Текст книги "Цыпленок и ястреб"
Автор книги: Роберт Мейсон
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
– Ты цыпленок-ястреб, – улыбнулся Гэри.
– Ага.
Наступило молчание. Да, подумал я. Мы оба перепуганы до безумия. Я чувствовал себя так, словно меня ведут на казнь.
– Как думаешь, на сколько бы нам хватило вертолета с полным грузом пайков? – спросил Гэри.
– Ну блин, на несколько лет, наверное. Две тысячи фунтов еды.
– Может, стоит взять меньше еды и вместо нее прихватить несколько девчонок, когда полетим.
– Куда полетим?
– На остров.
– Знаешь, а ты прав. Такое можно сделать.
– Я знаю, что можно, – Реслер гордо улыбался.
Я был в восторге от идеи. Да, Боже, мы можем такое сделать!
– Вот и все. Вот и ответ. Мы просто продолжаем летать. У нас будет большой груз пайков. Мы можем задержаться в Кинхон, взять нескольких женщин, долететь до острова, приземлиться, выгрузить и то, и другое. Потом один из нас должен увести вертолет от острова и избавиться от него.
– А зачем избавляться? Можно ведь его просто замаскировать. Может, там хватит деревьев и всякой хрени, чтобы спрятать "Хьюи". А если не будет, тогда мы его выбросим.
– Согласен. Если не будет.
– И еще бухла возьмем. Видал? Мы с тобой, плюс две офигенные девчонки лежим под пальмами. Нужно еще радио взять, чтобы следить за событиями на войне. Ну, типа чтобы знать, что мы пропускаем.
Гэри стал озабоченным:
– Может, надо сначала залететь в Плейку.
– Зачем?
– Ну, не знаю, хочу ли я там жить вообще с любой девчонкой. Помнишь Мэри, там, в Плейку, где я провел целую ночь?
– Ага.
– В общем, она меня любит.
– Ах, Гэри, она… – не любит она тебя, ей нужны твои деньги. На билет из этой долбаной страны. – …Она хорошая, да?
– Она меня любит.
И вдруг мы оба замолчали. Каждый смотрел в сторону, погрузившись в мысли. Мои силы ушли. Что за дурацкая идея. Ебаное желаемое за действительное, не больше. Посмотри правде в глаза. Правде в глаза. ПРАВДЕ В ГЛАЗА!
– Гэри, похоже, в Плейку нам нельзя. У нас может выгореть, только если мы будем нормально лететь, а потом исчезнем. Может, нам сойдет с рук посадка в Кинхон. Там плотное воздушное движение.
– Только с Мэри.
– Гэри, не сходи с ума.
– Так, ребята, ваша очередь, – в палатку нырнул Уэндалл. Остров с пальмами и бронзовые девичьи тела растворились в воздухе. – Борттехник латает кое-какие дырки, но лететь можно будет уже через минуту.
Уэндалл выглядел бледноватым:
– Старик хочет, чтобы вы присоединились к группе в Лиме. На сегодня есть кое-какие задания. Надеюсь, так вам будет лучше.
Борттехник вместе со старшим инженером осматривал вертолет. Их беспокоили пробоины в хвостовой балке, потому что пули могли пробить трансмиссионный вал рулевого винта или тяги управления. Но этого не случилось. Борттехник заклеил дыры зеленой лентой, почти совпадавшей по цвету с краской обшивки. Теперь это был наш вертолет.
Небо, словно намекая на что-то, было затянуто облаками. На перевале Анкхе Гэри пришлось опуститься до пятидесяти футов, чтобы не терять видимость. Мы приземлились в Лиме.
– Что там такое на дороге? – спросил я Коннорса. Пока мы кружили над Лимой, выполняя заход, то заметили толпу людей вокруг какой-то большой кучи, накрытой брезентом и перевернутый "мул".
– "Сапог", водитель мула, потерял управление и перевернулся.
– Покалечился?
– Нет. Погиб.
– Вы с Реслером – Красный-4, – сказал Лиз и помчался к голове строя. Зона Лима просто бурлила. Солдаты перебегали в небольших группах, разыскивая назначенные им вертолеты. Несколько "Хьюи" поднимались в воздух с грузом на подвеске. На посадку заходил "Чинук", принесший с зоны Гольф толстую черную топливную емкость.
– Сэр, моим людям занять места? – спросил меня сержант Кавалерии.
