Текст книги "Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно"

Автор книги: Роберт Ранке Грейвз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Колхов провели

В тот вечер «Арго», спустившись вниз по Фенхелеву протоку вместе с кораблями колхов – шесть впереди и шесть позади – снова вышел в море. Вся флотилия встала на якорь в линию около бригийской деревушки, и «Арго» – посередине. Угрюмый пилосец Меламп сказал:

– Товарищи, ни один здравомыслящий человек не мог бы позавидовать местоположению нашего корабля, он стоит – словно преступник между стражами, и тем не менее я не отчаиваюсь. Кто из вас видит то, что вижу я? Первому, кто подтвердит мое предчувствие об избавлении, я отдам мое ожерелье из переплетенных серебряных колец, которое каждый из вас жаждет получить.

Долгое время никто не понимал, что имеет в виду Меламп, но наконец его товарищ, Корон из Гиртона, который до того считался тугодумом, вскричал:

– Я вижу, что ты видишь, Меламп! Дай мне ожерелье.

Другие аргонавты стали спрашивать:

– И что ты видишь, Корон? Что ты видишь?

Корон ответил:

– То, что Апсирт либо невежественен и горяч, либо крайне легкомыслен, раз уж добавил чужой корабль к своей флотилии из двенадцати судов и бросил вызов Тринадцатому Божеству, имя которого любой мудрый человек избегает упоминать.

Меламп, не говоря ни слова, вручил ему свое ценное ожерелье, аргонавты, воодушевленные этим предзнаменованием, развеселились и запели хором, Аталанта аккомпанировала им на лире; ибо Орфей, хотя и немного пошел на поправку после лихорадки, был еще крайне слаб.

Затем Ясон и Медея составили план действий и тут же посвятили в него Меланиона, сына Фрикса (за верность которого Медея могла поручиться) и Аталанту; но все остальные аргонавты знали только о том, что два посланца – Пелей Мирмидонец со стороны аргонавтов и вице-адмирал Диктис – со стороны колхов – пошли вместе нанимать у бритиев большой челн и команду из трех гребцов, которые доставили бы их вверх по течению ко двору царя скифов в начале дельты.

Ночь прошла без происшествий, хотя часовые обеих сторон были начеку и часто перекликались – греки, страшась ночного нападения, колхи – опасаясь попытки к бегству. Утром все корабли, опять же строем, двинулись на веслах на север, пока не добрались до острова Артемиды, низкого и пустынного, намытого, очевидно, в течение многих веков из ила и песка, нанесенных тысячью устий.

Однако Ясон отказывался доставить на берег Медею и Руно, пока Апсирт не согласится на два условия: а именно пообещает, что он не предпримет никаких враждебных действий против аргонавтов и не сделает никаких попыток забрать с острова Медею или Руно, пока царь скифов не вынесет свое посредническое решение: и что Апсирт беспрекословно подчинится любому приговору, каким бы он ни был. Апсирт, уверенный, что решение будет в его пользу, поскольку большая часть морской торговли Скифии зависела от Колхиды и прямых связей с Грецией скифы не имели, согласился на предложенные условия, добавив, что готов подтвердить согласие клятвой, если то же самое сделает и Ясон. Ясон охотно согласился. Он предложил, что они дадут эту клятву вместе во имя Артемиды на необитаемом острове, который располагался неподалеку. И тогда «Арго» и корабли колхов подошли к этому острову, где Апсирт и Ясон вместе высадились, пожертвовали козленка Артемиде и поклялись на его крови, отпив ее понемногу с вогнутой стороны щита, а остатки вылив в песок. Они обменялись дарами, Апсирт преподнес Ясону шкуру кавказского тигра, а Ясон Апсирту – пурпурный плащ, который был первым даром ему от царицы Гипсипилы в Мирине. Медея с презрением отказалась от двух сопровождающих-мужчин, предложенных ей Апсиртом на время пребывания на острове Оракула и стала настаивать на том, чтобы ей дали одну сопровождающую-женщину. Поскольку Аталанта была единственной, кроме нее, женщиной во флотилии, она и должна была идти, но Апсирт не позволил ей идти вооруженной.

