Текст книги "Тогайский дракон"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА 17
ЖЕСТОКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Бринн верхом на Крепыше двигалась замыкающей среди воинов-тогайру, что соответствовало ее положению в отряде Ашвараву, определенному с момента их первой встречи. Чуть впереди нее – и, следовательно, немного выше рангом – находился сразу же возбудивший ее интерес мужчина, одетый в коричневую тунику, штаны и прекрасно выделанную накидку из медвежьей шкуры. Талию его перетягивал удивительный пояс, казавшийся черным, но под солнечными лучами вспыхивающий мириадами цветов, словно был соткан из радуги.

– Еще один караван, – заметила девушка, когда далеко внизу в свежем, чистом зимнем воздухе проступили очертания вытянувшихся цепочкой повозок. – Неужели бехренцы и в самом деле настолько тупы?

За три недели, проведенные ею в отряде, это был третий караван, который Ашвараву выследил и теперь собирался уничтожить. Тактику он выбирал несложную: в обоих случаях тогайранские воины неожиданно налетали с возвышенностей и без труда справлялись с возницами и немногочисленной охраной караванов.

Ятол Дариана откликнулся на отчаянные просьбы То'ин Ру, – ответил мистик, имея в виду крупное, хорошо защищенное поселение, на которое Ашвараву пока еще не решался совершить набег. – Может, сочувствие ятола своим людям преобладает над здравым смыслом, а может быть, он недооценивает решимость нашего предводителя.

Бринн всегда очень внимательно прислушивалась к словам этого человека, которого звали Астамир, потому что он, будучи мистиком Джеста Ту, всегда смотрел на происходящее с непривычной точки зрения. Она не во всех случаях была согласна с ним – как, например, сейчас, – но его слова почти всегда позволяли ей понять что-то новое – в особенности в том, что касалось бехренцев. Воины в отряде Ашвараву обычно называли их презрительным прозвищем – Тюрбаны, но только не Астамир. И он часто осмеливался говорить о них в таком тоне, как сейчас, хотя, конечно, Ашвараву не слишком нравилось, что мистик ставит врагов наряду с обычными людьми, имеющими достоинства и слабости.

К Ашвараву галопом подскакал посланный на разведку воин.

– Двадцать солдат охраняют семь повозок, – доложил он, – Почти как в прошлый раз.

– Имеет смысл захватить их в плен, – пробормотала Бринн себе под нос.

– Ашвараву не пойдет на это, – отозвался Астамир.

Тогайранка посмотрела на мистика, но ничего не сказала, хотя внутренне признавала правоту его слов. Ашвараву давно дал всем понять: его цель состоит в том, чтобы на земле Тогая не осталось ни одного живого бехренца. Ни женщины, ни дети исключением не являлись.

По счастью, Бринн пока не приходилось принимать участие в избиении мирных женщин или детей. Оба предыдущих каравана, как, по-видимому, и этот, сопровождали солдаты – послушные орудия жрецов-ятолов. С ними она могла сражаться, их она могла убивать, даже если среди них оказывались женщины, поскольку все они были захватчиками, источником страданий ее порабощенного народа, просвещенными дикарями, уничтожавшими тогайскую культуру и обычаи.

Девушка постаралась не думать о неизбежном конфликте, который возникнет между нею и привыкшим к беспрекословному подчинению Ашвараву, когда дело все же дойдет до столкновения с мирными бехренцами, и посмотрела на приближающийся караван. Бринн уже знала, что произойдет далее: воины Ашвараву дождутся, пока караван окажется прямо под ними. Потом они с устрашающими криками понесутся по склону вниз и набросятся на неприятеля словно рой рассерженных ос, подавляя всякое сопротивление количеством, жестокостью и непоколебимой внутренней уверенностью в превосходстве воинов тогайру над любым бехренцем.

Караван двигался очень медленно, возницы и стражники проявляли явную беспечность, не опасаясь нападения.

Через несколько мгновений все завертелось в бешеном вихре атаки; две сотни глоток одновременно издали боевой клич, разносимый ветром.

Бехренцы попытались развернуть повозки и занять оборону, но нападавшие действовали стремительно.

