Текст книги "Цыпленок и ястреб"
Автор книги: Роберт Мейсон
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
Я взобрался в "Хьюи", работавший на малом газу и закурил. После барахтанья во всех этих транспортных самолетах было приятно снова оказаться в вертолете.
Техник вернулся и пилот взлетел сквозь вихрь песка. Вертолет набрал скорость и ветер начал обдувать мое тело.
На полдороге к расположению роты мы прошли бухту Камрань. Сверху я увидел тучи гидросамолетов PBY, принадлежавших флоту. Остаток полета я мечтал, как заведу себе такой и стану перевозить грузы на Багамах или буду летать с туристами над Канадой, от озера к озеру.
Когда я увидел бетонные постройки авиабазы Фанрань, то возликовал. Наконец-то поживу, как человек. Но "Хьюи" пролетел над казармами и приземлился на травянистом поле в миле от взлетной полосы. Я увидел знакомую россыпь грязных, просевших палаток и тут же понял, что это и есть мой новый дом.
Солнце на западе стало красным. Земля была пропитана водой. Мы с чавканьем перешли поле и оставили нагрудники в палатке. Два пилота, которых звали Дикон и Ред, проводили меня в клуб.
– Так-так, – майор ласково улыбался. – Наш второй кавалерист за два дня.
Высокий, темноволосый, с приятными чертами лица, он подошел ко мне и пожал руку.
– Добро пожаловать к Искателям. Я здесь командир и как ты узнаешь, когда меня поблизости не будет, ребята зовут меня Кольцевым.
Ребята, в количестве человек пятнадцати, собравшиеся в ротном клубе, засмеялись. Я нервно кивнул – никогда еще не встречал дружелюбно настроенных командиров.
– Рад познакомиться, – сказал я.
– Когда ты говоришь, ты смотришь мне в глаза. Это хорошо. Значит, ты меня не боишься, – он с ухмылкой повернулся к своим людям. – Это хорошо.
Они кивнули. Я не боялся, но насторожился. Что ему от меня нужно?
– Начнем с начала, – сказал Кольцевой. – Эй, Ред, проводи Мейсона в твою палатку. Там ему будет койка. Когда разберешь барахло, приходи обратно. Через полчаса дадут пожрать, потом и поговорим.
– Есть, сэр.
Он лучезарно улыбнулся.
Пол палатки – это была рыжая пыль, но рядом с раскладушкой все же лежал кусок фанеры. Я сел на уже заправленную постель и огляделся. Ред улыбался мне со своего места. Господи, они даже пол не настелили.
– А почему его называют Кольцевым?
– Он из Вест-Пойнта, носит кольцо выпускника.
– А, – таких я пока не встречал. Теперь его напористая, но искренняя манера общаться казалась естественной. – Похоже, хороший парень.
– Да, он такой. Куда лучше предыдущего командира. Этого пидора никто не любил. Вот поэтому он как-то раз проснулся и увидел, что из груди ножик торчит.
Ред рассказал это таким тоном, словно речь шла об обычном способе избавляться от плохих командиров.
– Ты шутишь.
– Ничуть. Он и был и черный, и полный мудак. Мы до сих пор не знаем, кто его пырнул.
– Насмерть?
– Нет. Мы доставили его в Камрань как раз вовремя, – Ред усмехнулся. – Впрочем, все это оказалось к лучшему. Ему на смену прибыл Кольцевой, прирожденный лидер. Понимаешь, о чем я?
Хотя я таких и не встречал, но решил, что да, понимаю.
Клуб, где я побывал, занимал одну половину постройки под жестяной крышей. Вторую половину занимала столовая. Еду разносили вьетнамские официантки. Люди собирались по четверо за столами, покрытыми скатертью. Чистые салфетки, бронзовые приборы. Пока мы ужинали, Ред рассказал, что клуб и талоны на обед оплачивались из общих взносов.
– Но ты особо к этому не привыкай. Мы здесь все равно не бываем.
Не успев поужинать, я услышал звуки гитары со стороны клуба. "Фантом" на взлете включил форсаж и постройка сотряслась – мы находились на базе ВВС. Взлетная полоса располагалась в четверти мили от лагеря Искателей. Мы были маленьким цыганским табором, приткнувшимся в свободном углу большого города.
Мы с Редом прошли в клуб и чей-то голос завыл:
Армейские летчики песню поют
О том, как Вьетконгу жару дадут
Десант понесется к земле сквозь туман
Враг попадется в медвежий капкан
[46]
.
