Текст книги "Вычисление Бога (ЛП) "

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

15

– На то, чтобы применить химиотерапию, у пациента есть две причины, – сказала нам с Сюзан Катарина Коль вскоре после постановки диагноза. – Во-первых, есть надежда на то, что она поможет излечить рак.

Она посмотрела на меня, затем на Сюзан, а потом снова перевела взгляд на меня:

– Том, я скажу вам начистоту: в вашем случае шансов на это мало. Рак лёгких редко бывает излечим.

– Тогда я не буду проходить химиотерапию, – тут же ответил я. – Не хочу страдать от неё остаток жизни.

Доктор Коль поджала губы.

– Разумеется, вы вольны принять такое решение, – сказала она. И кивнула Сюзан. – Вы оба. Но химиотерапию многие понимают не совсем правильно. Кроме того, она может утолять боль – и это вторая причина, по которой стоит рассмотреть этот вариант.

« Болеутоляющее?» – пошевелив только губами, беззвучно вопросил я.

Доктор Коль кивнула:

– Весьма вероятно, что в предстоящие месяцы вы будете испытывать сильные боли, Том. Химиотерапия может снизить их интенсивность, сократив опухоли в размерах.

– А вы что бы выбрали на моём месте? – спросил я.

Коль еле заметно пожала плечами:

– Будь вы в Штатах без медицинской страховки, так что за процедуры пришлось бы платить в полном объёме, возможно, вам стоило бы пойти на то, чтобы от них отказаться и жить с болью. Впрочем, я в любом случае прописала бы анальгетики, чтобы её облегчить. В случаях, когда у пациентов рак крупных клеток лёгких, я часто прописываю препарат, содержащий платину – а он довольно недёшев. Но, поскольку все процедуры будут оплачиваться страховой компанией, я бы посоветовала на них согласиться. Мы воспользуемся платиной в сочетании с винбластином, этопосидом или митомицином-Ц. Инъекции нужно будет делать в госпитале, но эти лекарства дают наибольший шанс в борьбе с раком лёгких.

– А что насчёт побочных эффектов? – спросил я.

– Возможна тошнота. Кроме того, могут выпасть волосы – частично или полностью.

– Я хочу продолжать работать как можно дольше, – заявил я.

– Химиотерапия в этом поможет; она не сможет сильно продлить вам жизнь, но зато сделает её более продуктивной.

К этому времени Рики ходил в школу на полный день, а у Сюзан была своя работа. Если бы я мог продолжать работать, хотя бы в течение нескольких месяцев, это было бы гораздо лучше, чем оставаться дома и нуждаться в постоянной заботе.

– Вовсе необязательно принимать решение прямо сейчас, – сказала доктор Коль. – Поразмыслите об этом.

Она дала нам для ознакомления несколько буклетов.

* * *

Холлус верил в Бога.

Т-кна верил в Бога.

А я?

– Может быть, меня вводит в ступор слово «Бог», – сказал я Холлусу, когда мы вернулись в кабинет. – Конечно, если ты хочешь предположить, что в ход земной эволюции вмешивались сторонние силы, я не могу сказать, что ты ошибаешься. В конце концов, ты же сам говорил – в этой части Галактики ещё три миллиарда лет назад находились разумные существа.

– Верно, раса с третьей планеты Эты Кассиопеи А.

– Это не те, кто взорвал свою луну?

– Нет – то была раса с первой планеты Мю Кассиопеи, в пяти с половиной световых годах от Эты Кассиопеи.

– Хорошо, хорошо. Значит, у обитателей Эты Кассиопеи – давай назовём их этанцами – три миллиарда лет назад была технологическая цивилизация. В то время жизнь на моей планете только начиналась. Этанцы, конечно, могли здесь побывать.

– Ты говоришь об очень больших промежутках времени, – заметил Холлус. – Ведь ты же раньше сказал, что три миллиарда лет назад жизнь на Земле просуществовала уже восемьсот миллионов лет, а то и весь миллиард.

– Ну, в общем, да. Но…

– И, конечно, моя собственная звезда, Бета Гидры, в то время даже не образовалась. Я уже говорил, что ей лишь 2,6 млрд. лет, а значит, никто из обитателей Эты Кассиопеи никогда не мог к ней прилететь.

– Так, может быть, то были не этанцы – может, обитатели какой-нибудь другой звезды прилетели сюда, на твою планету или на планету вридов. И все те действия, которые ты приписываешь Богу, вполне могли быть действиями развитых инопланетян.

– Есть два аргумента против твоих рассуждений, – вежливо ответил Холлус. – Во-первых, даже если ты таким образом избавляешься от необходимости признать участие Бога в относительно недавних событиях – в последние несколько миллиардов лет, после того как во Вселенной уже появились сознающие себя наблюдатели, – ты никак не устраняешь проблему Создателя, который установил относительные величины пяти фундаментальных взаимодействий, определил термические и прочие свойства воды и так далее. А потому ты действуешь вразрез с «бритвой Оккама», о которой сам же мне говорил: ты приумножаешь, а не снижаешь, число сущностей, которые оказали влияние на ваше существование. Ведь для начала тебе нужен Бог, чтобы создать Вселенную, а затем нужны менее влиятельные существа, которые обрели интерес в манипулировании развитием жизни.

Сделав небольшую паузу, Холлус продолжил:

– А во-вторых, ты не должен забывать о времени массовых вымираний, явным образом срежиссированных, чтобы случиться одновременно на трёх наших планетах: самое первое случилось 440 млн. лет назад, а последнее – 65 млн. лет назад. Речь идёт о промежутке в 375 млн. лет – а ведь, как мы узнали, от развития радио до самоуничтожения цивилизации или её исчезновения проходит не более пары сотен лет.

Мои мысли скакали как белки в колесе.

– Ну хорошо, – наконец сказал я. – Может быть, фундаментальные параметры и правда былиподобраны, чтобы создать Вселенную, в которой могла возникнуть жизнь.

– В сослагательном наклонении необходимости нет, – заявил Холлус. – Вселенная совершенно явным образом была создана, чтобы породить жизнь.

– Ладно. Но, принимая эту точку зрения, мы должны признать – простое создание жизни не может быть единственной целью. Нужно верить, что этот якобы Создатель хотел создать не просто жизнь, но разумнуюжизнь. Жизнь без разума, в сущности, не что иное, как сложная органическая химия. Она становится по-настоящему интересной лишь когда начинает набираться мудрости.

– Довольно необычная мысль для человека, изучающего динозавров, – заметил Холлус.

– Я бы не сказал. В конце концов, динозавры исчезли с лица Земли шестьдесят пять миллионов лет назад. Мы знаем о том, что они вообще когда-то существовали, лишь по причине развития интеллекта, – парировал я. – Но ты сам подошёл к проблеме, которую я хотел затронуть.

Я немного помедлил в поисках подходящей метафоры:

– Ты готовишь пищу?

– Готовлю? В смысле, занимаюсь её приготовлением из сырых исходных продуктов?

– Да.

– Нет.

– Ну, а я – да, по крайней мере, готовил до недавнего времени. И есть такие блюда, которые просто нельзя приготовить, смешав с самого начала в кучу все ингредиенты. Если хочешь их приготовить, нужно время от времени вмешиваться в процесс.

Холлус немного поразмыслил над этим:

– Значит, ты предполагаешь, что Создатель никоим образом не мог получить разумную жизнь без прямого вмешательства? Многие верующие с этим бы не согласились: периодические вмешательства подразумевают Бога, который обычно отсутствует.

– Я ничего не подразумеваю. Я просто анализирую предположения, являющиеся неотъемлемой частью твоих верований. Смотри, динозавры доминировали на Земле гораздо дольше, чем млекопитающие – и всё же так и не смогли развить в себе хоть сколько-нибудь значимого, минимального интеллекта. Пусть их мозги со временем становились слегка больше, даже самый разумный динозавр в истории, – при этих словах я поднял с полки над столом череп троодона, найденный Филом Кюри, – был не разумнее самого тупого из млекопитающих. На самом деле они вообщене могли стать разумнее: та часть мозга, которая отвечает у млекопитающих за интеллект, у рептилий отсутствует.

