Текст книги "Крестовый поход"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

– Почему ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– А мне с ними одному не справиться, если что. – Бенито вскинул голову. Уиллу показалось, что он улыбается. – Помнишь, консул сказал, что меня будет охранять рыцарь-тамплиер? Вы же для этого и призваны – защищать путников-христиан, коммандор. Если я не ошибаюсь, то именно для этой цели и был основан Темпл.

Уиллу эти речи не понравились, но он решил не связываться с увечным. Они поскакали в пустыню, оставив оруженосцев и стражей устраивать лагерь. Кони еще не сильно устали и шли хорошо. Уилл тревожно оглядывался, держа руку ближе к рукоятке меча. Солнце уже почти село, теперь его тень стала тонкой и вытянулась вперед. Бенито ехал уверенно, видимо, точно зная направление.

Будь чуть темнее, Уилл бы вообще не заметил колодец. Розовато-коричневые камни не отличались по цвету от пустыни. Они осторожно приблизились. Никого кругом не было, только одни зыбучие пески да скалы вдалеке.

– Похоже, сегодня вода достанется нам даром, – попробовал пошутить Уилл, но Бенито не откликнулся.

Уилл спрыгнул с седла и подошел к колодцу. За обваленным ободом зияла чернота. На другой стороне нашлась деревянная бадья, наполовину засыпанная песком. Дерево было серое, ломкое, а веревка старая, похожая на дохлую змею. Уилл проверил ее на прочность. Несколько волокон не выдержали, но центральная жила оказалась крепкой. Другой конец веревки был привязан к вделанному в колодец железному кольцу.

– Есть там вода? – спросил Бенито, ставя рядом бурдюки.

Уилл наклонился.

– Сейчас проверим.

Он перебросил бадью через край и пустил вниз, постепенно стравливая веревку, ожидая, когда она достигнет дна.

Какой-то неясный шум заставил его быстро оглянуться. Он увидел Бенито, метнувшегося к нему с кинжалом в руке, и едва успел увернуться от смертоносного лезвия. Кинжал пронзил воздух в нескольких дюймах от его плеча. Венецианец вскрикнул от ярости, но Уиллу удалось схватить его запястье и сжать изо всех сил. Бенито снова вскрикнул, на этот раз от боли, и выпустил оружие. Кинжал полетел в колодец следом за бадьей. Уилл отпустил руку Бенито, чтобы выхватить меч, но венецианец оказался проворнее и свирепо ударил его в грудь. Уилл упал на каменный обод колодца, успев схватиться за плащ Бенито. Подтянул его к себе. Другая рука нащупала нечто более надежное, край маски. Продержаться удалось несколько секунд, кожаный ремешок маски с треском лопнул, венецианец с хрипом качнулся вперед и ударил его головой. Падая, Уилл увидел наверху изуродованное лицо Бенито, а затем все исчезло. Он провалился в темноту. С серебряной маской в руке.

Венецианец побежал к своему коню. Другого сильно хлестнул по крупу, послав галопом прочь. Сам вскочил в седло и помчался в лагерь. Вечерний воздух приятно холодил сморщенную кожу.

– Собирайтесь! – крикнул он испуганным оруженосцам. – Быстро!

– Что случилось? – спросил один из стражей, подбегая.

– Разбойники. Они убили тамплиера.

Оруженосцев не стоило подгонять. Через десять минут они поскакали в пустыню. Обнажив мечи, стражи вглядывались в полумрак, но разбойников нигде видно не было.

Синайская пустыня, Египет 6 ноября 1288 года от Р.Х.

Его окружали тьма и холод. Ужасный, безжалостный холод. Откуда-то сочилась вода, прямо на живот. Ему казалось, что он заморожен или вообще превратился в камень. Болели кости, сильно. Когда он пытался пошевелиться, хотя бы чуть-чуть, тут же просыпалась дьявольская боль глубоко внутри. Она поднималась и затопляла собой все. Далеко наверху виднелся кружок усыпанного звездами неба.

Он то погружался в небытие, то выскальзывал из него. Иногда оказывался в Акре, но чаще снова падал в колодец. И всякий раз, приходя в сознание, видел перед собой лицо, одна половина которого была ноздреватая, сморщенная, как гнилой фрукт. Другая осталась почти невредимой и казалась до жути знакомой. Эта половина лица принадлежала Анджело Виттури. Венецианский купец был по-прежнему красив, холоден и высокомерен.

