Текст книги "Уик-энд с Остерманом (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

15. Четверг – 6.40

Фассет сказал Таннеру, что в четверг тот должен быть дома. И дело не в том, что нужно бы испросить разрешения отлучиться – он и сам не хотел покидать дом. Фассет сказал, что утром с ним свяжется. И тогда окончательно сложится план по защите семьи Таннера.

Журналист натянул старые военные брюки цвета хаки и спортивную рубашку, обул теннисные туфли. На кухне взглянул на часы: без двадцати семь. Дети встанут не раньше, чем через полтора часа. Элис, к счастью, может поспать до половины десятого или десяти.

Таннер попытался представить, сколько человек притаилось у дома. Фассет сказал, что вокруг целая армия, но что толку, если «Омега» решит его убить? Чем помогла эта армия тому джи-мену в зарослях в полчетвертого утра? Слишком много возможностей. Слишком много лазеек. Теперь-то Фассет должен это понять. Все зашло слишком далеко. Если эта абсурдная ситуация в самом деле реальна, если Остерманы, Кардоне и Тремьяны и вправду – часть «Омеги», он просто не сможет встретить их у дверей как ни в чем не бывало. Это абсурд!

Он тихо вышел из дома. Дошел до леса, прежде чем увидел кого-то. Он искал Фассета.

– Доброе утро, – это был Дженкинс, с синими кругами под глазами. Он сидел на земле за кустами, как раз на краю леса. Из дома и даже от бассейна его не было видно.

– Привет. Вам поспать так и не довелось?

– Я сменяюсь в восемь. Это не важно. Как вы? У вас утомленный вид.

– Послушайте, я хотел бы увидеться с Фассетом. Хотелось переговорить с ним до того, как он составит свой план.

Полицейский посмотрел на наручные часы:

– Он собирался звонить вам после того, как мы сообщим, что вы встали. Не думаю, что он ожидает вашего появления так рано. Хотя, может, это и к лучшему. Секундочку, – Дженкинс сделал несколько шагов в чащу и вернулся с рацией в брезентовом футляре: – Двинулись. Мы подъедем к нему.

– Почему он не может прибыть сюда?

– Расслабьтесь. Никто не может приблизиться к вашему дому. Пошли. Вы сами увидите.

Дженкинс закинул рацию на ремне через плечо и повел Таннера по свежепротоптанной в его владениях тропке. Каждые тридцать или сорок футов им встречались люди, присевшие на колени, лежащие и сидящие, которые, оставаясь невидимыми, не спускали глаз с его дома. Вооруженные до зубов. Дженкинс связался по рации с патрулем с восточной стороны:

– Свяжитесь с Фассетом. Сообщите, что мы направляемся к нему, – передал он.

* * *

– Прошлой ночью агент погиб потому, что убийца понял – он будет опознан. «Омега» не может допустить, чтобы хоть кого-то из них расшифровали, – Фассет пил кофе, сидя лицом к Таннеру. – Были и другие предупреждения, но те не имеют к вам отношения.

– Он был убит в пятидесяти ярдах от моего дома, от моей семьи! Ко мне все имеет отношение!

– Ладно, ладно!.. Попытайтесь понять. Мы взяли на себя распространение о вас информации, которая циркулирует среди них, но не забывайте, что вы просто журналист Таннер – и не более. Теперь они кружат как коршуны, опасаясь друг друга. Никто не знает, есть ли сообщники у другого, и каждый действует на свой страх и риск… Убийца – всего одно щупальце «Омеги» – вел наблюдение. Он столкнулся с агентом и вынужден был пойти на убийство. Он не знал агента, никогда не видел его. Единственное, в чем он мог быть уверен – тот, кто поставил на пост агента, встревожится, не получив от него сообщения. Затем отправится в лес и найдет тело. Эта смерть и стала предупреждением.

– Вы не можете быть уверены в этом.

– Мы имеем дело не с любителями. Убийца знал, что тело обнаружат до рассвета. Я говорил вам в Вашингтоне: «Омега»

– это фанатики. Обезглавленное тело в пятидесяти ярдах от вашего дома – похоже на стиль НКВД. Если только это «Омега». Если же нет…

– Почему вы думаете, что они не работают вместе? Если Остерманы, Кардоне или Тремьяны – часть сети, они могут координировать свои действия.

