Текст книги "Факторизация человечности (ЛП)"
Автор книги: Роберт Джеймс Сойер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Роберт Сойер
Факторизация человечности
Что есть разум? Нечто несущественное.
Что есть сущность? Нечто невразумительное.
Томас Хьюитт Ки (1799–1875), британский классицист
Сообщения из космоса мы получаем уже десять лет. Новые порции данных приходят каждые тридцать часов пятьдесят одну минуту – интервал, предположительно равный продолжительности суток на планете Отправителей. К настоящему моменту получено 2841 сообщение.
Земля ни разу не отвечала на эти передачи. «Декларация принципов, касающихся действий в случае обнаружения внеземного разума», принятая Международным Астрономическим союзом в 1989 году, гласит: «Никакой ответ на сигнал или иное свидетельство существования внеземного разума не должен отсылаться без соответствующих международных консультаций». В Организацию Объединённых Наций входят сто пятьдесят семь государств, так что этот процесс всё ещё идёт.
Нет никаких сомнений в том, с какого направления приходят сигналы: прямое восхождение 14 градусов, 39 минут, 36 секунд; склонение минус 60 градусов, 50,0 минут. А исследование параллакса сигнала дало расстояние: 1,34 парсека от Земли. Инопланетяне, посылающие сигналы, по-видимому, живут на планете, обращающейся вокруг Альфы Центавра А, ближайшей к Солнцу яркой звезды.
Первые одиннадцать страниц данных были расшифрованы легко: это были простые графические представления математических принципов плюс химические формулы двух, судя по всему, безвредных веществ.
Однако хотя сообщение стало достоянием гласности, никто и нигде не смог пока понять, что означают следующие за ними декодированные изображения.
1
Хизер Дэвис отхлебнула кофе и взглянула на стоящие на каминной полке медные часы. Её девятнадцатилетняя дочь Ребекка сказала, что придёт ровно в восемь вечера, однако сейчас уже было двадцать минут девятого.
Бекки наверняка знала, какую создаёт неловкость. Она сказала, что хочет встретиться с родителями – с обоими одновременно. То, что Хизер Дэвис и Кайл Мо́гилл уже почти год жили порознь, в её уравнениях не учитывалось. Они могли бы встретиться в ресторане, но нет, Хизер сама предложила сделать это дома – в том самом доме, где они с Кайлом вырастили Бекки и её старшую сестру Мэри, том самом, который Кайл покинул в августе. Сейчас же, когда молчание между ней и Кайлом тянулось уже вторую минуту, она жалела о своём опрометчивом предложении.
Хотя Хизер не видела Бекки уже почти четыре месяца, она догадывалась, о чём та хочет сообщить. Когда они говорили по телефону, Бекки часто упоминала своего бойфренда Зака. Несомненно, сегодня она решила объявить о помолвке.
Конечно же, Хизер хотела бы, чтобы её дочь подождала ещё несколько лет. Но, с другой стороны, непохоже, чтобы она собиралась поступать в университет. И Кайл, и Хизер преподавали в Университете Торонто – она психологию, он – компьютерные науки. Им было больно видеть, что их дочь не стремится к высшему образованию. А ведь по соглашению с Ассоциацией Преподавателей их дети имели право на бесплатное обучение в университете. По крайней мере, Мэри год назад воспользовалась этой льготой…
Нет.
Нет, сегодня – время радоваться. Бекки выходит замуж! Только это сегодня важно.
Интересно, как Зак сделал предложение – или, может, Бекки сама подняла вопрос? Хизер прекрасно помнила, какие Кайл говорил слова, делая предложение двадцать один год назад, в 1996. Он взял её за руку, крепко сжал и сказал: «Я люблю тебя, и хочу провести остаток жизни, познавая тебя».
