Текст книги "Король пиратов"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 20
Лучшая сторона человеческого характера

– Я к этому не стремился, – сказал капитан Дюдермонт собравшимся лусканцам, стараясь перекричать громкий стук дождя. – Моя жизнь принадлежала морю, и возможно, я еще к ней вернусь, но сейчас я принимаю ваше предложение и буду служить вам на посту губернатора Лускана.

Стук дождя потонул в громких радостных криках.

– Чудесно, – тихо пробормотал Робийард, сидя позади капитана на трибуне – трибуне, построенной для Карнавала Воров, – жестокого воплощения лусканского правосудия.

– Я ходил по многим морям и повидал немало стран, – продолжал Дюдермонт, как только люди утихомирили крикунов, желая услышать каждое слово нового правителя. – Я изучил все гавани от Глубоководья до Врат Бальдура, Мемнона и далекого Калимпорта и видел лучших правителей, чем Арклем Грит. – При одном упоминании ненавистного имени из толпы раздался свист. – Но я никогда не встречал таких сильных духом и отважных людей, как те, кого я вижу сейчас перед собой.

Едва он замолчал, как собравшиеся снова разразились криками.

– Неужели они никогда не заткнутся, чтобы можно было покончить с этим делом и укрыться от проклятого дождя, – ворчал Робийард.

– Сегодня я оглашаю свой первый декрет, – заявил Дюдермонт. – Эта трибуна и это отвратительное заведение, именуемое Карнавалом Воров, будут уничтожены раз и навсегда.

Реакция собравшихся – немногочисленные достойные восклицания, любопытные взгляды и множество озадаченных лиц – напомнила Дюдермонту о неимоверной трудности, стоявшей перед ним задачи. Карнавал Воров был самым отвратительным учреждением из всех, что ему приходилось видеть. Здесь публично издевались над виновными – а иногда и невиновными мужчинами и женщинами, их прилюдно унижали, пытали, а порой и подвергали жестокой казни. Но многие жители Лускана считали это зрелище развлечением.

– Я буду сотрудничать с верховными капитанами, и уверен, что они забудут о наших давних столкновениях в открытом море, – продолжал Дюдермонт. – Вместе мы превратим Лускан в блестящий пример того, чего можно достичь, если стремиться к общей великой цели, если прислушиваться к голосам не только знати, но и всех простых людей.

Снова поднялся шум, и Дюдермонту пришлось сделать паузу.

– А он оптимистично настроен, – не унимался Робийард.

– А почему бы и нет? – спросил сидевший рядом Сульджак, единственный из верховных капитанов, принявший приглашение Дюдермонта, да и то лишь по настоянию Кенсидана.

Общая атмосфера собрания, слова Дюдермонта и радостные возгласы собравшихся лусканцев заразили Сульджака энтузиазмом, и он гордо расправил плечи.

Робийард проигнорировал слова своего соседа и наклонился вперед.

– Капитан! – крикнул он, привлекая внимание! Дюдермонта. – Неужели ты хочешь, чтобы половина твоих подданных простудилась от этой сырости и холода?

Дюдермонт усмехнулся, поняв откровенный намек чародея.

– А сейчас расходитесь по домам и мужайтесь, – обратился он к толпе. – Постарайтесь согреться и не теряйте надежды. День переменится, и хотя Талое Повелитель Штормов нас пока не слышит, небо над Лусканом стало ярче!

Последние слова вызвали самые громкие и радостные крики.

***

– Он трижды пускал меня на дно, – прорычал Барам, наблюдая вместе с Таэрлом за собранием с балкона. – Три раза этот пес Дюдермонт и его разукрашенная «Морская фея», будь проклято это имя, выбивали из-под меня корабль, а один раз он даже приволок меня на Карнавал Воров. М Он засучил рукав и продемонстрировал следы от ожогов, полученных от ударов раскаленной кочергой. – Тогда мне пришлось заплатить надсмотрщикам больше, чем стоил новый корабль.

– Дюдермонт собака, что и говорить, – согласился Таэрл.

