Текст книги "Уик-энд с Остерманом (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Вот на это они никогда не пойдут.

– А почему бы и нет? Если все, что говорите, правда – почему нет? Но я знаю этих людей. И не могу в это поверить!

– В таком случае, вообще нет никакого риска.

– Как это?

– Если они – любая пара или же все – не имеют отношения к «Омеге», то станут вести себя совершенно нормально. Они сообщат об инцидентах, которые с ними произойдут, в полицию или в ФБР. И мы это узнаем. Если же одна или две пары обратятся с таким сообщением, а остальные этого не сделают, мы узнаем, кто «Омега».

– И… ну, предположим, что вы правы. И что тогда? Какие твердые гарантии вы можете мне дать?

– Тут есть несколько факторов. Расчет на «защиту от дурака». Я уже говорил, что информация относительно вас будет носить фальшивый характер. Кто бы ни был «Омегой», они пустят в ход свои источники и проверят данные через Кремль. Наши союзники там тоже подготовлены. Запрос перехватят. Информация, которую «Омега» получит из Москвы, будет содержать чистую правду. Правду, которая существовала до этого дня. Вы просто Джон Таннер, директор службы новостей и не имеете никакого отношения ни к каким тайнам. Роль приманки сыграет следующее. Тем, кто будет проверять вас, Москва сообщит, чтобы они присмотрелись к другим парам. Они могут быть перебежчиками. Мы внесем раскол. И тут, на пике конфронтации, выйдем на сцену.

– Что-то слишком легко. И просто.

– Любая попытка покушения на вас или вашу семью подвергнет опасности всю операцию «Омега». А они не захотят пойти на такой риск. Слишком много сил вложено. Я же сказал, что они фанатики. А дата начала операции «Омега» примерно через месяц.

– Звучит не слишком ободряюще.

– Есть кое-что еще. К каждому члену вашей семьи приставят как минимум по два вооруженных агента. Они будут с вами двадцать четыре часа в сутки. Ни один из них не отдалится от вас дальше, чем на пятьдесят ярдов. В любое время суток.

– Теперь я окончательно понял, что вы не в себе. Вы не представляете, что такое Сэддл-Уолли. Стоит только там появиться незнакомцу, на него тут же обращают внимание! У нас незамеченной муха не пролетит.

Фассет улыбнулся:

– В настоящий момент в Сэддл-Уолли тринадцать наших людей. Они привычные обитатели вашей общины.

– Боже милостивый! – тихо сказал Таннер. – Никак для нас наступает тысяча девятьсот восемьдесят четвертый? [1]1
  Таннер вспоминает роман Дж. Орвелла, в котором рассказывается о тоталитарном режиме.


[Закрыть]

– Сегодня нам часто приходится вспоминать об этом.

– И выбора у меня нет, разве не так? Да, выбора нет, – он указал пальцем на диктофон и заявление, лежавшие на столе рядом. – Я на крючке?

– Мне кажется, вы снова излишне драматизируете.

– Нет, никоим образом. Ничего я не драматизирую… Я должен буду делать то, чего вы хотите от меня. Да? Я должен пройти через это… Единственная возможность – это исчезнуть… и стать дичью. Охотиться за ней будете вы сами и, если вы не ошибаетесь, – эта «Омега».

Фассет открыто посмотрел Таннеру в глаза. Он говорил сущую правду, и оба они знали это.

– Это всего лишь шесть дней. Шесть дней из всей вашей жизни.

4. Понедельник – 8.05 пополудни

Он смутно осознавал, что летит из аэропорта Даллас в Ньюарк. Он не устал. Он был напуган. Он лихорадочно перескакивал в мыслях с одного образа на другой, и картинки стремительно сменяли друг друга. Он видел острый испытующий взгляд Лоренса Фассета, сидящего за диктофоном с вращающимися катушками. Он узнавал тембр его голоса, задавались какие-то невероятные вопросы; постепенно голос становился все громче и громче.

«Омега»!

И лица Берни и Лейлы Остерманов, Дика и Джинни Тремьянов, Джоя и Бетти Кардоне.

Все это не имело никакого смысла. Уже в Ньюарке на него снова обрушился весь этот кошмар, и он с трудом вспоминал, как передавал Лоренсу Фассету какие-то бумаги компании и подписывал отсутствующие листки из досье.

Он знал, что ничего не сможет сделать.

