Текст книги "Заговор Аквитании"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 54 страниц)

Шли минуты, пот по волосам стекал Конверсу на шею, время в страхе остановилось.

Наконец Иоганн вышел на улицу, моргая от яркого солнца, – истинное олицетворение невинности. Он перешел улицу и забрался в такси.

– Ну, что они вам сказали? – спросил Джоэл, стараясь говорить как можно небрежнее и продолжая по-прежнему следить за улицей.

– Меня спросили, долго ли я жду этого сообщения. Я сказал, что, по-моему, это должна быть телеграмма с Миконоса. Я просто не знал, что мне говорить.

– Все прекрасно. – Джоэл вскрыл конверт и развернул телеграмму. Она состояла из сплошного ряда цифр – судя по первому взгляду, значительно больше двадцати. И он снова припомнил инструкции Ласкариса: “Выбирайте каждую третью цифру с начала и остановитесь на третьей цифре с конца. Сосредоточьтесь на тройке. Это довольно просто – обычно так и делают, – во всяком случае, никто не сможет написать эти цифры за вас. Это всего лишь предосторожность”.

– Все в порядке? – спросил Иоганн.

– Мы сделали шаг вперед, и вы теперь на шаг ближе к своему гонорару, коллега.

– Но ближе и к экзамену.

– Когда он у вас?

– В три тридцать.

– Хорошая примета. Сосредоточьтесь на тройке.

– Простите?

– Нет, ничего. Давайте поищем теперь телефон-автомат. Вам предстоит еще одно небольшое дельце, и тогда вечером вы сможете заказать своим друзьям самый роскошный обед во всем Бонне.

Такси ждало на углу, а Конверс с молодым немцем стояли у будки телефона-автомата, и Иоганн выписывал из справочника номер телефона нужного банка. Студенту явно не по душе были все эти экзотические задания.

– В случае чего вы просто скажете правду! – наставлял его Джоэл. – Только правду. Вы встретили американского адвоката, не владеющего немецким, и он попросил вас помочь ему в телефонном разговоре. Этот адвокат хотел снять деньги с конфиденциального счета и просил узнать, к кому именно ему следует обратиться в банке. Вот и все. Кстати, в банке никто не станет спрашивать вашу фамилию, мою – тоже.

– А как только я это сделаю, у вас тут же найдется какое-нибудь новое поручение? Нет, это не для меня! Вы сами можете…

– Я не могу позволить себе ошибиться! Я могу не понять какого-нибудь слова. Больше никаких просьб у меня нет. Просто подождите меня потом, где хотите – у банка, на соседней улице. А когда я выйду из банка, я сразу же даю вам две тысячи марок, и считайте, что мы с вами никогда не встречались.

– Такие деньги за такую маленькую услугу, сэр. Вы можете понять, почему я боюсь.

– Ваши страхи – ничто по сравнению с моими, – сказал Конверс негромко, но горячо. – Очень прошу вас сделать это. Мне не обойтись без вашей помощи.

Как и прошлой ночью в шуме, дыме и вспышках резкого света, молодой немец пристально смотрел на Джоэла, как бы пытаясь найти нем то, в наличии чего он не был уверен. Наконец он кивнул без особого энтузиазма и вошел в кабину телефона-автомата с горстью мелких монет.

Конверс следил через стекло, как студент набрал номер, а потом коротко переговорил с двумя или тремя различными людьми, пока не попал на нужного ему человека. Этот односторонний разговор, за которым наблюдал Джоэл, почему-то затягивался – ведь требовалось всего лишь узнать фамилию лица, заведовавшего денежными переводами. Однако, записав что-то на клочке бумаги с номером телефона, Иоганн, казалось, начал о чем-то спорить, и Джоэл с трудом удержался от того, чтобы не открыть дверь и не прервать разговор. Наконец молодой немец вышел из кабины, выражение его лица было сердитым и смущенным.

– Что случилось? В чем проблема?

– Проблема в часах работы банка, сэр.

– А именно?