Хизер сидела, утопая в огромном мягком кресле; Кайл устроился на таком же мягком диване. Он взял с собой планшет и сейчас что-то с него читал. Зная его интересы, Хизер предположила, что это, вероятно, очередной шпионский роман; в усилении Ирана до статуса супердержавы для Кайла был один положительный момент: жанр шпионского триллера переживал новый расцвет.
На бежевой стене позади Кайла висело вставленное в рамку изображение. Оно состояло из на первый взгляд произвольно разбросанных крошечных белых и чёрных квадратиков и являлось графическим представлением одного из радиопосланий инопланетян.
Бекки уехала из дома девять месяцев назад, почти сразу после окончания школы. Хизер надеялась, что она поживёт дома подольше – ведь теперь, когда ушли Мэри и Кайл, Бекки осталась в этом просторном доме в пригороде единственной, кроме самой Хизер, живой душой.
Поначалу Бекки часто приходила в гости – и, по словам Кайла, с отцом она также виделась довольно часто. Но скоро промежутки между ещё посещениями стали удлиняться, пока она вообще не перестала заходить.
Кайл, по-видимому, почувствовал, что Хизер смотрит на него. Он поднял взгляд от планшета и сподобился на слабую улыбку.
– Не волнуйся, милая. Я уверен, она скоро будет.
Милая. Они не жили вместе как муж и жена уже одиннадцать месяцев, но нежные слова, к которым они привыкли за два десятка лет, всё ещё выскакивали автоматически.
Наконец, вскоре после половины девятого, в дверь позвонили. Хизер и Кайл переглянулись. Замок, разумеется, по-прежнему опознавал отпечатки пальцев Бекки – да и Кайла тоже. Никто другой не мог прийти так поздно; это наверняка Бекки. Хизер вздохнула. То, что Бекки не открыла дверь сама, подтвердило её опасения: её дочь больше не считала этот дом своим.
Хизер поднялась и пересекла гостиную. На ней было платье – совершенно не домашний наряд, но она хотела показать Бекки, что её приход – событие особенное. Когда по пути к дверям Хизер в прихожей миновала висящее на стене зеркало, в котором мелькнул цветочный узор её платья, она осознала, что поступила ровно так же, как поступает сейчас Бекки – относится к приходу дочери в гости как к визиту кого-то, кому нужно пускать пыль в глаза.
Хизер подошла к двери, коснулась рукой тёмных волос, чтобы убедиться, что причёска не растрепалась, и повернула ручку.
Бекки стояла на лестнице. У неё было узкое лицо с высокими скулами, карие глаза и тёмные волосы до плеч. Рядом с ней стоял её бойфренд Зак – долговязый и нескладный, с неопрятными светлыми волосами.
– Здравствуй, дорогая, – сказала Хизер дочери, а потом, улыбнувшись молодому человеку, которого почти не знала: – Здравствуй, Зак.
Бекки вошла. Хизер понадеялась было, что дочь остановится, чтобы её поцеловать, но она не остановилась. Зак проследовал за Бекки в прихожую, и они втроём поднялись в гостиную, где Кайл всё так же сидел на диване.
– Привет, Тыковка, – сказал Кайл, вскидывая взгляд. – Привет, Зак.
Дочь даже не взглянула на него. Её рука нащупала руку Зака, и они переплели пальцы.
Хизер уселась в кресло и жестом предложила Бекки и Заку тоже присесть. На диване рядом с Кайлом места для них обоих было маловато. Поэтому Бекки села на стул, а Зак встал у неё за спиной, положив руку ей на плечо.
– Я так рада тебя видеть, дорогая, – сказала Хизер. Она снова открыла было рот, но, поняв, что собирается посетовать на то, как давно они не виделись, снова закрыла, ничего не сказав.
Бекки повернулась и посмотрела на Зака. Её нижняя губа подрагивала.
– Что случилась, милая? – со страхом спросила Хизер. Если они не собирались объявить о помолвке, то в чём же тогда дело? Бекки заболела? У неё проблемы с полицией? Она заметила, что Кайл немного подался вперёд; он тоже почувствовал напряжение дочери.