Часовая поездка из Ньюарка в Сэддл-Уолли прошла в молчании. Водитель, получив щедрые чаевые, понял, что пассажир на заднем сиденье к разговорам не расположен – всю дорогу курит и не ответил даже на вежливый вопрос, как прошел полет.

СЭДДЛ-УОЛЛИ

ПОСЕЛЕНИЕ ОСНОВАНО В 1862

^{ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!}

Когда по щиту скользнули лучи фар, внутренний голос произнес только два слова – «Порванный ремень».

Невероятно.

Минут через десять такси подъехало к его дому. Он вышел и рассеянно протянул водителю деньги.

– Спасибо, мистер Таннер, – сказал водитель, перегибаясь через сиденье, чтобы взять деньги.

– Что? Что вы сказали? – резко повернулся к нему Джон Таннер.

– Я сказал: «Спасибо, мистер Таннер».

Таннер, схватившись за ручку двери, с силой рванул ее на себя:

– Откуда вы знаете мое имя? Отвечайте, откуда вы узнали мое имя?

Таксист заметил капли пота, выступившие на лице пассажира, и его сумасшедший взгляд. «Тронулся» – подумал водитель. Он незаметно опустил левую руку. Там на полу у него всегда лежал обрезок свинцовой трубы.

– Слышь, парень, – сказал он, осторожно обхватывая обрезок пальцами. – Если не хочешь, чтобы кто-то знал твое имя, сними надпись с лужайки.

Сделав шаг назад, Таннер взглянул из-за плеча. Посреди газона, покачиваясь на цепи, стоял железный фонарь. А под ним сияла ярко освещенная надпись:

ТАННЕРЫ

22 Орчард-драйв.

Он видел и этот фонарь, и эти слова тысячу раз. «Таннеры, 22 Орчард-драйв». Но в ту секунду ему почудилось, что он видит их впервые.

– Прости, приятель. Я слегка не в себе. Терпеть не могу летать, – он захлопнул дверцу, а шофер стал поднимать стекло.

– Тогда вам надо ездить на поездах, мистер, – вежливо сказал он. – Или гуляйте себе пешком на здоровье!

Такси рвануло с места, а Таннер, повернувшись, посмотрел на дом. Открылась дверь. Оттуда, встречая его, выскочил пес. Жена стояла в освещенном холле, и он разглядел ее улыбку.

5. Вторник – 3.30 утра по калифорнийскому времени

Белый французский телефон с приглушенным звоночком издал сигнал не менее пяти раз. Лейла сквозь сон подумала, что глупо ставить его на столик рядом с Берни. Его это не будит, а она просыпается.

Она толкнула мужа локтем в ребро:

– Мой дорогой… Берни, Берни! Телефон.

– Что? – Остерман открыл глаза и смутился. – Телефон? О, эта чертова штука. Кто его только может услышать?

Пошарив рукой в темноте, он нащупал трубку:

– Да?.. Да, это Бернард Остерман… Междугородный? – он прикрыл трубку ладонью и привалился к изголовью, повернувшись к жене: – Сколько сейчас времени?

Лейла включила лампу на ночном столике и бросила взгляд на часики:.

– Пол четвертого. Господи!

– Скорее всего, какой-нибудь сукин сын из гавайской серии. Там еще нет и полуночи, – Берни прислушался к голосу в трубке. – Да, я жду… Это издалека, дорогая. Если это в самом деле Гавайи, они думают, что я сижу за пишущей машинкой. Им ничего не вбить в голову… Алло? Поторопитесь, пожалуйста!

– Ты говорил, что хотел бы видеть эти острова без военных мундиров, помнишь?

– Прости… Да, это и есть Бернард Остерман, черт возьми! Да? Да? Спасибо… Алло? Я вас еле слышу. Алло?.. Да, так лучше. Кто это?.. Что? Что вы говорите?.. Кто это? Как вас зовут? Я вас не понимаю… Да, я слышу, но не понимаю… Алло?.. Алло! Минутку! Я сказал подождите минуту! – Остерман резко поднялся и спустил ноги на пол. Одеяло потянулось за ним и упало. Он начал стучать по рычагу аппарата. – Вот, черт возьми, отключился!

– Кто это был? Почему ты кричал? Что тебе сказали?

