Текст книги "Уик-энд с Остерманом (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

20

Трое мужчин наскоро оделись и на руках втащили тяжелое обмякшее тело Кардоне в машину Тремьяна, на переднее сиденье. Бетти и Джинни расположились на заднем. Таннер не сводил взора с лица Джоя, особенно присматривался к его глазам – в поисках признаков притворства. Он ничего не увидел. И все же в этом есть что-то неестественное – слишком уж продуманы вроде бы беспорядочные действия Джоя. Может, он использовал наступившее молчание, чтобы проверить реакцию всех остальных, пришло ему в голову.

Или его собственные выводы искажены из-за постоянного напряжения?

– Черт побери! – воскликнул Тремьян. – Я оставил пиджак в доме!

– Утром я привезу его в клуб, – ответил Джон. – Мы договорились о встрече на одиннадцать.

– Нет, лучше заберу сейчас. Там у меня в кармане записи, могут понадобиться… Подожди тут с Берни. Я через секунду вернусь.

Вбежав внутрь, Дик схватил пиджак, висевший в холле. Лейла Остерман вытирала крышку стола в холле, и он посмотрел на нее:

– Где Элис?

– На кухне, – Лейла продолжала заниматься уборкой.

Когда Тремьян вошел в кухню, Элис загружала посудомоечную машину.

– Элис?

– Ох… это ты, Дик. С Джоем все в порядке?

– С ним все прекрасно… Как Джон?

– Разве он не с вами?

– Он – там, а я здесь.

– Уже поздно, а я слишком устала для шуток.

– Я меньше всего расположен шутить… Мы были хорошими друзьями, Элис. Вы с Джонни немало значите для нас – для меня и Джинни.

– И наоборот, вы это знаете.

– Я тоже так думал. Я в самом деле верил в это… Послушай… – лицо Тремьяна пылало, он несколько раз сглотнул, и его левое веко дергал неудержимый тик. – Не торопись выносить приговор. И не позволяй Джону спешить… с его редакторскими оценками, которые причинят вред многим, пока он не поймет, что эти люди делают и почему.

– Я не понимаю, о чем ты…

– Это очень важно, – прервал ее Тремьян. – Ему стоит понять. Вот таких ошибок я никогда не допускаю в суде. Я всегда стараюсь понять, что происходит.

Элис почувствовала угрозу, таящуюся в этих словах:

– Я считаю, что все это ты можешь выложить ему самому.

– Я сделал это, но он мне не ответил. Вот почему я и говорю с тобой… Помни, Элис, никто из нас не совершенен, как бы ни старался. Только у некоторых больше сил. Помни это!

Повернувшись, Тремьян вышел, через секунду хлопнула дверь в передней. Уставившись на пустой дверной проем, Элис почувствовала рядом чье-то присутствие. До нее донеслись звуки, в которых она не могла обмануться. Кто-то тихо прошел через гостиную и теперь стоял рядом с кухней, скрытый от ее взгляда. Медленно и беззвучно она двинулась в ту сторону. Когда свернула в узкую боковую комнатку, увидела у стены Лейлу с застывшим взглядом.

Лейла, по всему, слышала разговор на кухне. Она вздохнула, увидев Элис, а потом рассмеялась, но в смехе не было и намека на веселье. Лишь понимание, что тебя застукали за чем-то постыдным.

– Я пришла за другой тряпкой, – взяв чистую, она вернулась в столовую, не произнеся больше ни слова.

Элис стояла, пытаясь понять, что, собственно, сегодня происходит со всеми. Словно какая-то тень легла на жизни всех, кто был на уик-энде.

* * *

Они лежали в постели: Элис на спине, а Джон на левом боку, отвернувшись от нее. Остерманы расположились по другую сторону холла в комнате для гостей. Наконец-то они остались вдвоем.

Элис знала, как устал муж, но не могла откладывать на завтра мучивший ее вопрос – хотя его можно было считать утверждением:

– Между тобой и Диком с Джоем возник какой-то конфликт, да?