– Парни, это ужасно, – сказал Кольцевой.
– Можно поменять, но это только начало, – сказал певец, капитан по фамилии Дэринг.
– Можно все это взять и спустить в унитаз, Дэринг, мудила ты, – раздалось с другой стороны бара. Возглас принадлежал человеку с лицом херувима. Это был капитан Кинг, также известный, как Король Неба.
– Ну хорошо, блин, хорошо, – Дэринг раздраженно глянул на Короля. – Может, покажешь, что у тебя есть?
– То, что у меня есть, я вставляю Нэнси между ног, чтоб чавкало. Так, Нэнси?
Нэнси была девушкой-вьетнамкой лет двадцати и у нее было особое разрешение работать в баре до восьми вечера. Остальным вьетнамцам полагалось покидать территорию на закате.
– Не-е-ет! Плохой человек! – она залилась краской.
Насколько я знал, Нэнси никогда не отвечала на вульгарные запросы Короля. Или кого-либо еще. Она была очаровательна, аккуратна, хорошо работала и была прекрасной официанткой. На все авансы она отвечала, что замужем.
– Эй, Мейсон, – увидев меня, Кольцевой откинулся на спинку стула. – Не узнаешь своего товарища?
И он показал на грузного человека, сидящего рядом.
– Не узнаю, сэр.
Кольцевой жестом пригласил меня сесть рядом.
– Это мистер Кэннон, из… – он глянул на Кэннона.
– Рота Д, 227-й, – сообщил Кэннон.
– Прямо за ближайшим углом, – сказал я. – Рад познакомиться.
Кэннон лишь кивнул в ответ. Его что-то беспокоило.
– Ага. В Кавалерии Кэннон водил ганшипы. Но у нас в роте пилотов назначают на машины по их весу. Сам знаешь, какие маломощные эти модели Б, особенно если боеприпасами нагрузить. А потому все наши пилоты ганшипов – такие тощие хмыри, типа тебя.
Я дернулся. Вот почему Кэннон был встревожен. Кольцевой назначал его на слики. И собирался назначить меня на ганшипы.
Кольцевой увидел, что я переменился в лице:
– Что такое?
– Я вожу слики.
– А я вожу ганшипы, – вставил Кэннон.
Кольцевой опустил брови до более официального уровня:
– Короче, это моя политика. Тощие на ганшипах, толстые на сликах. И потом, Мейсон, чего ты беспокоишься? Ганшипы куда безопасней сликов. Большинство попаданий получают слики. На ганшипе у тебя хоть есть из чего стрелять в ответ.
"Фантом" загрохотал на взлете.
Дэринг изменил строчку:
– …Враги попадутся в медвежий капкан.
– Я налетал шестьсот боевых часов пилотом слика. Весь мой опыт – это слики. И я пока живой. Не хочу ничего менять на этом этапе игры.
– Я тоже, – сказал Кэннон. – Я тоже пока живой и менять ничего не хочу.
– Шестьсот часов? – Кольцевой, похоже, впечатлился.
– Именно так.
– Блин. В нашей роте почти все, даже Дикон – это триста часов максимум, – Кольцевой постучал своим кольцом по столу. – Небось все жопы себе отлетали, а?
– Ага. И я знаю, что такое слик.
– А я – что такое ганшип, – сказал Кэннон.
– Блин! – кажется, Кольцевой растерялся. – У меня же политика, вы понимаете.
Кэннон мрачно откинулся на спинку стула. Еще один ебаный любитель инструкций, думал я.
– Ладно, ладно, хорошо, блядь. Идет она на хуй, моя политика. Кэннон, летаешь на ганшипах. Мейсон, летаешь на сликах, – Кольцевой ухмыльнулся. – И это приказ.
– Есть, сэр, – сказал я.
– Годится, – отозвался Кэннон.
– …И враг будет пойман в медвежий капкан, – завывал Дэринг.
– Нет, нет, нет, – внезапно Кольцевой обернулся к кругу поэтов-песенников. – Ужасно, ужасно, ужасно.
Король Неба упал на колени, зажав себе уши:
– Я сейчас сблевану! – вскричал он, согнулся и оглушительно рыгнул.
– Короче. Будет нормальная песня – на два дня поедем в Сайгон на конкурс, – объявил Кольцевой. – Вы же не против два дня хуи пинать в Сайгоне, так?
