Текст книги "Вычисление Бога (ЛП) "

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

31

Этим вечером я всё-таки сумел добраться домой; толпы, запрудившие метро, получили весточку о том, что катастрофы каким-то образом удалось избежать. К восьми часам я сумел втиснуться в битком забитый вагон поезда, ехавший на юг, в сторону станции «Юнион». Я решил ехать, пусть и без шансов на сидячее место. Мне не терпелось увидеть Сюзан, увидеть Рики.

Сюзан обняла меня крепко, до боли. Рики тоже меня обнял, и мы уселись на диван; сын сидел у меня на коленях, и мы снова обнимались всей семьёй.

В конце концов мы с Сюзан уложили ребёнка в постель. Я поцеловал его, пожелав спокойной ночи моему малышу, сыну, которого любил всем сердцем. Он был слишком юн, чтобы понять, что сегодня произошло, – как и многое из того, что навалилось на него в последнее время.

Сюзан и я вновь очутились на диване и в 22:00 смотрели по телевизору видеоряд, полученный телескопами «Мерелкаса» и переданный в качестве события дня по национальному телеканалу. Рассказывая об опасности, с которой сегодня столкнулась Земля, Питер Мэнсбридж выглядел суровее обычного. После космических панорам к нему в студии присоединился Дональд Чен – телестанция Си-Би-Си располагалась недалеко от музея, – чтобы объяснить детали случившегося и подтвердить, что чёрная аномалия(именно этим словом воспользовался Дон) по-прежнему располагается между Землёй и Бетельгейзе, защищая нас.

Мэнсбридж подвёл итоги интервью словами: «Бывает, нам просто улыбается удача. – И, повернувшись к камере, сказал: – Из других новостей…»

Но других новостей не было – никаких, которые бы имели хоть какое-то значение, никаких, которые бы могли сравниться с тем, что произошло днём.

«Бывает, нам просто улыбается удача», – сказал Мэнсбридж. Одной рукой я обнял Сюзан, притянул к себе, почувствовал теплоту её тела, вдохнул аромат шампуня. Мои мысли сейчас были о ней – и на сей раз не о том, сколько времени нам отпущено, а о тех восхитительных моментах, которые были в прошлом.

Мэнсбридж был прав. Иногда нам просто улыбается удача.

* * *

Следующим утром, когда я ехал в музей на метро, меня осенило; на меня буквально снизошло озарение.

Оказавшись в кабинете, я принялся нетерпеливо ожидать появления Холлус. Мне пришлось прождать больше часа, и всё это время я просидел как на иголках.

– Доброе утро, Том, – сказала инопланетянка. – Я хочу извиниться за резкость вчерашних слов. Они были…

– Ерунда, не переживай. Все мы становимся не в себе, когда впервые понимаем, что можем умереть, – сказал я. И без всякой паузы, не давая ей обрести контроль над разговором, продолжил: – В общем, забудь. Но послушай, сегодня утром, когда ехал с людьми в подземке, я кое-что понял. Как насчёт того ковчега? Корабля, который отправили к Бетельгейзе обитатели Грумбриджа 1618?

– Ковчег наверняка испарился, – ответила Холлус. Её голос прозвучал печально. – На это хватило бы даже первой вспышки умирающей звезды.

– Нет, – возразил я и покачал головой, всё ещё потрясённый масштабами. – Нет, всё было совсем иначе. Чёрт возьми, я мог бы и раньше это понять – как и О н!

– Кто? – не поняла Холлус.

Этот вопрос я оставил без ответа – пока что.

– Обитатели Грумбриджа не покинули планету, – уверенно произнёс я. – Как и остальные, они перешли в виртуальную реальность.

– На их планете мы не обнаружили предостерегающих меток ландшафта. И потом, зачем им направлять к Бетельгейзе корабль? Ты предполагаешь, на нём летела отдельная группа – те, кто не желал перехода?

