Текст книги "Паломничество на Землю"
Автор книги: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 92 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
– Знаете что? – после короткого молчания произнес полковник. – Я по-прежнему думаю, что вы искусный обманщик.
– Разумеется, – согласился Детрингер. – Вопрос лишь в том, насколько вы в этом уверены.
– Чертовски уверен, – мрачно заявил Кеттельман.
– Достаточно ли этого? Для требований вашей безопасности, я имею в виду. Взгляните – если я говорю правду, то причины, побудившие вас вчера оказать мне помощь, равно значимы и сегодня. Вы согласны?
Полковник неохотно кивнул.
– В то же время от вашей помощи не будет вреда, даже если я лгу. Вы просто выручите попавшее в беду существо, сделав тем самым и меня, и моих соотечественников своими должниками. Вполне многообещающее начало для дружбы. А если учесть, что оба наши народа рвутся в космос, скорая встреча неминуема.
– Положим, – проговорил Кеттельман. – Но я могу бросить вас здесь, отсрочив тем самым первый официальный контакт, пока мы не будем лучше подготовлены.
– В ваших силах попытаться отсрочить контакт, – заметил Детрингер, – но он может произойти в любую минуту. Сейчас вам предоставляется счастливая возможность начать его удачно. Другого такого случая может не подвернуться.
– Гммм, – пробормотал Кеттельман.
– У вас есть самые веские основания помочь мне, даже если я вру. Но ведь не исключено, что я говорю правду. В последнем случае ваш отказ выглядит крайне недружелюбно.
Полковник раздраженно мерил шагами узкую комнату. Потом он бешено сверкнул глазами и рявкнул:
– Вы чересчур ловко спорите!
– Просто мне повезло, – произнес Детрингер. – Логика на моей стороне.
– Он прав насчет логики, – вставил переводящий компьютер С-31.
– Молчать!
– Я считал своим долгом указать на данный факт, – не унимался С-31.
Полковник остановился и потер лоб.
– Детрингер, уйдите, – устало проговорил он. – Я пришлю топливо.
– И не пожалеете! – заверил Детрингер.
– Я уже жалею, – отозвался Кеттельман. – Пожалуйста, уйдите.
Детрингер поспешил на корабль и поделился с Ичором добрыми вестями. Робот удивился.
– Я думал, он не согласится.
– Он тоже так думал, – сказал Детрингер. – Но я сумел его убедить.
И он передал Ичору свой разговор с полковником.
– Значит, вы солгали, – печально произнес Ичор.
– Да. Но Кеттельман знает, что я лгал.
– Тогда почему же он помогает?
– Из опасения, что я все-таки говорю правду.
– Но ведь ложь – преступление.
– Не больше, чем бросить нас здесь. Однако мне надо поработать. Сходил бы ты на поиски съестного!
Слуга молча повиновался, а Детрингер сел за звездный атлас в надежде найти место, куда лететь, – если, конечно, ему вообще удастся улететь.
Наступило утро, солнечное и радостное. Ичор пошел на корабль землян играть в шахматы со своим новым приятелем роботом-посудомойщиком. Детрингер ждал топлива.
Его не особенно удивило, что топлива все не присылали, хотя и прошел полдень, но и хорошего в этом было мало. Он прождал еще два часа, а затем отправился на «Дженни Линд».
Его приход, казалось, не явился неожиданностью Детрингеру сразу предложили пройти в офицерскую. Полковник Кеттельман расположился в глубоком кресле, по сторонам которого замерли вооруженные солдаты. Строгое выражение лица не скрывало злорадства. Тут же с непроницаемым видом сидел капитан Макмилан.
– Ну, Детрингер, – начал полковник, – что сейчас вы хотите?
– Я пришел просить обещанное мне топливо, – сказал ферлангец. – Но вижу, вы не собираететсь сдержать свое слово.
– Напротив, – возразил полковник. – Я самым серьезным образом собирался помочь представителю вооруженных сил Ферланга. Но передо мной вовсе не он.
– А кто же? – спросил Детрингер.
Кеттельман подавил саркастическую усмешку.