Бринн скакала вместе с остальными, горя желанием вступить в схватку. Крепыш, сильный, быстрый пони, опередил остальных всадников и даже пегого коня Ашвараву.

Бринн первой достигла порядков неприятеля и наотмашь нанесла удар мечом бехренскому солдату. Тут же развернулась влево, магическая завеса браслета поври защитила ее от брошенного копья, и Крепыш, прекрасно понимающий всадницу, сблизился с тем, кто его метнул. Девушка подняла пони на дыбы и взмахнула мечом; голова копьеносца покатилась в снег.

Крепыш без особого труда прорвался в тыл обороняющихся бехренцев и двинулся вдоль повозок. Тогайранка наносила удары по всем возницам и воинам противника, которые попадались на ее пути. Так и не созданная бехренцами оборона развалилась, солдаты и возницы быстро оказались отрезаны друг от друга и зарублены, заколоты или затоптаны копытами коней.

Все заняло считанные мгновения – словно прокатилась снежная лавина. Уцелели всего двое бехренцев – раненые, они лежали на снегу, истекая кровью, вопя от боли и моля о пощаде.

Бринн оглянулась и увидела, что Астамир подтаскивает к остальным одну из оказавшихся в стороне повозок. Стараясь не обращать внимания на крики раненых, она поскакала ему на помощь.

Грязное это дело, – сказал мистик, заметив расстроенное выражение на лице тогайранки.

– Я не получаю удовольствия от убийства, – призналась та и, подхватив поводья упряжки, стала ее разворачивать.

Но вдруг замерла, заметив, что Астамир смотрит ей за плечо и движением головы пытается привлечь внимание Бринн к тому, что там происходит.

Девушка обернулась: тогайранские воины окружили разбитый караван, а к ней медленно приближался Ашвараву.

– Ты неплохо сражалась сегодня, заметил он, – как и во время прошлых набегов.

– У меня были хорошие наставники, – ответила Бринн, – И я тогайранка. – Она сумела улыбнуться. – А лучше моего коня ни у кого… – Тут девушка умолкла, осознав, что предводитель бунтовщиков ее не слушает.

– Передвинешься на семь мест в строю, – небрежно бросил он. Бринн понимала, что в ответ на заявление Ашвараву должна проявить признательность и бурную радость, однако что-то в тоне предводителя ее насторожило. – После того как справишься еще с одним делом.

Он кивнул в сторону раненых бехренцев.

Девушка поняла, что от нее требуется. Ее словно наотмашь ударили по лицу. Одно дело – сражаться с противником, которого тогайранка от всей души ненавидела. Но можно ли видеть врага в истекающем кровью, беспомощном человеке?

Она перевела взгляд на Ашвараву. Тот пристально, не моргая, смотрел на тогайранку.

В поисках поддержки девушка повернулась к Астамиру и увидела, что мистик стоит, переводя взгляд с нее на предводителя бунтовщиков, словно оценивая обоих.

Мучительно тянулись мгновения.

У Бринн перехватило дыхание. Она понимала, насколько важно это испытание; понимала, что если не выдержит его, то ей нет места среди этих людей, а может, и вообще среди тогайру. Мелькнула мысль еще раз затеять спор на тему взятия пленников, но в этом вопросе их молодой предводитель не признавал каких-либо компромиссов – и был, в общем-то, совершенно прав. В отряде не было возможности содержать пленных. К тому же жизнь бехренского солдата или возницы не имела для Ашвараву ни малейшей ценности, поскольку он не мог ничего выторговать за нее ни у одного жреца-ятола.

Тогайранка снова окинула взглядом Ашвараву и его замерших в ожидании воинов, страстно желая найти достойный выход из создавшегося положения, но понимая, что, скорее всего, сделать это ей не удастся.

С окровавленным мечом в руке она подошла к одному из бехренцев – у того уже не осталось сил, чтобы умолять о пощаде или хотя бы взглянуть ей в глаза. Он тяжело дышал, и с каждым вдохом на его губах вскипали кровавые пузыри. Было ясно, что, даже согласись Ашвараву взять пленников, этому уже ничто не поможет.