– Исключено. Они не входили в контакт друг с другом с начала нашей психической атаки. Всем им – и каждому в отдельности – мы скормили кучу туфты, блефа, частично смахивающего на правду. Мы организовали телеграммы из Цюриха, телефонные звонки из Лиссабона, сообщения, которые передавались незнакомыми людьми в глухих местах. И теперь каждая из этих пар блуждает в потемках. Никто не знает, чем занимаются остальные.

Агент по имени Коль, сидящий на стуле у окна мотеля, взглянул на Фассета. В том, что касалось последнего утверждения, Фассет не мог быть абсолютно уверен, и Коль знал это. Часов двенадцать назад они потеряли из виду Остерманов. Был перерыв в три и в три с половиной часа соответственно в слежке за Кардоне и Тремьяном. И все же, подумал Коль, Фассет прав.

– Где Остерманы? Прошлой ночью, то есть сегодня утром вы сказали, что не знаете.

– Мы нашли их. В одном из отелей Нью-Йорка. По нашим данным очень сомнительно, что Остерманы могли быть в этом районе прошлой ночью.

– Но вы не слишком уверены в этом.

– Я сказал – сомнительно. Полностью исключить ничего нельзя.

– Но вы уверены, что это один из них?

– Мы так думаем. Вне всяких сомнений, убийца – мужчина. Это… требовало большой физической силы. Он знал окрестности вашего дома лучше нас. Учтите – мы изучали их несколько недель.

– Бога ради, остановите же этих людей! Так не может продолжаться!

– Кого именно? – тихо спросил Фассет.

– Всех! Ведь убит человек!

Фассет неторопливо поставил чашку:

– Если мы сделаем то, что вы предлагаете и, должен признать, чего нам самим очень хочется – ведь, не забывайте, убит один из моих людей, – мы не только сведем на нет шансы взять «Омегу», но подвергнем риску и вас, и вашу семью. На это санкции я никогда не дам.

– Большему риску мы уже не можем подвергнуться, и вы это понимаете!

– Вам вообще опасность не угрожает. Во всяком случае, пока вы будете вести себя как обычно. Если мы сейчас появимся на сцене, то тем самым признаем, что приглашение на уик-энд – ловушка. А она не может захлопнуться без вашей помощи… Тем самым мы подпишем вам смертный приговор.

– Не понимаю.

– Тогда поверьте на слово, – резко сказал Фассет. – «Омега» должна выйти на вас. Другого пути нет.

Таннер помолчал, внимательно наблюдая за Фассетом:

– Но это не вся правда, так ведь? Все, что вы говорите… основательно запоздало, верно?

– Вы догадливы.

Взяв чашку, Фассет подошел к столу, на котором стоял термос с кофе:

– Остался один только день. Максимум два. И тогда «Омеге» придет конец. Одна ошибка с ее стороны – и все будет кончено.

– А динамитная шашка под мой дом – и мы взлетим к небесам.

– Ничего подобного не может случиться. Во всяком случае с вами. Никакого насилия. Откровенно говоря, вы не представляете для них ценности. Особенно сейчас. Они будут заняты только друг другом.

– А что насчет вчерашнего дня?

– Мы дали сообщение в полицейскую сводку. Ограбление. Несколько странное, конечно, но тем не менее ограбление. Вы ничего не должны отрицать.

– Они поймут, что это вранье. И откровенно скажут об этом.

Фассет уставился куда-то в пространство со спокойным выражением лица.

– И тогда наконец мы возьмем «Омегу», да? И нам все станет ясно.

– А что прикажете делать? Кидаться к телефону звонить вам? У них может быть другая точка зрения на этот счет.

– Как только завтра днем появится первый же гость, мы услышим каждое слово, сказанное в вашем доме. Сегодня утром, попозже, два ремонтника придут к вам привести в порядок проводку, испорченную при ограблении, и поставят миниатюрные подслушивающие устройства по всему дому. При первом же визите они будут задействованы.

– И вы хотите убедить меня, что не раньше?

– Нет, – вмешался Коль, – не раньше. Интересует нас отнюдь не ваша частная жизнь, только безопасность.

– Вам бы лучше вернуться, – сказал Фассет. – Дженкинс подбросит вас до вашего участка с южной стороны. Версия: вам не спалось, и вы вышли прогуляться.

Таннер медленно направился к дверям. Остановившись, он снова посмотрел на Фассета.

– Все точно так, как в Вашингтоне, да? Вы не оставляете мне никакого выбора.

