Текст книги "Цыпленок и ястреб"
Автор книги: Роберт Мейсон
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
– Ладно, мне пора. Не берите в голову, – лейтенант улыбнулся и пошел к своим солдатам. – Филлипс, собери людей и забросьте эти ящики обратно на "Хьюи".
– Дальше что? – спросил я Райкера.
– Вернемся обратно, сбросим это барахло, а дальше надо куда-то доставить каких-то беженцев.
Черные пижамы, конические панамы, свиньи, втиснутые в корзины, цыплята, вытянувшие головы и лежащие вверх ногами, дети с широко открытыми глазами, плачущие младенцы, скатанные циновки, посохи, вязанки дров и покореженные ящики, обитые железом, державшиеся на честном слове – все это набили в «Хьюи».
– Ну и зоопарк, – ворчал Райкер. Когда турбины завыла, свинья начала визжать. Я обернулся и увидел молодую мать – она прижимала ребенка лицом к своей груди и смотрела на нас глазами, огромными, как блюдца. Я кивнул ей и улыбнулся. Она торопливо кивнула и улыбнулась в ответ. Господи, им же страшно, подумал я. Как бы чувствовал себя я сам, если бы иностранцы заставили меня и мою семью забраться в какую-то странную штуковину и повезли бы по воздуху прочь моего от дома неизвестно куда?
– Завоевать сердца и умы, – сказал я.
– Вот херня-то, – отозвался Райкер.
Мы летели на север, мимо Дакто и пересечения границ Камбоджи, Лаоса и Вьетнама. Горы были самыми высокими из всех, что я видел. Облака тумана укрывали влажный, зеленый мир.
Мы были на своем месте в строю из десяти машин и шли по долинам, чтобы не попасть в облака. За темным пиком, вершина которого терялась в белизне, в долине, обнаружилась рыжая, недавно построенная взлетная полоса. За стеной из мешков с песком сбивались в кучу свежепостроенные хижины с жестяными крышами. Добро пожаловать домой, подумал я. Люди позади меня внимательно смотрели, как строй вышел из дымки в небе, чтобы сесть на рыжей земле.
Невысокие солдаты АРВ с винтовками на ремне принялись вытаскивать всех из вертолетов. Напуганная мать оглядывалась на двоих детей. Солдат схватил свинью и швырнул ее в кучу барахла, перехваченного веревками. В грохоте нашего вертолета свинья беззвучно визжала и извивалась, как живая колбаса. Один из детей плакал навзрыд. Его мама судорожно схватила его с пола кабины и усадила на колени. Ребенок вцепился ей в кофту, а она, пригибаясь от вихря, поднятого винтом, направилась к своим вещам.
Я смотрел на нее, пока мы взлетали. Мы набирали высоту и она становилась все меньше. Вскоре она превратилась в обычное воспоминание – растерянная, напуганная, оторванная от дома, где жили ее предки. В этот момент я ненавидел коммунистов и мне было стыдно, что я американец. Но мне часто говорили, что я слишком уж чувствителен.
Мы перебрасывали беженцев весь следующий день. Предполагалось, что мы закончим прочесывание долины Иадранг и вернемся в зону Гольф. Однако к сумеркам мы высаживали у новой деревни последнюю партию людей. Старик решил не лезть и вернуться утром.
Двадцать машин приземлились на травянистый гребень горы в сгущающихся сумерках. На этом гребне стоял временный лагерь АРВ. Для нас установили две большие палатки.
Мы с Райкером отнесли в палатку свои спальные мешки и, при свете армейских фонариков, надули матрасы.
На ужин были пайки; их ели рядом с вертолетами. Райкер и Реслер уселись на пол кабины и ели из банок, а я возился с консервным ножом, пытаясь открыть жестянку с цыплятиной. И в тот самый момент, когда я отгибал покореженную крышку, тишина взорвалась.