– Давай, сержант. Забирайтесь, – я поглядел на другие отделения, выдвигающиеся к машинам. – Уже скоро вылетаем.
Он обернулся:
– Пошли!
Они вскочили в вертолет секунд, наверное, за пятнадцать.
Строй был чудовищный, больше сорока машин. Я такие особенно ненавидел. И мы опять занимали четвертую позицию. Нам приходилось здорово разгоняться, оказавшись на внешней стороне разворота и сбрасывать скорость, как бешеным, если строй поворачивал в нашу сторону. И потом, машина была развалюхой. Когда мы взлетали, турбулентность от строя прибила нас к земле и вертолету пришлось изо всех сил напрягать свои бедные потроха. Мы нагнали строй уже на крейсерской высоте и смотрели, как идет подготовка. Дым поднимался длинными полосами, уходящими на запад. Жокеи из ВВС с грохотом промчались обратно на базу – их работа была окончена. Теперь по зоне работали наши ганшипы – ракетами и пулеметами. Пилотировал Гэри, а я просто смотрел на шоу, покуривая сигарету. Будто в кино. "Сапоги" позади меня орали друг на друга сквозь вертолетную какофонию, ухмылялись, смеялись, курили, напуганные до одури. Машины в строю поднимались и опускались по волнам воздушного моря. Когда вы летите в строю, он всегда выглядит неуклюжим, потому что два вертолета никогда не бывают на одной высоте. Если смотреть с земли, то вы видите плоскую букву V, и она смотрится красивей. Одним из радиошумов был голос полковника:
– Желтый-4, ближе. Это что, по-вашему, строй?
Полковник, будучи полковником, летел выше нас. Не зря их называют полканами, это у них такая должность – должность пса. Другого от них ждать и не приходится.
– Стрелки, готовы? – спросил Гэри. Теперь мы быстро теряли высоту, пройдя стартовую точку, жалкую хижину возле высокой изгороди, означавшей финальный участок маршрута. Зона высадки была от нас в двух милях.
– Готов.
– Готов.
– Стрелять только по моему приказу, если не увидите что-то очень явное. Не стрелять по хижинам.
– Есть, сэр.
– Есть, сэр.
По хижинам стрелять нельзя. Если выстрелить по хижине, можно убить ВК.
Когда мы помчались к земле для захода на предельно малой, я мягко положил руку на ручку управления, ноги прикасались к педалям, левая рука потрагивала шаг-газ.
– Подрыв.
За полсотни футов от земли Гэри справлялся хорошо. Он отвернул хвост от нескольких деревьев как раз тогда, когда я подумал, что он в них врежется. Строй выполнил посадку. Солдаты выскочили наружу, ведя огонь.
– Желтый-1, впереди слишком жарко. Рекомендую развернуться в висении и вернуться тем же маршрутом, которым вы прибыли, – это говорил один из "Герцогов", ганшипов, атаковавших что-то на дальнем конце зоны. Ребята спереди орали, что там непрерывная стрельба, но с моей позиции видно ничего не было.
– Вас понял. Звено, возвращаемся старым маршрутом. Ждите своей очереди.
Ведущий поднялся повыше, завис и развернулся, чтобы пролететь над нами. Так же сделали и все, проходя над нашей машиной один за другим. К тому времени, как наступила наша очередь, первые вертолеты уже начали сообщать о попаданиях. Когда мы присоединились к ним, то удар получила машина впереди; нас обдало плексигласовой крошкой. А потом я услышал звук "цок-цок-цок" и над нашими головами в плексигласе появились пулевые дырки. Гэри дал полный газ, чтобы подняться повыше, но даже пустой вертолет оставался развалюхой – мы отставали от остальных. "Цок". Куда-то в фюзеляж.
Где-то на тысяче футов я закурил сигарету и оглядел новые пробоины. Неудачно как попали – в дождь будет течь.
До Лимы мы не долетели. Нас и еще три вертолета из звена «Красных» отозвали для нескольких срочных эвакуаций. Мы с Гэри последовали за Фаррисом и Кайзером на Красном-3, чтобы вытащить раненых из горячей зоны. Две другие машины болтались где-то еще.
Фаррис сделал несколько кругов, чтобы убедиться в отсутствии огня. Предполагалось, что мы выждем, пока "сапоги" не зачистят зону.
– Красный-3, все чисто, – а я слышал стрельбу где-то на заднем плане, пока солдат разговаривал с Фаррисом. Фаррис тоже слышал.