Это объяснение ударило меня как обухом по голове. Конкурс? Конкурс песни? Кэннон, скрестив руки на груди, посмотрел на меня и покачал головой. ОЧЕНЬ СТРАННЫЕ РЕБЯТА.
Поэты заспорили; Дэринг снова заиграл. На этот раз три человека из двадцати, что были в клубе, подхватили. Пока они пели, я увидел, что на стене что-то движется. Над стойкой бара был приделан человеческий череп, клацавший челюстью в такт. Король Неба, сидя за стойкой, дергал за веревочку:
– Давай пой, Чарли!
– Чарли? – спросил я Реда.
– Да, док сделал его из головы ВК, которую мы притащили.
Я кивнул. Какое еще имя можно было дать голове ВК?
Песня завершилась.
– Блевотина, – сказал Дикон.
– Думаешь? – Кольцевой глянул на него с тревогой.
Дикон был одним из двух командиров взводов в Искателях. А еще он числился ротным инструктором и на полставки подрабатывал местным мудрецом. Волосы его седели, лицо было приятным и искренним. Кольцевой ему безоговорочно доверял.
– Ну.
– Что ж, – Кольцевой покачал головой. – Значит, нужно пытаться и дальше.
Искатели отбыли на рассвете. Я остался в лагере с еще одним уоррентом, которого звали Стальони. Нам надо было перегнать один слик на ремонт.
Стальони рассказал, что четыре-пять машин роты уже вылетели к новому месту в Нхонко:
– Обычно мы так и делаем. Посылаем нескольких ребят вперед, чтобы они разбили лагерь, а сами пока остаемся здесь и делаем перерыв.
Стальони был высоким, спокойным, со смуглой кожей. Его акцент показался мне нью-йоркским.
– Флэтбуш. Это в Бруклине, – сказал он.
– Значит, мы просто ждем, пока машина не будет готова, а потом улетаем?
– Ну да. Техники мне сказали, что к завтрашнему утру все сделают.
Мы глядели, как взлетает четверка "Фантомов". Когда они включили форсаж, звук был, как от удара грома.
– Занятно, наверное, – заметил я.
– Так и есть. Я разок попробовал.
– Ты летал на "Фантоме"?
– Ага. И ты можешь, если захочешь. Они сюда постоянно заглядывают. Меняются налетом.
– Хотят полетать на "Хьюи"?
– Ага. Постоянно спорят, что сумеют зависнуть с первого раза.
– Голову на отсечение, ничего у них не получается.
– Ты прав. Пока что никому не удалось. Один из них даже слетал с нами на задание. Вертолеты он возненавидел. Ему казалось, что мы слишком близко ко всему, прямо в самой мякоти. Они-то на своих вылетах мало что видят. Целятся по клубам дыма в джунглях, швыряют вниз свое говно и – бац – они уже дома. Все по-быстрому. Потом садятся в автобус с кондиционером – и в клуб. Порядок, день закончен. Сто вылетов – и домой.
Он сделал паузу, выждав, пока "Фантом" выполнит посадку.
– Представляешь? Сто вылетов. Блин, я бы уже два раза домой вернулся.
– А вы что, записываете вылеты?
– Неофициально. Я веду свой собственный журнал. А когда я одному кадру из ВВС сказал, на сколько заданий я слетал, он и говорит: а что ты хочешь? Умные пилоты идут в ВВС. Вот гондон.
Я глядел, как взлетает еще один "Фантом" и сокрушался: а вот остался б в колледже – водил бы сейчас один из таких и жил с той стороны взлетной полосы.
– Так и есть, – сказал я.
– Что?
– Умные пилоты идут в ВВС.
Лагерь превратился в город-призрак со стенами из ткани. Тропинка, ведущая от клуба к палаткам, была совершенно безлюдна. Стальони ушел в свою палатку, а я в свою.
Я написал Пэйшнс письмо, чтоб она была в курсе моих дел и получила мой новый адрес.
В палатку вошла вьетнамка в черной пижаме. Она кивнула мне и принялась подметать земляной пол бамбуковой метлой, рисуя в пыли аккуратные параллельные линии. Добравшись до меня, она слегка поклонилась и подождала, пока и подниму ноги с фанеры. Я их поднял и она подмела под ними. Потом она начала заправлять постели. В палатке были четыре раскладушки. Снова вернувшись ко мне, она поклонилась. Ее улыбка была черной от бетеля. Она дожидалась, пока я встану. Я вскочил:
– Ой.