– Никто не стал бы лететь к Бетельгейзе, чтобы поселиться с нею рядом; ты же сама говорила, что звезда для этого не подходит. И четыреста световых лет – ужасно долгий путь лишь для того, чтобы совершить гравитационный маневр. Нет, я уверен – на корабле, след которого вы увидели, не было ни команды, ни пассажиров; все жители Грумбриджа по-прежнему находятся на своей планете, погружённые в мир виртуальной реальности. Нет, они выслали к Бетельгейзе автоматический корабль с каким-то катализатором – чем-то, что может запуститьвзрыв сверхновой.

Стебельковые глаза Холлус замерли:

– Запустить? Но зачем?

У меня кружилась голова; эти мысли едва в ней умещались. Я посмотрел на форхильнорку:

– Чтобы стерилизовать все планеты в этой части галактики, – объяснил я. – Чтобы уничтожить жизнь подчистую. Если хочешь укрыть под землёй компьютеры и перенести в них своё сознание – что для тебя страшнее всего? Разумеется, что придёт кто-то и раскопает компьютеры, повредит их – случайно или намеренно. На тех планетах, которые вы посетили, жители создавали ландшафтные метки, предостерегающие от попыток вскрыть то, что спрятано в глубине. Но на Грумбридже они посчитали это недостаточным. Они постарались сделать так, чтобы никто – даже с близлежащих звёзд – не смог прилететь к ним и вмешаться в их жизнь. Они знали, что Бетельгейзе – крупнейшая звезда в этой части Галактики – в конце концов вспыхнет сверхновой, и решили на несколько тысячелетий поторопить события. Направили к ней какой-то катализатор, бомбу – в общем, устройство, которое должно было вызвать по прилёту вспышку сверхновой.

И, помолчав, добавил:

– Если подумать – фактически, потому-то вы до сих пор могли наблюдать термоядерный выхлоп их корабля, несмотря на то, что он уже преодолел чуть ли не весь путь до Бетельгейзе. Разумеется, он и не собирался тормозить: полёт не предполагал торможения. Вместо этого корабль угодил прямиком в звезду, детонировав сверхновую.

– Это… Это чудовищно. Это совершенно с одной стороны.

– Чертовски верно. Конечно, обитатели Грумбриджа могли не знать наверняка, что где-то ещё есть какие-то формы жизни. В конце концов, они развивались в изоляции – ты сказала, их ковчег путешествовал пять тысяч лет. Они могли посчитать свой поступок разумной предосторожностью, не зная наверняка, что уничтожают какие-то другие цивилизации, – сказал я. – Или, может быть, им было на это наплевать. Может, они считали себя богоизбранным народом и полагали, что Бог разместил Бетельгейзе там, где она есть, специально, чтобы они смогли ею воспользоваться.

– Может, они и правда в это верили. Но ты знаешь, что это неправда.

Она была права: я это знал. Я увидел дымящийся ствол. Я увидел доказательство, достаточно убедительное даже для меня. Я глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, стараясь привести в порядок путаницу мыслей в голове. Конечно, я мог увидеть нечто такое, что могла сделать продвинутая раса; это мог быть искусственный отражатель для новых звёзд; это могло быть…

Но, рано или поздно, принятие простейшей теории неизбежно – теории, которая предполагает минимум новых элементов. Рано или поздно приходит пора остановиться, перестать требовать для ответа на этотвопрос – из всех прочих – доказательств ещё более убедительных. Рано или поздно – может быть, в самом конце жизни – приходится быть честным с самим собой. И тогда стены твоего мирка рушатся, погребая тебя под обломками.

– Ты хочешь, чтобы я сказал это вслух? – спросил я, слегка пожимая плечами, – словно идея была свитером, который нужно немного поправить, чтобы он сел как надо. – Да, это был Бог; это был Создатель.

И я умолк, позволяя словам повиснуть в воздухе, раздумывая, хочу ли я взять их обратно.

Но я не хотел.

