Текст книги "Всадник авангарда"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Нет, брат, не поймут. Бутылку поставь на перила, поможешь мне этого гаденыша спихнуть. Готов?

– Всегда готов.

– Толкаем!

Мэтью ощутил, что падает. Попытался проморгаться ничего не видящими глазами. Из губ рвался крик, но рот не хотел открываться.

Конь, подумал он.

Морской. Морской конек.

В воду он плюхнулся боком.

Холод воды чуть прояснил мысли, и он успел набрать полные легкие воздуха перед тем, как погрузиться во мрак.

Всплываю, вспомнил он свой ответ Сирки.

Но до него сразу дошло, что ни один человек, если его привязать к нескольким сотням фунтов каменной статуи, всплыть не сможет, и сейчас он, отчаянно зажимая воздух в легких, со связанными за спиной руками, летел под волнами верхом на своем коне вниз, вниз, в синее безмолвие.

Глава двадцать третья

Погружаясь, Мэтью переворачивался. Морской конек оказывался то над ним, то под, унося юношу к смерти. В ушах трещала боль. Слышно было, как булькают, вырываясь изо рта, пузыри. Глаза затягивало синим. Мэтью заставлял себя вырываться из пут, связывающих руки, но силы из него частью выбили, а частью они иссякли сами по себе. Пустым сосудом опускался он в удушающее, засасывающее жерло океана.

Бессмысленный приступ паники заставил его задергаться изо всех сил.

Из легких, изо рта вырвалась очередная порция воздуха. Давление в ушах было неумолимо, как ожидающая его судьба. Ревела в голове водяная могила, разверзшаяся поглотить его труп и навеки скрыть от солнца, – а может, это был голос какого-нибудь демона из «Малого ключа Соломона», радующегося гибели христианской души.

Каменный конь Мэтью вдруг наткнулся на что-то с приглушенным водой стуком, приземлился на основание. Спуск прекратился.

Повсюду виднелись только полосы и тени, странные формы – быть может, угловатые камни, обточенные временем и водой. Сердце колотилось, и Мэтью знал, что после следующей потери воздуха страдающие легкие перестанут цепляться за жизнь, океан ворвется в них и закончит работу, начатую Таккерами.

Освободиться он не мог. Не мог вывернуться из петель, привязывающих к каменной лошади. Мэтью понял, что ему пришел конец. Что не отняли у него пороховые бомбы, то заберет холодная синяя глубина.

Кончено, подумал он. Но Боже ты мой, я еще не готов…

Вдруг к нему прижался рот. Губы к губам. В легкие с силой выдохнули воздух. Завертелся перед глазами вихрь черных волос. Кто-то пилил веревку, связывающую руки, по коже царапнуло острым. Кусок стекла, разбитая раковина? Надо продержаться еще момент, одно мгновение, если бы он только мог…

Тело дрожало и дергалось в изнурительной битве с подступающей тьмой. Еще бы мгновение, одно мгновение…

Веревка поддалась, и индеанка освободила ему руки.

Но оставалась веревка, привязывающая тело к статуе. Обернутая вокруг талии. Он схватил ее двумя руками, потянул – она влипла туже насосавшегося крови клеща. Где же узел? Где-то под статуей?

Снова припал к нему рот девушки, делясь дыханием. Острие стало резать веревку на левом боку. Пилит отчаянно, подумал Мэтью, так отчаянно, как он бился с грохочущей наваливающейся темнотой. Юноша глянул вверх – серебристые пузыри рванулись изо рта и ноздрей, потому что он не мог больше сдерживать выдох. Сверху на воду светило солнце. Какая здесь глубина? Тридцать футов, сорок? Ему не выплыть.

Девушка потянула его – веревка достаточно ослабла, чтобы можно было освободиться. Мэтью отчаянно дернулся вверх, но индеанка тянула в другую сторону. Кажется, еще глубже. Да она с ума сошла, пусть она русалка, да ведь он не тритон; но все же девушка тянула настойчиво, обхватив его рукой, побуждая плыть вместе.

Это не конец, подумал он в этом мучительном синем тумане. Мне еще многое надо сделать. Это не конец… но я должен ей верить.

