Текст книги "Журнал «Если», 1994 № 11-12"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

Соавторы: Джон Кейт (Кит) Лаумер,Роберт Артур,Рэндал Гаррет,Джордж Генри Смит,Йен (Иен) Уотсон,Никита МИХАЙЛОВ,Наталия Сафронова,Татьяна Королева,Владимир Губарев,Джеффри Уолмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Гроссляпсус взглянул на импозантные часы, украшающие его пухлое запястье.

– Хммпф! – буркнул он, обращаясь к Магнану.

– Видимо, придется идти. Время для попыток открыть мое здание раньше Шниза упущено – серьезное разочарование, относительно которого у нас с вами еще состоится небольшая беседа!

– Ретиф! – зашептал Магнан, когда оба они присоединились к группе сановников и дипломатов, двигающихся к ярко освещенной платформе. – Если мы удерем прямо сию минуту, то, быть может, еще успеем пристроиться смазчиками на бродячий сухогруз, который я сегодня приметил в порту. Вид у него вполне задрипанный, так что шкипер, я думаю, возьмет нас, не вдаваясь в формальности…

– Ничего не делайте второпях, мистер Магнан, – посоветовал Ретиф. – Лучше попробуйте играть на слух и будьте готовы в нужный момент подхватить реплику.

На платформе Ретиф пристроился к костистому локтю Посла Шниза. Тот, увидев его, испуганно дернулся.

– Капитану Злифу не хотелось, чтобы я пропустил такое зрелище, – пояснил Ретиф. – Так что он в конце концов решил меня отпустить.

– И вы посмели сунуть сюда свой нос, – зашипел Шниз, – после того, как совершили нападение на моих…

– Мародеров? – подсказал Ретиф. – Я считаю, что в данных обстоятельствах мы с вами могли бы прийти к согласию и забыть об этом инциденте, господин Посол.

– Хм. Возможно, оно и к лучшему. Готов допустить, что моя роль в нем при определенном истолковании могла бы дать повод к превратным выводам…

Шниз отвернулся, чтобы взглянуть на оркестр: две дюжины хлябиан, преобразованных в духовые и струнные инструменты, с воодушевлением наяривающих мешанину из классических тем Элвиса Пресли. Как только оркестр доиграл, вспыхнул софит, высветивший щуплую фигуру гроачианского Посла.

– Господин Премьер-министр, – начал Шниз, одышливый голос его заскрежетал, усиленный мощными репродукторами, – мне доставляет огромное удовлетворение…

Ретиф подал условный знак, и неприметный бледно-лиловый жгутик змеей скользнул по платформе, подобрался к Шнизу сзади и не замеченный никем, кроме Ретифа, совершенно невидимый под щегольским высоким жестким воротником дипломатического мундира сноровисто обвил тщедушную шею гроачи.

Что-то негромко крякнуло в расставленных по площади рупорах, затем голос послышался снова.

– Как я уже сказал, не догромляет оставное мудовлетворение услуга, которую я омазываю коему слизкому другу и дослочтипому котлеке Мослу Гросляпсусу, отгрызая вар демлян народам Бляхи!

И тощая ручка гроачи (не без помощи крепкой конечности Чонки) вытянулась и дернула за веревочку, удерживающую брезент.

– Какого дьявола он там наплел? – заворчал Гроссляпсус. – Я совершенно отчетливо слышал, как он употребил в отношении меня непотребное слово!

Тут Послу пришлось прерваться, ибо упавшие покрывала обнаружили сверкающую в свете прожекторов барочную громаду с трепещущими на минаретах флажками.

– Ба! Да это же мой собственный Большой театр, – поперхнулся Гроссляпсус.

– Какой дедрый шар, Фенвик, – воскликнул Премьер-министр, хватая Посла за руку. – Нолько я темного затупался… мне кочему-то запалось, что эту гадостную мерецонию приторовил для нас Понос Шлиз____

– Небольшой дружеский розыгрыш, хе-хе, чтобы слегка взволновать Ваше Превосходительство, – торопливо сымпровизировал Магнан.