Затем Медея и Аталанта сошли на берег острова Оракула и там отдались под покровительство жрицы Артемиды. То была высокая, беззубая, полубезумная фракиянка, которая питалась лишь орехами, ягодами и сырой рыбой. Эта костлявая старуха потрепала Медею по щекам, погладила ее руки, ощупала ткань ее одежд с пылким ребяческим восторгом; но Аталанту, когда мужчины отплыли, она заключила в объятия, как сестру, и они обменялись магическими словами и знаками.

Греки и колхи, сойдя вместе на другой необитаемый остров, теперь свободно перемешались, беседуя на языке знаков и затевая общие игры, Певкон воссоединился со своими товарищами. Но Меланион, сын Фрикса, отыскал Апсирта и отвел его в сторону, в заросли за пределами слышимости. Он сказал:

– Царственный дядюшка, у меня есть к тебе тайное послание от твоей сестры Медеи, к которому я надеюсь присоединить свое собственное предложение и просьбу. Ты желаешь выслушать меня или ты меня ненавидишь и жаждешь моей крови?

Апсирт ответил:

– Сперва сообщи мне послание моей сестры. Выслушаю я просьбу и предложение или нет, будет зависеть от сути послания.

Меланион негромко и торопливо сказал:

– Вот слова Медеи: «Мои племянники Фронт и Китиссор нанесли мне и тебе тяжкое оскорбление. Как ты догадываешься, они и два их брата решили бежать из Колхиды несколько месяцев назад из-за твоей к ним враждебности. Оракул предупредил их о близящейся смерти нашего отца, и они боялись, что как только ты ему унаследуешь, ты обрушишь на них свою месть за то, что они помешали тебе жениться на их сестре Нэере. Когда их первая попытка бежать завершилась кораблекрушением и наш отец отказался дать им другой корабль, единственная их надежда заключалась в том, чтобы снискать благосклонность Ясона. Он предложил, что бесплатно доставит их в Грецию и добьется, чтобы им отдали их беотийское наследство, если они за это помогут ему захватить Золотое Руно. Они ударили по рукам и тут же принялись за работу. Фронт и Китиссор, самые злонравные из четверых, принудили меня похитить Руно из святилища Прометея и сопровождать их на греческий корабль: они пригрозили, что если я откажусь, убить меня и отравить нашего отца, а также и тебя, а затем поклясться, что я была отравительницей и покончила с собой, чтобы избежать наказания. Скажи мне, брат, что еще я могла сделать, кроме как подчиниться их воле? Я не утверждаю, будто мне приятна мысль о браке со старым Стиром или что, дабы его избежать, я не отплыла бы с радостью в Грецию, будь такое возможно, и не взошла бы там на престол Эфиры, от которого ты отказался в мою пользу. Но я страшилась бы мстительного духа нашего отца, если бы последовала подобным образом своим естественным склонностям; и я осознаю, что Стир окажется ужасным врагом моей любимой Колхиды, если я не вернусь, чтобы за него выйти, но верным союзником, если вернусь. Поэтому я желаю вернуться и добиться лучшей участи для моих соотечественников, какими бы мучительными ни были для меня последствия. Спаси меня, дорогой брат, умоляю тебя. Если ты сохранишь верность клятве, которую Ясон хитростью тебе навязал, и ты, и я пропали. Ибо хитрый грек Пелей, который отправился ко двору скифского царя, представится там, как я подслушала, сыном слепого царя Финея Тинийского, к которому скифы относятся с величайшим почтением, и он запасся доводами, неотразимыми для скифов. Решение, конечно же, будет высказано в пользу греков, в этом у меня нет ни малейших сомнений. К чему медлить? Клятва, которую ты принес, не должна тебя беспокоить, ибо мощь Артемиды Фракийской простирается до Колхиды не больше, чем мощь Отца Зевса. Это – не древняя Артемида Таврическая, которой племя нашей матери жертвовало чужеземцев, выставляя их головы на шестах вокруг домов; она – богиня-выскочка, сестра мышиного демона Аполлона, родилась на эгейском острове Делосе – почитание ее недавно распространилось во Фракии, куда занесли этот культ торговые корабли. А поэтому – дерзай. Приплыви тайно в челноке в полночь, увези меня с острова вместе с Руном и сверши заодно месть над убийцей нашего отца. Я выставлю лампу на окно моей хижины, чтобы ты не сбился с пути. Приходи один. Но не пытайся взять меня с собой обратно на колхские корабли. Я страшусь за наши жизни, если внезапно поднимется тревога и аргонавты схватятся за свои луки. Давай вместо этого уплывем на юг в твоем челноке. А корабли пусть последуют за нами и возьмут нас на борт в некотором отдалении от острова».