– А, – сказала она. Она сняла всю постель, заправила ее и аккуратно привела в порядок мои вещи. Бронежилет сюда. Кобуру с пистолетом туда. И так далее. Она увидела, что я оценил ее артистизм и кивнула, когда я вновь мог улечься жопой на одеяло.
– Спасибо, – сказал я.
Вновь улыбнувшись черной улыбкой, она выскользнула наружу.
Значит, даже в армию, с этой военной тоской полевой жизни, Кольцевой допустил кое-какую роскошь, чтобы подсластить тоску. Такого я пока не видел.
Какое-то время я расхаживал по палатке взад-вперед. Вышел, чтобы поглазеть на взлетающий "Фантом". Кивнул проходящей горничной. Хотел поболтать со Стальони, но тот сказал, что читает интересную книгу. Я вспомнил про свою. Я как раз читал второй том "Властелина колец". Голлум скользил вниз головой по скалам, преследуя Бильбо. Я ассоциировал себя с Голлумом, мне нравился его голос. Раньше, в Кавалерии, я пытался ему подражать: "Да, моя прелессссть, мы любим выссссаживать дессссанты". Но всем казалось, что у меня развивается шепелявость. Никто не знал, кто такой Голлум. Самым популярным чтением были книжки про Джеймса Бонда.
Пока я читал, в моем мозгу что-то очень серьезно перекосилось.
Должно было перекоситься, потому что книжка вдруг оказалась не на коленях, а на полу, а я тянулся к кобуре со своим сорок пятым и спрашивал:
– Что?
Я обшарил палатку, заглядывая в углы. Выглянул наружу.
– Что?
Что-то было дико не так. Я напрягся. Я был готов. Я ждал.
Во вход просунулась темная голова. Оно? Выхватывая пистолет, я увидел, что это был Стальони.
– Пошли поедим, – сказал он и исчез. Он не заметил мой пистолет. Чувство близкой, неизбежной смерти резко исчезло. Опасность миновала. Что за опасность, я не знал, но больше ее не было. Я вложил сорок пятый в кобуру и пошел в столовую.
Я сидел за одним столом со Стальони и двумя летчиками ВВС с базы напротив. Пока я ел, то с тревогой думал о том, что случилось. Ведь все было в порядке. Дело во мне. Я схожу с ума.
– Хочешь попробовать? – спросил лейтенант ВВС.
– Что попробовать?
– Полетать на "Фантоме".
– Я летаю на сликах.
– Знаю. Хочешь поменяться налетом? – он вопросительно глянул на меня.
– Нет.
На следующий день «Хьюи» не был готов. И через день тоже. С каждым днем распорядок оставался все тем же. Позавтракать, почитать, пообедать, почитать, поужинать, почитать, спать. Рутина перебивалась моментами безотчетного ужаса. По ночам я вскакивал и искал причину своих страхов. Как-то раз после обеда, читая за столом в клубе, я потерял сознание. В какую-то секунду я читал и все было в порядке, а в следующую я увидел, что лежу лицом в раскрытой книге. Это так меня напугало, что я потащил свою измученную душу ко врачу из ВВС.
– У меня кружится голова, я вскакиваю по ночам и мне кажется, что я умираю, а вчера я упал лицом в книгу, – со стыдом признался я.
– Раздевайтесь, – сказал врач, дружелюбно глядя на меня.
– А это зачем?
– Я проведу неврологическое обследование.
И провел. Он колол меня иголками, скреб мои стопы, постукивал по локтям и коленям. Он заставлял меня следить глазами за пальцами и светом, стоять на одной ноге и смыкать кончики моих пальцев, пока глаза закрыты. Наконец, осмотрев мои глаза с офтальмоскопом, он сказал:
– Хм-м.
– Нашли что-нибудь?
– Нет. Вообще ничего. Ваша нервная система работает нормально.
– А почему тогда у меня эти провалы и головокружения?
– Не знаю.
Я разочарованно вздохнул.
– Тут может быть несколько вещей, – добавил он торопливо. – У вас может быть редкая форма эпилепсии, в чем я сомневаюсь. Или вы страдаете от стресса. Если учесть, чем вы занимаетесь, это наверняка стресс. Но я бы порекомендовал вам проконсультироваться с вашим собственным врачом, когда вы его увидите. Если симптомы не пропадут, вас, вероятно, отстранят от полетов.
Через четыре дня после моего прибытия, неделю спустя расставание с Кавалерией, я присоединился к моей новой части на поле Нхонко.
