Текст книги "Тогайский дракон"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Она наметила цель – впадину на его груди – и вложила всю силу и страсть в мощный удар, стремясь пронзить сердце дракона.

К чести меча, он выдержал этот удар.

К чести тогайранки, она даже сумела немного поцарапать одну из чешуек.

– Бринн! – закричал Джуравиль.

Взглянув на царапину, девушка поняла, что, даже имей она время и возможность нанести еще хоть сто ударов, пробить «броню» дракона ей не удастся. Она со вздохом сожаления подняла взгляд и увидела, что чудовище уставилось на нее жуткими, похожими на кошачьи глазами.

Передняя лапа дракона поднялась…

Бринн метнулась в сторону.

Дракон с такой силой ударил лапой по каменному полу, что расколол его, и от сотрясения тогайранка упала. Дракон тоже не удержал равновесия и повалился на груду сокровищ. Они оба заскользили – прямо в образовавшуюся в полу трещину. Унести огромного зверя этот поток золота и драгоценностей, конечно, не мог, а вот Бринн за собой потащил. Она провалилась в трещину и полетела вниз по скалистому склону.

Девушка не знала, сколько времени продолжалось падение, потому что потеряла сознание задолго до того, как достигла дна образовавшегося провала.

Каззира бросилась бежать к боковому проходу и почти добралась до него. Почти – потому что проход в темный зев туннеля преградил хвост дракона.

Эльфийка метнулась в сторону, но внезапно хвост пришел в движение и отбросил ее на одну из груд сокровищ с такой силой, что она провалилась внутрь этой груды, скрывшись таким образом с глаз дракона.

Впрочем, чешуйчатого великана она мало интересовала: просунув в трещину голову, он пытался поймать ту, что провалилась туда. Однако внизу трещина оказалась слишком узкой, и дракон, негодуя, издал яростный рев.

И на кого ему оставалось выплеснуть ярость? В пределах досягаемости чудовища остался только Белли'мар Джуравиль, стремглав бросившийся к образовавшейся трещине.

Огромная когтистая лапа преградила ему дорогу; по крайней мере, так, видимо, думал дракон. Сам же Джуравиль яростно заработал крыльями, облетел гигантскую лапу и точно камень упал в трещину.

На этот раз чудовище, однако, было начеку. С пугающей скоростью – в точности как это происходит, когда делает бросок змея, – огромная голова метнулась вниз.

И когда она поднялась, эльф, молотя ногами, трепыхался в пасти дракона.

Бринн Дариель открыла глаза или, точнее, один глаз, поскольку открыть другой не позволила засохшая кровь. Темно не было, ведь светильник упал вместе с ней. Однако девушка сразу же поняла, что стеклянный шар дал трещину: если раньше свет был довольно резким, теперь он казался тусклым, и светильник окружал мерцающий белый туман.

Вспомнив рассказ Каззиры об устройстве этих светильников, тогайранка испугалась, что вскоре окажется в полной темноте.

Подстегнутая этой мыслью, она перекатилась на бок и села. Поначалу девушка думала лишь о том, что произошло недавно: о пещере наверху, об ужасном звере и своем падении, о спутниках и их, вероятнее всего, печальной судьбе. Однако вскоре Бринн заметила валяющиеся вокруг сверкающие предметы: драгоценности, безделушки и недавно обретенное оружие – меч рейнджера.

Она с благоговением подняла его и тут же чуть не отбросила в гневе, испытывая чувство, будто меч предал ее, оказавшись не в состоянии проткнуть чешуйчатую шкуру дракона.

Нет, девушка, конечно, не отшвырнула меч, напротив, взяла его в руки.

Пляшущий огонь, – повторила она название, услышанное от Джуравиля.

Потом Бринн взглянула вверх и поняла, что вряд ли сумеет вернуться в логово дракона.