Таннер сменил позу и теперь, чувствуя едва ли не облегчение, смотрел в потолок. Он ждал этого вопроса и уже приготовил объяснение. Очередная ложь, но, похоже, он уже стал привыкать к этому. Однако ждать осталось совсем недолго – так уверял Фассет. Он начал медленно, тоном рассеянным и небрежным:

– Ты чертовски проницательна.

– Неужто? – она придвинулась поближе и вгляделась в лицо мужа.

– Все это противно, но пройдет. Помнишь, я рассказывал о биржевых сделках, о которых в поезде болтал Джим Лумис?

– Да. И ты не хотел, чтобы Джанет пошла к ним на ленч… К Лумисам, я имею в виду.

– Это верно… Ну, в общем, Дик и Джой связались с Лумисом. Я советовал им не делать этого.

– Почему?

– Мы провели расследование.

– Что?

– Расследование… У нас было несколько тысяч, которые на круг должны были приносить пять процентов. Я прикинул, почему бы их и не вложить. Поэтому я пригласил Эдди Гаррисона – он командует юридическим отделом, ты встречалась с ним. Он порасспросил кое-кого.

– И что он выяснил?

– Что это дело скверно пахнет. Жареным. Ничего хорошего, словом.

– Незаконная деятельность.

– Полагаю, на следующей неделе все станет ясным… Гаррисон утверждает, что тут может быть тема для большого выступления. Получится то еще шоу. Я говорил это Джою и Дику.

– О Господи! Значит, ты готовишь такую программу?

– Не беспокойся. Потребуется несколько месяцев. Она не первая на очереди. В случае чего предупрежу их. Они успеют унести ноги.

Элис снова услышала голоса Кардоне и Тремьяна: «Ты говорила с ним? Что он сказал? Не позволяй Джону выносить суждения…» Они были в панике, и наконец она поняла, в чем дело:

– Джой и Дик просто жутко перепуганы. Тебе это известно?

– Да. Так я и предполагал.

– Ты это предполагал. Ради Господа Бога, они же твои друзья! Они боятся! Они до смерти испугались!

– О’кей. О’кей. Завтра в клубе я скажу им, чтобы расслабились. Стервятник из Сан-Диего больше не атакует.

– Нет, это в самом деле жестоко! Ничего нет удивительного, что они были так взбудоражены! Они считают, что ты поступаешь просто ужасно, – Элис вспомнила молчаливую фигуру Лейлы у стены, когда она слушала, как Тремьян молит ее и угрожает ей в кухне. – Они все рассказали Остерманам.

– Ты уверена? Откуда тебе известно?

– Это не важно. Они должны воспринимать тебя как источник ужаса… Завтра же утром, ради Бога, скажи им, чтобы не волновались.

– Я же обещал, что так и сделаю.

– Теперь все ясно. Эти дурацкие крики у бассейна, эти споры… Я в самом деле очень зла на тебя.

Но на самом деле Элис не сердилась – туман неизвестности теперь рассеялся. Ей надо было обдумать ситуацию. Погруженная в свои беспокойные мысли, она легла на спину, но теперь к ней пришла та расслабленность, которую она не чувствовала уже несколько часов.

Таннер плотно сомкнул веки и постарался привести в порядок дыхание. Его ложь прошла. Проще, чем он мог рассчитывать. Теперь ему полегчало.

Фассет прав. Он оказался в состоянии справиться со всем.

Даже с Элис.

21

Он стоял у окна спальни. Небо сплошь затянуто тучами, луны не видно. Он смотрел вниз на газон и лес за ним, и вдруг решил, что зрение обманывает его. Он отчетливо видел огонек сигареты. Кто-то шел, совершенно не скрываясь, и курил! Господи Исусе! – подумал он, – кто бы там ни был – неужто не понимает, что может поломать всю игру?

Затем присмотрелся внимательнее. На человеке купальный халат. Это был Остерман.

Неужели Берни что-то увидел? Или услышал?

Таннер быстро и бесшумно вышел из спальни и спустился вниз.

– Я так и думал, что ты выберешься погулять, – сказал Берни, который, сидя в кресле на краю бассейна, задумчиво смотрел на воду. – Этот вечер явно не удался.

– Я бы так не сказал.

– Тогда я советую тебе быть более внимательным. Вооружись мы ножами, этот бассейн был бы уже красен от крови.