– Давай! – сказал Зак Бекки; он сказал это шёпотом, но в комнате было так тихо, что Хизер услышала.
Бекки молчала ещё несколько секунд. Она прикрыла глаза, затем снова их открыла.
– Почему? – спросила она дрожащим голосом.
– Почему что, милая? – переспросила Хизер.
– Не ты, – сказала Бекки. Её взгляд на мгновение метнулся к отцу, затем снова упёрся в пол. –Он.
– Почему что? – спросил Кайл таким же растерянным голосом, как и Хизер.
Часы на каминной полке прозвонили; они это делали каждую четверть часа.
– Почему, – сказала Бекки, поднимая глаза и глядя на отца, – ты…
– Скажи это, – шёпотом потребовал Зак.
Бекки сглотнула, и затем выпалила:
– Почему ты совращал меня?
Кайл бессильно откинулся на спинку дивана. Планшет, лежавший на подлокотнике, с грохотом упал на деревянный пол. У Кайла отвисла челюсть. Он посмотрел на жену.
Сердце Хизер бешено заколотилось. Она почувствовала тошноту.
Кайл закрыл рот, затем снова открыл его.
– Тыковка, я никогда…
– Не оправдывайся, – сказала Бекки. Её голос дрожал от ярости; теперь, когда обвинение было произнесено, плотину, по-видимому, прорвало. – Не смей это отрицать.
– Но Тыковка…
– И не зови меня так. Меня зовут Ребекка.
Кайл развёл руками.
– Прости, Ребекка. Я не знал, что тебе не нравится, когда я так тебя называю.
– Да будь ты проклят, – сказала она. – Как ты мог сделать со мной такое?
– Я никогда…
– Не ври! Ради Бога, имей хотя бы мужество во всём признаться.
– Но я никогда… Ребекка, ты моя дочь. Я никогда не причинил бы тебе зла.
– Ты причинил мне зло. Ты меня обесчестил. Меня и Мэри.
Хизер поднялась на ноги.
– Бекки…
– И ты! – выкрикнула Бекки. – Ты знала, что происходит, но ничего не сделала, чтобы его остановить.
– Не кричи на мать, – резко сказал Кайл. – Бекки, и никогда не касался ни тебя, ни Мэри – и ты это знаешь.
Зак заговорил – на этот раз нормальным голосом:
– Я знал, что они будут всё отрицать.
– А ты не лезь не в своё дело, – рявкнул на него Кайл.
– Не повышай на него голос, – сказала Бекки Кайлу.
Кайл попытался успокоиться.
– Это семейное дело, – сказал он. – Его оно не касается.
Хизер вглянула на мужа, потом на дочь.
– Бекки, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, – я тебе клянусь…
– И ты тоже не отпирайся, – сказала Бекки.
Хизер сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула.
– Скажи мне, – проговорила она. – Скажи мне, что, по-твоему, произошло.
Повисла пауза – Бекки, по-видимому, собиралась с мыслями.
– Вы знаете, что произошло, – сказала она, наконец; в её голосе по-прежнему звучало обвинение. – После полуночи он выходил из вашей спальни и шёл ко мне или Мэри.
– Бекки, – сказал Кайл. – Я никогда…
Бекки посмотрела на мать, но затем закрыла глаза.
– Он входил в мою комнату, заставлял меня снять топ, л-ласкал мою грудь, а потом… – Она задохнулась, открыла глаза и снова посмотрела на Хизер. – Ты не могла не знать, – сказала она. Ты должна была видеть, как он уходит и как возвращается. – Пауза; она сделала судорожный вдох. – Ты должна была чувствовать запах его пота – мой запах на нём.
Хизер покачала головой.
– Бекки, пожалуйста.
– Ничего этого никогда не было, – сказал Кайл.
