Текст книги "Вычисление Бога (ЛП) "
Автор книги: Роберт Джеймс Сойер
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Роберт Сойер
ВЫЧИСЛЕНИЕ БОГА
Посвящается Николасу А. ДиКарио и Мэри Стэнтон, которые оставались с нами, когда нам нужнее всего была поддержка друзей
Цельные ископаемые скелеты находят редко, поэтому допустимо замещать недостающие части искусственными, в соответствии с наиболее вероятными предположениями реставраторов. Впрочем, за исключением выставочных стендов, обязательным является чёткое указание на то, какие части являются настоящими окаменелостями, а какие – воссозданными деталями. Действительным свидетельством прошлого являются лишь аутентичные окаменелости. Воссозданные же части, напротив, представляют собой нечто вроде пересказа с чужих слов.
Доктор Томас Д. Джерико, в предисловии к «Руководству по палеонтологической реставрации» (под редакцией Даниловой и Тамасаки)
1
Знаю, знаю – то, что инопланетянин прилетел в Торонто, кажется совершенно неправдоподобным. Конечно, наш город довольно популярен у туристов, но от представителя иной цивилизации было бы естественнее ожидать визита в Организацию Объединённых Наций – или, может быть, в Вашингтон. В конце концов, разве Клаату не направился в Вашингтон в фильме Роберта Уайза «День, когда остановилась Земля»?
Конечно, можно было бы предположить, что глупо ожидать хорошего НФ-фильма от режиссёра, снявшего «Вест-сайдскую историю». Если вдуматься, Уайз снял тринаучно-фантастических фильма, причём каждый из последующих был более унылым, чем предыдущий.
Но я отвлёкся. В последнее время я то и дело отвлекаюсь – за это вам придётся меня простить. Нет, дело не в старческом маразме – мне всего-то пятьдесят четыре. Дело в том, что от боли иногда бывает трудно сосредоточиться.
Я начал говорить об инопланетянине.
И цели его визита в Торонто.
Дело было так…
Корабль инопланетянина приземлился перед зданием, в котором ранее располагался планетарий имени Маклафлина. Здание это вплотную примыкает к Королевскому музею Онтарио, где я работаю. Почему оно перестало быть планетарием, спросите вы? Да потому что прижимистый губернатор провинции, Майк Харрис, прекратил его финансировать. Он решил, что канадским детям вовсе незачем знать о космосе; о, этот Харрис по-настоящему прогрессивен и прозорлив! После того, как планетарий закрылся, здание сдали в аренду под коммерческую выставку по сериалу «Звёздный путь». Под куполом планетария, где ранее показывали звёздное небо, возвели модель командного мостика. И, сколь бы я ни любил этот сериал, мне не придумать более удручающего примера, наглядно показывающего приоритеты системы образования Канады. Потом арендатора сменили, сдали здание другим частным организациям, но сейчас оно пустовало.
На самом деле, хотя от инопланетянина и можно было ожидать визита в планетарий, выяснилось, что настоящей целью является музей. И это здорово: только представьте, как глупо выглядела бы Канада в момент первого контакта на нашей территории, если бы инопланетный посланец постучал в дверь, а дома никого не оказалось! Планетарий с белым куполом, возвышающимся над ним наподобие иглу, стоит поодаль от дороги. Ровная площадка перед входом в него залита бетоном – очевидно, место идеально подходит для приземления небольшого инопланетного корабля.
Самого приземления я не видел, хотя находился в здании по соседству. Но четыре человека – трое туристов и местный житель – засняли посадку на видео. В следующие несколько дней эти ролики без конца крутили по телевизионным каналам всего мира. Корабль имел узкую клиновидную форму, напоминающую кусочек торта, который отрезают, когда делают вид, что сидят на диете. Корабль был абсолютно чёрным, у него не было видимого выхлопа – он просто тихо свалился с неба.
