Текст книги "Воля владыки. У твоих ног (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Имя… Придумать имя, бездна забери, было сложно. Потому что – раз и навсегда, и вот эта смешная мелочь вырастет со временем в такого же величественного зверя, как Адамас, и звать его каким-нибудь Рыжулей или Дружком будет попросту нелепо. Адамасу имя подходило. А был, наверное, таким же мелким и смешным.

Мелькнула мысль назвать значимым именем из прежнего мира – и тут же ушла. Нельзя. Не надо. Никаких напоминаний о прошлом, тем более – в чужом имени, в имени существа, которое будет от нее зависеть. С которым они останутся вместе еще очень долго. «Оно должно быть только твоим, – Лин смотрела в яркие оранжевые глаза и пыталась… почувствовать? Понять, какое слово отразит самую суть этого анкара. – Яркий, солнечный, отважный. Любопытный и нахальный, и мне понравится, если ты таким и останешься».

Слово пришло само, всплыло из глубины памяти. Лин никогда не была сильна в древних языках и чаще прогуливала их, чем учила, но…

– Исхири. «Яркое солнце».

Анкар недоверчиво поднял морду, пошевелил ушами, прислушиваясь, потянул носом, будто пытался решить, верно ли он понял. Правда ли, что эти странные звуки имеют к нему отношение. И вдруг разжал лапы, пружинисто опустился на траву и уставился на Лин, так, словно требовал – повтори!

– Исхири, – сказала ему Лин. – Потому что ты яркий и сильный, и суешь свой нос во все дыры, и заявляешь права на все, что тебе нравится, верно? Честный и горячий, и не признаёшь препятствий. Согласен?

Анкар опасливо подошел ближе и вдруг с неожиданной силой боднул Лин в колено, потерся, отпрыгнул, влетел в Адамаса и, получив лапой по голове, откатился в сторону, настороженно глядя на отца.

– Он запомнил, – сказал владыка. – Это хорошее имя, он вырастет хорошим анкаром. Не мешай ему. Помогай.

«Помогай!» Знать бы еще, как. Но Лин готова была научиться. Сейчас – она точно знала – у нее появился первый якорь в этом мире, настоящий якорь. Кто-то, ради кого стоит оставаться здесь и изо всех сил постараться прижиться. Потому что только ради себя – именно сейчас Лин поняла это до кристальной ясности отчетливо – она не стала бы.

– Я останусь? – спросила она. Имела в виду – здесь, с анкаром, но почему-то для нее самой прозвучало не так. «Останусь – здесь»?

– Да, – кивнул владыка и поднялся. – Наблюдай и запоминай. Я скажу Триану, что ты можешь приходить в любое время, что у тебя есть свой анкар. Адамас присмотрит за вами. Будь осторожна, маленькие анкары быстро растут, и вместе с ними растут зубы и когти. Ты можешь рассказать обо всем в серале, если захочешь. Но не думаю, что тебя поймут. В основном там выбирают птиц, грызунов или мелких хищников, в крайнем случае лисиц и крысозобов. Лалия любит змей. Сальма – хорьков. Анкары – это слишком опасно даже для тебя, но я верю, что все получится. И не забудь обработать руку, чтобы не загноилась.

Лин посмотрела на разодранный, в потемневшей крови шелковый рукав. Встала:

– Триан – это смотритель? У него должно быть все необходимое? И заодно он может рассказать мне об анкарах больше. Я мало о них знаю.

– Триан – это личный служитель при Адамасе, его самках и потомстве. Да, у него есть все необходимое. И если планируешь общаться с Исхири так же тесно, как начала, не гуляй здесь в шелке, надевай кожу, сапоги и перчатки, все это тоже найдешь у Триана. Если хочешь, я вернусь за тобой после того, как отсмотрю зверей.

– Да, если можно, – Лин говорила с владыкой, но краем глаза смотрела на Исхири – тот встал на задние лапы и, кажется, собирался проверить, получится ли использовать этого человека – его человека – в качестве когтеточки или древесного ствола для лазания. Переодеться нужно было срочно. И познакомиться с Трианом. Им, похоже, придется общаться каждый день, будет плохо, если клиба не примет ее всерьез. Значит, нужно найти общий язык и с ним.

Владыка не стал задерживаться. Объяснил, что происходит, и ушел. А Триан, внимательно осмотрев Лин с ног до головы, склонил голову. В умных серых глазах больше не было даже намека на недавнее любопытство, осталось удивление, которое очень хорошо скрывали, и что-то еще, что Лин пока не могла объяснить.

– Госпожа.

– Линтариена. Можно Лин. Вы поможете мне, Триан? Я мало знаю об анкарах. И одета вот… неправильно.

– Закатайте рукав. Я не должен спрашивать, – клиба отошел вглубь павильона и вернулся с ящиком, в котором звенели склянки и белели мотки перевязочной ткани, – но все же почему именно анкары? Если вы даже знаете о них мало. Давайте сюда, – он ухватил Лин за руку, осмотрел глубокие царапины и, взяв одну из склянок, щедро вылил на них бесцветную жидкость. – Может быть больно.

