Текст книги "Уик-энд с Остерманом (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

3. Понедельник – 3.25 пополудни

К искреннему удивлению Таннера, Комиссия прислала лимузин, который ждал приземления его самолета.

Кабинет Кренстона был на шестом этаже, время от времени тут собирались директора служб новостей крупнейших телекомпаний. Кренстон успешно делал карьеру – его уважали и на телестудиях, и меняющиеся представители администрации – и поэтому Таннер почувствовал неприязнь к незнакомому Фассету, который мог сказать с высокомерием: «У Кренстона нет полномочий принимать такие решения».

Он никогда не слышал о Лоренсе Фассете.

Таннер открыл дверь в приемную Кренстона. Она была пуста. Стол секретарши девственно чист – ни блокнотов, ни карандашей, ни каких-либо бумаг. Свет горел только за дверями кабинета Кренстона. Они были приоткрыты, и он слышал тихое жужжание кондиционера. Портьеры опущены, наверное, для того, чтобы солнечный свет не резал глаза. На стену приемной упала тень обитателя кабинета, который направился к дверям.

– Добрый день, – сказал представший перед ним человек. Он был ниже Таннера на дюйм-другой – скорее всего пять футов и десять или одиннадцать дюймов, – но очень широк в плечах. Светлые волосы топорщились ежиком, а над широко расставленными глазами кустились выгоревшие брови. Он примерно того же возраста, что и Таннер, но без сомнения физически куда крепче. Даже в его осанке чувствуется упругость сжатой пружины, подумал Таннер.

– Мистер Фассет?

– Совершенно верно. Прошу вас.

Вместо того чтобы отступить в сторону, пропуская Таннера в кабинет Кренстона, Фассет подошел к дверям приемной и запер их.

– Я бы предпочел, чтобы нам не мешали.

– А в чем дело? – удивившись, спросил Таннер.

Лоренс Фассет обвел взглядом комнату.

– Да. Конечно. Я понимаю, что вы имеете в виду. Прошу вас, заходите.

Фассет, опередив Таннера, зашел в кабинет Кренстона. Шторы на обоих окнах, глядящих на улицу, опущены до самого низа; стол Кренстона так же чист, как и у секретарши, не считая двух пепельниц, по одной на каждого. В центре полированной столешницы – маленький диктофон «Вуллен-сак», от которого тянулось два провода – один к креслу Кренстона, а другой – к креслу, стоящему напротив.

– Это диктофон? – спросил директор службы новостей, последовав за Фассетом в кабинет.

– Да, так оно и есть. Не хотите ли присесть?

Джон Таннер остался стоять. Когда он заговорил, в голосе слышалась тихая ярость.

– Нет, я не сяду. Мне все это не нравится. Ваши методы какие-то странные, хотя, может быть, в них нет ничего странного. Если вы собираетесь фиксировать мои слова, вам должно быть совершенно ясно, что я не скажу ни слова в отсутствие нашего адвоката.

Фассет теперь стоял за столом Кренстона.

– Все это не имеет никакого отношения к Комиссии. Когда я вам всё объясню, вы поймете мои… методы.

– В таком случае объясняйтесь поскорее, потому что я должен уезжать. Я вызван сюда, чтобы представить наш проект часов вещания, который у меня с собой, и подписать две копии из досье, которые ваша контора отказалась выслать. Выдали мне понять, что будете в кабинете Кренстона. Вместо этого я нахожу совершенно пустое помещение, которым, кажется, никто не пользуется… Я бы хотел услышать от вас исчерпывающее объяснение всего происходящего или же через час вам придется говорить с нашим адвокатом. Если же вы таким образом пытаетесь применить какие-то репрессии к нашей компании, я ославлю вас от одного побережья до другого.

– Простите… Все это очень непросто.

– Так пусть будет просто!

– Постарайтесь понять. Кренстон в отпуске. Мы использовали его имя, потому что раньше вы имели с ним дело.

– Вы хотите сказать мне, что сознательно прибегли ко лжи?