Да она и не собиралась делать этого. Закрыв глаза, тогайранка безмолвно воздала честь Джуравилю и Каззире, к которой за время путешествия по Дороге Беззвездной Ночи начала испытывать теплые чувства. Однако теперь они мертвы, сказала себе девушка – а может, сбежали, затерявшись в лабиринте темных туннелей. В любом случае, Бринн понимала, что теперь ей следует рассчитывать только на себя и самостоятельно искать дорогу, которая приведет ее в родные степи. Она освободит Тогай и тем самым выполнит обязательства перед Белли'маром Джуравилем и остальными эльфами, которые потратили столько сил, чтобы она могла выполнить эту задачу.

Девушка осмотрела рассыпанные вокруг сокровища, не обращая внимания на монеты и драгоценности, сосредоточившись на поисках какого-нибудь источника света или чего-нибудь еще, что могло бы помочь ей в пути.

Сначала она наткнулась на берет, ярко сверкающий алым даже в тускнеющем свете. Тогайранка надела его на голову, чтобы убрать под него падающие ей на глаза, слипшиеся от крови волосы.

Почти сразу же Бринн почувствовала себя лучше, но не уловила связи с беретом, поскольку изменения были едва заметны.

Неподалеку лежал усыпанный драгоценностями широкий защитный браслет. Девушка взяла его и плотно закрепила на левой руке. И завершила переодевание, сменив рваную накидку на отличную, обшитую металлическими кольцами куртку и повязав красный пояс, к которому очень удобно было крепить меч.

Потом тогайранка взяла полуразбитый светильник и протиснулась сквозь небольшую щель в один из темных подземных туннелей. Сосредоточившись лишь на том, чтобы найти дорогу к тогайским степям, она тронулась в путь, не обращая внимания на боль. Остановившись отдохнуть в одной из ниш, Бринн потратила некоторое время, пытаясь привести в порядок светильник, однако ее труды не увенчались успехом, и далее пришлось идти при еле различимом свете.

Спала она беспокойно, терзаемая ночными кошмарами, в которых действующими лицами были ее потерянные друзья. Каждый раз девушка просыпалась в холодном поту.

Она заставляла себя подниматься и идти вперед, шаг за шагом, упорно и настойчиво.

На четвертый день ее светильник стал гореть совсем тускло и вскоре окончательно погас, оставив тогайранку в полном мраке. Эта внезапно наступившая темнота была такой плотной, что Бринн припала к земле и вытащила меч, молясь о свете, хоть каком-нибудь свете, любом свете!

И вдруг лезвие ее меча вспыхнуло. Тогайранка вздрогнула от удивления и выронила его. Еще мгновение клинок сиял, а потом угас.

Придя в себя, Бринн опустилась на колени, обшарила все вокруг и нашла меч. Встала и, держа его перед собой, мысленно пожелала, чтобы он снова засверкал.

Так и произошло: Пляшущий огонь горел не хуже любого факела. Не зная, как долго это будет продолжаться, девушка тут же отправилась в путь. В ее сердце вновь вспыхнула надежда.

Бринн шла среди теней, карабкалась по крутым скатам, пересекала обжигающе холодные подземные реки. Иногда до нее доносились какие-то звуки – скорее всего, их издавали бродящие где-то поблизости хищники, – но чаще вокруг царила полная тишина. Она старалась полностью сосредоточиться на своей цели, как бы далека та ни была, и не вспоминать слова Каззиры о том, что заблудившиеся на Дороге Беззвездной Ночи умирают в глубокой старости.

Тогайранка шла и шла, и, хотя свет ее «факела» не тускнел, временами она почти впадала в отчаяние.

Почти. Потому что Бринн была рейнджером, много лет прожила с эльфами и прошла у них обучение, и к тому же – тогайру. Ее народ нуждается в ней, она не может потерпеть неудачу, вот и все.

Однажды девушка по узкому лазу протиснулась в более широкий, уходящий вверх туннель. Ей пришлось долго ползти, и, вконец обессилев, Бринн остановилась, чтобы перевести дыхание.

И почувствовала движение воздуха.

Это был не горячий воздух, поднимающийся над лавой, а самый настоящий, хотя и легкий ветерок.