Вертолеты Искателей стояли на узкой полосе, вырубленной в джунглях французами. Лагерь стоял на холме рядом с полосой. Взвалив вещи на плечо, я нашел Дикона, указавшего мне на одну из двадцати шестиугольных палаток, разбросанных по грязноватым песчаным дюнам. Моими соседями по палатке стали два уоррента, Монк и Ступи Стоддард.
– О, новенький, – сказал Монк. Он глянул на меня поверх обувной коробки, которую заполнял вырезками из журналов. У Монка был квадратный подбородок и компактное, плотное тело. Он прищурился от света за моей спиной. – Но, похоже, во Вьетнаме ты не новичок.
Он глядел на пряжку моего ремня. Зеленая лента, покрывавшая пряжку, стала почти черной от грязи – признак ветерана.
– Так и есть. Я перевелся из Кавалерии.
– Правда? – это был Стоддард. – Из Кавалерии? Солидно.
Ступи – это ребенок-переросток с лишним весом. Он употреблял всякие раздражающие словечки типа "Уя!". Или даже "Клево!".
Я кивнул и спросил:
– Можно туда барахло скинуть?
– Конечно, – ответил Стоддард.
Я бросил свой мешок рядом с матерчатой стенкой и уселся на него. Монк вновь занялся своими вырезками. Вокруг его постели валялись изрезанные номера "Старз энд Страйпс", "Ньюсуик", "Тайм" и других журналов. Он аккуратно вырезал каждый кусочек швейцарскими армейскими ножницами, а потом пролистывал карточки каталога в алфавитном порядке, чтобы поместить вырезку в нужное место.
– Ты писатель? – спросил я.
– Монк-то писатель? – Ступи захихикал. Его пузо и толстые щеки затряслись. Я увидел на его губах шоколадные пятна, а потом и саму шоколадку в грязной руке. – Монк, он думает, ты писатель.
И звонко захохотал. Монк глянул на него так, что смех мгновенно оборвался. Ступи заморгал и уселся тихо, выказывая уважение.
– Нет, пока что нет, – сказал Монк. – Собираю материал. Когда-нибудь…
Он замолчал, видимо, обходя слишком деликатную тему.
– Неплохо ты уже набрал, – я кивнул на коробку.
– Спасибо. Это не все, – и он показал на еще четыре коробки у стены, перехваченные резиновыми лентами. – Когда-нибудь… Удивительно, что говорят об этой войне.
Он кивнул – медленно, со знанием дела. Всем своим видом я выражал согласие.
– Так-так-так. Кого я вижу! – раздалось от входа.
– Вулфи!
– Ну, Мейсон, сколько воды утекло!
И мы оба засмеялись. Вулфи был моим бывшим одноклассником.
– Вот не знал, что ты в Искателях.
– Я был одним из тех деятелей, которые разбивали лагерь. Когда ты прибыл, меня не было.
– Что ж, хорошее вы место выбрали.
– Спасибо.
Похоже, вторжение Вулфи не понравилось Монку. Он снял с запястья резиновую ленту, перехватил ей коробку и аккуратно уложил ее рядом с другими. Потом встал и протиснулся мимо Вулфи, не сказав ни слова. Вулфи тоже молчал. Они явно не ладили.
Какое-то время я болтал с Вулфи. Он прибыл месяц назад. На него произвело большое впечатление, что я уже старичок и до конца командировки мне осталось всего два месяца. Я рассказал ему, что служил в Кавалерии и встречал наших одноклассников неподалеку от Контума. Мы обменялись слухами насчет того, что стало с другими ребятами из класса и согласились, что, наверное, большинство из них сейчас тоже где-то во Вьетнаме. Кто-то сообщил, что пора на обед и Ступи, про которого мы совершенно забыли, выскочил наружу. Выйдя из палатки, мы увидели Монка, шагающего на руках по небольшой дюне.
– Неплохо, – заметил я, когда мы прошли мимо.
– Да урод он, – кисло ответил Вулфи.
Этим вечером я передал письмо от врача из ВВС доку Да Винчи, нашему врачу. Тот согласился, что это, видимо, всего лишь реакция на стресс и выдал мне транквилизаторов, предупредив, чтобы я принимал их только на ночь. Под их действием летать было нельзя. Этой ночью я спал хорошо.