В длину корабль имел что-то около тридцати футов (знаю, знаю – в Канаде принята метрическая система, но я-то родился в 1946-м! Не думаю, что представители моего поколения могут по-настоящему свыкнуться с метрической системой – даже учёные вроде меня; впрочем, попытаюсь исправиться). Корпус был совершенно гладким, на нём не было никаких выступов, которые можно увидеть чуть ли не на каждом космическом корабле из любого фантастического фильма, начиная со «Звёздных войн». Не успел корабль замереть, как в его борту открылся люк. Он был прямоугольным, более широким чем высоким. И открывался вверх – что моментально могло навести на мысль, что скрывающееся внутри существо, по всей видимости, не человек: поскольку голова – уязвимое место, люди редко конструируют двери таким образом.
Несколько секунд спустя наружу выбрался инопланетянин. Внешне он напоминал гигантского золотисто-коричневого паука со сферическим телом размером с большой надувной мяч – и торчащими во все стороны ногами.
Перед зданием планетария синий «форд таурус» въехал в зад тёмно-бордовому «мерседесу»: водители засмотрелись на зрелище. Мимо шли множество людей, но они казались скорее ошарашенными, чем напуганными – хотя некоторые действительно кинулись со всех ног по лестнице, ведущей на станцию метро «Музей» (два выхода из подземки как раз находятся перед планетарием).
Гигантский паук пешком преодолел небольшое расстояние до музея: планетарий в прошлом был частью КМО, так что оба здания соединяет крытый переход на уровне второго этажа – но на уровне земли их разделяет аллея. Музей построили в 1914-м, задолго до того, как стали задумываться о доступности для инвалидов. К стеклянным дверям главного входа вели девять широких ступеней; наклонный въезд для инвалидных кресел добавили гораздо позже. Инопланетянин на мгновение притормозил, очевидно пытаясь выбрать для себя подходящий способ. Он решил в пользу ступенек; расстояние между наклонными рельсами было несколько уже, чем нужно – учитывая, насколько широко были расставлены ноги инопланетянина.
На верхней площадке, у самого входа, пришелец на какое-то время вновь оказался в замешательстве. По всей видимости, он жил в типичном мире научной фантастики, где все двери раскрывались автоматически. Сейчас инопланетянин оказался перед рядом стеклянных дверей: чтобы открыть, их нужно было потянуть на себя за ручки, но ему это, судя по всему, просто не приходило в голову. Но через несколько секунд помог случай: из дверей вышел мальчуган – поначалу он не понял, что к чему, но когда увидел пришельца, изумлённо взвизгнул. Инопланетянин одной конечностью спокойно поймал открытую дверь (шесть ног он использовал для перемещения в пространстве, а две боковые конечности – в качестве рук) – и сумел втиснуться в проём, в конечном счёте оказавшись в вестибюле. Теперь на небольшом расстоянии перед ним оказался новый ряд дверей; промежуток образует нечто вроде шлюза – это помогает контролировать температуру в музее. Умудрённый опытом обращения с земными дверьми, инопланетянин приоткрыл одну из них и оказался в Ротунде – вместительном восьмиугольном холле музея. Наш холл – можно сказать, визитная карточка КМО. В честь него ежеквартальный журнал для членов музея носит название «Ротунда».
С левой стороны Ротунды располагался Выставочный зал имени Гарфилда Вестона. В нём время от времени проводились специальные выставки, а сейчас там проходила выставка окаменелостей, сланцев Бёрджесс – её-то я и помогал обустраивать. Две лучшие мировые коллекции окаменелостей из сланцев Бёрджесс имеются в КМО и в Смитсоновском институте; ни один из этих музеев обычно не выставляет эти экспонаты для публики. Из обеих коллекций я составил экспозицию, которая пока выставлялась у нас, но в дальнейшем предполагала выставку в Вашингтоне.
В крыле музея с правой стороны Ротунды в прошлом располагалась ныне не существующая, горько оплакиваемая Геологическая галерея – теперь здесь располагались магазинчики с сувенирами и продуктовая лавка «Дрюкси»: одна из уступок, на которые пришлось пойти музею под руководством Кристины Дорати, чтобы стать «привлекательным для публики».