Вдохновленная мыслью о том, что ее испытание, возможно, подходит к концу, тогайранка помчалась по туннелю. Однако по прошествии часа она пошла медленнее, а когда миновал второй и третий, остановилась и решила передохнуть.

После недолгого отдыха она продолжила путь, причем дышать становилось все легче, а ветерок ощущался все сильнее.

II потом девушка увидела над головой пятно света, настоящего света, дневного света!

Бринн «погасила» пылающий меч и замерла, в оцепенении глядя на бледный свет.

А потом побежала со всей быстротой, с какой могли нести ее ноги.

Она выбралась из туннеля на склоне горы. Внизу расстилались продуваемые всеми ветрами бескрайние зеленые степи ее родины – Тогая.

В конце долгого пути Бринн Дариель все-таки вернулась домой.

Часть вторая
ВЕТЕР В СТЕПЯХ

Убеждена, что среда оказывает неизгладимое воздействие на то, какими мы становимся и как воспринимаем окружающий мир. Жители Бехрена совсем не такие, как тогайру, но и те и другие отличаются от обитателей северного королевства, Хонсе-Бира, о чем я могу судить хотя бы на примере Эйдриана Виндона. И, насколько мне известно, дикие варвары Альпинадора не похожи ни на одну из трех человеческих рас.

Многие, однако, не придают значения этим различиям, поскольку у всех нас одни и те же желания и надежды – чтобы лучше жилось нам самим и нашей стране, чтобы дети получили в наследство более благополучный мир и смогли продолжать наше дело. Многие люди используют отличия в культуре и внешнем облике, чтобы принизить другую расу. Несмотря на всю ненависть к бехренским ятолам, под пятой которых стонет мой народ, я должна стараться избегать подобного и все время помнить, что их убеждения являются результатом другого опыта, полученного совсем в иных условиях.

Что касается тогайру, то их жизненный уклад является отражением природы степей. Ведь мы – продукт культуры, а наша культура – продукт земли, на которой мы живем. Тогайру – кочевники, поскольку само их выживание зависит от животных, которых они разводят; тогда как бехренцы в основном люди оседлые и живут в городах. Их города, чаще всего выросшие на плодородных, орошаемых землях вокруг оазисов, значительно отдалены друг от друга; в таких условиях путешествовать трудно. Именно разные способы существования тогайру и бехренцев во многом и определи ют отличия их характеров. Тогайру – лучшие в мире наездники и прекрасные охотники; их жизнь невозможна без сильных, быстрых пони, которых они воспринимают как своих братьев. Тогайру – несравненные стрелки из лука; на скаку они метко поражают животных, на которых охотятся, обеспечивая себя едой и одеждой. Мы уважаем этих животных – свою добычу – именно потому, что наша жизнь так тесно переплетена с жизнью обитателей степей. Мы всегда благодарим их за то, что они нам дают. Тогайру понятно, насколько хрупка природа; ее равновесие ни в коем случае нельзя нарушать, если мы хотим выжить.

Тогда как бехренцы чаще всего передвигаются по необозримым просторам пустынь на медлительных верблюдах. Они реже охотятся, поскольку в пустыне мало добычи, и в основном обрабатывают землю. Оружие нужно им для войны, а не для охоты. Мне кажется, у тех, кто обрабатывает землю, совсем другой взгляд на жизнь. Бехренцы собирают урожай и делают запасы, а не живут настоящим днем, как мои сородичи. Они постоянно думают о том, как увеличить доход и благосостояние, не умея просто наслаждаться ощущением радости жизни. Скучиваясь в городах и на фермах, все больше и больше перекраивая землю под свои нужды, они перестают замечать огромный прекрасный мир вокруг, чувствовать все его многообразие.

И это стремление копить, подгребать все под себя, делает бехренцев жадными. Лишившись естественных удовольствий и красоты, они замещают эти простые радости надуманными потребностями в богатстве и власти. В глазах бехренцев, а ятолов в особенности, только накопление бесполезного – на взгляд тогайру – богатства оправдывает их существование. Сооружение – на костях построивших их рабов – огромных могильных склепов, набитых сверкающими драгоценностями и произведениями искусства, позволяет им причислять себя к верхушке общества. Жадность и высокомерие всегда идут рука об руку.