На следующее утро я вновь вскочил в седло "Хьюи". Командовал мой командир взвода, Дикон. Мы вылетели на три задания. Жопы с мусором, задачи для одной машины. Дикон позволил мне пилотировать с начала и до конца. За четыре утренних часа я выполнил посадку на такую крохотную площадку, что пришлось снижаться вертикально, приземлился на узкую вершину, дважды поднимал такие тяжелые грузы, что приходилось взлетать с разбегом и, наконец, присоединился к строю из еще трех машин, возвращавшихся на полосу. Меня очень тщательно проверяли.
– Чертовски неплохо, – сказал Дикон с левого места, когда я приземлился на полосе рядом с другим "Хьюи".
Из уст инструктора это звучало, как подлинный комплимент.
– Спасибо.
– Если завтра будешь летать не хуже, назначу тебя командиром экипажа.
Следующий день был последним днем Искателей у Нхонко. А потому после еще дня полетов с жопами и мусором, мы отправились прямиком в Фанрань. Остальные машины везли палатки и прочее снаряжение. Пилотировал я хорошо и Дикон, сдержав слово, квалифицировал меня, как командира экипажа. Пока мы шли в расположение роты, Дикон сообщил мне, что Кольцевой устраивает еще одну большую вечеринку.
– Такие перерывы у нас бывают редко – мы здесь пробудем четыре дня. Кольцевой любит смотреть, как народ веселится. Я на твоем месте скатал бы постель, – сказал Дикон.
– Скатать постель?
– Ага. Просто скатай матрас и свяжи его.
– Зачем?
– Увидишь.
В девять часов вечеринка гремела вовсю. Док Да Винчи уселся рядом со мной за стойкой и принялся рассказывать, как он приготовил череп, поющий со стенки. Он был пьяный. Компания бардов уселась в дальнем углу и создавала сильный диссонанс с записью Джоан Баез. Они тоже были пьяными. Король Неба и Ред Блейкли устроили индейскую борьбу [47] в центре зала. Король держал кружку пива, наполненную до краев, и заявлял, что разделается с Редом, не пролив ни капли.
– Я его выварил, – сказал Да Винчи.
– На кухне? – мне стало интересно.
– Нет, нет. На кухню меня бы с ним не пустили. Развел костер позади и выварил. Целый день кипятил.
Я глянул на череп, клацавший челюстью под пение Баез и восхитился его чистой белизной:
– Он такой… белый.
– Это ненатуральный цвет. Когда я отделил мясо, я его выбелил.
Глотнув бурбона, я кивнул:
– Ну да. Отбелить.
– Таков факт. От "Клорокса" череп у тебя станет белее и ярче.
– Едут! – завопил Король Неба.
Все замолчали. Я услышал, как в отдалении воет сирена.
– Постель скатал? – ко мне подошел Дикон.
– Ага…
– Умница.
– Кто едет? – спросил я дока.
– Леди, ясное дело.
Сирена зазвучала громче, потом умолкла. Снаружи кто-то сказал: "Подгоняй задним ходом". В свете, проникавшем через окна, я разглядел корму военной санитарной машины, подъезжавшей к двери. Машина остановилась, кто-то распахнул задние двери. Вовнутрь оказалась набита минимум дюжина вьетнамок. Пока им помогали выбраться, все Искатели стояли, аплодировали, свистели.
Что случилось дальше, объяснить сложно. Как только женщины оказались внутри клуба, они начали исчезать. Мужчины хватали хихикающих девушек и выбегали в ночь. Это заняло считанные минуты. Я сидел у стойки, разинув рот. Я действительно своими глазами видел, как подкатила санитарная машина, разгрузила шлюх и их всех утащили?
– Должен же быть какой-то запрет на это, – сказал я доку.
– Да ну, это же наша машина, – ответил он.
– В Кавалерии такое закончилось бы трибуналом, – я все качал головой.
– У нас отлично получается, – сказал док. – Охрана никогда не останавливает санитарную машину. Из всех чертовых штуковин, которые мы выменяли эта – самая лучшая.
– Вы выменяли санитарную машину?
– Ну да. Кольцевой получил санитарную машину, грузовик и джип за "Хьюи".
– "Хьюи"?
– Да, "Хьюи". Один из наших. Его расстреляли в говно и он был списан. Его номер исключили из списков. Когда Кольцевой договаривался, это была полная развалина. Частью сделки было то, что наши техники приведут его в порядок. Теперь он выглядит, как полный хлам, но летает.
– Ушам не верю.
– Знаю. Кольцевой – он очень творческая личность.
Девушек утащили всего минут пятнадцать назад, но одна из них уже вернулась обратно в сопровождении своего партнера.