– Вы скотите хазать, что эта великоскульпная лептура – додарок КПЗ? – Премьер-министр, головокружительно извиваясь всем телом, изобразил смущение. – Но я почетливо томню, что мы отмели эво тесто для Мессианской Гроачии…

– Магнан! – взревел Гроссляпсус. – Что здесь происходит?!

Поскольку Магнана в этот момент поразила икота, Ретиф выступил вперед и вручил Послу толстый пакет, весь в замысловатых печатях и красных лентах. Гроссляпсус разодрал его и уставился в текст, красиво набранный готическим шрифтом.

– Магнан, прохвост вы этакий! Вы что же, устроили весь этот балаган, чтобы сделать происходящее более волнительным, а?

– Кто? Я, Ваше Превосходительство? – заквакал Магнан.

– Ну не скромничайте, мой мальчик! – Гроссляпсус мясистым пальцем ткнул Магнана в ребра. – Я в восторге! Давно уж пора было возродить эти официальные церемонии! – Тут на глаза ему попался Шниз, тело которого дергалось в каком-то удивительном ритме, а глазные стебельки болтались по воздуху вполне беспорядочным образом. – Даже моего коллегу гроачи, похоже, проняло общее веселье, – добродушно загрохотал Посол. – Ну что же, я полагаю, и нам не следует воздерживаться от увеселений. Насколько я понимаю, нам всем надлежит теперь отправиться на открытие гроачианского здания?

– Пожет быть, мозже, – прокаркал слабый голос. – Сейбас мне чужно в уморную.

Шниз деревянно повернулся и затрусил прочь среди криков, фотовспышек, взрывающихся в небе ракет и бравурного исполнения «Марша Смерти» из «Саула».

– Ретиф, – еле дыша промолвил Магнан, после того как Посол с Премьер-министром, мирно беседуя, удалились. – Как же это?.. Что…

– Снова выкрадывать у них здание было уже поздновато, – ответил Ретиф. – Пришлось вместо недвижимости похитить торжество, что немногим хуже.

9

– Меня не покидает ощущение, что мы с вами все еще скользим по очень тонкому льду, – сказал Магнан, снимая бокал со слабым имбирным пивом с подноса, предложенного проходившим мимо официантом, и встревоженным взором отыскивая в переполненной гостиной Посла Гроссляпсуса. – Если он когда-нибудь узнает, как близко мы подошли к тому, чтобы списать наш Большой театр, или что вы проникли в Посольство гроачи и похитили официальные документы, а один из наших водителей посмел наложить то, что у него вместо рук, на особу самого Шниза…

Он умолк, поскольку в дверях, близ которых они стояли, возникла тощая фигура гроачианского Посла в расхристанном торжественном облачении и с глазами, скошенными под углом, обозначающим неистовый гнев.

– Господь милосердный, – задохнулся Магнан, – интересно, успеем мы еще на тот сухогруз?

– Грабеж! – просипел Шниз, едва на глаза ему попался Ретиф. – Покушение! Членовредительство! Измена!

– Выпьем за это, – подняв бокал, с трудом выговорил какой-то полнотелый дипломат.

– А, это вы, Шниз! – загудел Гроссляпсус, пронизывая толпу, словно входящий в гавань ледокол. – Счастлив, что вы решили заглянуть и-

– Оставьте ваши елейные речи при себе! – прошипел гроачи. – Я явился сюда, чтобы привлечь ваше внимание к действиям вот этого типа!

И он трясущимся щупальцем указал на Ретифа. Гроссляпсус посмотрел на того и нахмурился.

– Вы… да, вы тот молодой человек, что нес мой портфель, – удивился он. – А что, собственно…

Внезапно послышался мягкий шлепок, сопровождаемый металлическим перезвоном. Гроссляпсус опустил глаза. На полированном полу между ним и гроачи поблескивало несколько хромированных канцелярских скрепок.