– Я уже заметила, – прошипела Лин. Отдышалась и ответила: – Почему анкары? Не знаю. То есть… думаю, я поняла, что именно владыка хотел до меня донести, когда вел знакомить с Адамасом. Но это… личное. А остальное как-то само получилось. Неожиданно.

Жгучая жидкость высохла, покрыв царапины плотной корочкой. Лин опустила рукав. Добавила:

– Но я рада. И, скажу честно, немного испугана – до сих пор мне не приходилось иметь дела с детьми, неважно, человеческими или нет. Страшно ошибиться. Какие они, Триан?

– Любопытные, как все дети. Готовы пробовать все на зуб и на прочность. Игривые, но их игры – для сильных, – он закрыл ящичек и теперь доставал и расправлял кожаную одежду, на глазок прикидывая размер. Вся она, кажется, была для Лин велика. – Вы не должны думать о нем, как о ребенке. Он младше, но ему не нужно снисхождение. Анкар может быть на равных с человеком или считать его добычей. Никак иначе. Или это не анкар, а загубленное нелепое существо.

«Нелепое»… отчего-то показалось, что это сказал не служитель-клиба, а сам владыка – и вовсе не об анкарах. С другой стороны, Лин тоже не желала снисхождения. Никогда и ни от кого.

Кажется, ей действительно будет чему поучиться у своего анкара.

– Но чему я его научу? – она сама не заметила, что сказала это вслух, пока Триан не ответил очень серьезно:

– Владыка не стал бы делать такой подарок, если бы думал, что плохому.

«Да, пожалуй», – мысленно согласилась Лин. Пусть владыка сколько угодно хотел вразумить пришлую анху, которая упорно не желала быть анхой, он не стал бы жертвовать ради этого сыном Адамаса. Он верил в Лин больше, чем сама Лин верила в себя – сейчас, в этом чужом, непривычном и неправильном мире.

– Это очень… щедрый аванс.

– Возможно. – Триан подал штаны и куртку. – Надевайте прямо сверху. Будет велико, но я не ждал здесь никого из сераля. Исправим это потом. Кого вы выбрали? Белого или рыжего? Или какую-то из самочек?

Он снова отошел и, когда Лин уже успела натянуть на шаровары штаны, вернулся с сапогами и перчатками.

– Рыжего, – Лин поймала себя на том, что глупо, совершенно по-детски, наверное, улыбается. – Я назвала его Исхири. Только уж скорее он меня выбрал. Выбрал, поймал и заявил на меня права.

– С ним будет непросто, – Триан тоже улыбнулся, едва заметно. – Слишком любопытный, эмоциональный и открытый. Адамас его не одобряет, поэтому достается ему больше всех. Но, в отличие от белого, в нем еще нет агрессии, а в отличие от самок, он не хочет, чтобы о нем заботились. Самостоятельный, но дружелюбный. Адамас научит его скрытности, брат – злости, а вам придется учить терпению.

– Терпению, – повторила Лин. Кивнула: – Спасибо, Триан. Пойду тогда… дальше знакомиться.

Пока люди разговаривали, Исхири присоединился к брату и сестрам, и сейчас они, кажется, играли в охоту – причем охотились все на всех. Лин села на траву рядом с Адамасом, тот посмотрел снисходительно, как будто разрешил: «Ладно уж, сиди». Да, теперь так и надо – сидеть и смотреть. Терпеливо, не вмешиваясь в игры молодых анкаров, но оставаясь рядом. Чтобы Исхири знал, видел, мог подбежать и сам втянуть в игру – не с прочими, один на один. Чтобы узнавать своего «младшего» и дать ему узнать себя.

Но здесь было хорошо. Далекое рычание, взлаивание и рев, окрики клиб, непонятный лязг – все это не разрушало, а лишь подчеркивало тишину, какой не бывало и не могло быть в серале. Здесь не нужно было прятаться от назойливого общения, и никто не мешал думать.

Сегодня подумать было о чем. Лин могла соглашаться или нет, но она наконец поняла, почему владыка назвал ее тогда ничтожеством. В сравнении с великолепным белоснежным зверем, спокойно лежавшим сейчас рядом и позволявшим касаться и даже гладить, анха вроде Лин проигрывала вчистую. Адамас мог разрешить себя гладить, а мог откусить дерзкому человеку голову – и в любом случае остался бы самим собой. У него был выбор. Лин от выбора отказалась – сама, добровольно. Заперла животную половину своей природы на крепкий замок и выбросила ключ в море с самой вершины Утеса.

Вот только здесь – не Утес, и даже самый крепкий замок может износиться. А она не знает, что делать со своей животной половиной. Не умеет ни ладить с ней, ни обуздать. Она прекрасно жила без нее все эти годы!

А владыка… вряд ли он планировал еще и такой результат, но Лин поняла кое-что и о нем тоже. Он был похож на Адамаса. Тоже разрешал себе делать выбор. А его замок назывался очень простым словом и был куда крепче искусственных запоров Лин. Ответственность. «Это не износится», – прошептала она. Адамас повернул голову, фыркнул в лицо.