И он отталкивался ногами, помогая ей, и серебряные пузыри вылетали изо рта и носа, – и вот еще три толчка, а индеанка все тянула вниз. Куда-то в неопределенное темное место, какое-то отверстие. Пещера? – подумал он, чуть не упустив последний воздух из легких. Нет, не пещера…

Еще несколько секунд, и вдруг девушка резко поднялась вверх, и голова Мэтью выскочила на поверхность, в солоноватый свежий воздух. Мэтью сделал гигантский вдох, от которого затрясся всем телом, и тут же был наказан рвотными спазмами. Девушка поддерживала его над водой, пока он опорожнял желудок. В синем мраке виднелись камни стены справа и фута на два над головой – камни и балки какого-то потолка. Мэтью поднял обе руки, хватаясь за балку. Дерево размокло и превратилось в губку, но вес человека еще могло держать, и там он повис, мучительно кашляя и дрожа не от холода, а от осознания, что смерть прошла рядом, разминувшись лишь на волосок.

– Боже мой, – прохрипел Мэтью. И добавил, не зная, что еще сказать: – Боже мой!

– Держись, не отпускай, – сказала Штучка, сама уцепившаяся за полусгнившую балку и прижимавшаяся к нему сбоку. – Слышишь?

По-английски она говорила идеально, без малейшего акцента.

– Слышу, – ответил Мэтью голосом, больше похожим на лягушачье кваканье, чем на человеческую речь.

– Дыши, – сказала она.

– Это лишняя… инструкция, – сумел ответить он, хотя дышать приходилось ртом: разбитые ноздри распухли и практически закрылись. В голове гремело, сердце готово было высадить ребра, живот сводило судорогой. Мэтью закрыл глаза. Болезненная слабость стала его новым врагом. Разожмутся пальцы, соскользнешь – и все, конец.

– Будешь жить, – сказала она.

Он кивнул, хотя подумал, что вряд ли поставил бы на это деньги. Глаза открылись, и он снова оглядел обстановку. Не пещера, а… какое-то здание?

– Где мы?

– Город под водой, – ответила Штучка. Черные волосы обрамляли ее лицо синеватой тьмой. – Я нашла его в первый день, как сюда попала.

Мэтью решил, что его перегруженный событиями мозг дает сбой.

– Город? Под водой?

– Да, много домов. В некоторых еще держится воздух. Я сюда часто плаваю.

– Город?

Мэтью все еще не мог сообразить, что случилось. Наверное, Штучка увидела, как он падает с балкона, и разбитым стеклом разрезала его путы.

– Они знают? – Он решил пояснить: – Братья. Они знают?

– Про это место? Нет. Этот город отвалился от острова при землетрясении, много лет назад.

– Землетрясении, – повторил он, снова переходя на попугайскую речь. Это согласуется с дрожью, которая до сих пор ощущается на Маятнике. Голова была будто набита жеваной бумагой. – А кто тебе про него сказал?

– Одна из служанок. Она была ребенком, когда землетрясение случилось.

Мэтью кивнул. Он все еще пребывал в оцепенении, вял и оглушен. Внезапно пришла мысль, как будто раньше он не замечал, что вот это прекрасное создание рядом с ним – совершенно без одежды.

– Кто ты? – требовательно спросила девушка. – Ты не такой, как все они. Ты не из них. Кто ты такой?

– Не могу объяснить, – уклончиво сказал он. – Но когда-то я знал одного храброго ирокеза по имени Он-Тоже-Бежит-Быстро. Он…

– …был на том корабле вместе со мной, – перебила Штучка. – И с Проворным Скалолазом. Откуда ты его знаешь? И что с ним сталось?

– Он вернулся на вашу родину. В свое племя. И он… помог мне в одной важной миссии.

– Он погиб, – сказала она. – Слышу это в твоем голосе.

– Да, он погиб. А тебя звали…

– Я знаю, как меня звали. Это было очень давно.

– Теперь ты досталась этим двоим. И они…

– Не нужно о них сейчас. Но скажу, что не вся я им досталась. У меня всегда есть, куда уйти. Как, например, вот сюда. В этом молчании – я могу думать. Могу быть. – Она перехватила пальцы на балке, потому что они медленно погружались в черную гниль. И договорила голосом тихим и далеким: – Я люблю океан. Этот синий мир. Он со мной говорит. Он меня скрывает. Защищает от всего.