Потом он усмехнулся, подтолкнул локтем своего приятеля и показал на заднюю часть площади, где под навесом собрались почти все надсмотрщики Карнавала Воров.

– Смотри-ка, а они не слишком обрадовались окончанию развлечений.

Барам при виде мрачных лиц палачей насмешливо фыркнул. Они с удовольствием занимались своей работой и называли Карнавал Воров необходимым инструментом поддержания правосудия. Но Барам, побывавший в известняковых пещерах, где располагались камеры осужденных, прошедший через арену Карнавала и заплативший значительную сумму, чтобы избежать наказания – а ему, как пирату, грозило четвертование, – знал, что все они еще и разбогатели на взятках.

– Мне кажется, этот дождь вполне подходящее явление для сегодняшнего события, – заметил Барам. – Вскоре над Лусканом соберутся настоящие грозовые тучи.

– Ты бы так не говорил, если бы посмотрел на этого Сульджака, который внимает каждому слову проклятого Дюдермонта, – сказал Таэрл, на что Барам ответил сдавленным рычанием.

– Он намерен подняться, уцепившись за полу его мундира, – продолжал Таэрл – Знает, что он самый незначительный из нас, и теперь считает себя самым умным.

– Чересчур умный, откровенно угрожающим тоном отозвался

– Хаос, – произнес Таэрл. – Кенсидан хотел хаоса и обещал, что мы от этого только выиграем. Что ж, постараемся выиграть.

***

Бережно, словно отец больного ребенка, лич поднял изувеченное тело Валиндры. В тот самый дождливый вечер, когда Дюдермонт провозглашал себя богом перед этими глупыми лусканцами, он отыскал ее и осторожно прижал к своей груди.

Чтобы перебраться с разгромленного острова Сабля на Охранный остров, ему не требовался мост, он просто ушел под воду. В конце концов, ни он, ни убитая Валиндра не нуждались в воздухе. Неподалеку от берега Охранного острова он вошел в подводную пещеру, а оттуда – в канализационную трубу, которая привела его на материк, под Иллуск, где теперь находился его дом. Там он бережно уложил Валиндру на кровать под пологом, застланную шелком и бархатом.

Когда чуть позже он влил ей в горло несколько капель эликсира, женщина надолго закашлялась, сплевывая дождевую и морскую воду и собственную кровь. Затем она неловко приподнялась на кровати и обнаружила, что дышать удается ей с трудом. Валиндра заставила себя наполнить легкие воздухом и попутно отметила странные и незнакомые ароматы. Наконец она окончательно пришла в себя и выглянула в щель между драпировками.

– Главная Башня… – прохрипела она, с трудом выговаривая каждое слово. – Мы выжили. А я думала, что эта шлюха убила меня…

– Главной Башни больше нет, – сказал ей Арклем Грит.

Валиндра недоверчиво взглянула на него, потом подвинулась к краю кровати, потрогала балдахин, окинула взглядом комнату, в которой без труда узнала спальню архимага. Затем она озадаченно взглянула на лича.

– Бум! – с усмешкой произнес он. – Все разрушено, окончательно и бесповоротно, а вместе с Башней полегла и половина лусканцев, будь прокляты их гниющие трупы.

– Но это же твоя комната.

– Которая никогда не была частью Главной Башни, – сказал он вместо объяснений.

– Но я тысячу раз бывала здесь!

– Переход между двумя измерениями… Тебе следовало бы знать, что в мире существует магия.

Его саркастический выпад вызвал усмешку Валиндры.

– Я знал, что рано или поздно этот день настанет, – хихикнув, стал объяснять Арклем Грит. – Более того, даже надеялся на это. – Он поймал изумленный взгляд Валиндры и громко рассмеялся. – Люди так переменчивы. Это потому, что они обречены на короткую и несчастливую жизнь.

– И где же мы теперь?

– Под Иллуском, в нашем новом доме.

Валиндра упрямо замотала головой:

– Это место не для меня. Найди мне другое назначение в Гильдии Чародеев.

На этот раз Арклем Грит отрицательно качнул головой:

– Это самое подходящее для тебя место. Так же, как и для меня.