Как бы то ни было, создание быстро добралось до дальней стороны Ротунды и оказалось между стойками для посетителей и членов музея. И эту часть я тоже пропустил, но её записала камера внутреннего наблюдения – что просто отлично, потому что в ином случае этому бы никто не поверил. Инопланетянин бочком-бочком подобрался к охраннику в синей куртке – Рагубиру, седому и добродушному сикху, который работал в КМО испокон веков, – и на отличном английском произнёс:
– Прошу прощения. Мне бы хотелось увидеть палеонтолога.
Рагубир широко распахнул карие глаза, но быстро расслабился. Позднее он сказал, что решил – всё это шутка. В Торонто снимают множество фильмов и, по неведомой причине, телевизионных научно-фантастических сериалов. За долгие годы здесь снимались такие известные сериалы, как «Земля: последний конфликт», «Театр Рэя Брэдбери» и ремейк «Сумеречной зоны». Рагубир предположил, что перед ним какой-нибудь парень в костюме или бутафорская кукла.
– Какого палеонтолога? – подыгрывая, бесстрастно спросил охранник.
Сферическое тело инопланетянина качнулось один раз:
– Приятного в общении, надо полагать.
Камера показала, как старик Рагубир безуспешно пытается подавить ухмылку:
– Я имел в виду, вам нужны беспозвоночные или позвоночные?
– А разве не все ваши палеонтологи люди? – удивился пришелец. У него была необычная манера говорить, но я остановлюсь на этом чуть позднее. – Но если так, они же все позвоночные?
Клянусь чем только можно, всё это записано на камеру!
Вокруг уже собралась небольшая толпа, и – хоть это и не видно на кадрах – народ уставился вниз с балконов Ротунды, находящихся этажом выше.
– Конечно, они люди, – сказал Рагубир и пояснил: – Но некоторые специализируются на окаменелых останках позвоночных, а другие – беспозвоночных.
– О, понятно, – ответил инопланетянин. – Искусственное разделение, на мой взгляд. Для меня это не имеет значения. Любой палеонтолог сгодится.
Рагубир набрал мой добавочный. В Кураторской, скрытой за устрашающей галереей Наук о Земле «Инко Лимитед» (квинтэссенцией КМО, по мнению Кристины), я поднял трубку.
– Джерико, – произнёс я.
– Доктор Джерико, – сказал Рагубир со своим характерным акцентом, – здесь вас хотят видеть.
Знаете, встретиться с палеонтологом – совсем не то же, что с генеральным директором корпорации, входящей в мировой топ-500. Разумеется, было бы лучше, если бы встреча планировалась заранее, но, в конце концов, мы – гражданские служащие, которые работают для налогоплательщиков.
– Кто именно? – тем не менее спросил я.
– Думаю, вам стоит спуститься и посмотреть самому, доктор Джерико, – немного помолчав, ответил Рагубир.
Что же, череп троодона, найденный в Тиррелле Филом Кюри, терпеливо ждал семьдесят миллионов лет; он мог подождать ещё немного.
– Сейчас буду, – сказал я.
Я покинул свой кабинет, спустился на лифте, прошёл по галерее «Инко» – господи, как же я её ненавижу, с её картонными фресками, гигантским искусственным вулканом и трясущимся полом! – затем оставил позади галерею Каррелли, вышел в Ротунду, и…
И…
О господи!
Господи!
Остановился как вкопанный.
Рагубир мог не отличить настоящую плоть от резинового костюма, но я-то разницу знаю. Нечто, терпеливо стоящее рядом со стойкой для посетителей, без тени сомнения было аутентичным биологическим существом. Я знал это наверняка. Это была форма жизни…
И…
И я изучал жизнь на Земле с самых её истоков – в докембрийскую эпоху. Мне частенько доводилось видеть ископаемые останки существ, представляющих новые виды или роды, но я ни разу не встречал крупное животное, представляющее совершенно новый тип.
До сего дня.
Существо передо мною однозначно было формой жизни, которая – столь же однозначно! – развилась не на Земле.