– Нет смысла оставаться здесь, раз они всё отрицают, – сказал Зак. Бекки кивнула и полезла в сумочку. Она достала оттуда носовой платок и вытерла им глаза, потом поднялась на ноги и пошла прочь. Зак последовал за ней, и Хизер тоже. Кайл также поднялся, однако Бекки с Заком уже были внизу, у входной двери.
– Тыко… Бекки, пожалуйста, – сказал Кайл, спеша к ним. – Я никогда не делал тебе ничего плохого.
Бекки обернулась. Её глаза покраснели, лицо начало багроветь.
– Я тебя ненавижу, – сказала она, и они с Заком исчезли во тьме за дверью.
Кайл посмотрел на Хизер.
– Хизер, я тебе клянусь – я никогда её не трогал.
Хизер не знала, что сказать. Она поднялась в гостиную, держать за перила, чтобы не упасть. Кайл шёл следом. Хизер села в кресло, однако Кайл подошёл к бару и налил себе немного скотча. Он выпил его одним глотком и остался стоять рядом с баром, опершись на стену.
– Это всё её дружок, – сказал Кайл. – Он запудрил ей мозги. Они наверняка собираются подать в суд – не терпится завладеть наследством.
– Кайл, пожалуйста, – сказала Хизер. – Ты говоришь о своей дочери.
– А она говорит о своём отце. Я никогда не делал ничего подобного, Хизер, и ты это знаешь.
Хизер молча смотрела на него.
– Хизер, – сказал Кайл; в его голосе прорезались умоляющие нотки, – ты же должна знать, что это неправда.
Что-то почти год держало Ребекку на расстоянии. А перед тем что-то…
Она очень не любила об этом думать, но мысль эта всё равно возвращалась каждый день.
Каждый час…
Что-то довело Мэри до самоубийства.
– Хизер!
– Прости. – Он сглотнула и через секунду кивнула. – Прости. Я знаю, что ты ничего этого не делал. – Но её голос звучал глухо, даже для неё самой.
– Конечно, не делал.
– Просто…
– Что? – резко спросил Кайл.
– Это… да нет, ничего.
– Что?
– Ну, ты правда просыпался по ночам и уходил из спальни.
– Не могу поверить, что ты это говоришь, – сказал Кайл. – Вообще не могу поверить.
– Но это правда. Два, иногда три раза за неделю.
– У меня же бессонница – и ты это знаешь. Я вставал и смотрел телевизор, иногда делал что-то на компьютере. Господи, да я до сих пор так делаю, а я сейчас живу один. Я и сегодня ночью вставал.
Хизер молчала.
– Я не мог спать. Если я не могу заснуть в течение часа после того, как лёг в постель, я встаю – и ты это знаешь. Никакого смысла просто лежать и не спать. Сегодня ночью я встал и смотрел – чёрт, что это было? Я смотрел «Человека за шесть миллионов долларов» по третьему каналу. Это была серия, где Уильям Шетнер играет парня, который разговаривает с дельфинами. Позвони на студию – они скажут, что эту серию и показывали. А потом я послал е-мейл Джейку Монтгомери. Мы можем поехать ко мне прямо сейчас – прямо сейчас – и проверить мои исходящие; там есть время отправления. А потом я снова лёг – в час двадцать пять или час тридцать, где-то так.
– Никто не обвиняет тебя в том, что ты делал сегодня ночью.
– Но именно этим я занимаюсь каждую ночь, когда мне не спится. Иногда я смотрю «Человека за шесть миллионов», иногда «Шоу Джона Пеллатта». И канал погоды, чтобы знать, чего ждать завтра. Говорили, что сегодня будет дождь, но дождя не было.
Как бы не так, подумала Хизер. Сегодня буквально разверзлись все небесные хляби.
2
Университет Торонто – самопровозглашённый «Гарвард Севера» – был основан в 1827 году. В нём учатся около пятидесяти тысяч студентов. Главный кампус находится в центре города, вполне ожидаемо на пересечении Юнивёрсити-авеню и Колледж-стрит. Но из своего традиционного главного кампуса университет расползся по всему городу, украсив Сент-Джордж-стрит и некоторые другие улицы густой смесью архитектуры девятнадцатого, двадцатого и начала двадцать первого веков.