В сознании всплыли слова Джуравиля о жестокости войны.

Девушка нанесла ему сильный и точный удар в сердце, разом прекратив мучения несчастного.

Когда она подошла ко второму раненому, тот поднял на нее взгляд, моливший о милосердии.

Бринн вызвала в памяти ужасную сцену гибели родителей, свидетельницей которой стала в далеком детстве, и нанесла удар, пытаясь внушить себе, что этот человек был тогда среди убийц.

И тут же пошла прочь, держа воспламенившийся по ее призыву меч на отлете, – ей хотелось как можно скорее выжечь с него следы крови.

За спиной она услышала возгласы похвалы, но героиней себя не чувствовала – более того, было ей сейчас на редкость скверно. Ашвараву смотрел на нее с одобрением…

С одобрением ли? Нет, на властном лице предводителя мятежников тогайранка прочла нечто большее. Он избрал именно ее для славного завершения столь удачного для них боя, словно вознаграждая за проявленную доблесть; и Бринн удалось, собрав всю свою волю, справиться с этой задачей. Однако теперь она готова была поклясться, что Ашвараву просто проверял ее и, возможно, хотел унизить, пусть даже только в ее собственных глазах. Что же произошло? Неужели Ашвараву только что приобрел над ней чуть больше власти?

Девушка перевела взгляд на Астамира. Тот сидел на коне, держа в поводу Крепыша. Лицо мистика выражало печаль и сочувствие, чего она, по правде говоря, не ожидала.

Бринн взяла поводья и вскочила в седло. Ее пони – тогайранке казалось, что Крепыш прекрасно понял, что здесь только что произошло, – вел себя как ни в чем не бывало. Это слегка успокоило девушку – мысль о том, что Крепыш мог бы осудить ее так, как она сама себя осуждала, была совершенно невыносимой.

– Убиты все, – доложил Вэй Атанн ятолу Гриашу в зале для аудиенций храма в Дариане. – Бунтовщики бросили убитых, а повозки, кроме одной, полностью разломанной, забрали с собой.

Все это чежу-лей произнес сухим, совершенно прозаическим тоном, словно потеря нескольких десятков солдат не имела никакого значения.

Ятол Гриаш отвел взгляд.

– Вы все сделали так, как я приказал? – спросил он.

– Да, ятол.

Сидевший рядом с Гриашем Карвин Пестль заерзал на месте и бросил на него любопытный взгляд.

– Припасы отравлены, – с довольным видом объяснил ятол. – Этому каравану пришлось достаточно долго находиться в пути, прежде чем эти смутьяны его заметили!

– Вы принесли наших людей в жертву? – изумленно спросил Пестль.

– Ашвараву глупец, но он крайне опасен, – отозвался Гриаш. – Впрочем, не исключено, что сейчас он уже мертвый глупец.

Произнося эти слова, он старался не смотреть в сторону работающих в храме рабов; все они были тогайранцами. Можно не сомневаться, что весть о вероломстве ятола Гриаша быстро распространится по степи и достигнет ушей Ашвараву; именно так и было задумано. Ятол был разочарован несообразительностью помощника. Неужели Пестль сам не мог в этом разобраться: ведь ни одно из поселений на самом деле особо не нуждалось в припасах, так с какой стати Гриаш послал целых три каравана с продовольствием?

Карвин Пестль слишком простодушен, пришел к выводу ятол, чтобы понять необходимость такой жертвы. Первые два каравана были посланы только ради того, чтобы у Ашвараву не возникло никаких сомнений по поводу третьего, который вез отравленные съестные припасы.

Откровенно говоря, третий караван и уловкой-то не был – просто в распоряжении ятола поначалу не оказалось достаточного количества такого яда, применение которого было бы необнаружимо по виду. Но и в этом все-таки заключалась хитрость, имеющая своей целью подхлестнуть уверенность Ашвараву – в собственных силах, в тупости врагов и в сведениях лазутчиков, работающих на него в Дариане. Вне всякого сомнения, в самое ближайшее время кто-то из рабов-ру, слышавших слова Гриаша, передаст сообщение об отравленных припасах тому, кто сможет донести это важное известие до главаря мятежников.