Ранее я упомянул, что существо внешним видом напоминало большого паука. Именно такое первое описание дали люди, увидевшие его на улице. Несмотря на поверхностное сходство с арахнидами, у пришельца явно имелся внутренний скелет. Выпуклости мускулов его конечностей покрывала пузырчатая кожа; это явно были не тонкие ножки членистоногих.
Но на Земле у каждого позвоночного имеются четыре конечности (что касается змей и китов, их предками были существа с четырьмя конечностями), каждая из которых заканчивается не более чем пятью пальцами. Предки этогосоздания явно выросли в другом океане, на другой планете: у него было восемьконечностей, радиально расходящихся от центрального тела. Две из восьми специализировались, став руками; каждая из рук оканчивалась шестью пальцами – двумя «тройками».
Сердце бешено стучало у меня в груди, дыхание перехватило.
Инопланетянин.
И, безусловно, разумныйинопланетянин. Сферическое туловище скрывалось под одеждой, которая казалась сплошной длинной полосой ярко-синей ткани, в несколько слоёв обёртывающей тело и при каждом обороте проходящей между новой парой конечностей, позволяя им высовываться наружу. Концы ткани скреплялись между рук блестящим диском. Я никогда не любил носить галстуки, но вырос с необходимостью то и дело их завязывать. Теперь я мог завязать узел, даже не смотрясь в зеркало (что в эти дни оказалось очень кстати); возможно, пришельцу было ничуть не сложнее каждое утро заворачиваться в полосу ткани.
Также сквозь щели в полотне торчали двое тонких стебельков, которые оканчивались, судя по всему, глазами – переливчатыми шариками, каждый из которых покрывало твёрдое кристаллическое покрытие. Стебельки медленно колыхались взад-вперёд, сближались и расходились. Я задался вопросом, каково это – ощущать глубину в условиях, когда расстояние между глазами не является фиксированным.
Пришельца, судя по всему, ничуть не беспокоило присутствие в Ротунде меня или остальных людей – хотя его туловище слегка покачивалось вверх-вниз; я надеялся, что это не сигнализирует о готовности к защите своей территории. На деле, движения инопланетянина едва не гипнотизировали: туловище медленно приподнималось и опускалось с напряжением/расслаблением шести ног – а стебельковые глаза сходились и расходились. На тот момент я ещё не видел записи о разговоре этого создания с Рагубиром, и подумал, что этот танец может быть попыткой наладить общение языком телодвижений. Я подумал было подогнуть колени и даже скосить-раскосить глаза (этот трюк я в совершенстве освоил в летнем лагере сорок с чем-то лет назад). Но мы стояли в поле зрения камер наблюдения; если бы моё предположение оказалось неверным, я выглядел бы идиотом в новостях по всему свету. Тем не менее сделать что-нибудьбыло совершенно необходимо! Я поднял правую руку ладонью вперёд, приветствуя существо.
В ответ инопланетянин моментально ответил мне схожим жестом, согнув руку в одном из двух сочленений и раскрыв шестипалую кисть. А затем случилось нечто невероятное. В верхних сегментах двух выступающих вперёд ног открылись вертикальные щели – и из левой вырвался звук: « при», а из правой, тоном слегка пониже: « вет».
Я почувствовал, как у меня отпала челюсть – и мгновением позже рука тоже упала.
Инопланетянин продолжил раскачивать туловищем и шевелить стебельками глаз. Он сделал ещё попытку: из левой передней ноги донеслось « бон», а из правой – « жур».
Что же, предположение разумное. Надписи в музее по большей части приводились на двух языках, английском и французском. Не веря своим глазам, я покачал головой и открыл было рот – не имея понятия, что именно собираюсь сказать. Но тут же закрыл: существо вновь заговорило попеременно двумя речевыми щелями, будто играя в пинг-понг: « Ауф» « ви» « дер» « зеен».
И внезапно слова нашлись сами собой.
– Вообще-то, « Auf Wiedersehen» означает «до свидания», а не «привет», – сказал я.
– Ой, – ответил пришелец.
Он поднял ещё две – другие – ноги; жест мог сойти за пожатие плеч. И продолжил бомбардировать слогами слева и справа:
– Ну, немецкий для меня не родной.