39

Порт, Акра 13 ноября 1288 года от Р.Х.

Веки Гарина затрепетали, приподнялись. Морщась, он заслонился рукой от солнца. В голове сразу начало подергивать. На него надвинулась тень.

– Ты что, не слышишь? Мы прибыли.

– Бертран, это ты? – пробормотал Гарин.

Тень не ответила и двинулась прочь, дав место солнцу, которое снова ослепило Гарина. Он сел, вытер с углов рта слюни, расправил длинную бороду. Осмотрелся, прислушиваясь к стуку в голове. Человек, поднимавшийся на ют, которого он принял за Бертрана, вовсе им не был. Просто он перепутал сон с явью. Ему снова снилось, что он где-то в пустыне, ищет что-то важное. В небе пронзительно кричали чайки. Гарин с трудом поднялся. Ах вот в чем дело. Акра. Не изменившаяся, нежеланная, непереносимая. Огромные, почти бескрайние, надменные стены окружали пространство, где, тесно сбившись в кучу, обитали больше ста двадцати тысяч человек. Рыцари, короли, головорезы, шлюхи, купцы, ремесленники, священники, безумцы, погрязшие в своих грехах и тайнах. Боже, как он все это ненавидел.

Гарин проковылял к своему мешку, забросил на плечо и, никого не замечая, нетвердой походкой направился к сходням. Несмотря на жаркое солнце, его знобило. Он двинулся вдоль пристани к воротам. Смрад от гниющих на солнце рыбьих внутренностей заставил желудок протестовать. Гарин прислонился к стене, попробовал вызвать рвоту. Не получилось, желудок был пуст. Де Лион не ел по-настоящему несколько недель, лишь накачивал себя вином и пивом.

Гарин опустил мешок и порылся в нем, ища припрятанный бурдюк с вином. С облегчением нашел. Высунувшийся вместе с бурдюком футляр с пергаментным свитком он со злостью запихнул обратно.

Папа Николай пришел в восторг от обещания Эдуарда возглавить Крестовый поход, когда появится возможность. Такие же заверения дал и король французский Филипп. Его святейшество повелел передать Эдуарду, что намерен послать легатов по всему Западу, чтобы они призывали граждан примкнуть к Крестовому походу за освобождение Иерусалима. Как после Клермонского собора две сотни лет назад, когда папа Урбан II призвал к Первому Крестовому походу.

Гарин угрюмо усмехнулся. Второе письмо подождет. Нельзя же идти на встречу с Уиллом трезвым. Из бурдюка удалось вытряхнуть лишь несколько капель. Он выругался, осмотрелся, остановил взгляд на тавернах и, пошатываясь, направился к ним, минуя нескольких тощих шлюх, которые охотились в порту. Ни одна из них не дошла до такой крайней нужды, чтобы его окликнуть.

Фустат Мизр, Каир 13 ноября 1288 года от Р.Х.

По извилистым переулкам двигались двое, минуя пыльные фасады, низкие дверные проходы, зарешеченные окна. Теплый воздух, напоенный запахами жареного мяса и пряностей, оглашался плачем младенцев и женскими возгласами.

– Куда мы идем? – спросил один, его голос приглушала куфия.

– Почти пришли, – ответил другой, сворачивая в еще более тесный и темный переулок.

Прямо за дверью висела занавесь, которую нужно было отвернуть, чтобы войти. Помещение освещали масляные фонари. Люди за столами играли в шахматы, рядом с деревянными мисками и глиняными кружками. Один человек стоял, оперевшись спиной о стену. Когда они сели в самом дальнем углу, он кивнул и исчез, а вскоре вернулся и поставил на стол кувшин и две кружки.

– Это вино? – произнес Назир, угрюмо глядя на кувшин.

– Я не предлагаю тебе его пить, – ответил Анджело на чистом арабском и наполнил кружки. Одну толкнул Назиру.

– Бейбарс закрыл таверны много лет назад. Неужели это все мусульмане? – Назир оглядел зал.

– Султан Бейбарс уже давно ушел в мир иной. – Анджело приподнял матерчатую маску и глотнул вина.

Назиру хотелось отвернуться. Он не мог видеть этот обезображенный рот и ноздреватую щеку.

– Что с тобой случилось?