– Уверен?
– Красный-3, подтверждаю. Посадку разрешаю.
Врал, конечно. Я бы на его месте тоже соврал.
На заходе Фаррис занял место, на которое я нацеливался, так что мне пришлось пролететь в сотне футов позади него. Я приземлился на травянистый пятачок рядом с изгородью. Везде были видны ползущие пехотинцы.
– Зачистили, блин, – сказал Гэри. Двое пригнувшихся людей с носилками бросились к нам. Из травы неподалеку ударили фонтанчики песка и люди бросились на землю. Тело на носилках дернулось, как кукла.
– Огонь с фронта, – сообщил я Фаррису.
Люди с носилками поднялись и добежали до боковой двери, а там борттехник быстро выскочил, схватил один конец носилок и забросил внутрь. Перед нами в землю врезалось еще несколько пуль. Я поглядел на радиоантенну, болтающуюся над фигурой пехотного командира:
– Вот же брехло ебучее.
До другой двери дотащили еще одни носилки; там помогал стрелок. Мы были прикованы к земле. Фаррис сообщил, что уходит.
– Давай! Давай! – орал я назад, перегнувшись через спинку.
На борт закатились двое ходячих раненых. Секунду командир "сапог" стоял на месте, потом бросился на землю. Все, что я слышал – вой нашей турбины. Никаких выстрелов. Лишь облачка песка в низкой траве. У изгороди человек поднял вверх два пальца. Он показал на другого человека, лежащего у его ног и покачал головой. Только тут я заметил этот труп. Конечно, труп. На его животе лежали жгуты внутренностей, вырванные пулями. Такой мог подождать и подольше.
Я взлетел. Разворот на месте. Нос вниз. "Цок". Пошел. "Цок". Набор высоты.
Четверо раненых выжили.
Мы провели дождливую ночь на старой доброй Лиме. Из новых пулевых дырок текло.
Наступило рождественское перемирие, но мы все равно летали, перебрасывая патрули, чтобы проверить сообщения о нарушениях ВК на нашей территории. Для меня это смотрелось, как полная дикость: мы могли договориться не убивать друг друга несколько дней, а потом начать все по новой. Впрочем, тогда я был молод.
Но на самом деле, летать на Рождество мне пришлось из-за моего проеба несколько дней назад, когда я вел вертолет вместе с капитаном Джиллеттом, нашим снабженцем. Мы были в ведущей машине и вели строй из сорока с лишним вертолетов, работая в холмах. Возвращаясь, я постоянно думал об этой массе, следующей за мной. Я в жизни не вел такой огромный строй.
Все, что от меня требовалось – вернуть их для дозаправки, как раз в то место, где вьетнамский рабочий умер от укуса змеи. Ведущая машина должна лететь плавно – никаких быстрых разворотов, постепенные снижения. Но когда я начал сбрасывать скорость для захода, то повел себя слишком осторожно. Мне постоянно казалось, что сейчас все они меня протаранят. Я сбросил скорость слишком поздно и в результате проскочил заход. Блядь, я промазал мимо всего поля! Джиллетт смотрел на меня в ужасе. Говорили, что Мейсон неплохой пилот, и только гляньте – Мейсон промахнулся мимо всего поля, на вертолете! Делая разворот, чтобы вернуться, я так и представлял, как весь строй хохочет надо мной. Но все оказалось еще хуже. Развернувшись, я увидел, что остальные не стали меня дожидаться и выполнили посадку, пока их лидер держал курс куда-то на Страну Чудес. Я горел от стыда и ума не мог приложить, как жить с этим дальше.
А потому на Рождество я обнаружил себя летающим с Фаррисом. Он особо не разговаривал, но проверял меня, чтобы понять, почему я допустил проеб. Я вновь был ведущим, но столько передумал и пережил из-за своей ошибки, что делал отличные заходы. Я выбирал верные места. Я оставлял достаточно места для посадки остальных. Взлеты, посадки, все остальное получались прекрасно.
– Джиллетт сказал, что у тебя какие-то мелкие проблемы на заходах, – тактично заметил Фаррис.
– Было один раз.
– Вижу. Сегодня у тебя все получилось хорошо.
– Спасибо.
– С наступающим.
Этим вечером, когда мы доставили рождественский ужин всем патрулям, то съели и свою индейку. Потом мы спели несколько песен, съели всякое, что нам прислали семьи жены и я пролил несколько слез, когда укладывался спать.