– Несколько месяцев назад ты, Холлус, сказала, что считаешь Бога существом, каким-то образом пережившим предыдущее Великое сжатие, каким-то образом продолжившее существование с предыдущего цикла. Если это так, тогда он и в самом деле часть космоса. Или, если он до сих пор не был частью космоса, может быть, у него есть способность становиться… как там говорят теологи?.. воплощатьсяв таковую. Бог принял физическую форму и встал на пути между взрывающейся звездой и нашими планетами.

И сейчас меня осенило новой мыслью:

– Кстати, это происходит не впервые! Помнишь ту сверхновую 1320-го нашей эры, из созвездия Парус? Она была почти столь же близка, как и Бетельгейзе. Её останки сейчас видны, но никто не видел самой вспышки – ни китайцы на Земле, ни остальные народы здесь, на вашей планете или на планете вридов. Эта сущность вмешалась и тогда, прикрыв нас от излучения сверхновой. Ты сама сказала это, когда речь зашла о Боге в наш первый разговор: скорость образования сверхновых должна быть тщательно сбалансирована. Что же, если ты не можешь или не хочешь предотвращать вспышки сверхновых, тебе остаётся от них прикрывать.

Стебельковые глаза Холлус сблизились. Казалось, её тело понемногу опускается, словно шесть ног с трудом выдерживают вес. Бесспорно, мысль о том, что это существо и есть Бог, посетила её раньше, чем меня, но Холлус сейчас только задумалась о том, что это может значить применительно к сверхновой из Паруса.

– Бог не просто вызывает массовые вымирания. Ещё он рутинно их предотвращает, когда это отвечает его цели, – сказала она.

– Невероятно, правда? – сказал я, чувствуя в себе такую слабость, которую сейчас видимо проявляла и Холлус.

– Может, нам стоит полететь к нему, – сказала она. – Раз мы сейчас знаем, где находится Бог, может, нам стоит к нему слетать.

Идея была грандиозна. Моё сердце вновь забилось в груди кувалдой.

– Но… но ведь мы же увидели, что происходило у Бетельгейзе больше четырёхсот лет назад, – сказал я. – И у вашего корабля на полёт туда тоже уйдёт никак не меньше четырёхсот лет. С какой стати Богу задерживаться там на тысячелетие?

– Типичное время жизни для форхильнорца – примерно сотня лет, грубо говоря, пятьдесят миллионов минут, – пояснила Холлус. – Бог, предположительно, имеет возраст не меньше возраста вселенной, который составляет 13,9 миллиардов лет; тысяча лет для него то же, что четыре минуты для одного из нас.

– Всё равно, он не стал бы тратить время, поджидая нас.

– Может и не стал бы. Или, быть может, он знал, что за его действиями будут наблюдать, что они привлекут наше внимание. Может, он сделает так, чтобы снова оказаться там – в том единственном месте, где мы точно знаем, что он был – для встречи в подходящее время. В промежутке он может отправиться куда-то по своим делам, а затем вернуться. Похоже, он довольно мобилен; скорее всего, если бы он знал, что ковчег с Грумбриджа детонирует Бетельгейзе, он бы просто уничтожил корабль в пути. Но стоило начаться взрыву, как он появился в центре событий довольно быстро – и может вернуться туда так же быстро, когда мы туда доберёмся.

–  Еслион хочет встречи с нами. Это большое «если», Холлус!

– Без сомнения. Но наша команда уже готовится к полёту на встречу с Богом; это лучшая возможность, и потому нам не остаётся ничего другого, кроме как попытаться, – сказала Холлус. Её глаза были прикованы ко мне. – Приглашаю тебя полететь с нами.

Сердце забилось ещё чаще, чем раньше. Нет, это не может быть правдой!

– У меня почти не осталось времени, – мягко заметил я.