Единственная в мире, наверное, девушка, подумал Мэтью, которая чувствует себя в безопасности на глубине сорока с чем-то футов под водой, высунув голову в тесное пространство в руинах провалившегося города. Но смысл ее слов он понял.

– Я никогда не смогу вернуться. Ни на свою землю, ни к своему народу.

– Почему? Если ты вырвешься отсюда – и от них – то почему нет?

– От них не вырваться. – Сказано было с изрядной долей холодной ярости. – Попробуешь – и они тебя убьют.

Мэтью слабо улыбнулся:

– Но это же не все, на что они способны?

– Они способны на гораздо большее. Я видела, как они делали… страшные вещи. И со мной тоже. Я с ними дралась, но за это мне доставалось. Теперь не дерусь, но мне тоже достается. Им это нравится. Для них это огромное удовольствие.

– Я тебя от них увезу.

– Нет, – ответила она с твердостью камня, который не сдвинуть, – не уведешь. Потому что если бы даже ты мог – а это не так, – мне некуда идти. Кроме чужой кровати в чужой комнате чужого дома, принадлежащего чужому мужчине. Я… как это у вас говорят… предмет спроса. Уже не такой дорогой, как раньше, потому что таких, как я, много перевезли через океан. Но все равно я еще редкость.

В синем полумраке ее лица было не разглядеть, но Мэтью показалось, что это лицо человека, потерявшего способность улыбаться, человека, для которого счастье – тишина и покой в любой возможный момент. Не хотелось даже думать о том, что грубые руки и жадные зубы с ней делают. И не хотелось думать, что повидали ее глаза.

– Я могу тебе помочь, – предложил он.

– Я никогда не смогу вернуться, – повторила она. – Такая, как сейчас – нет.

Это было сказано в индейской манере: констатация факта, точное описание реальности без капли притворства или жалости к себе.

– Ну что ж, – согласился Мэтью.

Но он хорошо себя знал. И знал, что к добру или к худу, но никогда не сдается.

– Пора двигаться вверх, – сказала Штучка. – Сделай несколько глубоких вдохов и будь готов. Для меня это легко, для тебя может оказаться трудно. Я буду держать тебя за руку всю дорогу.

– Спасибо.

Мэтью подумал, что фраза звучит как приглашение на прогулку вдоль Больших доков, но на той прогулке обычно никто не погибает, а здесь эта возможность была совершенно реальна.

– Готов? – спросила она через минуту.

Вот вопрос, который пугает до дрожи, подумал Мэтью. А каков ответ?

– Насколько могу быть, – ответил он, хотя колотящееся сердце громко протестовало.

Штучка протянула руку, он взял ее своей левой рукой.

– Держись рядом, – велела девушка. – Проплывем сейчас через дверь, потом через разбитое окно – и мы снаружи. Осторожнее, там снизу в окне стекла торчат.

– Учту.

Если уж его не зацепило на пути сюда, то и обратно не зацепит. А к девушке он приникнет как можно ближе – насколько позволят приличия.

– Вдох и выдох, – сказала она. Мэтью показалось, что он видит блеск уставленных на него глаз. – Теперь вдох – и задержи его. Как только сделаешь – поплыли.

Мэтью кивнул. Черт возьми, в глубокий же ад он забрался. Чуть не до потери сознания пугало воспоминание о том, как сводило легкие: еще чуть-чуть – и утонул бы. И совсем он не был уверен, что у него хватит силы мышц и силы воли выполнить этот заплыв. В голове стучало, нос ощущался на лице нашлепкой горячей смолы. Сломана, что ли, эта проклятая кость? Ладно, сейчас не время думать о такой ерунде.

Мэтью сделал вдох, затем выдохнул. Было страшно, но Штучка сжала ему руку, и он сделал еще один вдох – глубокий, как можно глубже, задержал его, – и Штучка тут же ушла под воду, увлекая его за собой. Он отпустил руку, державшуюся за балку, и поплыл вместе с индеанкой под музыку пульсирующего в жилах ужаса.