Апсирт внимательно выслушал ее и спросил:

– Какое ты представишь доказательство, что ты – посланец Медеи и что все, что ты мне сообщил – не твоя собственная выдумка?

Меланион вручил Апсирту светлый локон Медеи, который Апсирт принял как залог ее честности и положил в свой мешочек; подобно тому, как жрецы в Додоне приняли ясонов локон как залог того, что он пришлет Зевсу обещанные дары.

Апсирт спросил:

– Но в чем предложение и какова просьба, о которых ты говорил, племянник?

Меланион ответил:

– Я верю, что ты простишь мне, Твое Величество, мое прежнее безумство и враждебность по отношению к тебе. Меня сбили с пути два моих старших брата. Мы с Артеем не злонравны и не желаем отныне отправляться в Грецию, даже если Ясон сможет честно выполнить свое обещание вернуть нам наше беотийское наследство. Ибо мы – два младших сына, которых два старших всегда сговаривались держать в нищете. Фронт и Китиссор, которым первым будет дано право выбирать города и земли, заберут, как бывало, шкуру, плоть и жир, а нам оставят копыта, требуху и кости. Мое предложение таково: мы с Артеем вызовемся нести вахту этой ночью, так что твое путешествие в челноке может пройти для греков незамеченным, равно как и последующее осторожное отплытие твоих кораблей. В последний момент мы с Артеем сойдем с борта «Арго» и поднимемся на борт твоего судна. Просьба моя такова: в награду за нашу верную службу ты милостиво назначишь Артея своим Главным адмиралом, а меня – капитаном Дворцовой стражи.

– Я принимаю предложение, – сказал Апсирт, – и весьма охотно рассмотрю твою просьбу, как только станут моими три вещи, которые ты мне пообещал: Руно, моя сестра и месть убийце моего отца. Поскольку Аталанта считает теперь Артемиду Фракийскую, а не себя саму ответственной за убийство, я сочту для себя справедливым пренебречь клятвой, которую дал во имя богини. Какой может быть у меня долг перед божеством, которое нанесло тяжкое, несправедливое оскорбление нашему дому?

Меланион вернулся на «Арго» и уверил Ясона, что все идет как надо. В сумерках Автолика послали вытащить локон Медеи из апсиртова мешочка и заменить его длинной нитью желтой пряжи; он выполнил задание без труда, так как имел до неправдоподобия ловкие пальцы. Говорили, что он мог бы похитить у человека передние зубы или уши с таким проворством и умением, что жертва ни о чем не догадалась бы в течение часа или более. И все же Автолик не был посвящен в заговор против жизни Апсирта: только Ясон, Медея, Меланион и Аталанта знали, что грядет.

В тот вечер аргонавты прикинулись, будто неумеренно выпили. Они пели хмельные песенки, колотили палками и костями по корабельному котлу, стучали пятками по палубе. Идас непрерывно восклицал: «Ясон, Ясон, ты пьян!» На что чародей Периклимен голосом, неотличимым от Ясонова, неизменно отвечал: «Молчи, приятель, я трезв, как водяная нимфа!» Вскоре после этого все, кроме часовых, Артея и Меланиона, притворились, будто уснули, их целью было скрыть отсутствие на корабле двоих: Ясона и Эвфема Тенаронского. Они скрылись в зарослях, как только сгустилась тьма, и Эвфем бесшумно бросился в море и поплыл к материку, где стояли, пришвартованные к столбу несколько обшитых тюленьей кожей бригийских челноков. Эвфем взял один из них и повел туда, где дожидался его Ясон. Темная ночь, угрожавшая разразиться дождем, как нельзя более устраивала Ясона: он забрался в челнок, взял весло с двумя лопастями и, плывя на свет лампы, вскоре вышел на пологий берег острова Артемиды и молча стиснул Медею в объятиях. Она провела его в хижину, где посетители Оракула ожидали обычно, когда жрица соблаговолит их принять, и сказала:

– Вот постель, в которую ты должен лечь. Одеяла тебя накроют. Позаботься, чтобы не высунулся твой меч! Он может принести с собой лампу.

Ясон отвечал с улыбкой:

– Меланион сказал мне, что он проглотил твою байку с не меньшей жадностью, чем Бут – отравленный мед.

Медея вздохнула и укусила ноготь на большом пальце.

– Нам следовало бы предоставить Пчелиного человека его участи, – сказала она. – Его жадность обрекла нас на преступления.

– Мы не виновны в том, что была пролита кровь, – поспешно сказал Ясон. – Не проявляй слабости, прекрасная, ибо только непреклонные сердца могут благополучно доставить Руно в Грецию. Или ты не желаешь ехать с нами? Путь домой, в Колхиду, все еще открыт для тебя. Если ты выберешь возвращение, из благочестия или из страха, я не встану у тебя на дороге, хотя и буду горестно скорбеть, что потерял тебя. Но одно пойми: я должен возвратить Руно любой ценой.

– Руно, и только Руно! – вскричала Медея. – Я бы могла возненавидеть тебя, как фурия, если бы столь сильно не любила. Нет, нет, я последую за тобой на край света, и ни кровь моего отца, ни кровь брата не прольется, разделив нас и воспрепятствовав нашему браку. Поцелуй меня еще раз, Ясон, поцелуй меня! Только из твоих уст могу я испить храбрость для неотвратимого деяния, которое мне предстоит.

Он целовал ее снова и снова, впитывая ноздрями ароматы, исходящие от ее волос и тела. Она закрыла глаза и заскулила от удовольствия, словно собачка.

Вскоре он отстранился от нее и, улегшись в постель, натянул на себя одеяла. Там в одиночестве, держа наготове меч, он стал ждать появления Апсирта.

Аталанты не было видно. Но вот он услышал ее голос, отчетливо доносившийся из святилища: она развлекала жрицу рассказом о плавании. Больше всего жрице понравилась история лемносских женщин, и Ясон услышал, как она, кудахтая, восклицает: «Ах, дуры, дуры! Разве они не знали, каково им придется без мужчин!» Затем он услыхал, как Медея идет к святилищу призывать к молчанию Аталанту, ибо Апсирт должен поверить, что она в хижине.

Прошел час и Ясон услыхал негромкие голоса, которые что-то щебетали друг другу по-колхски: то были Апсирт и Медея. Они подкрадывались к хижине по тропе. Голос Медеи был мягок и угодлив, в голосе Апсирта слышались горечь и жажда мести. Ясону почудилось, будто она говорит: «Не страшись, брат, Аталанта – женщина и безоружна». И Апсирт ответил: «Будь то сам Геркулес со своим луком и окованной медью дубиной, я не дрогну. Ручаюсь, она от меня не ускользнет».

Апсирт медленно подошел ближе. Он встал в дверях и произнес шепотом то, что показалось молитвой духу своего отца Ээта, посвящая ему жертву. Молитва закончилась, и Ясон услыхал, как лязгнул меч о броню, когда Апсирт на ощупь двинулся через хижину. Ясон вскочил, сжав меч в правой руке, а плащ обернув вокруг левой вместо щита. Апсирт отступил на шаг, но Ясон, неясно видя его силуэт на фоне дверного проема, бросился вперед и поразил его в пах, так что колх взвыл от боли и уронил меч. Ясон схватился с ним, бросил его наземь и одним мощным ударом магнезийского охотничьего ножа перерезал главную артерию в горле, так что кровь брызнула вверх теплым фонтаном.

– Свет, быстро! – приказал Ясон Медее, когда Апсирт перестал бороться.

Она принесла лампу, но закрыла глаза, чтобы не видеть крови. Ясон уселся на труп и дерзко крикнул ему:

– Я невиновен, царь Апсирт. Ты первым нарушил клятву, которую мы дали вместе. Ты пообещал не учинять насилия ни над одним аргонавтом, но вышел с клинком в руке против меня. Я лишь защитился от тебя.