Они совсем сбились с пути! Чезру, верховный правитель Бехрена, имеет столько сокровищ, что не в состоянии, наверное, их сосчитать, а простые люди живут в нищете и убожестве за стенами его дворца – стенами, которые он вынужден был возвести, потому что иначе не мог чувствовать себя в безопасности.

Если бы вождь тогайру вздумал копить богатство, его изгнали бы из племени – в лучшем случае. Кочевнику нет смысла окружать свой шатер защитными стенами.

В бехренском обществе существует жесткая иерархия, от жрецов ятолов до простых крестьян, и богатства давным-давно поделены между теми, кто принадлежит к его верхушке, хотя они и предпринимают постоянные попытки переделить их. Чтобы успокоить недовольных положением дел в стране, бехренцы устремляют взгляд за ее пределы. Когда бехренцы превратили тогайру в рабов, даже их крестьяне стали жить чуть лучше, а продажа в Хонсе-Бир тогайских пони позволяет пополнять и без того богатую казну страны.

Я ненавижу идеологию, которая толкнула бехренцев к захвату моей страны и порабощению моего народа. Я ненавижу жрецов-ятолов – это они избрали столь гнусный и кровожадный путь, оправдывая его с точки зрения религии и заявляя, что их ведет по нему Бог.

Но не следует смешивать разные вещи. Я не питаю ненависти к простым бехренцам, вовлеченным в круговорот страстей, обуревающих жрецов. Я должна напоминать себе об этом снова и снова, если хочу остаться верна своей цели. Я должна напоминать себе об этом во время всех сражений, если не желаю, чтобы сердце мое ожесточилось, а сама я стала похожей на тех, кого презираю. Я освобожу свой народ – или погибну, пытаясь сделать это.

Бринн Дариель

ГЛАВА 10
ДОМА

Бринн около двух недель бродила по южным склонам Пояса-и-Пряжки, прежде чем наткнулась на перевал, который вывел ее в заросшие травой степные просторы. Спуск оказался легким; с пищей и холодной, свежей водой проблем тоже не было.

Правда, все эти дни и в особенности ночи сердце девушки не знало покоя. Она потеряла Белли'мара Джуравиля, самого близкого друга. Бринн сумела спастись, а он нет. Тем не менее тогайранка понимала, что у нее не было выбора – спасти эльфа она все равно не могла. Бринн не сомневалась в том, что приняла правильное решение. Именно этого от нее ожидали и госпожа Дасслеронд, и сам Джуравиль. Цель ее жизни состояла не в том, чтобы отомстить за погибшего друга или, не сумев сделать этого, бросить все и, вернувшись в Эндур'Блоу Иннинес, рассказать эльфам о его судьбе.

Нет, цель жизни Бринн Дариель распростерлась перед ней на поросших травой степях Тогая.

Как-то ясным утром девушка проснулась от грохота, донесшегося не с неба, а снизу, от самой земли. Нетерпение овладело ею, и Бринн припала к выступу скалы, на котором устроила привал, глядя вниз, на травянистый, усыпанный валунами луг. И, к своей радости, увидела табун скачущих по степи пони.

Тогайранка не заметила рядом никаких признаков ни хищников, ни человека. Внимательно приглядевшись, она поняла, что кобылы и жеребята скачут, чтобы убраться с пути нескольких чрезмерно возбужденных самцов.

Все ясно. Один из молодых жеребцов бросил вызов вожаку табуна. Опершись на локти, Бринн лежала, наблюдая за разворачивающейся перед ней сценой.

В «сражении» участвовали три пони. Вожак, заматерелый, весь в шрамах от укусов и ударов копыт, старался отогнать двух других. Второй, вороной масти, выглядел заводилой. Однако внимание девушки привлек именно третий жеребец – наименее рослый, но ладный и крепкий, старавшийся держаться подальше от вожака. Он был пегий, с белыми ногами и белой гривой с черным хохолком, черным, с белыми прядками хвостом, и, в отличие от большинства других пони, у него были голубыми оба глаза.

Этот небольшого роста жеребчик выглядел младшим братом столь обожаемого Бринн Сумрака!

Тогайранка взволнованно покусывала нижнюю губу, надеясь, что пегий пони окажется не слишком драчлив и не сильно пострадает в схватке.

Когда вожак набросился на него, тот в знак покорности прижал уши, опустил голову и метнулся прочь. Хотя эта покорность, по-видимому, была показной. Как только вожак попытался отогнать второго задиру, пегий пони тут же укусил его за круп. Вожак повернулся, чтобы ответить, но малыш стрелой промчался между ним и вторым молодым жеребцом. И тут у Бринн создалось впечатление, будто пегий присматривается к тому, как протекает схватка, и пытается понять, кто из двоих побеждает! Он бросился вперед решительно и быстро, ударив копытами вожака, который явно брал верх над менее опытным соперником. А затем снова отскочил в сторону.

Однако вскоре опять вмешался в схватку, напав уже на молодого жеребца.

Сообразительный крепыш, – усмехнувшись, прошептала Бринн, понимая, что это не могло быть случайным совпадением.

Маленький пони делал все, чтобы затянуть схватку между более крупными жеребцами, заставить их до предела выложиться, чтобы потом самому одержать над ними верх!

Вскоре так и произошло: пегий прогнал сначала вожака, а потом и измотанного, сильно пострадавшего от его зубов и копыт молодого соперника.

– Радуйся, ты одержал великолепную победу, – прошептала девушка, когда победитель начал проявлять внимание к молодой кобылке, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.

Продолжая посмеиваться, тогайранка пустилась в путь. Однако она все время оглядывалась на маленького пегого пони. Было в нем что-то такое – помимо сходства с Сумраком, – отчего у девушки создалось впечатление, будто между ними возникла какая-то связь.

Бринн думала о пегом крепыше и на следующий день, когда, пересекая широкое ущелье, снова услышала топот бегущего табуна. Она бросилась к большому валуну и притаилась за ним.

Пони ворвались в ущелье, явно чем-то сильно испуганные. Услышав низкий урчащий рев, тогайранка тут же сообразила, в чем дело.

Горная пума, совсем неподалеку.

Табун с грохотом промчался мимо. Бринн понимала, что серьезная опасность быстроногим скакунам не угрожает, если только огромная кошка не успела уже забраться наверх и изготовиться к прыжку. Девушка пригнулась и инстинктивно стиснула рукоятку меча. Если пума не сможет добраться до пони, ей вполне может прийти в голову полакомиться человеческой плотью…

II тут она увидела хищника. Огромная кошка неслась по скалистому гребню позади табуна так легко, словно бежала по ровному полю. Она уступала пони в скорости, но упорно продолжала преследование, прижав уши и отталкиваясь мощными лапами от неровной скалистой поверхности.

Пока не увидела Бринн.

Пума тут же замерла – так, что почти слилась с коричневато-серым камнем позади нее. Девушка тоже не двигалась, не спуская с хищницы взгляда из опасения, что, отведя глаза, потом не сможет найти ее. Пума была очень крупной. Правда, по сравнению с последним противником Бринн, ужасным драконом, она казалась не слишком грозной, и все же девушка знала, как опасны горные кошки. Тогайру часто сталкивались с ними в летние месяцы, когда кочевали в предгорьях, и нередко с весьма плачевным результатом – многие из них навечно остались лежать в тех местах.

Однако Бринн была рейнджером и прошла такое обучение, какое и не снилось даже самым лучшим воинам тогайру. Она сдержала желание обежать валун и укрыться за ним, зная, что любое неожиданное движение может заставить пуму прыгнуть, а расстояние между ними не слишком велико.

Нет, следует дать хищнице пошевелиться первой, полагаясь на свое умение среагировать так, как надо.

Время тянулось бесконечно; девушка едва осмеливалась дышать.

Терпеливая кошка тоже не сводила с нее взгляда, оценивала противника, и в какой-то момент Бринн заметила одно-единственное, но выразительное движение: пума слегка сместила вес с одной задней лапы на другую.

В тот же миг огромная кошка распрямилась, словно сжатая пружина, и прыгнула. Девушка сделала кувырок в сторону, рассчитав движение таким образом, чтобы обогнуть валун. Когда она вскочила на ноги; пума стояла на валуне, глядя на нее глазами с вертикально поставленными зрачками. Наклонив голову, поджав задние лапы для следующего прыжка, хищница издавала злобный рев, от которого по спине Бринн побежали мурашки.

Она воззвала к своему мечу, и лезвие Пляшущего огня ослепительно вспыхнуло.

Пума взревела еще яростнее и выгнула спину. Она голодна, поняла тогайранка, и сильно разозлена.

Прыжок хищницы был настолько внезапным и быстрым, что любого другого воина застал бы врасплох, не дав ему даже той крохотной доли секунды, которая требуется, чтобы вскинуть меч. Однако Бринн была рейнджером и настолько хорошо чувствовала животных, что еще до прыжка знала, что сейчас произойдет.

Она повернулась влево, описав мечом полукруг и зацепив им бок кошки.

Хищница развернулась и снова прыгнула, на этот раз высоко, явно добираясь до головы девушки.

Тогайранка упала на землю, и пума пролетела над ней. Не имея возможности развернуть меч, Бринн с силой ударила ее в живот его эфесом, а другой рукой, на которой был защитный браслет поври, оттолкнула в сторону задние лапы со смертоносными когтями и удивленно раскрыла глаза: один из драгоценных камней, вправленный в браслет, испустил пульсирующий белый свет, окруживший девушку словно щитом! Поднявшись на ноги, она ткнула в него кончиком меча и убедилась в материальности щита, сотканного из чего-то вроде мерцающей энергии.

– Убирайся! – закричала Бринн кошке, снова принимая защитную позу.

На этот раз животное решило избрать другую тактику и начало подкрадываться к жертве.

Тогайранка нанесла удар мечом, пума отпрянула, но тут же снова бросилась вперед.

Девушка уклонилась, нанеся кошке жалящий удар мечом. Однако плечо Бринн словно обожгло – по нему прошлись смертоносные когти. Она упала на спину и инстинктивно зажала рану, но вынуждена была тут же отпустить ее и выставить меч перед собой, когда сверху на нее набросилась огромная кошка – сплошные мускулы, клыки и зубы.

Тогайранка отражала удары когтей пумы, пару раз даже сама задела ее, а потом просто приставила острие меча к шее хищницы, не давая ей приблизиться к себе.

Вскочив на ноги, она пошла в наступление, вращая мечом над головой в надежде, что пылающий клинок отпугнет пуму и та сбежит.

Хищница подалась назад, припала на передние лапы, прижала уши и открыла пасть, издавая хриплый рык, в котором явственно слышались возмущение и ярость.

Ни та ни другая не осмеливались напасть первой, отдавая дань уважения силе и ловкости противника.

Бринн понятия не имела, чем это может кончиться. Сбежать вряд ли удастся, уж слишком быстра привыкшая бегать по горной местности кошка. И напугать ее пока тоже не получалось.

Между тем пума продолжала наступать, а девушка пятилась, шаг за шагом, удерживая ее на расстоянии. Теперь хищница рычала так громко, что у тогайранки заложило уши. Неудивительно, что в пылу сражения она не сразу заметила появление еще одного его участника: маленький пегий пони сбоку напал на пуму, лягнув ее передними копытами. Огромная кошка отпрянула от Бринн, и, как только жеребец опустился на все четыре ноги, та не раздумывая вцепилась ему в гриву и запрыгнула на его спину. Пони тут же понесся вскачь.

Кошка помчалась за ними.

Хорошо, что пони и сам прекрасно соображал, что делать. Тогайранка сейчас не смогла бы направлять его. Низко наклонив голову, пегий крепыш ударился в галоп, скача зигзагами, и, оторвавшись от преследующей его пумы на значительное расстояние, припустил напрямую, в сторону пологого склона, заваленного стволами упавших деревьев и валунами. Девушка попыталась направить его в сторону, считая, что там ему будет труднее скакать, но пони продолжал нестись в прежнем направлении. Бринн едва не свалилась, когда он перепрыгнул через валун, а потом взлетел над бревном, один конец которого был придавлен камнями. Перед следующим препятствием, однако, не оказалось расстояния для разбега. Тогда пони встал на задние ноги и перепрыгнул его в такой странной позе!

«Точно заяц», – подумала тогайранка. Оглянувшись, она поняла, насколько правильно пегий крепыш выбрал путь: горная кошка отстала. Преодолев последние препятствия, она помчалась быстрее, но пони теперь тоже скакал во весь опор. Все же пуме удалось догнать его и даже цапнуть когтями за заднюю ногу, но она не смогла сделать ничего большего, начав отставать. Вскоре хищница прекратила преследование.

Пони продолжал скакать. Бринн уселась поудобнее, слегка сдавливая пятками крутые бока коня, а руками лишь чуть придерживаясь за снежно-белую гриву, поскольку инстинктивно чувствовала, что пегий крепыш ее не сбросит. Еще ребенком она не раз была свидетельницей того, как объезжают диких коней для верховой езды, и поэтому хорошо понимала, насколько из ряда вон выходящей была эта их «встреча». Ведь пони прибежал сам, неизвестно откуда, своим появлением сбил горную кошку с толку, а потом добровольно позволил девушке сесть на себя и унес ее от погони.

Тем не менее существовало немало историй о подобном начале взаимоотношений между конем и всадником, что, в общем-то, неудивительно для тогайру, не мысливших себе жизни без замечательных степных пони.

Наконец, удостоверившись, что горная кошка осталась далеко позади, Бринн немного сместилась назад, слегка потянула за гриву и прошептала в ухо пони:

– Эй!

Тот сразу же замедлил бег и остановился. Бринн соскользнула на землю.

– Я очень тебе благодарна, – сказала тогайранка и поцеловала пони в холодный нос.

Молодой жеребец, словно в ответ на ее слова, несколько раз вскинул и опустил голову.

Бринн улыбнулась и почесала его за ухом.

– Где твои друзья? Оставили тебя в арьергарде?

Пони заржал, опустил голову и начал щипать траву, как будто ничуть не торопясь вернуться к собратьям.

Девушка знала, что не от нее зависит дальнейшее развитие этих столь многообещающе начавшихся взаимоотношений, хотя от всей души надеялась, что пони останется с ней. Веревки у нее не было, но даже если бы и была, тогайранка не стала бы использовать ее после того, как он унес ее от смертоносных когтей и зубов дикого зверя.

Нет, она страстно желала, чтобы пони стал ее скакуном и, более того, ее другом – и последнего, может быть, сильнее всего, потому что после гибели Джуравиля и Каззиры чувствовала себя ужасно одинокой. Но это должна быть дружба по взаимному согласию, и, следовательно, теперь все зависело от пегого крепыша.

Бринн снова приласкала пони, вздохнула и не слишком быстро зашагала прочь. И не смогла сдержать улыбки, увидев, что маленький пони последовал за ней.

Спустя час она набрела на небольшую лужайку и решила устроить привал.

– Ну, как мне назвать тебя? – спросила тогайранка, и пони посмотрел на нее таким взглядом, точно понимал каждое слово, – Такого сообразительного, такого храброго, такого ловкого – это ничего, что ты самый маленький в табуне. – Будешь у меня Крепышом, – сказала она наконец. – Если ты, конечно, не против!

Пони снова несколько раз опустил и вскинул голову.

Бринн подумала, что он понял ее, и пришла от этого в восхищение.

Несколько следующих дней они провели вместе. Иногда Бринн скакала на пони, когда тропа была не слишком удобна для ходьбы, но чаще они просто шли – девушка впереди, а Крепыш, по-видимому вполне всем довольный, трусил сзади. Приближалось время холодов.