– Твои голливудские штампы не оставляют тебя, – Таннер присел на край бассейна.

– Я писатель. Я наблюдаю за происходящим и все перевариваю.

– А я думаю, что ты все же ошибаешься, – сказал Таннер. – У Дика, как он сам говорил, какие-то неприятности с делами. Джой просто напился. Ну и что?

Остерман закинул ногу на ногу и выпрямился:

– Ты удивился, увидев меня здесь… Меня привел какой-то смутный инстинкт, ощущение… Я решил, что ты обязательно спустишься. Похоже, тебе, как и мне, не спится.

– Ты меня интригуешь.

– Я не шучу. Нам пора поговорить.

– О чем?

Встав, Остерман подошел к Таннеру, глядя на него сверху вниз. От окурка прикурил новую сигарету:

– Чего бы тебе хотелось больше всего? Я имею в виду – для себя и своей семьи?

Таннер с трудом верил, что не ослышался. Остерман начал банальнейшим образом. Тем не менее он ответил так, словно воспринял вопрос с полной серьезностью:

– Думаю, что покоя. Покоя, хорошей еды, убежища и внутреннего комфорта. Это ты хотел услышать?

– Все это у тебя есть. Во всяком случае, на сегодняшний день.

– Тогда я и в самом деле не понимаю тебя.

– Когда-нибудь приходило в голову, что у тебя больше нет возможностей? Вся твоя жизнь полностью запрограммирована на исполнение определенных функций. Это ты понимаешь?

– Насколько мне известно, это всеобщий закон. И я не буду спорить с ним.

– Ты и не можешь спорить. Система не позволит сделать этого. Ты подготовлен для выполнения определенных задач, приобрел определенный опыт – вот и все, этим придется заниматься весь остаток жизни. И спорить тут не о чем.

– Я стал бы никуда не годным ядерным физиком, а ты, в лучшем случае, посредственным нейрохирургом… – сказал Таннер.

– Конечно, все относительно, и я не пытаюсь фантазировать. Я хочу сказать, что над нами властвуют силы, с которыми нам не совладать. Едва мы успеваем достичь профессионализма, как приходит смерть. Мы живем и работаем, не выходя за пределы четко очерченного круга; мы не решаемся переступить его границы хотя бы для того, чтобы осмотреться. Боюсь, что тебе это свойственно в еще большей мере, чем мне. Во всяком случае, с теми деньгами, что у меня есть, я обладаю хоть какой-то возможностью выбора. Но тем не менее деньги… Они сковывают нас по рукам и ногам.

– У меня есть только то, что я заработал сам, и я не жалуюсь. Кроме того, мой риск хорошо оплачивается.

– Но у тебя ничего нет за спиной. Ничего! Ты не можешь позволить себе встать и громко заявить о себе: это я! Во всяком случае, когда речь заходит о деньгах. Ты бессилен! На тебе висит все это, за что надо платить! – и Остерман широким жестом обозначил дом и участок Таннера.

– Возможно, я и в самом деле не могу… когда речь идет о деньгах. Но кто может?

Остерман подвинул к себе стул и снова сел. Не отводя глаз от Таннера, он мягко обратился к нему:

– Есть способ. И я готов тебе помочь, – он остановился на несколько секунд, словно подыскивая слова, и опять заговорил: – Джонни… – он снова запутался.

Таннер боялся, что у него не хватит смелости закончить:

– Продолжай.

– Я пришел к определенным… выводам, и они очень важны! – теперь Остерман говорил очень быстро, и слова цеплялись одно за другое.

Внезапно внимание обоих мужчин было привлечено к дому. В спальне Джанет вспыхнул свет.

– Что там такое? – спросил Берни, не пытаясь скрыть разочарования.

– Это Джанет. Ее комната. Мы наконец вбили ей в голову, что когда направляешься в ванную, надо зажигать свет. А то она на все натыкается, и мы с полчаса не можем уснуть.

И тут раздался крик. Пронзительный и полный ужаса. Детский крик.