Анджело поставил кружку.

– Тамплиеры. Пытались меня сжечь. Как видишь, это им удалось лишь частично.

Назир покачал головой.

– Помнишь, ты пришел ко мне тогда в Акре? – Анджело усмехнулся. – А это случилось в тот же день, поздно вечером.

Назир хорошо помнил тот день, одиннадцать лет назад, когда Калавун послал его в Акру предупредить Уилла, что его ищет Бейбарс. Тогда Назир в очередной раз его предал. Он встретился не с Уиллом, а с Анджело и рассказал венецианцу, как Кемпбелл сорвал их замысел и спас камень. И потребовал обещанное вознаграждение. Но Анджело ничего не дал. Раз план не удался, значит, никакого вознаграждения не будет. Назир был подавлен. Все надежды на свободу рухнули.

– Я пришел расквитаться с великим магистром, – продолжил Анджело, не замечая состояния Назира, и снова поднял кружку. – Но убить его не получилось. А вечером, когда мой отец собрал остальных заговорщиков в заброшенной церкви, де Боже нас достал. – Анджело пригубил вина. – Туда запустили греческий огонь. Начался пожар, часть церкви обрушилась, под обломками погибли мой отец и все остальные. Но мне повезло. Я вылез в самый последний момент через открывшуюся дыру в стене.

– И остался в Акре?

Анджело снова поднес кружку к губам.

– Да, залечивал раны. А состоянием моей семьи завладел Темпл. – Он покачал головой. – В ту ночь мы потеряли огромное богатство и всю торговлю на Востоке, которой занимались четыре поколения нашей семьи. Я направился в Венецию, куда бежали мои близкие, и попытался восстановить, что можно. Вернулся два года назад с намерением возобновить дела здесь. На Западе торговцу невольниками нечего делать. Нельзя продавать христиан христианам. Нужны покупатели – монголы, тюрки, арабы. Ладно. – Он посмотрел на Назира. – Ты сделал, что я просил в письме?

В Назире вскипела злость.

– А зачем вообще было это письмо? – спросил он, повысив голос. Несколько игроков в шахматы оглянулись. – Какое у тебя право? Мне следовало пойти с этим письмом к султану Калавуну.

Анджело удивленно вскинул глаза и рассмеялся:

– И чего же ты не пошел к нему, Назир? Почему не признался в своем предательстве? Я думаю, Калавун бы тебя за это не похвалил.

– Ты обещал мне свободу. Я потерял брата.

– Свободу? Для этого тебе не нужен я. Ты мог ее получить в любой момент.

– А деньги?

– Денег много в сундуках твоих хозяев, – ответил Анджело. – Но ты не сбежал. Почему, Назир? – Он наклонился вперед. – Молчишь? Тогда я скажу. Ты боишься свободы.

Венецианец попал в точку. Для Калавуна и остальных Назир был преданным мамлюком и правоверным суннитом, но в своем сердце он их ненавидел. И чем сильнее он ненавидел мамлюков, тем больше становился похожим на них.

Назир отомстил за брата, убив эмира Ишандьяра, и одно время подумывал расправиться с самим Калавуном, но не решился. И вовсе не потому, что питал к султану какие-то теплые чувства. Нет. Он побоялся убить Калавуна, поскольку тогда ему пришлось бы бежать. А вскормленное в неволе животное, вырвавшись на свободу, чаще всего погибает. Тюрьма, в которой Назир провел столько лет, стала ему домом. Анджело прав, он действительно боялся покинуть ее стены.

– Тогда зачем я должен тебе помогать? – пробормотал он. – Что ты можешь мне предложить?

– Всего лишь жизнь, – отозвался Анджело.

– Что это значит?

– Не горячись, Назир. Вспомни, как мы славно ладили многие годы, когда я поставлял тебе мальчиков для полка Мансурийя. Мне очень не хочется тебе угрожать, но если ты меня вынудишь, то придется.

– Чем угрожать? – прохрипел Назир, двигая руку к мечу.

Проследив за его движением, Анджело понимающе кивнул.

– Попробуй догадаться, что сделает Калавун, когда узнает о твоем предательстве. – Он понизил голос до шепота. – Узнает, как ты участвовал в подготовке похищения Черного камня, предав свою веру. Как написал Кайсану и уговорил его отвести рыцарей в Мекку.