– Иллуск? – переспросила эльфийка, уже не скрывая своей растерянности и испуга.

– Ты даже не заметала, что вдыхаешь воздух лишь для того, чтобы воспроизводить звуки, – сказал ей лич.

Валиндра взглянула на него с любопытством, потом опустила взгляд на свою бледную неподвижную грудь и в тревоге снова посмотрела на Грита.

– Что ты сделал? – прошептала она.

– Это не я, это Арабет, – ответил Арклем Грит. – Ее кинжал попал точно в цель. Ты умерла еще до взрыва Главной Башни.

– И ты воскресил..

Грит все так же качал головой:

– Я не какой-нибудь несчастный жрец, пресмыкающийся перед дурацкими богами.

– Тогда что? – спросила Валиндра, уже знай ответ.

Конечно, он ожидал, что она будет испугана и растеряна, потому что лишь немногие люди могли обрадоваться столь неожиданному – и непрошеному – оживлению.

Он смотрел на ее ужас с улыбкой, потому что знал: Валиндра Тень, его любимица, справится с потрясением и поймет преимущества своего нового состояния.

***

– События развиваются очень быстро, – предупредил Дюдермонта Таналли, один из самых высокопоставленных гвардейцев Лускана.

Губернатор пригласил его и нескольких других влиятельных горожан на беседу к себе домой и попросил высказываться честно и откровенно.

И он получил то, о чем просил, хотя и к большому неудовольствию Робийарда, сидевшего у окна в дальнем углу просторной комнаты.

– Так и должно быть, – ответил Дюдермонт. – Скоро наступит зима, а многие горожане остались без крыши над головой. Я не позволю, чтобы мои люди – наши люди – голодали и замерзали на улицах.

– Конечно нет, – согласился Таналли. – Я не собирался…

– Он имел в виду события другою рода, вмещался Джерем Болл, в прошлом главный судья более не существующего Карнавала Воров.

– Люди склоняются к мародерству и грабежам, – пояснил Таналли.

Дюдермонт кивнул:

– Это неудивительно. Чтобы не голодать, они вынуждены копаться в отбросах всеми способами, добывать себе пропитание. И что, же? Неужели за это я должен бросать их на арену Карнавала Воров, на потеху другим голодающим?

– Ты рискуешь разрушить установленный порядок, – предостерег его судья Болл.

– А Карнавал Воров обеспечивал порядок?! – воскликнул Дюдермонт, впервые повысив голос за все время продолжительной и довольно бурной беседы. – Послушайте, что я вам скажу. Почти всю свою сознательную жизнь я наблюдал, как работает правосудие Лускана, и знаю не одного человека, незаслуженно встретившего смерть от рук надсмотрщиков.

– И все же город процветал при этом законе, – заметил Джерем Болл.

– Процветал? Кто же здесь процветал, судья? Те, у кого много денег, чтобы откупиться от вашего Карнавала? Или влиятельные деятели, которых надсмотрщики не осмеливались трогать, какие бы гнусные проступки они ни совершали?

– Тебе надо быть сдержаннее, говоря об этих людях, – произнес Болл с укоризной, заметно понизив голос. – Речь зашла о ядре власти Лускана, о людях, которые позволили своим подданным присоединиться к твоему отряду и разрушить самую значительную структуру этого города. Да что там, самую значительную структуру любого из северных городов!

– И эта структура управлялась личем, который выпустил на улицы Лускана упырей и прочих монстров, – напомнил ему Дюдермонт. – А нашлось бы в Карнавале Воров место для Арклема Грита, только если это не место главного смотрителя?

Джерем Болл сердито прищурился, но ничего не ответил, и на этой печальной ноте собрание было решено закончить.

– Что? спросил Дюдермонт помрачневшего Робийарда, когда они остались одни. – Ты не согласен?

– Разве такое когда-нибудь бывало?