– «Мерелкас» может разогнаться почти до скорости света меньше чем за год. После этого б ольшую часть расстояния мы преодолеем за очень малое субъективное время. Конечно, после этого нам понадобится ещё год для торможения, но мы можем добраться до Бетельгейзе чуть больше чем за два года нашего времени.

– У меня нет двух лет.

– Нет, – согласилась она. – Если ты будешь бодрствовать. Но, помнится, я говорила тебе, что вриды путешествуют в анабиозе; мы можем погрузить в анабиоз и тебя – разморозим только тогда, когда достигнем цели.

В глазах у меня потемнело. Предложение было невероятно чарующим – соблазнительным, непостижимым подарком.

Кроме того…

Кроме того, а не мог бы Холлус заморозить меня до тех пор, пока…

– А вы можете заморозить меня навсегда? – спросил я. – Рано или поздно лекарство от рака всё равно разработают, и…

– Прости, но нет, – сказала она. – Тело всё равно деградирует, даже в этом состоянии; хотя на промежутках до четырёх лет технология не опаснее общей анестезии, нам никогда не удавалось успешно оживить ни одного из тех, кто провёл в анабиозе больше десяти лет. Это удобный способ путешествовать в пространстве, но не вперёд во времени.

Что же, я никогда не представлял себя лежащим в криокамере, наподобие Уолта Диснея. Всё равно – возможность отправиться в путешествие с Холлус, улететь на борту «Мерелкаса», чтобы увидеть могущественную сущность, которая и правда может оказаться Богом… это потрясающая возможность, просто невероятная!

И я внезапно осознал, что для Сюзан и Рики это может оказаться лучшим исходом: они будут избавлены от агонии последних месяцев моей жизни.

Я ответил Холлус, что мне нужно об этом подумать, нужно обсудить вопрос с семьёй. Такая заманчивая перспектива, столь щедрое предложение… но принять во внимание следовало многое.

Раньше я сказал, что Кутер направился на встречу с Создателем, – но на самом деле я в это не верил. Кутер просто умер.

В отличие от него я, быть может, и правдаповстречаю Создателя… ещё при жизни.

32

– Холлус предложил мне полететь с ними, к следующей цели, – сказал я Сюзан вечером, по возвращении домой.

Мы сидели на диване в гостиной.

– К Альфе Центавра? – спросила она.

Планировалось, что эта звезда и была следующей, и последней, остановкой «Мерелкаса» в его грандиозном вояже перед возвращением к Дельте Павлина и затем Бете Гидры.

– Нет, у них поменялись планы. Вместо этого они летят к Бетельгейзе – хотят увидеть, что там.

Сюзан помолчала.

– Я правильно помню? В «Глоб» писали, что Бетельгейзе в 400 световых годах?

Я кивнул.

– Значит, ты не сможешь вернуться, пока не пройдёт тысячалет?

– С точки зрения земных наблюдателей – да.

Она ещё помолчала. Когда молчание стало тягостным, я решил его прервать:

– Понимаешь, на середине пути корабль должен будет развернуться, чтобы термоядерный выхлоп был направлен к Бетельгейзе. Поэтому через 250 лет та… сущность… увидит яркий свет и поймёт, что кто-то приближается. Холлус надеется, что он – оно – останется на месте, чтобы подождать нашего прибытия. Или даже полетит навстречу.

– Сущность?

С нею я не мог заставить себя произнести правильное слово.

– Сущность, которая заслонила нас от Бетельгейзе.

– Ты считаешь, что это Бог, – просто сказала Сюзан.

Она знала Библию. Она неделю за неделей слушала мои рассуждения за ужином – о том, что было в самом начале, о причинах и следствиях, о фундаментальных константах и разумном замысле. В любом случае, я не так часто употреблял слово на букву «Б» – по крайней мере, в её присутствии. Оно всегда значило для неё гораздо больше, чем для меня, – а потому я сохранял дистанцию, научную отстранённость. Но она знала. Знала.

Я слегка пожал плечами.

– Возможно.