– Подобные счета оформляют только с двенадцати часов. Я сказал, что к двенадцати вам нужно быть в аэропорту, но герр директор заявил, что они не могут изменять установленный порядок. – Иоганн протянул Конверсу клочок бумаги. – Вам следует обратиться к какому-то Лахману на первом этаже.

– Придется отложить вылет. – Джоэл взглянул на шоферские часы. Было десять часов тридцать пять минут, ждать оставалось около полутора часов.

– Я собирался попасть в университетскую библиотеку задолго до полудня.

– Вы можете туда отправиться, – сказал Конверс без всяких задних мыслей. – Остановимся где-нибудь, купим конверт с маркой, вы напишете свою фамилию и адрес, и я перешлю вам деньги.

Иоганн уставился взглядом в тротуар, даже не пытаясь скрыть обуревающих его сомнении.

– Я думаю, этот экзамен… не такой уж и сложный. Это один из моих любимых предметов.

– Да, конечно, – тут же откликнулся Джоэл, – у вас нет абсолютно никаких оснований доверять мне.

– Вы меня неправильно поняли, сэр. Я верю, что вы пошлете мне деньги. Просто я не уверен, следует ли мне получать этот конверт.

Конверс улыбнулся – теперь он понял.

– Отпечатки пальцев? – спросил он без всякой обиды. – Общепринятое вещественное доказательство?

– Дактилоскопия – один из моих любимых предметов.

– Отлично, значит, вам придется провести со мной еще пару часов. У меня в кармане примерно семьсот марок. Знаете какой-нибудь магазин готовой одежды, где я мог бы купить пару брюк и пиджак?

– Да, сэр. И позвольте сказать, если вы собираетесь снять со счета такую сумму, что сможете дать мне две тысячи марок, неплохо бы вам купить свежую сорочку и галстук к ней.

– Правильно. Всегда обращайте внимание на внешний вид вашего клиента. Вы наверняка далеко пойдете, советник.

Ритуал, принятый в “Боннер шпаркассе”, мог бы служить образцом громоздкой, но железной эффективности. Джоэла препроводили в кабинет герра Лахмана на первом этаже, где ему не перепало ни рукопожатия, ни приветливой улыбки. Не было и светской болтовни. Только дело, и ничего более.

– Скажите, пожалуйста, откуда был сделан перевод? – сухо потребовал полноватый чиновник.

– Банк “Родос”, отделение на Миконосе, контора на набережной. Фамилия отправителя – так он, наверное, у вас именуется? – Ласкарис, имени его я не запомнил.

– В данном случае не требуется и фамилии, – сказал немец, делая вид, что не слышал сказанного. Казалось, ему неприятна даже сама операция.

– Извините, я просто хотел помочь. Как вы знаете, у меня мало времени. Я должен успеть на самолет.

– Мы не можем уклоняться от установленных правил, майн герр.

– Естественно.

Банкир пододвинул к нему через стол листок бумаги.

– Вам придется пять раз написать набор цифр, заменяющих вашу подпись, столбиком, один под другим, а я тем временем зачитаю вам правила, по которым работает “Боннер шпаркассе” и которые полностью соответствуют действующим на территории Федеративной Республики Германии законам. Затем я попрошу вас подписать – опять-таки цифровым кодом – заявление о том, что вы ознакомлены с текстом, поняли его содержание и обязуетесь соблюдать содержащиеся в нем запреты.

– Мне послышалось, вы говорили о правилах.

– Это одно и то же, майн герр.

Конверс достал телеграмму из внутреннего кармана только что купленного спортивного пиджака и положил ее рядом с фирменным бланком. Подчеркнув нужные цифры, он принялся выписывать их.

– “Вы, подписывающийся цифровым кодом, чью личность можно установить у отправителя, – монотонным голосом читал невозмутимый немец, откинувшись на спинку кресла и держа в руках листок с текстом, – клянетесь в том, что, какие бы суммы ни были получены вами в “Боннер шпаркассе” с данного конфиденциального счета, с них уплачены все установленные налоги, как государственные, так и местные, как личные, так и корпоративные, и налоги эти были оплачены в месте отправления, где бы это место ни находилось. Что деньги эти не были получены в результате валютных операций, имеющих целью уклонение от уплаты вышеперечисленных налогов, и что они не предназначаются для противозаконных выплат отдельным лицам, компаниям или корпорациям, занимающимся противозаконной деятельностью, а также…”

– Довольно, – прервал его Джоэл. – Мне все понятно. Давайте я подпишу.