– Глазам не верю, – сказал Гэри Реслер, скрючившись у своей койки. Снаружи нашей палатки слышалась яростная стрельба. – Почему?
Я покачал головой в темноте:
– Безумие.
Рядом с палаткой забил пулемет. Я вдавил свою задницу глубже под раскладушку, упершись в опоры. Закрыл глаза, чтобы хаос снаружи оказался сном. Пулеметная очередь растворилась в волне из сотен других выстрелов. Я прятался от безумия.
По проходу пробежала тень, наступив на отставшую доску под моей головой. Внутри палатки раздались пистолетные выстрелы и тень исчезла.
Стрельба продолжалось. Райкер был внутри, вместе со мной и Гэри. Остальные прятались в траншее – наверное, так было безопасней. Раскладушка не остановила бы пуль, но мне было спокойней лежать на полу в темноте.
– Может, нам выйти наружу, – сказал Гэри из своего угла.
– Уже пробовали, забыл? – и прямо рядом с брезентовой стенкой раздалось стаккато из выстрелов. – Их не остановишь!
Безумие шло, как буря. Похоже, рождество 1965 года я не забуду никогда – так я подумал.
Наступило легкое затишье и Гэри сказал:
– Вроде стихает. Пойду наружу.
– Ты вернешься.
Он меня не услышал. Я почувствовал, как заскрипели доски, когда он вышел. Вернулся минут через пять.
Кто-то вновь топал по проходу.
– Мейсон, Реслер, ребята, вы здесь? – это был капитан Фаррис.
– Ага, – ответил я с пола.
– Выбирайтесь и остановите их. Остановите их.
– Уже пробовали.
– Ну так попробуйте еще раз. Пошли, – и он вынырнул наружу.
– Глазам не верю, что за хрень, – услышал я свой голос.
– Ладно, двинули, – ответил Гэри.
Под небом, озаренным трассерами, стоял спец-пять [33] с пулеметом М60 у бедра, стреляя во все стороны. Свет был тусклым, но дьявольское выражение на его лице читалось явно.
– А ну стой! – заорал я. – Убрал оружие!
Спец-пять покачал головой и зловеще ухмыльнулся. Он глядел, как трассеры взмывают в небо и летят к холму Гонконг. Господи, подумал я, на вершине холма же люди, масса людей.
Все началось со стрельбы в воздух на Рождество. Теперь ситуация полностью вышла из-под контроля и пули летели в сторону команды связистов на холме. Внезапно они полетели и с вершины – связисты открыли ответный огонь по дивизии.
Полковник, как паук перебегал от мешков с песком к канавам и палаткам и натыкался на своих обезумевших подчиненных. В пятидесяти футах от нас он остановился и рявкнул на человека с пулеметом:
– Отставить! Приказываю отставить!
Человек сделал паузу; на лице у него появилось раздраженное выражение. Батальонный командир мешал ему жить. Он угрожающе усмехнулся и поднял М60 от бедра, тщательно нацелив полковнику в грудь. Полковник шарахнулся назад и обернулся ко мне с Гэри:
– Сделайте что-нибудь! – он уставился на нас.
– Что? – пожали мы плечами. Он пригнулся и побежал к своей палатке.
Наконец, наступила тишина. Примерно в двенадцать-тридцать битва за холм Гонконг прекратилась. Самолеты, которым пришлось кружить над полосой, когда началась заваруха, смогли приземлиться. Люди убрали оружие. Это был все еще Новый год, но очень тихий.
– У техников есть убитые, – сказал Коннорс.
– Сколько? – спросил кто-то.
– Семеро, кажется. Раненые тоже есть, – он говорил без выражения, глядя в пол. – Некисло отметили, а?
Нельзя на войне разрешать праздники.
Глава 7
Стрельбище
На прошлой неделе был вынесен вердикт концепции Воздушной Кавалерии. После часового доклада, выйдя из зеленой палатки в окрестностях Анкхе, Секретарь Макнамара расточал похвалы. Дивизия, сказал он, «уникальна в истории американской армии… Во всем мире нет таких дивизий, как эта»Ньюсуик, 13 декабря 1965
Январь 1966 года
Вскоре после того, как мы с Реслером обсуждали исчезновение "Хьюи", вертолет Змей, бортовой 808, туманным утром вылетел в Лиму с грузом пайков и припасов, да так и не прилетел.