– Бог, – твёрдо повторила Сюзан, не оставляя места для недоговорённости. – И у тебя появился шанс Его увидеть.

Она посмотрела на меня, склонив голову набок:

– Они берут с Земли ещё кого-то?

– Да, несколько… э-э-э… индивидуумов, – ответил я и попытался припомнить весь список: – Женщину из Западной Виргинии, с тяжёлой формой шизофрении. Горную гориллу из Бурунди. Очень-очень старого китайца. – Я пожал плечами. – Ещё несколько человек, сдружившихся с другими инопланетянами. Все до одного немедленно согласились.

Сюзан посмотрела на меня, сохраняя на лице нейтральное выражение:

– Ты хочешь лететь?

Да, подумал я. Об этом кричало всё моё существо. И пусть я разрывался от желания провести с Рики как можно больше времени, я бы предпочёл, чтобы он запомнил меня более-менее здоровым, способным передвигаться самостоятельно, достаточно сильным, чтобы его поднять. Я кивнул, не полагаясь на голос.

– У тебя сын, – сказала Сюзан.

– Я знаю, – мягко ответил я.

– И жена.

– Знаю.

– Мы… мы не хотим тебя потерять.

– Но в любом случае потеряете. Очень, очень скоро – вы меня потеряете, – сказал я как можно нежнее.

Мы помолчали. В голове бурлил водоворот мыслей.

Я и Сюзан – мы знали друг друга с университетской скамьи, ещё в 1960-е. Мы какое-то время встречались, но затем я уехал – направился в Штаты, пытаясь поймать мечту. Тогда Сюзан не встала у меня на пути.

И вот, сейчас, у меня появилась другая мечта.

Но сейчас всё было иначе – в несопоставимых масштабах.

Сейчас мы были женаты. У нас был ребёнок.

Если бы в расчёт нужно было принять только это, ответ был бы очевиден. Будь я здоров, чувствуй себя хорошо – я бы ни за что на свете не стал задумываться о том, чтобы покинуть Сюзан и Рики. Не стал бы – даже гипотетически.

Но я не был здоров.

Я не чувствовал себя хорошо. И, конечно, она это понимала.

Мы поженились в церкви, потому что на этом настояла Сюзан, и мы произнесли традиционные слова верности, в том числе «Пока смерть не разлучит нас». Конечно, никто из тех, кто произносит в церкви эти слова, даже не задумывается о раке; никто не ждёт, что этот проклятое создание с клешнями ворвётся в их жизнь, принося с собою мучения и горе.

– Давай подумаем ещё немного, – предложил я. – «Мерелкас» вылетает через три дня.

Сюзан еле заметно кивнула.

* * *

– Холлус, – обратился я к инопланетянке на следующий день, в своём кабинете. – Я знаю, ты и ваша команда, должно быть, очень заняты, но…

– Да, ещё как. Прежде чем мы отправимся к Бетельгейзе, нужно провести большие приготовления. Кроме того, у нас на борту бушуют моральные споры.

– О чём?

– Мы верим, что ты прав: жители третьей планеты Грумбриджа 1618 действительно попытались стерилизовать эту часть Галактики. Ни форхильнорцы, ни вриды никогда бы о таком не подумали; прошу прощения за резкость, но это деяние настолько варварское, что это могло прийти в голову только людям – или, очевидно, обитателям Грумбриджа. И теперь мы спорим, стоит ли оповещать об этом наши родные планеты – стоит ли дать им понять, чего попытались добиться существа с Грумбриджа.

– Это кажется довольно разумным, – заметил я. – Почему бы не сообщить?