Обогнув бассейн, Таннер буквально вломился в дверь кухни. Крики не прекращались, и во всех трех спальнях разом зажегся свет. Берни Остерман почти нагнал Таннера, и они оба примчались к спальне девочки. Добрались мгновенно, так что Элис с Лейлой едва успели выбежать из своих комнат.

Джон резко пнул дверь, не прикасаясь к ручке. Она распахнулась, и все четверо оказались в комнате.

Девочка, захлебываясь рыданиями, стояла посреди комнаты над тельцем вельш-терьера.

Собака лежала в луже крови.

Голова была отрезана.

Схватив дочь, Джон Таннер вынес ее в холл. Он ни о чем не мог думать. Мозг словно оцепенел. Перед глазами стояла лишь та ужасная картина в лесу, которую вызвало в памяти зрелище обезглавленной собаки. И страшные слова Джонсона в мотеле:

«Отрезанная голова предвещает резню».

Он должен взять себя в руки. Он должен.

Он видел, как Элис что-то шепчет Джанет на ухо, покачивая и убаюкивая ее. Он видел в нескольких футах от себя плачущего Рея и Берни, успокаивающего его.

Наконец, он расслышал слова Лейлы:

– Я займусь Джанет, Элис… Иди к Джону.

Таннер в ярости вскочил на ноги:

– Если ты притронешься к ней, я убью тебя! Ты слышишь, я убью тебя!

– Джон! – не веря своим ушам, вскрикнула Элис. – Что ты говоришь?

– Она была по другую сторону холла! Ты что, этого не понимаешь! Она была по ту сторону холла!

Остерман рванулся к Таннеру и, схватив его за плечи, прижал к стене. Затем он резко ударил его по лицу:

– Эта собака мертва уже несколько часов! Да приди же в себя!

Несколько часов. Не может быть. Это случилось только что. Зажегся свет и была отрезана голова. Отрезана голова маленькой собачки… А Лейла была по другую сторону холла. Она и Берни. «Омега»! Резня!

Берни покачал головой:

– Мне пришлось тебе врезать. Ты был слегка не в себе… Соберись же. Я понимаю – это ужасно, просто чудовищно. У меня самого дочь.

Таннер пытался сосредоточиться. Сфокусировать зрение, привести в порядок мысли. Теперь все смотрели на него, даже Реймонд, всхлипывающий у дверей своей комнаты.

– Тут никого больше нет? – Таннер ничего не мог поделать. Где люди Фассета? Ради Бога, где жеони?

– Кого, дорогой? – Элис придержала его за талию, на тот случай, если он снова споткнется.

– Никого нет, – беззвучно повторил он.

– Мы здесь. И мы позвонили в полицию. Только что! – Берни положил руку Таннера на перила и, поддерживая его, свел Джона вниз.

Таннер посмотрел на худого, но сильного человека, который помогал ему спускаться по лестнице.

Неужели Берни ничего не понял? Он же «Омега». И его жена – «Омега»! Он не мог звонить в полицию!

– В полицию? Ты в самом деле ждешь полицию?

– Конечно. Если это шутка, то самая омерзительная из всех, что я видел. Ты чертовски прав – я ее жду. А ты нет?

– Да. Конечно.

Они очутились в гостиной. Командование взял на себя Остерман:

– Элис, звони еще раз в полицию! Если ты не знаешь номер, свяжись с оператором! – затем он направился в кухню.

Где люди Фассета?

Элис подошла к телефону возле дивана. Через мгновение стало ясно, что звонить уже незачем.

По стеклам скользнул луч фонаря и затанцевал на стене гостиной. Наконец явились люди Фассета.

Услышав звук открывающейся входной двери, Таннер вскочил с дивана и пошел им навстречу.

– Мы услышали какие-то крики и увидели у вас свет. У вас все в порядке? – это был Дженкинс, и он с трудом скрывал тревогу.

– Вы несколько запоздали, – тихо сказал Таннер. – Вам бы лучше войти! Здесь побывала «Омега»!

– Спокойнее, – Дженкинс вошел в холл в сопровождении Макдермотта.

Остерман вышел из кухни:

– Исусе! Быстро вы примчались.

– Мы патрулируем с двенадцати до восьми, сэр, – сказал Дженкинс. – Увидели, что повсюду вспыхнул свет и началась суматоха. Обычно в этот час спокойно.