Пилоты вышли на связь только один раз, до того, как пересечь перевал. Они сообщили, что видимость почти нулевая, но пройти можно. К 0900 к поискам подключили меня. К сумеркам их все еще не нашли. Ни малейшего следа.
– Думаешь, они это сделали? – спросил Реслер.
– Да ну. Дурацкая это затея.
На следующий день полдюжины вертолетов батальона прочесывали джунгли за мили от перевала, разыскивая хоть какие-то признаки катастрофы. Не было ничего.
Первая Кавалерийская – та самая вертолетная дивизия – потеряла свой собственный "Хьюи" прямо на заднем дворе. Для морали пилотов это было нехорошо.
А в это самое время сержанты-снабженцы по всему батальону держали кулаки. Им выпала редкая возможность свести баланс в своих книгах – раз и навсегда.
Позвольте мне объяснить. В армии некие количества военного снаряжения распределяются по ротным отделам снабжения. Один-два раза в год генеральные инспекторы, агенты штаба, приезжают и убеждаются, что имущество лежит на складе или правильным образом используется. Если это не так, нужно исписать гору бумаги, включая объяснения командира и офицера-снабженца. Организуются поиски. Это формальная армейская система.
Неформальная армейская система действует в обход таких правил. Снабженцы просто меняются друг с другом излишками, чтобы прикрыть свои жопы, а генеральные инспекторы ничего об этом не знают. Разумеется, если они сами раньше не были снабженцами. Благодаря неформальной системе с отчетностями все было в порядке, а снабженцам ничего не угрожало, но у нас все еще не было тропических ботинок и броневых нагрудников. Кое-чем приходится заниматься самому. Я сумел выменять у сержанта-снабженца пару ботинок за виски. Нагрудников, однако, не было вообще. На весь батальон их насчитывалась всего горстка.
Все снабженцы мечтали свести баланс – раз и навсегда – без этих обменов и махинаций. Борт 808 выглядел, как ответ на вопрос.
Еще через два дня поисков "Хьюи" нашелся. Это были обломки курьерского вертолета, исчезнувшего в ходе вылета из Плейку годом раньше. Поиски прекратились и борт 808 был объявлен пропавшим без вести.
От такого объявления бумажные шестерни завертелись по всему батальону. Вопрос, который снабженцы просто обожают слышать, звучит так:
– Не было ли у вас какого-нибудь имущества на борту пропавшего вертолета?
– Ну, раз уж вы об этом заговорили, у меня там было шесть шанцевых инструментов. Плюс несколько ремней – семь ремней, чтобы быть точным. Плюс три герметичных пищевых контейнера, четыре аптечки первой помощи, двадцать четыре фонарика, – и так далее.
Когда все рапорты были сведены воедино, капитан Джиллетт сказал мне, что армейского имущества на борту набралось на пять тонн. Раз в пять больше, чем мы обычно поднимали.
– Нехреновый вертолет, ага? – сказал Джиллетт.
– Может, поэтому он и упал? – заметил Гэри. – Слегка перегружен. Тысяч так на восемь фунтов, я бы сказал.
– Точно. Такое только раз в жизни можно увидеть.
Бои в Счастливой опять затихли. В штабе это расценивали как нашу победу. В чем была победа? Во-первых, враг оставил больше трупов, чем наши. И потом, мы владели небом. Уэндалл считал, что коммунисты решили временно прекратить борьбу, как они часто делали, воюя с французами. Вместо того, чтобы взяться поутру за винтовку, Чарли шел работать на рисовое поле. Мы в такое не верили. Нам казалось, что мы разбили адские вражеские орды и они, скуля и зализывая раны, откатились в джунгли. Но Уэндалл сказал, что они среди крестьян. Потому что они и были крестьянами.
Примерно в Рождество группа наемников-монтаньяров в районе перевала Мангянг подняла мятеж и перебила больше двадцати офицеров АРВ. После этого Кавалерия начала охранять перевал и мосты на Дороге 19, ведущей в Плейку. Американские патрули разместили штаб рядом с дорогой. Мы каждый день доставляли им горячую пищу, одежду, почту и боеприпасы. Этим занимались четыре-пять вертолетов нашей роты. Один из них водили мы с Реслером, ежедневно налетывая шесть-восемь часов. Привыкнуть к мирной жизни было тяжело. Смерти, риск и общий бешеный темп нескольких последних недель выработали боевое настроение, ожидание, что драка будет продолжаться. Летать, чтобы просто снабжать патрули на безопасной дороге, казалось настолько нудным, что мы придумывали всякие игры, дабы сделать жизнь поинтересней. Мы шли на бреющем, закладывая виражи и смотрели, кто из нас сможет удержаться над дорогой. А еще причесали колонну. ВП в колонне решили, что мы маньяки и вызвали наш батальон по радио. Когда к ночи мы вернулись домой, Фаррис нас ждал. Он сказал, что мы здорово напугали полицейских.