Как они проплывали через дверь, он не заметил, ощутив лишь толчок боли в плечо, которым он зацепил за косяк. Черт побери! – подумал он, продолжая удерживать в легких воздух. А Штучка тянула юношу с потрясающей силой. Это была ее стихия, ее голубой мир. Разбитое окно они уже проплыли? Мэтью точно не знал, потому что видел лишь пятна и полосы. Может, что-то и зацепило его за чулки, хотя в этом он тоже не был уверен. Свет, струящийся сверху, начал становиться ярче – они поднимались из глубины. Мелькнул размытый образ чего-то – возможно, белая статуя морского конька, крепко устроившаяся на покосившейся крыше. Вокруг стояли каменные дома, образующие улицы и переулки. В этой голубой дымке Мэтью показалось, что среди них есть совершенно целые, а есть полностью развалившиеся то ли трудами подводных течений, то ли землетрясением. И больше он уже ничего не мог воспринимать, потому что от боли в легких мутилась голова, а до поверхности еще оставалось около тридцати футов.

Девушка потянула его вверх, крепко держа за руку Вероятно, подъем был быстр. Для Мэтью, который старался сдержать и спазм легких, и наваливающийся на него ужас, это было путешествие из ночи в день. Никогда еще не казалось ему расстояние, которое он легко преодолел бы пешком, таким далеким и страшным.

За десять футов до поверхности он потерял почти весь воздух во взрыве пузырей, что пронеслись мимо него серебристой издевкой. Легкие отчаянно требовали вдоха, но Мэтью, призвав на помощь силу воли и страх смерти, не допустил внутрь себя Атлантику. Пару раз ударив ногами, подлетел к поверхности, прорезал ее лицом – и пенистый шлепок волны чуть не утопил юношу в момент этой победы, но Мэтью распахнул рот и судорожно делал вдох за вдохом, а Штучка обнимала его и держала, не давая уйти вниз.

Он отбросил волосы со лба и стал взбивать воду, бурно дыша всей грудью. Глянул на замок профессора на обрыве – увидел балкон библиотеки на третьем этаже, карниз, где недавно стояла одна из каменных статуй. Братьев Таккеров и след простыл. Если кто кроме Штучки и был свидетелем этого злорадства, то смолчал, потому что нигде не было заметно никакого движения. Обычный солнечный день в раю профессора Фелла.

Волны здесь вздымались и резко налетали на подножье утесов. Отсюда видно было, где от острова отвалилась часть. Вспомнились слова профессора: «Мой отец был здесь губернатором». Вполне вероятно, что отец его действительно губернаторствовал, когда этот город – как бы его ни называли – свалился в море.

– Держись за мной, – сказала Штучка и поплыла к утесам не прямо, а под углом чуть меньше сорока пяти градусов. Мэтью, измотанный, да и вообще не ахти какой пловец, следовал за ней изо всех сил. Тугие ягодицы Штучки прорезали поверхность, а сияние солнца на мокрых ногах превращало сопровождение девушки в приятную обязанность.

Через некоторое время они достигли бухты, защищенной от валов несколькими большими камнями, и Штучка встала в воде по пояс. Мэтью нащупал ногами каменистое дно и осторожно, чтобы не застрять ногой в камнях и ненароком не сломать лодыжку, стал пробираться к берегу. Штучка, хорошо зная местность, понеслась вперед – как истинный всадник авангарда.

Впереди виднелся пляж, укрытый черной галькой. На камне в тени лежала одежда Штучки, аккуратно сложенная, и ее туфли. Пока Штучка поспешно одевалась, Мэтью вышел, шатаясь, из воды и рухнул коленями на крупный серый песок.

– Ты жив и вне опасности, – сказала она ему, застегивая туго прилегающее сиреневое платье.

– Я знаю, – ответил он, не поднимая головы, в которой будто трезвонили обезумевшие колокола. – Я просто… – юноша осекся, задохнувшись. – Я просто проверяю, что жив.

Она оделась, огладила платье. Отброшенные назад черные волосы подчеркивали строгую красоту лица.

– Ты очень смел.

– Правда?

– Можешь не сомневаться.

– В основном, мне кажется, я очень везуч.

– Я думаю, – ответила она, – ты заслужил право прожить еще день.

– Как минимум, – согласился он и с трудом поднялся на ноги.

Черные глаза, полные страдания и тайны, осмотрели его с мокрых ног до головы.