Я был слишком ошарашен, чтобы засмеяться, но всё же почувствовал некоторое облегчение – хотя сердце по-прежнему билось так сильно, что было готово вырваться из груди.
– Вы инопланетянин, – сказал я. Десять лет в университете – чтобы стать крупным специалистом по очевидному…
– Верно, – произнесли ноги-рты. Голоса существа определённо звучали по-мужски, хотя по-настоящему басило только справа. – Но зачем говорить в общих терминах? Моя раса называется «форхильнор», а моё личное имя – «Холлус».
– Э-э-э, рад познакомиться, – ответил я.
Стебельки глаз выжидающе качнулись взад-вперёд.
– О, прошу прощения! Я человек.
– Да, знаю. Homo sapiens, как могут сказать учёные. Но ваше личное имя – …?
– Джерико. Томас Джерико.
– Допустимо ли сокращать «Томас» до «Том»?
Я вздрогнул:
– Откуда вы знаете о человеческих именах? И – чёрт возьми – откуда вы знаете английский?
– Мы изучали ваш мир; именно поэтому я здесь.
– Вы исследователь?
Стебельки глаз приблизились друг к другу, и замерли в таком положении.
– Не совсем, – произнёс Холлус.
– Тогда кто? Вы же не… вы же не захватчик, нет?
Стебельки мелко задрожали. Смех?
– Нет, – ответил инопланетянин и развёл руки. – Простите, но вряд ли у вас найдётся что-либо ценное для меня или моих компаньонов.
Холлус немного помолчал, будто размышляя. Затем рукой поводил по воздуху круги, словно хотел, чтобы я развернулся:
– Разумеется, если хотите, я могу взять у вас анальную пробу…
Небольшая толпа, собравшаяся в вестибюле, разом выдохнула. Я попытался приподнять практически несуществующие брови.
Стебельковые глаза Холлуса вновь пошли рябью:
– Прошу прощения, это была шутка. У вас, людей, сложилась по-настоящемубезумная мифология о визитах инопланетян. Даю честное слово: я не причиню вам вреда – ни вам, ни вашему домашнему скоту.
– Спасибо, – ответил я. – М-м-м, вы сказали, что не исследователь.
– Нет.
– И не захватчик.
– Не-а.
– Тогда кто же вы? Турист?
– Вряд ли. Я учёный.
– И вы хотели встретиться со мной? – спросил я.
– Вы палеонтолог?
Я кивнул – а затем, сообразив, что существо может и не понимать значение кивка, произнёс вслух:
– Да. Палеонтолог, специалист по динозаврам – если быть точным. Занимаюсь тероподами.
– Тогда – да, мне хотелось с вами встретиться.
– Почему?
– Есть ли здесь место, в котором можно поговорить наедине? – спросил Холлус.
Стебельки его глаз обвели взглядом сгрудившихся вокруг нас любопытных.
– М-м-м, да. Разумеется, – ответил я.
Ведя его по музею, я по-прежнему был ошеломлён. Инопланетянин – настоящий, стопроцентный пришелец! Это было поразительно, просто невероятно.
Мы миновали сдвоенные лестницы, каждая из которых спиралью обвивала гигантский тотемный столб канадских индейцев. С правой стороны на восемьдесят футов – прошу прощения, на двадцать пять метров – вздымался гигантский столб народа Нисгаа. Он шёл от цокольного этажа до ламп освещения на четвёртом. С левой стороны тотемный столб – народа Хайда – был покороче. Он начинался на этом уровне. Затем мы прошли по галерее имени Карелли с упрощенческими выставками Востока; за яркими обёртками здесь скрывались пустышки. Стоял будний апрельский день, в музее было малолюдно; по счастью, на нашем пути в Кураторскую нам не встретились группы студентов. Тем не менее посетители и охранники во все глаза пялились на нас с Холлусом – и некоторые издавали различные восклицания, когда мы проходили мимо.