– Если вы и дальше будете ковбойствовать, я… – и тут он замолчал и задумался. Ну и что он сделает? Отстранит нас от полетов? Пошлет домой? Что он мог сделать такого, что бы нам не понравилось? – Завтра у вас выходной. И вы двое только что вызвались добровольцами на постройку клуба.
Отлично.
Сначала загуляли слухи, а потом появились и новости. 229-й батальон собирались перебросить в долину Бонсон. Каждый вертолет-разведчик, посланный в эту прибрежную долину в пятидесяти милях к северу от Кинхон, подвергался обстрелу с земли. ВК считал это место своей собственностью. Была спланирована огромная операция с участием Кавалерии, морпехов, флота и АРВ. Флот будет бомбардировать зоны высадки из своих тяжелых пушек. Морпехи высадятся на берегу к северу от долины. Кавалерия отправится в самую середину и захватит территорию. Ну и АРВ тоже будет где-то болтаться.
Один из вертолетчиков-разведчиков, уоррент из соседнего взвода, вошел в штабную палатку роты и сдал свои крылышки, серебряные крылышки, которые он получил еще до Второй мировой войны. Он положил их на стол и сказал: «Хватит».
– Господи! Что же с ним сделают? – сказал Гэри.
– Не знаю. Это законно – просто взять и отказаться? – спросил я Коннорса.
– Без понятия, – ответил Коннорс. – Его, наверное, расстреляют, или отрежут яйца, или, может, даже заставят строить клуб.
Дело замяли. Через несколько недель мы узнали, что отказавшийся теперь служит в армейском центре отдыха, в Сайгоне.
Мы никогда не думали, что можем отказаться. С технической точки зрения, мы все были добровольцы и если кто-то не выдерживал, то мог просто выйти из летного состава. Но действительно сделать такое… отказаться. Вещь, определенно, разумная, но настолько нелепая. Как теперь этот человек будет жить с самим собой?
Через несколько дней мы устроили прощальные штурмы в старой доброй Иадранг – вслед за докладами АРВ, что АСВ накапливает силы вдоль камбоджийской границы. Туда послали примерно двадцать четыре машины батальона, включая и мою с Нэйтом, чтобы мы там пошарились.
Шерман редко возглавлял строй. Стареющему капитану – ему уже шел пятый десяток – был нужен боевой налет, чтобы стать майором. На постановке задачи лихой командир операции в страшной долине Иадранг заметно нервничал. Его план состоял в том, чтобы долететь до лагеря спецназа в Плейджеренг, рядом с камбоджийской границей, а потом разбиться на группы по четыре, чтобы высадить "сапог" в стратегически важных точках.
Всю дорогу пилотировал Нэйт, а я развлекался с картами. При полете в строю заниматься навигацией не было нужды, но мне всегда было любопытно, в какие ебеня нас занесло на этот раз. Мы прошли Индюшачью Ферму на 2000 футов, направляясь на запад-юго-запад. Через полчаса в пяти милях слева от нас я увидел нечто, напоминающее лагерь, но Шерман продолжал лететь прямо вперед.
– Приближаемся к границе, – сказал я.
– И близко мы? – спросил Нэйт.
– Ну, похоже, что сейчас мы почти что прямо над ней.
– Правда?
– Желтый-1, Желтый-2 – Желтым-1 был Шерман, Желтым-2 – Моррис с Деккером.
– Вас слышу, Желтый-2, продолжайте.
– Желтый-1, думаю, нам надо повернуть. И очень скоро, – протянул Моррис.
Наступил момент тишины. Я представил, как Шерман разворачивает и комкает карты, пытаясь понять, в какой кусок этих паршивых джунглей мы залетели.
– Желтый-2, мы на верном курсе.
– Э-э, не подтверждаю, Желтый-1. Мы прошли мимо нашей цели.