– Ты заставил меня это сделать! Сказал, что иначе убьешь моего брата!

– А кто нашел твоего брата, Кайсана, о котором ты ничего не знал? Я, Назир. Так что ты мой должник. Я потратил на это целый год. Забыл, как ты меня умолял и радовался потом?

– А за это я согласился покупать невольников для войска мамлюков только у тебя. Так что мы квиты.

– Но теперь твоя жизнь в моих руках, – усмехнулся Анджело.

– Посмотрим, – крикнул Назир, выхватывая меч.

Стало слышно, как сзади отодвигаются табуреты. Двое посетителей таверны оставили свои шахматы и встали. Откуда ни возьмись появился подавальщик с большой дубинкой, утыканной железными шипами.

– Садись, Назир, – приказал Анджело. – Если начнешь бузить, то живым отсюда не выйдешь. У меня в этом городе еще сохранились друзья.

Тяжело дыша, Назир вложил меч в ножны и сел. Подавальщик опустил дубинку.

Анджело откинулся спиной на стену.

– Если бы все пошло, как я задумал, ты бы непременно получил обещанные деньги. Сбежал бы и соединился с братом. Но все сорвалось. Ты потерял брата, а я отца. И к тому же вообще чудом выжил. Мы оба пострадали, Назир. Но зачем поддаваться прихотям судьбы? Давай попробуем что-то изменить. Еще не поздно, Назир. И я опять спрашиваю: ты сделал, о чем говорилось в письме?

Назир молчал, вспоминая пробуждение хрупкой надежды при чтении письма Анджело. Надежды, которую он давно похоронил. Затем едва слышно произнес:

– Да. Я написал фальшивые донесения и проследил, чтобы Калавун их получил.

Анджело подался вперед.

– Значит, теперь Калавун верит, что франки в Триполи, переводимые Генуей, замышляют против него? Тогда я завтра отправлюсь в Цитадель и попрошу аудиенции с султаном. А ты поможешь его уговорить.

– На что уговорить? В твоем письме об этом ничего не сказано.

– Назир, мы с тобой должны постараться, чтобы султан Калавун разгромил Триполи и чтобы жителей там осталось меньше, чем в этой комнате. – Анджело залпом осушил кружку с вином. – И тогда наверняка мы оба получим то, что хотим.

Венецианский квартал, Акра 13 ноября 1288 года от Р.Х.

Это случилось в конце дня, который Гарин не помнил как провел. Он дернулся, просыпаясь, с трудом сел. На него сверху смотрела девочка с умными глазами и серьезным лицом. Щеки румяные, будто она бежала. Золотистая прядь выбилась из-под чепца. Девочка нетерпеливо запихнула ее за ухо и, не отрывая от него глаз, сказала что-то на непонятном языке. Наверное, итальянском.

Гарин огляделся и увидел, что сидит на земле, прислонившись к стене. Где – неизвестно.

Он откашлялся.

– Извиняюсь, но я…

– Ты говоришь по-английски, – сказала девочка, с легкостью меняя языки.

– Откуда ты? – спросил Гарин.

– Я здесь живу, – ответила девочка, показывая пальцем.

Он глянул на голубую дверь и сразу понял, почему здесь оказался.

– А откуда ты? – спросила она.

– Роуз!

Девочка оглянулась. К ней спешила стройная женщина с двумя корзинками.

– Я же говорила, не беги вперед. – Она с опаской посмотрела на Гарина и протянула девочке одну корзинку. – Пошли в дом.

– Элвин.

Она вгляделась в человека, которого вначале приняла за нищего. В его внешности не было ничего знакомого, и откуда он знает ее имя, казалось необъяснимым. Грязная одежда, длинные спутанные волосы, борода, сухие, потрескавшиеся губы. От него пахло элем и морем. Затем она взглянула в его темно-голубые глаза и охнула.

Гарин понял, что она его узнала, и с трудом поднялся на ноги.

– Иди в дом, Роуз, – произнесла Элвин напряженным голосом.

– Но, мама… – начала девочка.

– Иди!

Девочка, испуганная тоном матери, сердито повернулась и толкнула дверь.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Элвин, разглядывая Гарина.

– Прибыл с важным наказом от короля, – ответил Гарин, пытаясь выпрямиться. Он сознавал, что его голос звучит слегка невнятно, и пытался это исправить. – Вначале побывал в Риме у папы. Король Эдуард намерен начать новый Крестовый поход.