Немного помолчав, я добавил:

– Ты сказал, создания, которые доминировали на твоей планете до вымирания шестьдесят пять миллионов лет назад – те пентапеды, – тоже были тупыми животными. Ещё ты говорил, что на Дельте Павлина была сходная ситуация.

– Верно.

– И что в то время твои прародители, как и мои, равно как и прародители вридов, были мелкими существами, живущими на задворках экосистемы.

– Это так, – подтвердил Холлус.

– Но у этих прародителей былимозги, способные развить разум, – сказал я. – Мои прародители были сумеречными, ночными созданиями: они были активны в тёмное время суток. И потому у них развились крупные глаза и зрительная зона мозга – и сам мозг, способный обработать поступающие изображения.

– Так ты предполагаешь, что база для разума могла возникнуть лишь в тех существах, которые – как ты сказал? – находились на задворках экосистемы? В животных, вынужденных искать пропитание в темноте?

– Очень может быть. И, если это так, тогда разум мог прорасти лишь с исчезновением доминирующих, тупых зверюг.

– Полагаю, вполне вероятно, – согласился Холлус. – Но ведь… а, понимаю, понимаю. Ты говоришь, что условия для возникновения жизни и даже зачатков интеллекта и в самом деле могут быть вплетены в ткань Вселенной, но без прямого вмешательства нет способа вывести этот интеллект на передний план, позволить ему процветать и развиваться?

– Да, это я и предполагаю, – к собственному удивлению, ответил я.

– Это объясняет вымирания, случившиеся шестьдесят пять миллионов лет назад. Но как насчёт более ранних вымираний?

– Кто знает? Можно предположить, они тоже были нужны, чтобы подтолкнуть экосистему в сторону, позволяющую в конечном счёте развить разум. Вымирание, случившееся на Земле в конце пермского периода, помогло расчистить путь млекопитающе-подобным рептилиям, предкам млекопитающих. Их способность регулировать температуру тела, может, и не имела особого значения в мягком климате, который стоял до всемирного оледенения, собственно, и вызвавшего это вымирание. Но в ледниковый период даже примитивная терморегуляция – очень полезное свойство, а я склонен подозревать, что развившаяся из него настоящая теплокровность являет ещё одну необходимую предпосылку для развития интеллекта. Таким образом, пермское вымирание было способом существенно увеличить популяции теплокровных существ и предотвратить их проигрыш в борьбе за жизнь, предотвратить выпадение из генофонда.

– Но каким образом создатель мог форсировать наступление ледникового периода? – спросил Холлус.

– Вполне можно предположить, что для завершения мелового периода он обрушил на каждую из наших планет по астероиду. Или в конце пермского периода он мог разбить на части парочку таких астероидов, чтобы вокруг планет образовались кольца. При правильной ориентации они могли заметно затенить поверхность планеты – температура понизилась, и началось мощное оледенение. Или же он мог создать пылевое облако, которое окутало эту часть Галактики, одновременно заслонив все три планеты – нашу, вашу и вридов – одновременно.

– А как насчёт остальных массовых вымираний? – спросил Холлус.

– Ещё примеры ювелирной настройки. Скажем, в конце триасового периода вымирание позволило динозаврам – или их аналогам – стать доминирующей формой жизни на трёх планетах. Без этого доминирования млекопитающие – или теплокровные октопеды на третьей планете Бете Гидры, или живородящие предки Т-кна на второй планете Дельты Павлина – не могли быть принуждены к ведению ночного образа жизни, который способствовал развитию больших мозгов. Если ты не доминируешь, для выживания тебе нужно хорошенько постараться.

Было несколько странно осознавать, что гигантский паук с готовностью взял на себя роль адвоката дьявола, стараясь придумать новые контраргументы своим же воззрениям:

– Но ведь единственное прямое свидетельство того, что после зарождения жизни Создатель управлял эволюцией – совпадение дат массовых вымираний на третьей планете Беты Гидры, на второй планете Дельты Павлина и на третьей планете Солнца. Да, конечно, он мог сходным образом управлять развитием жизни на шести покинутых планетах, которые мы посетили, но мы не смогли найти этому однозначных доказательств.