"Ввомп!" – и звон. Звенело у меня в ушах. Никто не озвучил очевидный факт: минометы. Банки залязгали о пол, тени бросились врассыпную. Я бросил свою банку и побежал к мелкой яме, которую приметил при заходе на посадку. Она была всего футах в двадцати. "Ввум!" Я увидел яркую вспышку, с которой мина разорвалась в сотне ярдов от меня. Упав на траву, остаток пути к яме, я проделал ползком. "Ввуммм!" В яме уже лежали два человека из экипажа машины, стоявшей перед нами. "Ввумм-ввумм!" Черт побери! Что делать-то? "Ввум!" Проклятье, было очень близко! Я вскочил и побежал обратно к вертолету. Вертолет всегда вытаскивал меня из неприятностей. "Ввуммм!" При вспышке я увидел свою тень на хвостовой балке и черную надпись "АРМИЯ США". Я бросился на землю и закатился под днище. Я задел плечом за сливной клапан и рассек кожу. Разума я лишился уже давно и просто полз к носу машины, подальше от топливного бака. "Ввум!" я добрался до передних стоек шасси и остановился.
– Черт возьми! – заорал я. – Ебаный в рот!
И тут до меня дошло, что "Хьюи" – просто тонкий слой алюминия с магнием, плюс плексиглас, плюс реактивное топливо, и если мина попадет, я вознесусь на небо в облаке дыма.
– Пошел прочь от машины, дебил вонючий! – прикрикнул я на себя. Я пополз по траве в фут высотой, вжимаясь в сырость носом. Через десять футов остановился. "Ввум!" Это было справа. Шлема нет. Оружия тоже. Я проклял свой идиотизм и проглотил всхлипы. Тишина! По моей щеке пополз жук. Я услышал приглушенное "ввумпф", а потом хлопок. В небе повисла осветительная ракета. "Ввумпф-хлоп", "ввумпф-хлоп". Тени от "Хьюи дико плясали на траве. Ракета потускнела и погасла, скрывшись за склоном холма. В свете ракет обозначились ленивые полосы дыма, пересекавшие небо. Тишина. Они прекратили? Еще через десять минут лежания в траве, я услышал голоса:
– Все.
– Господи Иисусе! Ну и повезло же тебе! – и я встал. Плечо, которым я ударился о клапан, болело. Я поверил в Бога. Серьезно. Я дошел до своей машины, опустился на колени и обшарил траву в поисках уже открытой банки с цыпленком.
Туман был такой густой, что от палатки я едва различал «Хьюи». Дальние горы, которые мы видели вчера, исчезли. Реслер проснулся раньше меня и я увидел приветливый оранжевый огонек его печки рядом с нашей машиной. Я поежился. Ночь выдалась холодной и бессонной.
В ходе обстрела никого не задело. Никто не понимал, почему ВК, или АСВ, или кто там еще остановились на полдороге. Это явно случилось не из-за каких-то наших контратак. Скорее, у них просто кончились боеприпасы. Слава Богу, что ВК всего не хватает. Мы оказались натуральными мишенями на полигоне.
– Печка нужна? – сидя на корточках, Реслер улыбнулся. Он вытряхивал сахар из бумажного пакетика. Кофе пахнул, как сама жизнь.
– Ага, спасибо, – я перегнулся через край пола и вытащил ящик с пайками.
– Дай угадаю. Яичница с беконом.
– Ясное дело. Мы же завтракаем, нет?
– Думаю, ты единственный в роте, кто ест эту дрянь.
– А-а, значит мне больше достанется, – я достал из коробки консервную банку и пакетик с кофе. Потом, залив немного воды в реслеровскую банку из-под печенья, поставил ее на огонь. Когда пламя высушило капли воды снаружи, я открыл банку с яичницей. Внутри обнаружилась знакомая желто-зеленая масса с маленькими коричневыми кусочками бекона. Я начал есть ее прямо холодной. Реслер, глядя на меня, состроил гримасу отвращения.
Зачерпнув ложкой еще один кусок, я предложил:
– Не хочешь?
Он скривил лицо:
– Я блевотиной не питаюсь.
Этот разговор был рутинным – нашим ежеутренним ритуалом.
– В жизни такого густого тумана не видел.
– Знаю, – он глянул на часы. – Уже семь утра, а как будто не позже пяти.
Я кивнул. "Хьюи" перед нами был бледной тенью, а тот, который, как я знал, существовал где-то впереди и вовсе не было видно.
– Взлет по приборам?
– Похоже на то. Ты когда последний раз взлетал по приборам?
– В летной школе.
– Я тоже.
Из тумана возник Фаррис с дымящейся кружкой кофе:
– Только что говорил с летчиком из ВВС. Он говорит, вся наша долина в тумане, но у пиков ясно, – мы кивнули. – Подождем еще час, может, рассеется.
Он пошел дальше и исчез позади нас.