Королевский музей Онтарио открылся почти девяносто лет назад. Это крупнейший музей Канады и один из горстки важнейших мультидисциплинарных музеев мира. Как выбито в известняке, обрамляющем вход в музей – тот самый, через который внутрь вошёл Холлус, – задачи музея таковы: «вести записи о Природе за неисчислимые века» и «искусстве Человека за годы». В КМО имеются галереи, посвящённые палеонтологии, орнитологии, маммалогии, герпетологии, текстилю, египтологии, греко-римской археологии, китайским артефактам, византийскому искусству, и так далее, и так далее. Здание издавна имело форму буквы H, но оба дворика застроили в 1982-м, добавив шесть этажей новых галерей в северном и девятиэтажную Кураторскую в южном. Некоторые из стен, которые в прошлом были наружными, стали внутренними – и цветастые камни викторианского стиля изначального здания местами вплотную примыкают к простому жёлтому камню новостройки. В итоге мог выйти полный бардак, но на деле получилось вполне пристойно.
Когда мы добрались до лифтов и направились в отдел палеонтологии, у меня от возбуждения дрожали руки. Палеонтология позвоночных и беспозвоночных в КМО раньше разделялась, но бюджетные сокращения Майка Харриса вынудили объединить отделы в один. Динозавры привлекали в музей больше посетителей, чем трилобиты, – а потому Джонси, старший куратор по беспозвоночным, теперь работал под моим руководством.
По счастью, на выходе из лифта нам никто не встретился. Я провёл Холлуса по пустому коридору, торопливо впустил в свой кабинет. Закрыв за собой дверь, я уселся за стол – хотя я больше не был напуган, ноги по-прежнему держали не очень твёрдо.
Холлус углядел на моём столе череп троодона. Он придвинулся ближе и бережно поднял его одной рукой, приблизив к стебельковым глазам. Те перестали раскачиваться взад-вперёд и зафиксировали взгляд на объекте. Пока пришелец изучал череп, я внимательно рассматривал его самого.
Туловище инопланетянина размерами было не крупнее шара, который я мог обхватить руками. Как я уже сказал, его покрывала длинная полоса синей ткани. Но на шести ногах и двух руках было видно кожу. На вид она напоминала пузырчатую полиэтиленовую обёртку, хотя отдельные пузырьки были разных размеров. Было похоже, что они на самом деле заполнены воздухом – что могло означать теплоизоляцию. А это подразумевало, что Холлус – эндотермический организм; сухопутные млекопитающие и птицы используют волоски или перья, чтобы удержать у кожи тёплый или прохладный воздух, пусть его можно и отпустить, подняв волоски дыбом или взъерошив перья. Я задался вопросом, каким образом можно использовать для охлаждения пузырчатую кожу; может, пузырьки способны сдуваться?
– «Потрясающий» «череп», – произнёс Холлус, теперь чередуя ртами целые слова. – «Сколько» «ему» «лет»?
– Примерно семьдесят миллионов, – ответил я.
– «В» «точности» «тот» «тип» «останков», «который» «меня» «интересует».
– Вы сказали, вы учёный. Как и я, палеонтолог?
– Лишь отчасти, – ответил инопланетянин. – Изначально моим направлением была космология, но в последние годы область интересов сместилась на более крупные материи.
Он помедлил и продолжил:
– Как вы, наверное, уже поняли, я и мои коллеги наблюдаем Землю уже довольно давно: достаточно, чтобы усвоить основные языки и изучить особенности культуры по телевизионным и радиопередачам. Последнее разочаровало. О вашей поп-музыке и технике приготовления пищи я знаю куда больше, чем бы мне хотелось… хоть меня и заинтриговал автоматический комплекс «Попейл» по приготовлению лапши. А ещё мы просмотрели столько спортивных состязаний, что этого хватило бы на всю мою жизнь. Но научную информацию отыскать куда сложнее; на детальные обсуждения таких вопросов вы отводите слишком мало частот. У меня такое чувство, что о некоторых предметах я знаю непропорционально много, а о других – почти ничего.
Холлус снова помедлил и закончил:
– Есть такая информация, которую мы можем просто не получить, если продолжим слушать ваши средства массовой информации или втайне организуем визиты на поверхность планеты. И это особенно касается редких предметов, таких как окаменелости, ископаемые останки.