– Да. Ключ к ситуации заключен во фразе, которую вы только что сказали… «Я был вызван в Комиссию» – так, кажется, вы выразились. Могу ли я показать вам свое удостоверение? – Лоренс Фассет вынул из нагрудного кармана небольшую пластиковую карточку и протянул ее через стол.

Таннер взглянул на нее.

Удостоверение подтверждало, что Лоренс С.Фассет является сотрудником Центрального разведывательного управления.

Другой мастиковый квадратик разрешал Фассету посещать комплекс в Маклине в любое время дня и ночи.

– Что все это значит? Какое это имеет ко мне отношение? – Таннер вернул Фассету его удостоверение.

– В этом причина появления диктофона. Разрешите, я кое-что покажу вам. Прежде чем я объясню в чем дело, предстоит задать вам ряд вопросов. Тут есть два выключателя, которые останавливают запись. Один у меня, а другой у вас. Если я задам вопрос, на который вы не захотите отвечать, вам останется только нажать на кнопку «стоп», и запись прекратится. С другой стороны – опять-таки для вашей пользы, – если я увижу, что речь идет о личных делах, которые не имеют к нам отношения, то тоже могу остановить запись.

Когда катушки стали вращаться, Фассет перегнулся через стол и, нажав кнопку рядом с Таннером, остановил их.

– Видите? Очень просто. Я провел уже сотни таких бесед. Вам совершенно не о чем беспокоиться.

– Похоже, я попал на следствие, не получив повестки и не имея возможности посоветоваться! В чем дело? Если вы думаете, что вам удастся запугать меня, то вы просто рехнулись!

– Дело в том, что мы должны быть совершенно уверены… А в общем-то вы абсолютно правы. Если бы мы хотели кого-нибудь запугать, то прибегли бы к помощи такого омерзительного субъекта, как Эдгар Гувер. Но даже он не может контролировать службу новостей телекомпаний.

Таннер посмотрел на этого вежливого человека из ЦРУ, стоящего за столом Кренстона. Фассет попал в точку. ЦРУ не может позволить себе работать столь грубо по отношению к любому, занимающему его положение.

– Что вы имеете в виду, говоря «мы должны быть совершенно уверены»? Вы же знаете, кто я такой.

– Когда вы получите представление о важности информации, которую я должен вам доверить, многое прояснится. Исходя из этого, мы и принимаем такие меры предосторожности… Известно ли вам, что во время второй мировой войны был актер – точнее, капрал английской армии, – который изображал маршала Монтгомери на встречах самого высокого уровня в Африке, и даже однокашники командующего по Сандхерсту ничего не заметили?

Директор службы новостей потянул за провод и поочередно нажал на кнопки «пуск» и «стоп». Катушки дернулись и снова остановились. В Таннере росло любопытство, смешанное с беспокойством. Он сел.

– Валяйте. Но только помните: в любую секунду, когда захочется, я выключаю эту машинку и ухожу.

– Понимаю. Это ваше право – пока мы не приступили к делу.

– Что вы хотите этим сказать? Не говорите загадками.

– Доверьтесь мне. И вы все поймете, – прямой и откровенный взгляд Фассета достиг своей цели.

– Ладно, – сказал Таннер.

Человек из ЦРУ взял папку и раскрыл ее. Затем он включил диктофон на запись.

– Ваше полное имя Джон Реймонд Таннер?

– Неправильно. Мое подлинное имя Джон Таннер. Реймондом я был назван при крещении, и это не записано в моем свидетельстве о рождении.

Фассет по другую сторону стола улыбнулся:

– Очень хорошо.

– Благодарю вас.

– В настоящее время вы живете в Сэддл-Уолли, штат Нью-Джерси, на Орчард-драйв 22?

– Да.

– Вы родились 21 мая 1924 года в Спрингфилде, Иллинойс, и ваши родители – Лукас и Маргарет Таннеры?

– Да.

– Когда вам было семь лет, ваша семья переехала в Сан-Матео в Калифорнии?

– Да.

– С какой целью?

– Фирма моего отца перевела его в северную Калифорнию. Он ведал личным составом сети магазинов фирмы «Брайант».

– Вы жили в хороших условиях?

– В достаточно нормальных.

– Вы получили образование в системе общественных школ Сан-Матео?

– Нет. После второго года обучения в старших классах общественной школы Сан-Матео я был переведен в частную школу, где и провел последние два года. В Уинстонской подготовительной.

– После ее окончания вы поступили в Станфордский университет?

– Да.

– Были ли членом каких-то студенческих братств или клубов?

– Да. Братство Альфа Каппа. Общество «Трейлон-ньюс», остальные просто не могу припомнить… В клубе любителей фотографии, но утверждать не берусь. Я работал в студенческом журнале, но уволился.

– Причина?

Таннер уставился на человека из ЦРУ:

– Да, причина была. Я резко протестовал против бесчеловечного обращения с американцами японского происхождения. Против концлагерей, куда их загнали. Мой журнал поддерживал их. И мое неприятие по-прежнему в силе.

Фассет снова улыбнулся:

– Вам пришлось прервать образование?

– Многим пришлось это сделать. Я пошел в армию в конце второго года обучения.

– Где вы проходили подготовку?

– Форт Беннинг в Джорджии. Пехота.

– Третья армия? Четырнадцатая дивизия?

– Да.

– Вы проходили службу на европейском театре военных действий?

– Да.

– И дослужились до первого лейтенанта?

– Да.

– Я вижу, у вас есть несколько наград.

– Это за действия в составе группы или батальона.

– Три недели вы были в госпитале в Сен-Ло. Вы там оказались по ранению?

Таннер несколько смутился.

– Вы отлично знаете, что нет: В моем досье нет Пурпурного сердца, – тихо сказал он.

– Можете пояснить?

– Я вылетел из джипа по дороге в Сен-Ло. Смещенный перелом бедра.

Оба собеседника улыбнулись.

– Вы демобилизовались в июле 1945 года и в следующем сентябре вернулись в Станфорд?

– Так и есть… Чтобы облегчить вашу задачу, сразу же скажу, что я переключился на журналистику и в 1947 году получил степень бакалавра искусств.

Лоренс Фассет не отрываясь смотрел в папку перед собой.

– Вы довольно рано женились на некоей Элис Макколл?

Нажав на кнопку, Таннер выключил диктофон:

– Вот тут я могу покинуть вас.

– Расслабьтесь, мистер Таннер. Это просто идентификация… Мы не придерживаемся теории, что за грехи отцов должны отвечать их дочери. Нас устроит просто ответ «да» или «нет».

Таннер снова включил запись.

– Совершенно верно.

В эту секунду Фассет нажал кнопку «стоп», увидев что катушки замерли, Таннер поднял глаза на человека из ЦРУ.

– Мои следующие два вопроса имеют отношение к обстоятельствам вашей женитьбы. Я предполагаю, что вы не захотите отвечать на них.

– Вы совершенно правильно предполагаете.

– Поверьте, они не так уж существенны.

– Скажи вы мне обратное, я бы тут же ушел.

Элис и так уже досталось в свое время. И Таннер не хотел, чтобы кто-либо касался обстоятельств личной трагедии жены.

Фассет опять включил диктофон.

– У вас с миссис Элис Мак… Таннер двое детей. Мальчику Реймонду теперь тринадцать лет, а девочке Джанет – восемь.

– Моему сыну двенадцать лет.

– День рождения у него послезавтра. Но вернемся немного назад. После окончания вы стали работать в «Сакраменто дейли ньюс».

– Репортером. Правщиком, корреспондентом, кинокритиком и свободным охотником, когда позволяло время.

– Вы имели дело с газетой в Сакраменто три с половиной года, а затем получили предложение от «Лос-Анджелес тайме»?

– Нет. Я был в Сакраменто… два с половиной года, порой работая на «Сан-Франциско кроникл», и лишь потом я получил работу в «Таймс».

– В «Лос-Анджелес тайме» вы успешно работали как репортер-расследователь…

– Мне везло. Я предполагаю, вы имеете в виду мою работу, связанную с операциями в порту Сан-Диего.