– Он… этот сукин сын бурчал что-то неразборчивое. Он сказал… он сказал, чтобы мы последили за дубильщиком. Вот что. Он постарался, чтобы я разобрал это слово. «Дубильщик». Что это, черт возьми, значит?

– Что именно?

– Да дубильщик! Он все время повторял это слово!

– Совершенно непонятно… Это в самом деле были Гавайи? Тебе сказали, откуда вызов?

Остерман посмотрел на жену. В спальне стояла полутьма.

– Да, сказали. Ячетко расслышал. Звонок был из-за моря… Но из Лиссабона. Лиссабона в Португалии.

– Мы никого не знаем в Португалии!

«Лиссабон, Лиссабон. Лиссабон… – Остерман продолжал тихо повторять про себя это слово. – Лиссабон. Это ничего не значит…»

– Что ты имеешь в виду?

– Дубильщик… [2]2
  Игра слов: tunner (англ.) – дубильщик.


[Закрыть]

– Тан… тан. Неужто это Джон Таннер? Джон Таннер!

– Дело не в этом…

– Это Джон Таннер, – тихо сказала Лейла.

– Джонни?.. Что он имел в виду – «следите за ним»? Почему мы должны наблюдать за ним? Почему для этого надо звонить нам в полчетвертого утра?

Сев, Лейла потянулась за сигаретой:

– У Джонни есть враги. В порту Сан-Диего его по-прежнему терпеть не могут.

– Сан-Диего – это понятно! Но Лиссабон?

– На прошлой неделе «Дейли варьете» сообщило, что мы отправляемся в Нью-Йорк, – продолжала Лейла, глубоко затягиваясь. – И что мы, скЬрее всего, остановимся у наших бывших соседей и друзей Таннеров.

– Вот как?

– Может, нас слишком разрекламировали, – она посмотрела на мужа.

– Надо позвонить Джонни, – Остерман взялся за телефон.

Лейла схватила его за руку:

– Ты с ума сошел!

Остерман положил трубку.

* * *

Джой открыл глаза и глянул на часы: шесть двадцать два. Пора встать, размяться в спортзале, и, может быть, пройтись до клуба – часок попрактиковаться на поле для гольфа.

Он любил подниматься пораньше. Бетти, наоборот, могла спать до полудня, если предоставлялась такая возможность. У них были две широкие кровати – Джой знал, как расслабляет тепло другого тела под одним с тобой одеялом. Он полночи не мог заснуть, если приходилось делить с кем-то постель. А поскольку предназначение супружеского ложа заключалось именно в занятии сексом, из-за этого не имело смысла лишаться крепкого сна. Двойные кровати просто великолепное изобретение.

Минут десять он крутил педали тренажера и еще минут пять поработал с семифунтовыми гантелями. Глянув сквозь толстое стекло в парную, он увидел, что помещение уже прогрелось.

Над часами на стене гимнастического зала вспыхнула светящаяся панель. Кто-то звонит в дверь. Джой провел этот сигнал на тот случай, если он дома один и занимается в зале.

На часах было шесть пятьдесят одна, и для обитателей Сэддл-Уолли слишком рано звонить в чужие двери. Он положил гантели на пол и подошел к интеркому:

– Да? Кто это?

– Вам телеграмма, мистер Кардионе.

– Кому?

– Тут сказано – Кардионе.

– Мое имя Кардоне.

– Разве это не Эппл-плейс одиннадцать?

– Я сейчас подойду.

Он отключил интерком и, сдернув полотенце с вешалки, накинул на себя, выходя из зала. Ему не понравилось то, что он услышал. Он открыл двери. Человечек в униформе стоял на пороге, жуя резинку.

– Почему вы не передали по телефону? Разбудили ни свет ни заря.

– У меня была инструкция доставить вам из рук в руки. И пришлось ехать почти пятнадцать миль, мистер Кардионе. Мы работаем двадцать четыре часа в сутки.

Кардоне расписался в получении:

– Какие пятнадцать миль? У компании Вестерн-Юнион есть отделение в Ридж-парке.

– Мы не Вестерн-Юнион, мистер. Это телеграмма из Европы.

Кардоне вырвал бланк из рук человека в форме:

– Минутку, – он не хотел обнаруживать свое волнение, и поэтому спокойно прошел в гостиную, где видел на пианино сумочку Бетти. Взяв две бумажки по доллару, вернулся к дверям: – Вот вам. Простите, что из-за меня пришлось проделать такое путешествие.