– Ты мне не скажешь, кто ты?

– Я не могу.

– Но ты не из них. Только притворяешься.

– Нет, – согласился он, решив, что она все равно знает. – Не из них.

– Тогда ты здесь не по той причине, что прочие. А почему – я не понимаю. Может быть, лучше не знать?

– Да, – согласился он. – Лучше не знать.

– Ага, – кивнула девушка. Этот жест был весьма красноречивым. Но она все еще держала его своим серьезным взглядом, будто читала не только лицо его, но и душу Потом показала на каменистую тропу, начинавшуюся почти рядом с пляжем и уводящую вверх по обрыву. – Круто и немножко опасно, но другого пути нет.

Круто и опасно, подумал Мэтью. Разве бывает иначе?

Он пошел вслед за нею, и вода хлюпала в его многострадальных ботинках.

Наверху он удивился, что замка не видно отсюда за лесом. И дорога на Темпльтон наверняка где-то рядом пролегала через этот лес. Разумнее всего сейчас было бы вернуться к себе в комнату, рухнуть на кровать, уложить ноющую башку на мягкую подушку и, возможно, приложить компресс к распухшему носу. Но опять же, не всегда он действовал разумно, да и разумные поступки нечасто продвигали дело вперед. До Темпльтона было несколько миль по дороге. Берри там держат в гостинице «Темпльтон-Инн». Пришло время Натану Спейду прогуляться в эту деревню и посмотреть, что там можно разузнать. Одежда на такой жаре тем временем высохнет. А нет – так и нет. Наверняка в Темпльтоне найдется врач, который осмотрит его клюв. А также, быть может, ответит на некоторые вопросы насчет профессора Фелла и подводного города.

– Дом в той стороне, – сказала Штучка.

– Я пока еще не хочу возвращаться, – ответил Мэтью. – Надеюсь, братьям об этом не будет сказано ни слова? Для них я мертв. Хотелось бы сохранить такое положение на какое-то время.

– Я тебя не видела. Даже тени твоей не видела.

Она повернулась и зашагала по привычной тропе через лес, почти сразу скрывший ее.

Мэтью двинулся прочь от обрыва. Дорога должна была появиться прямо впереди, в том направлении, в котором он шел. Непривычными голосами перекликались птицы, солнце светило сквозь зелень листвы и лиан.

Хороший денек, подумал Мэтью, чтобы не стать тенью.

Глава двадцать четвертая

– Досадная случайность, – сказал Мэтью доктору, осматривавшему его распухший и начавший лиловеть нос. Лиловость разливалась теперь по обе стороны лица, а на лбу вспухали две жуткие шишки. – Неуклюжий я, – пояснил Мэтью. – В собственных ногах запутался.

– С кем не случалось, мистер Спейд. – Врач, грузный мужчина с длинными развевающимися белыми волосами, был одет в светлый костюм, подходящий для тропиков. Представился он Мэтью как Бенсон Бритт, и сообщил, что со своей женой живет на Маятнике с лета тысяча шестьсот девяносто пятого года.

Рука Бритта сдвинулась, ощупала рубец от плети на шее Мэтью. – Это тоже досадная случайность?

Карие глаза доктора в сетке морщин от постоянного прищура смотрели вопросительно.

– Да, и это тоже, – твердо ответил Мэтью. – Я надеялся найти у вас какую-нибудь мазь.

– Конечно. Есть лимонная мазь, как раз на такой случай. – А хоботок… вот так больно? – Бритт слегка стукнул по переносице деревянной ложечкой. У Мэтью на глазах выступили слезы, но ощущалась отнюдь не такая боль, чтобы кричать.

– Перелома нет, – заключил Бритт. – Только сильный ушиб. Травмы лба… не особенно приятные, не сомневаюсь, но ничего серьезного. Это если у вас нет звона в ушах и постоянной головной боли. Ведь нет?

Из-за звона в ушах Мэтью едва слышал доктора, но хотя бы головная боль отступила.

– Нет.

– Ну и славно. Я вам к носу приложу восковую примочку, чтобы снять жжение, а потом состряпаем компресс из водорослей и морской соли – мой личный рецепт, – чтобы снять опухоль и открыть проходы.

– Гм, – сказал Мэтью, настроенный скептически.