– Это верно, – признал Дюдермонт. – Лускан должен начать новую жизнь, и как можно скорее. Прощение должно стать главным законом этих дней, и я этого добьюсь. Я издам декрет, гарантирующий прощение всем, кто не поддерживал открыто Арклема Грита, а сражался против нас из-за страха и растерянности. И даже тех, кто добровольно связал свою судьбу с Гильдией, мы будем судить открыто и честно.

Робийард хихикнул:

– Я сомневаюсь, что многие знали правду об Арклеме Грите, и вполне объяснимо, что в лице лорда Брамблеберри и в моем лице они видели только захватчиков.

– В некотором смысле, – произнес чародей.

Дюдермонт недовольно покачал головой, осуждая его бесконечный и едкий сарказм, и в который раз спросил себя, почему он столько лет терпит присутствие Робийарда. Но он прекрасно знал ответ. Его привлекала эта постоянная готовность спорить, а не высокое искусство магии.

– Жизнь простого лусканца была не более чем тюремным заключением, – сказал Дюдермонт. – Людям приходилось выбирать между камерой Карнавала Воров и участием в одной из многочисленных уличных банд.

– Банд или Кораблей?

Дюдермонт кивнул. Он понимал, что чародей прав и что общество Лускана подвергалось давлению сразу с шести разных сторон. Один источник был уничтожен с разгромом Арклема Грита, но Корабли пяти верховных капитанов остались.

– Они встали на твою сторону, по крайней мере не оказывали противодействия, но можешь ли ты с уверенностью утверждать, что все они – включая, например, Барама – решили забыть о ваших прошлых… встречах?

– Если он намерен продолжить наш давний спор, будем надеяться, что на суше Барам сражается не лучше, чем на море, – сказал Дюдермонт, и Робийард не смог удержаться от улыбки.

– Ты хоть сознаешь рискованность взятой на себя задачи – хотя бы и ради народа, которому ты поклялся служить? – спросил Робийард после недолгой паузы. – На протяжении многих лет лусканцы знали только железный закон. Под тяжестью гнета Арклема Грита и пяти верховных капитанов их мелкие войны оставались мелкими войнами, а их преступления, как значительные, так и самые малые, карались железной рукой или мечом в темном переулке или, да, на арене Карнавала Воров. Меч всегда был наготове, чтобы поразить каждого, кто осмеливался переступить назначенную ему границу, даже если ты ее и не признаешь. А теперь ты хочешь убрать этот меч, и?..

– И показать им лучший путь, – решительно заявил Дюдермонт. – По всему миру мы видели, что простой люд может жить лучше, например, в Глубоководье и даже в менее цивилизованных городах юга. Разве они управляются хуже, чем Лускан во времена Арклема Грита?

– В Глубоководье имеется свой железный кулак, капитан, – возразил Робийард. – Власть лордов, как открытая, так и тайная, поддерживаемая Черным Посохом, настолько всеобъемлюща, что контролирует повседневную жизнь Города Чудес. И вряд ли можно сравнивать города юга с Лусканом. Этот город живет одной коммерцией. Все его процветание обусловлено умением привлечь торговцев, даже таких неприятных, как варвары из Десяти Городов Долины Ледяного Ветра, или дворфов кланов Железного Копья и Боевого Топора и купцов Серебряных Земель. Корабли отовсюду швартуются в гаванях Лускана, как и у причалов Глубоководья. Но Лускан основан не отпрысками благородных фамилий, это город бродяг. И главное занятие здесь не сельское хозяйство, а пиратство. Неужели я должен объяснять тебе такие простые истины?

– Ты говоришь о старом Лускане, – упорствовал Дюдермонт. – Эти бродяги и пираты построили себе дома, обзавелись семьями, нарожали детей. Изменения начались задолго до того, как мы с лордом Брамблеберри вышли из гавани Глубоководья и направились на север. Вот почему люди с такой готовностью поддержали борьбу против «меча наготове», как ты это назвал. Темные дни их жизни закончились.

– Только один из пяти верховных капитанов принял твое приглашение присутствовать при вступлении в должность нового губернатора. И этот Сульджак считается самой незначительной фигурой.

– Или самым мудрым из капитанов?