– Преступник, осужденный верховным судом своего собственного народа. Передо мной уголовный элемент, чьи вопиющие правонарушения не имеют равных в анналах ферлангской юриспруденции. Существо, которое своим чудовищным поведением заслужило высшую меру наказания бессрочное изгнание в бездны космоса. Или вы смеете это отрицать?
– В настоящий момент я ничего не отрицаю и не подтверждаю, – сказал Детрингер. – Прежде всего я хотел бы осведомиться об источнике вашей поразительной информации.
Полковник Кеттельман кивнул одному из солдат. Тот открыл дверь и ввел Ичора и робота-посудомойщика.
– О хозяин! – воскликнул механический слуга. – Я поведал полковнику Кеттельману об истинных обстоятельствах, которые привели к нашей ссылке. И тем самым приговорил вас! Я молю о привилегии немедленного самоуничтожения в качестве частичной расплаты за свое вероломство.
Детрингер молчал, лихорадочно соображая.
Капитан Макмилан подался вперед и спросил:
– Ичор, почему ты предал своего хозяина?
– У меня не было выбора, капитан! – вскричал несчастный. – Ферлангские власти, прежде чем позволить мне сопровождать его, приказали наложить на контуры моего мозга определенные приказы и закрепили их хитроумными схемами.
– Каковы же эти приказы?
– Они отводят мне роль тайного надзирателя. Мне приказано принять необходимые меры, если Детрингер каким-то чудом сумеет избежать кары.
– Вчера он мне обо всем рассказал, капитан, – не выдержал робот-посудомойщик. – Я умолял его воспротивиться этим приказам. Уж очень все это неприглядно, сэр, если вы понимаете, что я хочу сказать.
– И в самом деле, я сопротивлялся, сколько мог, продолжал Ичор. – Но чем реальнее становились шансы моего хозяина на спасение, тем сильнее проявлялись приказы, требующие его предотвращения. Меня могло остановить лишь удаление соответствующих цепей.
– Я предложил ему операцию, – вставил робот-посудомойщик, – хотя в качестве инструмента в моем распоряжении были только ложки, ножи и вилки.
– Я бы с радостью согласился на операцию, – продолжал Ичор. – Более того, я уничтожил бы себя, лишь бы не произносить слов, поневоле рвущихся из предательских динамиков. Но и это оказалось предусмотренным – на самоуничтожение тоже наложили строжайший запрет, как и на мое согласие на вмешательство в схемы, пока не выполнены государственные приказы. И все же я сопротивлялся, пока не иссякли силы, тогда мне пришлось явиться к полковнику Кеттельману.
– Вот и вся грязная история, – обратился Кеттельман к капитану.
– Не совсем, – тихо произнес капитан Макмилан. – Каковы ваши преступления, Детрингер?
Детрингер перечислил их бесстрастным голосом – свои действия чрезвычайной непристойности, свой проступок преднамеренного ослушания и, наконец, проявление злобного насилия.
Ичор кивал с несчастным видом.
– По-моему, мы слышали достаточно, – резюмировал Кеттельман. – Сейчас я вынесу приговор.
– Одну минуту, полковник, – капитан Макмилан повернулся к Детрингеру: – Состоите ли вы в настоящее время или были когда-нибудь на службе в вооруженных силах Ферланга?
– Нет, – ответил Детрингер, и Ичор подтвердил его ответ.
– В таком случае находящееся здесь существо является гражданским лицом, – сказал капитан Макмилан, – и подлежит суду гражданских властей.
– Не уверен, – произнес полковник.
– Положение абсолютно ясное, – настаивал капитан Макмилан. – Наши народы не находятся в состоянии воины. Он должен предстать перед гражданским судом.
– И все же, насколько я понимаю, этим делом следует заняться мне, – сказал полковник. – Я лучше разбираюсь в подобных вещах, чем вы, сэр, – при всем к вам уважении.
– Судить буду я, – отчеканил капитан Макмилан. – Если, конечно, вы не решите силой захватить командование кораблем.
Кеттельман покачал головой:
– Я не собираюсь портить свое личное дело.
Капитан Макмилан повернулся к Детрингеру.
– Сэр, вы должны понять, что я не вправе следовать личным симпатиям. Ваше государство вынесло приговор, и с моей стороны было бы неблагоразумно, дерзко и аполитично отменять его.
– Чертовски верно, – сказал Кеттельман.