– Нет, – сказала она, отрицательно качая головой, – что ты делаешь здесь, у моего дома?

Гарин посмотрел на дверь, за которой исчезла девочка. Дверь осталась приоткрытой.

– Это твоя дочка? – спросил он, переводя взгляд на Элвин. – Ты все еще с Кемпбеллом?

– Да, – резко ответила Элвин, прижимая к себе корзинку.

– Ее зовут Роуз?

Гарин посмотрел на дверь и, заметив там какое-то шевеление, крикнул:

– Привет, Рози!

– Оставь ее в покое, Гарин, – яростно бросила Элвин, подошла к двери и загородила ее спиной. – Мы не хотим иметь с тобой ничего общего.

Она как будто собиралась добавить что-то еще, но передумала и вошла, захлопнув за собой дверь.

Гарин остался на улице, не зная, что делать. Затем поднял мешок и пошел прочь. Когда дом почти скрылся из виду, он оглянулся. В голове звучал голос Элвин: «Мы не хотим иметь с тобой ничего общего». В этой фразе было что-то странное. Вначале он не мог понять, потом догадался. «Мы не хотим». «Мы».

40

Цитадель, Каир 14 ноября 1288 года от Р.Х.

– Мой султан, благодарю вас за оказанную милость, позволение предстать перед вами. – Анджело метнул взгляд в сторону Назира, который стоял у подножия помоста с несколькими придворными. Сириец, насупившись, смотрел прямо перед собой.

– Ты сказал моим советникам, что твое дело спешное. – Калавун внимательно рассматривал венецианца. – Отчего ты скрываешь лицо?

– Я побывал в пожаре, мой султан, – ответил Анджело, коснувшись шелковой маски. – Чуть не сгорел. Но это случилось давно, мой султан.

– И что привело тебя сюда?.. – Калавун вопросительно глянул на советника, стоящего рядом с Анджело.

– Бенито, мой повелитель, – сказал советник. – Его зовут Бенито ди Оттавио.

– Я посланец консула Венеции в Акре, мой султан. Мы в тревоге после недавней смены власти в Триполи.

Калавун кивнул.

– Мои советники говорят, что тут замешана Генуя.

– Это верно, мой султан. За поддержку общины Генуя потребовала привилегий. Эти привилегии подтвердила и принцесса Люсия, недавно ставшая правительницей Триполи. Теперь Генуя получила во владение почти все графство вместе с портом. Мы, венецианцы, весьма этим удручены. Триполи – важный торговый порт, и, значит, все, кто ведет торговлю на Востоке, будут зависеть от Генуи. Включая и Египет.

– Это неприятная новость. Но что Венеция хочет от меня?

– Консул просит вашего вмешательства, мой султан. – Анджело вытащил из сумки свиток с печатью консула. Советник принял у него свиток и передал султану. – Консул полагает, – продолжил Анджело, – что оно поможет уладить дела без войны.

Услышав в речи венецианца нотки сомнения, Калавун оторвал глаза от свитка.

– Но ты не разделяешь мнение своего консула?

– О да, мой султан. Я думаю, война все равно будет, вмешаетесь вы или нет. Генуэзцев изгнали из Акры после распри за монастырь Святого Саввы, и они затаили злобу. Заключив союз с Византийской империей, Генуя стала главенствовать на торговых путях в Черном море и в торговле с Монгольской империей. А теперь, завладев графством Триполи, ее власть станет поистине огромной. Но на этом Генуя не остановится. Мне доподлинно известно: у них есть планы захватить и ваши земли, мой султан.

При этих словах придворные в зале насторожились и обратили глаза на Анджело.

– Что за планы? – спросил Калавун.

– Генуя намерена захватить Александрию, мой султан, чтобы главенствовать на торговых путях в Египет. Для этого они тайно построили военный флот. Он уже почти готов. Община Триполи согласна с этим планом, и уже несколько месяцев там собирают войско.

Придворные начали оживленно переговариваться. Высокий молодой человек с серьезным лицом и длинными каштановыми волосами хмуро молчал. Назир, как и прежде, смотрел прямо перед собой.

– Тихо, – крикнул Калавун и пристально взглянул на венецианца. – Как Генуя и община Триполи надеются захватить Александрию, не говоря уже о том, чтобы ее удержать? У них не так много войска.