– Следующий! – объявил он.
Док хлопнул меня по плечу:
– Давай. Она принесет тебе удачу, – и ухмыльнулся.
– Нет, спасибо. Я до сих пор триппер залечиваю, – Меня потряс их стиль жизни. О том, что вытворяют Искатели, я и мечтать не мог. – Давай ты.
– Нет, только не я. Они бесятся, когда я хочу их осмотреть, – и он послал девушке воздушный поцелуй.
– Ты нет! – и она покачала пальцем. Док захохотал.
Кто-то увел ее, и еще две пришли.
Среброкрылые значки
Гордо носим на груди
Порвем Вьетконг мы на клочки
Нас ждет победа впереди
[48]
Я совсем и забыл про наших поэтов-песенников. Они все еще сидели в углу, размышляя над новой версией текста. Судя по всему, вторжение красоток им не помешало.
Я ушел с вечеринки в час ночи. Девушек вывезли за ворота на машине, под сирену, но искатели продолжали веселиться.
На следующее утро в столовой Кольцевой ставил боевую задачу:
– Значит, так. Берем две машины. Дикон, экипаж подбираешь сам. Я лечу с Дэрингом.
Дикон и Дэринг кивнули. Я наблюдал за происходящим из-за соседнего стола, поедая свежую яичницу.
– Цель: складской комплекс вот здесь, – Кольцевой показал на свою потрепанную карту.
Комплекс был полем, обнесенным колючей проволокой. Он располагался на еще одной базе ВВС. Его сильно охраняли. Там гражданские подрядчики складывали горы своих припасов. Такие вещи, как кровельная жесть, доски, кондиционеры, холодильники, мойки, унитазы – одним словом, все, что нужно для постройки настоящих американских баз.
– Сейчас нам нужен генератор льда, но в принципе, пойдет что угодно, – объяснял Кольцевой. – Дикон, ты обеспечиваешь прикрытие. Сообщишь, когда охрана двинется в нашу сторону.
Дикон вновь кивнул.
– Ладно, пошли.
Группа встала и вышла, отправившись на задание.
Часом позже "Хьюи" Кольцевого вернулся, неся на тросе здоровый деревянный ящик. Ящик опустили в кузов грузовика, немедленно уехавшего в зону техобслуживания. Когда ящик открыли, внутри обнаружился еще один холодильник, совсем такой же, как тот что уже был у нас. Но Кольцевой все равно остался доволен. Уже на следующий день он договорился с частью ВВС на той стороне базы и обменял холодильник на новенький генератор льда. Следующие два месяца, в какую бы глушь мы не летели, кому-то приходилось тащить пятисотфунтовый генератор – как часть нашего полевого снаряжения.
После обеда на четвертый день затишья Дикон приказал мне слетать к штабу, чтобы взять двоих новых пилотов.
Я летел с Королем Неба, который без умолку трещал все полчаса полета. Человеком он был счастливым, очень располагающим к себе, а на армейские формальности ему было настолько наплевать, что я даже и забыл, что он капитан.
Мы приземлились на песчаную площадку близ штаба, заглушили двигатель и двинулись в палатку вместе с посыльным. В сотне ярдов от нас я увидел двоих, тащивших мешки и мне показалось, что одного из них я узнал.
– Это, должно быть, и есть те два пилота, – сказал Король Неба.
Я кивнул, всматриваясь в отдаленную, хрупкую фигуру, сгорбившуюся под тяжестью гигантского мешка. Походка мне была знакома.
– Блин! – я расплылся в улыбке. – Куда я должен забраться, чтобы ты меня не нашел?
– Вот черт! Мне сказали, что у меня нет ни шанса тебя встретить, – ответил Реслер.
Я помог ему забросить мешок в вертолет.
Глава 12
La Guerrilla Bonita
И совесть, и здравый смысл говорят нам, что Соединенные Штаты не могут и не должны быть мировым жандармом. США не имеют мандата свыше на полицейскую работу и не склоняются к этому.Роберт С. Макнамара, «Тайм», 27 мая 1966 года
Июнь 1966
По иронии судьбы, Искатели, обосновавшиеся в двух сотнях миль от Кавалерии, были направлены в Дакто, последнее кавалерийское охотничье угодье. Через месяц после моего перевода я уже гонялся за ВК в тех местах, где Кавалерия потерпела неудачу. На этот раз я принадлежал к другой части и мы поддерживали знаменитую 101-ю Воздушно-десантную дивизию в ходе операции "Хоторн" [49]. ВК решили не связываться с Кавалерией, но, похоже, задумали попытать счастья против 101-й.