– Что же, наверное, разум правда можетвозникать в нашей Вселенной по воле случая, – сказал я. – Даже по чистой случайности астероиды врезаются в планеты раз в десять миллионов лет или около того. Но абсолютно немыслимо получить несколькоразумных форм жизни одновременно, если только кто-то не поигрался с календарём. Причём вмешательство должно было быть не разовым, а многократным. Вновь обращаясь к кухонной метафоре – конечно, салат мог бы получиться по чистой случайности сам собою: скажем, ветер мог собрать в кучу растительную массу. Может быть, и стейк мог бы сам собою возникнуть, если бы молния поджарила корову определённым образом. Вино могло образоваться само – виноград скопился в одном месте и забродил. Но без множества целенаправленных усилий получить всё это вместе одномоментно – бокал вина, салат и стейк – абсолютно исключено!

– Но тогда возникает вопрос – почему Бог хотел возникновения нескольких разумных видов одновременно, – заметил инопланетянин.

Я задумчиво почесал подбородок:

– Хороший вопрос.

– О да! – согласился Холлус.

Мы поразмыслили над этим ещё некоторое время, но так и не пришли к удовлетворительному ответу. Уже было почти пять часов вечера.

– Холлус? – позвал я его.

– Слушаю.

– Я хочу тебя кое о чём попросить.

Стебельковые глаза остановились.

– Да?

– Я хотел бы попросить тебя прийти ко мне домой. Я хочу сказать, позволь мне взять проектор домой, чтобы ты мог появиться там.

– С какой целью?

– Это… мы, люди, так делаем. Мы приглашаем друзей на обед. Ты мог бы встретиться с моей семьёй.

– Друзей… – сказал Холлус.

Внезапно я почувствовал себя идиотом. По сравнению с Холлусом я примитивное создание; даже если бы его психология позволяла ему чувствовать привязанность к остальным, по отношению ко мне у него, конечно, не было тёплых чувств. Ведь я – всего лишь средство для достижения цели.

– Прошу прощения, – сказал я. – Не хотел навязываться.

– Ты не навязываешься, – сказал Холлус, и стебельки его глаз заплясали. – Я рад, что по отношению ко мне ты чувствуешь то же, что и я к тебе. Буду очень рад встретиться с твоей семьёй и прийти к тебе в гости.

Я с удивлением почувствовал, что мои глаза увлажнились.

– Спасибо. Большое спасибо, – сказал я. – Конечно, если хочешь, я мог бы попросить их прийти сюда. Вовсе необязательно идти ко мне домой.

– Нет, нет, – сказал Холлус. – Мне самому бы этого хотелось. Твоя семья состоит из супруги Сюзан, правильно?

Он несколько раз слышал, как я говорил с ней по телефону.

– Да. И сына Рики, – сказал я, разворачивая фоторамку на столе, чтобы Холлус мог на него взглянуть.

Стебельковые глаза уставились на карточку.

– Его лицо не похоже на твоё.

– Мы его усыновили, – пожав плечами, сказал я. – Он не мой биологический ребёнок.

– А, – сказал Холлус. – Буду рад с ними встретиться. Как насчёт сегодняшнего вечера?

Я улыбнулся: Рики будет в восторге.

– Сегодня – просто чудесно, – сказал я.

16

Бросив взгляд на Джей-Ди Эуэлла, Кутер Фолзи сконфуженно нахмурил брови.

– Что ты хочешь сказать – «наша цель уже мертва»?

Эуэлл всё ещё сидел на краю кровати в номере мотеля.

– Здесь, в Торонто, есть музей. Там выставка – показывают окаменелости. Преподобный Миллет говорит, они – ложь. Богохульство. И эти окаменелости будут показывать тому большому пауку, инопланетянину.

– Правда? – спросил Фолзи.

– Наш мир – завет Господа, творение его рук. А эти окаменелости – либо они фальшивка, либо их сотворил дьявол. Существа с пятью глазами! Существа с иглами по всему телу! Таких нигде не увидишь. А учёные говорят инопланетянам, что всё это настоящее.

– Все окаменелости – фальшивка, – сказал Фолзи. – Их создал Господь, чтобы испытать нашу веру.