– Вриды в целом раса миролюбивая – но наш народ, как я уже говорил, – он… э-э-э… страстный. Да, пожалуй, это подходящее слово. Многие форхильнорцы наверняка захотят ответить на эту попытку уничтожения. Грумбридж 1618 лишь в тридцати девяти световых годах от Беты Гидры; мы могли бы легко направить туда корабли. К несчастью, жители планеты не оставили ландшафтных меток – а потому, реши мы наверняка уничтожить их обитателей, нам пришлось бы уничтожить всю планету, а не просто её часть. Обитатели Грумбриджа так и не разработали технологию ультрамощного термоядерного синтеза, доступную нашей расе; в противном случае их бомба добралась бы до Бетельгейзе гораздо быстрее. А эта технология даёт нам возможность уничтожить планету целиком.

– Ничего себе! – сказал я. – Вот это – настоящаяморальная дилемма. Так вы сообщите своим планетам?

– Это ещё не решено.

– Вриды – великие специалисты по этике. Так что на этот счёт думают они?

Холлус ответил не сразу.

– Они предлагают нам воспользоваться термоядерным выхлопом «Мерелкаса», чтобы стерилизовать третью планету Бету Гидры.

– Родную планету форхильнорцев?

– Да.

– О господи! А почему?

– Они не объяснили до конца, но мне кажется, что в них говорит… – как ты говорил? – ирония. Раз мы хотим уничтожить тех, кто был, или мог быть, угрозой нашему существованию, тогда мы ничем не лучше жителей Грумбриджа, – сказала Холлус и помолчала. – Но я не хотела тебя этим нагружать. Ты хотел меня о чём-то попросить?

– Ну, в сравнении с тем, что рассказала ты, моя проблема кажется пустяковой.

– Пустяковой?

– Незначительной. В общем, я бы хотел поговорить с вридом. У меня возникла морально-этическая проблема, которую я не могу разрешить.

Покрытые прозрачным кристаллом глаза Холлус уставились на меня.

– Насчёт того, лететь тебе с нами к Бетельгейзе или нет?

Я кивнул.

– Наш друг Т-кна сейчас занят ежедневными попытками наладить контакт с Богом, но через час он освободится. Если к тому времени ты перенесёшь проектор в более просторное помещение, я попрошу его составить нам компанию.

* * *

Разумеется, остальные пришли к тому же выводу, что и я: сущность, которую Дональд Чен нейтрально назвал «аномалией», и о которой Питер Мэнсбридж элегантно отозвался как об «удаче», людям всей планеты объявили доказательством божественного вмешательства. И, конечно, люди придали этому своё толкование: то, что я назвал «дымящимся стволом», многие называли чудом.

Тем не менее это было мнением меньшинства – ведь большинство жителей планеты ничего не знали о сверхновой, а из тех, кто слышал, в частности, большой процент мусульманского населения, многие не доверяли съёмкам, сделанным телескопами «Мерелкаса». Другие заявляли, что нам удалось увидеть работу дьявола: мимолётный взгляд в сердце ада, а затем – всеобъемлющая тьма; нашлись сатанисты, которые заявили о доказательствах их правоты.

Ну а христиане-фундаменталисты зачитывали Библию до дыр, пытаясь отыскать в ней строки, которые можно подогнать под случившееся. Были те, кто искал и якобы находил нужные пророчества в наследии Нострадамуса. Математик-еврей из Еврейского университета в Иерусалиме указал, что сущность с шестью отростками топологически эквивалентна Звезде Давида, и предположил, что увиденное знаменует прибытие Мессии. Организация под названием «Церковь Бетельгейзе» спешно запустила в интернете продвинутый веб-сайт. И средства массовой информации выискивали возможность обнародовать любую псевдонаучную ерунду, хоть каким-то боком касающуюся древних египтян и созвездия Орион – того, в котором и взорвалась сверхновая.

Но всем только и оставалось, что гадать.

Мне же выпал шанс полететь туда – и узнать наверняка.

* * *

Мы вновь оказались в конференц-зале на пятом этаже Кураторской, но на сей раз без видеокамер. В помещении находился лишь я с крошечным инопланетным додекаэдром – и проекции двух инопланетян.