Наш лагерь стоял к западу от Дакто, на травянистой долине к югу от каких-то невысоких холмов. Палатки выстроились в три ровных ряда, параллельно рыжей грунтовой взлетной полосе. В миле от нашего лагеря 101-я разбила свой бивуак, обеспечивая безопасность и для себя, и для Искателей.
Мы потратили день на то, чтобы набить землей мешки и построить низкие стены вокруг палаток. Утром второго дня нам объявили, что до начала непосредственной поддержки 101-й придется вылететь на небольшое задание для южновьетнамцев.
– Лучшее, что можно заработать, – легкое ранение в кость, – сказал Вулфи, стоя под навесом палатки, которую я делил с Реслером и Стоддардом.
– В кость? Я как подумаю, уже плохо становится, – ответил я.
– Я говорю, что если уж ранят, то лучше вот так. С ранением в кость ты уедешь из этой ебаной страны.
Дикон, подойдя по дорожке между палатками, прокричал:
– Пошли!
– Как насчет вообще без ранений? – спросил я, потянувшись к шлему; мой "сорок пятый" был уже пристегнут к бронежилету. Я был готов. – Может, все это вообще скоро прекратится.
– Охуенный шанс.
– Удачи, – Гэри выскочил из палатки и пошел к своей машине. Мы не могли летать вместе: Искатели не сводили в экипаж двух молодых уоррентов. Вдвоем нам было надежней. Особенно с тех пор, как пилот, заменивший меня в Кавалерии, Рон Фокс, был убит в кабине прямо рядом с Гэри. Пуля попала в подбородок. Гэри рассказывал, как у Фокса вылились мозги, когда с него сняли шлем. Его гибель стала одной из причин, по которой Гэри послали в отпуск, прежде чем перевести к Искателям. Мы оба приставали к Дикону, чтобы он позволил нам летать вместе и рассказывали, какая у нас получилась замечательная команда в Кавалерии, но пока что без толку.
– Удачи, – сказал и я.
Покинув палатку, я недолго шел вместе с Вулфи:
– А что тебе за царапину дадут?
– Бесплатную чашку кофе. Сам-то как думаешь? Тут нужно что-то, что лечится не сразу, но чтобы еще и не покалечило на всю жизнь.
– Ясно. Подумаем, – и я увидел Короля Неба, который дожидался меня у штабной палатки. – После задания увидимся. Удачи.
Король улыбался:
– Ну и везет же мне сегодня. Полечу с ветераном. Мне так… спокойно.
– Ага, ага. Я тебя умоляю.
– Нет, правда. Стоит лишь оказаться с тобой в одной машине, и мне сразу кажется, что все будет хорошо.
Мы шли к нашему вертолету – пара пилотов в длинной, неровной линии людей, идущих к своим машинам по рыжей земле.
– Знаете, сэр, вы иногда бываете настоящей занозой в жопе.
– Ха! – вскричал Король. – Попался! Знаешь, Мейсон, ты мне нравишься. И я это докажу. У меня есть к тебе маленькое деловое предложение. Расскажу, как вернемся.
– Спасибо.
– Нет, серьезно. Тебе понравится. Вот увидишь.
Если не считать таких неформальных отношений между офицерами и уоррентами, то Искателей отличало от Кавалерии еще и то, что они были просто по уши в броневых нагрудниках. Нагрудников было столько, что лишние складывались в нижние блистеры. Увидев это, я почувствовал себя виноватым. Моррис погиб, потому что для него не нашлось такого. Может, где-то во Вьетнаме, вот прямо сейчас, еще один пилот думал, хули ему не выдали нагрудник. А может, уже умирал.
– Как вы раздобыли столько этих штук? – я показал на броню.
– Всегда были, – сказал Король Неба и глянул на меня так, словно я задал дурацкий вопрос. – А что?
– Да так…
Погода была прекрасной – пушистые белые облачка в сверкающем синем небе. В такой день только и летать. Поскольку я уже бывал здесь раньше, то знал, что ВК поблизости не обнаружатся. Чувство было такое, что покинув Кавалерию, я избавился от серьезных драк. Что меня беспокоило, так это солдаты АРВ. Я постоянно слышал о них всякие скверные истории. Один Искатель рассказал мне, как высаженный южновьетнамец обернулся и начал стрелять по его вертолету. Мне приходилось слышать такое и раньше.