– Генуэзцы верховодят на торговых путях в Черном море, мой султан. И у них союз с монголами, которые помогут Генуе захватить и удержать Александрию. И не исключено, – твердо добавил Анджело, – даже Каир.

Калавун долго молчал. Затем поднял свиток.

– Почему консул не написал мне об этих планах Генуи? Он о них не знает?

– Несомненно, знает, мой султан, но, я полагаю, его тревожит, что вы пойдете на Триполи.

– А тебя это не тревожит, Бенито ди Оттавио?

– Напротив, мой султан, я побуждаю вас сделать это. Генуя не станет слушать уговоры. А у меня большие торговые дела с Египтом.

– И что у тебя за дела?

– Я торгую невольниками, мой султан. Продаю их мамлюкам. С давних пор. Если Генуя захватит Александрию, я разорюсь. Сейчас генуэзцы прочно обосновались в Триполи. Их надо оттуда изгнать, и они присмиреют.

Калавун откинулся на спинку трона.

– Но если я пойду на Триполи, то тем нарушу мирный договор с христианами.

– Разве замыслы Генуи захватить Александрию не отменяют этот мирный договор, мой султан? – быстро спросил Анджело и бросил взгляд на Назира.

– Это правда, мой повелитель, – подал голос Назир. – Если франки готовятся пойти на тебя, то они уже нарушили мирный договор.

– Мой повелитель, дозволь сказать мне, – произнес один придворный.

– Говори, эмир Давуд.

– Этот чужестранец, – показал он на Анджело, – удостоверяет то, что доносят нам из вечерних стран. Мы знали, что франки строят корабли. Теперь знаем зачем. Мы тревожились, что монголы и франки заключат союз. И теперь видим, что наша тревога не напрасна. Надо действовать.

Лицо Калавуна окаменело. Рука смяла свиток.

– Почему ты ко мне пришел? – неожиданно спросил он, посмотрев на Анджело.

– Мой султан, я опасаюсь разориться из-за действий Генуи и…

– Нет, – прервал его Калавун, – какая тебе от этого польза? Почему ты единственный из купцов пришел ко мне с этим? Разве другие не боятся разориться?

– Это правда, мой султан, в этом у меня есть особый интерес. Ведь я продаю мамлюкам невольников.

– Если я возьму Триполи, то мне не надо будет их покупать.

– Да, мой султан, но я готов помочь вашему войску войти в Триполи. У меня там есть свои люди, и они откроют ворота. Не потребуется долгая осада. В награду я прошу отдать мне каждого десятого из тех, кого вы захватите.

– Но ты христианин и, значит, просишь у меня только мусульман? – спросил Калавун угрожающим тоном.

– Нет, мой султан, я прошу только христиан, – ответил Анджело. – Которых с выгодой продам монголам.

Калавун долго молчал. Затем наконец поднял голову.

– Удалитесь все. Мне нужно подумать.

В последний раз взглянув на Назира, Анджело вышел из тронного зала.

На помосте остался лишь Халил.

– Ты должен это сделать, отец, – твердо сказал он. – Должен. Так думают все эмиры. Ты пока не желал замечать донесения, в которых говорилось, что Генуя строит флот. Но теперь знаешь, для чего им нужны эти корабли. Это знают и эмиры, и они будут недовольны, если ты не пойдешь на Триполи. Вспомни, к чему приводит недовольство эмиров. Сколько султанов до тебя лишились жизни. – Халил подошел к трону. – Не давай им повода.

Калавун пожал плечами:

– Скажи мне, почему поддерживать мир так трудно, а развязать войну легко?

– Потому что нам не нужен мир с христианами, – ответил Халил. – Они неверные. Вторглись на наши земли, разрушили мечети, убили людей. И они не хотят мира с нами. Им нужна наша земля, наши богатства. Подумай об этом, отец. – С этими словами Халил спустился с помоста и вышел из зала.

– Твой сын прав, мой повелитель, – произнес стоявший неподалеку Назир. – Весть о планах Генуи взбудоражит твой двор.

– Может быть, стоит переговорить с франками из Акры, и тогда…

– У тебя нет на это времени, мой повелитель. В последних донесениях сказано, что флот Генуи почти готов. К тому же франки везде одинаковы. Что в Триполи, что в Акре.