– Так и есть. Вы были представлены на Пулитцеровскую премию, насколько мне известно.

– Я не получил ее.

– И затем вы поднялись до редактора в «Таймсе»?

– Помощник редактора. Ничего особенного.

– Вы оставались в «Таймсе» примерно пять лет…

– Скорее, шесть, я думаю.

– До января 1958 года, когда вы перешли в «Стандарт-мьючуэл» в Лос-Анджелесе?

– Верно.

– Вы оставались в Лос-Анджелесе до 1963 года, когда вас перевели в Нью-Йорк. С тех пор вы получили несколько повышений в должности?

– Я прибыл на восточное побережье как редактор семичасовой программы новостей. Я специализировался на документальной журналистике, пока не достиг сегодняшнего положения.

– Какого именно?

– Директор отдела новостей.

Лоренс Фассет захлопнул папку и выключил диктофон. Откинувшись на спинку кресла, он улыбнулся Джону Таннеру:

– Не так уж страшно, не правда ли?

– Вы хотите сказать, что это все?

– Нет, не… это, а завершение раздела по установлению личности. Вы его прошли. Количество неправильных ответов столь незначительно, что можно считать – тест вы выдержали.

– Что?

– Все это, – Фассет хлопнул по папке, – собрано следственным отделом. Высоколобые парни садятся рядом с парнями с бородами и всю эту штуку прогоняют через компьютеры. Вы просто не можете ответить совершенно правильно на все вопросы. В таком случае становится ясно, что вы все вызубрили наизусть… Например, вы работали в «Сакраменто дейли ньюс» три года, день в день. Не два с половиной и не три с половиной. Ваша семья переехала в Сан-Матео, когда вам было восемь лет и два месяца, а не семь лет, ну и так далее.

– Черт бы меня побрал…

– Откровенно говоря, даже если бы вы ответили на все совершенно точно, мы все равно пропустили бы вас. Но я очень рад убедиться, что вы совершенно нормальный человек. Мы должны были зафиксировать все это на ленте… А теперь, боюсь, наступает самая неприятная часть.

– Неприятная по сравнению с чем? – спросил директор службы новостей.

– Просто неприятная… Теперь я должен включить диктофон.

Сделав это, он положил перед собой лист бумаги:

– Джон Таннер, я должен проинформировать вас, что все, о чем буду говорить с вами, идет по разряду информации высшей секретности. Передача кому-либо этих сведений может самым серьезным образом послужить против интересов правительства Соединенных Штатов. Таким образом, вы предупреждены, что данная информация находится под защитой Акта о национальной безопасности, глава восемнадцатая, параграф семьсот девяносто три, в соответствии с которым вы можете быть привлечены к ответственности за нарушение правил секретности… Все ли ясно из того, что я сказал?

– Да… Тем не менее я не связан никакими обязательствами и не подлежу ответственности.

– Я учитываю это. И предполагаю в три этапа ознакомить вас с достаточно секретной информацией. По завершении первого и второго этапов вы сможете отказаться от продолжения этого разговора, и нам останется только полагаться на ваш такт и верность правительству, которые не позволят вам проговориться о предмете беседы. Если же вы согласитесь перейти к третьему этапу нашей беседы, который имеет к вам отношение, то тем самым примете на себя такую же ответственность, как и работники правительственных служб, и в соответствии с Актом о национальной безопасности будете подвергнуты судебному преследованию в случае нарушения вышеупомянутых правил секретности. Вам это ясно, мистер Таннер?

Прежде чем ответить, Таннер застыл на месте. Он глянул на вращающиеся катушки диктофона и перевел взгляд на Фассета:

– Ясно-то ясно, но черт меня побери, если я соглашусь на это. У вас не было никакого права вызывать меня сюда под фальшивым предлогом, а потом ставить условия, по которым могут отдать под суд.

– Я не требую от вас согласия. А всего лишь четкого понимания того, что я сказал.

– Если вы мне угрожаете, можете отправиться к черту.