– Ты это знаешь, и я это знаю. Плохо уже то, что атеисты могут рассказывать об окаменелостях в школах, но теперь окаменелости показывают и инопланетянам, чтобы те подумали, будто мы верим в ложь эволюции. Инопланетян ведут к мысли о том, что мы, люди, не веримв Бога. И наша задача – сделать ясным как Божий день, что эти безбожники-учёные говорят не от лица большинства.

– И поэтому… – сказал Фолзи, приглашая Эуэлла продолжить фразу.

– И поэтому преподобный Миллет хочет, чтобы мы уничтожили эти окаменелости, этих «засланцев Бёрджесс», как он их называет. Здесь у них специальная выставка, потом её планируют отправить в Вашингтон. Этому не бывать! Мы положим конец этому позору, чтобы инопланетяне знали – нас такие вопросы не заботят.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, – заявил Фолзи.

– Никто и не пострадает.

– А как насчёт инопланетян? Один из них торчит в музее целыми днями. Если мы его раним, у нас будет уйма проблем.

– Ты что, газет не читаешь? Его там на самом деле нет; это просто проекция.

– А люди, которые ходят в музей? Может быть, они ступили на ложный путь, разглядывая все эти окаменелости, но они же не воплощение зла – не то, что доктора из абортария.

– Не волнуйся, – успокоил его Эуэлл. – Мы сделаем это в ночь на понедельник, когда музей будет закрыт.

* * *

Я позвонил Сюзан и Рики, чтобы они подготовились к визиту особого гостя; когда у Сюзан в запасе три часа, она может сотворить чудеса. Некоторое время я корпел над журналом, а потом покинул музей. На короткую прогулку от служебного выхода до станции метро я взял за правило надевать шляпу и солнечные очки, чтобы изменить внешность. Психи-уфологи по большей части толпились перед главным входом в КМО, в некотором отдалении от моего маршрута. До сих пор ни один из них меня не перехватил – и ко времени моего выхода в этот вечер они, похоже, уже разошлись по домам. Я спустился в подземку и сел в серебристый поезд.

Когда мы сделали остановку на станции «Дандэс», в поезд вошёл молодой парень со светлой клочковатой бородой. По возрасту он вполне мог быть студентом Риерсона; кампус этого университета чуть севернее станции. Парень был облачён в зелёную куртку, на которой белыми буквами было написано:

В КМО – ИНОПЛАНЕТЯНИН,

А В КОРОЛЕВСКОМ ПАРКЕ – МОНСТР!

Я улыбнулся – как известно, здания парламента провинции расположены именно в Королевском парке. Казалось, в эти дни все, кому не лень, старались уколоть губернатора Харриса.

В конце концов добравшись до дома, я встретил жену и сына, и мы прошли в гостиную. Вытащив из портфеля додекаэдр голографического проектора, я поставил его на кофейный столик, а сам уселся на двухместный диван. Рики вскарабкался туда же, чтобы быть рядом, Сюзан примостилась на подлокотнике. Я смотрел на синие часы видеосистемы. На них было 19:59; Холлус согласился прийти в 20 часов ровно.

Мы ждали. Рики был напряжён. Включаясь, проектор всегда издавал двухтональный писк – но сейчас стояла тишина.

20:00.

20:01.

20:02.

Я знал, что часы на видеосистеме идут совершенно точно: у нас была модель «Сони», которая синхронизировала время по кабелю. Я протянул руку к столику и слегка поправил расположение додекаэдра, словно это могло что-нибудь изменить.

20:03.

20:04.

– Ну, – произнесла Сюзан, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пожалуй, пойду готовить салат.

Мы с Рики остались ждать.

– Что за ерунда? – сказал Рики в 20:10.

– Прости, малыш, – сказал я. – Наверное, что-то стряслось.

Я не мог поверить, что Холлус мог меня подвести. В этой жизни можно простить многое, но выставлять мужчину в дурном свете в глазах сына… нет!

– Можно я посмотрю телевизор, пока не сядем ужинать?

Как правило, мы разрешали Рики лишь час телевизора за вечер, и на сегодня он свою норму уже высмотрел. Но я не мог расстроить его ещё раз.

– Конечно, – согласился я.

Рики поднялся. Я тяжело вздохнул.

Он сказал, мы с ним друзья.