Насчет открытия проходов он очень сомневался: нос был забит наглухо. Но какая-то врачебная помощь необходима, а эта была лучшей (и, вероятно, единственной), которую мог предложить ему Маятник.

– Ложитесь спиной на стол, – велел Бритт, зачерпывая горсть мази из желтой баночки. – Сделаю для вас все, что смогу.

– Разумеется, сэр.

Мэтью повиновался. Глядя вверх, он заметил паутину трещин на потолке.

Путешествие через лес к дороге прошло без приключений, только колени дрожали, и еще ощущалась слабость. Но не успел он пройти и мили, как его подобрал возница на телеге с дынями, направлявшийся на рынок в Темпльтон, и какое-то время можно было отдохнуть, собираясь с силами. Возницей оказался пожилой мужчина, который ничего определенного не мог сказать о Фелле, кроме того, что называл его «сам профессор», и когда Маятник постигло землетрясение, низвергнувшее в воду процветавший городок Сомерс-Таун, ему было тридцать лет.

В то время, вспомнил фермер, в Сомерс-Тауне насчитывалось три тысячи человек населения, а основным их занятием был экспорт кедровых ящиков в Англию.

– Сын губернатора, – ответил пожилой старожил, когда Мэтью заинтересовался происхождением профессора. – По имени… гм… что-то не могу припомнить. Не взыщите, сэр.

– Да ничего страшного, – ответил Мэтью.

К прибытию в Темпльтон одежда его просохла под ярким солнцем, а в голове сложились новые вопросы, которыми следовало поинтересоваться в городе.

Добрый доктор Бритт смазал пораженное место восковым лосьоном, а затем прибинтовал к переносице примочку из водорослей и морской соли, что привлекало куда больше внимания, чем хотелось бы Мэтью.

Тем не менее помощь была оказана и принята с благодарностью, и Бритт сообщил Мэтью, что гости профессора не должны платить за лечение, поскольку профессор предоставил ему и его жене этот дом и годовое содержание.

– Я полагаю, доктор Джентри гостит в замке? – спросил Бритт, когда Мэтью начал прощаться. – Если да, не передадите ли ему, чтобы прогулялся в мою сторону?

– В какую сторону направится доктор Джентри, сказать трудно, – доверительно сообщил Мэтью. – Но я передам ваше приглашение при первой же возможности.

На улице Мэтью, следуя указаниям перевязанного носа, дошел до «Темпльтон-Инн». Зеленые ворота стояли открытыми, заведение выглядело гостеприимным. Никакой рыжеволосой девушки или крупного воина га не наблюдалось, и охраны у гостиницы тоже, видимо, не было. Мэтью прошел по выложенному плиткой двору, и открыл входную дверь, над которой весело зазвонил колокольчик. Мэтью вошел в главный зал гостиницы, облицованный темным деревом. Пол под ногами был покрыт синими и желтыми дорожками, а над головой висела круглая чугунная люстра на шесть свечей. За конторкой для регистрации прибывших гостей открывалась уходящая влево узкая лестница. Мэтью задумался, что делать дальше, но тут по этой лестнице спустился широкоплечий, крепко сбитый человек в коричневых бриджах и белой рубашке с закатанными рукавами.

– Доброе утро, сэр, – произнес этот человек с отчетливым шотландским акцентом. На лысой голове задорно торчала кочка рыжих волос, на подбородке имелась аккуратно подстриженная бородка. – Чем могу?

– Меня зовут Натан Спейд, – ответил Мэтью нерешительно, отметив при этом, что сила его голоса далека от оптимальной, потому что нос забит наглухо, во всяком случае, запах духов или ночного горшка – сейчас для него не было разницы. – Я гость профессора Фелла, живу у него в замке.

– Да, сэр, – ответил шотландец с таким равнодушием, будто каждый день выслушивает подобные декларации.

– Я хотел бы видеть ту рыжеволосую девушку, которую вчера сюда привезли, – сказал Мэтью. – Не подскажете, в каком она номере?