– Поэтому я подтверждаю осуждение на вечное изгнание. Но я прослежу за его исполнением более строго, чем это было сделано ранее.
Полковник широко ухмыльнулся. Ичор в отчаянии всхлипнул. Робот-посудомойщик пробормотал: «Бедолага!». Детрингер стоял спокойно, твердо глядя на капитана.
– Решением сего суда обвиняемый обязан продолжить ссылку. Более того, суд определяет, что пребывание обвиняемого на этой приятной планете противоречит духу приговора ферлангских властей, смягчает наказание. Следовательно, Детрингер, вы должны немедленно покинуть сие убежище и вернуться в необъятные просторы космоса.
– Так ему и надо, – сказал Кеттельман. – Знаете, капитан, я не думал, что вы окажетесь на это способны.
– Я рад, что вы одобряете мое решение. Поручаю вам проследить за исполнением приговора.
– С удовольствием.
– По моим расчетам, – продолжал Макмилан, – если использовать всех ваших людей, баки корабля подсудимого можно заполнить приблизительно за два часа. После чего он должен сразу же покинуть планету.
– Он у меня улетит еще до наступления ночи, – пообещал полковник. Но тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Эй! Топливо для баков? Так ведь именно этого Детрингер и хотел с самого начала!
– Суд не интересует, чего хочет или не хочет подсудимый, – констатировал Макмилан. – Его желания не влияют на решения суда.
– Но, черт подери, неужели вы не видите, что тем самым мы его отпускаем?! – воскликнул Кеттельман.
– Мы его заставляем, – подчеркнул Макмилан. – Это совершенно другое.
– Посмотрим, что скажут на Земле, – зловеще проговорил Кеттельман.
Детрингер покорно кивнул и, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, покинул земной корабль.
С наступлением ночи Детрингер взлетел. Его сопровождал преданный Ичор – теперь более верный, чем когда-либо, так как он выполнил правительственные указания. Вскоре они были уже в глубинах космоса.
– Хозяин, куда мы направляемся? – спросил Ичор.
– К какому-нибудь новому чудесному миру, – ответил Детрингер.
– А может, навстречу гибели?
– Возможно, – сказал Детрингер. – Но с полными баками я отказываюсь думать об этом.
Некоторое время оба молчали. Затем Ичор заметил:
– Надеюсь, у капитана Макмилана не будет из-за нас неприятностей.
– По-моему, он вполне может постоять за себя, – отозвался Детрингер.
Там, на Земле, решение капитана Макмилана послужило причиной большого переполоха и долгой полемики. Однако, прежде, чем официальные органы пришли к единому мнению, состоялся второй контакт между Ферлангом и Землей. Неизбежно всплывшее дело Детрингера было признано чересчур запутанным и сложным. Вопрос передали на рассмотрение смешанной комиссии экспертов обеих цивилизаций.
Над делом бились пятьсот шесть ферлангских и земных юристов. Еще многие годы они находили все новые и новые доводы «за» и «против», хотя Детрингер к тому времени достиг безопасного убежища и занял уважаемое положение среди народа планеты Ойменк.
Зацепка
На звездолете главное – сплоченность экипажа. Личному составу полагается жить в ладу и согласии – иначе недостижимо то мгновенное взаимопонимание, без которого порой никак не обойтись. Ведь в космосе один-единственный промах может оказаться роковым.
Не требует доказательств та истина, что даже на самых лучших кораблях случаются аварии, а о заурядном нечего и говорить – он долго не продержится.
Отсюда ясно, как потрясен был капитан Свен, когда за четыре часа до старта ему доложили, что радист Форбс наотрез отказывается служить вместе с новеньким.
Новенького Форбс в глаза не видел и видеть не желает. Достаточно, что он о нем наслышан. По словам Форбса, здесь нет ничего личного. Отказ мотивирован чисто расовыми соображениями.
– Ты не путаешь? – переспросил капитан старшего механика, когда тот принес неслыханную весть.
– Никак нет, сэр, – заверил механик Хао, приземистый китаец из Кантона. – Мы пытались уладить конфликт своими силами. Но Форбс ни в какую.