Робийард рассмеялся:

– Уж в чем другом, а в избытке мудрости Сульджака никак нельзя заподозрить, в этом я совершенно уверен.

– Если он видит будущее единого Лускана, значит, это просто защитный покров.

– Что ж, если так угодно губернатору…

– Так оно и есть, – настаивал Дюдермонт. – Неужели ты не веришь в гуманность человеческой натуры?

Робийард презрительно фыркнул:

– Капитан, я ходил по тем же морям, что и ты Я видел тех же самых убийц и пиратов. Я хорошо узнал натуру людей. О какой гуманности ты можешь говорить?

– Я верю в нее. Будь оптимистичнее, друг мой! Стряхни свою угрюмость, наберись мужества и обрети надежду. Оптимизм побеждает пессимизм, и…

– А реальность уничтожает его и оправдывает пессимизм. Проблемы не исчезнут, если изменить к ним отношение.

– Правильно, – признал Дюдермонт, – но, если мы будем сильны, если будем действовать с умом, мы сможем изменить реальность.

– Очень оптимистично, – сухо бросил Робийард.

– Верно, – ответил улыбкой на сарказм капитан и губернатор.

– Дух гуманности и братства, – последовало еще одно замечание.

– Верно!

И мудрый Робийард лишь молча закатил глаза.

Глава 21
Суровая Долина Ледяного Ветра

В открытой тундре к северу от Пирамиды Келвина скалы почти не защищали от вездесущего ветра, но Дзирт и Реджис были рады любому убежищу. Дроу не без труда удалось разжечь костер, однако огонь так яростно сражался с ветром, что тепла для двух путников почти не оставалось.

Реджис без единой жалобы продолжал орудовать маленьким ножом, обрабатывая рыбий череп.

– Холодная выдалась ночь, – заметил Дзирт.

Реджис поднял голову и заметил любопытствующий взгляд Дзирта, словно тот ожидал немедленного взрыва жалоб, которые, как признавал хафлинг, еще не так давно составляли неотъемлемую часть его натуры. Но по какой-то причине, которой он и сам не понимал – то ли от радости возвращения домой, то ли в предвкушении встречи с Вульфгаром, – он не чувствовал себя несчастным из-за холодного ветра и уж никак не собирался ныть по этому поводу.

– Ветер задул с северного моря, – равнодушно произнес он, не отрываясь от своего занятия. – В это время года такое не редкость.

Хафлинг устремил взгляд в небо и окончательно утвердился в своих предположениях. Звезд осталось гораздо меньше, и с северо-запада быстро набегали черные тучи.

– Значит, даже если мы, как надеялись, завтра отыщем племя Вульфгара, вряд ли мы успеем выбраться из Долины Ледяного Ветра до глубоких снегов, – сказал Дзирт. – Мы застрянем здесь на всю зиму.

Реджис так же равнодушно пожал плечами и продолжил заниматься резьбой.

Спустя несколько мгновений Дзирт коротко рассмеялся, и хафлинг, с любопытством подняв голову, обнаружил, что дроу пристально смотрит на него.

– Что такое?

– Ты ведь тоже это чувствуешь, – сказал Дзирт.

Реджис прекратил работать ножом и некоторое время посидел молча, словно прислушивался.

– Много лет, много воспоминаний.

– И большинство из них приятные.

– Даже если и не совсем приятные, как, например, Акар Кесселл и магический кристалл, о которых не хочется говорить, – согласился Реджис. – Скажи-ка, когда мы все умрем, и даже Бренор умрет от старости, ты вернешься в Долину Ледяного Ветра?

Вопрос явно застал Дзирта врасплох. Он выпрямился, и на лице появилось выражение растерянности и даже тревоги.

– Я предпочитаю не задумываться об этом, – ответил он.

– Именно это я и прошу тебя сделать.

Дзирт смущенно пожал плечами:

– У нас впереди еще так много сражений, почему ты считаешь, что я проживу дольше остальных?

– Таков порядок вещей, так что все может быть… эльф.

– А если меня убьют в бою и всех остальных тоже, ты вернешься в Долину Ледяного Ветра?