– Где ты был прошлой ночью? – спросил я.
– Вон там, – Реслер показал в сторону палатки.
– В палатке?
– Нет. Видишь канаву такую?
– О, да. Знаешь, если бы они не прекратили…
– Знаю. А ведь когда-нибудь не прекратят.
Часом позже Фаррис приказал нам забросить свое снаряжение по машинам. Он с Райкером планировал взлететь с другими вертолетами и посмотреть, как высоко доходит туман.
Когда я шел по склону следом за Реслером со своим летным мешком в руках, меня повело влево. Ничего необычного, если не считать, что я пытался идти прямо. Когда я наклонился вправо, чтобы подкорректировать курс, меня все продолжало тащить влево. Я не ощущал головокружения, мне просто стало как-то странно. На минутку я остановился и попробовал еще раз. Я вновь почувствовал, как меня ведет в сторону, но сумел проигнорировать этот эффект. Когда я добрался до машины, странное чувство пропало. Я покачал головой. Разваливаюсь, что ли?
Пока я пристегивался, Реслер настроил радио на канал, где должен был быть Фаррис. Мы слышали, как Фаррис вызывает машины своего звена. Он запросил нас – на связи ли мы.
– Вас понял, – ответил Гэри. Еще шесть вертолетов, ожидавших своей очереди вместе с нами, ответили то же самое.
– Нам торопиться некуда, – сообщил Фаррис по радио. – Мы направляемся обратно в Контум, возьмем солдат. Вы, ребята, можете повстречаться с нами в любой точке долины, по которой мы шли вчера. Вернемся примерно через час.
Мы все ответили, что поняли.
Пока Фаррис говорил, я что-то заметил боковым зрением. В десяти футах справа от нашей машины из травы торчала серая минометная мина. Я толкнул Гэри, он глянул, куда я указывал пальцем и кивнул. Его глаза расширились от удивления – "черт меня побери!".
– Все не так плохо, – продолжал Фаррис. – Туман заканчивается пятью-шестью сотнями футов выше. Только убедитесь, что при взлете вы уходите на запад. Учтите, с обеих сторон от вас горы.
– Вас понял, – ответил Гэри. – Желтый-1, справа от нас из земли минометная мина торчит.
– Чего?
– С прошлой ночи рядом с нами из земли торчит минометная мина.
– Вас понял. Вызовите АРВ. Может, у них тут саперы найдутся.
Я закурил и уставился на мину. Она была почти в точности там, где я вчера залегал.
Гэри вызвал офицера связи, американца, прикомандированного к АРВ.
– Вас понял, мы этим займемся. Не пытайтесь трогать ее сами.
Мы оба захохотали.
– Как хорошо, что он сказал, – выговорил я. – А то я уже почти из вертолета вылез, чтобы ее обезвредить.
Люди на каждой из семи машин все больше набирались храбрости, наконец экипаж одной из них принял решение взлетать и мы услышали, как ее лопасти бьют туман. Мы с Гэри решили, что если мина не взорвалась сразу, то, наверное и не взорвется, а потому торопиться некуда. Никто из нас не был уверен в себе насчет взлета по приборам. Если время есть, почему бы не подождать, пока туман рассеется? Ушел последний вертолет. С него радировали, что граница тумана все та же, в пяти-шести сотнях футов.
– Рассеиваться, похоже, не собирается.
– Похоже, нет, – ответил я.
– Двинем?
– Ага, – и я посмотрел на мину. – Съебываем.
Пока Гэри запускал двигатель, я все разглядывал мину. Не подействует ли на нее тряска от винта? Похоже, если подействует, мы об этом уже не узнаем.
– Первоклассные специалисты-саперы АРВ…
– Ты их видишь?
– Нет.
– Ну, точно, первоклассные.
Для взлета Гэри выставил авиагоризонт заниженным.
– Ладно, Боб. Дважды проверяй, что я делаю.
– Давай.
– Все на борту?
– Подтверждаю, – ответил борттехник. – Сэр, может, еще немного подождать?
– Расслабься, сержант. У нас все под контролем.
– Вас понял, – сказал он без особой уверенности. Гэри глянул на меня и улыбнулся. Я кивнул.
Когда он добавил мощности, я бросил взгляд на мину. Вихрь трепал вокруг нее траву. Она вот сейчас сдвинулась? Вертолет поднялся с земли. И мина, и все остальное исчезли.