Капитан Свен грузно опустился в мягкое кресло. Он был возмущен до глубины души. Ему-то казалось, что расовая ненависть отошла в далекое прошлое. Столкнувшись с ее проявлением в натуре, он растерялся, как растерялся бы при встрече с моа или живым комаром.
– В наш век, в наши дни – и вдруг расизм? – кипятился Свен. – Безобразие, форменное безобразие. Чего доброго, следующим номером мне доложат, что на городской площади сжигают ведьм или где-нибудь затевают войну с применением кобальтовых бомб!
– Да ведь до сих пор никакого расизма не было в помине, возразил Хао. – Для меня это полнейшая неожиданность.
– Ты же у нас не только по званию старший, но и по возрасту, – сказал Свен. – Неужто не пытался урезонить Форбса?
– Я с ним не один час беседовал, – ответил Хао. Напоминал, что китайцы веками люто ненавидели японцев, а японцы – китайцев. Если уж нам удалось преодолеть взаимную неприязнь во имя Великого Сотрудничества, то отчего бы и ему не попытаться?
– И пошло на пользу?
– Как об стену горох. Говорит, это совсем разные вещи.
Свен свирепо откусил кончик сигары, поднес к ней огонек и запыхтел, раскуривая.
– Да черт меня побери, если я у себя на корабле стерплю такое. Подыщу другого радиста.
– Не так уж это просто, сэр, – заметил Хао. – В здешней-то глуши.
Свен насупился в раздумье. Дело было на Дискайе-2, захолустной планетенке в созвездии Южного Креста. Сюда корабль доставил груз (запасные части для машин и станков), здесь взял на борт новичка, назначенного Корпорацией, невольного виновника переполоха. Специалистов на Дискайе пруд пруди, но все больше по гидравлике, горному делу и прочей механике. Единственный же на планете радист вполне доволен жизнью, женат, имеет двоих детей, обзавелся на Дискайе домом в озелененном пригороде и о перемене мест не помышляет.
– Курам на смех, просто курам на смех, – процедил Свен. – Без Форбса мы как без рук, но новичка я здесь не брошу. Иначе Корпорация наверняка меня уволит. И поделом, поделом. Капитан обязан справляться с любыми неожиданностями.
Хао угрюмо кивнул.
– Откуда родом этот самый Форбс?
– С фермы, из глухой деревушки в гористой части США. Штат Джорджия, сэр. Вы о таком случайно не слыхали?
– Слыхал вроде бы, – скромно ответил Свен, в свое время прослушавший в университете Упсалы спецкурс «Регионы и их отличительные особенности»: в ту пору он стремился возможно лучше подготовиться к капитанской должности. – Там выращивают свиней и земляные орехи.
– И мужчин, – дополнил Хао. – Дюжих, смекалистых. Населения в штате раз, два – и обчелся, а между тем уроженцев Джорджии встретишь на любом пограничном рубеже. За ними упрочилась слава непревзойденных молодцов.
– Знаю, – огрызнулся Свен. – Форбс у нас тоже парень не промах. Одна вот беда – расист.
– Случай с Форбсом нетипичен. Форбс вырос в малочисленном, уединенном сообществе, вдали от главного русла американской жизни. Развиваясь, такие сообщества – а они есть по всему миру – всячески цепляются за причудливые старинные обычаи. Вот как сейчас помню, в одной деревушке Хонаня…
– А все же с трудом верится, – перебил Свен механика, который собрался было пуститься в пространные рассуждения о быте китайской деревни. – Оправдания тут неуместны. Всюду, в любом сообществе, сохранилось наследие прошлого – остатки расовой вражды. Однако каждый, вливаясь в главный поток земной жизни, обязан стряхнуть с себя пережитки прошлого. Другие-то стряхнули! Почему же Форбс не может? С какой стати он перекладывает на нас свои заботы? Неужто слыхом не слыхал о Великом Сотрудничестве?
Хао пожал плечами.
– Может, вы сами с ним поговорите, капитан?
– Непременно. Только сначала с Ангкой.
Старший механик покинул мостик. Свен оставался погружен в глубокое раздумье, но вот раздался стук.
– Входи.
Вошел боцман Ангка. Это был высоченный, безукоризненного сложения африканец с кожей цвета спелой сливы. Чистокровный негр из Ганы, он великолепно играл на гитаре.