Закрыв двери, он вскрыл клапан. Текст был на итальянском языке.

Вернувшись в кухню, Кардоне взял карандаш и сел за стол. На обложке журнала он записал перевод текста:

«Человек светло-каштанового цвета не принадлежит к друзьям итальянцев. Будьте осторожны с таким соседом. К концу недели вам предстоит защищать себя. Да Винчи».

Что это может значить? Что за светло-каштановый… сосед? Черных и цветных в Сэддл-Уолли не было. Послание лишено смысла.

Внезапно Джой Кардоне оцепенел. Светло-каштановый, то есть загорелый, сосед мог быть только Джон Таннер. В конце недели, в пятницу, приезжают Остерманы. И кто-то в Европе предупреждает, что он должен опасаться Джона Таннера и предстоящего уик-энда с Остерманами.

Он развернул бланк и пригляделся к отметкам на нем. «Цюрих».

О Господи Исусе! Из Цюриха!

Кто-то в Цюрихе – кто-то, называющий себя Да Винчи, знающий его настоящее имя, Джона Таннера и Остерманов – предупреждает его!

Джой Кардоне уставился из окна на задний двор своего дома. Да Винчи, Да Винчи!

Леонардо.

Художник, ученый, солдат, создатель оружия – и все один человек.

Мафия! О Господи! Но кто именно?

Кастеллано? Бателья? Может, семья Латроне?

Кто из них обратил на него внимание? И почему? Он же и х друг!

Руки у него подрагивали, когда он взял телеграмму с кухонного столика и перечитал ее. Теперь казалось, что за каждым предложением кроется угроза.

– Таннер!

Джон Таннер что-то узнал! Но что?

И почему телеграмма из Цюриха?

Какое отношение имел к Цюриху любой из них?

Что выяснил Таннер? Что собирается предпринять?.. Один из людей Бательи как-то назвал Таннера по-другому – как это звучало?

Стервятник!

«Не принадлежит к друзьям итальянцев… Будьте осторожны… защищать себя…»

Как? От кого? Он ничего не рассказывал Таннеру. Почему он должен?..

Он, Джой Кардоне, не имел отношения к синдикату; он не член семьи. Что он-то может знать?

Но послание «Да Винчи» пришло из Швейцарии.

Возможной казалась лишь одна версия. Одна, но просто пугающая. Коза Ностра узнала о Цюрихе! Они пустят эту информацию в ход против него, если он не будет полностью контролировать «светло-коричневого» врага итальянцев. И если не сможет остановить действия Джона Таннера, какими бы они ни были, уничтожат.

Цюрих! Остерманы!

Он делал лишь то, что, по его мнению, было правильным. Он старался лишь выжить. Остерман, вне всякого сомнения, совершенно точно понял это. Но теперь сведения оказались в чужих руках.

Джой Кардоне вышел из кухни и вернулся в свой миниатюрный спортивный зал. Не натягивая перчаток, стал дубасить мешок, все резче и ожесточеннее, резче и ожесточеннее.

И каждый удар отзывался в сознании:

Цюрих! Цюрих! Цюрих!

* * *

Вирджиния Тремьян слышала, как ее муж поднялся с постели в шесть пятнадцать, и сразу же поняла – что-то неладно. Муж очень редко просыпался так рано.

Она полежала несколько минут. Не дождавшись, встала сама, накинула халатик и спустилась вниз. Он стоял в гостиной у высокого окна и курил, изучая листок бумаги.

– Что ты здесь делаешь?

– Смотри, – тихо ответил он.

– На что? – она взяла листок у него из рук.

«Примите исключительные меры предосторожности против вашего друга из редакции. Его дружба несравнима с его завистью. Он не тот, за кого себя выдает. Мы можем и должны предупредить о его посетителях из Калифорнии. Блэкстоун».

– Что это? Откуда ты это получил?

– Минут двадцать назад я услышал какие-то звуки за окном. Они меня разбудили. Затем раздался шум мотора. Машина проехала мимо дома… Я подумал, что ты тоже слышишь. Ты лежала, откинув одеяло.

– Просто я не обратила внимания…

– Я спустился и открыл двери. На коврике лежал конверт.

– Что это может означать?

– Пока еще не догадываюсь.

– Кто такой Блэкстоун?