Губы ятола искривились в довольной усмешке.

Не может быть, чтобы самоуверенный смутьян не поддался на его уловку; вот тогда-то и пригодятся восемьсот прекрасно обученных солдат.

– Ты удивлен, что я предпринял против мятежников столь решительный шаг? – осведомился Гриаш, обращаясь к Пестлю.

– Нет, ятол.

– Удивлен, удивлен, не притворяйся. Тебе кажется, что куда разумнее было бы дождаться весны, когда на взбунтовавшихся ру можно будет обрушить всю мощь армии и покончить с этим делом быстро и без особого труда? – Ятол с усмешкой разглядывал молодого помощника. – Что ж, надеюсь, визит сегодняшних гостей поможет тебе лучше разобраться в моем замысле.

Он кивнул Вэй Атанну, и чежу-лей сделал знак одному из охранников, стоявших у огромных двустворчатых дверей. Тот, выглянув в коридор, дважды хлопнул в ладоши, и в зал вошли Вокс Лиен и Дахмед Блай, воины чежу-лей, возглавляющие присланные в Хасинту двадцатирядные каре.

– Ятол, – произнес Вокс Лиен с поклоном, – Мы пришли сообщить, что наша задача выполнена – припасы доставлены и распределены. Затребованное тобой восьмирядное каре сформировано из числа самых лучших наших солдат.

– Так значит, вы все-таки уходите? Возвращаетесь в Хасинту, чтобы отгонять там птиц от фонтанов? – недоверчиво спросил Гриаш. – Вы воины, друг мой, а здесь идет самая настоящая война. Неужели вы покинете нас и вернетесь в город, где царят мир и спокойствие?

Заметно нервничая, Вокс Лиен посмотрел на товарища, тоже явно испытывающего неловкость.

– Не мы принимали это решение, ятол.

– Однако вы командуете элитными подразделениями, – возразил Гриаш, – Уверен, в исключительных ситуациях вам предоставлена свобода действовать по своему усмотрению.

– Это правда, ятол. Однако я не вижу особой исключительности в том, что здесь происходит. По крайней мере, на данный момент. И Глас Бога принял решение о нашем возвращении в Хасинту. Как только позволят погодные условия, мы…

Ятол вскинул руку, призывая его к молчанию.

– Ну что же, ничего не поделаешь. – Он перевел взгляд с Карвина Пестля на Вэй Атанна, напустив на свою физиономию по возможности более убедительное выражение беспокойства – которого на самом деле не испытывал. – В таком случае нам остается лишь молиться, чтобы этот негодяй Ашвараву первым решил попробовать захваченные в последнем набеге припасы!

С этими словами ятол Гриаш, старательно изображая досаду и разочарование, покинул зал в сопровождении совершенно сбитого с толку и чрезвычайно встревоженного Карвина Пестля.

Однако сам ятол встревожен отнюдь не был. Ничуть. Он уже начал понимать этого дерзкого мятежника Ашвараву и твердо знал, что, играя на его самоуверенности, сумеет одолеть главаря шайки бунтовщиков.

Весна, которая придет в Дариан, будет для него, Гриаша, счастливой.

– Я вижу, ты расстроена, – заметил Астамир на следующий день после набега на караван. Бринн, приводя в порядок оружие, сидела в стороне от других воинов отряда, внешне спокойная и сдержанная. Однако проницательный мистик чувствовал, что именно под этим кроется. – Понимаю: одно дело – убить человека в бою; в этом случае необходимость самозащиты оправдывает человека в собственных глазах. И совсем другое – убить беспомощного пленника. Однако тебе следует утешиться тем, что те двое бехренцев получили смертельные ранения и в любом случае не смогли бы выжить.

– Это лишь твои предположения.

Астамир обезоруживающе улыбнулся.

– К тому же солдат, вторгшийся в чужую страну, заслуживает смерти.

– Любой бехренец, явившийся в Тогай незваным, заслуживает смерти. – Девушка постаралась, чтобы ее голос звучал как можно убежденнее.