– “…для тайных операций, противоречащих законам Федеративной Республики Германии или законам стран, жителем и полноправным гражданином которых является подписавшийся”, – все тем же тоном продолжал немец.

– А как поступают с неполноправными гражданами? – спросил Конверс, приступая к последнему набору цифр. – Я знаю одного студента юридического факультета, который нашел бы немало дыр в этой инструкции.

– Там есть и другие формулировки, но вы сказали, что подпишетесь и без них.

– Уверен, что в инструкции предусмотрены все случаи, и я конечно же подпишу. – Джоэл пододвинул к нему листок с рядами цифр. – Вот. Теперь можете выдавать деньги. Сто тысяч американских долларов за вычетом причитающейся вам платы за услуги. Разделите их на три равные части. Две трети в американской валюте, треть – в марках ФРГ. Банкноты должны быть не крупнее тысячи марок и пятисот долларов.

– Это очень много бумаги, майн герр.

– Ничего, справлюсь. И пожалуйста, как можно быстрее.

– Это полная сумма вашего счета? Я, естественно, узнаю это, когда сканеры подтвердят подлинность вашей подписи.

– Это полная сумма счета.

– На это уйдет несколько часов, naturlich.

– Почему?

– Оформление документов, обеденный перерыв, майн герр. – Тучный человек беспомощно развел руками.

– У меня нет нескольких часов!

– Но что я могу сделать?

– Что вы можете сделать? Тысяча долларов… для вас лично.

– Один час, майн герр.

– Пять тысяч?

– Пять минут, мой дорогой друг.

Конверс вышел из лифта; только что полученный пояс для денег был куда менее удобным, чем купленный им в Женеве, но отказываться от него не имело смысла. Это был подарок банка, если верить Лахману, прикарманившему почти двенадцать тысяч марок. “Пять минут” – явное преувеличение, подумал Джоэл, взглянув на настенные часы, показывающие двенадцать часов сорок пять минут. Весь ритуал занял более получаса, начиная от “инструктажа” до проверки его подписи электронным сканером, способным подметить малейшее отклонение. Установленные правила соблюдались неукоснительно, а если выполнение их граничило с правонарушениями, то хитро сформулированные статьи инструкции возлагали всю ответственность на получателей.

Направляясь к бронзовым дверям банка, Конверс заметил на мраморной скамье в фойе Иоганна, выглядевшего здесь довольно неуместно, но отнюдь не смущенного этим. Молодой человек читал какую-то брошюру, изданную банком. Вернее, делал вид, будто читает, бросая быстрые взгляды поверх бумажного листа на снующую по мраморному холлу публику. Когда Иоганн увидел Конверса, тот кивнул ему; студент встал со скамьи и, выждав, пока Джоэл подойдет к выходу, направился вслед за ним.

Что– то произошло. Люди на тротуаре взволнованно метались то в одну, то в другую сторону, но в основном вправо, громко разговаривали, выкрикивали какие-то вопросы, в их репликах звучало сердитое недоумение.

– В чем дело, черт побери? – спросил Конверс.

– Не знаю, – ответил Иоганн, шагая рядом с ним. – Думаю, что-то неприятное. Все бегут к киоску на углу. За газетами.

– Давайте тоже купим газету, – сказал Джоэл, тронув его за локоть, и они вместе с толпой устремились к киоску.

– Attentat! Mord! Amerikanischer Botschafter ermordet! [87] Газетчики что-то выкрикивали, раздавая газеты, и, принимая мелочь и бумажки, не очень-то заботились о сдаче. Паника нарастала, как всегда, когда какое-то непонятное событие предваряет большое несчастье. Люди вокруг них шелестели газетами, быстро пробегая глазами броские заголовки и напечатанные под ними статьи.