Тем не менее, хорошо понимая в душе, что совершил предательское убийство, он обрубил Апсирту нос, пальцы рук и ног, трижды лизнул пролившуюся кровь и трижды сплюнул ее, крича:

– Не я, дух! Не я!

Уши и нос он обрубил для того, чтобы дух не смог выследить его по запаху и звуку, а также выколол ему глаза, чтобы его ослепить; и подошвы ему изрезал, чтобы тот не смог его преследовать, не испытывая боли. Пальцы рук и ног он выбросил через окно в поросшее тростником болотце, так чтобы колхам трудно было их найти. Затем он вышел с руками и лицом, вымазанными кровью. Медея шарахнулась от него с отвращением, и он с укором сказал ей:

– Царевна, на твоем одеянии тоже кровь.

Она ничего не ответила, но позвала из святилища Аталанту.

– Принеси Руно, – сказала она, – и следуй за мной!

Старая жрица, крадучись, вышла наружу и спросила:

– Я слышала крик?

Медея ответила:

– Милостивая госпожа, богиня Артемида покарала богохульника.

Часовые-колхи, дожидавшиеся возвращения Апсирта, услыхали плеск весла и крикнули:

– Эй, на лодке!

Медея ответила:

– Это я. Царица Медея. Колхи, выслушайте меня, все вы благоговейно и покорно выслушайте вашу новую царицу! Мой брат, царь Апсирт, мертв, я одна осталась из царственного дома. Позволив себе пренебречь клятвой, которую он дал греку Ясону во имя Артемиды Фракийской, здешней богини, он тайно пришел ночью, чтобы свершить месть над моей спутницей, девой Аталантой, которую несправедливо обвинил в убийстве нашего отца. Когда он пробрался в хижину, где спали мы с Аталантой, и с мечом в руке подкрался к постели, я стала свидетельницей чуда. Одетая в юбку женщина необыкновенного роста и поразительной красоты, явно сама Фракийская Богиня, появилась ниоткуда и всадила свой дротик в горло моего брата, вскричав: «Жалкий человечишка, и ты посмел бы умертвить деву-охотницу Артемиды на самом острове Артемиды?» Затем ее твердая рука обрубила ему нос, уши и пальцы его собственным мечом, и он упал в лужу крови. Кровь струилась отовсюду и запятнала мое одеяние.

Слушайте дальше, колхи! Я – ваша царица, и какие бы приказы я ни отдала, они должны быть выполнены. Прежде всего я требую, чтобы вы оставались здесь девять дней, начиная с завтрашнего рассвета, дабы оплакать моего брата Апсирта и совершить погребальные обряды. Тщательно соберите его рассеянные кости – не какие-нибудь, а все до единой – и привезите их в белой конской шкуре в Колхиду, в мою столицу Эа, куда я поплыву впереди вас. Что касается этих греков, я намерена отпустить их на свободу, вернув им Руно, которое было у них украдено Фриксом, супругом моей сестры; и я преподношу им этот дар не из слабости или трусости, но дабы его пагубные свойства не вызвали смерть третьего члена нашего царственного дома, а именно – мою. И все же я связываю с этим даром одно условие: они должны отвезти меня в Колхиду прежде, чем отплывут домой, к себе на родину. Моряки, я понимаю ваши религиозные чувства и уважаю их. Вы считаете, что женщина на борту любого из ваших кораблей принесет неудачу, двойную неудачу принесет жрица Богини Смерти, тройную – если одежда ее окажется запятнана, как моя, кровью ее брата!

Колхи выслушали в оцепенении речь Медеи, и ни одни не осмелился проронить ни слова. Затем она вскричала:

– Мой племянник Меланион, часовой на греческом корабле! Разбуди вашего предводителя, царевича Ясона, и спроси, согласен ли он на сделку, которую я ему предлагаю.

Меланион сделал вид, будто совещается с Ясоном, а затем ответил по-колхски, что Ясон согласился, но при условии, что сперва он заберет с острова Аталанту, а затем поднимется по Дунаю, чтобы догнать Пелея и вернуть его на корабль: ибо он не может покинуть ни одного из своих двух товарищей.