– Любой? – спросил мистик спокойно, как бы рассуждая. – А если в одном из поселений ты наткнешься на молодую бехренскую мать с ребенком, убьешь и их? Не испытывая никакого чувства вины? – Бринн бросила на собеседника рассерженный взгляд. – А вот мне почему-то кажется, что ты, скорее всего, пощадишь их да еще и покажешь ближайшую дорогу, ведущую в Бехрен. А возможно, даже дашь с собой припасов, чтобы в пути им не пришлось выпрашивать еду, подвергая себя опасности.

– Это опять же твои предположения.

– Предположения, разумеется, но для них у меня есть серьезные основания, – ответил Астамир и присел рядом с девушкой. – Сегодня утром я видел, как ты разминалась.

Бринн замерла. Рано утром, уйдя подальше от лагеря, она занялась тем, чем частенько пренебрегала в последнее время, – упражнением в би'нелле дасада, эльфийском танце с мечом. В Эндур'Блоу Иннинес она исполняла этот ритуал обнаженной, но здесь, холодной тогайской зимой, в продуваемых яростными ветрами заснеженных степях, надела легкую тунику. Признание мистика застало ее врасплох и сильно смутило; ощущение было такое, как если бы он на самом деле увидел ее голой. Би'нелле дасада – сугубо личное занятие, предназначенное не столько для оттачивания боевых навыков, сколько для развития сознания и укрепления связи между телом и духом.

Тогайранка медленно подняла глаза на Астамира.

– У Джеста Ту есть схожие упражнения, – как ни в чем не бывало продолжал мистик, – хотя мы редко имеем дело с оружием. Воины чежу-лей тоже практикуют подобные вещи, как и некоторые монахи абеликанского ордена в Хонсе-Бире. Хотелось бы знать, где ты научилась своему танцу. Очень уж он у тебя необычный.

– Совершенно излишнее любопытство, – резко ответила Бринн, вспомнив строжайший запрет госпожи Дасслеронд разглашать секреты би'нелле дасада.

И снова полностью углубилась в свое занятие.

– Надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне об этом. Конечно, если сама захочешь. Что касается вчерашних событий, я совсем не расстроен тем, что ты приняла их так близко к сердцу.

Девушка снова посмотрела на Астамира. Лицо ее приняло скептическое выражение, хотя мистик затруднился бы сказать, что было тому причиной. Может, его предположения полностью необоснованны, а может, молодая тогайранка просто смущена тем, что он догадывается об испытываемом ею чувстве вины.

– Повторяю: тебе нет смысла мучиться угрызениями совести, – продолжал он. – Эти люди были обречены и неминуемо приняли бы смерть – если не от руки Ашвараву, то от полученных ран. Ты убила их с состраданием и милосердием; на большее рассчитывать они не могли.

– По-твоему, это правильно? – Судя по тону Бринн, на этот счет она придерживалась той же точки зрения, что и Астамир.

– Не знаю, – признался мистик. – Репутация Ашвараву служит не только ему лично, но и всему Тогаю. На одной чаше весов она, на другой – совесть. Что перевесит?

– Если ты не считаешь, что бехренцев нужно изгнать из тогайских степей, то зачем ты здесь, с нами?

– Не могу точно сказать, – искренне ответил Астамир и усмехнулся, как бы удивляясь самому себе. – Это вопрос, на который мне еще предстоит найти истинный ответ. Однако очень прошу, обдумай то, о чем мы с тобой сейчас говорили. Тебе так или иначе придется решать эту проблему, окажись мы в мирной бехренской деревне. Если Ашвараву прикажет, ты убьешь и бехренского ребенка? Ты согласна с ним, что невинных бехренцев не существует?

– Хочешь посеять раздор в отряде?

Мистик снова негромко рассмеялся.

– Ты же знаешь, сам я никогда не заговариваю ни с кем из них, только отвечаю, когда мне задают вопросы.

– Тогда чем вызван такой интерес ко мне?

– Я видел тебя сегодня утром, – ответил мистик, как будто это многое объясняло.

Бринн хотела ответить, но тут к ним подошел еще один человек; высокий, статный, словно изваянный умелым резчиком, в то же время он вызывал у окружающих страх.