– Mein Gott! – воскликнул Иоганн, взглянув на сложенную газету у прохожего слева. – Убит американский посол!

– Возьмите! – Конверс бросил на прилавок горсть монет, и молодой немец выхватил газету из руки киоскера. – Давайте выбираться отсюда! – крикнул Джоэл, схватив студента за руку.

Но Иоганн не трогался с места. Он застыл посреди орущей толпы, глядя в газету расширенными от ужаса глазами, его губы дрожали. Конверс грубо оттолкнул плечами двух мужчин и потянул за собой молодого человека. Теперь на них со всех сторон напирали орущие немцы, которые тоже хотели пробиться к киоску.

– Вы!… – Испуганный крик застрял в горле Иоганна. Джоэл вырвал газету у студента. Вверху на первой странице были фотографии двух мужчин. Слева – убитый Уолтер Перегрин, посол США в ФРГ, справа – фотография американского Rechtsanwalt – одно из немногих известных ему немецких слов, оно означало “адвокат”. На него смотрело его собственное лицо.

Глава 20

– Нет! – взревел Джоэл, сжимая в левой руке газету, а правой хватая Иоганна за плечо. – Что бы здесь ни говорилось, это – ложь! Я к этому не причастен. Разве вы не видите, что они пытаются сделать? Пошли со мной!

– Нет! – крикнул молодой немец, испуганно оглядываясь вокруг и прекрасно понимая, что голос его тонет в общем гаме.

– А я говорю: пошли! – Конверс сунул газету в карман пиджака и схватил Иоганна за шиворот. – Думайте и делайте что хотите, но сначала идемте со мной! Вы должны прочесть мне каждое слово в этой проклятой газете!

– Da ist es! Der Attentater! [88] – закричал молодой немец, вцепившись в брюки какого-то мужчины, но тот с руганью оттолкнул ухватившуюся за него руку.

Зажав локтем шею студента, Джоэл потащил его за собой, выкрикивая ему в ухо слова, которые поразили его самого ничуть не меньше, чем молодого человека:

– Смотри, схлопочешь! У меня в кармане пистолет, и, если потребуется, я им воспользуюсь! Двое честных людей уже убиты, а теперь еще и третий. Почему ты должен быть исключением? Потому что ты молод? Это не причина! А если подумать, ради кого мы, черт возьми, умираем?

Конверс рывком вытащил молодого человека из толпы. Оказавшись на более свободном тротуаре, он освободил его шею и снова крепко ухватил немца за руку. Джоэл быстро тащил его вперед, оглядывая улицу в поисках укромного местечка, где бы они могли поговорить, а вернее – где Иоганн мог бы прочесть ему этот поток лжи, опубликованный людьми из “Аквитании”. Газета выскользнула из кармана, и он едва успел подхватить ее. Нельзя оставаться на улице, да еще волоча за собой сопротивляющегося пленника, – люди уже бросали на них удивленные взгляды, а это опасно. Господи! Да ведь фотографии, его лицо, во всех газетах. Его может опознать первый встречный, а он еще и привлекает к себе внимание, волоча за собой этого мальчишку.

Впереди справа от них была какая-то кондитерская с выставленными на тротуар столиками под зонтами; несколько столиков в дальнем конце пустовали. Конечно, он предпочел бы уединенный проулок или выложенную булыжником боковую улочку, слишком тесную для транспорта, но нельзя же долго шагать вот так – быстро и таща человека за руку.

– Сюда! Займем столик в глубине. Вы сядете лицом к улице. И помните: я не шутил насчет пистолета – моя рука будет в кармане.

– Прошу вас, отпустите меня! С меня уже хватит! Мои друзья знают, что мы вместе покинули кафе вчера вечером, а хозяйка вспомнит, что я снял для вас комнату! Полиция обязательно выйдет на меня!

– Входите, – сказал Конверс, проталкивая Иоганна между стульями к самому дальнему столику. Они сели. Молодой немец перестал дрожать, но теперь он лихорадочно осматривался. – И без всяких штучек, – продолжал Джоэл. – С официантом разговаривайте только по-английски. Только по-английски!