Самым узнаваемым университетским зданием была библиотека Робартса – студенты часто звали её «Форт-Бук» – массивное замысловатое сооружение из бетона. Кайл Могилл прожил в Торонто все свои сорок пять лет. Однако ему лишь недавно попалась на глаза архитектурная модель кампуса, и тогда он обнаружил, что библиотека имеет форму бетонного петуха: с башней над центром редких книг имени Томаса Фишера в качестве шеи спереди и двумя обширными крыльями, распростёртыми сзади.
К сожалению, в кампусе не было места, с которого можно было взглянуть на библиотеку Робартса сверху, чтобы оценить её дизайн. В университете Торонто было три ассоциированных теологических колледжа: Эммануэль, связанный с Объединённой церковью Канады, пресвитерианский Нокс и англиканский Уиклифф. Возможно, предполагалось, что петуха сможет увидеть один лишь Бог или пришельцы из космоса: что-то типа канадского плато Наска.
Кайл и Хизер разъехались вскоре после самоубийства Мэри; они оба тяжело его переживали, и их раздражение тем, что они не понимали, почему это случилось, часто различными способами выходило наружу. Квартира, в которой Кайл жил сейчас, находилась неподалёку от станции метро «Даунсвью» на окраине Торонто. Этим утром он доехал на метро до станции «Сент-Джордж» и теперь шёл от неё пешком к Деннис-Маллин-холлу, который находился по адресу Сент-Джордж-стрит, 91 – через улицу от библиотеки Робартса.
Он прошёл мимо Обувного музея Бати – самого большого в мире музея, посвящённого обуви, разместившегося в ещё одном чуде архитектуры двадцатого века: здании, по форме напоминающем немного смятую коробку для обуви. Когда-нибудь всё-таки нужно туда зайти. В отдалении можно было разглядеть стоящую на берегу озера башню «Си-Эн Тауэр» – уже давно не самое высокое отдельно стоящее сооружение, но по-прежнему одно из наиболее элегантных.
Примерно через две минуты Кайл добрался до Маллин-холла, нового четырёхэтажного здания круглой формы, в котором размещался факультет искусственного интеллекта и новых методов вычислений. Кайл вошёл в него через главный вход с автоматическими раздвижными дверями. Его лаборатория была на третьем этаже, однако он направился к лестнице, а не ожидающему внизу лифту. С тех пор, как у него четыре года назад случился инфаркт, он взял за правило при любой возможности давать себе немного физической нагрузки. Он помнил, как сопел и пыхтел раньше, поднявшись всего на два пролёта, но теперь одолевал лестницу, практически не теряя дыхания. По коридору, оставив по левую руку открытый атриум, он подошёл к своей лаборатории. Он прижал большой палец к сканирующей панели, и дверь скользнула в сторону.
– Доброе утро, доктор Могилл, – произнёс низкий мужской голос, как только он вошёл.
– Здравствуй, Чи́та.
– У меня для вас анекдот, доктор Могилл.
Кайл снял шляпу и повесил её на старую деревянную вешалку для пальто – в университетах никогда ничего не выбрасывают, и эта вешалка была, должно быть, происходила ещё из 1950-х. Он включил кофемашину, затем уселся перед консолью компьютера, наклонённой к оператору на сорок пять градусов. В центре консоли были две линзы, поворачивавшиеся в унисон, как пара глаз.
– Был такой французский физик, – произнёс голос Читы из-за решётки динамика под стеклянными глазами. – Он работал в ЦЕРНе и придумал эксперимент для проверки новой теории. Он запустил ускоритель частиц и дождался, пока произойдёт столкновение, которое он запланировал. Когда эксперимент закончился, он выбежал из пультовой в коридор с распечаткой с треками полученных частиц, и наткнулся там на другого учёного. И этот другой учёный ему говорит: «Жак, – говорит он, – ты получил те две частицы, что ожидал?» И Жак тычет пальцем сначала в один трек, потом в другой, и восклицает: «Mais oui! Хиггсов бозон! Кварк!»
