Текст книги "Вычисление Бога (ЛП) "

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

14

Воссоздавая события…

За полгорода от Королевского музея Онтарио, на берегу озера Онтарио, в блеклом номере мотеля, Кутер Фолзи забился в кресло. Он обхватил колени и негромко постанывал:

– Этого не должно было случиться, – повторял он снова и снова, словно мантру, молитву. – Этого не должно было случиться.

Фолзи было двадцать шесть. Он был худым блондином с «ёжиком» на голове. В своё время его зубы требовали ортодонтические скобы, но так их и не получили.

Джей-Ди Эуэлл сидел на кровати лицом к Фолзи. Он был на десять лет старше Кутера, лицо осунулось, на голове были длинные тёмные волосы.

– Послушай меня, – мягко сказал он. И затем, более резко: – Слушай меня!

Фолзи поднял голову, глаза его покраснели.

– Вот, – сказал Эуэлл. – Так-то лучше.

– Он мёртв, – выдавил Фолзи. – Мужик сказал это по радио: доктор мёртв.

Эуэлл пожал плечами:

– Око за око, так ведь?

– Я не хотел никого убивать, – сказал Фолзи.

– Знаю. Но этот доктор, он выполнял работу Сатаны. Ты же всё знаешь, Кутер. Бог тебя простит.

Казалось, Фолзи призадумался над этими словами.

– Думаешь?

– Ну конечно! – сказал Эуэлл. – Ты и я, мы помолимся за Его прощение. И Он дарует его нам, ты же знаешь, что Он так и сделает!

– А что будет, если они нас здесь поймают?

– Никто нас не поймает, Кутер. Об этом не переживай.

– Когда мы сможем вернуться? – спросил Фолзи. – Мне за границей не нравится. Приехать в Буффало – уже скверно, но, по крайней мере, это были Штаты. Если нас поймают, кто знает, что с нами сделают канадцы. Может, они вообще никогда не отпустят нас домой.

Эуэлл подумал было сказать, что в Канаде, по крайней мере, нет высшей меры, но решил, что не стоит. Вместо этого произнёс:

– Пока что мы не можем пересечь границу, не время. Ты слышал новости: они уже поняли – это те же парни, которые подорвали клинику в Буффало. Будет лучше, если мы побудем здесь.

– Я хочу домой, – пожаловался Фолзи.

– Верь мне, – сказал Эуэлл. – Будет лучше, если мы пробудем ещё какое-то время.

Он помолчал, раздумывая – не пора ли затронуть ещё одну тему. И сказал:

– Кроме того, здесь нам предстоит ещё одна работёнка.

– Я не хочу никого убивать, больше нет! Я этого не сделаю – не могу сделать, Джей-Ди! Просто не могу.

– Знаю, – ответил Эуэлл. Он протянул руку, чтобы потрепать Фолзи по плечу. – Знаю. Но тебе и не придётся, я обещаю.

– Ты этого не знаешь, – сказал Фолзи. – Ты не можешь быть в этом уверен.

– О нет – ещё как могу! На этот раз тебе не нужно бояться, что ты кого-то грохнешь. Сейчас наша цель – уже мёртвые.

* * *

– Ну, этотразговор – полнейший провал, – сказал я, поворачиваясь к Холлусу после того, как врид испарился из конференц-зала.

Стебельки глаз Холлуса затрепетали:

– Теперь ты понимаешь, почему мне так нравится с тобой разговаривать, Том. По крайней мере, я могу тебя понять.

– Похоже, голос Т-кна переводил компьютер.

– Да, – сказал Холлус. – Вриды не говорят линейным, последовательным образом. Скорее, они сплетают слова в сложную структуру, которая для нас абсолютно неинтуитивна. Компьютер дожидается окончания фразы, а потом пытается расшифровать её значение.

Я немного об этом поразмыслил:

– Как в речевых ребусах? Знаешь, в тех, где мы можем написать «он, он сам», а расшифровываем это как слово «он» рядом со словосочетанием «он сам». И читается это как «он вышел из себя» – что метафорически означает «он находится в состоянии чрезвычайного возбуждения или волнения».