– Мы будем на связи. На вашем месте я расслабился бы и сходил в клуб. Сыграл бы в теннис, поплавал. Выкинул бы из головы все эти мысли. Право, вы почувствуете себя после этого куда лучше.

Таннер недоверчиво смотрел на Фассета. Он был растерян, словно чиновник низшего ранга, попавший на совещание, где обсуждались вопросы большой политики.

– Двинулись, – сказал Коль, вставая. – Я провожу вас до машины.

Когда они вышли, он добавил: – Я думаю, вы должны поверить, что смерть нашего человека прошлой ночью усложнила работу Фассета куда больше, чем вы можете представить. Это убийство было предназначено для него. Это предупреждение ему.

Журналист присмотрелся к Колю:

– Что вы имеете в виду?

– Между профессионалами есть определенная система взаимоотношений, и Фассет все понял. Теперь вы для них не представляете интереса… они нацелены на Фассета. Он может привести в действие все силы – и ничто не сможет остановить их. В «Омеге» понимают, что произошло. Там начинают осознавать, что, возможно, у них ничего не получится. И хотят дать знать тому, кто виноват в этом, что они вернутся. Когда-нибудь. Отрезанная голова – предупреждение о резне. Они уничтожили его жену. И на руках у него осталось трое малышей, о которых приходится заботиться.

Таннер почувствовал позыв к тошноте.

– В каком мире вам, ребята, приходится жить!

– В том же, что и вам.

16. Четверг – 10.15

Когда Элис проснулась в четверг утром, ей не захотелось покидать постель сразу. Она слышала, как внизу о чем-то спорили ребята, и до нее доносился глуховатый, но убедительный голос мужа, разрешавшего спор. Она подумала об удивительном умении Джона оказывать небольшие любезности, не говоря уж о том, как он относился к ней. И после стольких лет замужества.

Может быть, ее муж не был столь стремителен и ярок, как Дик Тремьян, не так влиятелен, как Джой Кардоне, или так мудр и блистателен как Берни Остерман, но она не поменялась бы местами с Джинни, Бетти или Лейлой ни за что на свете. Если бы даже все начать сначала, она все равно бы ждала своего Джона Таннера или такого же. Он был редким человеком. Он готов был делить с ней все печали и радости – и делил. Все, что выпадало на их долю. Как никто другой. Куда там Берни, хотя он очень похож на Джона. Даже у Берни, по словам Лейлы, были свои маленькие тайны.

С самого начала Элис думала, что желание ее мужа постоянно быть рядом – всего лишь результат жалости. Потому что судьба ее и впрямь достойна сочувствия, она сама прекрасно понимала это. Большая часть ее жизни до встречи с Джоном Таннером прошла в скитаниях и поисках убежища.

Ее отец, с его готовностью бороться со всеми язвами мира, не был способен долго оставаться на одном месте. Этакий современный Джон Браун.

Газеты постоянно называли его психом. Лунатиком.

И, наконец, лос-анджелесская полиция убила его.

Она помнила сообщение об этом.

«Лос-Анджелес, 10 февраля 1945 г. Джейсон Макколл, который, по утверждению властей, находился на содержании коммунистов, был застрелен сегодня на пороге своей квартиры, откуда он выбежал, размахивая предметом, смахивающим на оружие. Лос-Анджелесская полиция и агенты ФБР обнаружили местопребывание Макколла после интенсивных поисков…»

Полиция Лос-Анджелеса и агенты ФБР скорее всего даже не потрудились рассмотреть, что оружие в руках Макколла было всего лишь гнутым куском железа, который он называл своим лемехом.

К счастью, судьба сжалилась над Элис – во время убийства отца она гостила у своей тетки в Пасадене. Она встретилась со студентом факультета журналистики Джоном Таннером на публичном расследовании смерти ее отца. Власти Лос-Анджелеса изъявили желание, чтобы слушание носило открытый характер. Они не собирались делать из жертвы мученика.

Молодой журналист – он только что вернулся с войны – понял ситуацию и назвал вещи своими именами. И хотя в судьбе Макколла этот очерк ничего не изменил, он дал возможность сблизиться с печальной и перепуганной девушкой, которая позже стала его женой.

Элис перестала вспоминать прошлое и перевернулась на живот. Все это осталось позади. И теперь она там, где хотела быть.

