал полицейский, снова вытаскивая платок. Он высморкался. – В этом году ей придется отправиться туда, откуда приехала, или ее арестуют.
– Кто это сказал? – нахмурился Гримп.
– Страж, вот кто, – ответил полицейский. – Тебе достаточно?
– Он не имеет права! – горячо сказал Гримп. – Это наша ферма, а у Бабушки есть все лицензии.
– У него был целый год, чтобы обдумать новый список того, что у нее должно быть, – сообщил полицейский. Он пошарил в нагрудном кармане мундира, вытащил сложенный лист бумаги и развернул. – Он внес сюда тридцать четыре пункта того, что я должен проверить – она наверняка хотя бы один из них пропустит.
– Это подло! – сказал Грим, быстро просматривая как можно больше пунктов списка.
– Побольше уважения к Стражу Поселка, Гримп! – сказал полицейский угрожающе.
– Угу, – пробурчал Гримп. – Конечно… – Если бы только Сопливчик убрал с текста свой большой палец. Но что за список! Фургон, пони-носорог (животное, тяжеловоз, импортирован), патентованные лекарства, домашняя утварь, предсказания, домашние животные, травы, чудесные исцеления…
Полицейский опустил глаза, увидел, чем занимается Гримп, и поднял бумагу, чтобы Гримп не мог читать дальше.
– Это официальный документ, – сказал он, одной рукой отстраняя Гримпа, а другой пряча бумагу. – Давай-ка уберем от него свои грязные лапы.
Гримп быстро обдумывал ситуацию. Ошиваясь в фургоне Бабушки Ваннаттел, Гримп видел лицензии в рамочках на некоторые предметы, но, конечно же, не все тридцать четыре.
– Помнишь того большого веррета без кожи, которого я поймал в прошлом сезоне? – спросил он.
Полицейский коротко взглянул на Гримпа, снова отвернулся и задумчиво вытер глаза. Сезон лова верретов откроется на следующей неделе. Сопливчик был самым страстным рыбаком во всей деревне – а прошлым летом гигантский веррет Гримпа побил двенадцатилетний рекорд долины.
– Некоторые, – сказал Гримп лениво, скользя взглядом по дороге до того места, где она исчезала в лесу, – стали бы много дней следить за человеком, поймавшим большого веррета, надеясь, что он будет настолько туп, что снова пойдет к тому омуту.
Полицейский вспыхнул и осторожно приложил платок к носу.
– Некоторые даже стали бы сидеть в стогу сена с биноклем, даже если от сена начинают чихать как сумасшедшие, – спокойно продолжал Гримп.
Полицейский залился краской еще сильнее и чихнул.
– Но тот человек не настолько туп, – сказал Гримп. – Тем более что он знает еще о двух верретах, на шесть дюймов больше, чем тот, которого он поймал.
– На шесть дюймов? – повторил полицейский немного недоверчиво – но заинтересованно.
– Точно, – кивнул Гримп. – Я на прошлой неделе снова ходил на них смотреть.
Теперь настала очередь полицейского задуматься. Гримп лениво вытащил рогатку, выудил из специального кармашка камешек и сшиб головку цветка в двадцати футах. Потом зевнул со скучающим видом.
– Ты неплохо обращаешься с рогаткой, – отметил полицейский. – Не хуже того хулигана, который на той неделе запулил в сторожевую башню на крыше школы и включил пожарную тревогу.
– Действительно, отличный выстрел, – признал Гримп.
– И который потом, – продолжал полицейский, – набросал перца на свой след, так что пес чуть не выкашлял все внутренности, когда понюхал. Страж, – добавил он многозначительно, – не отказался бы, выяснить, кто был этот хулиган, кстати говоря.
– Конечно, конечно, – сказал Гримп скучающе. Полицейский, Страж и, наверное, даже пес прекрасно знали, кто был этот хулиган, но они не смогли бы доказать это и за двадцать тысяч лет. Сопливчику просто придется осознать, что угрозы ни на дюйм не приблизят его к рекордному веррету.
Очевидно, он это осознал; он снова сел для очередного раунда раздумий. Гримп, заинтересованный в том, что полицейский выдаст на этот раз, решил просто не мешать…
И вдруг Гримп вскочил с камня.
– Вон они! – закричал он, размахивая рогаткой.
В полумиле от них на дорогу выехал, покачиваясь, большой, крашенный серебряной краской фургон Бабушки Ваннаттел, влекомый пони-носорогом, и повернул в сторону фермы. Пони увидел Гримпа, поднял свою длинную голову и проревел громогласное приветствие. Бабушка Ваннаттел привстала с козел и помахала зеленым шелковым платочком.