Медея разыграла нетерпение, но потом как бы нехотя согласилась. Она взошла на борт «Арго», крича, что чем скорее они отплывут, тем лучше, если они надеются нагнать Пелея. И вот аргонавты вкатили на борт якорные камни и принялись молча грести прочь во тьму, а тем временем медленно поднялся вопль скорби, испускаемый оставшимися без вождя колхскими мореходами – словно голодные волки завыли на луну. Анкей правил к острову Оракула, и когда киль ударился о песок, спустил лесенку. Сперва на борт взошла державшая Руно Аталанта, затем – Ясон. С берега долетел кудахтающий смешок и повторные прощальные слова жрицы, которая весело воскликнула с фракийским акцентом: «Разрублен на кусочки, разрублен на кусочки… их никто и никогда не соберет!»

Аргонавты задрожали, услыхав это. Они догадались, что она и обернулась тогда журавлем. И в самом деле, эта женщина с ее длинным носом и костлявыми ногами весьма походила видом на журавля. С радостью оставили они за кормой кровавый остров и подставили свой парус суровому северному ветру.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ
«Арго» высаживает Ясона

На заре аргонавты нашли Пелея, ожидавшего их в британской деревушке. Адмет спросил его, когда Пелей взбирался по лестнице:

– Ты все еще здесь? А где колхский вице-адмирал?

Пелей кратко ответил:

– Мы одолжили челнок и поплыли в нем. Но вице-адмирал признался мне, что не умеет плавать.

– А, понимаю, – сказал Адмет. – Надо полагать, опять случилось какое-то роковое происшествие.

– Моя жизнь полным-полна их, – признался Пелей, залившись краской, – с тех самых пор, как давным-давно на Эгине какой-то крылатый дух отклонил от правильного пути мое кольцо и оно убило этого беднягу, моего сводного брата. А вчера неустойчивость челнока и быстрота течения лишили жизни колха, не пролив крови. – Затем он обратился к Ясону и Медее: – Скажите мне, благословенная пара, как вам удалось избавиться от наших преследователей? Что, наш Эвфем снова одолжил бурав из Аргусова ящика с инструментами? А Руно-то вы с собой принесли?

Когда Ясон поднялся, чтобы показать свое сокровище, неумолимые солнечные лучи упали на его окровавленную рубаху, запачканные ноги и сгустки крови в светлых волосах.

Пелей скорчил гримасу Горгоны и сказал:

– Кажется, Ясон, у тебя тоже произошло роковое происшествие, да только не без крови. Или ты, может быть, приносил полуночную жертву Божеству Преисподней?

Никто из аргонавтов, кроме Аталанты и двух сыновей Фрикса, не знал, что Ясон убил Апсирта, хотя все знали, что он тайно посетил остров, чтобы забрать Руно. Вид крови всех поразил и потряс, и все в молчании ожидали ответа Ясона.

Ясон не отвечал.

Медея улыбнулась, оглядев ряд заполненных людьми скамей, и сказала:

– Ну что же, поплывем отсюда, дорогие друзья, пока ветер свеж. Пусть никто из вас не думает, что я говорила всерьез, когда требовала, чтобы вы доставили меня обратно в Эа прежде, чем вернетесь в Грецию. Пусть все Колхидское царство разрушит землетрясение или зальет потоп, мне-то что. «Арго» идет прямо в Иолк. Ну, давайте же его сдвинем!

Никто не шелохнулся. Все глаза были устремлены на ее одеяние, забрызганное кровью.

Аталанта спросила:

– Товарищи, что вам мешает? Почему вы не гребете?

Долгое молчание нарушил скрипучий голос Аскалафа из Орхомены.

– Я слышу странный поющий звук на носу, – сказал он. – Может быть он исходит от вещей дубовой ветви Зевса, которая уже однажды к нам обратилась и разрешила наше затруднение?

– Это жужжание мух или шум ветра в снастях, – сказал Эхион, который не терпел каких-либо оракулов, не исходивших от его отца Гермеса.