– Еще одна славная победа! – объявил предводитель отряда. – Неужели они так и не выследят Ашвараву до того, как наш отряд окажется под стенами Хасинты?

Девушка улыбнулась, хотя и испытывала неловкость, оттого что он упомянул о себе в третьем лице; главным образом потому, что Ашвараву говорил об «Ашвараву» как о чем-то большем, чем о человеке из плоти и крови.

Однако боюсь, караванов больше не будет, – продолжал командир. – Толстяк Гриаш не решится посылать новые, учитывая, насколько силен Ашвараву. Придется сровнять с землей еще несколько селений, чтобы обеспечить себя припасами на зиму.

Внешнее спокойствие Бринн на мгновение дало трещину, стоило ей представить себе, что будет с жителями этих мирных селений.

– А может, стоит отправиться прямо в Бехрен? – с недоброй усмешкой спросил вдруг Ашвараву.

Девушка в ответ лишь пожала плечами.

– А как считаешь ты, мистик? – Командир отряда посмотрел на Астамира. – Решил, зачем ты остаешься с нами?

– Когда душа созреет для ответа на твой вопрос, известно только ей самой.

Ашвараву недоуменно посмотрел на него и внезапно разразился хохотом.

– Что ж, как знаешь! – сказал он. – От тебя, надо признать, есть толк. Ты, правда, не сражаешься, зато прекрасно обращаешься с лошадьми. Да и пищу добываешь неплохо. Продолжай отрабатывать свой хлеб. – Мистик счел за лучшее не указывать на то, что пищу он добывает в гораздо больших количествах, чем требуется ему самому. – Любопытная вы, должен сказать, парочка! Главарь бунтовщиков отступил на шаг, переводя взгляд с Бринн на Астамира. – Может, вы разлученные когда-то отец и дочь?

Тогайранка вздрогнула. Ашвараву шутил, надо полагать, но упоминание об отце причинило ей боль.

Ашвараву, видимо, понял, что его слова неприятны Бринн.

– Ну, а ты во вчерашнем набеге показала себя с самой лучшей стороны, – заметил он, – Согласись: редкостное удовольствие прикончить раненого бехренца!

Девушка натянуто улыбнулась; в ее ушах звучало предостережение мистика.

– Вот что: пошли со мной, воин. – С этими словами командир отряда протянул ей руку.

Бринн бросила взгляд на Астамира, но выражение лица мистика было непроницаемым. Она взяла протянутую руку и последовала за Ашвараву.

Он вывел ее за пределы лагеря – чуткие уши девушки уловили обрывки непристойных фраз, которыми обменивались стоящие на страже воины, – к маленькому, стоявшему на отшибе шатру.

Внутри лежали груды мехов, и Ашвараву знаком велел Бринн сесть. Она так и сделала, устроившись у дальней стены шатра. И хотя командир отряда сел у противоположной стены, шатер был настолько мал, что их ноги практически сплелись.

Он начал раздеваться, но даже тогда никаких подозрений у девушки не возникло. В палатке было очень тепло; скорее всего, под мехом лежали нагретые камни.

– Когда мы преследовали тебя в долине, ты доказала, что умеешь сражаться, – сказал Ашвараву. – И дальнейшие бои с Тюрбанами подтвердили, что ты обладаешь и силой, и волей. – Сорвав с себя рубашку и кожаные штаны, молодой воин внезапно опустился перед ней на колени. – Я боялся, что так и не сумею найти женщину, достойную Ашвараву. – С этими словами он обхватил Бринн сильными руками и прижался к ее губам.

Тогайранку охватило смятение. Ашвараву – высокий, стройный, с мужественным лицом и рельефно обозначенными мускулами, несомненно, нравился ей. К тому же Бринн обладала сильно развитым чувством долга и считала, что должна подчиняться командиру в любой ситуации. Все это и стало причиной того, что она не оттолкнула молодого воина.

Он повалил Бринн на меха, его руки заскользили по телу девушки, проникли под куртку, лаская бедра. Не отрываясь от ее губ, Ашвараву начал раздевать тогайранку.