Гримп со всех ног побежал по дороге.
Трюк с верретами должен сработать – но лучше предупредить Бабушку Ваннаттел, прежде чем она столкнется с Сопливчиком.
Бабушка Ваннаттел слегка стегнула вожжами покрытый роговыми пластинами круп пони, уже почти поравнявшись с полицейским, который ждал на обочине дороги с проверочным списком Стража в руке.
Пони сорвался на тяжелую рысь. Фургон пронесся мимо Сопливчика к изгибу дороги, где и остановился уже на территории фермы. Гримп с Бабушкой слезли, и она быстро распрягла пони. Пофыркивая, он вразвалочку сошел с дороги на большой заболоченный луг над лощиной. Здесь он спокойно встал, охлаждая ноги.
Гримп почувствовал себя немного лучше. Фургон находился не на территории общины, и это давало Бабушке техническое преимущество. Родные Гримпа благоволили ей, и они были крепкими ребятами, которые любили послать Стража куда подальше в любой момент, когда у него не было в запасе закона, чтобы прикрыть свой тылы. Но по пути к ферме она призналась Гримпу, что, как он и боялся, у нее нет тридцати четырех лицензий. А теперь полицейский шел к ним по изгибу дороги, прочищая нос и хмурясь.
– Дай я одна с ним разберусь, – сказала Бабушка Гримпу уголком губ.
Он кивнул и побрел на луг, чтобы провести время с пони. У нее был большой опыт разбирательств с полицейскими.
– Так-так, молодой человек, – услышал Гримп обращение Бабушки к своему кузену. – Похоже, у тебя страшная простуда.
Полицейский чихнул.
– Хотел бы я, чтобы это была простуда, – сказал он покорно. – Это сенная лихорадка. Ничего не могу с этим поделать. Так, у меня тут есть список…
– Сенная лихорадка? – сказала Бабушка. – Зайди-ка в Фургон на минутку. Мы это вылечим.
– Насчет этого списка… – начал Сопливчик и остановился. – А что, у вас есть что-то, что может это вылечить? – спросил он скептически. – Я счет потерял докторам, к которым ходил, и ни один не смог помочь.
– Доктора! – сказала Бабушка. Гримп услышал, как ее каблуки стучат по металлическим ступенькам фургона. – Иди сюда, это не займет много времени.
– Ну… – сказал Сопливчик с сомнением, но последовал за ней внутрь.
Гримп подмигнул пони. Первый раунд остался за Бабушкой.
– Привет, пони, – сказал он.
Беспокойство не могло уменьшить его восхищения невероятным талантом Бабушки управляться с животными. Частично, само собой, он восхищался, потому что пони был такой огромной скотиной. Длинный и круглый, бочонок его туловища покоился на коротких ногах с широкими плоскими ступнями, которые сейчас были погружены глубоко в жидкую грязь на лугу. С одной стороны находился покрытый колючками хвост, а с другой – большая клиновидная голова, увенчанная тупым неровным рогом, расположенным между носом и глазами. От носа и до хвоста по всему телу пони был покрыт толстыми прямоугольными роговыми пластинами коричнево-зеленого цвета.
Гримп любовно похлопал зверя по твердому боку. Больше всего он любил пони за то, что тот был самым уродливым существом на Нурхате. Бабушка рассказывала, что купила его у обанкротившегося цирка, а цирк импортировал его с планеты под названием Трибел; а Трибел вроде как был миром, полным горячих болот, неистощимых, постоянно активных вулканов и сернистой вони.
Можно было предположить, что пони, всю жизнь прожив возле расплавленной лавы и под дождями из светящегося пепла, Ъчитает Нурхат спокойным местечком. И хотя у твердого выроста кости в центре его морды, изображающего рог, было не так много возможностей для самовыражения, Гримп полагал, что он выглядит вполне довольным, что его ноги погружены в прохладную грязь Нурхата.
– Ты большая толстая свинья! – сказал он нежно.
Пони высунул длинный слюнявый фиолетовый язык и аккуратно облизнул Гримпу волосы.
– Прекрати! – сказал Гримп. – Фу!
Пони довольно фыркнул, обвил язык вокруг кустика травы, вытащил его и забросил в пасть – вместе с корнями и грязью. Потом принялся жевать.
Грима взглянул на солнце и обеспокоенно обернулся, чтобы посмотреть на фургон. Если она не отделается от Сопливчика в ближайшее время, его позовут домой ужинать до того, как они с Бабушкой смогут наконец поговорить. И его не выпустят из дома вечером, когда будут светящиеся огни.