Прорицатель Мопс взошел на нос, тщательно подобрав свои одежды, когда проходил мимо Медеи, чтобы не загрязнить их. Он внимательно прислушался, наконец кивнул и заговорил.

– Ветвь говорит: «Те, кто сокрушили в битве моих явных врагов, да рассядутся в должном порядке на добротных скамьях этого корабля; но на тех, кто замешан в предательском убийстве, во имя какой благой цели оно бы ни совершилось, падут мои проклятие и гнев. Если только они немедля не покинут корабль, я поражу его с ними вместе ударом молнии и брошу всех аргонавтов в бездонную гибельную пропасть. Они должны уйти, они должны уйти, они должны уйти – и не должны возвращаться, пока не очистятся полностью от греха. Ха! Запах крови исходит даже от золотых рогов моего Руна. Я не приму окровавленное Руно, даже если эта кровь вытекла из глоток моих врагов. Удалите пурпур и золото с корабля и не приносите их ко мне до тех пор, пока их не омоют в семи реках, которые впадают в семь разных морей».

С дальних вершин горы Гемос, хотя день был безоблачный, донеслись ворчливые громовые раскаты, подтверждая истинность оракула.

Не говоря больше ни слова, Ясон и Медея собрали свои пожитки, взяли Руно и спустились по лесенке.

Мопс спросил Аталанту:

– А ты не соучаствовала в убийстве?

Она ответила:

– Я была косвенным соучастником, а не прямым. У меня на теле, волосах или одежде нет крови.

Долоп Эвридам сказал:

– И все же пятнышко-другое могло ускользнуть от твоего внимания. Я не позволю тебе оставаться на борту.

Мелеагр сказал:

– Если Аталанта уходит, я – тоже.

– Иди с миром, – ответил Эвридам, – и возьми с собой Меланиона, который, хотя и не высаживался на остров Оракула, все же виновен еще больше, чем Аталанта.

Другие аргонавты откликнулись:

– Иди с миром, Мелеагр!

Аталанта, Мелеагр и Меланион покинули «Арго», и Мелеагр сказал:

– Я ухожу по собственной воле, а не по необходимости; и все же призываю вас засвидетельствовать перед Аполлоном, что я не дезертир, ибо все вы пожелали, чтобы я шел с миром. Где мы встретимся?

Аргус ответил:

– Где же еще, если не в Ээе, городе Кирки? Кирка, будучи сестрой убитого Ээта и теткой убитого Апсирта – единственная из живущих, кто может выполнить обряды очищения над виновными. Сопроводи их в ее дворец, взяв с собой Руно, путем, о котором мы договорились на недавнем нашем совете, и уговори ее их очистить.

Новый отдаленный раскат грома сделал более весомыми слова Аргуса.

Мелеагр сказал:

– Хорошо, товарищи. Желаю вам счастливого плавания, и пусть вас не сцапает Арас, Главный Адмирал, который поджидает вас у Трои; берегитесь его безжалостных союзников троянцев. Я считаю, что вы поступили неразумно, исключив из вашего числа Медею, поскольку она одна, как царица Колхиды, может призвать Араса к повиновению.

– Я не боюсь за «Арго», – сказал Аргус, – если только на борту не останется ничего, несущего зло. Мы под защитой пяти божеств: Афины, под руководством которой я построил этот блистательный корабль; Зевса, говорящая ветвь которого только что предостерегла нас и гром которого дважды прокатился по небу от Гемоса, подтвердив предостережение; Посейдона, по зыбкой почве владений которого мы плыли и опять должны плыть; Артемиды, журавль которой недавно в момент бедствия изрек нам утешительное пророчество; и Аполлона, которого Артемида зовет братом и которому мы принесли жертвы на Левке, когда сошли на берег этого восхитительного острова.

Из-под одеяла на носу раздался слабый голос Орфея, упрекнувший Аргуса:

– Аргус, сын Нестора, не забывай Великую Богиню, которая дала жизнь всем нам.

Аргус поспешно ответил:

– Не надо, чтобы ее имя слетало с наших уст; с момента нашего захода на Самофракию оно колотит о наши ребра словно молот кораблестроителя.

Затем они оттолкнули от берега судно, простившись только с Мелеагром, так как не желали снискать вражду духа Апсирта. Аргуса единогласно выбрали капитаном.