К этому моменту перекрёстный словесный поток от двух речевых щелей начал вызывать у меня лёгкую мигрень.
– Значит, вы хотите осмотреть наши образцы здесь, в КМО?
– Именно, – ответил пришелец. – Изучить ваши современные флору и фауну, не показываясь вам на глаза, было довольно просто. С другой стороны, вы прекрасно знаете – хорошо сохранившиеся ископаемые останки довольно редки. Лучшим способом удовлетворить наше любопытство насчёт эволюции жизни на вашей планете кажется просьба рассмотреть уже существующую коллекцию окаменелостей. Чтобы не изобретать велосипед, так сказать.
Я всё ещё оставался в потрясении, но у меня не было причин отказывать:
– Разумеется, мы с удовольствием позволим вам осмотреть наши образцы: нас то и дело посещают приезжие учёные. Вас интересует что-то конкретное?
– Да, – ответил Холлус. – Меня особенно интересуют массовые вымирания – как поворотные точки в эволюции. Что вы можете мне об этом рассказать?
Я слегка пожал плечами; тема была слишком обширной.
– В истории Земли было пять массовых вымираний, о которых нам известно. Первое случилось в конце ордовикского периода, может быть, 440 млн. лет назад. Второе – в конце девонского периода, около 365 млн. лет назад. Третье вымирание, крупнейшее, случилось в конце пермского периода, 225 млн. лет назад.
Холлус сблизил стебельки глаз настолько, что они на мгновение соприкоснулись – при этом кристаллическое покрытие издало мягкий щелчок.
– «Расскажите» «о» «нём» «побольше».
– При этом исчезли, быть может, девяносто шесть процентов всех морских видов, а из сухопутных вымерли три четверти всех семейств позвоночных. Ещё одно массовое вымирание произошло в конце триасового периода, примерно 210 млн. лет назад. При этом погибли с четверть всех семейств, включая всех лабиринтодонтов; возможно, это оказалось критически важным для динозавров – созданий вроде того, что вы сейчас держите, – чтобы стать доминирующими формами жизни.
– Хорошо, – сказал Холлус. – Продолжайте.
– Ну, и самое известное массовое вымирание произошло шестьдесят пять миллионов лет назад, в конце мелового периода, – продолжил я и вновь указал на череп троодона: – Именно тогда вымерли все динозавры, птерозавры, мозазавры, аммониты и другие.
– Это существо, судя по всему, было невелико, – заметил Холлус, взвешивая в руке череп.
– Верно. От носа до хвоста не больше пяти футов. Полтора метра.
– У него были родственники покрупнее?
– О, ещё какие! Фактически, его родственник – самое крупное сухопутное существо, когда-либо жившее на планете. Но все они исчезли во время последнего вымирания. Дали шанс моему виду – наш класс называется «млекопитающие» – захватить власть.
– «Не» «ве» «ро» «ят» «но», – произнёс Холлус.
Иногда он попеременно извлекал из речевых щелей целые слова, а иногда – только слоги.
– Что именно?
– А каким образом вы датировали периоды вымирания? – спросил он, игнорируя мой вопрос.
– Мы исходили из предположения, что весь уран на Земле образовался одновременно с планетой. Затем мы измерили соотношения урана-238 с окончательным продуктом его распада, свинцом-206, а также урана-235 с его продуктом распада, свинцом-207. Отсюда получили результат, что планете 4,5 млрд. лет. Потом мы…
– Отлично, – вырвалось из одной речевой щели.
– Отлично, – подтвердила вторая.
Холлус помедлил, а затем сказал:
– Вы до сих пор не спросили меня, откуда мы прилетели.
Я почувствовал себя идиотом. Разумеется, он прав: это должно было стать первым моим вопросом.
– Прошу прощения. Откуда вы прилетели?
– С третьей планеты звезды, которую вы называете Бетой Гидры.