– С такими ребусами мне сталкиваться не приходилось, но – да, думаю, они в чём-то это напоминают, – согласился Холлус. – Впрочем, в речи вридов запрятаны куда более сложные мысли и взаимоотношения между словами куда замысловатее. Чувствительность к контексту для вридов чрезвычайно важна; слова означают совершенно разные вещи, в зависимости от того, где их ставят. А ещё у них в языке полным-полно синонимов, означающих в точности одно и то же, но в каждый конкретный момент времени применять допустимо только одно. У нас ушли годы на то, чтобы научиться вербально общаться с вридами; лишь несколько форхильнорцев – и я не один из них! – могут общаться с ними без помощи компьютера. Но, даже если отставить в сторону структуры синтаксиса, вриды отличаются от людей и форхильнорцев. Они фундаментально мыслят иначе, чем мы.

– А что в их мышлении такого особенного? – спросил я.

– Ты обратил внимание на их персты? – спросил Холлус.

– На пальцы? Да. Я насчитал двадцать три.

– Ты их насчитал, всё верно, – сказал форхильнорец. – Мне тоже пришлось это сделать при первой встрече с вридом. Но вриду не пришлось бы считать – он бы просто знал, что их двадцать три.

– Ну, ведь это егопальцы… – сказал я.

– Нет-нет, я о другом. Ему бы не пришлось считать, поскольку он может ощущать этот уровень количественного множества с одного взгляда, – пояснил Холлус и покачал туловищем. – Поразительно, но, в отличие от тебя, сфера человеческой психологии меня интересовала особо… хотя я не могу считать себя профессионалом…

Он опять немного помолчал и добавил:

– Вот и ещё одна не-вридовская концепция: идея о том, чтобы иметь особую область деятельности.

– В том, что ты говоришь, смысла не больше, чем в речи Т-кна, – покачав головой, заметил я.

– Ты прав; прошу прощения. Позволь мне попытаться сформулировать это по-другому. Я изучаючеловеческую психологию – настолько, насколько это возможно по радио– и телевизионным передачам. Ты сказал, что насчитал у Т-кна двадцать три пальца, и вне всяких сомнений, так это и есть. Ты внутренним голосом проговаривал самому себе «один, два, три», и так далее, и так далее, вплоть до двадцати трёх. И, если ты в чём-то похож на меня, тебе, по всей видимости пришлось пересчитать ещё раз, чтобы убедиться в правильности подсчёта.

Я кивнул; всё так и было.

– Хорошо. Теперь допустим, я показываю тебе один объект – скажем, один камень. В этом случае тебе не нужно было бы его считать, ты бы просто ощущал его количественное множество и просто знал бы, что это один объект. То же самое относится к двум объектам. Ты бросаешь взгляд на пару камней и без какой-либо обработки уже знаешь, что их два. То же самое относится к трём, четырём или пяти предметам – если ты обычный человек. Лишь начиная с шести или более предметов ты начинаешь их по-настоящему подсчитывать.

– Откуда ты это знаешь?

– Смотрел передачу на канале «Дискавери».

– Ну, хорошо. А как это вообще определили?

– Проводились тесты по скорости подсчёта объектов. Если тебе показать один, два, три, четыре или пять предметов, ты ответишь на вопрос о количестве примерно за одно и то же время. Лишь начиная с шести предметов это время возрастает, и с каждым дополнительным предметом необходимое для подсчёта время возрастает на одну и ту же величину.

– Понятия об этом не имел, – признался я.

– Живи и учись, – сказал Холлус. – Представители моего вида обычно ощущают количественное множество вплоть до шести – лишь немногим больше вашего. Но вриды в этом отношении разбивают нас в пух и прах: типичный врид может ощущать количественное множество вплоть до сорока шести, хотя некоторые их представители способны и на большее, вплоть до шестидесяти девяти.

– Правда? Но что будет, если предметов станет больше? Им придётся считать их все, начиная с первого?

– Нет. Вриды не могутсчитать. Они в буквальном смысле не знают, как это делается. Либо они ощущают количество, либо нет. У них имеются различные слова для чисел от одного до сорока шести, а б ольшие числа они просто-напросто называют словом «много».

– Но ты же только что сказал, что некоторые из них могут ощущать и большие числа?

– Верно, могут. Но они не могут выразить их словами; у них для этого недостаёт словарного запаса. Те вриды, которые могут ощущать б ольшие числа, очевидно, обладают определённым преимуществом. Они могут, скажем, предложить обменять пятьдесят два одомашненных животных на сорок восемь таких же, и другой врид, менее способный, не будет иметь возможности оценить честность сделки. Священники-вриды почти поголовно более талантливы в этом отношении.

– Настоящие кардиналы [2]2
  Игра слов (англ.): cardinal number– количественное числительное, cardinal– кардинал. – прим. пер.