Они плыли вдоль западного побережья Черного моря без приключений. Берега оставались низкими, пока на третий день они не поравнялись с Гемосом, после чего пошел берег средней высоты с пустынными холмами на заднем плане. Ветры были легкими, но попутными, и на пятый день «Арго» обогнул поросший деревьями мыс с пологими желтыми берегами и прибыл в Салмидесс, летнюю столицу царя Финея. Все аргонавты сошли на берег, и Финей вновь разрумянившийся и деятельный, благодаря нормальному питанию, прошел, постукивая палкой, через двор, чтобы их встретить, и заплакал на шее у своих пасынков, Калаида и Зета. Когда они поведали ему всю историю своего плавания, он сказал:

– Поспешите домой, дорогие сыновья, как только Руно будет снова благополучно возложено на плечи дубовому образу Лафистийского Овна.

Они пообещали так и сделать, но сказали:

– Впереди нас ждет опасность. Как нам ускользнуть от наших врагов-колхов и троянцев, их союзников?

Финей ответил:

– С вами нет ни Аталанты, ни Медеи, ни Ясона, и вы не везете с собой Руно. С чего вам страшиться колхов? Что до троянцев, то у вас на борту нет товара, который вызвал бы их ревность; а когда вы сообщите им, что Ээт и Апсирт оба мертвы и что престол Колхиды пустует, они благословят вас как добрых вестников и щедро угостят. Я ручаюсь, неурядицы колхов порадуют их слух, ибо Ээт навязал им множество невыгодных сделок и ограничил их торговлю с несколькими народами Черноморского побережья.

Получив такие заверения и отведав угощения, аргонавты спокойно продолжали свой путь. Но они отплыли без Орфея, которому нездоровилось с тех самых пор, как они оставили Колхиду и который за все это время ни разу больше им не сыграл. Когда Финей пообещал вернуть ему здоровье ваннами и слабительными и благополучно отправить его затем в его родную страну с достаточным эскортом, товарищи освободили его от клятвы оставаться с ними. К вечеру следующего дня они прибыли в пустынное место, поросшее зарослями земляничных деревьев, грубым кустарником и чахлыми дубами, к истокам озера Делкос. Там на белом, ослепительно сверкающем песчаном берегу они принесли в жертву богине Афине двух овец, которых захватили с собой из Салмидесса, моля ее, пока струилась кровь, снова благополучно провести их мимо Сталкивающихся скал.

Течение в Босфоре бежало еще сильнее, чем прежде, и хотя они скорбели, что нет больше в живых Тифия, чтобы их вывести, Анкей Большой, полагаясь на указания царя Финея, с уверенностью взялся за руль. Они пронеслись по проливу без происшествий за три часа, а то и меньше, и вскоре плыли вдоль северного берега Мраморного моря. Первую стоянку они сделали в просторной защищенной бухте, в которую впадает река Атирас, во владениях царя Финея; следующую – на песчаном берегу под сенью Священной горы; следующую – в Сестосской бухте. Это был первый привал по пути домой, который совпал с их привалом по пути туда. Ему суждено было стать последним.

Они стремительно промчались по Геллеспонту однажды ранним утром, когда солнце так и жарило с неба, а воды были синими, как ляпис лазурь; но свежая зеленая трава берегов увяла и выгорела, так как лето было теперь в разгаре. Столб дыма поднимался над троянским Дарданосом, когда они проплывали мимо, и еще один – над дозорной башней в нескольких милях ниже по течению. Они вопрошающе переглянулись, надели броню и держали оружие наготове, страшась худшего. Вскоре они увидали четыре или пять кораблей, выходящих из устья реки Скамандр. Линкей сообщил:

– Это – колхские корабли, эскадра Араса. Но я нигде не вижу троянских кораблей – ни на воде, ни на берегу.

Фронт, сын Фрикса, сказал Аргусу:

– Арас, главный адмирал, был много лет военнопленным в Перкоте, и поэтому понимает по-гречески. Пусть вестник Эхион поговорит от нашего имени. Несомненно, Гермес, его божественный отец, опять набьет ему полный рот вранья.