– Я всего лишь четко изложил вам ситуацию, в которой мы находимся. Разве это угроза? Разве не тем же вы занимаетесь каждый день, оговаривая условия соглашений? Пока вы не дали согласия выслушать то, что я хочу сказать, вы можете в любое время выйти отсюда. Неужели вам это кажется нелогичным?

Таннер прикинул, что определенная логика в этом в самом деле присутствует. Теперь он почувствовал желание удовлетворить вспыхнувшее любопытство:

– Вы сказали, что в любом случае все это не имеет отношения к моей семье… К моей жене?.. Или ко мне?

– Мои заверения остались на этой ленте, – Фассет отметил, что Таннер добавил «или ко мне?», словно спохватившись. Он защищал свою жену.

– Тогда валяйте.

Поднявшись со стула, Фассет подошел к портьерам.

– Кстати, и вы можете не сидеть на одном месте. Микрофоны, хоть и миниатюрные, но обладают высокой чувствительностью.

– Я посижу.

– Как вам угодно. Несколько лет назад до нас донеслись слухи, что операции советского КГБ могут оказать разрушительное воздействие на американскую экономику, которое скажется на всех без исключения. Мы попытались нащупать следы их, что-то выяснить. Нам это не удалось. Были лишь слухи. Русские окружили это тайной почище, чем свои космические секреты.

Затем в 1966 году сбежал офицер восточногерманской разведки. От него мы получили первые конкретные данные об этой операции. Он сообщил, что разведслужбы Восточной Германии установили контакты с агентами на Западе – или с сетью агентов, – известных как «Омега». Мне потребуется около минуты, чтобы дать вам зашифрованные географические названия… или не стоит. «Омега» постоянно поставляла секретные данные разведке Восточной Германии. Затем два вооруженных курьера, соблюдая строжайшую секретность, летали в Москву.

Функции, возлагавшиеся на «Омегу», столь же стары, как сама разведка, но в наши дни существования огромных корпораций и конгломератов они оказались очень эффективны… «Омега» ныне обладает книгой страшного суда.

– Что?

– Книгой страшного суда. Список, находящийся у «Омеги», насчитывает сотни, а теперь, может быть, и тысячи имен, которых поразит чума. На этот раз не бубонная, а чума шантажа. Мужчины и женщины в этом списке – это, как правило, те, кто занимает ключевые позиции в огромных компаниях и принимает ключевые решения. Большинство обладает громадной экономической властью. Если удастся их купить, это будет означать обладание трудно оценимым могуществом. Всего лишь сорок или пятьдесят человек из них, действуя по согласованному плану, смогут ввергнуть всю нашу экономику в хаос.

– Я ничего не понимаю. Почему они будут этим заниматься? Что их заставит?

– Я же сказал вам. Шантаж. У каждого из этих людей есть какое-то слабое, уязвимое место, и в ход можно пустить любой из тысячи способов, чтобы использовать это. Сексуальные отклонения; отступления от законов; некорректные сделки; уклонение от уплаты налогов; биржевые махинации; заниже-ние данных о доходах. Данные, собранные в этой «книге», касаются многих, очень многих. Мужчин и женщин, чьей деловой и профессиональной репутации и даже семейным отношениям будет нанесен непоправимый ущерб. Даже если они и станут сопротивляться.

– Вы говорите о мире бизнеса лишь в общих чертах, но я не уверен, что вы точны. Во всяком случае, если судить по вашим словам. О хаосе в экономике пока не может быть и речи.

– Неужто? Фонд Крауфорда провел скрытое расследование, касающееся ведущих фигур в индустрии Соединенных Штатов с 1925 по 1945 годы. Прошло четверть века, но выводы его до сих пор закрыты. В результате изучения выяснилось, что тридцать два процента финансовой мощи корпораций получено сомнительным, если не вообще незаконным путем. Тридцать два процента!

– Не могу поверить. В таком случае общество должно было бы знать об этом.