[Закрыть]от церкви, – произнёс я.

Холлус оценил шутку. Стебельки глаз мелко задрожали, и он сказал:

– В точку!

– Как ты думаешь, почему они так и не разработали систему подсчёта?

– Наши мозги проявляют лишь те способности, которые дала эволюция. У наших – моего и твоего – предков были реальные, потребные для выживания преимущества в том, чтобы иметь способ подсчёта больше пяти или шести: если семеро сердитых соплеменников блокируют путь влево, а восемь вправо, твои шансы на удачу, сколь бы ни были малы, всё равно лучше с левой стороны. Если в твоей группе десять человек (включая тебя самого), и ты занят сбором фруктов, тебе лучше вернуться с десятью штуками, а не то ты наживёшь врага. На самом деле, если ты принесёшь всего девять фруктов, тебе, скорее всего, придётся распроститься со всеми ими для того, чтобы умиротворить остальных – получится, что ты потратил силы без какой-либо пользы для себя.

Холлус сделал еле заметную паузу и продолжил:

– Но вриды почти никогда не собираются в постоянные группы более чем в двадцать – или около того – индивидуумов. Такие числа они ощущают целостно. А если с одной стороны у тебя сорок девять врагов, а с другой – пятьдесят, разница несущественна; ты в любом случае обречён. Если воспользоваться человеческой метафорой, можно сказать, что природа сыграла с вридами злую шутку. У вас десять пальцев, и это отличное число: оно прекрасно работает в математике, поскольку является чётным и может разделяться на половинки, пятые и десятые доли; кроме того, десять – сумма первых четырёх натуральных чисел: один плюс два плюс три плюс четыре равно десяти. У нас, форхильнорцев, в этом отношении тоже всё хорошо. Мы считаем, топая ногами, а их у нас шесть – тоже чётное число, подразумевающее половины, третьи и шестые доли. Шестёрка – сумма первых трёх натуральных чисел: один плюс два плюс три равно шесть. Опять-таки, ментальный базис для математики. Но у вридов двадцать три пальца, а двадцать три – простое число, которое не позволяет разделить его на целые доли, кроме как на двадцать три… слишком большой делитель для большинства реальных задач. И это число не является суммой последовательных натуральных чисел: такими суммами семи и восьми чисел являются двадцать один и двадцать восемь. С пальцами как у них, вриды просто не превратили счёт в раздел математики, как мы.

– Потрясающе, – сказал я.

– О да, – согласился Холлус. – И больше того: ты наверняка обратил внимание на глаз Т-кна.

Это замечание меня удивило:

– Вообще-то, нет. Мне показалось, у него вообще нет глаз.

– Глаз у него есть, и ровно один – влажная чёрная полоска в верхней части туловища. Это один длинный глаз, который даёт полный 360-градусный обзор. Потрясающая структура: сетчатая оболочка глаза выложена фоточувствительными пластинками. Они чрезвычайно быстро осциллируют между прозрачностью и непрозрачностью. Эти пластинки сложены в стопочки толщиной больше сантиметра, что даёт резкие изображения на всех фокусных расстояниях одновременно.

– В истории Земли глаза развивались дюжины раз, – сказал я. – Насекомые и головоногие, устрицы и позвоночные и многие другие животные – у всех у них глаза развивались независимо друг от друга. Но мне не доводилось слышать о таком типе строения.

– Нам тоже – пока мы не повстречали вридов, – ответил Холлус. – Но структура их глаза также сказывается на том, как они думают. Чтобы ещё немного поговорить о математике, представь базовую модель для всех цифровых компьютеров, которые построены людьми или форхильнорцами; это модель, которую вы называете машиной Тьюринга – если верить документальному фильму на канале Пи-Би-Эс.

Машина Тьюринга – просто бесконечно длинная бумажная лента, разделённая на квадратики, к которой подходит печатающая/стирающая головка, которая может передвигаться влево и вправо, а может оставаться неподвижной и при этом может либо печатать в клетке символ, либо стирать уже имеющийся. Программируя перемещения и действия для печатающей/стирающей головки, можно решить любую вычислимую задачу. Я кивнул, чтобы Холлус мог продолжать.