– Здесь нет официантов. Посетители сами берут внутри рогалики и кофе.

– Тогда потерпим, позже вы купите себе все, что угодно. Я должен вам деньги, а я всегда плачу свои долги.

“…Я всегда плачу свои долги. По крайней мере, последние четыре года”. Слова из записки, оставленной еще одним любителем приключений – актером по имени Калеб Даулинг.

– Не нужны мне ваши деньги, – сказал Иоганн. От страха в его английском появились гортанные звуки.

– Вы думаете, что это грязные деньги и, приняв их, вы станете моим соучастником, не так ли?

– Вам виднее. Вы – юрист, а я всего лишь студент.

– В таком случае позвольте объяснить вам. Это деньги не могут быть грязными, ибо я не сделал ничего из того, что мне инкриминируется, а быть соучастником невинного не грешно.

– Вы юрист, сэр.

Конверс подтолкнул газету к молодому человеку, а правую руку опустил в карман, где у него лежало десять тысяч германских марок тысячными купюрами, предназначенных для текущих расходов. Не вынимая руки из кармана, он отсчитал семь тысяч, вытащил их и положил перед Иоганном.

– Берите, не дожидаясь, пока я вобью их вам в глотку.

– Не возьму я ваших денег!

– Берите, а потом, если сочтете нужным, заявите, что получили их от меня. Им все равно придется возвратить их вам.

– Правда?

– Сущая правда, коллега. Когда-нибудь вы поймете, что это лучшая форма защиты. А теперь – читайте, что пишет эта газета!

– “Посол был убит прошлой ночью… – запинаясь, начал переводить студент, неловко пряча западногерманские марки в карман. – Точное время смерти трудно установить до проведения полной экспертизы, – продолжал он переводить урывками, выхватывая отдельные слова, стараясь как можно точнее передать смысл. – Смерть наступила в результате… Schadee – черепное ранение, рана в голове, тело пролежало в воде много часов, пока не оказалось выброшенным на берег у Плиттерсдорфа, где и было обнаружено сегодня утром По словам военного атташе, последним человеком, который был рядом с послом, является американец Джоэл Конверс. Когда всплыло имя этого…” – Молодой немец поморщился, нервно покачал головой. – Как это вы говорите?

– Не знаю, – холодно сказал Джоэл ровным голосом. – Что я говорю?

– “…очень нервного, безумного… Связи между правительствами Швейцарии, Франции и Федеративной Республики координируются Международной криминальной полицией, известной более под названием Интерпол… И теперь части трагической… Ratzel… загадки сложились в единое целое…” Имеется в виду, что все стало понятно. “Неизвестный послу Перегрину американец Конверс уже был предметом поисков Интерпола… Suche… поисков, связанных с убийствами в Женеве и в Париже, а также нескольких других покушений, прямая связь которых с его личностью пока не установлена”. – Иоганн посмотрел на Конверса, в горле у него застрял ком.

– Продолжайте, – строго приказал Джоэл. – Вы не представляете, как это все поучительно… Читайте дальше!

– “Согласно полученным в посольстве данным, этот Конверс потребовал организовать ему конфиденциальную встречу с послом, заявив, что у него имеются сведения о наличии угрозы американским интересам, что впоследствии оказалось ложным. Встреча с послом была назначена у въезда на мост Аденауэра между половиной восьмого и восемью часами вечера вчера. Военный атташе, который сопровождал посла Перегрина, подтверждает, что встреча состоялась в семь часов пятьдесят одну минуту и что оба они двинулись через мост по пешеходной дорожке. Больше никто из персонала посольства живым посла не видел”. – Иоганн с трудом проглотил слюну, руки его заметно дрожали. Он сделал несколько глубоких вздохов, а потом продолжал, всматриваясь в мелкий газетный шрифт. На лбу у него выступили частые бисеринки пота. – “Ниже приводятся более полные… eingehendere… детали в том виде, в котором они стали известны позднее, однако, согласно заявлению Интерпола, подозреваемый Джоэл Конверс, внешне совершенно нормальный человек, в действительности является… wanderne… – молодой немец понизил голос до шепота, – ходячей бомбой с серьезными психическими нарушениями. Заключение дано крупнейшими экспертами Соединенных Штатов, которые уставили что его психическое расстройство обусловлено почти трехлетним пребыванием в плену во время вьетнамского конфликта…”