– Выходит, у меня просто нет выбора? – пробормотал Калавун, отбрасывая в сторону смятый свиток.

– Да, мой повелитель, – ответил Назир, не сводя глаз с усталого лица султана. – Я думаю, у тебя нет выбора.

Синайская пустыня, Египет 31 декабря 1288 года от Р.Х.

Уилл застонал, зажатый стенами. Не хватало воздуха. Он попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь слабенький писк. Вдобавок по нему ползали какие-то гнусные твари и больно кусали. А сверху за ним следил пристальный глаз, становившийся все ярче и ярче. Скорей бы снова наступила тьма и пришел холод. Он молился, чтобы это случилось. Терпеть этот взгляд не было сил. Он молился и молился, но свет становился ярче и горячее. Лицо и руки уже покрылись волдырями, еще чуть-чуть, и в нем закипит кровь.

Уилл проснулся, судорожно переводя дух. Долго смотрел в потолок шатра. Затем полы раздвинулись, и вошел человек. Уилл так и не узнал его имени и называл его, как все остальные, шейх, что означало – учитель.

Шейх кивнул Уиллу:

– Как ты?

– Лучше, – ответил Уилл и бросил взгляд на свою правую ногу, обложенную деревяшками, обвязанными веревкой. Одна деревяшка, шире и толще остальных, была подложена под икру, две другие стояли по бокам. – Сегодня я хочу попробовать встать.

– Рано, – отозвался шейх.

– Но мне очень нужно добраться до Каира, – расстроенно проговорил Уилл.

– Еще семь дней, – спокойно заключил шейх, – и ты окрепнешь.

Уилл снял с шеи цепочку с золотым кольцом и Святым Георгием:

– Возьми.

Шейх покачал головой:

– Нет.

– Но ты спас мне жизнь.

Шейх вздохнул и опустился на циновку рядом с Уиллом, скрестив длинные ноги.

– Ты бы оставил раненого умирать в пустыне?

– Нет, но…

– Ты бы спас его за деньги?

– Нет.

– Тогда почему ты ожидаешь это от меня? Я тоже за спасение жизни плату не беру, христианин. Мы кочевники, а не купцы. И уж конечно, не воры. – Шейх усмехнулся. – Мертвец отравил бы колодец. Поэтому и для нас хорошо, что ты выжил. Тебе повезло, сейчас сухой сезон и мои люди услышали крики.

– Прости, я не хочу тебя обидеть, – сказал Уилл, продолжая протягивать цепочку. – Но мне нужен верблюд, чтобы добраться до Каира. Возьми.

– У тебя только прошла горячка. Ты еще слабый, нога не зажила, – возразил шейх.

Уилл посмотрел в угол, где на песке были аккуратно сложены его вещи. Фальчион в ножнах и одежда. Когда его вытащил из колодца бедуин, он был весь покрыт коркой грязи, смешанной с кровью и насекомыми. Нога оказалась сломана в двух местах. Уилл бредил и не помнил, как его вытаскивали, как везли в становище, как шейх выправлял ногу, ставил кости на место. Сколько времени он провел в становище, Уилл тоже не знал, но догадывался, что не меньше месяца.

Рядом с его одеждой лежал и кинжал с серебряной рукояткой, который Анджело уронил в колодец. И его серебряная маска. Уилл заметил, что бедуины опасливо косятся на маску. Может быть, они чувствовали зло человека, который ее носил.

– Мне нужно в Каир, – сказал Уилл, – чтобы предупредить об опасности. Человек, толкнувший меня в колодец, сделал это не только из мести. Он замыслил большое злодейство, а я мог ему помешать. Наверное, это злодейство уже случилось, но все равно я должен идти в Каир.

Шейх посидел молча, потом поднялся. В его руке был кинжал. Он склонился над Уиллом и ловко перерезал крепления деревяшек.

– А это убери. – Он показал на цепочку и встал. – Тебя проводит до Каира один из моих людей. – Шейх вскинул руку. – Ну что ж, давай посмотрим, сумеешь ли ты ходить.

Венецианский квартал, Акра 5 января 1289 года от Р.Х.