Ну, что же. Я тоже встал, взвесил проектор в руке и опустил его в портфель, а потом…

С заднего входа послышался какой-то звук. Я закрыл портфель и пошёл туда проверить, в чём дело. Дверка открывалась на деревянную веранду, которую мы с моим шурином, Тедом, построили лет пять назад. Я приоткрыл вертикальные жалюзи, загораживающие раздвижную стеклянную дверь, и…

Там стоял Холлус, на нашей веранде.

Я отодвинул шпингалет и отодвинул дверь.

– Холлус! – воскликнул я.

За моей спиной появилась Сюзан, подошедшая узнать в чём дело. Я повернулся к ней; она часто видела по телевизору Холлуса и других форхильнорцев, но сейчас разинула рот от удивления.

– Заходи, заходи! – сказал я.

Холлус сумел протиснуться в дверной проём, хотя отверстие для него было узковато. Он приоделся для ужина: теперь на нём была полоска ткани цвета красного вина, с пряжкой из жеоды.

– Почему ты не появился внутри? – спросил я. – Зачем спроецировался снаружи?

Стебельковые глаза Холлуса шевельнулись. В его внешности что-то было слегка иным. Может быть, дело в освещении? Сейчас на него падал свет галогеновой лампы торшера, а в музее я привык видеть его в лучах флуоресцентных панелей.

– Ты пригласил меня к себе домой, – сказал он.

– Да, но…

И тут я почувствовал на своём плече его руку. Я прикасался к нему и раньше, чувствовал покалывания статики от силовых полей, составляющих проекцию. Сейчас всё было не так. Плоть была плотной и тёплой.

– Вот и я, – сказал он. – Но прошу прощения за опоздание; я здесь уже четверть часа, но никак не получалось дать тебе знать о моём приходе. Не удалось отыскать кнопку звонка.

– На задней двери её нет, – сказал я. Мои глаза широко распахнулись. – Ты здесь. Во плоти!

– Да.

– Но… – сказал было я и осёкся.

На заднем дворе стоялонечто крупное; в наступающей тьме мне не удавалось это как следует рассмотреть.

– Я изучаю вашу планету уже больше года, – сказал Холлус. – Не может быть, чтобы ты не подозревал, что у нас есть способы незаметно добраться до поверхности. – И, помолчав, добавил: – Ты пригласил меня на ужин, так? Через телеприсутствие я не смогу насладиться едой.

Зачарованный и взволнованный, я повернулся к Сюзан и тут только сообразил, что забыл её представить:

– Холлус, я бы хотел представить тебе мою жену, Сюзан Джерико.

– «При» «вет», – сказал форхильнорец.

Сюзан несколько секунд стояла ошарашенная, а затем ответила:

– Привет.

– Спасибо, что позволили зайти в гости, – сказал Холлус.

Сюзан улыбнулась, а затем укоризненно посмотрела на меня:

– Если бы меня предупредили заранее, я бы убралась здесь как следует.

– Всё и так просто чудесно, – ответил Холлус. Стебельки глаз колыхались, обозревая комнату. – Очевидно, к выбору предметов мебели отнеслись с большим тщанием – они прекрасно дополняют друг друга.

Обычно Сюзан терпеть не могла пауков, но комплименты этого гиганта, похоже, были способны стянуть с неё трусики.

В ярком свете торшера я заметил крохотные кристаллы, напоминающие бриллианты, на его пузырчатой коже. Они были на обоих сочленениях каждой конечности и на всех трёх сочленениях каждого пальца. Кроме того, целый ряд таких камешков усеивал каждый стебелёк глаза.

– Это украшения? – спросил я. – Если бы я знал, что тебя такие вещи интересуют, показал бы тебе коллекцию камней в КМО. У нас есть сказочные алмазы, рубины и опалы.

– Что? – не понял Холлус. А затем, когда увидел, о чём идёт речь, стебельковые глаза его вновь мелко задрожали. – Нет-нет-нет! Эти кристаллы – имплантаты для интерфейса виртуальной реальности; они позволяют аватару через телеприсутствие повторять мои движения.

– А-а-а, – протянул я.