– Глаз врида видит полную круговую панораму, и ему не требуется фокусироваться – все объекты всегда видны с одинаковой чёткостью. И люди, и форхильнорцы – мы пользуемся словами «сконцентрироваться» и «сфокусироваться» для привлечения внимания и для акта размышления; ты концентрируешься на проблеме, фокусируешься на решении задачи. Но не вриды; они ощущают мир целостно, поскольку психологически неспособны на чём-либо сфокусироваться. О, разумеется, они могут расставлять приоритеты в интуитивном смысле: хищник в непосредственной близости гораздо важнее полоски травы в отдалении. Но машина Тьюринга основывается на типе мышления, который им чужд: печатающая головка располагается там, где сконцентрировано внимание, а операция находится в фокусе. Вриды так и не разработали цифровые компьютеры. Однако у них имеются компьютеры аналоговые; они умело применяют их как для эмпирического моделирования явлений, так и для понимания того, какие факторы входят в модель – но при этом вриды не могут предложить математическую модель. Иными словами, они могут предсказывать без объяснений – их логика интуитивна, а не дедуктивна.

– Просто поразительно, – заметил я. – Я всегда склонялся к мысли, что если у нас и найдётся что-нибудь общее с другими разумными существами, так это будет именно математика.

– Мы тоже так считали. И, конечно, из-за отсутствия математики вриды кое в чём оказались в невыгодном положении. У них не было радио – потому-то, несмотря на ваши прослушивания Дельты Павлина проектом SETI, вы так и не обнаружили их цивилизацию. Мой народ был просто ошарашен, когда в их систему вошёл наш первый межзвёздный корабль и нашёл там технологическую цивилизацию.

– Ну, может быть, вриды на самом деле не являются разумными? – предположил я.

– О, они разумны! На глине, которая покрывает чуть ли не всю их планету, они возвели прекраснейшие города. Для них городское планирование – форма искусства; вриды рассматривают всю метрополию как одно целое. Если честно, во многом отношении они куда разумнее нас. Э-э-э, ладно, возможно это слишком сильно сказано; позволь перефразировать – они иначеразумны. Ближе всего мы подходим к тому, чтобы иметь с вридами что-то общее, когда используем эстетику для оценки научных теорий. Мы с вами согласимся с тем, что более красивая теория, скорее всего, является правильной; мы ищем элегантность в том, как работает природа. Вриды разделяют с нами это отношение, но понимание того, чтопредставляет собой красоту, свойственно им куда в большей степени. Это понимание позволяет им выделить одну из нескольких теорий как верную, без необходимости проверять её математически. Их чувство прекрасного, похоже, тоже как-то объясняет то, что они так хороши в вопросах, ставящих нас в тупик.

– Например?

– Таких как этика и мораль. В обществе вридов нет преступности, и они, как кажется, способны с лёгкостью разрешить самые трудные из моральных затруднений.

– Например? Какие прозрения у них имеются в области морали?

– Ну, – произнёс Холлус, – один из самых простых примеров: честь не нуждается в защите.

– Многие люди с этим не согласятся.

– Подозреваю, ни один из них при этом не находится в мире с самим собой.

Я поразмыслил над этим, а затем пожал плечами. Может быть, в этом он был прав.

– А ещё?

– Сам скажи. Дай пример морального затруднения, а я попытаюсь предположить, каким образом врид бы его разрешил.

Я почесал в затылке:

– Ну, хорошо… ладно, как насчёт такого? Мой брат Билл недавно женился во второй раз. Его новая жена Мэрилин, на мой взгляд, очень красивая…

– Вриды сказали бы, что ты не должен пытаться спариться с супругой брата.

Я рассмеялся:

– О, это я и так знаю! Но вопрос у меня другой. На мой взгляд, Мэрилин красива, но она довольно пухленькая – я бы даже сказал, пышная. И она не занимается фитнесом. Билл постоянно пристаёт к ней, чтобы она пошла в спортзал. А сама Мэрилин хочет, чтобы он прекратил её доставать и принял такой, какая она есть. А Билл говорит: «Знаешь, если ядолжен принять тебя такой, как ты есть, тогда тыдолжна принять моё желание изменить тебя! Ведь желание изменять людей – это неотъемлемая часть моегохарактера». Ты понимаешь? И, конечно, Билл утверждает, что абсолютно бескорыстен, что им движет лишь искренняя забота о здоровье Мэрилин, – выложил я и мгновение помолчал. – Стоит мне об этом задуматься, как у меня начинает болеть голова; мне так и хочется крикнуть: «Норман, координаты!». [3]3
  Фраза «Норман, координаты!» относится к одному из эпизодов сериала «Звёздный путь». – прим. пер.