Иоганн, спотыкаясь, продолжал свое чтение, пугаясь собственного голоса, осуждающие слова и клеймящие фразы повторялись с поразительной регулярностью, подтверждаемые наспех притянутыми ссылками на правительственные источники и безымянными, неназванными “авторитетами”. Складывался портрет психически ненормального человека, разум которого временами возвращался в прошлое; в настоящее время обострение болезни было вызвано неким жутким инцидентом насилия в Женеве, который, оставив в неприкосновенности разум, лишил его морального и физического контроля. В дополнение ко всему объявленный на него Интерполом розыск описывался весьма туманно, заставляя предполагать, будто охота на него ведется уже много дней, если не недель.

– “…чья мания убийства прогрессирует по вполне определенной схеме, – продолжал зачитывать цитату еще одного “авторитетного” источника охваченный паникой студент. – Его отличает патологическая ненависть ко всем находящимся или находившимся ранее на военной службе высокопоставленным военным, особенно имеющим значительный общественный статус… Посол Перегрин прославился во время Второй мировой войны, командуя батальоном в Бастонской кампании, где американцы понесли тяжелые потери… Власти в Вашингтоне считают, что этот тяжелобольной человек, который после нескольких неудачных попыток все же совершил побег из строго охраняемого лагеря военнопленных в Северном Вьетнаме много лет назад и прошел более ста миль по вражеской территории, по… Dschungel… джунглям, пока добрался, наконец, до своих позиций, сейчас вновь переживает свое прошлое… Целью его жизни, по заключению военных психиатров, стало убийство высших офицеров, которые в прошлом отдавали приказы в боевой обстановке, а в исключительных случаях – даже и гражданских лиц, ибо в своем больном воображении он считает их ответственными за все те страдания, которые претерпел он сам и другие. Однако внешне он совершенно нормальный человек, подобно многим таким же, как он… Его разыскивают в Вашингтоне, Лондоне, Брюсселе и здесь, в Бонне… Не исключено, что, будучи специалистом в области международного права, он связан с многочисленными преступными элементами, промышляющими изготовлением фальшивых документов и паспортов…”

Это была блестяще расставленная западня, сногсшибательная ложь разбавлялась вкраплениями правды, полуправды, передергиваниями и неприкрытой ложью. Было тщательно продумано и само расписание событий в тот критический вечер. Военный атташе посольства совершенно определенно заявлял, что он видел Джоэла вместе с послом у входа на мост Аденауэра в семь часов пятьдесят одну минуту вечера – примерно через двадцать пять минут после того, как он вырвался из каменного мешка в имении Ляйфхельма. Время было расписано буквально по минутам. Свидетельство “официального лица” о том, что в семь пятьдесят он был у моста, превратило бы любые показания Конверса в плод больного воображения.

Инцидент в Женеве – смерть Э. Престона Холлидея – был представлен как жуткий акт, который ввергнул его во власть прошлого и дал толчок его маниакальному поведению.

– “…Стало известно также, что адвокат, застреленный в Женеве, был известным лидером американского антивоенного движения в шестидесятых годах…”

В этих строках содержался завуалированный намек на то, что Конверс мог нанять убийц. Даже смерть человека в Париже, как ни странно, была представлена в совершенно ином плане.

– “…Поначалу подлинная личность жертвы скрывалась в надежде, что это поможет розыскам, как только возникли подозрения после беседы представителей Сюрте с французским адвокатом, который знает подозреваемого много лет. Этот адвокат, который в тот день завтракал с подозреваемым, заявил, что его американский друг “имеет серьезные проблемы” и нуждается “в медицинской помощи”… Погибший в Париже человек оказался, как и следовало ожидать, отставным полковником французской армии и занимал должность адъютанта при нескольких весьма известных генералах”.