Холлус молча стояла с одной стороны зала, Т-кна – с другой. Их разделял стол. Ремень Т-кна сегодня был зелёным, а не жёлтым, но и сейчас на нём красовался тот же символ «галактики крови».

– Приветствую, – сказал я, как только проекция врида стабилизировалась.

Раздался звук перекатывающихся камней, за которыми последовал механический голос:

– Приветствие взаимно. От меня ты чего-то желаешь?

Я кивнул:

– Совет, – сказал я, слегка склонив голову. – Мне нужен твой совет.

Врид был недвижим, он обратился в слух.

– Холлус сказал тебе, что у меня последняя стадия рака, – сказал я.

Т-кна прикоснулся к пряжке на ремне:

– Скорбь выражена ещё раз.

– Спасибо. Но, послушай, вы дали мне шанс отправиться с вами к Бетельгейзе – встретить то, что бы там ни было.

Звук падающих на землю камешков:

– Да.

– Я скоро умру. Не знаю точно, когда – но наверняка не позднее, чем через пару месяцев. И мой вопрос – следует ли мне провести эти последние месяцы с семьёй или отправиться с вами? С одной стороны, моей семье важна каждая минута, которую они проводят со мной, – и, ну… думаю, я понимаю, что их пребывание рядом со мной, когда я… когда я умру, – необходимая часть для того, чтобы подвести итог, последнюю черту нашим отношениям. И, конечно, я сам их очень люблю, очень хочу остаться с ними. С другой стороны, скоро моё состояние ухудшится, я начну становиться для них всё большей и большей обузой.

Я помолчал.

– Живи мы в Соединённых Штатах, во внимание, наверное, следовало бы принять вопрос денег – там, на юге, последние несколько недель жизни в больнице могут вылиться в астрономическую сумму. Но здесь, в Канаде, этот фактор ни на что не влияет; во внимание следует принять только эмоциональные аспекты, их воздействие на меня и мою семью.

Я сознавал, что выражаю свою проблему в математических терминах – факторы, уравнения, финансовые и эмоциональные аспекты, – но слова изливались из меня именно так, я не репетировал речь. Я лишь надеялся, что не поставил врида в тупик.

– И от меня ты спрашиваешь, который выбор тебе следует сделать? – спросил меня голос транслятора.

– Да, – ответил я.

Раздался звук перемалываемых камней, за которым последовала краткая пауза, а затем:

– Моральный выбор очевиден, – сказал врид. – Он всегда очевиден.

– И? – спросил я. – Каков моральный выбор?

Новый скрежет камней о камни:

– Мораль нельзя выдать из внешнего источника. – При этих словах руки врида прикоснулись к перевёрнутой груше, что была его грудью. – Она обязана прийти изнутри.

– Значит, ты не дашь ответа, так?

Проекция врида колыхнулась в воздухе и исчезла.

* * *

Этим вечером, когда Рики смотрел в подвале телевизор, мы с Сюзан вновь сидели на диване.

И я сказал ей о своём решении.

– Я всегда буду любить тебя, – добавил я.

Она закрыла глаза:

– И я всегда буду тебя любить.

Неудивительно, что мне так сильно нравилась «Касабланка». Пойдёт ли Ильза Лунд с Виктором Ласло? Останется ли с Риком Блэйном? Последует ли она за мужем или последует зову сердца?

Есть ли что-то важнее, чем Сюзан? Чем Рик? Чем они вместе? Были ли ещё факторы, другие условия в этом уравнении?

Но – если откровенно – было ли что-то большее в моём случае? Конечно, Бог может находиться в сердце «аномалии» – но, если я полечу туда, уверен, я ни на что не повлияю… в отличие от Виктора, чьё сопротивление нацистам помогло спасти мир.

Тем не менее я принял решение.

Сколь бы трудным оно ни было, я его принял.

И мне никогда не узнать, правильное ли оно.

Я склонился к Сюзан и поцеловал её – поцеловал словно в последний раз.