Обернувшись, я позвал Рики. Сын скачками запрыгал из подвала вверх по лестнице. Он подумал, что я зову его ужинать, и направился было в столовую. Но затем он заметил в гостиной меня, Сюзан и Холлуса. В жизни бы не подумал, что он способен настолько широко распахнуть глаза! Рики подошёл ко мне, и я опустил руку ему на плечо.

– Холлус, – сказал я. – Позволь представить тебе моего сына Рика.

– «При» «вет», – сказал Холлус.

Я опустил взгляд на мальчика:

– Рики, что говорят в таких случаях?

Он не мог отвести от инопланетянина взгляда, уставился на него, не моргая.

– Круто! – воскликнул он.

* * *

Мы не ждали, что Холлус придёт к ужину во плоти. Наш обеденный стол – длинный прямоугольник, среднюю часть можно убрать. Сам стол тёмного дерева сейчас был покрыт белой скатертью. Если честно, там было довольно тесно для форхильнорца. Я помог Сюзан убрать боковину стола, чтобы освободить немного места.

Мне пришло в голову, что я ни разу не видел Холлуса сидящим. Его аватар, очевидно, не нуждался в сиденье, но, подумал я, настоящему Холлусу оно могло бы пригодиться.

– Я могу тебе дать что-нибудь, чтобы ты устроился поудобнее? – спросил я.

Инопланетянин осмотрелся. Он заметил стоящую в гостиной перед двухместным диваном скамеечку для ног.

– Можно я воспользуюсь этим? – спросил он. – Маленьким табуретом?

– Не вопрос.

Холлус прошёл в гостиную. Поскольку у нас в доме рос шестилетний сорванец, инопланетянину на пути не попалось ничего такого, что можно разбить, – и это хорошо. Холлус натолкнулся на кофейный столик и на диванчик; расстояние между предметами мебели не отвечало пропорциям гостя. Холлус притащил скамеечку в столовую, поставил возле стола и перешагнул через неё несколькими ногами, так что его сферическое туловище оказалось прямо над круглым сиденьем. Затем инопланетянин опустился на него.

– Вот так, – сказал он.

Голос прозвучал довольно.

Сюзан чувствовала себя не в своей тарелке.

– Извини, Холлус. Не думала, что ты придёшь по-настоящему. Понятия не имею, можешь ли ты съесть что-нибудь из того, что я приготовила.

– А что у тебя есть?

– Салат – латук, помидорки «черри», порезанный сельдерей, кусочки моркови и гренки. Заправлен маслом и яблочным уксусом.

– Это я могу есть.

– И отбивные из ягнёнка.

– Они термически обработаны?

– Да, – с улыбкой ответила Сюзан.

– Это я тоже могу съесть, если у вас найдётся для меня примерно литр воды комнатной температуры.

– Конечно, – ответила она.

– Я принесу, – сказал я.

Я направился на кухню, где наполнил кувшин водой из-под крана.

– Ещё я приготовила молочный коктейль для Тома и Рики.

– На основе секрета молочной железы коров? – спросил Холлус.

– Да.

– Если с моей стороны не будет невежливым, я бы предпочёл отказаться.

Я улыбнулся. Рики, Сюзан и я расселись у стола. Сюзан передала мне чашку с салатом. Вилкой я выложил немного себе на тарелку, затем наложил салат на тарелку Рики, а потом положил немного на тарелку Холлуса.

– У меня свои столовые приборы, – сказал тот. – Надеюсь, это не будет невежливо.

– Ничуть, – заверил я его.

Даже после всех поездок в Китай я остался одним из тех, кто в китайском ресторане всегда просит нож и вилку.

Из складок одежды Холлус вытащил два устройства, чем-то напоминающие штопор.

– Вы произносите слова благодарности? – спросил Холлус.

Этот вопрос заставил меня вздрогнуть.

– Обычно нет.

– Я видел такое по телевизору.

– В некоторых семьях так принято, – пояснил я.

В тех семьях, которым есть за что быть благодарными.

Холлус проткнул кусочек латука своим буравчиком и поднёс к отверстию в верхней части сферического туловища. Мне и раньше доводилось видеть его движения при еде, но никогда – что он действительно ест. Процесс был довольно шумным: его челюсти при работе издавали щёлкающие звуки. Скорее всего, микрофонами были оборудованы только его речевые щели: видимо, поэтому я никогда не слышал таких звуков от аватара.