– Невозможно. Исключено. Это вызвало бы массовое жертвоприношение… А сегодня мы имеем дело с конгломератами в бизнесе. Возьмите любую газету. Откройте страницу финансовых новостей и почитайте о махинаторах. Посмотрите, какие в их адрес выдвигаются обвинения и как они опровергаются. Да это же неисчерпаемый кладезь для «Омеги»! Полный список кандидатов. Никто из этой публики не существует в глубоком вакууме. Ни один из них. Тут и странные займы, и биржевые операции, для проворачивания которых используют симпатичных девушек. «Омеге» стоит только найти нужного человека, надавить на него как следует – и только подставляй ведро, куда хлынет слизь и грязь. И это не так уж трудно. Просто надо действовать точно и аккуратно. Тогда достаточно лишь припугнуть…

Таннер отвел глаза от этого светловолосого человека, который говорил с такой убежденностью. И с такой небрежной доверительностью по отношению к нему.

– Мне бы не хотелось думать, что вы правы.

Внезапно Фассет перегнулся через стол и выключил диктофон. Катушки остановились.

– А почему бы и нет? Речь идет не столько о сравнительно безобидной информации, сколько о том, как она используется. Вот взять, например, вас. Предположим, только предположим, что в газете Сэддл-Уолли опубликована история, рассказывающая о происшествии, которое случилось двадцать с чем-то лет назад в окрестностях Лос-Анджелеса. Ваши дети ходят туда в школу, ваша жена пользуется уважением в обществе… И долго ли, по вашему мнению, вы сможете еще там жить?

Таннер вскочил с кресла и перегнулся через стол, оказавшись лицом к лицу с человеком, который был ниже его ростом. Он пришел в такую ярость, что у него дрожали руки. Он заговорил тихо, еле слышно, но чеканя каждое слово.

– Это клевета!

– Это «Омега», мистер Таннер. Расслабьтесь, я ведь только высказал предположение.

Фассет снова включил диктофон и продолжил, а Таннер устало опустился обратно в кресло.

– «Омега» существует. И этим я хотел бы завершить, часть первую нашего разговора.

– А что теперь?

Фассет занял место за письменным столом. Он погасил сигарету, а Таннер залез в карман и вытащил пачку.

– Теперь нам стало известно, что «Омега» составила некоторое расписание действий. Дата начала хаоса… Я не скажу ничего для вас нового, если признаю, что мое агентство часто занимается обменом некоторых людей с Советами.

– Это мне известно.

– Один из наших на два или три их – это нормально.

– Это я тоже знаю.

– Год назад на албанской границе состоялся подобный обмен. Торговля шла сорок пять дней. Я здесь, потому что был там. Во время обмена наша команда как-то сошлась поближе с некоторыми членами советской заграничной службы. Чтобы вам была понятна их характеристика, я бы назвал их умеренными. Такими же, как и наши.

– Я знаю, против чего выступают наши умеренные. Но советские?

– Против того же самого. Вместо Пентагона и скрытого военно-промышленного комплекса у них – сторонники твердой линии в президиуме. Милитаристы.

– Понимаю.

– Мы получили информацию, что советские милитаристы наметили дату претворения в жизнь последней фазы операции «Омега». В этот день план начнет воплощаться в жизнь. Сотни неизвестных нам, но влиятельных в деловом мире Америки лиц столкнутся с угрозой уничтожения их и личного, и финансового положения, если не будут следовать приказам. В результате возникнет глубокий финансовый кризис. А вполне возможно, и экономическая разруха… Такова истина. На этом мы завершим первую часть.

Бросив сигарету, Таннер встал и начал расхаживать вдоль стола.

– Есть ли у меня право уйти отсюда после получения этой информации?

– Вы можете это сделать.

– Вы слишком далеко зашли. Клянусь Господом, слишком далеко!.. Диктофон работает. Продолжайте.

– Очень хорошо. Итак, часть вторая. Мы знаем, что «Омега» использует примерно один и тот же тип людей, которые должны стать объектами их внимания. Так и должно быть, иначе все их попытки контактов не состоятся и не удастся найти уязвимые места. В общих чертах мы знаем, что искать. Людей, которые могут проникнуть в большие компании, работают в них или на них, поддерживают связи с намеченными субъектами… Как я раньше упоминал, «Омега» – это кодовое наименование для сети или группы агентов. Есть и кодовое географическое наименование, скажем, торговая палата или расчетная контора для сбора информации. Стекаясь из разных источников, она проверяется, после чего превращается в секретные оперативные данные. Трудно дать точный перевод кодового географического наименования для «Омеги», но точнее всего будет «Порванный ремень» или «Козья шкура».