– В этом надо разобраться. И серьезно… – Ричард Тремьян устало опустился в кресло и поднес руку ко лбу, другой он осторожно стряхнул пепел с сигареты: – Прошу тебя… Дай подумать.

Вирджиния Тремьян снова посмотрела на лист с загадочным текстом:

– «Друг из редакции». Что это значит?

– Таннер что-то нащупал, и автор этого послания впал в панику. Теперь стараются ввергнуть в панику и меня.

– Зачем?

– Не знаю. Может, считают, что я мог бы помочь им. Или же в противном случае хотят запугать. Всех нас.

– Остерманы…

– Совершенно верно. Они угрожают нам, намекая на Цюрих.

– О Господи! Они знают. Кто-то выяснил!

– Похоже, что так.

– Ты считаешь, что Берни напуган? Что с ним поговорили на эту тему?

Тремьян прищурился:

– Он, должно быть, сошел с ума, если пошел на это. Его распнут по обе стороны Атлантики… Нет, тут что-то совсем другое.

– Что же тогда?

– Кто бы это ни писал, он, скорее всего, один из тех, с кем я работал в прошлом или кого отказался поддерживать. Может быть, он имеет отношение к нынешним делам. К одному из тех досье, что лежат у меня на столе. Таннер узнал об этом и может поднять шум. Они хотят, чтобы я остановил его. Иначе со мной будет покончено. Я даже понять ничего не успею… Цюрих вплотную займется нами.

– Они не посмеют тебя тронуть, – взвинчиваясь, с силой заявила жена Тремьяна.

– Брось, дорогая. Давай не будем обольщаться. В светских кругах я считаюсь аналитиком деятельности крупных компаний. В кабинетах же компаний я выступаю как участник крупных сделок. Откровенно говоря, этот рынок сошел с ума из-за липовых сделок. Из-за фальшивых. Идет сплошной обман. Продаются и покупаются только ценные бумаги, дутые величины.

– Тебе что-то угрожает?

– Не очень – я всегда могу сказать, что получил ложную информацию. И любой суд меня оправдает.

– Они относятся к тебе с уважением. Ты работаешь больше, чем кто-либо другой. Черт возьми, да ты тут самый лучший юрист!

– Я бы хотел так думать.

– Так оно и есть!

Ричард Тремьян стоял теперь у высокого окна, глядя на лужайку своего ранчо, стоившего семьдесят четыре тысячи долларов.

– Ну, разве не смешно? Скорее всего, ты права. Я один из лучших в той системе, которую презираю… В системе, которую Таннер мог бы стереть в порошок в одной из своих программ, знай он, что на самом деле происходит в ней. Вот о чем идет речь в этой записке.

– Я думаю, ты не прав Мне кажется, за ней стоит кто-то другой, обиженный тобой человек, который хочет добраться до тебя. И во всяком случае, постараться запугать.

– Тогда он преуспел. То, что сообщил этот… Блэкстоун, не представляет для меня открытия Учитывая, кто я такой на самом деле и чем занимаюсь, Таннер, естественно, должен быть моим врагом. По крайней мере тот, кто оставил это письмо, так думает Если бы только он знал все.

Глянув на нее, он заставил себя улыбнуться:

– Там, в Цюрихе, они знают правду.

6. Вторник – 9.30 по калифорнийскому времени

Остерман бесцельно бродил по кабинету, пытаясь избавиться от воспоминаний об утреннем звонке, которые неотвязно мучили его.

Ни ему, ни Лейле уснуть больше не удалось. Они попытались обсудить все возможные варианты, объясняющие звонок, после чего перешли к более важному вопросу – зачем?

Зачем ему звонили? Что стояло за этим? Не Таннер ли – с опасностью публичного разоблачения?

В таком случае ему, Берни Остерману, ничего не угрожает.

Таннер никогда не распространялся о деталях своей работы. Он говорил о ней только в общих чертах. Он довольно болезненно относился к тому, что считал несправедливостью и нечестностью, а так как они часто спорили по поводу того, что можно считать честной игрой в условиях рынка, то оба старались в детали не вдаваться.

Берни называл Таннера Крестоносцем, который никогда не покидает седла и не знает, что значит ходить пешком. Он не испытал, что это такое – встретить отца, который приходит домой и говорит, что с завтрашнего дня остается без работы. Или видеть, как мать полдня перешивает обноски, чтобы завтра детям было в чем пойти в школу. Таннер мог позволить себе искренне возмущаться, потому что отлично работал Но кое-чего он не в состоянии понять. И поэтому Берни никогда не обсуждал с ним проблемы, связанные с Цюрихом.