Кайл уставился на пару линз.
Чита повторил концовку:
– Mais oui! Хиггсов бозон! Кварк!
– Не доходит, – сказал Кайл.
– Бозон Хиггса – это частица с нулевым зарядом и без собственного спина; кварк – фундаментальная составляющая протонов и нейтронов.
– Господи, да я знаю, что это такое. Я просто не вижу, в каком месте этот анекдот смешной.
– Это каламбур. Mais oui! – это по-французски «Ну да!». Mais oui! Хиггсов бозон! Кварк! – Чита на мгновение замолк. – Мэри Хиггинс Кларк. – Снова пауза. – Это знаменитая писательница.
Кайл вздохнул.
– Чита, это слишком сложно. Чтобы каламбур сработал, слушатель должен опознавать его моментально. Если его приходится объяснять – значит, он никуда не годится.
Чита на пару секунд замолчал.
– О, – сказал он, наконец. – Я снова разочаровал вас, да?
– Я не стал бы так говорить, – сказал Кайл. – Не совсем.
Чита[1]1
Персонаж голливудских фильмов о Тарзане, шимпанзе – спутник главного героя. В книгах Берроуза, на которых основаны фильмы, не встречается.
[Закрыть] был ПРИМАТом – компьютерной моделью, созданной для Приближённой Имитации Мыслительной Активности; он имитировал человечность. Кайл издавна был сторонником принципа строгого искусственного интеллекта: мозг – это не более чем органический компьютер, а разум – программное обеспечение, им исполняемое. Когда он впервые публично принял эту точку зрения в 1990-х, она звучала разумно. Вычислительные возможности удваивались каждые восемнадцать месяцев; уже скоро появятся компьютеры, способные хранить больше информации и больше внутренних связей, чем человеческий мозг. Ясное дело, что когда этот момент настанет, человеческий разум можно будет воссоздать в компьютере.
Единственной проблемой было то, что такой момент уже настал. Согласно большинству оценок, компьютеры превзошли человеческий мозг по способности обрабатывать информацию и по внутренней сложности четыре или пять лет назад.
Но Чита по-прежнему не мог отличить смешную шутку от несмешной.
– Если я вас не разочаровал, – произнёс голос Читы, – то что не так?
Кайл оглядел лабораторию; внутренние и внешние стены закруглялись, повторяя контуры Маллин-холла, но окон здесь не было; потолки высокие, покрытые световыми панелями за металлическими решётками.
– Ничего.
– Не подшучивайте над шутником, – сказал Чита. – Вы потратили месяцы на то, чтобы обучить меня узнавать лица независимо от их выражения. Я до сих пор не слишком хорошо это делаю, но вас я узнаю с одного взгляда – и я знаю, как читать настроение на вашем лице. Вы чем-то расстроены.
Кайл оттопырил губу, раздумывая, хочет ли он отвечать. Чита делал всё посредством грубой вычислительной мощи; Кайл определённо не чувствовал себя обязанным ответить.
И всё же…
И всё же – в лаборатории никого больше нет. Кайл не мог заснуть всю прошедшую ночь, после того, как вернулся из дома – он до сих пор думал о нём как о «доме», а не «доме Хизер» – и потому пришёл на работу рано. В лаборатории тишина, нарушаемая лишь гудением оборудования и флуоресцентных ламп наверху да низким голосом Читы, звучащим как будто чуть-чуть в нос. Кайлу нужно будет как-нибудь отрегулировать подпрограмму вокализации; попытка дать Чите голос с реалистичной аспирацией привела к раздражающей имитации живой речи. Как и во многих областях, касающихся ПРИМАТов, различия между ним и настоящим человеком становились тем очевиднее, чем серьёзнее были попытки их преодолеть.