Бринн напряженно вглядывалась в окружающий ландшафт, надеясь увидеть знакомые приметы – особым образом зазубренную скалу или извилистый ручей, – которые пробудили бы детские воспоминания и помогли найти кочевников-тогайру. Она знала, что в это время года все племена подтягиваются ближе к горам, и в конце концов с облечением заметила тонкие, поднимающиеся в небо струйки дыма.

Взобравшись на пони, она пустила его быстрым шагом. Девушку охватил трепет при мысли о том, что совсем скоро она впервые за десять лет увидит соплеменников. Бринн чувствовала все большую тревогу и вынуждена была снова и снова напоминать себе, что хорошо подготовилась к этой встрече. Тол'алфар обучили ее многим видам искусства, ценимым тогайру, и, отходя от своего обыкновения, часто разговаривали с девушкой на ее родном языке, а не на собственном, так напоминающем пение.

Внезапно Бринн подумала о том, что она, несомненно, знала и раньше, но как-то не обращала на это внимания, – ей никогда не приходилось слышать, чтобы госпожа Дасслеронд или любой из эльфов разговаривали с Эйдрианом на языке Хонсе-Бира. Общение с мальчиком протекало исключительно на эльфийском языке. Только сейчас тогайранку удивила странность такого подхода, и, непонятно почему, волосы у нее на затылке встали дыбом. Ну, как бы то ни было, Эйдриан еще долго пробудет в Эндур'Блоу Иннинес, считала Бринн, не знавшая, разумеется, о том, что тот, фактически еще мальчик, натворив массу дерзких, безответственных поступков, уже покинул Долину эльфов, избежав смертоносного гнева выведенной из терпения госпожи Дасслеронд.

Вскоре пони достиг вершины холма и остановился. На лице девушки расплылась широкая улыбка.

И тут же исчезла. То, что Бринн увидела внизу, было совсем не похоже на лагерь тогайру, как она его помнила. Никаких стоящих кругом шатров из оленьей кожи, в центре которого обычно устраивали общий очаг; никаких свободно бегающих по полям лошадей, столь необходимых для жизни тогайру, или охраняющих их табунщиков. Вообще-то, взбираясь на холм, девушка не удивилась бы, столкнувшись с табунщиком.

Однако его не было, как, насколько Бринн могла видеть, не было и резвящихся коней. И шатров тоже не было! То, что она увидела внизу, представляло собой не лагерь кочевников, а окруженное стеной и рвом поселение. Жилье было сооружено из камня и дерева, между домами тянулись отчетливо различимые дорожки, сходящиеся к просторной центральной площади. Посреди нее стоял самый большой дом в селении: длинное, высокое строение с покатой крышей и маленькими башенками-минаретами на каждом из четырех углов.

Некоторое время тогайранка разглядывала здание, а потом ее внимание привлекло другое, стоящее чуть сбоку, второе по величине, длинное, широкое и низкое, с несколькими загонами вокруг него. Конюшня, поняла Бринн, поскольку в загонах стояли лошади.

Прошло немало времени, прежде чем она набралась решимости и направила Крепыша вниз по склону. Приблизившись к воротам, девушка разглядела большое число бехренцев в типичных для них светлых одеждах и тюрбанах: многие из них подозрительно поглядывали в ее сторону. Были там и тогайранцы, тоже бросающие на нее любопытные, но куда менее враждебные взгляды.

Только тут Бринн подумала, что, наверное, зря осталась в куртке, берете и не спрятала бросающийся в глаза меч. Может быть, лучше было бы попробовать изобразить из себя простую тогайскую странницу?

– Все равно теперь слишком поздно, – пробормотала девушка, медленно приближаясь к воротам.

– Стой! – приказал один из четырех охранников у ворот.

Бринн слегка потянула пони за гриву.

Все стражники были бехренцами, причем один из них – женщиной в доспехах из находящих друг на друга пластинок, характерных для воинов чежу-лей.