Он шлепнул пони на прощание, тихо вернулся на дорогу и сел так, чтобы его не было видно из задней двери фургона, но было слышно, что там делается.
– …так что единственное, что сейчас сможет повесить на вас Страж, – говорил полицейский, – будет обвинение в Общественной Угрозе. Если в этом году будут какие-нибудь неприятности от огней, он это попробует. Видите ли, он неплохой Страж, но он убедил себя в том, что вы вроде как виноваты в появлении этих огней каждый год.
Бабушка хихикнула.
– Ну, я пытаюсь поспеть сюда вовремя каждое лето, чтобы их увидеть, – признала она. – Но понимаю, почему он так думает.
– И, само собой, – сказал полицейский, – мы стараемся о них не шуметь. Если пойдут слухи, сюда из города ринется народ – просто поглазеть. Никто, кроме Стража, не возражает, чтобы вы были здесь, просто никому не хочется, что вокруг его фермы бродили толпы народа.
– Конечно, – согласилась Бабушка. – И, само собой, я никому про них не рассказывала.
– Все говорят, – добавил полицейский, – что прошлой ночью огней было в два раза больше, чем прошлым летом. Вот из-за чего Страж так разволновался.
Все больше нервничая с каждой минутой, Гримп затем вынужден был выслушать вежливый спор о том, сколько Сопливчик хочет заплатить Бабушке за лекарство от сенной лихорадки, тогда как она настаивала, что он вообще ничего ей не должен. В конце концов Бабушка сдалась, и полицейский заплатил – слишком много для друга семьи Гримпа. Бабушка сопротивлялась до конца. А потом наконец-то этот Добродетельный блюститель порядка спустился по ступеням Фургона, а Бабушка провожала его до двери.
– Как я выгляжу, Гримп?
Он радостно улыбался.
– Так, как будто тебе стоит иногда умываться, – бестактно ответил Гримп, потому что он быстро терял терпение с Сопливчиком. Но затем его глаза изумленно расширились.
Похоже, под слоем желтой грязи нос Сопливчика принял свою первоначальную форму, а его веки совсем не были распухшими! Более того, эти части лица теперь были не огненно-красными, а только бледно-розовыми. Короче говоря, Сопливчик снова стал почти красивым.
– Здорово, а? – сказал он. – С первого раза. И мне всего-то нужно еще раз помазаться этой мазью через час. Правильно я говорю, Бабушка?
– Правильно, – улыбнулась Бабушка от дверей, тихонько перекладывая монеты Сопливчика из одной руки в другую. – Будешь как новенький.
– И к тому же здоровенький, – сказал Сопливчик. Он благосклонно погладил Гримпа по голове. – А на следующей неделе мы пойдем ловить веррета, да, Гримп? – добавил он жадно.
– Я думаю, да, – сказал Гримп немного суховато. Он надеялся, что Сопливчик удовлетворится лекарством от сенной лихорадки и забудет о верретах.
– Договорились! – Сопливчик счастливо кивнул и, насвистывая, потащил свою грязную личность по дороге. Гримп, нахмурившись, посмотрел ему вслед и почти собрался достать рогатку и, не сходя с места, запульнуть средних размеров камешком в нижнюю заднюю часть мундира. Но, наверное, этого все-таки лучше не делать.
– Что ж, вот и все, – спокойно сказала Бабушка.
В этот момент над долиной разнесся звук пастушьего рога.
– Проклятие, – сказал Гримп. – Я знал, что становится поздно, а он только и делал, что трепал языком! Теперь меня зовут ужинать. – На глазах его выступили слезы разочарования.
– Не позволяй себе из-за этого расстраиваться, – сказала Бабушка утешительно. – Прыгай-ка сюда на минутку и закрой глаза.
Гримп запрыгнул в фургон и в ожидании закрыл глаза.
– Протяни руки, – услышал он голос Бабушки.
Он протянул руки, и она сложила их лодочкой. Затем что-то маленькое, легкое и пушистое скользнуло в них, ухватилось за большой палец Гримпа крошечными прохладными пальчиками и чирикнуло.
Глаза Гримпа широко распахнулись.
– Это лортел! – прошептал он ошеломленно.
– Это тебе! – лучезарно улыбнулась Бабушка.
Гримп потерял дар речи. Лортел смотрел на него большими голубыми глазами, расположенными на маленьком черном человеческом личике, дважды обвив своим длинным пушистым хвостом Гримпово запястье, вцепившись своими пальчиками в его большой палец, широко улыбаясь и попискивая.