– Вы вовремя оказались здесь, и мы вам очень благодарны…

– Да, сэр, – прервал его Дженкинс, заходя в гостиную. – Так в чем дело, мистер Таннер? Можете рассказать здесь или предпочитаете поговорить с глазу на глаз?

– Здесь нет никаких личных дел, офицер, – прежде чем Таннер успел ответить, сказал Остерман, стоящий у него за спиной. – Там наверху, в первой спальне справа, лежит труп собаки.

– Ну? – смутился Дженкинс. Он повернулся к Таннеру.

– У нее отрезана голова. Полностью. И мы не знаем, кто это сделал.

– Понимаю… – спокойно сказал Дженкинс. – Мы этим займемся. – Он глянул на своего напарника в холле: – Принесите мешок.

– Хорошо, – Макдермотт вышел наружу.

– Можно от вас позвонить?

– Конечно.

– Надо сообщить капитану Маккалифу. Придется звонить ему домой.

Таннер ничего не понимал. Все происшедшее не имело отношения к функциям полиции. Это была «Омега»! Что Дженкинс делает? Почему звонит Маккалифу? Он должен связаться с Фассетом! Маккалиф – офицер местной полиции, дело, может быть, он и знает, но его назначили явно из политических соображений. Маккалиф нес ответственность перед советом Сэддл-Уолли, а не перед правительством Соединенных Штатов.

– Вы считаете, что это необходимо? В такое время? Я имею в виду, что капитан…

– Капитан Маккалиф – шеф полиции, – Дженкинс резко прервал Таннера. – Он сочтет весьма странным, если я не свяжусь с ним.

Через секунду Таннер все понял. Дженкинс дал ему ключ.

Что бы ни случилось, когда бы ни случилось, как бы ни случилось – ни в чем не должно быть отклонений от нормы.

И больше всего Таннера поразило, что Дженкинс звонил по телефону, словно выполняя желание Лейлы и Берни Остерманов.

* * *

Капитан Альберт Маккалиф, едва только появился в доме Таннеров, сразу дал понять, кто тут главный. Таннер наблюдал, как он спокойным и решительным голосом раздавал задания полицейским – высокий тучный человек с толстой шеей, складками спадавшей на воротник. Руки у него тоже были толстыми, но он почти не шевелил ими, что выдавало в нем многолетний опыт уличного патрулирования.

Маккалиф был приглашен из нью-йоркской полиции и являл собой прекрасный пример человека на своем месте. Несколько лет назад городской совет пришел к выводу, что им нужен решительный человек без предрассудков, который сможет очистить Сэддл-Уолли от нежелательных элементов. А в те дни лучшей защитой от вседозволенности считалась решительность.

Сэддл-Уолли нуждался в наемнике.

И они нашли такого.

– Очень хорошо, мистер Таннер. Я хотел бы выслушать ваш рассказ. Итак, что произошло сегодня вечером?

– Мы… мы устроили маленькую вечеринку для друзей.

– Сколько вас было?

– Четыре пары. Восемь человек.

– Нанимали ли кого-нибудь в помощь?

– Нет, никого не было.

Маккалиф внимательно смотрел на Таннера, отодвинув блокнот в сторону:

– Никакой прислуги?

– Нет.

– Заходил ли кто-нибудь к миссис Таннер в течение дня, чтобы помочь?

– Нет.

– Вы уверены?

– Спросите ее сами.

Элис была в кабинете, где на скорую руку сооружала постель дочке.

– Это может иметь значение. Пока вы были на работе, могла ли она пригласить в помощь какого-нибудь цветного?

Таннер заметил, как Берни поморщился.

– Я был дома весь день.

– О’кей.

– Капитан, – Остерман, обойдя Лейлу, сделал шаг вперед. – Кто-то вломился в этот дом и отрезал собаке голову. Почему бы не предположить, что это вор? Мистер и миссис Таннер были ограблены в прошлую среду. Так не логичнее ли…

Больше сказать ему ничего не удалось. Маккалиф посмотрел на писателя, с трудом скрывая отвращение:

– Я учту это, мистер… – шеф полиции заглянул в свой блокнот, – …мистер Остерман. А сейчас мне хотелось бы, чтобы мистер Таннер рассказал о событиях сегодняшнего вечера. Я был бы признателен, если бы вы дали ему возможность ответить. Вами мы займемся в свою очередь.