В своё время, готовясь к получению степени по геологии, я прослушал два курса по астрономии. Кроме того, я изучал как латинский, так и греческий – что очень полезно для палеонтолога. «Гидры» – родительный падеж от слова «Гидра» (небольшая водяная змея), довольно тусклого созвездия недалеко от Южного небесного полюса. А бета – разумеется – вторая буква греческого алфавита. Стало быть, Бета Гидры – вторая по видимой яркости звезда в этом созвездии, если смотреть с Земли.
– На каком она расстоянии? – спросил я.
– Двадцать четыре ваших световых года, – ответил Холлус. – Но мы прилетели не напрямик. Нам пришлось как следует попутешествовать: прежде чем добраться к вам, мы побывали в семи звёздных системах. В общей сложности мы преодолели расстояние в 103 световых года.
Всё ещё ошарашенный, я кивнул – а затем, сообразив, что я сделал это уже не в первый раз, пояснил:
– Когда я опускаю голову вниз и поднимаю вверх, как сейчас, это означает – «я согласен», «продолжайте» или «хорошо».
– Я знаю, – ответил Холлус. Он снова щёлкнул глазами и сказал: – Этот жест означает то же самое.
Он немного помолчал, после чего заговорил вновь:
– Хотя я и мои спутники уже побывали в девяти звёздных системах, включая вашу и мою собственную – ваша система лишь третья, на которой мы отыскали существующую разумную жизнь. Первая, разумеется, моя собственная, а ещё одна – вторая планета Дельты Павлина. Эта звезда отсюда в двадцати световых годах, но от моей системы – лишь в девяти и трёх десятых.
Дельта Павлина, очевидно, четвёртая по яркости звезда в созвездии Павлина. Как и Гидра, это созвездие – насколько я помню – видно в Южном полушарии.
– Хорошо, – сказал я.
– В истории моей планеты также зафиксировано пять основных массовых вымираний, – сказал Холлус. – Наш год длиннее вашего, но если выражать сроки в земных годах, вымирания случились примерно 440, 365, 225, 210 и 65 миллионов лет назад.
У меня отвисла челюсть.
– Кроме того, – продолжил Холлус, – на Дельте Павлина II также произошли пять массовых вымираний. Их год немного короче вашего, но если выражать данные в земных годах, они также произошли 440, 365, 225, 210 и 65 миллионов лет назад.
Голова у меня шла кругом. Разговаривать с инопланетянином было само по себе непросто, но когда инопланетянин при этом изрекает абсурд – это уже чересчур.
– Это не может быть правдой, – сказал я. – Мы знаем, что массовые вымирания на нашей планете связаны с местными явлениями. Судя по всему, пермское вымирание было вызвано глобальным оледенением, а причиной мелового вымирания называют падение объекта из пояса астероидов нашей Солнечной системы.
– Мы тоже считали, что массовые вымирания на нашей планете объясняются местными причинами, а «вриды» – это наш термин для разумной расы с Дельта Павлина II – также имели объяснения, которые казались уникальными для их планеты. Для нас было шоком узнать, что даты массовых вымираний на двух мирах совпадают. Один или два из пяти – такое ещё могло сойти за совпадение. Но все пять событий, произошедших одновременно – нет, это кажется невозможным… разумеется, если не принять, что наши первоначальные объяснения причин неточны или неполны.
– Так значит, вы явились сюда, чтобы определить, совпадает ли история Земли с историей вашей планеты?
– Отчасти – в этом, – ответил Холлус. – И, похоже, совпадает.
Я покачал головой:
– Я просто не нахожу объяснения, каким образом это могло случиться.
Инопланетянин осторожно опустил череп троодона на стол; очевидно, он привык к бережному обращению с окаменелостями.
– Поначалу мы удивились не меньше вашего, – сказал он. – Но по меньшей мере в двух обитаемых мирах – в моём и в мире вридов – совпадают не только даты. Также сходны и воздействия на биосферу. Крупнейшее массовое вымирание во всех трёх мирах – третье, которым на Земле отмечен конец пермского периода. Учитывая, чт овы мне рассказали, похоже, в то время на трёх планетах было уничтожено чуть ли не всё видовое разнообразие.