– О, Ваше Превосходительство, вы что-то уронили? – пискнул Магнан.

– Что… э-э… кто… я? – попытался отпереться Шниз.

– Та-ак? – промычал Гроссляпсус, лицо которого полиловело настолько, что официанты-хлябиан-цы, подошедшие поближе, чтобы поглазеть на представление, принялись вполголоса обмениваться восхищенными замечаниями.

– Боже, как попали ко мне в карман эти канцелярские принадлежности? – громко, но совершенно неубедительно изумился Шниз.

– Ха! – взревел Гроссляпсус. – Так вот, выходит, зачем вы сюда явились? Мне следовало бы раньше догадаться об этом!

– Пф! – ответил, проявляя неожиданное присутствие духа, Шниз. – Что значат несколько скромных сувениров в сравнении с налетом, совершенным вот этим…

– Несколько? По-вашему, шестьдесят семь гроссов – это несколько?

Вид у Шниза стал испуганным.

– Откуда вы… то есть… я это отрицаю, да!

– Оставьте ваши отрицания при себе, Шниз! – рев Гроссляпсуса покрыл шепоток Шниза. – Я намерен преследовать вас в судебном порядке…

– Я пришел сюда, чтобы сообщить о беспрецедентной краже! – пытаясь перехватить инициативу, перебил его Шниз. – Ограбление со взломом! Нападение, с избиением!

– A-а, так вы надумали явиться с повинной! – ревел Гроссляпсус. – На суде вам это зачтется!

– Сэр, с учетом великодушного промаха, я хотел сказать – жеста, – торопливо зашептал Магнан, – совершенного сегодня ночью Послом Шнизом, не кажется ли вам, что нам стоило бы закрыть глаза на это беззастенчивое воровство, хотя оно и доказано неоспоримо? Мы можем списать канцелярские скрепки на представительские расходы вместе с напитками.

– Это вот он во всем виноват! – Шниз через плечо Магнана ткнул в Ретифа.

– Ну, у вас совсем уж ум за разум заехал, – с удивлением произнес Гроссляпсус. – Это молодой человек, которому я всего лишь доверил поднести мой портфель. А вот это Магнан, он руководил расследованием. Похоже, проведенные им следственные мероприятия выкурили вас из норы, а, Шниз? Совесть-то все-таки пробуждается, верно? Ладно, пожалуй, я приму предложение Магнана и снисходительно отнесусь к вашему поступку. Но уж выпить со мной вы просто обязаны…

Гроссляпсус хлопнул гроачи по узкой спине и поволок его к ближайшей пуншевой чаще.

– Всемогущие небеса! Ну и везет же нам с вами! – зашептал Магнан на ухо Ретифу. – Но кто меня поразил, так это Шниз. Хватило же ему неосторожности притащить краденое на дипломатический прием.

– При чем тут неосторожность, – сказал Ретиф, – это я ему скрепки подсунул.

– Ретиф! Да этого не может быть!

– Боюсь, что может, мистер Магнан.

– Но… но в таком случае дело о канцелярских скрепках так и осталось нераскрытым, и мы незаслуженно обвинили Его Гроачианское Превосходительство!

– Не так уж и незаслуженно: я обнаружил весь хабар, все шестьдесят семь гроссов, под студеница-ми, буйно цветущими в ящике, который стоит у него в кабинете.

– Боже ты мой! – Магнан извлек надушенный платочек и промокнул им виски. – Трудно даже представить, сколько приходится лгать, мошенничать и воровать, чтобы принести в мир хоть немного добраГ Вы знаете, мне порой начинает казаться, что в нашей с вами дипломатической жизни слишком уж много всего наворочено.

– Это занятно, – ответил Ретиф, снимая с проносимого мимо подноса бокал бренди «Бахус», – а мне вот порой начинает казаться, что в ней и развернуться-то толком нельзя.