– Бренор наверняка возьмет с меня слово служить следующему королю или стать управляющим, пока новый король не отыщется.

– Ты так легко не отвертишься от вопроса, дружок.

– Но я спросил первым.

– А я требую, чтобы ты ответил раньше, чем я выскажу свое мнение.

Дзирт стал складывать руки на груди, проявляя признаки непоколебимого упрямства, и Реджис выпалил «да!», прежде чем дроу принял известную многим позу.

– Да, – повторил хафлинг, – я вернусь, если меня не будут удерживать никакие другие обязательства. По-моему, на земле нет лучшего места для жизни,

– Это не слишком похоже на Реджиса, который застегивается на все пуговицы при малейших признаках сквозняка и начинает жаловаться, как только с дерева в Одиноком Лесу падает первый пожелтевший лист.

– Мои жалобы были…

– Вымогательством, – закончил за него Дзирт. – Способом запасти дров для своего очага, поскольку окружающим очень не нравилось твое нытье.

Реджис несколько мгновений обдумывал это шутливое обвинение, потом покорно пожал плечами, не собираясь его оспаривать.

– Мои жалобы были рождены страхом, – пояснил он. – Я никак не мог поверить, что это мой дом, – я не мог примириться с тем, что это мой дом. Я пришел сюда, спасаясь от паши Пуука и Артемиса Энтрери, и даже не думал, что останусь надолго. Тогда я считал Долину Ледяного Ветра промежуточным пунктом, где я мог остановиться, чтобы сбить со следа наемных убийц.

Он негромко рассмеялся и покачал головой, глядя на незаконченную статуэтку в руке.

– Только гораздо позже я стал считать Долину Ледяного Ветра своим домом, – хмуро добавил он. – Но я так и не утвердился в этой мысли, пока не вернулся.

– Возможно, ты просто устал от бесконечных стычек и треволнений Мифрил Халла, – предположил Дзирт. – От близости Обальда и нескончаемых тревог Бренора.

– Возможно, – признал Реджис, но не слишком убедительно. Он опять перевел взгляд на Дзирта и дружески улыбнулся. – Как бы то ни было, я рад, что мы оба оказались здесь.

– Холодной зимней ночью.

– Пусть так.

Дзирт с любовью и восхищением посмотрел на хафлинга, поражаясь, как сильно он изменился после удара копьем, полученного в бою несколько лет назад. Именно эта, почти смертельная рана и положила начало изменениям в характере его друга. До того случая, когда они скитались далеко на юге, Реджис всячески старался избегать любых неприятностей и частенько от них убегал. Но потом, после того как он понял, какой опасной обузой стал для своих отважных друзей, и ужаснулся этому, хафлинг с честью принимал каждый вызов, бросаемый ему судьбой.

– Я думаю, ночью пойдет снег, – сказал Реджис, поглядывая на низкие, сгущавшиеся тучи.

– Пусть так, – откликнулся Дзирт и от души рассмеялся.

***

Как ни удивительно, но перед рассветом ветер стих, и, хотя предсказание Реджиса оправдалось, их не застигла ужасная снежная буря. Крупные снежинки медленно слетали вниз, лениво танцуя, поворачиваясь и кувыркаясь по пути к давно побелевшей земле.

Едва путники покинули лагерь, как сразу заметили дымки походных костров, а когда через несколько часов они подошли ближе, Дзирт узнал знамя и понял, что они действительно отыскали племя Лося, родной клан Вульфгара.

– Только Лоси? – отметил Реджис и с беспокойством посмотрел на Дзирта,

Сведения, полученные в Брин-Шандере, подтверждались. Когда они покидали Мифрил Халл, все кланы были объединены в единое племя, а здесь, судя по небольшому лагерю и по одному имевшемуся знамени, ситуация была совсем другой.

Друзья подходили к стойбищу с поднятыми руками, ладонями наружу, чтобы продемонстрировать свои добрые намерения.

Стражники, несущие караул по периметру лагеря, приветствовали их добродушными кивками и улыбками. В этих местах друзей еще узнавали и считали желанными гостями. Бдительные стражи не стали покидать своих постов, чтобы их проводить, но дружественными жестами предложили пройти самим.