[Закрыть] – Я посмотрел на Холлуса и спросил: – Так кто из них прав?

– Никто, – моментально ответил тот.

– Никто? – повторил я.

– Именно. Это очень простая проблема, с точки зрения врида; поскольку они не занимаются математикой, они никогда не трактуют моральные проблемы как игру с нулевой суммой, в которой кто-нибудь обязательно выигрывает, а кто-то должен проиграть. Бог, как сказали бы вриды, желает, чтобы мы любили других такими, какими они есть, ипри этом постарались помочь им реализовать свой потенциал – причём и то и другое должно происходить одновременно. На самом деле ключевое верование вридов заключается в том, что наша индивидуальная цель в жизни заключается в том, чтобы помочь остальнымстать великими. Твоему брату не стоит выражать вслух своё недовольство избыточным весом супруги, но, пока он не достигнет этого идеала молчания, его жене следует игнорировать его выпады. Вриды говорят: наука игнорировать – один из высших путей к достижению внутреннего мира. С другой стороны, если ты находишься в любовных взаимоотношениях, и твой партнёр от тебя зависит, у тебя есть обязательства оставаться здоровым – пристёгиваться в машине ремнём, правильно питаться и так далее – в этом и заключается моральное обязательство Мэрилин перед Биллом.

Я нахмурился, пытаясь переварить ответ.

– Что ж, полагаю, в этом есть смысл, – сказал я. Не то, чтобы я мог придумать способ втолковать ответ Биллу или Мэрилин. – Ну ладно, а как насчёт чего-нибудь противоречивого? Ты читал ту статью в газете, о взорванном абортарии.

– Вриды сказали бы, что насилие – не решение.

– Совершенно согласен. Но по обе стороны проблемы абортов находится множество людей, не склонных к насилию.

– А что это за две стороны? – спросил Холлус.

– Мы называем их сторонниками «права на жизнь» и «права на выбор». Первые верят, что каждое зачатие имеет право на развитие, до логического завершения – родов. Вторые считают, что у женщины есть право самой контролировать свои репродуктивные процессы. Так кто из них прав?

Стебельки глаз Холлуса заколыхались с необычной скоростью.

– И опять, никто из них, – ответил он. И добавил: – Надеюсь, ты не обижаешься – я стараюсь никогда не критиковать твою расу. Но меня поражает, что у вас есть и тату-салоны, и абортарии. Первые – бизнес, посвящённый тому, чтобы перманентно изменить внешность – подразумевает, что люди могут предсказать, какими они захотят выглядеть через десятилетия. Вторые – институты по прерыванию беременности – предполагают, что люди могут изменять своё мнение за такой короткий срок, как несколько месяцев.

– Но ведь беременность зачастую непреднамеренна! Люди занимаются сексом, потому что им это нравится; они занимаются им и тогда, когда не хотят заводить детей.

– У вас нет методов контрацепции? Если нет, уверен – Лаблок сможет для вас что-нибудь придумать.

– Нет, нет! У нас много методов планирования семьи.

– Они эффективны? – спросил Холлус.

– Да.

– Они болезненны?

– Болезненны? Нет.

– Тогда вриды сказали бы, что аборт просто-напросто не является моральной проблемой, поскольку простые меры предосторожности могут устранить необходимость вообще его обсуждать, за исключением горстки необычных случаев. Если женщина может с лёгкостью сделать выбор не становиться беременной, то это правильное применение выбора. Если можно легко избежать моральной проблемы, вроде «когда дать старт жизни?», тогда почему бы этого не сделать?

– Но ведь есть же случаи насилия и инцеста.

– Инцеста?

– Секса внутри семьи.

– А-а-а. Ну, разумеется, бывают исключения. И, возможно, наилучший моральный урок, который мы получили от общения с вридами, заключается в том, что общие принципы не должны основываться на исключениях. Эта идея существенно упростила нашу юридическую систему.

– Ну ладно, так что делатьв исключительных случаях? Как поступить в случае насилия, результатом которого стала беременность?

– Очевидно, в такой ситуации у женщины нет шанса заранее реализовать свои репродуктивные права через контрацепцию; поэтому ей очевидно должно быть позволено самой контролировать свои биологические процессы во всей той полноте, которую она желает иметь. В таких случаях аборт очевидно является приемлемым выбором; в остальных случаях метод контрацепции явно предпочтительнее.

– Но есть люди, которые считают, что контрацепция аморальна.