Его прикосновения вызывали у Бринн приятное возбуждение – ощущение, какого она никогда прежде не испытывала. Однако в то же время она инстинктивно понимала, что не должна допустить этого. Не здесь и не сейчас.

Она оттолкнула Ашвараву, точнее, попыталась это сделать, поскольку тот был гораздо сильнее. В результате молодой воин лишь крепче сжал ее в объятиях и еще яростнее впился в губы.

Но все же Бринн сумела противостоять его напору.

– Нет, – сказала она.

Наверное, Ашвараву удивился бы меньше, если бы она выхватила нож и приставила острие к его груди.

– Ты отвергаешь Ашвараву?

Он слегка расслабил объятия, девушка выскользнула из его рук и отодвинулась, снова сев у стенки шатра.

– Я ведь даже не знаю тебя, – произнесла она смущенно.

Отважный главарь мятежников был в этот момент похож на обиженного мальчишку. Бринн почувствовала себя ужасно неловко и искренне устыдилась того, что в ней так мало было от женщины.

– Я Ашвараву! – воскликнул молодой воин. – Тот, кто несет надежду тогайру. Тот, перед кем дрожат от страха бехренцы!

– Да, все это так, – еле слышно прошептала Бринн.

– Ты должна гордиться, что стала моей избранницей!

Девушка решительно посмотрела на Ашвараву, как бы останавливая его взглядом, потому что он снова придвинулся к ней. Тысячи мыслей и чувств метались в ее сознании, она отчаянно пыталась разобраться в них, но не придумала ничего лучше, как спросить:

– Разве благодарность может быть поводом для того, чтобы заниматься любовью?

Ашвараву бросил на нее непонимающий взгляд.

– Доставь мне удовольствие и позвать мне доставить удовольствие тебе, ведь завтра утром мы оба можем погибнуть в бою!

В конце концов, разве она хочет умереть девственницей? Хотя, по правде говоря, до сих пор она мало задумывалась об этом; в ее жизни было слишком много других забот.

Однако Бринн не могла избавиться от ощущения, что она не должна допустить этого. Ашвараву привлекал ее, и все же она еще очень, очень многого в нем не понимала.

– Нет, – решительно повторила она. – Я не знаю тебя. Я служу тебе своим мечом – и пока ничего больше.

– Этой ночью ты могла бы неплохо послужить мне и по-другому, – раздраженно отозвался молодой воин.

– Меня это не устраивает.

По-прежнему испытывая внутреннее смятение, Бринн все же почувствовала себя гораздо увереннее. Сейчас она уже совершенно четко знала, что не уступит.

– Ашвараву! – послышался внезапный оклик.

Воин холодно посмотрел на Бринн, встал и откинул полог шатра.

– Бару очень плох, – произнес голос. – И несколько других тоже…

Ашвараву схватил одежду и выбрался наружу, взглянув напоследок на девушку. Судя по выражению его лица, он хотел дать ей понять, что события этой ночи не должны сделаться достоянием остальных.

– Закончим в другой раз, – бросил он, имея в виду то ли их разговор, то ли любовные игры.

Однако тогайранке показалось, что в словах его содержался и некоторый оттенок угрозы.

Решительно тряхнув головой, она последовала за командиром, но остановилась, внезапно осознав, что произошло.

Вчера на поле боя Ашвараву сумел заставить ее заглушить голос совести и убить двух беспомощных людей. Сегодня он пытался сделать то же самое, подчинив ее своим желаниям, совершенно не считаясь с тем, каковы ее собственные.

В молодом воине было много такого, что вызывало у Бринн отвращение, но в то же время она, безусловно, восхищалась им.

Может, таким и должен быть истинный предводитель, способный поднять соплеменников на восстание?

На этот вопрос девушка пока ответить не могла.

Ночью умер Бару, молодой воин, почти подросток; еще несколько мятежников чувствовали себя крайне скверно. Не понадобилось много времени, чтобы сообразить – кто-то их отравил.

Астамир предложил проверить все припасы. Никто не понимал, как именно он собирается это делать, но вопросов задавать не стали.