Ощущения движения не было. Авиагоризонт показывал именно то, что надо и мы набирали скорость. Гэри позволил машине разогнаться до 40 узлов и удерживал это значение. Крен и разворот прошли отлично. "Стрелка, шарик, скорость" – так нас учили в летной школе. В этом порядке я проверял приборы. Гэри пилотировал очень точно. Вертолет гудел, приборы говорили, что мы движемся, но все чувства подсказывали, что мы приземлились в какое-то странное ничто.
– Пока что "пять с плюсом", – сказал я, употребив инструкторское выражение. – Не проеби.
– Не боись, – ответил Гэри.
Белизна стала ярче. Она засияла. Но все еще ничего не было видно. Безо всяких ориентиров вы могли поклясться, что ослепли. К ярко-белому добавился голубоватый оттенок и справа мы увидели темно-зеленый пик.
– Есть! – я был в восторге.
– Прекрасный полет, сэр! – борттехник, как говорится, уверовал.
Я глянул назад. Туманное море скрыло долину с полуночными минометами. Вершины гор выступали на поверхности, как яркие острова. Я вздрогнул от облегчения и улыбнулся сам себе. Ночь выдалась тяжелой, но теперь передо мной сияло небо.
Глава 11
Перевод
Я не думаю, что на выборах к власти придет коммунистическое или нейтралистское правительство, но если так случится, мы будем сражаться. Неважно, выберут их, или нет, мы будем сражаться.Нгуен Као Ки, «Тайм», 13 мая 1966
Мы с Райкером сидели в С-123, который с заунывным воем летел в Сайгон. Я поставил ноги на мешок со всем моим имуществом. Обратно я не вернусь. Райкер летел в отпуск, в Гонконг. Я удивлялся, что уже начал скучать по Кавалерии – ведь сам попросил о переводе.
– Видел, как Реслер расколотил восемь-восемь-один? – спросил Райкер.
– Он не расколачивал. Это новенький расколотил.
– Это да, но машина была Реслера.
Я хотел попрощаться с Гэри. Он пошел к стоянке в компании с новичком, Суэйном. Гэри собирался проверить, как Суэйн умеет летать.
– Больше не увидимся, наверное, – сказал Гэри.
– Наверное, нет. Если я тебя увижу первым, так уж точно.
Он рассмеялся.
– Ладно. Было здорово, хотя мы и спорили все время.
– Это не страшно. Все равно я каждый раз побеждал.
Он ухмыльнулся и протянул руку.
– Мне надо на этого парня посмотреть. Твой домашний адрес я взял. Как вернемся из командировки, напишу.
Мы обменялись рукопожатием.
– Да, давай. Не пропадай из виду, – я кивнул и отпустил его руку.
– Пока, – он улыбнулся и повернулся к вертолету.
– Пока, – я смотрел, как он уходит.
Я решил посмотреть, как он будет взлетать и присел на мешки с песком у штабной палатки.
– Куда тебя посылают, Мейсон? – капитан Оуэнс вышел из палатки, сдвинув шапку на затылок.
– Какое-то место, называется Фанрань. 49-я авиационная рота.
Оуэнс кивнул:
– Не слышал про таких.
– Я тоже, но они – не Кавалерия.
Гэри и Суэйн поднялись в машину, бортовой 881, самый старый "Хьюи" в роте.
– Ха. Не Кавалерия – это точно, – заухмылялся Оуэнс. – Таких как мы больше нет.
Гэри уже запустил двигатель и я встал, чтобы уйти.
– Ну, удачи в новой роте, – сказал Оуэнс.
– Спасибо.
Они, зависнув, уходили хвостом вперед от площадки, и тут все посыпалось. Вертолет вздыбился, опустив хвост. Винты ударили по земле, трансмиссия и вал отвалились. Во все стороны полетели обломки.
– Господи! – вскрикнул я и побежал к ним. Фюзеляж был измят и перевернут. Я увидел, как борттехник, бледный, с расширенными глазами, выбирается из-под обломков. Сгорбившись, я собрался туда залезть, представляя себе Реслера, изуродованного так же, как вертолет. А потом я увидел, что Гэри выбирается из каких-то клочьев металла. Он был перепуган, но улыбался.
– Ты в порядке? – закричал я.
Гэри отряхнулся и принялся хохотать. Суэйн уже вылез и ходил кругами. Борттехник опустился на колени, помогая стрелку выбраться. Топливо собиралось в лужи.