Глаза Холлуса на мгновение уставились друг на друга, прежде чем возобновить свои обычные покачивания.

– Вы, люди, из кожи вон лезете, лишь бы создать себе моральные проблемы. В применении контрацепции нет ничего аморального, – сказал он. – Но это лишь простейшие примеры образа мышления вридов. Когда мы переходим к более сложным проблемам, боюсь, их ответы не несут для нас большого смысла; они больше похожи на абракадабру – очевидно, наши мозги не настроены на то, чтобы по достоинству их оценить. Отделения философии в форхильнорских эквивалентах ваших университетов до нашей встречи с вридами обладали невысоким статусом; сейчас эти учебные заведения до предела загружены попытками расшифровать сложные мысли этой расы.

Я немного поразмыслил над этим и поинтересовался:

– И с разумом, приспособленным для этики и выявления скрытой красоты, вриды решили, что Бог действительно существует?

Холлус подогнул все шесть ног как в верхних, так и в нижних коленях:

– Да.

Знаете, я не слишком заносчив. Я не настаиваю, чтобы меня называли «доктор Джерико», и я пытаюсь держать личное мнение при себе. Тем не менее во мне всегда жило ощущение того, что я неплохо осознаю реальность, что у меня правильное в идение мира.

И мой мир, даже до того, как по мне ударил рак, не включал в себя понятия Бога.

Но сейчас я встретил не одну, а двеинопланетные формы жизни, двух различных существ с планет, более развитых, чем моя. И они оба верили, что Вселенная создана искусственно, что она несёт явные признаки разумного устройства. Почему это меня столь поразило? Почему я считал, что подобные мысли должны обязательно быть чуждымидля любого продвинутого существа?

С древних времён секрет философов состоял в следующем: мы знаем, что Бога нет – или же, если есть, он совершенно индифферентен к нашим личным делам, – но нельзя дать толпе об этом узнать. В самом деле, ведь именно страх Божьего гнева, угроза кары небесной и обещание рая на небесах держат в узде тех из нас, кто слишком недалёк и не способен самостоятельно проработать вопросы морали.

Но в продвинутой цивилизации, со всеобщей грамотностью и в условиях, когда все материальные нужды удовлетворены мощью технологий – разумеется, здесь каждыйстановится философом, и каждому открыта древняя, когда-то столь тщательно охраняемая, истина. Каждый знает, что Бог – лишь история, миф, что теперь мы можем отбросить всё притворство и избавиться от религии.

Конечно, можно находить радость в религиозных традициях – в церемониях, в связях с прошлым – без того, чтобы верить в Бога. В конце концов, как заметил один из моих друзей-евреев, Вторую мировую войну пережили только те евреи, которые были либо атеистами, либо пофигистами.

Но в действительности есть миллионы евреев, кто верит – действительно верит! – в Бога (или Б-га); в самом деле, извечный сионистский иудаизм сейчас шёл на спад, в то время как формальное следование обычаям всё ширилось. И миллионы христиан на всей планете сейчас верили в Святую Троицу из, как время от времени выдавали мои друзья-католики, Большого Папочки, Младшенького и Духа. Кроме того, следовало принять во внимание миллионы мусульман, считающие Коран божественным откровением.

Действительно, даже сейчас, на заре столетия, следующего за тем, в котором мы открыли ДНК, квантовую физику и ядерный распад, в котором изобрели компьютеры, космические корабли и лазеры, – даже сейчас девяносто шесть процентов населения планеты по-прежнему верило в высшие существа. И эта доля росла, а не падала.

Так всё же, почему меня так поразило, что Холлус верит в Бога? Потому ли, что представитель цивилизации, на столетие или два более продвинутой, чем моя собственная, не смог отбросить последние остатки древних суеверий? Даже если бы у него не было Великой Теории объединения, чтобы оправдать веру, – почему меня так удивило, что он не атеист?

Сталкиваясь с очевидно заблуждающимися креационистами, я никогда не задавался вопросом, прав я или нет. Подвергаясь нападкам фундаменталистов, я никогда не ставил под сомнение твёрдость своих убеждений. И всё же, всё же – теперь я встретил существ с иных звёздных систем… и тот факт, что они смогли прилететь и увидеть меня, а у меня такой возможности нет, делало совершенно очевидным, кто из нас выше по интеллекту.

И оказалось, что эти инопланетяне верят в то, во что я не верю с детства.

Верят в разумного Создателя, который сотворил Вселенную.