Несколькими минутами позже в холле раздались мужские голоса. Она села в постели, когда открылась дверь и вошел Джон. Улыбнувшись, он наклонился к ней, легко поцеловал в лоб, но несмотря на всю раскованность, какое-то напряжение в нем чувствовалось.

– Кто там внизу? – спросила она.

– Ребята с TV. Они протянули новую проводку, но наружная антенна испорчена. Хотят установить причину неисправности.

– Это значит, что пора вставать?

– Ничего не попишешь. На фоне двух здоровых мужиков в комбинезонах мне с тобой в постели нечего делать.

– Ты и сам носишь комбинезон. Забыл? В молодые годы ты работал на газовой станции.

– И все же вставай.

Он в самом деле в напряжении, подумала она, хоть и держится бодро. Джон объявил, что хотя четверг, как правило, на службе у него трудный день, на этот раз он остается дома.

Объяснение было очень простым. После вчерашних событий, несмотря на постоянное присутствие полиции, он не может оставить семью. Во всяком случае, пока все не прояснится.

Он взял ее с собой в клуб, где они на пару играли в теннис со своими соседями Дороти и Томом Скенланами. Том пользовался репутацией богатого человека, так как неделями не утруждал себя работой.

Элис поражало стремление ее мужа обязательно выиграть. Она испытала смущение, когда он обвинил Тома в том, что тот зажилил спорный мяч на линии, и обмерла, когда его сильная подача чуть не попала Дороти в лицо.

Они выиграли сет, и Скенланы предложили еще один. Затем прошли к бассейну, где Джон просто измучил официанта, делая заказ. Позже он заметил Макдермотта, заставил присоединиться к ним и выпить. Тот зашел в клуб, как выяснил Джон, предупредить одного из посетителей, что его машина слишком долго стоит у счетчика.

Кроме того, Джон Таннер постоянно выбегал из клуба к телефону. Он мог попросить принести аппарат на столик, но делать этого не стал. Джон пояснил, что передача Вудворда несколько накалила атмосферу и ее не следует обсуждать на людях.

Элис не поверила. У ее мужа много талантов и самый, может быть, примечательный – непревзойденное умение всегда сохранять спокойствие, даже в самой напряженной обстановке. И тем не менее сегодня он был чуть ли не в паническом состоянии.

Они вернулись на Орчард-драйв к восьми часам. Таннер приказал детям отправляться на боковую, Элис запротестовала.

– Я сама их уложу, – твердо сказала она.

Затащив мужа в гостиную, она взяла его за руку:

– Ты потерял способность логически рассуждать, мой дорогой. Я понимаю тебя. Мне тоже не по себе, но ты весь день рявкаешь какие-то указания. Делай одно! Делай второе! Это на тебя не похоже.

Таннер припомнил Фассета. Он должен оставаться спокойным и совершенно естественным. Даже с Элис.

– Прости. Вероятно, с опозданием дает о себе знать реакция на все это. Ты права. Извини меня.

– Сказано и забыто, – докончила она, вообще-то не очень принимая его поспешное извинение. – Все это было довольно страшно, но теперь позади. Все кончено.

О Господи, подумал Таннер. Он молил Бога, чтобы все обошлось так просто.

– Все кончено, а я вел себя, как ребенок, и хотел бы, чтобы жена сказала, что любит меня, перед тем, как мы выпьем с ней вдвоем и отправимся в постель, – он легко поцеловал ее в губы. – И это, мадам, лучшая идея из тех, что пришли мне за день.

– Тебе потребовалось много времени, чтобы прийти к ней, – сказала она, улыбаясь. – Но мне нужно еще несколько минут. Я обещала Джанет почитать ей сказку.

– Что ты собираешься читать?

– «Красавицу и Чудовище», – она осторожно высвободилась из его рук, коснувшись пальцами щеки Джона. – Дай мне минут десять-пятнадцать.

Таннер смотрел ей вслед, когда она через холл шла к лестнице. Ей так досталось в жизни, а теперь еще это. Теперь еще и «Омега».

Он посмотрел на часы. Было двадцать минут девятого, и Элис будет наверху самое малое минут десять, а может, и вдвое дольше. Он решил позвонить Фассету в мотель.

Больше он не будет разговаривать с ним, как провинившийся школьник. Хватит с него неукоснительных приказов и поучений. Заканчивается третий день, третий день с начала блокады подозреваемых членов «Омеги».

Джону Таннеру хотелось знать детали. Он имел на это право.