– «Порванный ремень»? – Таннер потянулся к своей сигарете.

– Да. Вспомним, что это стало нам известно более трех лет тому назад. После восемнадцати месяцев неустанных поисков мы выяснили, что «Порванный ремень» должен располагаться в одной из одиннадцати точек, разбросанных по стране…

– И одна из них – Сэддл-Уолли в Нью-Джерси?

– Не забегайте вперед.

– Я прав?

– В каждой из этих общин мы разместили своих агентов, – продолжал человек из ЦРУ, не обратив внимания на вопрос Таннера. – Пришлось проверить тысячи и тысячи граждан – весьма дорогое удовольствие. И чем дальше мы продвигались, тем яснее становилось, что «Порванный ремень» расположен в деревушке Сэддл-Уолли. Это была очень кропотливая работа. Изучение водяных знаков на бумаге, анализ образцов пыли, которые нам доставил в запечатанных конвертах офицер из восточногерманской разведки после своего бегства, тысячи других данных, которые следовало проверять и перепроверять… Но главное – следовало получить информацию о резидентах…

– Думаю, вам лучше перейти к сути дела.

– Решение придется принимать вам. Я же всего лишь изложил вторую часть повествования.

Поскольку Таннер промолчал, Фассет продолжил:

– Ваше положение позволяет вам оказать неоценимую помощь. Включившись в одну из самых тонких операций в нынешних советско-американских отношениях, вы можете сделать то, что никому больше не под силу. Может, на вас произведет впечатление, хотя вы и так должны были догадаться обо всем из моих слов, что представители умеренных с обеих сторон в данный момент работают рука об руку.

– Уточните, пожалуйста.

– Только фанатики считают, что можно пойти на прямое вторжение. Это несет равную опасность для обеих сторон. В Политбюро идет отчаянная игра силового характера. Ради нашего и всеобщего блага умеренные должны одержать верх. Один из путей способствовать им – это раскрыть хотя бы часть плана «Омеги» и сорвать намеченную дату.

– Каким образом я могу что-то сделать?

– Вы знаете «Омегу», мистер Таннер. Вы отлично знаете «Омегу».

У Таннера перехватило дыхание. На долю секунды ему показалось, что у него остановилось сердце. Он почувствовал, как кровь бросилась в голову. Даже стало мутить.

– Считаю, что ваше утверждение просто ничего общего с действительностью не имеет.

– Будь я на вашем месте, я бы тоже сказал так. Однако все верно.

– И я могу считать, что вы подошли к концу второго этапа?.. Вы подонок. Вы сукин сын! – Таннер с трудом справлялся с голосом.

– Можете называть меня как вам угодно. Можете даже ударить меня, если хотите. Сдачи не дам… все это я уже испытал.

Вскочив с кресла, Таннер прижал ладони ко лбу. Отвернувшись от Фассета, он затем резко обернулся.

– А вы допускаете, что можете ошибаться? – прошептал он.

– Это исключено… Утверждать, что полностью вычислили «Омегу», мы не можем. Но, по крайней мере, кое-что определить удалось. И вы находитесь в уникальном положении.

Таннер подошел к окну и попытался отодвинуть занавеси.

– Не прикасайтесь! Опустите шторы! – Фассет вскочил, схватив одной рукой Таннера за кисть, а другой – шнур от портьеры. Таннер посмотрел в глаза агенту:

– И выйдя отсюда, я так и буду жить с тем, что вы мне поведали? Так и не зная, кто приходит ко мне в дом, с кем я говорю на улице? Жить, зная, что кто-то может навести прицел на окно, когда я отдерну занавеску?

– Не стоит излишне драматизировать. Это всего лишь предосторожность.

Таннер вернулся к столу, но не сел.