– Ох… сэр. Боюсь, это непросто. – Шотландец нахмурился. – Мисс Григсби более здесь…

Колокольчик мелодично зазвенел, и шотландец обернулся к двери – как и Мэтью. Вошел Сирки в тех же белых одеждах, в которых был утром. Великан растянул губы в улыбке, сверкнув передними зубами:

– Натан! – Он нахлынул на Мэтью – как океанская волна на берег, и взял за локоть, не прекращая лучезарно улыбаться. – Я ищу вас – а вы вот где!

– Именно там, где вы и думали?

– Именно там, – подтвердил Сирки. – Вас не было за завтраком. Когда я узнал, что вас не могут найти, то решил поискать здесь.

– Я как раз собирался сказать мистеру Спейду, – начал шотландец, – что мисс Григсби и цветного человека здесь…

– Я благодарен вам за ваши усилия, мистер Мак-Келлан, – перебил Сирки. – Сейчас я уже владею ситуацией, так что можете вернуться к вашим делам.

– Да, сэр. – Мак-Келлан почтительно склонил голову. – У меня действительно много дел, – пояснил он и поднялся вверх по лестнице.

Сирки холодно уставился на Мэтью. Вгляделся ему в лицо.

– Что, во имя великого Шивы, с вами случилось?

– Несчастный случай по дороге. Споткнулся, упал.

– Это ложь, – сказал великан.

– Где Берри и Зед? – перешел в наступление Мэтью.

– Наверху, я полагаю.

– Это ложь.

Двое лжецов мерились взглядами, и ни один не желал отступить от своей лжи ни на дюйм. Первый начал Мэтью:

– Насколько я понимаю, Мак-Келлан собирался сказать, что Берри и Зеда здесь больше нет. Так где они?

– На улице карета, готовая отвезти вас обратно. – Сирки чуть сильнее сжал локоть Мэтью. – Не пойти ли нам к ней? У вас еще много работы.

У Мэтью не было иного выбора, кроме как дать себя увести, хотя локоть из пальцев великана он высвободил, пока они шли через двор. На улице действительно ждала черная берлина со вчерашним невезучим кучером. Сирки подождал, пока Мэтью в нее сядет, потом влез сам, закрыл дверцу и устроился поудобнее. Стукнул кулаком по крыше, и карета двинулась в путь.

– У себя на столе вы найдете ключ и подобный план, кто какую комнату в коридоре занимает, – сказал Сирки, когда они выехали из Темпльтона. – Этот ключ даст вам доступ в комнаты, занятые Смайтом, Саброзо и Уилсоном. Смайт докладывается сегодня профессору в два часа дня. Саброзо – завтра в то же время. Уилсон – послезавтра в четыре. Вы должны продумать планы проникновения в эти комнаты и…

– И что там искать? – перебил Мэтью. – Я понятия не имею, что мне нужно. Кроме того, если речь идет о сообщении от одного другому, у кого хватит глупости делать его письменно? Почему не шепнуть на ухо – и дело с концом?

– Речь о том, что властям нужно серьезное свидетельство очередной поставки «Цимбелина», – ответил Сирки, глядя на проплывающий снаружи пейзаж. – Поэтому могли попросить письменного извещения, а не пересказа с чужих слов. Велика вероятность, что вы ищете шифрованное послание.

– Где спрятанное? Под подушкой? Завернутое в чулок?

– Не сомневаюсь, что следует посмотреть и там, и там.

– Для этого я бы не был нужен профессору, – ответил Мэтью. – Любой из его громил мог бы это сделать. Разнести комнату в щепки и затем их просеять.

– Разносить комнату в план не входит. Именно поэтому «громилы» профессора, как вы это сформулировали, не обладают нужной квалификацией для данной работы.

– Нет, должна быть иная причина, зачем профессор хотел моего прибытия. Так ведь? – спросил Мэтью, но Сирки промолчал. – Именно моего. Зачем? Я произвел на него впечатление, переиграв Тирануса Слотера и убив Лиру Такк? И он хотел увидеть меня во плоти? Оценить лично? – Мэтью кивнул этой новой мысли. – Желает испытать меня, проверить, способен ли я найти ему Бразио Валериани?

– В настоящий момент, – спокойно ответил Сирки, – он желает лишь отыскать предателя. Или двух.

Мэтью какое-то время молчал, глядя на ярко-зеленый лес проплывающий мимо окон.