– Надо полагать, ты в курсе дела? – начал Свен.
– Загвоздка получается, сэр, – отозвался Ангка.
– Загвоздка? Катастрофа! Сам ведь понимаешь, как опасно поднимать звездолет с планеты, когда на борту такой кавардак. А до старта меньше трех часов. Немыслимо выходить в рейс без радиста, но и новенький нам позарез нужен.
Ангка стоял в бесстрастном ожидании. Свен стряхнул с сигары дюймовый столбик пепла.
– Послушай, Ангка, ты ведь понимаешь, зачем я тебя вызвал.
– Догадываюсь, сэр, – ухмыльнулся Ангка.
– Вы ведь с Форбсом не разлей вода. Не мог бы ты на него повлиять?
– Пытался, капитан, честное слово, пытался. Но вы же сами знаете, каковы уроженцы Джорджии.
– К сожалению, не знаю.
– Отличные ребята, сэр, но упрямы как ослы. Уж если им что втемяшится в башку, то хоть кол на ней теши. Я ведь с Форбсом двое суток только об этом и толкую. Вчера вечером упоил его в стельку… Исключительно для пользы дела, сэр, – спохватился Ангка.
– Неважно. И что же?
– Поговорил с ним как с родным сыном. Напомнил, до чего славно мы тут сработались, до чего весело развлекаемся в каждом астропорту. Какая это великая честь – участвовать в Сотрудничестве. «Берегись, Джимми, – говорю, – будешь стоять на своем, так все испортишь. Ты ведь не хотел бы все испортить, правда?» Он пустил слезу, точно маленький, капитан.
– Но не передумал?
– Твердил, что никак не может. Что уговаривать бесполезно. Мол, есть в Галактике одна, и только одна, раса, с которой он служить не станет, и дело с концом. Мол, иначе его бедный папочка в гробу перевернется.
– Может, еще одумается, – сказал Свен.
– Постараюсь переубедить его, но навряд ли удастся.
Ангка вышел. Свен подпер щеку могучим кулаком и вновь покосился на судовой хронометр. Меньше трех часов до старта!
Сняв трубку внутреннего телефона, Свен попросил через городскую сеть соединить его с диспетчером астропорта. Услышав голос диспетчера, капитан сказал:
– Прошу разрешения задержаться на денек-другой.
– К сожалению, это не в моей власти, капитан Свен, вздохнул диспетчер. – Позарез нужна стартовая площадка. Мы ведь принимаем не более одного звездолета сразу. А через пять часов ожидается рудовоз с Калайо. У них наверняка горючее на исходе.
– Вечно оно у них на исходе, – буркнул Свен.
– А мы давайте вот как условимся. Если у вас серьезная механическая неисправность, мы подгоним два-три подъемных крана, переведем ваш корабль в горизонтальное положение и откатим с площадки. Однако до тех пор, пока мы его вновь поставим на ножки, много воды утечет.
– Спасибо, не стоит. Буду стартовать по расписанию.
Он дал отбой. Нельзя задерживать корабль без уважительной причины. За это Корпорация с капитана голову снимет, и ежу ясно.
Оставался единственно доступный путь. Удовольствие маленькое, но ничего не попишешь. Капитан встал, отбросил давно погасшую сигару и спустился с мостика.
Он заглянул в судовой лазарет. Там, закинув ноги на стол, сидел доктор в белоснежном халате и читал немецкий медицинский журнал трехмесячной давности.
– Добро пожаловать, кэп. Хотите глоточек коньяку в чисто медицинских целях?
– Не откажусь, – ответил Свен.
Молодой доктор щедрой рукой плеснул две порции из бутылки, на этикетке которой красовалось: «Возбудитель сенной лихорадки».
– Для чего такой мрачный ярлык? – удивился Свен.
– А чтоб команда не прикладывалась. Лучше уж пускай у кока воруют лимонный экстракт.
Доктора звали Абу-Факих. Был он родом из Палестины, недавно окончил медицинский институт в Вифлееме.
– О Форбсе слыхали? – приступил к делу Свен.
– А кто не слыхал?
– Хотел у вас спросить как у единственного медика на борту: вы прежде не замечали у Форбса признаков расовой вражды?