– Ну давай! – и борттехник потянул.
Стрелок выбрался. Глубокая рана на его виске кровоточила. Гэри молча побрел к штабной палатке, потом развернулся и направился обратно к обломкам.
– Ты как? – я нагнал его.
– Нормально, – он засмеялся. – А что?
– "А что?". Глянь на машину.
Он опять засмеялся, хихикал с бледным и растерянным лицом:
– Жесткая вышла посадка!
Кто-то отвел стрелка в медицинскую палатку. Он был единственным раненым. Я расслабился:
– Жесткая посадка – это когда ты не можешь уйти с ее места на своих двоих.
– Что случилось? – вопрос Гэри прерывался судорожными приступами смеха.
– Ты не знаешь?
– Да блин, последнее, что я помню – как застегивал ремни, а потом трах!
– Суэйн пилотировал?
– Ну. Знаешь, вот не думал, что он наебнется уже при уходе с площадки.
– Эй, Мейсон, нас джип до аэродрома дожидается! – закричал Райкер от палатки.
– Черт. Ладно, мне пора. Опять. Ты как?
– Да нормально. А что?
Райкер рылся в своем мешке, разыскивая что-то. Вибрации грузового самолета нагоняли на меня сон.
– Знаешь, Райкер, почему-то каждый раз я лечу в Сайгон с тобой.
– Ага, везет тебе, ебанату. Мне сегодня надо номер снять. Мой самолет будет только завтра. Не хочешь у меня переночевать?
– Почему бы и нет? У меня еще два дня, чтоб добраться до места.
Райкер кивнул. Двигатели выли. Я глянул в иллюминатор напротив и увидел, что самолет кренится. Наверное, подлетаем. Потом мы вошли в турбулентность и я вспомнил о пролете для генерала.
Мы упражнялись два дня и более мягкой погоды не бывало. Строй "Хьюи", "Чинуков", "Карибу", "Мохауков" и даже маленьких H-13 вытянулся на две мили, к перевалу Анкхе и обратно к зоне Гольф. "Держитесь поближе", – сказал полковник; так мы и сделали. Реслер занял место второго пилота, а я вел, потому что со своего места лучше видел нашего напарника.
– Знаешь, так близко необязательно, – сказал Реслер.
– Они свое дело знают, – ответил я, имея в виду Коннорса и Банджо в машине, за которой мы следовали. – Перекрыться с ними – это нормально.
– Ну ты, блядь, отчаянный.
Я ухмыльнулся от такого комплимента и придвинулся ближе.
– Мне лучше заткнуться, знаю, – сказал Гэри.
Между законцовками лопастей наших вертолетов было не больше трех футов. У меня был еще вертикальный запас в три фута, на случай, если нас тряхнет легкой турбулентностью.
– Когда-нибудь летал с перекрытием?
– Нет. И не стану.
Удерживая вертикальный разрыв в три фута, я плавно придвинулся. Моя рука на шаг-газе подергивалась, держа наши лопасти над лопастями Коннорса и Банджо. Банджо наблюдал. Я увидел его ухмылку с расстояния всего в несколько футов, он показал мне большой палец, а потом махнул, подзывая нас ближе. Усмешка у него была дерзкой.
– Ладно, пара, смотрится нормально. Развороты выполняйте очень, очень широкие. Мне не нужно, чтоб вы слились в экстазе, – сказал полковник.
– Мейсон, только не на развороте.
Я кивнул. Я видел только вертикальный разрыв между нашими дисками винтов. Остальной мир не существовал. Когда их машину встряхнуло потоком, моя рука подбросила нас вверх в тот же самый момент. Я понял, что могу удержать дистанцию, а значит, перекрытие получится легко. Мы начали разворот и я медленно придвинулся.
– Ну все, все, у тебя получилось. А теперь давай обратно, – сказал Гэри.
Коннорс знал, что я делаю и летел, как по ниточке. Мы выполнили весь разворот с винтами, перекрывавшимися на два-три фута. Когда я вывел машину из крена, то отскользнул назад и вновь начал дышать.
– Не поверю, что тебе нравится вытворять такую мерзость, – сказал Гэри с отвращением.
– Чего смеешься? – спросил Райкер.
– Да так. Вспомнил о пролете.
– Дохуя времени убили не пойми на что.