– Черт бы вас побрал, – тихо сказал он. – Вы отлично понимаете, что теперь уйти я не смогу…

– Вы принимаете условия?

– Принимаю.

– Тогда я должен попросить подписать вас это заявление.

Он вынул из папки и положил перед Таннером лист бумаги. В нем кратко изложена суть наказания за нарушение Закона о национальной безопасности. «Омега» упоминалась в неопределенных выражениях, типа «Экспонат А», но из записи все было ясно. Таннер нацарапал свое имя и поднялся, выжидающе глядя на Фассета.

– Теперь я задам вам ряд вопросов, – Фассет взял папку и открыл ее на последней странице. – Знакомы ли вы с лицами, которых я перечислю? Ричард Тремьян и его жена Вирджиния… Отвечайте, пожалуйста.

Не в силах прийти в себя от изумления, Таннер тихо ответил:

– Знаком.

– Джозеф Кардоне, урожденный Джузеппе Амбруццио Кардионе и его жена Элизабет?

– Да.

– Бернард Остерман и его жена Лейла?

– Да.

– Громче, пожалуйста, мистер Таннер.

– Я сказал – да!

– Теперь я должен вас проинформировать, что одна, две или все три перечисленные пары имеют самое прямое отношение к операции «Омега».

– Вы сошли с ума! Вы рехнулись!

– Увы… Я говорил об обмене на албанской границе. Нам стало известно, что эта «Омега», «Порванный ремень», действует где-то в Манхеттене, что подтверждено и нашим анализом. «Омега» включает в себя пары мужчин и женщин, фанатично преданных милитаристской политике советских экспансионистов. Этим парам очень хорошо платят за службу. У перечисленных пар – у Тремьянов, Кардоне и Остерманов – в настоящее время имеются тайные закодированные счета в Цюрихском банке в Швейцарии, где лежат весьма значительные суммы, о которых они никогда не сообщали.

– Вы сами не понимаете, что говорите!

– Даже допуская возможность совпадения – а все пары были тщательно проверены, все, – мы пришли к мнению, что вас используют как очень удачное прикрытие для «Омеги». Вы журналист, человек вне всяких подозрений. Мы не утверждаем, что все три пары вовлечены в эту ситуацию. Вполне возможно, что одну или, скажем, две пары используют как прикрытие, как приманку, подобно вам. Но сомнительно. Все доказательства – счета в Швейцарии, профессии, не совсем обычные обстоятельства, связанные с вашей компанией, – указывают на то, что тут действует ячейка.

– Тогда почему вы не причисляете к ней и меня? – совсем уж одурев, спросил Таннер.

– Вся ваша жизнь, начиная с рождения, исследована профессионалами с микроскопической дотошностью. И если мы ошибаемся относительно вас, то просто не имеем права заниматься своим делом.

Таннер в полном изнеможении опустился в кресло.

– Так чего вы хотите от меня? Что я должен делать?

– Если наша информация верна, Остерманы прилетают в пятницу на восточное побережье и остаются на уик-энд с вами и вашей семьей. Это верно?

– Это было верно.

– Ничего не меняйте. Не меняйте положение вещей.

– Теперь это невозможно.

– Есть только один путь – ваша помощь нам. Всем нам.

– То есть?

– Мы считаем, что сможем накрыть эту «Омегу» во время уик-энда. Если вы поможете нам.

– Каким образом?

– До приезда Остерманов остается четыре дня. Все это время наших подозреваемых – Остерманов, Тремьянов и Кардоне – будут держать в состоянии нервного напряжения. В доме у каждой пары начнут раздаваться непонятные телефонные звонки, будут приходить телеграммы из Цюриха, произойдут случайные встречи с незнакомыми людьми в ресторанах, коктейль-барах и на улице. Смысл всех этих действий в том, чтобы им стало ясно: Джон Таннер – не тот, за кого себя выдает. Вы кто-то другой. Возможно, двойной агент или информатор Политбюро, или добросовестный работник моей собственной организации. Информация к ним станет поступать достаточно странная, чтобы вывести из равновесия.

– И сделать мою семью мишенью? Я не позволю! Нас убьют!