– Ни разу, – без колебаний ответил Абу-Факих.
– Не ошибаетесь?
– В таких вещах мы, палестинцы, разбираемся, нутром их чуем. Уверяю вас, для меня поведение Форбса – полнейшая неожиданность. Разумеется, с тех пор я неоднократно беседовал с ним.
– Какой же вы сделали вывод?
– Форбс честен, расторопен, прямодушен, простоват. Унаследовал отжившие предрассудки в виде старинных традиций. Сами знаете, у выходцев из Горной Джорджии сохранился целый арсенал местных обычаев. Эти обычаи всесторонне изучены антропологами островов Самоа и Фиджи. Вам не доводилось читать «Достижение совершеннолетия в Джорджии»? или «Народные обычаи Горной Джорджии»?
– Времени не остается на такое чтение, – проворчал Свен. – У меня с кораблем хлопот по горло, не хватало еще вникать в психологию каждого члена команды.
– Да, пожалуй, кэп, – сказал доктор. – Хотя эти книги есть в судовой библиотеке, вдруг вам вздумается полистать. Ума не приложу, чем тут помочь. Процесс переориентации долог. К тому же я терапевт, а не психиатр. Есть во Вселенной раса, с представителями которой Форбса никто не принудит служить, поскольку они вызывают в нем прилив первозданной расовой ненависти. По нелепой случайности ваш новенький принадлежит именно к этой расе.
– Оставлю Форбса в порту, – внезапно решил капитан. – С рацией справится офицер связи. А Форбс пускай садится на любой другой звездолет и отправляется к себе в Джорджию.
– Не советовал бы.
– Почему же?
– Форбс – любимец команды. Все осуждают его за дурацкое упрямство, но, если он не пойдет вместе со всеми в рейс, на борту воцарится уныние.
– Опять незадача. – Свен задумался. – Опасно, крайне опасно. Но черт побери, не могу же я оставить в порту новичка! Да и не желаю! Кто здесь, в конце концов, главный – я или Форбс?
– Вопрос чрезвычайно интересный, – подхватил Абу-Факих и поспешно увернулся от бокала, которым запустил в него разъяренный капитан.
Свен отправился в судовую библиотеку, где перелистал «Достижение совершеннолетия в Джорджии» и «Народные обычаи в Горной Джорджии». От этого ему легче не стало. С секунду поразмыслив, он бросил взгляд на часы. Два часа до старта! Чуть ли не бегом капитан устремился в штурманскую рубку.
В рубке единовластно распоряжался венерианин Рт'крыс. Он стоял на табурете разглядывая какие-то вспомогательные приборы. Тремя руками он сжимал секстан, а ногой – самой ловкой конечностью – протирал зеркала. При виде Свена венерианин из уважения к начальству окрасился в коричневато-оранжевые тона, после чего вновь обрел повседневный зеленый цвет.
– Как дела? – спросил Свен.
– Нормально, – ответил Рт'крыс. – Если, конечно, не считать истории с Форбсом.
Он пользовался карманным звукоусилителем, поскольку голосовые связки у венериан отсутствуют. Первые модели таких усилителей резали слух и отдавали металлическим звоном; однако с тех пор их усовершенствовали, и ныне типичные «голоса» венериан звучат как мягкий вкрадчивый шепот.
– О Форбсе-то я и зашел посоветоваться, – признался капитан. – Ты ведь не землянин. Если на то пошло, даже не гуманоид. Я и подумал: вдруг тебя осенит свежая идея. Вдруг я что-нибудь упустил.
Помолчав, Рт'крыс посерел: это был цвет нерешительности.
– Боюсь, от меня вам маловато будет пользы, капитан Свен. У нас на Венере никогда не бывало расовых проблем. Разве что вы усматриваете некую аналогию с положением саларды…
– Не совсем, – перебил Свен. – Там скорее религиозный уклон.
– К сожалению, больше ничего в голову не приходит. А вы не пробовали образумить Форбса?
– Нет, но ведь все остальные пробовали.
– У вас должно лучше получиться, капитан. Вы – носитель символа власти, вам удастся вытеснить из Форбсова сознания отцовский символ. А заполучив такое преимущество, внушите Форбсу, какова истинная подоплека его эмоциональной реакции.