– Ага, – ответил я, но сам уже начал вспоминать о штурме в долине Бонсон. Когда мы вернулись с прочесывания Дакто, нашу роту послали в Бонсон на помощь 227-му. ВК отбивал долину, которую мы взяли два месяца назад. На Стрельбище, в ходе постановки задачи, командующий операцией сказал:
– Так что проверьте свои противогазы. Мы применим CS.
По нашей толпе пошел шум. Противогазы? Какие еще противогазы?
Снаружи командир быстро проверил имущество и выяснил, что противогазов нам хватит ровно на половину людей. Одному стрелку и одному пилоту в каждой машине придется лететь без противогаза.
– Может, вернемся и прихватим еще? – спросил кто-то.
– Некогда, – ответил командир.
Мы с Реслером и еще два члена нашего экипажа стояли рядом с вертолетом, глядя на два противогаза. Реслер достал монетку. Борттехник и стрелок бросили. Борттехник выиграл.
– Орел или решка? – Реслер уверенно ухмылялся. Он никогда не проигрывал.
– Орел.
Он подбросил монету:
– Орел.
Как оказалось, к моменту нашей посадки газ уже рассеялся и мы получили всего одно попадание на взлете. Но я помню, как Реслер, строя страшные рожи и утирая слезы, орал в переговорное устройство: "Блин, черт, суки!".
Самолет резко накренился. Из иллюминатора я увидел окрестности большого города.
– Наконец-то, – сказал Райкер. – Тебе, похоже, полет понравился – то-то ты скалился всю дорогу.
– Похоже на то. Просто рад, что больше не в Кавалерии.
– Ну да. Правда, ты еще не знаешь, куда попадешь.
Отель, где мы остановились был местом, о котором Райкер от кого-то слышал. Я забыл, как он назывался и где располагался. Отчасти это потому что мы хорошо поели, слегка выпили и добрались уже затемно.
Коридор был узким, потолки в двенадцать футов высотой. Место темное, грязное, портье со скукой наблюдал, как мы вписывались. Похоже, вьетнамцы привыкали к нам и им не нравилось то, что они увидели. Портье дал нам ключ и ткнул пальцем в темный коридор.
– Ничего себе гадюшник, Райкер.
– Знакомый сказал, что место отличное. Большие номера, низкая плата.
В комнате без окон стояли две кровати, комод и маленький деревянный столик. Поверху высокой двери шел стеклянный переплет. Я шлепнулся на свою кровать с номером "Тайм". Райкер разделся до трусов и что-то писал, сидя за столом.
В статье говорилось о переводе генерала Киннарда, для которого мы и выполнили пролет.
– Надо же, – сказал я. – Про перевод Киннарда в "Тайм" написали, а про мой – ни слова.
После пролета надо было отвести вертолет к реке для помывки. Лонг, как обычно, уселась на песчаной косе рядом со мной и заговорила.
– Жаль, что ты уезжаешь, – сказала она. Ее английский каждый раз становился все лучше. Она была гением-самоучкой.
– Я по тебе тоже буду скучать.
– А ты передашь своей жене подарок от меня?
– Конечно, но тебе необязательно дарить мне подарки.
– Не тебе! – хихикнула она. – Твоей жене.
Она сняла свои сережки из золотых проволочек и протянула мне.
– Нет, – я покачал головой. – Лонг, ты не можешь себе позволить дарить мне золотые сережки. Это я здесь богач. Я тебе заплачу.
Я полез в карман и увидел на ее лице боль, настоящую боль. Она действительно просто хотела сделать мне приятное.
– Ладно, ладно. Никаких денег. Я передам их Пэйшнс.
Она ярко улыбнулась и передала их мне. Я завернул их в листок бумаги из моего блокнота и опустил в карман рубашки.
– Спасибо за подарок. Пэйшнс понравится, я уверен.
Она опять заулыбалась.
Я похлопал по карману рубашки. Они все еще там. Надо будет послать их по почте, как только я прибуду в свою новую часть. Я не читал слова, на которые смотрел, а потому отложил журнал. В то же время Райкер забрался в постель. «Хэмилтон» моего деда показывал одиннадцать ночи. Кто-то постучал в дверь.
– Да? – отозвался я.
Ответа не было. Стук повторился.
– Кого там на хуй принесло? – я сел на кровати.
– Горничную, может быть.
Я подошел к двери:
– Возможно.
Если это горничная, почему я боюсь открывать? Нет, я действительно еду крышей.