Таннер пытался обратить на себя внимание Дженкинса, но полицейский явно избегал его взгляда. Журналист не знал, что он должен говорить – или, точнее, чего не должен говорить.

– Итак, мистер Таннер, – Маккалиф сел поудобнее и придвинул к себе блокнот, держа ручку наготове. – Давайте вернемся к самому началу. И учтите, что вам могли, скажем, привезти на дом покупки из магазина.

Таннер собрался было начать свой рассказ, как со второго этажа раздался голос Макдермотта:

– Капитан! Можно вас на минуту? В комнату для гостей.

Не проронив ни слова, Берни кинулся к лестнице, опередив Маккалифа. Лейла последовала за ним.

В ту же секунду Дженкинс оказался рядом с Таннером и наклонился к нему:

– Больше у меня не будет возможности переговорить с вами. Слушайте и запоминайте! Никакой информации об «Омеге». Ни слова! Ничего! Я не мог сказать вам раньше, но Остерманы, похоже, не спускают с вас глаз.

– Но почему? Ради Бога, но ведь это акция «Омеги»!.. Что я должен говорить? Почему я не могу?…

– Маккалиф не из наших. Он ни о чем не осведомлен… Просто расскажите правду о вашей вечеринке. И все!

– Вы хотите сказать, что он ничего не знает?

– Ничего. Я же говорю вам, он не в курсе.

– А как же люди снаружи, засады в лесу?

– Они не из его людей… Если вы заведете об этом разговор, он решит, что вы рехнулись. И Остерманам все станет ясно. Если вы укажете на меня, я начисто буду все отрицать. И вас сочтут просто психом.

– То есть, ваши люди считают, что Маккалиф…

– Нет. Он хороший коп. Порой на него нападает наполеоновский комплекс, так что мы не могли использовать его. Во всяком случае, открыто. Но он толковый мужик и может помочь вам. Попросите его выяснить, куда отправились Тремьяны и Кардоне.

– Кардоне был пьян. И Тремьян отвез их домой.

– Выясните, направились ли они прямо домой. Маккалиф обожает допрашивать, и если они врут, он поймает их на слове.

– Но как я могу…

– Вы беспокоитесь о них. Этого достаточно для объяснений. И помните, скоро все завершится.

Маккалиф вернулся. Макдермотт «ошибочно» принял открытое окно в гостиной как попытку вломиться в дом.

– Итак, мистер Таннер. Давайте начнем с момента появления ваших гостей.

И Джон Таннер, чувствуя постоянную раздвоенность, принялся излагать бурные события вечера. Берни и Лейла Остерманы, спустившись вниз, почти ничего не могли добавить к его рассказу. Элис вышла из кабинета, но сказать ничего не могла.

– Очень хорошо, леди и джентльмены, – Маккалиф встал.

– Вы не собираетесь опрашивать остальных? – тоже встав, Таннер повернулся к капитану полиции.

– Я как раз собирался воспользоваться вашим телефоном. Мы должны соблюдать определенный порядок.

– Конечно.

– Дженкинс, свяжитесь с Кардоне. С ними мы увидимся в первую очередь.

– Да, сэр.

– А что относительно Тремьянов?

– Все по прядку, мистер Таннер. После того, как мы поговорим с Кардоне, свяжемся с Тремьянами, и лишь затем увидимся с ними.

– Таким образом они не успеют переговорить друг с другом, верно?

– Совершенно правильно, мистер Остерман. Вы знакомы с работой полиции?

– Я каждую неделю пишу об этом.

– Мой муж – телевизионный сценарист, – сказала Лейла.

– Капитан, – обратился сидящий у телефона Дженкинс. – Никого из Кардоне нет дома. Я переговорил с горничной.

– Звоните Тремьянам.

Все присутствующие молчали, пока Дженкинс набирал номер. После коротких переговоров, Дженкинс положил трубку:

– Та же история, капитан. Дочка сказала, что они не возвращались.