– У расовой вражды не бывает никакой подоплеки.
– Это с точки зрения формальной логики. А вот если оперировать общечеловеческими понятиями, то удастся отыскать и саму подоплеку, и решение проблемы. Постарайтесь выяснить, чего именно боится Форбс. Быть может, поставленный лицом к лицу с собственными побудительными мотивами, он опомнится.
– Учту твои советы, – с сарказмом, который не дошел до венерианина, поблагодарил Свен.
Прозвучал условный звонок внутреннего коммутатора: старший помощник вызывал капитана.
– Капитан! Диспетчер запрашивает, стартуем ли мы по расписанию.
– Стартуем, – сказал Свен. – Готовить корабль.
И положил трубку.
Рт'крыс залился пунцовым окрасим. У венериан это все равно что у землян – приподнятые брови.
– И так и так скверно, черт бы побрал все на свете! – проговорил Свен. – Спасибо, что дал хоть какой-то совет. Теперь примусь за Форбса.
– А кстати, – остановил капитана Рт'крыс, – он-то к какой расе принадлежит?
– Кто именно?
– Новенький, тот, с кем не желает служить Форбс.
– Я почем знаю? – неожиданно взорвался Свен. По-твоему, мне на мостике только и дел, что зазубривать расовую принадлежность новеньких?
– А ведь это может иметь решающее значение.
– С какой стати? Допустим, Форбсу не угодно служить с монголом или с пакистанцем, ньюйоркцем или марсианином. Велика ли разница, на какой именно расе зациклился больной, незрелый мозг?
– Всего наилучшего, капитан Свен, – пожелал Рт'крыс вдогонку.
Представ на мостике перед капитаном, Джеймс Форбс откозырял, хотя на корабле у Свена подобные формальности не соблюдались. Радист вытянулся по стойке «смирно». Это был высокий стройный юноша с взъерошенной шевелюрой и фарфорово-белой, усыпанной веснушками кожей. Все черты его лица свидетельствовали о податливости, уступчивости, обходительности. Решительно все… кроме глаз темно-синих, глядящих в упор на собеседника.
Свен растерялся, не зная, с чего начать. Но первым заговорил Форбс.
– Сэр, – сказал он. – С вашего позволения, мне здорово неудобно перед вами. Вы хороший капитан, сэр, лучше не бывает, да и с командой я сдружился. Теперь я себя чувствую как последний негодяй.
– Так, может, одумаешься? – В голосе Свена послышались слабые нотки надежды.
– Хотел бы я одуматься, сэр, право же, хотел. Да мне для вас головы не жаль, капитан, вообще ничего на свете не жаль.
– Ни к чему мне твоя голова. Мне надо только, чтобы ты сработался с новичком.
– А вот это как раз не в моих силах, – грустно произнес Форбс.
– Это еще почему, пропади все пропадом? – взревел капитан, напрочь позабыв о своем намерении проявить себя тонким психологом.
– Да вам просто не понять нашу душу, душу ребят вроде меня, выходцев из Горной Джорджии, – пояснил Форбс. – Так уж мне блаженной памяти папочка заповедал. Бедняга в гробу перевернется, если я нарушу его последнюю волю.
Свен проглотил рвущуюся на язык многоэтажную брань и сказал:
– Тебе ведь самому ясно, в какое положение ты меня ставишь. Что же ты теперь предлагаешь?
– Только одно, сэр. Мы с Ангкой вместе спишемся с корабля. Лучше уж нехватка рук, капитан, чем недружная команда, сэр.
– Как, и Ангка туда же? Постой! Он-то против кого настроен?
– Ни против кого, сэр. Просто мы с ним закадычные друзья, вот уж пять лет скоро, как повстречались на грузовике «Стелла». Теперь мы с ним неразлучны: куда один, туда и другой.
На пульте управления у Свена вспыхнул красный огонек знак того, что корабль готов к старту. Свен не обратил на это никакого внимания.
– Не могу же я остаться без вас обоих, – сказал Свен. Форбс, ты почему отказываешься служить с новичком?
– По расовым мотивам, сэр, – коротко ответил Форбс.
– Слушай меня внимательно. Ты служил под моим началом, а ведь я – швед. Разве тебя это не смущало?