Фассет был встревожен и раздражен, услышав прямые и точные вопросы директора службы новостей.

– У меня нет времени звонить вам каждый раз, как только кто-то переходит улицу.

– Я хочу получить ответы на свои вопросы. Завтра начинается уик-энд, и если вы хотите, чтобы я справился, то должны рассказать, что происходит. Где они сейчас? Какова их реакция? Я обязан знать.

Несколько секунд царило молчание. Когда Фассет заговорил, у него был усталый голос:

– Ну, ладно… Прошлой ночью Тремьян оставался в Нью-Йорке. Я говорил вам об этом, помните? В «Билтморе» он встретил некоего Таунсенда. Это известный биржевой игрок из Цюриха. Кардоне с женой сегодня отправились в Филадельфию. Они посетили свою семью в Честнат-хилл и вернулись в Бала-Синвуд для встречи с капо, правой рукой крестного отца мафии. Час назад вернулись в Сэддл-Уолли. Остерманы в «Плазе». У них был поздний обед с четой Бронсон. Они дружат уже несколько лет. Те тоже проходят как подозреваемые по списку Генерального прокурора.

– И никто не встречался друг с другом? Не перезванивались? Не строили никаких планов? Я хочу знать правду!

– Если они и говорили друг с другом, то с телефонов, которые не прослушиваются. Это значит, что они должны были несколько раз прибегать к услугам платных автоматов, чего мы не зафиксировали. Они не встречались – мы следим за ними. Если у кого-либо из них и есть планы, то только свои, личные, они не скоординированы… Мы исходим из того, что я рассказал вам. Вот и все, что у нас есть.

– Похоже, они не вступали ни в какие контакты друг с другом.

– Совершенно верно. Мы тоже пришли к такому выводу.

– Но это не то, чего вы ждали. Вы говорили, что они в панике.

– Я думаю, да. В панике. Все они. Но каждый в отдельности. Наши предположения подтверждаются.

– Что это, черт возьми, означает?

– Подумайте. Одна пара кидается на встречу с влиятельным мафиози. Другая обедает с мужем и женой, которые такие же фанатики, как сами члены Политбюро. А юрист неожиданно сталкивается с международным похитителем секретов из Цюриха. Вот это и называется паника. У КГБ много щупалец. И все они сейчас пришли в оживленное движение. Нам остается только сидеть и ждать.

– Не так просто находиться в таком положении, начиная со вчерашнего дня.

– Оставайтесь совершенно естественным. Вам станет ясно, что действовать на двух уровнях общения не столь сложно. Так всегда бывает. Если даже не удастся полностью контролировать себя, никакая опасность вам не угрожает. Они слишком заняты друг другом. И помните, завтра днем вы не должны ничего скрывать. Свободно разговаривайте. Будьте раскованны. Делайте и говорите все, что приходит в голову.

– И вы считаете, я смогу их убедить?

– Да у них же нет выбора! Разве вы этого не понимаете? У вас репутация репортера-расследователя. Должен ли я напоминать вам, что расследование заканчивается, когда его субъекты приходят в непосредственное соприкосновение? Это старый прием.

– И я должен сыграть роль катализатора, как бы не подозревая?

– Лучше всего вам так себя и вести. Чем вы будете непосредственней, тем лучше все получится.

Таннер закурил. Больше он не мог отрицать правоту джи-мена. Его логика убедительна. Теперь безопасность и спокойствие Элис с детьми находились в руках этого холодного профессионала.

– Хорошо. Я встречу их у дверей как долгожданных родичей.

– Именно так и действуйте. И если вы в самом деле сможете так вести себя, позвоните им всем с самого утра и повторите приглашение. Кроме Остерманов, разумеется. Как вы обычно делаете… И помните – мы рядом. Самое сложное оборудование, какое выпускают крупнейшие в мире корпорации, задействовано в вашем доме. Даже самое незначительное, самое крохотное оружие не пересечет его порога.

– В самом деле?

– Мы узнаем, если у кого-то в кармане будет даже бритвенное лезвие.

Таннер глубоко затянулся сигаретой. Сняв руку с телефонного аппарата, он испытал ощущение, будто находится в свободном падении.

Это было странное, неуютное чувство – полного одиночества.

Поняв, в чем дело, он серьезно расстроился и обеспокоился.

Все в жизни теперь полностью зависело от человека по фамилии Фассет. Таннер всецело в его власти.