Вот таким образом Моррис сообщил, что мы летим над Камбоджей.
Вновь молчание.
– Не подтверждаю, Желтый-2. Я лежу на курсе.
Моррис заколебался; были слышны помехи от его микрофона:
– Вас понял.
Бедняга Шерман все проебал и даже сам этого не заметил. Вот тебе и самый первый настоящий боевой вылет под твоим началом. Можешь попрощаться с майорскими мечтами.
Углубившись на пять миль в пространство, помеченное на карте "Камбоджа", машина Шермана задергалась. Прежде чем он по-настоящему выполнил разворот, она шарахнулась сначала влево, потом вправо. Он ничего не объявил, просто повернул обратно.
– Тяжело идиотине ориентироваться над этими ебаными джунглями, – заметил Нэйт.
Радио молчало до тех пор, пока наша экспедиция не вернулась в нужную страну. С этого самого дня бедный Шерман не получал заданий более увлекательных и престижных, чем возглавлять рытье ротного колодца.
Когда мы пересекли границу, радио вновь ожило. Шерман вызвал Коннорса и сообщил, что наше звено должно остаться на земле и служить резервом. Потом он приказал всем нам перестроиться в колонну.
Вертолеты вытянулись в одну линию, чтобы сесть в Плейджеренг. Как только первые машины зашли на посадку, поднялась рыжая пыль, поглотившая их полностью. Спецназовцы обработали взлетную полосу бульдозерами и в сухой сезон все это превратилось в пыль.
– Не зависать. Садиться с ходу, – радировал Шерман. В этих рыжих облаках мы даже не различали вертолеты, которые уже сели.
Я шел за Коннорсом. Когда он оказался в 50 футах от земли, его поглотило облако пыли, поднятое предыдущей машиной. Он скомандовал:
– На повторный.
После чего поднялся и ушел вправо. Я следовал за ним. Третий и четвертый вертолеты следом за нами сели, а следом и остальные. Описав круг, мы оказались в хвосте строя. Когда мы предприняли вторую попытку, я ушел дальше от Коннорса, чтобы не попасть в его пыль. За десять футов до земли Коннорс исчез. Теперь наступала моя очередь – сажать последний вертолет.
В самом конце полосы дико переплелись корни и безлистный кустарник. Когда я сделал подрыв, поток от винта поднял пыль и все мгновенно растворилось. Я почувствовал, как вертолет обо что-то ударился. По звуку было похоже на пень, ударивший в брюхо, что при штурмах бывало довольно часто, а потому я решил приземлиться в нескольких футах впереди. "Впереди" – это куда? А "вверх" – это куда? На размышление оставались секунды. Компас показывал, что нас разворачивает вправо. Я нажал левую педаль, чтобы остановить вращение. Ничего не вышло.
Это был отказ рулевого винта. Решение заключалось в том, чтобы быстро сбросить газ, не дав машине вращаться под несущим винтом, а потом перейти в авторотацию с висения. Мы отрабатывали все это в летной школе. Сотни раз.
Я попытался выкрутить газ, чтобы остановить вращение, но ручка была заблокирована. Нэйт, сидя справа, блокировал ее в режиме полета по маршруту. Освободить ее со своего места я не мог. Обсудить проблему с Нэйтом не оставалось времени. Вращающаяся машина должна была опрокинуться и разбиться вдребезги, и очень скоро. А потому я решил опустить ее до того, как она раскрутится слишком сильно. Вертолет ударился, провернулся на полозьях, накренился влево, неуверенно побалансировал и грохнулся в нормальное положение.
Мы выскочили наружу задолго до того, как осела пыль. Все было не так уж и плохо. Вертолет кривовато стоял на полозьях. Трансмиссия рулевого винта висела на механических приводах. Сам винт был изогнут и покорежен.
Подбежал явно озабоченный Коннорс:
– Что случилось?
– Точно не знаю, но я задел обо что-то рулевым винтом.
Я с Нэйтом, Коннорс с Банджо и резко помрачневший Ричер принялись бродить вокруг машины, выискивая пень, камень или что-то еще, что могло вызвать такие повреждения, но ничего подходящего не обнаруживалось. Наконец Нэйт, присев над чем-то, подозвал нас.
– Корень? – воскликнул я.
– Да похоже на то, – ответил Нэйт. – Гляди, вот здесь ты его и отрубил.
И он показал свежий разрез на тощем корне, торчащем из пыли. Корень был разрублен на высоте двух футов от земли.