И в заключение, как бы для того, чтобы рассеять последние сомнения участников этого публичного процесса, организованного “авторитетными представителями прессы”, приводились ссылки не только на его поведение, но и на замечания, сделанные им при выходе в отставку более полутора десятка лет назад.

– “Текст этих его замечаний был предоставлен представителям общественности Пятым округом военно-морского флота США, оно же предоставило в распоряжение органов печати и сведения о том, что командование рекомендовало этому лейтенанту Конверсу добровольно пройти курс лечения у психиатра, на что указанный лейтенант Конверс ответил отказом. Вел он себя весьма вызывающе по отношению к офицерам, которые желали ему только добра, а его замечания были не чем иным, как открытыми угрозами в адрес многих высокопоставленных военных, о деятельности которых он, всего лишь пилот авианосца, естественно, не мог иметь правильных суждений”.

Таковы были завершающие штрихи к его портрету, составленному “Аквитанией”. Иоганн закончил читать статью и сжимал газету в руках, глядя на Конверса расширенными от ужаса глазами.

– Здесь все… сэр.

– И слава Богу, они вполне могли бы добавить и еще что-нибудь, – сказал Джоэл. – Вы верите этому?

– У меня нет никаких мыслей. Я слишком перепуган для того, чтобы думать.

– Честный ответ. Сейчас в вашем мозгу одна мысль – я могу убить вас, поэтому вы и не способны думать. Это вы и сказали. Вы боитесь взглядом или словом обидеть меня, чтобы я не спустил курок.

– Прошу вас, сэр, я не подхожу для всех этих вещей!

– Я тоже не подходил.

– Отпустите меня.

– Иоганн, мои руки лежат на столе. Пока мы тут сидим, я ни разу не убрал их со стола.

– Что?… – Молодой немец, недоуменно мигая, уставился на руки Конверса и с силой сжал край белого металлического столика. – У вас нет пистолета?

– О нет, пистолет у меня есть. Я отнял его у того, кто наверняка убил бы меня, если бы у него был хоть малейший шанс. – Джоэл сунул руку в карман, и Иоганн застыл. – Сигареты, – успокоил его Джоэл, доставая пачку сигарет и книжечку отрывных спичек. – Отвратительная привычка. Если еще не втянулись, то и не начинайте.

– Это очень дорого.

– Как и многое другое… Мы с вами много говорили прошлой ночью. – Джоэл чиркнул спичкой и прикурил, продолжая пристально смотреть на студента. – Если не считать тех нескольких секунд в толпе, когда из-за ваших криков меня могли запросто линчевать, похож я на монстра, описанного в газете?

– Врач из меня еще худший, чем юрист.

– Два – ноль в вашу пользу. Тяжесть доказательств собственной нормальности лежит на мне. А кроме того, здесь говорится, что я произвожу впечатление вполне нормального человека.

– Тут говорится, что вам пришлось много страдать.

– Это было сто лет назад, и настрадался я ничуть не больше тысяч других, не говоря уже о тех примерно пятидесяти восьми тысячах, которые вообще не вернулись. Я не думаю, что безумный человек способен так логично рассуждать, да еще в данной ситуации, как вы считаете?

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Я пытаюсь объяснить вам, что все напечатанное здесь – блестящий пример того, как можно осудить человека, исходя из ложных посылок, а именно это и делает со мной пресса. Правда смешивается с полуправдой, передергивания и голословные утверждения выдаются за неопровержимые доказательства. Ни в одной из цивилизованных стран суд не примет подобных доказательств и даже не позволит высказывать их перед присяжными.

– Были убиты люди. – Иоганн снова перешел на шепот. – Был убит посол.

– Но не мной. Я не был у моста Аденауэра в восемь часов вечера. Я вообще не знаю, где этот мост находится.

– А где вы были?

– Там, где никто не мог меня увидеть, если вы это имеете в виду. А те, кто видел, ни за что на свете не подтвердят этого.

– Но ведь должны же сохраниться какие-нибудь вещественные доказательства вашего пребывания там. – Молодой немец кивком указал на сигарету в руке Конверса. – Например, вы могли оставить там окурок.

– Или отпечатки пальцев, либо следы обуви? Или обрывки одежды? Все это там есть, но не говорит о времени моего пребывания.

– Есть научная методика, – возразил Иоганн, – прогресс в технологии… Forschung… исследования доказательств делают огромные успехи…

– Позвольте мне продолжить за вас. Я не специалист по криминалистике, но понимаю, о чем вы ведете речь. Теоретически можно взять пробу почвы в каком-то месте, где я оставил след, и сравнить с пробой, взятой с моей обуви, что и поможет установить время моего пребывания там.

– Ja! [89]

– Нет. Я буду мертв прежде, чем хоть один образец попадет в лабораторию.

– Почему?

– Этого я, увы, не могу вам сказать. Клянусь Богом, хотел бы, но не могу.

– И опять-таки я должен спросить – почему? – Страх в глазах студента смешался с разочарованием, искра доверия, вспыхнувшая было в них, погасла.

– Потому что я не могу и не стану этого делать. Несколько минут назад вы упрекнули меня в том, что я уже причинил вам много зла. Это действительно так, хотя и произошло вопреки моей воле… Но все имеет свои границы. В вашем положении вы не можете мне помочь, а кончится это тем, что вас просто убьют. Поверьте, Иоганн, это самый честный из всех имеющихся у меня ответов.

– Понимаю.

– Нет, не понимаете, но мне очень хотелось бы убедить вас, что мне необходимо связаться с людьми, которые могут что-то сделать. Они не в Бонне, но я пробьюсь к ним, если вырвусь отсюда.

– Вы хотите, чтобы я еще что-то сделал? – Молодой немец снова напрягся, руки его задрожали.

– Нет. Я не хочу, чтобы вы что-нибудь делали. Я хочу попросить вас как раз ничего не делать – по крайней мере, какой-то короткий отрезок времени. Ничего… Дайте мне шанс убраться отсюда подобру-поздорову, и тогда я свяжусь с людьми, которые могут мне помочь, помочь всем нам.

– Всем нам?

– Да, именно так, но больше я ничего не скажу.

– Разве таких людей нельзя найти в вашем посольстве? Конверс бросил на Иоганна тяжелый взгляд, глаза его смотрели сурово, как на том моментальном снимке в газетах, которые лежали на столиках.

– Посол Уолтер Перегрин был убит одним, а возможно, и несколькими сотрудниками посольства. И это они подъезжали вчера вечером к отелю, чтобы убить меня.

Иоганн глубоко вздохнул и отвел глаза от Джоэла, уставившись на поверхность стола.

– Там, в толпе у киоска, когда вы угрожали мне… вы сказали, что уже убито два хороших человека.

– Простите, я был тогда обозлен и напуган.

– Дело не в этих словах, а в том, что вы сказали сразу после этого. Вы спросили, почему я должен стать исключением? Потому что я молод? Вы сказали: это – не причина, а потом выкрикнули очень странные слова – я запомнил их точно: “А если подумать, то ради кого мы, черт возьми, умираем?” Я думаю, это был не просто вопрос.

– Я не могу обсуждать сейчас смысл этой ремарки, коллега. И не могу указывать вам, как действовать дальше. Могу только посоветовать то, что многие годы советую своим клиентам. Если решение зависит от нескольких взаимоисключающих друг друга доводов, – включая и приведенные мною, – отбросьте их все и повинуйтесь движению собственной души. В зависимости от того, кто вы и что собой представляете, это и будет для вас самым правильным решением. – Конверс, помолчав, отодвинул свой стул. – Сейчас я встану и выйду отсюда. Если вы начнете кричать, я побегу и постараюсь укрыться где-нибудь и буду скрываться до тех пор, пока меня не узнают. Ну а потом… я сделаю все, что в моих силах. Если же вы не поднимете шума, мои шансы повысятся. Я считаю, что так было бы лучше… для всех нас. Вы можете спокойно отправиться в библиотеку, выйти из нее примерно через часок, купить газету и тут же явиться в полицию. Я надеюсь, что вы поступите именно так, если, конечно, считаете, что это разумно. Таково мое мнение. Вашего мнения я не знаю. До свидания, Иоганн.