Когда я повернул ручку, дверь рывком начала распахиваться, ударилась в мой ботинок и остановилась. Я инстинктивно толкнул ее обратно и в этот момент оказался лицом к лицу с очень мрачным азиатом, который был всего на несколько дюймов ниже меня.
– Эй! – я толкнул сильнее, пытаясь захлопнуть дверь. Мой ботинок заскользил по полу и дверь открылась шире. Я успел увидеть, что ее толкают четыре-пять человек. Молча. С угрюмой решимостью.
– Эй, Райкер! Давай сюда! К нам куча гуков ломится!
Райкер секунду помедлил, но потом увидел, что я не шучу.
– Какого… – он вскочил и подбежал.
Мой ботинок соскользнул дальше. В открывшийся проем уже почти можно было протиснуться.
– Давай, блядь, сильнее! Закрывай! – заорал я. Мой ботинок застрял под дверью и это было единственным, что ее удерживало. Райкер уперся своими длинными ногами в ножку моей кровати, спиной в дверь и нажал. Когда дверь чуть-чуть закрылась, я подсунул ботинок, чтобы удержать ее. Тогда они навалились рывком и пальцы моей ноги стиснуло так, что я подумал, что сейчас они сломаются. В щель просунулись руки и принялись хвататься за воздух, пытаясь вцепиться в нас. Единственными звуками было кряхтенье и тяжелое дыхание. Мы с Райкером истекали потом. Тяжелая дверь гудела, стонала, но щель становилась уже. Невероятно, но мы брали верх. Когда дверь уже почти закрылась, за ее край схватились пальцы. Я долбанул по ним кулаком. Они не сдвинулись. Я бил снова и снова. Наконец, они ускользнули и дверь с грохотом захлопнулась. Неловкими, потными трясущимися пальцами я защелкнул замок и задвинул дополнительную задвижку. Райкер и я потрясенно глядели друг на друга. Нам снился общий кошмар. Потом мы услышали удар тела о дверь и дверь, похоже, прогнулась вовнутрь. Ритмичные удары продолжались – словно тяжелое биение сердца.
– Звони, блядь, портье! – сказал Райкер.
Я бросился к ночному столику и схватил телефон. Райкер поволок комод через комнату. Скользя по плиточному полу, фанера трещала. Телефон портье зазвонил.
– Ты им звонишь?! – заорал Реслер, пытаясь придвинуть комод к гудящей двери.
– Ну. Не отвечают, – я вытер пот с глаз. – Не отвечают ни хуя!
После пятидесяти гудков я понял, что не ответят они никогда. Мы сели на кроватях друг напротив друга и смотрели, как дверь вздрагивает при каждом ударе.
– Твой "дерринджер"! Доставай "дерринджер"! – Райкера вдруг осенило.
– Я его Холлу продал.
– Ты его Холлу продал?! Я-то думал, что это, блядь, твое оружие последнего шанса! Тебе не кажется, что ситуация слегка чрезвычайная?
Я кивнул и пожал плечами. Пистолет все еще был продан Джону Холлу за двадцать пять баксов.
– Самый дебильный поступок, какой я только знаю…
Я горестно кивнул.
"Хрясь!". При новом звуке мы подскочили. Они швырнули что-то металлическое в стеклянный переплет над дверью. "Хрясь!". Внутрь посыпались осколки стекла. В переплет была вплавлена металлическая сетка. В его центре появилась дыра размером с кулак.
– Еще раз позвони, – сказал Райкер.
Я выслушал механический щелчок, серию гудков, еще щелчок и гудки. Райкер разламывал свою кровать. Под матрасом обнаружились прочные деревянные перекладины. Он шарахнул одной об мою кровать. Вышла неплохая дубинка. Когда Райкер глянул на телефон, я покачал головой.
– Сволочи! – отозвался Райкер.
В два ночи удары прекратились. Райкер заснул, доказав, что привыкнуть можно ко всему. Я сидел, опершись о подушку, держа на коленях одну из перекладин. Когда все утихло, я вновь попробовал позвонить.
В другом конце комнаты, рядом с потолком, было маленькое окошко. Когда телефон зазвонил, я глянул вверх и увидел, что из него сыплются осколки стекла. При новом звуке Райкер подскочил.
– Что за чертовщина здесь творится? – вопросил Райкер.