Гарин долго слонялся под дождем в переулке у Шелковой улицы. Откинув капюшон промокшего плаща, он внимательно рассматривал спешивших домой после трудового дня прохожих. И наконец дождался. Вот и Элвин. Она прошла мимо, опустив голову, сторонясь льющихся с крыш потоков воды. Гарин собирался ее окликнуть, но не мог себя заставить. И просто пошел за ней.

Он следил за Элвин уже много недель. Изучил все переулки вокруг Шелковой улицы. Подходил к ее дому, наблюдал исподтишка на базаре, когда она приходила покупать продукты. Это превратилось у него в манию, которая с каждой неделей становилась все острее. После той встречи в первый день в Акре он побывал в прицептории, где ему сказали, что коммандор Кемпбелл отбыл по делам, а когда вернется – неизвестно. Гарин обосновался в портовом постоялом дворе и проводил время в тавернах и борделях. Не переставая думать об Элвин и о ее словах.

Однажды во время соития с очередной унылой шлюхой в сознании Гарина вдруг возник образ Элвин. Она лежала под ним с закрытыми глазами. С этого все и началось. На следующий день он начал следить за ее домом. Она пошла с дочкой на базар, и Гарин последовал за ними. Роуз шла вприпрыжку рядом с матерью, время от времени махая рукой знакомым, которых у нее, похоже, здесь было много. В тот вечер, сидя с кружкой, Гарин впервые серьезно задумался. Золотоволосая девочка походила на Элвин, но в ней совсем не присутствовала темная масть Уилла. Он прикинул, что девочка не старше двенадцати, и значит… Он вспомнил, как вела себя Элвин, когда увидела его, как начала торопить дочку в дом, как сказала в конце: «Оставь ее в покое, Гарин. Мы не хотим иметь с тобой ничего общего». Кто они, эти «мы»? Вряд ли она имела в виду Уилла. Значит, только себя и Роуз. Такая возможность казалась ему вначале призрачной, но с каждым днем после слежки за Элвин и ее дочерью она прояснялась все сильнее, пока наконец не превратилась в твердую уверенность.

Гарин шлепал за ней по грязи, ежась под дождем. Сегодня он был трезвый, в первый раз за много недель. Даже побывал у цирюльника, подстриг волосы и бороду. Он больше не выглядел нищим, но в душе чувствовал себя таким. Заготовленные слова казались ему просительными и раболепными, и теперь, недалеко от дома Элвин, он пожалел, что не пропустил рюмочку или две для храбрости. Вот уже и голубая дверь. Еще миг, и она исчезнет за ней. А у него в голове все крутились и крутились вопросы.

– Элвин!

Она быстро повернула забрызганное дождем лицо. Увидела его и чуть расширила глаза. В них не было особого удивления, а какая-то странная тревожная покорность. Будто она знала, что этот момент наступит, и страшилась его.

– Погоди, – крикнул Гарин, когда она потянулась к двери. Он подбежал и схватил ее за руку.

– Я же сказала тебе, оставь меня в покое. – Элвин стряхнула с облепившего голову чепца капли дождя. Сквозь ставшую прозрачной ткань он видел ее дивные волосы. – Нам не о чем говорить.

– Есть. В тот день, Элвин, когда ты пришла ко мне во дворец, когда мы…

Элвин опустила глаза.

– Не надо, Гарин, прошу тебя! Я этого не перенесу. – Она попыталась вырвать руку. – Пожалуйста, уйди.

– Ты ведь не рассказала Уиллу? – Его тон стал тверже. Ее страдание неожиданно стало Гарина раздражать. – Не рассказала, как лежала со мной? – Он сдавил пальцами ее запястье. Злость взяла верх. – Ничего не сказала о Роуз? Он ведь не знает, правда?

Когда Гарин произнес имя дочери, Элвин побледнела. Затем сильно ударила свободной рукой его по лицу. От неожиданности он ее отпустил, и она отстранилась, потирая запястье, где остался след.

– Не смей говорить о моей дочери, – произнесла она стальным голосом. – Я не хочу, чтобы ты подходил к ней. Слышишь? Никогда! – Гарин стоял, прищурившись на нее. Она замолкла и опустила глаза. – Я тогда согрешила, сильно, и замаливаю этот грех с тех пор каждый день. К сожалению, то, что случилось, изменить невозможно. Но я люблю Уилла, и мы счастливы. Я не та женщина, которая тебе нужна, Гарин. Надеюсь, ты еще найдешь свою. – Она раскрыла дверь.