Перевел с английского Сергей ИЛЬИН

Всеволод Совва
СУФЛЕРЫ, КОТОРЫЕ СТАВЯТ ПЬЕСУ

По язвительному замечанию Бомарше, который попробовал себя на дипломатическом поприще, дипломаты, как и актеры, любят свет рампы. Действительно, публика знает только солистов: следит за речами, обсуждает выступления, рукоплещет громким фразам.

И не догадывается, что практическую политику вершат другие.

К. Лаумер, пусть иронично, но достаточно точно обрисовал роль не известных широкой аудитории «советников» и «консультантов», скромно уходящих в тень, когда наступает время оваций. О них и пойдет речь в материале В. Соввы, эксперта комитета по геополитике Государственной Думы РФ.

Начав свою карьеру переводчиком, работавшим с Хрущевым, Микояном, Косыгиным, Всеволод Иванович прошел практически по всем ступенькам дипломатической службы.

И свою работу закончил Чрезвычайным и Полномочным посланником в ГДР в сложный момент, предшествовавший падению Хонеккера.

Я поставил своеобразный рекорд. Пожалуй, я единственный из МИД СССР, кто четыре раза приходил на дипслужбу и уходил с нее. Вообще-то, как правило, если человек попадает в эту систему, он там и остается. А если уходит – то навсегда. Пятый, и последний, раз я покинул МИД, когда распался Советский Союз.

Сегодня часто приходится сталкиваться с тем, что люди пытаются дистанцироваться от своего прошлого. Я не могу себе этого позволить. Да, наша дипломатия была порождением системы, но я всегда действовал в интересах моей страны, как они понимались. И ни один дипломат, если он не предатель и не перебежчик, иного отношения себе позволить не может.

В КАЧЕСТВЕ ПРИМЕРА рассмотрим самую острую проблему, по поводу которой до сих пор ломаются копья, – наше присутствие в Европе. В результате войны советские войска пришли в центр континента. Россия это переживала не раз. Но всегда армии приходилось быстро уходить, бросая все. Здесь же было ощущение чего-то очень постоянного. Кстати, откуда появилось представление, что здесь – сфера наших жизненных интересов? В августе 1939 года во время переговоров с англичанами и французами, предшествовавших заключению пакта Молотова – Риббентропа, эту формулу предложили представители будущей антигитлеровской коалиции. А затем, уже в виде тайных протоколов, существование которых отрицал даже Молотов, она всплыла при определении послевоенного устройства Европы… В результате Хельсинкских соглашений, подписанных 33 европейскими государствами, а также США и Канадой, был заключен акт о нерушимости послевоенных границ. Для любого дипломатического работника было ясно: мы стоим здесь и должны стоять. Зачем? Чтобы Родина могла использовать мирную передышку, залечить военные раны и семимильными шагами, используя преимущества социализма, – вперед. И даже мельчайшие изменения ситуации воспринимались как прямая угроза нашей безопасности.

СЕГОДНЯ МЫ ПОНИМАЕМ, что ввод войск в 1968 году в Чехословакию был ошибкой. Но тогда… Я – первый секретарь посольства. Рядом со мной сидит мой партнер Милан Токар. Хороший парень, женат на русской, Наташе Меньшиковой. И говорит, что он счастлив от происходящих в республике перемен, им бы только «вывести из игры» 50 тысяч старых коммунистов, и жизнь пойдет хорошо! Я, казалось бы, разделяю его чувства, но по долгу службы обязан информировать о настроениях свое руководство… Словом, запись беседы с личной пометкой Громыко была разослана всем членам и кандидатам Политбюро…

А потом, примерно за две недели до 21 августа, Токар спрашивает: Всеволод, введете ли вы войска? К тому времени я уже достоверно знал, что это произойдет. Помимо всего прочего, я отвечал за связи с некоторыми нелегальными компартиями – западногерманской, турецкой, иранской ТУДЕ и по поручению ЦК выяснял их реакцию на предстоящее. Все, конечно, одобряли. Но что я мог ответить Милану? Правду? Никогда. И повторись ситуация сейчас, я сделал бы то же самое. Все остальное было бы переходом на другую сторону.