– Я так понимаю, вы не хотите мне говорить, где сейчас Берри и Зед? – спросил он наконец. – Не объясните ли вы хотя бы, зачем их увезли из гостиницы?

– Я вам скажу, что они надумали уйти этой ночью из гостиницы. Без разрешения, могу добавить. Зеда поймали и увезли в более надежное место. Молодая дама… к сожалению, все еще не найдена.

– Не найдена?

От этих слов у Мэтью сердце забилось в горле.

– Остров не так велик. Ее ищут, ее найдут.

– Господи Боже мой! – с чувством произнес Мэтью, а потом уже спокойнее, и, в основном, самому себе: – Отчего она не осталась, где была? Где ей ничего не грозило?

– Не сомневаюсь, что вы воспользуетесь возможностью узнать это у нее самой на обратном пути в Нью-Йорк.

Мэтью вспомнил почтительный поклон Мак-Келлана, угодливое выражение на его лице.

– Остров – тюрьма? Никто не приезжает и не уезжает без разрешения профессора?

– Назвать остров Маятник тюрьмой было бы несправедливо, поскольку его обитатели ведут весьма счастливую и плодотворную жизнь. Тем не менее, вторая часть вашего утверждения совершено верна. – Сирки бросил на Мэтью очень недобрый взгляд. – Профессор, молодой человек, любит равновесие и хочет, чтобы его здесь не беспокоили. Поскольку остров полностью принадлежит ему, он имеет право ограничивать приход и уход кораблей по своему желанию.

– Фамилия у него Фелл, а как его имя? – решил спросить Мэтью.

– Замок уже виден, – ответил Сирки. – Мы будем там через несколько минут. Я надеюсь, вы приступите к работе вместо того, чтобы бродить по дороге? Кстати, старшему конюху приказано отказать вам, если вы попросите лошадь.

– Стало быть, замок – тоже тюрьма?

Уже задавая вопрос, Мэтью знал, что ответа не получит. И не ошибся.

Карета подъехала ко входу, они вышли, Сирки проводил Мэтью к подножью лестницы.

– С этой штукой на носу у вас забавный вид, – сказал Сирки перед тем, как повернуться и уйти.

Мэтью направился прямо в свою комнату, где отпер дверь ключом, побывавшим в другой комнате, на сорок футов под водой. Действительно, на столе лежал еще ключ и развернутый лист бумаги, где был изображен коридор и имена обитателей комнат.

Нарисовано было точно, написано аккуратно, мелким серьезным почерком, и Мэтью подумал, уж не сам ли профессор этим занимался.

Смайт расположился дальше по коридору, в самой последней комнате. Рядом с ключом лежала тарелка с тремя маффинами: кукурузным, коричным и апельсиновым.

По крайней мере, так определил их Мэтью, не пробуя на вкус, поскольку от носа все равно толку не было. Из поставленного в комнату кувшина он налил себе стакан воды и съел апельсиновый маффин – в отсутствии обоняния, похожий на пропитанную клеем шерсть. Точно так же безвкусным показался кукурузный маффин, а коричный вообще мог бы быть муляжом. Зато хоть чем-то удалось наполнить желудок. Мэтью выпил второй стакан воды, потом растянулся на несколько минут на кровати, чтобы привести мысли в порядок.

Ему подумалось, что переход от состояния полутрупа к миру живых всего за несколько выворачивающих наизнанку минут – неплохое начало выходного дня (если уж человеку посчастливилось быть приговоренным к смерти парой красноволосых говнюков). Он решил не попадаться им на глаза, пока не будет готов сообщить, что водная могила неожиданно разверзлась. Самой неприятной мыслью была мысль о судьбе Берри. Эта девушка не может не устраивать ему головной боли. Значит, она где-то на острове, шляется сама по себе? Даже думать было страшно, что могло с ней случиться. Очередная тяжесть прибавилась к тоннам его проблем, и с этим грузом придется идти по протянутому профессором канату.

– Нереально, – сказал он черному балдахину над головой.

Ни один бог ему не ответил. Даже лично профессор Фелл.

Потом он заснул, и приснился сон, как он сквозь воду падает вниз, в город, окруженный синей аурой, где скользкие призраки жителей бродят по улицам и переулкам и правят призрачными телегами, направляясь к гавани, поглощенной океаном. Но деталей он не запомнил.