Текст книги "Журнал «Если», 1994 № 11-12"
Автор книги: Роберт Альберт Блох
Соавторы: Джон Кейт (Кит) Лаумер,Роберт Артур,Рэндал Гаррет,Джордж Генри Смит,Йен (Иен) Уотсон,Никита МИХАЙЛОВ,Наталия Сафронова,Татьяна Королева,Владимир Губарев,Джеффри Уолмен
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
1
Второй Секретарь Посольства Земли Ретиф вышел из своего отеля на улицу. По случаю выборов она была увешана флагами и кишмя кишела местным народом: пушистые суматошные существа, ростом от фута до ярда, похожие на бурундуков – переростков с задранными кверху мохнатыми хвостами. Тут же из боковой улицы появилась новая группа. Протиснувшись сквозь толпу, ее участники начали проворно сдирать со стен предвыборные плакаты и наклеивать на освободившиеся места новые. Следом за ними хлынули распространители листовок, которые энергично принялись подрисовывать изображенным на плакатах физиономиям усы, бороды и скошенные вбок глаза. Им с веселым шумом помогали прохожие: одни чернили физиономиям зубы, другие добавляли к кончикам кнопочных носов бородавки, третьи, отняв у сограждан кисти, норовили пройтись ими по лицам окружающих. Замелькали кулаки, послышались громкие крики.
Кто-то ткнулся в колено Ретифа: маленький оберонец в синих штанишках и белом запятнанном переднике таращил снизу вверх широко раскрытые, полные тревоги глаза.
– Молю тебя, благородный сэр, – пронзительно запищало это крохотное существо, – поспеши – или все погибнет!
– А что случилось? – поинтересовался Ретиф, заметив пятнышко муки на щеке оберонца и мазок шоколадной глазури на кончике его носа. – Плюшки подгорают?
– Паки и паки страшнее того, милорд, – громили! Неистовые великаны вот-вот разнесут нашу лавку! Следуй за мной и увидишь!
Оберонец стремительно развернулся и опрометью понесся вперед.
Круто сбегающей вниз мощеной улочкой с тесно поставленными домами, у которых балконы вторых этажей как раз доставали ему до макушки, Ретиф поспешил за оберонцем. В открытых окнах мелькали интерьеры игрушечных домиков с игрушечными же столиками, креслицами и телеэкранами размером с почтовую марку. Ясноглазые обитатели этих жилищ высыпали на балконы, чирикая, как воробьи. Он осторожно пробирался сквозь запрудившую улицу толпу: двенадцатидюймовые плутни, восемнадцатидюймовые рокоталы в лиловых и красных перьях, двухфутовые рябники в шапках с бахромой и фартуках, величественные блефуны ростом аж в три фута шесть дюймов, весьма элегантные в своих кружевных воротничках и накладных розовых буклях. Впереди послышались визгливые вопли, звон бьющегося стекла и какие-то глухие удары. Свернув за угол, Ретиф попал прямо в гущу событий.
Перед лавкой, на вывеске которой красовалась кое-как намалеванная колбаса, собралась толпа, кольцом обступившая с полдюжины гигантских оберонцев еще не знакомой Ретифу разновидности. Облаченные в грязные шелка, короткохвостые, с ятаганами у талии, сложением они напоминали кегли. Один из членов ватаги держал поводья их скакунов – чешуйчатых зверюг с гривами, разительно похожих на ярко размалеванных носорогов. Но полному сходству мешали торчащие из пастей клыки и длинные мускулистые лапы. Парочка красавцев ретиво лупила ломами по перемычке дверного косяка. Другая пара с немалой сноровкой разносила кувалдами стену около двери. Шестой громиль, опоясанный алым кушаком с заткнутой за него пистолью, стоял, сложив на груди руки, и ухмылялся, показывая разгневанной толпе острые зубы.
– Сей лавкой – выпечка и выпивка – владеет мой троюродный и внучатый дядюшка Мочельник Дрызг, – пропищал маленький провожатый Ретифа. – Никто бы не стал возражать против небольших разрушений, совершаемых от широты душевной при обнародовании своих политических взглядов, но эти разбойники того и гляди пустят нас по миру! Гран мерси вам, милорд, не согласитесь ли вы урезонить скотов?
Он замелькал впереди, расчищая Ретифу путь в толпе зрителей. Обладатель красного кушака, заметив приближение Ретифа, опустил руки, причем одна из них легла на рукоятку пистоли. Ретиф увидел, что это гроачианская копия распылителя, бывшего в ходу на Конкордиате лет двести назад!
– Не приближайся, чужестранец, – у громиля оказался немного повизгивающий баритон. – Зачем ты здесь? Твоя берлога вон там, на соседней улице.
Ретиф ласково улыбнулся нависшему над толпой медведеобразному оберонцу, чьи глаза находились почти вровень с его, а вес был, пожалуй, поболе.
– Да вот, надумал купить себе пончиков с повидлом, – сказал землянин, – а тут твои ребята вроде как дорогу загораживают.
– Убирайся, землянин! И поищи себе закусь в другом месте. Я, видишь ли, малость приустал – предвыборная кампания, то да се, – вот и надумал почтить своим присутствием эту жалкую забегаловку. А моя братва решила расширить дверь так, чтоб она отвечала моей благородной комплекции.
– Нет, так не пойдет, – ровным тоном сказал Ретиф. – Если я говорю, что мне нужны пончики с повидлом, это означает, что они нужны мне сию же минуту.
Он шагнул в направлении двери, и пистоль, выдернутая из-за кушака, тут же была направлена на землянина. Прочие громили, помахивая ломами, медленно обступали его.
– Ай-я-яй, – Ретиф погрозил им пальцем, а нога его тем временем описала короткую дугу, дальний конец которой пришелся точно в коленное сочленение владельца пистоли. Бедняга отрывисто тявкнул и нагнулся вперед, нагнулся вполне достаточно, чтобы его челюсть встретилась с левым кулаком Ретифа. Пистоль оказалась у Ретифа в руке, а громиля отнесло немного назад, сотоварищам на руки.
– Грех вам, ребята, – укоризненно пробормотал гигант, обращаясь к своим соратникам, и ошалело помотал головой. – Шесть малых лун мы с вами водим компанию, сколько выпито было, и хоть бы разок кто из вас влепил мне такую добрую плюху…
– А ну, кореша, окружай его, – приказал остальным один из громилей. – Сейчас мы этого проходимца порежем на лапшу.
– Спокойнее, господа, – посоветовал им Ретиф.
– При стрельбе в упор эта пистоль оставляет не слишком аккуратные дырки.
– Ежели не ошибаюсь, – сказал один из ломоносцев, с отвращением оглядывая Ретифа, – ты из тех иноземных бюрократов, что поналезли сюда делить поживу, после того как вытурили липколапых.
– Посол Гвоздуодер предпочитает именовать свои функции «наблюдением за соблюдением корректности процедуры выборов», – поправил его Ретиф.
– Ага, – кивнул громиль, – а я разве не то же самое сказал? Так чего же ты вмешиваешься в свободный демократический процесс? Стоило Дир Багрецу рот открыть, чтобы изложить свои соображения по вопросам местной политики, а ты уж его и оглоушил.
– Мы, бюрократы, публика мирная, – объяснил Ретиф, – но лишь до того момента, когда кто-либо встает между нами и нашими пончиками с повидлом.
Предводитель громилей уже стоял, хоть и не очень твердо, на ногах и тряс головой.
– Подлый это трюк, – сказал он, не вполне внятно выговаривая слова, – выходить со спрятанной в кулаке наковальней против шести мирных драчунов, вооруженных одними ломами.
– Пошли отсюда, мужики, – засобирался другой громиль, – пока он гаубицу из рукава не достал.
Бандиты взгромоздились на своих скакунов, заводящих бешеные глаза; они громко фыркали, потрясая клыкастыми мордами.
– Мы тебя запомнили, чужестранец, – многозначительно произнес один из них, – сдается мне, что мы еще встретимся, и тогда уж не обессудь, не всегда мы такие мирные.
Когда шайка скрылась из глаз, малорослые оберонцы одобрительно загомонили.
– Милорд нынче спас пончики и плюшки дяди Мочельника, – воскликнул кроха, призвавший Ретифа на помощь.
Землянин пригнулся, упершись руками в колени, так что лицо его оказалось всего на фут-другой выше лица маленького существа.
– Послушай, а я тебя прежде нигде не мог видеть? – спросил он.
– Certes [7] 7
Определенно (фр.).
[Закрыть], милорд, всего час тому назад я еще зарабатывал свои несчастные медяки, подвизаясь в качестве третьего помощника кондитера вон в той харчевне, отдел пышек, милорд, подотдел шоколадной глазури. – Он вздохнул. – Специализировался по розочкам, милорд… Но к чему утруждать моими сетованиями слух Вашей Светлости?
– Работу, что ли, потерял? – поинтересовался Ретиф.
– Увы, потерял, – впрочем, это поистине сущие пустяки по сравнению с теми новостями, что были подслушаны мною прежде, нежели хозяин предложил мне оставить пределы его заведения!
– Постой-ка, а зовут тебя?..
– Прикрас, милорд. Прикрас Белошвей IX, к вашим услугам. – Щебетун обернулся, ибо к ним, пыхтя, приближалось близкое его подобие, разве что немного располневшее и поседевшее. Подобие кивало на ходу головой в знак переполняющей его благодарности. – А это, милорд, мой дядя Мочельник собственной персоной.
– Ваш покорный слуга, сэр, – проскрипел дядя Мочельник, вытирая лицо большим полосатым носовым платком. – Не почтит ли меня милорд, разделив со мною – для отдохновения после своих великих трудов – освежающий глоток молока дойной ящерицы и кусочек бисквитного торта.
– Истинно говорю тебе, дядюшка, ему потребно нечто такое, что будет покрепче молочной сыворотки, – возразил Прикрас. – И истинно же говорю, в «Толстой Колбаске» подают добрый эль, – не знаю только, удастся ли Вашей Светлости проникнуть внутрь, – добавил он, переводя взгляд с шести футов и трех дюймов Ретифа на дверной проем и обратно.
– Да уж как-нибудь, бочком, – успокоил оберон-ца Ретиф.
Шустрый восемнадцатидюймовый половой провел пригнувшегося Ретифа к столу в самом углу, и там гостю удалось втиснуться на узкую скамью, стоявшую у стенки.
– Чего изволите, господа? – осведомился, подойдя к ним, сиделец.
– В нынешних обстоятельствах мне придется ограничиться небольшой кружкой пива, – сказал Ретиф.
– А мне элю, – сказал дядя Мочельник. – Оно, может статься, и грех бражничать до полудня, но когда по кварталу слоняются громили и рушат стены, приходится действовать по обстоятельствам.
– Принцип весьма основательный, – признал Ретиф. – А кто они такие, эти громили, дядя Мочельник?
– Да ворье они беззаконное, – со. вздохом ответил почтенный пекарь, – только что слезшее с верхних веток в надежде поживиться тем, что плохо лежит. После того как вы, земляне, отправили гроачи восвояси, мы уж решили было, что все наши горести позади. Увы, сие далеко не так. Стоило этим головорезам прознать, что пятиглазых повышибали, как они тучами повалили с холмов, ровно твои жуки-свистуны на телегу с повидлом, – явно вознамерились они пропихнуть на выборах своего разбойного атамана, Гордуна Неучтивого. Целые шайки их наводнили город, да и окрестности тоже, запугивают избирателей…
Он прервал речь, ибо сиделец поставил перед Ретифом пенную кружку высотою в три дюйма.
– Убери этот наперсток, Сквирмкин, – воскликнул дядя Мочельник. – Гостю требуется сосуд покрупнее!
– Да это же наша ведерная кружка, – обиделся сиделец, – хотя, пожалуй, при его росте она должна показаться ликерной рюмочкой. Ладно, пойду попробую вышибить дно у бочки…
И он поспешил прочь.
– Умоляю вас, не поймите меня превратно, милорд, – продолжал дядюшка Мочельник. – Как и любой патриот, я преисполнен радости оттого, что липколапые сгинули, предоставив оберонцам самим вершить дела планеты. Но кто мог предвидеть, что нас, граждан нормальных размеров, тут же примутся грабить переростки одного с нами роду-племени и что они по всем статьям превзойдут иноземных захватчиков?
– Первый попавшийся историк, – ответил Ретиф. – Но я с вами согласен: когда тобой вертит местное хулиганье, это гораздо противнее гнета чужеземных пришельцев.
– Именно так, – согласился Прикрас. – Когда приходится жить под пятой иноземцев, всякий может хотя бы отчасти утешиться, изрыгая в их адрес разного рода хулу и виня во всем присущее им от роду моральное уродство, но в случае с собственными родичами этот метод способен привести к результатам неожиданным и неприятным.
Сияющий сиделец вернулся с деревянным бочонком, вмещавшим примерно кварту. Ретиф приветственно поднял бочонок и сделал большой глоток.
– И если то, что подслушал мой племянник, хотя бы отчасти истинно, – продолжал, вытирая пену с усов, дядя Мочельник, – худшее еще впереди. Ты уже обо всем поведал нашему благодетелю, паренек?
– Нет еще, дядюшка, не успел. – Прикрас повернулся к Ретифу. – Я выметал крошки из комнаты, в которой вкушают завтрак важные особы, и мысли мои блуждали где-то далеко, как вдруг до меня донеслось слово «громили», коим перебрасывались господа, еще сидевшие за столом. Я навострил ушное оперение, полагая услышать, как они поносят этих мерзавцев, но услышал совсем другое. Секретные сведения, согласно коим их атаман, тать и лиходей Гордун, выдает себя за выразителя наших интересов, прирожденного лидера всего Оберона да вдобавок еще и требует аудиенции у Его Внушительности Посла Гвоздуодера! Натурально, я поспешил вывести Высокородных Лордов из обуявшего их нелепого заблуждения, но, поспешая, опрокинул кастрюльку, в коей находился горячий шоколад…
– Увы, племянник бывает порой чрезмерно порывист, когда принимается отстаивать свои убеждения, – вставил словечко дядя Мочельник. – Но и то сказать, в сем случае он претерпел за них жестокие муки.
– Истинно так, – великодушно признал Прикрас, – хоть, впрочем, и Его Почтение господин Магнан тоже их претерпел, когда шоколад излился ему на колени. Счастье еще, что шоколад успел отчасти остудиться, немалое время простояв на столе.
– Нелепейшая перспектива, – снова принялся за свое дядя Мочельник. – Эти шаромыжники будут править нами, порядочными гражданами! Подумать страшно, сэр Ретиф! По мне, так уж лучше бы пятиглазые воротились!
– Они хоть как-то окорачивали этих негодников, – сказал Прикрас, – не позволяя им носу высунуть из пещер и с холмов.
– Что сделаем и мы, паренек, дай только окончиться выборам, – напомнил юноше дядя Мочель-ник. – Натурально, мы, щебетуны, готовы принять бремя политического руководства чернью, сие будет и естественно, и справедливо, и едва лишь наш кандидат одержит победу, неотвратимую в силу нашего высшего превосходства над…
– Не принимай всерьез болтовни выжившего из ума старикана, верзила, – донесся от соседнего стола тоненький голосок. Малюсенький оберонец ростом не более девяти дюймов приветственно поднял стаканчик, в котором помещалась едва ли унция жидкости. – Именно и исключительно мы, клепики, благороднейшие среди всех творений Природы, самими небесами предназначены главенствовать над здешним неуклюжим скотом, – вас, милорд, я, разумеется, не имею в виду…
– Это что там за пыльный сверчок стрекочет из трещины в табуретке? – громко осведомился через три стола оберонец средних размеров с похожими на очки черными кружками вокруг глаз. – Иноземцу, вон, и тому понятно, что единственно нам, блефунам, принадлежит законное право наследовать мантию древних владык. Вот погодите, как только мы придем к власти, вы живо отучитесь трепать языками.
– Куда это вы придете?! – возопил Прикрас. – Через мой труп ты туда придешь, ничтожество!
Он вскочил и, расплескивая пиво, замахнулся на обидчика кружкой.
– Остынь, племянник! – сдержал юношу дядя Мочельник. – Нашел, кого слушать. Не видишь разве, хлебнул лишку…
– Это я, что ли, по-твоему, пьян, старый ты забулдыга? – взревел блефун, вскакивая (стол при этом перевернулся) и хватаясь за эфес шпаги в целый фут длиной. – Да за такие слова я спущу с тебя твою помятую шкуру…
На этом его угрозы и прекратились, поскольку пущенная кем-то через всю комнату пивная кружка угодила ему чуть выше уха, и он кубарем полетел на соседний стол, где его тут же принялись с гневными воплями мутузить.
– Закрываемся, господа, закрываемся! – еще успел крикнуть сиделец, прежде чем сигануть под стойку, спасаясь от града оловянной посуды. Ретиф одним долгим глотком прикончил пиво и встал, возвышаясь над битвой, бушевавшей на уровне его колен.
– Рад был познакомиться с вами, джентльмены,
– сказал он, обращаясь ко всей комнате сразу. – Как ни грустно покидать столь теплое общество, но меня ожидают на совещании в посольстве.
– Прощайте, сэр Ретиф, – пропыхтел из-под стола Прикрас, сцепившийся с завсегдатаем примерно одной с ним весовой категории. – Заходите во всякое время – выпьем по рюмочке, о политике поболтаем.
– Благодарю, – ответил Ретиф. – Бели случится мне заскучать на передовой, непременно вспомню о твоем приглашении.
2
Когда Ретиф появился в зале заседаний, – бывшей упаковочной бывшего склада, в котором временно обосновалась Миссия Земли на только что освобожденной планете Оберон, – Первый Секретарь Магнан наградил его кислым взглядом.
– Вот и вы наконец. А я уже начал опасаться, что вы, по своему обыкновению, выпиваете с каким-нибудь местным отребьем.
– Мы только-только приступили, – сообщил Ретиф, – как я, против обыкновения, вспомнил о совещании. Кстати, вы что-нибудь знаете о деятеле по имени Гордун Неучтивый?
Магнан испуганно уставился на него.
– Послушайте, Ретиф, это имя известно лишь двум-трем лицам, допущенным к секретной информации, – понизив голос, поведал он. – Кто вам проболтался?
– Несколько сот весьма раздраженных местных жителей. По-моему, они не знали, что это секрет.
– Ну, как бы там ни было, постарайтесь изобразить удивление, когда о нем упомянет Посол, – предупредил Магнан, усаживаясь рядом за длинный стол. – Боже ты мой, – продолжал он, когда вопли толпы, собравшейся снаружи здания, достигли звука громовых раскатов, – какой восторг охватывает этих туземцев, стоит им вспомнить, что мы освободили их из-под ига гроачи! Слышите эти счастливые крики?
– Да, это замечательно, – согласился Ретиф. – Что до умения обложить друг друга, тут они дадут гроачи десять очков вперед.
– Господи помилуй, Уилбур, – воскликнул Магнан, когда в соседнее кресло уселся, стараясь увернуться от его взгляда, Военный Атташе полковник Седел-Мозол. – Откуда у вас это ужасное пятно под глазом?
– Все очень просто, – слова вылетали из уст полковника, будто пули, – какой-то мерзавец попал прямо в меня политическим лозунгом.
– Ну-ну! – хмыкнул Магнан. – г– Я вижу, вы сегодня саркастически настроены.
– Лозунг, – повысил голос Седел-Мозол, – был вырезан на кожуре плода дерева бам-бам, весом и размером никак не меньше крикетного шара, и пущен он был весьма умелой рукой!
– Я сам по дороге в офис трижды видел, как вспыхивают небольшие потасовки, – довольным тоном сказал Пресс-Атташе. – Какой энтузиазм вызывает у этих туземцев всеобщее избивательное право!
– И все же мне думается, – весомо вставил Советник, – самое время объяснить им, что термином «политический механизм» вовсе не обязательно обозначается средний танк.
Разговор за столом прервался, поскольку Посол Гвоздуодер, маленький человечек с розовым личиком и внушительным брюшком вошел в комнату, обвел подчиненных пасмурным взором и, махнув им рукой, чтобы садились, подождал полной тишины.
– Итак, господа, – он оглядел сидящих за столом, – прошу доложить о ваших успехах по части подготовки населения к выборам.
Последовало гробовое молчание.
– Что можете сказать мне вы, Честер? – обратился Гвоздуодер к Советнику. – Я вроде бы припоминаю, что давал вам указание развернуть среди этой шпаны… то есть я хочу сказать, среди граждан свободного Оберона, курсы по обучению парламентским процедурам.
– Я пытался, господин Посол, пытался, – печально ответил Советник. – Но, по-моему, они не вполне уяснили себе основную идею. Они разбивались на партии и тут же устраивали потасовку за какой-нибудь колченогий стул.
– Э-э, я тоже вынужден доложить о весьма скудных успехах в моей кампании, имеющей целью внедрить в сознание населения принцип «один человек, один голос», – произнес тонкошеий представитель Политотдела. – То есть главную-то мысль они усвоили сразу… – он замялся, потом вздохнул, – но беда в том, что они почти мгновенно сделали из нее логический вывод: «человеком меньше – голосом меньше». Счастье еще, что силы у них у всех примерно равные, так что серьезного сокращения числа избирателей не произошло.
– Вам следовало бы напомнить, какой вывод из этого следует, – посоветовал Ретиф, – чем меньше избирателей, тем меньше избираемых.
– А как обстоит дело с регистрацией избирателей, а, Магнан? – резко спросил Глава Миссии. – Вы тоже собираетесь доложить мне о неудаче?
– Нет, сэр, почему же? Не то чтобы о неудаче, во всяком случае не о полной неудаче, сейчас еще слишком рано докладывать о…
– Да? – Посол явно терял терпение. – Й когда же, по-вашему, будет не слишком рано? После того, как все рухнет?
– Я как раз собирался предложить ввести правило, ограничивающее число политических партий величиной Р минус единица, где Р – число избирателей, – заторопился Магнан. – Иначе мы рискуем оказаться в такой ситуации, когда никто не сумеет получить большинства.
– Не пойдет, Магнан, – произнес Советник па Связям с Общественностью. Этак нас обвинят во вмешательстве. Однако, – задумчиво добавил он, – мы можем повысить пошлину за выдвижение кандидата до столь астрономической суммы, что никакая мелкота и не сунется… то есть, я это к тому, что кандидаты со слабой мотивацией просто не станут вступать в игру.
– Не знаю, Ирвинг, не знаю, – представитель Экономического отдела в отчаянии взъерошил свои редкие волосы. – На самом-то деле нам следовало бы решительным образом сократить число избирателей. Я, разумеется, далек от того, чтобы настаивать на использовании силовых методов, но, может быть, нам все же попробовать применить несколько модифицированное Дедовское Правило?
– Как вам сказать, Оскар, конечно, некоторая традиционность подхода, пожалуй, вполне оправданна в данной ситуации, – нерешительно согласился с ним представитель Политотдела. – Однако что именно вы имеете в виду?
– Вообще говоря, я не продумывал все в деталях, но, может быть, предоставлять право голоса только тем, у кого имеется дед? Или, может быть, внук? А еще лучше – оба?
– Господа! – решил прервать дебаты Посол Гвоздуодер. – Посмотрим в лицо реальности! Выборы грозят перейти в стихийные беспорядки, которые повлекут за собой катастрофические последствия, – для нашей с вами карьеры, я имею в виду, – если только мы не сумеем отыскать совершенно новый подход!
Он выдержал внушительную паузу.
– По счастью, – продолжал он смиренным тоном Цезаря, принимающего императорскую корону, – я такой подход разработал.
Он поднял руку, как бы добродушно протестуя против поздравлений, которыми хором разразились присутствующие, услышав сообщение.
– Совершенно ясно, господа, нам необходимо, чтобы на арене предвыборной борьбы появилась политическая сила, которая сплотит существующие на Обероне разномастные политические течения в единую партию, способную завоевать необходимое число голосов. Сила, осведомленная к тому же о многообразных выгодах, которые могут воспоследовать в результате понимания ею интересов Земли в данном Секторе.
– Безусловно, шеф, – подхватил какой-то сметливый писарь из Административного отдела. – Но
Господи, кто же способен извлечь подобное чудо из царящего на Обероне сумбура? Тут же практически все на ножах друг с другом по любому вопросу как внутренней, так и внешней политики.
Гвоздуодер одобрительно покивал.
– Очень хороший вопрос, Лизник. По счастью, ответ на него у нас имеется. Мне удалось, используя конфиденциальные каналы, наладить контакт с местным лидером, обладающим огромным духовным влиянием, и он после недолгой торговли согласился взять на себя эту роль, для которой он подходит почти безупречно.
Посол умолк, предоставляя подчиненным возможность издать некоторое количество восхищенных восклицаний, затем, требуя тишины, поднял ладонь.
– Должен заметить, что от собрания профессиональных дипломатов высокого ранга логично было бы ожидать более элегантных проявлений восторга, чем восклицания вроде «Ого-го!» и «Черт подери!», – произнес он сурово, но с искупающей эту суровость доброй искоркой в маленьких, с красными ободками, глазах. – Я готов на сей раз оставить этот недостаток манер без внимания, понимая, что вас явно потрясло столь радостное известие, – особенно после ваших собственных прискорбно неудачных потуг добиться хоть какого-нибудь прогресса в выполнении возложенных на вас задач.
– Но Боже мой, сэр, нельзя ли нам узнать имя этого мессии? – заволновался Магнан. – И когда мы сможем встретиться с ним?
– Занятно, что вы именно так именуете Гордуна, – самодовольно произнес Гвоздуодер. – В настоящий момент гуру удалился в горы, дабы предаться там медитации в окружении своих учеников, называемых на местном наречии громилями.
– Вы сказали… Гордун? – неуверенно переспросил Магнан. – Господи, надо же, какие случаются совпадения: его зовут точь-в-точь как того мерзавца, атамана бандитской шайки, который имел беспрецедентную наглость прислать сюда одного из своих головорезов с угрозами в адрес Вашего Превосходительства!
Розовое лицо Гвоздуодера приобрело скучный лиловатый оттенок, составивший резкий контраст с зеленью цвета листьев липы полунеофициального полосатого пиджачка, который он носил вместе с манишкой во всякое время дня и года.
– Боюсь, Магнан, – произнес Гвоздуодер голосом, в котором слышался шелест наезжающего на нежную плоть железного колеса, – что вы имели неосторожность обзавестись множеством ошибочных впечатлений. Его Неистовство Духовный Лидер Гордун действительно прислал ко мне эмиссара для согласования некоторых вопросов, касающихся сфер влияния, однако вывести из этого заключение, что я будто бы спасовал перед недопустимым нажимом, значит совершить ничем не оправданный спекулятивный скачок!
– Возможно, я просто ошибочно истолковал фразеологию его посланца, сэр, – с кривоватой улыбочкой сказал Магнан. – Мне показалось, что выражения, вроде «иноземные кровососы» и «трусливые бумагомараки», звучат во всяком случае не дружественно.
– Брань на фасаде не виснет, правда, сэр? – весело пискнул представитель Экономического отдела, за что был пронзен яростным взглядом Посла.
– Да, выражения довольно сильные, – произнес, чтобы хоть чем-то нарушить наступившую тишину, полковник Седел-Мозол. – Но я полагаю, вы поставили этого типа на место?
– Ну что до этого, то мне пришлось взвесить все pro и contra касательно выбора наиболее корректной в плане протокола позиции по отношению к упомянутому громилю. Должен признаться, что некоторое время я рассматривал возможность занятия позиции 804-В в ее усиленном варианте: «Величавое Достоинство с обертонами Сдержанного Гнева», но доводы рассудка возобладали.
– А как насчет 764-0, сэр? – спросил, надеясь вернуть себе расположение начальства, представитель Экономического отдела. – «Насмешливое Презрение с тончайшим оттенком Перспективы Неприятного Изумления»?
– Слишком тонко, – проворчал полковник Седел-Мозол. – Может быть, не мудрить и использовать старую надежную 26-А?
– Добрая верная «Угроза Прекращения Переговоров», Уилбур? Приправленная, насколько я понимаю, «Второстепенными Препирательствами касательно Формы Стола»?
– Джентльмены! – призвал своих сотрудников к порядку Гвоздуодер. – Вы забываете, что дата выборов неуклонно приближается! У нас не осталось времени для традиционных маневров. Стоящая перед нами проблема чрезвычайно проста: как нам достичь наиболее приемлемой договоренности с гуру?
– А почему бы просто не зазвать его к нам и не сказать, что мы пропихнем его вперед на выборах при условии, что впредь он будет, не кобенясь, плясать под нашу дудку? – предложил отличающийся прямотой Советник по Связям с Общественностью.
Повисло молчание, которое первым прервал Гвоз-дуодер:
– Насколько я понимаю, Ирвинг, вы имели в виду предложить, чтобы мы заверили Его Неистовство в безусловной поддержке его усилий по достижению благосостояния Оберона, – разумеется, при том условии, что он завоюет доверие избирателей, победив на выборах, так?
– Ну, в общем, что-то в этом роде, – пробормотал Ирвинг, осторожно опускаясь в свое кресло.
– При всем том, – продолжил Гвоздуодер, – остается еще немаловажный вопрос: как лучше всего довести мои заверения до сведения Его Неистовства, уединившегося в горной глуши…
– Но это не так уж и сложно, сэр, – сказал Магнан. – Мы просто отправим к нему посланца с приглашением на чашку чая. Я предлагаю что-нибудь внушительное, с золотым тиснением.
– Насколько мне известно, этому Гордуну достаточно свистнуть, чтобы к нему сбежалось десять тысяч кровожадных головорезов, – виноват, жаждущих мудрого наставления учеников, – снова вступил в разговор представитель Экономического отдела. – Говорят, будто всякий, кто посмел сунуться к ним, возвращался назад с ощипанным хвостом.
– Невелика угроза, – фыркнул Магнан, – у нас, как известно, хвостов все равно нет.
– Сдается мне, они найдут, что ощипать, – резко парировал Оскар.
– Должен ли я так понимать вас, Магнан, что вы добровольно вызываетесь доставить мое приглашение? – ласково осведомился Гвоздуодер.
– Я, сэр? – Магнан. заметно побледнел. – Господи, с наслаждением… но именно сейчас я прохожу медицинское обследование, сэр, в связи с подозрением на шоколадные ожоги четвертой степени.
– Ожоги четвертой степени? – громко удивился полковник Седел-Мозол. – Интересно было бы взглянуть. Мне приходилось слышать о первой, второй и третьей степенях, но…
– Их можно разглядеть только профессиональным взглядом, – оборвал его Магнан. – И к тому же на большой высоте у меня обостряется астма.
– Честно говорю, – прошептал, обращаясь к соседу полковник Седел-Мозол, – я бы с радостью ухватился за возможность потолковать с этими парнями…
– Тогда вам лучше надеть доспехи, – ответил его конфидент. – По сообщениям, они весят под три сотни фунтов и не расстаются с шестифутовыми абордажными саблями, которыми начинают махать, стоит им слегка возбудиться. А сильнее всего они, как говорят, возбуждаются, завидев землянина.
– Вы сказали «абордажные сабли»? – навострил уши представитель Экономического отдела. – Хм. А здесь может образоваться неплохой рынок для сбыта нескольких миллионов единиц ручного оружия – разумеется, исключительно для использования полицией.
– Весьма резонно, Депью, – с одобрением кивнул представитель Политотдела. – Ничто так не выявляет врожденного миролюбия населения, как небольшая перестрелка.
– Господа, давайте не будем провозглашать антилиберальных доктрин, – сурово произнес Гвоздуодер. – Необходимо помнить: единственное наше намерение состоит в том, чтобы дать освобожденному населению возможность свыкнуться с политической реальностью. В данном случае, с очевидной необходимостью человека с ружьем – или мне следовало сказать «громиля с дубьем»? – и посланник Земли улыбнулся, удовлетворенный каламбуром.
– У меня вопрос, господин Посол, – поднялся Ретиф. – Раз уж мы находимся здесь для того, чтобы руководить свободными выборами, то почему бы не предоставить оберонцам возможность создать собственную политическую реальность?
На лице Гвоздуодера появилось озадаченное выражение.