Нет, он точно не обязан отвечать Чите.
Но, возможно, он хочет ответить. В конце концов, с кем ещё можно поговорить о таких вещах?
– Инициировать приватный режим, – сказал Кайл. – Ты не должен раскрывать содержание последующего разговора кому бы то ни было либо задавать о нём вопросы. Понятно?
– Да, – ответил Чита. Финальное «а» оказалось несколько растянутым из-за проблемы в синтезаторе речи. Затем повисла пауза. Наконец, Чита сказал: – Так что вы хотели обсудить?
С чего начать? Господи, он даже не знает, зачем вообще это делает. Но он не мог поговорить об этом ни с кем другим без риска того, что пойдут сплетни. Он помнил, что случилось со Стоуном Бентли с антропологического. Пять лет назад его обвинили в сексуальных домогательствах к студентке. Трибунал полностью его оправдал, даже сама студентка в конце концов отказалась от обвинений. И всё же его обошли при назначении на должность помощника декана, и Кайл до сих пор иногда слышал, как о нём шепчутся другие преподаватели и студенты. Нет, он так подставляться не станет.
– Это, в сущности, ерунда, – сказал Кайл. Он перешёл на другой край лаборатории и налил себе чашку кофе из кофемашины.
– Пожалуйста, – сказал Чита. – Расскажите мне.
Кайл выдавил из себя слабую улыбку. Он знал, что на самом деле Чита не любопытен. Он сам программировал алгоритм, имитирующий любопытство: когда собеседник не хочет продолжать рассказ, прояви настойчивость.
И всё же ему нужно с кем-то об этом поговорить. У него и без того проблемы со сном.
– Моя дочь зла на меня.
– Ребекка, – добавил Чита. Ещё один алгоритм; намекать на близкое знакомство, чтобы стимулировать открытость.
– Да, Ребекка. Она говорит… говорит… – он замолк.
– Что? – Носовой призвук делает голос Читы ещё более интимным.
– Она говорит, что я над ней надругался.
– В каком смысле?
Кайл шумно выдохнул. Человек никогда бы не задал такого вопроса. Боже, как это всё глупо…
– В каком смысле? – снова спросил Чита, несомненно, отсчитав предписанное количество миллисекунд, прежде чем повторить вопрос.
– В сексуальном, – тихо ответил Кайл.
Микрофоны на консоли Читы были очень чувствительны; он, без сомнения, расслышал ответ. Тем не менее, он некоторое время молчал – запрограммированная манерность.
– О, – сказал он, наконец.
Кайл видел, как на консоли замигали огоньки: Чита обращался к интернету, изучая тему.
– Ты не должен никому об этом говорить, – резко напомнил Кайл.
– Я понимаю, – ответил Чита. – Вы делали то, в чём она вас обвиняет?
Кайл почувствовал, как внутри него нарастает гнев.
– Конечно же, нет.
– Вы можете это доказать?
– Это что ещё за вопрос?
– Напрашивающийся, – ответил Чита. – Полагаю, у Ребекки нет доказательств вашей вины?
– Конечно, нет.
– И, полагаю, у вас нет доказательств вашей невиновности?
– Нет.
– То есть это её слово против вашего.
– Человек невиновен, пока не будет доказано обратное, – сказал Кайл.
Консоль Читы проиграла первые четыре ноты Бетховенской Пятой симфонии. Никто не стал возиться с программированием реалистичного смеха – ущербное чувство юмора Читы вряд ли в нём нуждалось – и музыкальная фраза служила его заменителем.
– Из нас двоих мне полагается быть наивным, доктор Могилл. Если вы невиновны, то для чего ей выдвигать такие обвинения?
На это у Кайла ответа не было.
Чита подождал запрограммированное время, затем попробовал ещё раз.
– Если вы невиновны, то для чего…
– Заткнись, – сказал Кайл.