– Он замечательный! – выдохнул Гримп. – А вы и правда можете научить его говорить?
– Привет, – сказал лортел.
– Пока он умеет говорить только это, – сказала Бабушка. – Но, если ты будешь терпелив, он научится.
– Я буду терпелив, – пообещал пораженный Гримп. – Я видел одного в цирке этой зимой, в Лагганде, ниже по реке. Говорили, что он умеет разговаривать, но он не сказал ни слова, пока я там был.
– Привет, – сказал лортел.
– Привет, – сдавленно выдохнул Гримп.
Снова прозвучал пастуший рог.
– Я думаю, тебе стоит бежать на ужин, а то твои рассердятся, – сказала Бабушка.
– Я знаю, – ответил Гримп. – А что он ест?
– На воле – жуков, цветы, мед, фрукты, яйца. Но ты просто давай ему то, что ешь сам.
– Ну, до свидания, – сказал Гримп. – И, черт побери, спасибо, Бабушка!
Он выпрыгнул из фургона. Лортел выбрался из его ладони, вскарабкался вверх по руке и уселся на плече, обвив свой хвост вокруг шеи Гримпа.
– Он тебя уже знает, – сказала Бабушка. – Он не убежит.
Гримп осторожно протянул руку и погладил лортела.
– Я вернусь рано утром, – сказал он. В школу не идти… Меня не выпустят после ужина, пока здесь появляются эти огни.
Рог пропел в третий раз, очень громко. И на этот раз он обещал взбучку.
– Ну, до свидания, – поспешно повторил Гримп. Он побежал, а лортел болтался на воротнике его рубашки и пищал.
Бабушка посмотрела ему вслед, затем перевела взгляд на солнце, которое своим нижним краем уже коснулось вершин холмов.
– Да и мне не помешает слегка перекусить, – отметила она, вроде бы ни к кому не обращаясь. – Но после этого мне нужно будет прошвырнуться и учинить небольшую диверсию.
Лежа бронированным брюхом в грязи, пони покачал своей большой головой, глядя на нее. Его маленькие желтые глаза смотрели вопросительно.
– А почему ты думаешь, что потребуется диверсия? – прозвучал его голос у нее в ухе. Способность к чревовещанию была одним из талантов, которые более чем оправдывали значительные расходы Бабушки на содержание пони.
– Ты разве не слушал? – спросила она сварливо. – Полицейский сказал мне, что после ужина Страж собирается вывести на холм деревенское подразделение защиты и приказать им обстрелять шаровые детекторы халпа, как только они покажутся.
Пони выругался – бессмысленно для каждого, кто не вырос на планете Трибел. Он встал, потянулся и с чмокающими звуками принялся вытаскивать из грязи ноги.
– У меня не было ни часа покоя с тех пор, как ты восемь лет назад уговорила меня шляться с тобой! – пожаловался он.
– Но ты видишь жизнь, как я и обещала, – улыбнулась Бабушка.
Пони ухватил последний огромный пучок мокрой травы.
– Вот все, что я вижу! – сказал он выразительно.
Жуя, он вышел на дорогу.
– Я буду посматривать по сторонам, пока ты ужинаешь, – сказал он.
Когда двенадцать человек из подразделения защиты, все в мундирах, стройно маршировали по дороге из деревни, чтобы занять стратегическую позицию вокруг низины на ферме отца Гримпа, неподалеку внезапно прозвучал небольшой взрыв.
Страж, который маршировал во главе отряда с ружьем на плече, ведя на поводке пса, резко остановился. Отряд сломал ряды и столпился позади него.
– Что это было? – поинтересовался Страж.
Все вопросительно смотрели на зеленые холмы долины, уже покрытые вечерними тенями. Пес сел перед Стражем, повернул морду к темному лесу и зарычал.
– Смотрите! – сказал кто-то, указывая в том же направлении.
На дороге, у самого входа в лес, вспыхнула искра ярко-зеленого света. Она быстро росла в размере, стала размером с человеческую голову – а потом еще больше! Из нее выливались дымящиеся зеленые потоки…
– Пожалуй, пойду-ка я домой, – прозвучал в этот момент чей-то благоразумный голос.
– Стоять на месте! – приказал Страж, почувствовав, что за его спиной начинается общее движение к отступлению. Старый солдат, он сорвал с плеча ружье и прицелился. Его пес встал на все свои шесть лап и вздыбил шерсть.
– Стоять! – закричал Страж зеленому свету.