– А, черт, – сказал я.
– Ты, Мейсон, не переживай. В такой пылище его было не разглядеть, – сказал Нэйт. – Я его не видел.
– Ага, вот только пилотировал не ты.
– Ничего не поделаешь.
Я еще какое-то время клял судьбу, но Нэйт с Коннорсом повторяли, что я ни в чем не виноват.
Подошел Ричер и сказал:
– Все в порядке, мистер Мейсон. Мы ее мигом исправим.
Мне стало получше. Уж Ричер в этом разбирался. Это был его вертолет, самый мощный в роте, тот самый, на котором Лиз поднимал невероятные грузы. Если Ричер говорил, что не все так плохо, значит, не так все плохо.
Мы отправились к штабному домику спецназа, чтобы подождать обратного рейса. Ричер решил остаться с "Хьюи", пока не прилетит "Чинук", который на внешней подвеске отнесет нашу машину домой для ремонта.
– Пива хотите? – спросил один из советников. Он носил камуфляжную форму, похожую на форму вьетнамских рейнджеров; ее покрывала рыжая пыль. Рыжая пыль была на коже у каждого.
– А как же, – ответил Нэйт. Летать нам сегодня уже не придется, так что можно было выпить и пива.
– Ну и как вам? – спросил советник.
– Пиво-то?
– Да нет, это место. Плейджеренг. Самая жопа мира.
– Пыльно.
– Ага, мы его специально таким держим. Чтобы всяким говном не воняло.
Близ лагеря сел одиночный курьерский «Хьюи». Он подбросил нас с Нэйтом до Плейку. Мы слышали, как пилот вызывает наших, чтобы сообщить, где мы будем. Шерман сказал, что ближе к концу дня пошлет кого-нибудь за нами. Лагерь Холлоуэй близ Плейку был знакомым местом. Мы немедленно двинулись в офицерский клуб, выпили еще пива и поиграли в игральные автоматы. Мне все еще было погано из-за поврежденного вертолета. Получать удовольствие от происходящего я не мог никак. Пока все остальные летали под огнем, я вел себя, как типичный советник – пил пиво, играл в автоматы, короче, валял дурака. И все было из-за моей некомпетентности; больше никто не зацепился за корень. А потому я выпил пива больше, чем следовало. И Нэйт тоже. Он сказал, что раз уж мы здесь проторчим до заката, то можно сходить в город. Я согласился. Мы решили, что лучше всего пройтись пешком, чем и занялись. Мы прошли примерно милю по дороге и тут свет дня начал меркнуть.
– Слушай, Нэйт, у меня с глазами что-то. Все тускнеет, – я остановился.
– Ага. И у меня тоже.
Небо стало бледно-оранжевым, хотя солнце было еще высоко.
– Знаешь, каждый раз, когда пью с утра, мне бывает хуево. Но так еще не было, – сказал Нэйт.
Пока мы таращились на угасающий мир, то увидели, как строй наших вертолетов приближается к лагерю Холлоуэй. Солнце стало ярче.
– Ага! – вскричал я. – Это не из-за бухла, это было затмение.
– О, точно, – ухмыльнулся Нэйт. Мир явно не собирался померкнуть до полной тьмы.
Солнце вновь засияло и строй вертолетов с громом и шипением зашел на посадку. Мы побежали обратно в Холлоуэй, чтобы встретить наших товарищей.
Изначально ущерб оценивался в 10000 долларов; впоследствии эта цифра выросла до 100000. Аварийная комиссия решила, что причиной стали условия исключительной запыленности. Они позволили мне соскочить с крючка. Обычным вердиктом была «ошибка пилота». В смысле, если лопасти отлетят в полете, то пилоту посмертно предъявляется обвинение в небрежном предполетном осмотре. Однажды я видел, как винт стоящего на земле «Хьюи» прорубил кабину и обезглавил двух пилотов. Они были виновны в том, что не обратили внимания на «красный крест», поставленный техником, работавшим над поводками винта. Ошибка пилота. Если вы на «Хьюи» напоролись на острый пень в ходе штурма, это ошибка пилота. Если вы покатились с холма, пытаясь сесть на вершину под огнем, это ошибка пилота. Других выводов обычно не было. Так что комиссия и впрямь проявила щедрость, объявив, что причиной аварии стали условия исключительной запыленности. Но угадайте, что думал я…