– Нисколько, сэр.
– Судовой врач у нас – палестинец. Штурман и вовсе с Венеры. Механик – китаец. В команде собраны русские, меланезийцы, ньюйоркцы, африканцы – всякой твари по паре. Все расы, вероисповедания и цвета кожи. С ними-то ты уживался?
– Ясное дело, уживался. Нас, уроженцев Горной Джорджии, – с раннего детства готовят к тому, чтоб мы уживались с любыми расами. Это у нас в крови. Так мой папаша уверял. Но служить с Блейком я, хоть убейте, не стану.
– Кто это – Блейк?
– Да новенький, сэр.
– Откуда же он родом? – насторожился Свен.
– Из Горной Джорджии.
На миг оторопевшему Свену почудилось, будто он ослышался. Он вытаращил глаза на Форбса – тот, оробев, ел капитана глазами.
– Из гористой части штата Джорджия?
– Так точно, сэр. Кажется, откуда-то неподалеку от моих краев.
– А он белый, этот Блейк?
– Само собой, сэр. Белый англо-шотландского происхождения, точь-в-точь как я.
У Свена возникло ощущение, будто он осваивает неведомый мир, – мир, с каким не доводилось сталкиваться ни одному цивилизованному человеку. Капитан с изумлением обнаружил, что на Земле попадаются обычаи куда диковиннее, чем где-либо в Галактике. И попросил Форбса:
– Расскажи-ка мне о ваших обычаях.
– А я-то думал, про нас, выходцев из Горной Джорджии, все досконально известно, сэр. В наших краях принято по достижении двадцати лет уходить из отчего дома и больше домой не возвращаться. Обычай велит нам работать бок о бок с представителями любой расы, жить бок о бок с представителями любой расы… кроме нашей.
– Вот как, – обронил Свен.
– Новичок-то, Блейк, тоже из Горной Джорджии. Ему бы сперва проглядеть судовой реестр, а уж после наниматься на корабль. На самом-то деле он один кругом виноват, и если ему плевать на вековой обычай, то я тут ни при чем.
– Но почему же все-таки вам запрещено служить с земляками? – не отставал Свен.
– Неизвестно, сэр. Так уж повелось от отца к сыну, с незапамятных времен.
Свен пристально посмотрел на радиста: в капитанском мозгу забрезжила догадка.
– Форбс, ты можешь словами передать, как относишься к чернокожим?
– Могу, сэр.
– Так передай.
– В общем, сэр, по всей Горной Джорджии считается, что чернокожий для белого – лучший друг. Я ничего не говорю, белые совсем не против китайцев, марсиан и прочих, но вот у чернокожих с белыми как-то особенно лихо все выходит…
– Давай-давай, – подбодрил Свен.
– Да ведь это трудно толком объяснить, сэр. Просто-напросто… словом, чернокожий и белый как-то особенно удачно друг к другу притираются, входят в зацепление, словно хорошие шестерни. Между чернокожим и белым какая-то особая слаженность.
– А знаешь, – мягко проговорил Свен, – ведь когда-то, давным-давно, твои предки считали чернокожих неполноценным народом. Издавали всякие законы, по которым чернокожему категорически воспрещалось общаться с белым. И продолжали в таком же духе еще долго после того, как во всем остальном мире с этим предрассудком было покончено. Вплоть до Злосчастного Испытания.
– Это ложь, сэр! – вспыхнул Форбс. – Простите, я не обвиняю во лжи вас лично, сэр, но ведь это неправда. У нас в Джорджии всегда…
– Могу доказать; так утверждают книги по истории и антропологии. В библиотеке у нас тоже найдутся кое-какие, если только тебе не лень покопаться!
– Уж янки понапишут!
– Там есть и книги, написанные южанами. Все это правда, Форбс, но стыдиться здесь нечего. Просвещение приходит к людям долгими и мучительными путями. Твои предки обладали многими достоинствами, ты вправе ими гордиться!
– Но если все было так, как вы объясняете, – нерешительно произнес Форбс, – отчего же все переменилось?
– Вот об этом как раз можно прочитать в одном исследовании по антропологии. Ты ведь знаешь, что после Злосчастного Испытания ядерного оружия над Джорджией выпали обильные радиоактивные осадки?