Мистик послал свой дух в каждый съестной продукт, отыскивая порчу. Монахи абеликанского ордена действовали примерно так же, только в отличие от него использовали для этой цели камень души, гематит.

Проверив все припасы, Астамир указал, какие продукты годятся в пищу, а какие отравлены. Многие тогайранцы, не знакомые с подобными методами, бросали на него подозрительные взгляды, но Ашвараву кивнул в знак согласия.

Более того – он подошел к копченому окороку, который Астамир объявил годным в пищу, и откусил от него внушительный кусок.

– Да, от тебя и впрямь есть толк! – провозгласил он, и все остальные мятежники приветствовали мистика радостными криками.

Бринн внимательно следила за всем происходящим, придирчиво взирала на каждый поступок Ашвараву, отмечала, как умело он играет на чувствах воинов, пробуждая в них боевой дух и поднимая настроение. Не вызывало сомнений, что Ашвараву понимает: яд в припасах страшен не столько сам по себе, сколько как факт, способный пошатнуть уверенность его людей в том, что они сильны, а враг слаб, и, конечно, поколебать веру в их предводителя.

Так или иначе, проблема с отравленной пищей была решена, если, конечно, словам Астамира насчет состояния припасов можно было верить.

Сама Бринн в этом нисколько не сомневалась. Проведя столько лет с эльфами, она уже начала осознавать, что представляет собой этот мистик Джеста Ту.

Последующие недели подтвердили, что она не ошиблась.

Несколько дней прошло без особых событий. Как почти всегда после очередной победы, в отряд влились новобранцы. Девушка продолжала внимательно приглядываться к Ашвараву, оценивая его слова и пытаясь разобраться в правильности его поступков. Она никогда не забывала, что командир очень молод, однако недостаток зрелости и опыта он с успехом восполнял отвагой и жестокостью.

В этом-то и заключается его секрет, решила тогайранка. Главным качеством Ашвараву была храбрость, и уже одно его присутствие вселяло уверенность и мужество в окружающих. Так было, когда он бестрепетно отведал еды, которую Астамир признал неотравленной. И в сражении он тоже не прятался за спинами воинов – нет, издавая яростные вопли, он скакал впереди них, вызывая врага на бой.

К чести Ашвараву, в эти дни он никоим образом не давал Бринн понять, что помнит о том, что произошло между ними. Обращался с ней так, как и прежде, разве что иногда украдкой бросал на девушку испытующие взгляды.

Проснувшись однажды поутру, Бринн обнаружила, что весь лагерь возбужденно гудит. Неподалеку от ее шатра стоял Астамир, глядя на воинов, столпившихся вокруг женщины-тогайранки средних лет.

– Это Эа Денг, – пояснил он Бринн, – наша лазутчица из Дариана. Ее сестра прислуживает в тамошнем храме и имеет возможность подслушивать разговоры ятола Гриаша с его приближенными. Она пришла сообщить нам об отравленных припасах, хотя и понимает, что, скорее всего, это известие запоздало.

– Очень удачно для ятола Гриаша… – пробормотала девушка.

Не то чтобы у нее возникли какие-то подозрения, просто вдруг мелькнула мысль, что к словам таких лазутчиков нужно относиться крайне осторожно.

– Говорят, ее сведения всегда подтверждаются, – ответил Астамир. – Ашвараву доверяет этой женщине.

– Наверное, она и впрямь предана ему, если проделала такой долгий путь, почти наверняка зная, что ее известие не принесет пользы.

– Она доставила еще одну новость. Оказывается, два прибывших раньше двадцатирядных каре не останутся в Дариане и не будут направлены в Тогай, – добавил мистик. – По-видимому, они вернутся в Хасинту, как только позволит погода.

Бринн с любопытством посмотрела на мистика.

– Двадцатирядные каре?

– Наш предводитель знал об их прибытии в Дариан. Может, именно поэтому мы в последнее время держались подальше от города. По-моему, Ашвараву опасается, что слава о нем может разнестись слишком быстро, слишком далеко и привлечет внимание врагов, когда он еще не будет готов встретиться с ними лицом к лицу.