– Эй, Берни! Подожди минутку! – Эд Помфрет, толстенький и разболтанный продюсер средних лет, спешил за ним по тротуару.

– Привет, Эдди. Как дела?

– Потрясающе! Я пытался найти тебя в твоем офисе. Девушка сказала, что ты вышел.

– Там нечего было делать.

– Я получил одно предложение, как, наверно, и ты. Намечается отличная работенка для тебя.

– Да?.. Нет, я никаких предложений не получал. Неужто мы над чем-то работаем?

– Это что? Шутка? – Помфрет слегка ощетинился. Словно Остерман в глаза сказал, что считает его второразрядным дельцом.

– Никаких шуток. Всю неделю я был в делах по уши. О чем ты, в сущности, говоришь? Кто сделал тебе предложение?

– Кто-то новый звонил утром из сценарного отдела. Я как раз разбирался с сериями «Перехватчика». Он сказал, что ты можешь сделать потрясающий кусок. И идея мне понравилась.

– Какая идея?

– Сюжет вкратце такой: три человека втайне совершают в Швейцарии крупнейшую сделку. Я сразу же ухватился.

Остерман остановился и посмотрел на Помфрета:

– Кто навел тебя на это?

– На что навел?

– Я ничего не знаю. Не вижу никакого сюжета. А теперь скажи, к чему ты клонишь.

– Ты, должно быть, шутишь. Иначе разве я позволил бы себе беспокоить таких персон, как ты с Лейлой? Я жутко обрадовался. В сценарном отделе сказали, чтобы я позвонил тебе и переговорил относительно сюжета.

– Кто тебе звонил?

– Как его имя?.. Ну, тот новый парень, которого сценарный отдел перетащил из Нью-Йорка.

– Кто?

– Он назвался… Таннер. Да, точно. Таннер. Джим Таннер… Джон Таннер!

– Джон Таннер тут не работает. Так кто же сказал, чтобы ты мне все это выложил? – он схватил Помфрета за плечо. – Выкладывай, сукин сын!

– Убери свои лапы! Ты с ума сошел!

Остерман сразу же понял свою ошибку: Помфрет всего лишь посыльный. Он опустил руку:

– Прости, Эдди. Прими мои извинения… я немного не в себе. Я вел себя, как свинья. Не обижайся.

– Конечно, конечно. Ты просто переутомился, только и всего. Ты жутко переутомился, парень.

– Значит, ты говоришь, что этот малый – Таннер – звонил тебе утром?

– Примерно час-два назад. По правде говоря, я его и не знаю.

– Слушай. Тебя просто разыграли. Понимаешь, что я хочу сказать? Я никогда не занимался сериалами, можешь мне поверить… Так что просто забудь обо всем, о’кей?

– Разыграли?

– Так что я перед тобой в долгу… Вот что я тебе скажу: сейчас с Лейлой и со мной ведут переговоры по одному проекту. И я буду настаивать на твоем участии. Что ты на это скажешь?

– О, спасибо!

– Не стоит благодарности. Просто пусть эта маленькая шутка останется между нами, идет?

Остерман не стал дожидаться, пока Помфрет выложит ему весь набор своих благодарностей. Он торопливо двинулся к свой машине. Он должен добраться домой и повидаться с Лейлой.

Но на переднем сиденье его машины сидел огромный мужик в ливрее шофера! С появлением Берни он вылез и открыл перед ним заднюю дверцу:

– Мистер Остерман?

– Кто вы? Что вы делаете в…

– Меня просили передать вам, что…

– Это меня не интересует! Я хочу знать, с какой стати вы расселись в моей машине?

– …Будьте весьма осторожны со своим приятелем Джоном Таннером. Следите за каждым своим словом.

– Ради Бога, что вы несете?

Шофер пожал плечами:

– Я всего лишь курьер, мистер Остерман. А теперь разрешите отвезти вас домой.

– Ни в коем случае! Я вас не знаю! И я не понимаю…

Задняя дверца мягко закрылась.

– Как вам угодно, сэр. Я просто хотел услужить вам, – небрежно отсалютовав, он ушел.

Берни замер, не в силах двинуться с места, и лишь глядел ему вслед.