ПУБЛИКА, как, впрочем, и мы в студенческую пору, представляет дипломатическую работу «ежедневным высоким подвигом». В жизни все сложнее. Я вспоминаю, как по чисто прагматическим соображениям приходилось идти на развитие отношений с Западной Германией вопреки интересам нашего союзника – ГДР. В моем присутствии посол трактовал это руководству Восточной Германии как волю Москвы. Диктат всегда характеризовал нашу дипломатию, но разве США, входя на Гренаду или Гаити, действуют иначе?

И все же я считаю печальным то обстоятельство, что, за исключением известного случая с Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе, не было ни одной попытки отставки с дипслужбы по несогласию. Да, «неудобных» людей изживали. Но открыто никто, кроме бывшего министра, о своем несогласии не заявлял.

КОГДА В 1971 ГОДУ я получил назначение советником (должность – ведущая в посольской иерархии) в ГДР, как раз осуществлялась «мягкая посадка» – замена Ульбрихта на Хонеккера…

Что из себя представляло наше посольство в Берлине, где я провел почти 15 лет своей жизни? Посол, два советника-посланника и десяток различных советников. Все с диппаспортами, но неизвестно, кто чем занимается. Ситуация почти неуправляемая. Советник по сельскому хозяйству – бывший министр и еще представитель Академии наук, советники по культуре… Мы сами путались, кто есть кто.

Однажды один из советников, человек с официальным статусом, отправился в информационное агентство АДН и стал выяснять, каковы будут условия объединения Германии. После этого в местном Политбюро поднялась паника, звонки, объяснения с послом…

Условия в ГДР, где посол являлся главным консультантом местного генсека, отличались своеобразием. Советник-посланник садится за руль (шофера не брали, чтобы не было лишней утечки), вешает на машину запасные номера (благодаря хорошим отношениям с разведчиками у меня всегда их было достаточно) и везет посла на конспиративную квартиру рядом с Трептов-парком. А там уже ждет член Политбюро Вернер Ламберц, официальный наследник Хонеккера, и говорит, что последнего надо снимать… Несколько позднее Ламберц погиб при загадочных обстоятельствах в Триполи. Вертолет, на борту которого он находился, разбился при взлете.

Надо сказать, что бывший руководитель «Штази» Мильке и его люди фактически конспирировали против Хонеккера, и это, пожалуй, было одной из причин его падения (хотя крах ГДР, конечно, был предопределен внутренними причинами). Мильке, который сегодня сидит в тюрьме, был готов работать в связке с Ламбер-цем, чтобы сохранить свое ведомство и себя во главе при новом руководстве. Крючков несомненно об этом знал, но не сделал ничего, чтобы помешать им. А затем тот же путь проделал и сам, конспирируя уже против Горбачева.

«ПО ДОЛГУ СЛУЖБЫ» я должен был иметь неформальные контакты с немцами, быть, что называется, «своим». Иногда происходили забавные случаи. Как-то в три часа ночи в посольстве открывается дверь, заходит министр строительства ГДР и говорит: «Слушай, спасай! Мы тут с приятелем гульнули, а моя-то такой скандал закатит…» Что делать? Сажаю его в машину, везу домой, там извиняюсь перед женой, и до утра мы сидим общаемся. И вдруг раздается стук в дверь и заходит сосед хозяина – первый заместитель тамошнего министра внутренних дел, видит меня, меняется в лице. И спустя очень непродолжительное время приходит на меня жалоба: мол, злоупотребляю своим положением и вообще – злоупотребляю… Вот как бывает, когда идешь навстречу…

КАК-ТО Я ПОДАРИЛ Роберту Менцелю, члену ЦК СЕПГ, фото, где тот стоит вместе с Хонеккером на фоне тюрьмы, в которой они вместе сидели во время войны. И предложил тост: за мужество руководителей компартии, которые даже в тюрьме!.. А Менцель мне: «Брось трепаться! Не все в тюрьме вели себя хорошо!» Позднее я узнал историю с побегом Хонеккера. 8 марта 1945 года он не вернулся из-за бомбежки с работ, на которые водили заключенных, и спрятался у надзирательницы этой же самой тюрьмы, обещав ей жениться на дочери. А накануне освобождения Хонеккер вернулся в место заключения, где и дождался прихода советских войск.