Я не знал. Я уже два часа сидел на кровати, слушая, как ломают дверь, и задавал себе тот же вопрос. Они хотят нас убить, так? А почему просто не взорвут дверь к хуям? Или не пустят в ход топор? Или не подожгут? Или не применят еще какую-нибудь поебень помимо своих собственных тел? Может, впустить их и выбить им мозги нашими дубинками? Мой разум быстро ответил "нет". В кабине вертолета, когда меня пытались убить, я чувствовал себя довольно храбро, но забить пятерых азиатов кроватной перекладиной – это просто не мое. Я подождал, что будет дальше. Скоро пидор-портье вернется, услышит шум и вызовет полицию. Должна же в Сайгоне быть полиция, так? Или люди в соседнем номере. Кто-нибудь появится. Но удары все продолжались. При мысли о диком сюрреализме ситуации мне захотелось заорать. Но орать я не мог, потому что был солдатом. Подумав об этом, я захохотал.
– Джи-Ай Джо в жизни не спустил бы такое куче паршивых япошек, – сказал я.
Потом я представил себе мириады способов, какими Джи-Ай Джо искрошил бы всю эту компанию. Разумеется, все они строились на предположении, что у него оказалось бы под рукой оружие [45]. Я крепче сжал перекладину и подождал еще. Что мне было нужно, так это огнемет.
В комнату без окон рассвет не проник. Мои часы показывали шесть. Удары прекратились. Я разбудил Райкера. Мы отодвинули усыпанный стеклом комод и осторожно открыли дверь. Снаружи лежал всякий мусор, но людей не было. Мы быстро схватили свои вещи и вошли в холл. Чисто. Когда мы подошли к стойке и увидели, что портье смотрит на нас, нас чуть не хватил удар.
– Ты где на хуй ночью был?! – заорали мы одновременно.
– Сэр, я не работаю ночью. Работает Тхиеу.
– Ну и где он был? – спросил я.
– Он был здесь всю ночь, сэр. Когда я пришел утром, он точно был.
– Херня! – рявкнул я.
Портье слегка вздрогнул, но сказал:
– С вашим номером было что-то не в порядке?
– К нам в номер всю ночь ломились, пиздюк ты паршивый! – ответил Райкер.
– Правда? Это странно, – сказал портье. – Вы нам звонили?
– Да. Постоянно, – сказал я.
– Что ж, наверное, телефон сломался.
– Даже если он и сломался, – объяснил я, – наш номер за пятьдесят футов отсюда. Весь этот треск невозможно было не услышать.
– Я сообщу менеджеру, – сказал портье. Он молча поглядел на нас. По его глазам мы поняли: он прекрасно знал обо всем, что случилось и мы могли вопить и возмущаться хоть до второго пришествия. Он бы нипочем не сознался. Мы взяли мешки и ушли.
Фанрань стоит рядом с берегом, милях в 160 к югу от Кинхон и в 160 милях к северо-востоку от Сайгона, но сначала я отправился не туда. Я отметился в лагере 12-го авиационного батальона близ Натранг. А потом засел в душном баре деревушки, стоявшей на уровне моря, где и разговорился с унылым, пожелтевшим, рыхлым инженером, работавшим на одну из многих американских компаний во Вьетнаме.
– Ненавижу это место, – сказал он.
– А что тогда домой не уедете?
– Денег платят до черта, – и он высосал остатки своего пива. – И потом дома таких дырок, как здесь, не бывает. Дома меня натуральная тварь дожидается.
Все сходилось. С мистером Мраком могла жить только тварь, а приличные дырки для него нашлись бы лишь в том месте, где он превращался в Богатого Американского Инженера. Я кивал, но не говорил ни слова. Он рассказывал мне о своей работе, своем домике, своей женщине, своей стереосистеме, своем растущем банковском счете. Я почти что падал в обморок от скуки. Когда бубнеж на время затих, я сообщил, что мне пора. Инженер рассеянно кивнул, обернулся к бармену, стукнул кружкой по стойке и резким движением показал на нее пальцем:
– Еще.
На песчаную площадку приземлился "Хьюи", который я ждал. Мимо меня промчался борттехник, волокущий мешок с почтой в батальонный штаб. Я забросил свои вещи на борт и выудил свой летный шлем.
– Вы Мейсон? – спросил пилот.
Я кивнул.
– Отлично. Взлетаем, как только он вернется, – и он показал на удалявшегося техника.