Кроме того, они каким-то образом сумели предупредить остальных, и в лагере началось оживленное движение. Кочевники устроились на дне небольшой лощины, так что палаток не было видно до тех пор, пока путники не перешли через невысокую гряду, и тогда стоянка открывалась как на ладони. Как заметили двое друзей, с их приходом в лагере стало весьма оживленно. В самом центре, в окружении воинов и жрецов, стоял огромный человек с рельефными мускулами и мудрыми зоркими глазами.

На голове у него был убор вождя в форме головы лося с раскидистыми рогами. Дзирт и Реджис хорошо знали этого мужчину, но, к их немалому удивлению, это был не Вульфгар.

– Ты останавливаешь ветер, Дзирт До'Урден, – сильным голосом заговорил Берктгар Смелый. – Твоим подвигам нет конца.

Дзирт ответил на комплимент вежливым поклоном.

– Я вижу тебя в добром здравии, Берктгар, и это радует мое сердце, – сказал дроу.

– Мы пережили трудные времена, – признался вождь. – Прошлая зима выдалась очень холодной, и постоянно донимали подлые гоблины и великаны. Клан понес немало потерь, но по сравнению с другими племенами мои люди справились неплохо.

И Реджис, и Дзирт заметно напряглись при упоминании о трудностях и особенно о потерях, тем более что Вульфгара нигде не было видно.

– Мы выжили и продолжаем жить, – добавил Берктгар. – Таков наш обычай и наша доля.

Дзирт печально кивнул. Он хотел задать наводящий вопрос, но придержал язык, предоставив вождю продолжать речь.

– Как поживает Бренор из Мифрил Халла? – спросил Берктгар. – Могу поспорить, что вы пришли не затем, чтобы рассказать о победе этого гнусного орка.

– Нет, не… – заговорил Дзирт, но осекся и с интересом посмотрел на Берктгара. – Откуда тебе известно о короле Обальде и его притязаниях?

– Вульфгар, сын Беарнегара, вернулся к нам и принес много новостей.

– А где же он? – не выдержал Реджис. – Охотится?

– Никто из наших сейчас не охотится.

– Тогда где? – настойчиво спросил хафлинг, и неожиданно громкий для его роста голос привлек внимание не только вождя, но и всех остальных, даже Дзирта.

В Вульфгар пришел к нам четыре зимы назад и три зимы оставался со своим народом, – поведал Берктгар. – Он охотился вместе с кланом Лося, как и должно было быть. Он делил с нами пищу и питье. Он танцевал с народом, из которого когда-то вышел, но теперь его нет.

– Он попытался забрать твою корону, но ты ему не уступил! – предположил Реджис.

Хафлинг отчаянно старался сделать так, чтобы в его словах не прозвучало и намека на обвинения, но понял, что ему это не удалось, когда Дзирт ткнул его локтем в плечо.

– Вульфгар никогда не соперничал со мной, – ответил Берктгар. – У него не было необходимости оспаривать мое положение, как не было на это и никакого права.

– Он когда-то был вашим вождем.

– Когда-то.

Лаконичный ответ заставил Реджиса прикусить язык.

– Вульфгар забыл обычаи Долины Ледяного Ветра, забыл традиции нашего народа, – продолжал Берктгар, обращаясь только к Дзирту и не глядя на расстроенного хафлинга. – Долина Ледяного Ветра не прощает этого. Вульфгар, сын Беарнегара, все понимал. Он не был мне соперником.

Дзирт кивнул в знак того, что понимает и принимает такое объяснение.

– Он покинул нас при первой встрече света и тьмы, – сказал варвар.

– Во время весеннего равноденствия, – объяснил Дзирт Реджису. – Когда день равен ночи.

Затем он повернулся к вождю и спросил напрямик:

– Он ушел по вашему требованию?

Берктгар покачал головой:

– Вульфгар принес с собой множество длинных сказок. Мы очень огорчены тем, что его больше нет в нашем стойбище.

– Он думал, что возвращается домой, – сказал Реджис.

– Его дом не здесь.

– Тогда где же он?! – снова воскликнул хафлинг, но вождь грустно покачал головой: ему нечего было ответить.

– Он не возвращался в Десять Городов, – сказал Реджис со все возрастающим беспокойством. – Он не приходил в Лускан. Да он и не мог туда добраться, минуя…

– Сын Беарнегара мертв, – прервал его вождь. – Мы огорчены тем, что так случилось, но Долина Ледяного Ветра всегда сильнее нас. Вульфгар позабыл, кто он и откуда пришел. Долина Ледяного Ветра этого не прощает. Он покинул нас при первой встрече света и тьмы, и мы еще долго находили его следы. Но они исчезли, значит, он умер.

– Ты уверен? – спросил Дзирт, стараясь сдержать горестную дрожь в голосе.

Берктгар на мгновение прикрыл глаза.

– Мы редко обмениваемся словами с народом трех озер, – пояснил он. – Но когда в тундре Долины Ледяного Ветра пропали следы Вульфгара, мы спросили о нем. Малыш прав. Вульфгар не возвращался в Десять Городов.

– Наша скорбь прошла, – раздался голос за спиной вождя, и варвар обернулся, чтобы посмотреть, кто нарушает обычай беседы с пришельцами.

Берктгар кивнул, словно даруя прощение, и Дзирт с Реджисом, увидев, кто это, поняли причину его вмешательства. Киерстаад, превратившийся уже в зрелого мужчину, был одним из самых преданных почитателей сына Беарнегара. Гибель Вульфгара для него была равноценна потере родного отца. Но в голосе молодого варвара не слышалось и намека на боль. Он сказал, что скорбь рассеялась, и так оно и было.

– Вы не знаете наверняка, что он умер, – возразил Реджис, вызвав хмурые взгляды не только Берктгара и Киерстаада, но и всех остальных.

Дзирт постарался унять хафлинга, легонько стукнув его по плечу.

– Вам знакомо тепло очага и мягкой постели, – сказал вождь Реджису. – Нам знакома Долина Ледяного Ветра. Она ничего не прощает.

Реджис снова хотел что-то возразить, но Дзирт его удержал. Дроу прекрасно понимал чувства варваров. Они без сожалений принимали смерть, потому что она всегда была рядом. Среди кочевников не было ни мужчины, ни женщины, не познавших смерть близкого человека – любимого, родителя, ребенка или друга.

И когда они с Реджисом покинули лагерь клана Лося и отправились в обратный путь по той же самой тропе, что завела их так далеко от Десяти Городов, Дзирт попытался проявить такой же стоицизм. Но лицо его не слушалось и морщилось от боли. Он не знал, куда повернуть, куда посмотреть, у кого спросить. Вульфгар умер, покинул его, и утрата всему придавала горький вкус. Черные крылья вины застилали свет, когда он вспоминал взгляд Вульфгара, впервые узнавшего, что Кэтти-бри для него потеряна, что она помолвлена с дроу, которого он считал своим лучшим другом. В этом не было ничьей вины, ни Дзирта, ни Кэтти-бри, ни Вульфгара, на долгие годы заточенного в Бездне демоном Эррту. В то время Дзирт и Кэтти-бри полюбили друг друга, вернее, признались в этом, потому что испытывали это чувство уже долгие годы, но не смели поверить в него из-за очевидных различий между человеком и эльфом.

И после возвращения Вульфгара из мертвых они уже ничего не могли поделать, хотя Кэтти-бри и пыталась.

Вот из-за этих обстоятельств Вульфгар и решил покинуть Мифрил Халл. И всю дорогу, пока они с Реджисом молча, шагали сквозь снежную пелену, Дзирт пытался доказать себе, что в его уходе никто не повинен. Он никак не мог убедить самого себя, но теперь это было уже не важно. Важно то, что Вульфгар навсегда ушел из его жизни, что его верного друга больше нет, и мир стал беднее.

А рядом с ним ни снег, ни ветер не могли заглушить всхлипывания Реджиса.