ОДНАКО одно из самых серьезных испытаний, которое ждало молодых советских дипломатов, это выпивка. Пить надо было много и часто, но «держать удар». Когда Конрад Аденауэр в 1955 году посетил Москву, каждому, кто шел на прием к Булганину, он лично разлил по 50 граммов оливкового масла. Чтобы не сожгли нашей водкой желудок. Без преувеличения – я восхищался нашим главкомом группы войск в Германии Захаровым, Во время приемов он стоял непоколебимо, как дуб, и по-гвардейски хлопал стакан водки с перцем. Обычно после таких приемов многих просто выносили. И до сих пор «море разливанное» русского застолья является наиболее характерным доказательством нашей благорасположенности. Если ты не пьешь, то производишь неестественное впечатление. Помню, одному разведчику, работавшему под дипломатическим прикрытием, пить было нельзя, так чтоб не выбиваться из общего ряда, приходилось подменять водку водой…

Конечно, выпив, люди становятся разговорчивее. А когда имеешь дело с немцами и ведешь себя раскованно, то создается атмосфера некоего «кумпанства», и в дальнейшем кое-что решается легче. Правда, и некоторые из наших «горели», сболтнув лишнее, как это случилось с Юрием Виноградовым, в подпитии рассказавшим о снятии Хрущева.

ОТ «ЗАКУЛИСНОГО» дипломата нередко требуются не только искусство переговоров с противной стороной, но и дипломатические «ходы» со своими. В аппарате ЦК мы были вынуждены следить за поведением должностных лиц, пребывающих за границей, и выносить свои вердикты. И вот, представьте, приходит шифровка от резидента КГБ в Вене: «Следуя по набережной Дуная, не заметив ограждений, руководитель советской делегации на переговорах и первый секретарь МИД СССР влетели в шахту метро (глубина 6 метров). Машина разбилась полностью, никто не пострадал. Претензий у полиции нет».

Дать сигналу ход? Звоню Василию Георгиевичу Макарову, завсекретариатом у Громыко, и говорю: «Там пришла ведомственная, сам посмотри, но никому не показывай – рекорд, понимаешь ли установлен, награждать надо! Нарушили правила, но претензий никто не имеет! Так я списываю ведомственную на уничтожение?» Через несколько дней «проснулся» посол в Вене и присылает телеграмму с подробным изложением инцидента. Снова звоню Макарову: «Посол пытается поставить под сомнение наши с вами выводы». И получаю короткий ответ: «Ведомственную на уничтожение». А ведь легко было человеку карьеру сломать.

ЕСЛИ ВАМ, уважаемый читатель, по прочтении этих зарисовок вспомнился бессмертный образ Фигаро, то, значит, вы неплохо поняли суть и методы работы тех дипломатов, о которых не пишет пресса. Но ведь, согласитесь, этот герой всегда добивался того, чего хотел, и даже умел доказать хозяину, что тот желает того же самого…

«Дипломатов обычно держат, так сказать, в черном теле, но это им нипочем… Политика входила в обязанности глав миссий, которые также не рвались, без особого распоряжения со стороны своего двора, вершить какие-либо дела. Если американскому посланнику приходилось туго сегодня, то русскому – вчера, а французскому придется завтра. Всему свой черед. Настоящему дипломату суетиться не к лицу. Империи всегда разваливались на куски, дипломаты всегда их собирали».

Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса».