Текст книги "Факторизация человечности (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Вы имеете в виду, чтобы получился большой прочный лист?

Коменский кивнул.

– Было бы здорово.

– А что насчёт нанесения второго соединения?

– Я полагала, мне придётся сделать это вручную, – сказала Хизер.

– Ну, вы можете так и сделать, но программируемые микрораспылители способны сделать это за вас, если жидкость окажется достаточно вязкой. Мы их используем, чтобы наносить раскраску на поверхность панелей, которые делаем для студентов-архитекторов – ну, там, кирпичная кладка, точки, изображающие ряды заклёпок и тому подобное.

– Это было бы идеально. А когда вы сможете это сделать?

– Ну, во время учебного года мы довольно плотно загружены. Однако летом у нас масса свободного времени. Я могу заняться этим прямо сейчас. У нас до сих пор околачивается пара аспирантов; я посажу одного из них за изучение технологии производства тех веществ. Как я сказал, на первый взгляд они довольно простые, но мы будем знать точно лишь реально попытавшись их синтезировать. – Пауза. – Кто будет за это платить?

– А сколько это будет стоить? – спросила Хизер.

– О, не слишком много. Роботы нынче такие дешёвые, что мы даже не учитываем их амортизацию, выполняя заказы вроде этого. Может быть, около пяти сотен долларов за исходные материалы.

Хизер кивнула. Она придумает, как объяснить это декану факультета, позже, когда тот вернётся из отпуска.

– Годится. Выставьте счёт факультету психологии; я подпишу заявку.

– Я вышлю вам все бумаги по е-мэйлу.

– Отлично. Спасибо вам. Огромное спасибо.

– Да не за что. – Он улыбнулся и посмотрел ей прямо в глаза.

14

В дверь лаборатории Кайла позвонили. Он нажал кнопку, и дверь скользнула в сторону. Средних лет женщина азиатской внешности в дорогом на вид сером костюме стояла в изогнутом коридоре; за её спиной был виден завешенный гобеленами атриум.

– Доктор Могилл? – спросила она.

– Да.

– Брайан Кайл Могилл?

– Точно.

– Я хотела бы с вами поговорить.

Кайл встал и жестом пригласил её войти.

– Моя фамилия Шикамацу. Я хотела бы поговорить с вами о ваших исследованиях.

Кайл указал ей на стул. Шикамацу села; Кайл снова устроился на своём кресле.

– Я так понимаю, вы достигли определённых успехов в квантовых вычислениях?

– Не настолько больших, как хотелось бы. Пару недель назад я опозорился с демонстрационным экспериментом.

– Я слышала об этом. – Кайл вскинул брови. – Я представляю консорциум, который хочет заключить контракт на ваши услуги.

– Да?

– Мы верим, что вы близки к прорыву.

– Непохоже, судя по наличным результатам.

– Уверена, что это несущественная проблема. Вы ведь пытаетесь использовать поля Дембинского для подавления декогерентности? Их весьма непросто контролировать.

Брови Кайла снова устремились вверх.

– Это да.

– Мы с интересом следили за вашей работой. Вы, несомненно, очень близки к решению. И если вы действительно найдёте решение, мой консорциум готов крупно инвестировать в ваш метод, исходя, разумеется, из предположения, что вам удастся убедить меня, что ваша установка работает.

– Ну, она либо работает, либо нет.

Шикамацу кивнула.

– Несомненно, но нам нужна полная уверенность. Вы должны будете факторизовать для нас число. И, разумеется, число предоставлю я – вы понимаете, чтобы быть уверенной, что это не какой-то фокус.

Кайл прищурился.

– А чем, собственно, занимается ваш консорциум?

– Мы международная группа компаний, – ответила она. – Венчурные капиталисты. – У неё был с собой маленькая кожаная сумочка цилиндрической формы с металлическими застёжками. Она открыла её, достала карту памяти и протянула её Кайлу. – Число, которое мы хотим факторизовать, на этой карте.

Кайл не глядя взял карту.

– Сколько цифр в этом числе?

– Пятьсот двенадцать.

– Даже если мне удастся устранить глюк в моей системе, пройдёт немало времени, прежде чем я смогу это сделать.

– Почему?

– По двум причинам. Первая – практического характера. Демокрит – это название нашего прототипа – построен для факторизации чисел длиной ровно триста цифр – не больше, не меньше. Даже если мне удастся заставить его работать как следует, я не смогу обрабатывать числа другой длины – квантовые регистры должны быть точно настроены на конкретное количество цифр.

Шикамацу выглядела разочарованной.

– А вторая причина?

Кайл опят вскинул брови.

– Вторая причина, миз Шикамацу, в том, что я не преступник.

– Я… прошу прощения?

– Есть лишь одно практическое приложение для факторизации больших чисел, – сказал он, крутя в пальцах карточку памяти, – а именно – взлом криптографических схем. Я не знаю, к чьим данным вы пытаетесь получить доступ, но я не хакер. Найдите себе другого умненького мальчика.

– Это просто случайное число, – сказала Шикамацу.

– Ой, да бросьте! Если бы вы попросили меня факторизовать число, чей размер не попадает в диапазон, скажем, от пятисот до шестисот цифр, и если бы вы не пришли с уже готовым числом, я бы вам поверил. Но сейчас, чёрт возьми, совершенно очевидно, что вы пытаетесь взломать чей-то код.

Кайл хотел было отдать карточку назад, но теперь наверху оказалась другая её сторона. Он всмотрелся в неё и увидел наклейку с единственным словом, написанным на ней: «Ханекер».

– Ханекер! – воскликнул Кайл. – Не Джошуа Ханекер?

Шикамацу потянулась за карточкой.

– Кто? – спросила она с деланным непониманием, хотя выглядела явно встревожено.

Кайл сжал куру в кулак, пряча карточку.

– В какие игры вы здесь играете? – спросил он. – Какое это имеет отношение к Ханекеру?

Шикамацу опустила взгляд.

– Я не думала, что вам известно это имя.

– У моей жены был с ним роман до того, как мы встретились.

Миндалевидные глаза Шикамацу удивлённо распахнулись.

– Правда?

– Да, правда. А теперь скажите мне, что за ерунда здесь творится.

Шикамацу подумала.

– Я… э-э… сначала я должна проконсультироваться с моими партнёрами.

– Сколько угодно. Вам нужен телефон?

Она достала телефон из своей модной сумочки.

– Нет.

Она поднялась, перешла на другой край помещения и начала тихим голосом разговаривать с кем-то, переключаясь между японским языком и ещё каким-то, напоминающим русский; можно было понять лишь некоторое слова, в том числе «Торонто», «Могилл», «Ханекер» и «квантовый». Несколько раз она вздрогнула; похоже, ей устраивали королевских размеров выволочку.

Через какое-то время она сложила телефон и вернула его в сумочку.

– Мои коллеги недовольны, – сказала она, – но нам нужна ваша помощь, и наши цели абсолютно законны.

– Вам придётся убедить меня в этом.

Она сжала губы и шумно выдохнула через нос.

– Вы знаете, как умер Джош Ханекер?

– Жена говорила, покончил с собой.

Шикамацу кивнула.

– У вас тут есть веб-терминал?

– Конечно.

– Вы позволите?

Кайл указал ей на устройство широким жестом руки.

Шикамацу уселась перед ним и заговорила в микрофон:

– «Торонто Стар», – произнесла она. Потом: – Поиск по архиву старых номеров. Слова в тексте статьи: «Ханекер», «Алгонкин». – Она продиктовала их по буквам.

– Поиск, – ответил терминал своим бесполым голосом. Потом: – Найдено.

Нашлось только одно упоминание. Статья появилась на экране монитора.

Шикамацу встала.

– Ознакомьтесь, – сказала она.

Кайл сел на стул, который она освободила. Статья была за 28 февраля 1994 года. Слова «Алгонкин» и «Ханекер» были подсвечены везде, где они встречались, соответственно красным и зелёным цветом. Он прочитал весь текст до конца, велев компьютеру медленно прокручивать его на экране:

Астроном покончил с собой

Джошуа Ханекер, 24, был вчера обнаружен мёртвым в расположении принадлежащего Канадскому Национальному Исследовательскому Совету радиотелескопа в Алгонкин-Парке, провинциальном парке в Северном Онтарио. Он совершил самоубийство путём поедания покрытого мышьяком яблока.

Ханекер, аспирант в Университете Торонто, находился в радиообсерватории в одиночестве в течение шести дней вследствие снежных заносов.

В Алгонкин-Парке он работал над проектом Программы поиска инопланетного разума (SETI), производя сканирование неба в поисках радиосообщений инопланетных цивилизаций. Поскольку Алгонкин-Парк находится вдали от городов, здесь гораздо меньше помех, и потому он идеально подходит для поиска слабых сигналов.

Тело Ханекера было найдено Дональдом Чонгом, 39, ещё одним радиоастрономом, который приехал в обсерваторию, чтобы сменить Ханекера.

– Это большая трагедия, – заявила спикер КНИС Эллисон Норткотт в Оттаве. – Джош был одним из наших самых многообещающих молодых учёных; также он был настоящим гуманистом и принимал активное участие в работе «Гринпис» и других организаций. Однако, судя по его посмертной записке, у него, по-видимому, были проблемы личного характера, связанные с его романтическими отношениями с другим мужчиной. Нам будет его очень не хватать.

Закончив чтение, Кайл развернулся на крутящемся кресле к Шикомацу. Раньше он не знал подробностей смерти Джоша; вся эта история была довольно грустной.

– Его история напомнила вам историю другого человека? – спросила Шикомацу.

– Да. Алана Тьюринга. – Тьюринг, отец современной информатики, совершил самоубийство в 1954 году тем же способом и по той же причине.

Она мрачно кивнула.

– Именно. Тьюринг был идолом Ханекера. Но чего спикер КНИС не упомянула, так это того, что Джош оставил две посмертные записки, а не одну. В первой действительно говорилось о его личных проблемах, но во второй…

– Да?

– Во второй речь шла о том, что он нашёл.

– Прошу прощения?

– С помощью радиотелескопа. – Шикамацу закрыла глаза, словно в последний момент усомнившись, стоит ли говорить дальше. Потом она открыла глаза и тихо произнесла: – Центавряне были не первыми инопланетянами, с которыми вы вошли в контакт; они были вторыми.

Кайл скептически наморщил лоб.

– Да ладно!

– Это правда, – сказала Шикамацу. – В тысяча девятьсот девяносто четвёртом Алгонкинская обсерватория приняла сигнал. Разумеется, он пришёл не с Альфа Центавра – эта звезда не видна из Канады. Ханекер зафиксировал сигнал откуда-то ещё, по-видимому, без труда его декодировал и был потрясён тем, что там говорилось. Он сжёг все оригинальные компьютерные ленты, зашифровал единственную оставшуюся копию сообщения, а потом убил себя. До сего дня никто не знает, о чём говорилось в инопланетном послании. Алгонкинскую обсерваторию закрыли сразу же после этого, сославшись на урезание бюджета. На самом деле они хотели разобрать всё в попытке определить, с какой звезды пришёл сигнал; по плану Ханекер должен был наблюдать более сорока звёзд в ту неделю, что он оставался в обсерватории один. Они разнесли обсерваторию по кирпичику, но так ничего и не нашли.

Кайл помолчал, переваривая информацию, потом спросил:

– И Ханекер использовал – что? RSA-шифрование?

– Именно.

Кайл нахмурился. RSA – это метод шифрования данных с двумя ключами: публичный ключ – это очень большое число, а приватный состоит из двух простых чисел, которые являются делителями публичного ключа.

Шикамацу развела руками, словно показывая, что проблема очевидна.

– Без приватного ключа, – сказала она, – сообщение декодировать невозможно.

– И в публичном ключе Ханекера пятьсот двенадцать знаков?

– Да.

Кайл подумал.

– Так что обычному компьютеру понадобились бы триллионы лет для того, чтобы найти делители простым перебором.

– Именно. Наши компьютеры непрерывно работают практически со дня самоубийства Ханекера. Пока что безрезультатно. Но, как вы сказали, это касается обычных компьютеров. Квантовый же…

– Квантовый компьютер может это сделать за считанные секунды.

– Точно.

Кайл кивнул.

– Я могу понять, что оставить зашифрованную посмертную записку для фаната Тьюринга вполне в порядке вещей. – Тьюринг сыграл решающую роль в нейтрализации нацистской шифровальной машины «Энигма» в годы второй мировой войны. – Но почему я должен соглашаться сделать это для вас?

– У нас есть копия диска Ханекера – заполучить её было весьма нелегко, поверьте. Мои партнёры и я считаем, что на диске закодирована информация, которая может иметь огромную коммерческую ценность – и если мы декодируем её первыми, мы все получим кучу денег.

– Все?

– Мои партнёры по телефону уполномочили меня предложить вам двухпроцентную долю от всех доходов.

– А что если никаких доходов не будет?

– Простите, я неясно выразилась: я готова предложить вам аванс в четыре миллиона долларов, либо двухпроцентную долю доходов. И вы сохраните все права на ваши технологии квантовых вычислений; всё, что нам нужно – раскодировать это сообщение.

– Что заставляет вас думать, что сообщение имеет коммерческую ценность?

– Во второй записке Ханекера говорится буквально следующее: «Сообщение инопланетян – открытие новой технологии». Диск с закодированной передачей – трёхдюймовая дискета, если вы ещё такие помните – была найдена лежащей на этой записке. Ханекер явно понял сообщение и чувствовал, что оно описывает какую-то инновационную технологию.

Кайл изобразил на лице сомнение и откинулся на спинку кресла.

– Я потратил полжизни, пытаясь догадаться, что студенты хотят сказать, когда пишут то или это. Он мог иметь в виду, что нам нужна новая технология, такая, как квантовые вычисления, чтобы взломать код.

Шикамацу ответила чрезвычайно серьёзным тоном:

– Нет, оно должно описывать какую-то крупную инновацию – и она нам нужна.

Кайл решил не спорить с ней об этом; она явно потратила слишком много времени и денег на это дело, чтобы хотя бы допустить мысль о том, что всё это было впустую.

– Как вы обо мне узнали?

– Мы следим за событиями в области квантовых вычислений много лет, профессор Могилл. Мы знаем точно, кто чем занимается и насколько они близки к прорыву. Вы и Саперштейн из Техниона стоите на пороге разрешения всех технических трудностей.

Кайл выдохнул. Он ненавидел Саперштейна всеми фибрами души – и уже немало лет. Знала ли Шикамацу об этом? Вполне вероятно – что означает, что она его ловит на крючок. Однако же, четыре миллиона долларов…

– Мне нужно об этом подумать, – сказал он.

– Я свяжусь с вами позже, – сказала Шикамацу, вставая. Она протянула руку за карточкой памяти.

Кайлу не хотелось её отдавать.

– На ней лишь публичный ключ, – сказала Шикамацу. – Без самого сообщения он бесполезен.

Кайл помедлил ещё мгновение, затем вернул ей кусочек пластика, влажный от пота с его ладони.

Шикамацу вытерла его платком и положила в сумочку.

– Спасибо, – сказала она. – Да, кстати, имейте в виду – я подозреваю, что не мы одни в курсе ваших исследований.

Кайл развёл руками и попытался изобразить весёлую беспечность.

– Возможно, мне стоит подождать других предложений и выбрать лучшее.

Шикамацу уже подошла к двери.

– Не думаю, что вам понравятся предложения того сорта, что они делают.

И она скрылась за дверью.

15

В офисе Хизер зазвонил телефон. Она взглянула на дисплей – внутренний университетский номер. Какое облегчение – она уже устала от журналистов. Хотя и они, похоже, уже устали от неё; прекращение сообщений инопланетян стало давней новостью, и репортёры, похоже, оставили её в покое. Хизер взяла трубку.

– Алло?

– Привет, Хизер. Это Пол Коменский из производственной лаборатории.

– Здравствуйте, Пол.

– Рад снова услышать ваш голос.

– Я тоже рада, спасибо.

Пауза, потом:

– Я… э-э… получил те вещества, которые вы просили синтезировать.

– Отлично! Большое спасибо.

– Ага. Субстрат ничем не примечателен, фактически это полистирол. А вот насчёт второго я оказался прав. Оно и правда жидкое при комнатной температуре, но в самом деле высыхает – образуя тонкую кристаллическую плёнку.