– Как салат? – спросил я его.

Отвечая на вопрос, Холлус продолжал переносить еду в ротовое отверстие; подозреваю, форхильнорцы не могут подавиться, принимая пищу.

– Очень вкусно, спасибо, – сказал он.

Тут подал голос Рики.

– А почему вы так говорите? – спросил он. И сымитировал речь Холлуса, говоря по очереди левой и правой сторонами рта: – «Очень» «вкусно» «спа» «сибо».

– Рики! – воскликнула Сюзан, смущённая тем, что наш сын напрочь забыл хорошие манеры.

Но Холлус, по-видимому, был совсем не против ответить на вопрос.

– Между людьми и моим народом есть кое-что общее – разделённый на половинки мозг, – объяснил он. – У каждого из вас есть правое и левое полушарие, и у нас точно так же. Мы полагаем, что сознание – результат взаимодействия обоих полушарий; мне представляется, что у людей тоже есть сходные теории. В случаях, когда полушария оказываются разделёнными из-за травмы и работают независимо, из одной речевой щели могут выходить целые фразы. Правда, при этом выражаются гораздо менее сложные мысли.

– О, – сказал Рики, вновь утыкаясь в салат.

– Поразительно, – сказал я. Координация речи между частично автономными половинками мозга, должно быть, сложная задача; может, именно поэтому Холлус казался неспособным использовать сокращения. – Меня занимает вопрос – а если бы у нас было два рта, как бы говорили люди? Чередовали бы слова или слоги?

– Кажется, вы меньше зависите от согласованной работы полушарий, чем мы, форхильнорцы, – предположил Холлус. – Насколько я знаю, в случае повреждения мозолистого тела люди всё равно могут ходить.

– Мне думается, это действительно так.

– А мы не можем, – сказал Холлус. – Каждая половина мозга контролирует три ноги на своей стороне тела. Все ноги должны работать согласованно, иначе мы перевернёмся, и…

– Мой папа скоро умрёт, – сказал Рики, поднимая голову от салата.

Сердце у меня бешено забилось. Сюзан выглядела шокированной.

Холлус опустил свои приборы:

– Да, он мне сказал. Мне очень жаль.

– Вы можете ему помочь? – спросил Рики, не отрывая взгляда от инопланетянина.

– Мне очень жаль, – ответил тот. – Я ничем не могу помочь.

– Но вы же из космоса, и всё такое, – сказал Рики.

Стебельковые глаза Холлуса остановились:

– Да, это так.

– Ну, так вы должны что-то знать.

– Кое-что я знаю, – ответил Холлус. – Но я не знаю, как победить рак. От него умерла моя мать.

Рики с огромным вниманием смотрел на инопланетного гостя. Казалось, мальчик хочет высказать ему своё сочувствие, но понятия не имеет, как это выразить словами.

Сюзан встала из-за стола, чтобы принести с кухни отбивную из ягнёнка и мятное желе.

Мы ели в молчании.

* * *

Мне пришло в голову, что у меня появилась возможность, которая вряд ли повторится.

Холлус явился ко мне во плоти.

После обеда я попросил его спуститься в подвал. У него возникли некоторые сложности с разворотом на середине спуска, но он справился.

Я подошёл к шкафу для документов и вытащил из ящика стопку бумаг.

– Люди имеют обыкновение составлять документ под названием «завещание», в котором указывают, как будет разделено их имущество после смерти, – пояснил я. – Само собой, почти всё я оставляю Сюзан и Рики, хотя кое-что пойдёт на благотворительность – в Канадское общество рака, в КМО и ещё кое-куда. Некоторые вещи отойдут моему брату, его детям и паре других родственников.

Я немного помолчал, а потом продолжил:

– Я… я подумывал о том, чтобы дополнить своё завещание, чтобы оставить кое-что и для тебя. Но, Холлус, это кажется бессмысленным. Я хочу сказать, когда меня не станет, тебя рядом, скорее всего, не будет. И, в конце концов, обычно тебя же рядом по-настоящему нет. Но сегодня…