– Правда?

– И это пьезоэлектрик.

– Пье… что?

– Пьезоэлектрик. Это значит, что когда вы его сдавливаете, в нём возникает электрический ток.

– В самом деле?

– Не слишком сильный, но вполне различимый.

– Поразительно!

– Вообще это не так уж необычно; такое происходит во многих минералах. Но я этого не ожидал. Кристаллы, в которые высыхает это вещество, похожи на то, что мы называем релаксорными сегнетоэлектриками. Это такой особый тип пьезоэлектриков, которые могут деформироваться – изменять форму – вдесятеро сильнее, чем обычные пьезоэлектрические кристаллы.

– Пьезоэлектрики, – тихо повторила Хизер. Кончиками пальцев она записала это слово на планшете. – Я что-то про них читала – правда, не могу сейчас вспомнить, где. Ну так что, вы теперь сможете сделать мои плашки?

– Конечно.

– И сколько это займёт?

– Весь процесс? Где-то около дня.

– И всё?

– И всё.

– Вы это сделаете для меня?

– Разумеется. – Пауза. – Почему бы вам сюда не прийти? Я хотел бы вам показать установку и убедиться, что она производит именно то, что вы хотите. После этого мы могли бы запустить машину, а сами, скажем, пойти пообедать?

Хизер мгновение помедлила, затем ответила:

– Конечно. Обязательно. Я уже иду.

Промышленная установка оказалась очень проста.

На полу лаборатории Пола Коменского был разложен лист субстратного материала размером примерно три метра на три; ещё две таких же панели стояли, прислонённые к стене, почти касаясь потолка.

Субстрат был тёмно-зелёного цвета, как платы компьютерных схем. На листе субстрата сидел небольшой робот размером с коробку из-под обуви, к спине которого была присоединена цилиндрическая ёмкость.

Хизер стояла рядом с Полом. Монитор компьютера рядом с ним показывал двенадцатое сообщение инопланетян – первое после уроков арифметики и химии.

– Мы просто включаем робота, – сказал Пол, – и он начинает двигаться по поверхности субстрата. Видите эту ёмкость? Она содержит второе вещество – жидкость. Робот распыляет её в соответствии с изображённым на мониторе паттерном. Потом он с помощью лазера отрезает плашку от листа субстрата. После этого он её переворачивает и рисует такой же паттерн с обратной стороны; я запрограммировал его делать это с той же самой ориентацией, так что если бы субстрат был прозрачен, паттерны с обеих сторон совпали бы. После этого с помощью одного из своих манипуляторов он помещает готовую плашку в ящик вон там.

Он нажал кнопку, и робот начал действовать в точности, как он описал; в результате получилась прямоугольная плашка размером примерно десять сантиметров на пятнадцать. Хизер улыбнулась.

– Понадобятся примерно сутки на то, чтобы нарезать все плашки, и когда он закончит, все плашки окажутся сложенными в ящики в том порядке, в котором их нужно будет соединить.

– Что если я уроню ящик?

Коменски улыбнулся.

– Вы знаете, мой старший брат однажды такое сделал. На своём самом первом компьютерном курсе, в семидесятых. Тогда всё делалось на перфокартах. Он написал программу, которая распечатывала постер с Фэррой Фосетт[16]16
  Американская актриса, ставшая знаменитой после роли Джил Монро в сериале «Ангелы Чарли» (1976–1980).


[Закрыть] – помните такую? Он весь состоял из печатных символов – звёздочек, знаков доллара, косых черт – которые издалека сливались и казались чёрно-белой фотографией. Он потратил на это много месяцев, а потом уронил чёртову коробку с перфокартами, и они все перемешались. – Он содрогнулся. – Так вот, робот наносит маленький порядковый номер на обратную сторону каждой плашки. Он это делает специальным клеем – он легко отлепляется, если в будущем вам понадобится от него избавиться.

Она улыбнулась.

– Вы всё учли.

– По крайней мере, постарался. – Робот продолжал трудиться; он уже нарезал шесть плашек. – Ну так что, как насчёт обеда?

Они обедали в клубе преподавателей, расположенном на Уилкокс-стрит, 41, буквально за углом от Сид-Смит. Зал был оформлен в веджвудском стиле: серо-синие стены с фризами рококо. Хизер оперлась локтями о белую скатерть и сплела пальцы у лица. Она отметила, что использует своё обручальное кольцо в качестве щита. Да, подумала она, один из недостатков профессии психолога: что бы ты ни делал, ты всегда осознаёшь такие вещи.

Она опустила руки и сложила их на скатерти – и так же неосознанно, как в прошлый раз, положила левую руку сверху.Хизер взглянула на стол, увидела, как поблёскивает обручальное кольцо, и позволила себе крошечное пожатие плеч.

Однако от глаз Пола это не укрылось.

– Вы замужем.

Хизер в третий раз продемонстрировала кольцо, подняв левую руку.

– Да, уже двадцать один год, но… – Она примолкла, задумавшись, как бы это сказать. Потом, после секундной внутренней борьбы, добавила: – Но сейчас мы живём отдельно.

Брови Пола поползли вверх.

– Дети?

– Двое. Было двое.

Он чуть-чуть наклонил голову, услышав странный оборот.

– Вы редко с ними видитесь?

– Одна из дочерей умерла несколько лет назад.

– О Господи. Простите!

У него хватило такта не спрашивать о причине; это подняло его на несколько пунктов в глазах Хизер.

– А как у вас?

– Разведён, давным-давно. Сын; живёт в Санте-Фе. Я провожу там Рождество с ним, его женой и детьми; приятно куда-нибудь сбежать от холодов.

Хизер слегка закатила глаза, словно говоря, что сейчас немного холодов вовсе не помешало бы.

– Ваш муж, – спросил Пол, – где он работает?

– Здесь же, в университете. Кайл Могилл.

Брови пола взметнулись вверх.

– Кайл Могилл ваш муж?

– Вы его знаете?

– Он с компьютерного факультета, верно? Мы были в одном комитете пару лет назад, когда основывали Центр имени Келли Готлиба.

– О, да. Я помню тот случай.

Пол смотрел на неё, не мигая и улыбаясь.

– Кайл – полный идиот, если позволил вам уйти.

Хизер открыла было рот, чтобы объяснить, что она не уходила от него, что они расстались лишь на время, что всё очень сложно. Но потом закрыла рот и склонила голову, принимая комплимент.

Подошёл официант.

– Хотите к обеду какого-нибудь вина? – спросил Пол.

После обеда, возвращаясь в одиночестве к себе в офис, Хизер достала планшет, чтобы проверить голосовую почту. Там было сообщение от Кайла о том, что ему нужно с ней поговорить о чём-то важном. Поскольку она была неподалёку от Маллин-холла, она решила просто зайти к нему и узнать, чего он хочет.

– О, привет, Хизер, – сказал Кайл, как только дверь его лаборатории скользнула в сторону. – Спасибо, что пришла. Мне надо с тобой поговорить. Присаживайся.

У Хизер слегка кружилась голова после выпитого за обедом вина; присесть показалось чрезвычайно хорошей идеей. Она уселась перед Читой.

Кайл прислонился к краю стола.

– Мне нужно с тобой поговорить о Джоше Ханекере.

Хизер напряглась.

– А что с ним?

– Прости; я знаю, что ты просила никогда о нём не упоминать, но, в общем, его имя всплыло сегодня.

Хизер прищурилась.

– В каком контексте?

– Было ли что-то необычное в его смерти?

– Что ты имеешь в виду под «необычным»?

– Ну, – сказал Кайл, – говорили, что он покончил с собой, потому что был геем.

Хизер кивнула.

– Для меня это была новость, но да, так говорили. – Потом она слегка пожала плечами, словно признавая, что времена сильно изменились; сегодня она не могла себе представить, чтобы кто-то из-за этого наложил на себя руки.

– Но ты не думаешь, что он был геем?

– Господи, Кайл, я не знаю. Мне казалось, что он искренне мной интересуется, но потом сказали, что у него были отношения с тем парнем, про которого я думала, что он просто сосед. А в чём, собственно, дело?

Кайл сделал глубокий вдох.

– Ко мне сегодня пришла женщина. Сказала, что представляет консорциум, владеющий копией диска, который содержит инопланетное послание, принятое перед смертью Ханекером.

Хизер кивнула.

– Ты не удивлена?

– Ну, это не первый раз, когда я слышу историю о том, что он обнаружил сигнал. Этот слух ходит в близких к SETI кругах много лет. Но вообще это всего лишь слух.

– Совпаденьице, правда? – сказал Кайл. – Ну, то есть, два послания, предположительно с двух различных звёзд, и так близко во времени: сначала чьё-то, принятое Ханекером в девяносто четвёртом, а потом, через тринадцать лет – серия сообщений с Альфы Центавра.

– Ну, я не знаю, – ответила Хизер. – Участники SETI поначалу думали, что мы обнаружим гораздо больше сигналов, чем мы до сих пор получили. К 1994 году мы целенаправленно искали инопланетные сигналы всего тридцать лет; могло быть множество попыток установить контакт до того, как мы изобрели радиотелескопы, и следующая попытка могла случиться уже завтра – мы ведь не знали, насколько часто другая цивилизация станет пытаться установить контакт с нами.

Кайл кивнул.

– Алгонкинский радиотелескоп закрыли вскоре после того, как Ханекер предположительно обнаружил тот сигнал.

Хизер грустно улыбнулась.

– Не мне тебе рассказывать об урезании государственных ассигнований. Кроме того, если такой диск существует, зачем кто-то стал бы обращаться с ним к тебе?

– Та женщина сказала, что Ханекер зашифровал его с помощью RSA – это система, использующая простые делители очень большого числа в качестве ключа дешифровки.

– Тогда такие вещи уже существовали?

– Ага. Ещё в семьдесят седьмом Ривест, Шамир и Алдеман – трое учёных из MIT, разработавшие технологию – зашифровали сообщение, используя 129-значное произведение двух простых чисел. Предложили сто долларов тому, кто сможет его расшифровать.

– И кто-нибудь смог?

– Много лет спустя. В девяносто четвёртом, кажется.

– И что в нём было?

– «Волшебные слова – брезгливая скопа».

– Что ещё за «скопа»?

– Кажется, хищная птица. Потребовалось шестьсот добровольцев с компьютерами, каждый из которых работал над частью задачи в течение восьми месяцев, чтобы взломать этот код – более ста квадрильонов операций.

– Так почему бы не сделать то же самое с сообщением Джоша?

– Он использовал число из 512 цифр – а каждая дополнительная цифра, разумеется, это дополнительный порядок величины. Они работают над ним, используя обычные методы, но до сих пор пока не смогли его взломать.

– Ох. Но почему этот консорциум пришёл к тебе?

– Потому что они думают, что я близок к прорыву в области квантовых вычислений. Я пока не готов – у нас лишь система-прототип, и даже если бы в ней не было глюков, она работает только с трёхсотзначными числами и ни с каким другими. Но через несколько месяцев, если повезёт, у меня будет система, способная взламывать ключи любой длины практически мгновенно.

– Ого.

– Эта женщина, что ко мне приходила – я думаю, она хочет запатентовать все технологии, что удастся извлечь из сообщения.

– Это возмутительно, – сказала Хизер. – Даже если такое сообщение существует – а я сильно в этом сомневаюсь – оно принадлежит всем. – Она помолчала. – И кроме того…

– Что?

– Ну, – сказала Хизер, хмурясь, – если оно существует, то Джош и правда убил себя, увидев, о чём в нём говорится. Может быть… может быть, ты не захочешь этого знать.

– Ты хочешь сказать, его самоубийство может быть связано с сообщением?

– Возможно. Как я сказала, насколько мне известно, он не был ни геем, ни бисексуалом.

– Но что за сообщение могло заставить человека убить себя, но прежде скрыть его содержание от остального человечества?

Хизер секунду помолчала, потом ответила:

– «Рай существует, это место абсолютного блаженства, и туда попадает каждый».

– Зачем держать это в тайне?

– Чтобы человеческий род продолжился. Если каждый узнает, что это правда, мы все совершим самоубийство, чтобы попасть туда поскорей, и Homo sapiens вымрет буквально за день.

Кайл подумал об этом.

– Тогда зачем вообще оставлять зашифрованную копию сообщения? Почему просто его не уничтожить?

– Может быть, он как римский папа, – сказала Хизер. Кайл ответил непонимающим взглядом. – Говорят, в Ватикане под замком столетиями хранится пророчество. Время от времени папа в него заглядывает – и в ужасе снова прячет его. По крайней мере, так рассказывают.

Кайл задумался.

– Ну, этот консорциум хочет, чтобы я работал на них; они предлагают много денег.

– Насколько много? – спросила Хизер.

Она разглядела неуверенность на его лице. Ещё прежде, чем он заговорил, она знала, о чём он думает: «Если мы снова не сойдёмся, то будет ли разумно с моей стороны раскрывать масштабы нового источника доходов?»

– Это… э-э… весьма значительная сумма, – сказал Кайл.

– Понятно, – ответила Хизер.

– Они также пытаются заполучить другого специалиста, который близок к прорыву так же, как и я. – Он помолчал. – Саперштейна.

– Ты терпеть его не можешь.

– Именно.

– Ну, не знаю. Возможно, тебе стоит согласиться.

– Почему?

– Предположим, что вместо тебя это сделает Саперштейн или кто-то ещё. Это не значит, что сообщение Ханекера, если оно реально существует, станет достоянием гласности – у правительства есть его копия, но они уже двадцать лет держат его в тайне.

– Возможно. Но я уверен, что консорциум заставит меня подписать СНР.

– Ах, – сказала Хизер, передразнивая мужа. – Пресловутый СНР.

Он улыбнулся.

– СНР – это соглашение о неразглашении. Они, скорее всего, заставят меня подписать контракт с очень жёсткими штрафными санкциями, в котором я обязуюсь не рассказывать о содержании сообщения и даже о самом его существовании.

– Гмм. И что же ты собираешься делать?

Кайл развёл руками.

– У «Монти Пайтон» есть скетч про шутку настолько смешную, что услышав её, ты в буквальном смысле умираешь от смеха; во вторую мировую войну её использовали как оружие. Её переводила с английского на немецкий команда переводчиков – каждый переводил только одно слово. Один из них случайно увидел два слова и попал в реанимацию. – Она помолчала. – Я не знаю. Если кто-то даёт тебе такую шутку и объясняет, насколько она смешная, тебе не захочется самому заглянуть и проверить? – Она снова сделала паузу. – Даже если Ханекер покончил с собой, прочитав его, я всё равно хочу знать, что было в этом сообщении.

– Оно может не поддаваться расшифровке – так же, как сообщения центаврян. Даже если ты найдёшь простые делители, это ещё не значит, что сообщение обретёт смысл. Я хочу сказать, что вопреки всему, что я говорила до сих пор, может оказаться, что Джош всё же покончил с собой по личным мотивам, и сообщение инопланетян здесь совершенно ни при чём.

– Может быть, – согласился Кайл. – Или, возможно, сообщение складывалось в пиктограммы, которые по случайному совпадению имели смысл только для Ханекера. – Он ткнул пальцем в сторону постера с картиной Дали. – Может, он украл деньги из ящика для пожертвований в своей церкви, а пиктограмма почему-то выглядела как Иисус на кресте, или что-то подобное. И свела его с ума.

– И в этом случае тебе, как атеисту, ничто не угрожает.

Кайл пожал плечами.

– Возможно, тебе нужно это сделать, – сказала Хизер. Потом понизила голос. – В конце концов, если Бекки…

Кайл кивнул.

– Если Бекки подаст на меня в суд и я потеряю всё, чем владею, будет здорово иметь побочный источник доходов.

Хизер некоторое время молчала.

– Мне нужно идти, – сказала она после паузы.

Кайл поднялся.

– Спасибо, что зашла, – сказал он.

Хизер невесело улыбнулась и ушла.

Кайл вернулся в своё кресло и задумался. Существует ли что-нибудь – хотя бы что-то – что, будучи ему рассказано, заставило бы его покончить с собой?

Нет. Нет, конечно же, нет.

Разве что…

Он содрогнулся.

Да, была одна вещь, которая, если бы кто-то ему её рассказал, и правда заставила бы его наложить на себя руки, как это сделал много лет назад бедолага Джош Ханекер у чёрта на куличках.