– Да, я о твоем… – «хозяине» не шло с языка, и Лин сказала: – Брате. Он мог бы не возиться со мной. Я поняла, почему возится. Не «зачем», а «почему», понимаешь?

Адамас фыркнул снова, встал, потрусил к детенышам, взял рыжего за шкирку и притащил к Лин. Посмотрел насмешливо и бросил ей на колени. Мелкий вцепился когтями – ощутимо даже сквозь плотную кожу штанов, недовольно мявкнул. И Лин стало не до разговоров и не до мыслей – трудно погружаться в философские раздумья, когда об тебя точит зубы и когти молодой анкар. Твой анкар. Зато игра с ним вполне способна заменить хорошую полноценную тренировку.

Владыка вернулся, когда выдохлись оба – и Лин, и Исхири. Маленький анкар бросился к поилке и теперь пил, жадно и шумно. Лин тоже хотелось пить.

– Понравилось? – спросил Асир, пока она стягивала с себя выданную одежду.

– Да. – Лин подумала и добавила: – Очень. Спасибо, владыка. Это… – «дорогой подарок» не выразило бы и сотой доли того, что хотелось, и Лин не сразу сумела найти нужное слово. Но оно оказалось единственно верным: – Бесценно.

– Ты должна знать еще кое-что.

Они вышли наружу и направились обратно ко дворцу. Стало гораздо жарче – солнце палило так, что хотелось стянуть с себя оставшиеся вещи и нырнуть в ближайший бассейн, да хоть в поилку.

– С каждым днем ваша связь будет становиться крепче. И рано или поздно ты поймешь, что пути назад нет. Анкар бывшего владыки Имхары, моего отца, не прожил и трех дней после его смерти. Черная лисица моей матери пережила ее на сутки. Зверогрыз моего деда погиб, закрыв его собой от ядовитой стрелы. Мой дед прожил после этого двадцать лет, но больше никогда не связывал себя со зверем. Старики говорят, что раньше мы могли не только чувствовать друг друга, но и связываться прочнее. Понимать все, даже проникать в сознание, но нам осталось только то, что осталось. И мы ценим это.

Лин представила Исхири – выросшего, такого же величественного, как Адамас, солнечно-рыжего… связанного жизнью и смертью с человеком, который давно отвык бояться за собственную жизнь.

– Сколько живут анкары?

– По-разному. Может прожить тридцать лет, а может и сотню.

– Значит, они платят за связь больше, чем мы?

– Да. Но отвечают за нее не они, а мы. Не всякий зверь способен принять человека так. Даже многие дети Адамаса остаются обычными анкарами. Они не чувствуют и не понимают. Но если зверю дано больше, то так или иначе, сегодня или завтра он найдет того, кто установит с ним связь. Придет к тебе из пустыни, всплывет из моря и ляжет у ног или попытается вцепиться в горло. Рысь Сардара нашла его на окраинах Харитии. Кинулась из кустов на его коня. Раненая, облезлая, с отгрызенным едва ли не до корня ухом. Молодая, агрессивная и глупая, дикая, еще не видевшая жизни. Он собирался ее зарубить. Никогда не хотел связи, ни со зверем, ни с анхами.

– Но не зарубил? – почему-то Лин была уверена в ответе.

– Не смог. И бесились от этого оба еще долго.

– Значит, они друг на друга похожи, – и тут пришел другой вопрос, по-настоящему важный. – А Исхири мог выбрать кого-то другого? Не меня?

– Исхири – нет, – улыбнулся владыка. – Анкар, которым он был еще сегодня утром, мог бы. Но с нами происходит то, что происходит, и часто этого нельзя избежать. Он уже выбрал тебя, но ты еще можешь отступить. Когда я вел тебя к Адамасу, не предполагал, что все закончится этим. Но это не значит, что я о чем-то жалею. Пока нет.

Лин прикусила губу. Отступиться. Остаться без якоря, но не утратить право умереть. Исхири проживет обычную жизнь анкара, долгую или не очень. Может, выберет себе кого-то другого, более подходящего этому миру, а может – не встретит никого подходящего для себя.

– Наверное, я эгоистична, но не хочу отказываться.

– Это не эгоизм. Это решимость и готовность взять на себя ответственность за кого-то. – Они уже дошли до дворца, и Асир остановился, положил руку Лин между лопаток. Сказал тише: – Адамас спокойно расстается со своими детьми, знает, что это неизбежно, но сегодня я дал ему шанс оценить тебя, принять мое решение или отказаться от него, и он не возражал. Вряд ли он согласился бы на эгоистичную бестолочь, которая не думает ни о чем, кроме собственных интересов. Иди. Исхири будет ждать тебя завтра.

– Да, – прошептала Лин. – Спасибо.

Глава 16

Перед дверью в собственные покои Сардар остановился. Потянул носом. Течка у Хессы почти закончилась, но здесь все еще пахло, резко и навязчиво. От этого запаха Сардар дурел четвертые сутки. От самой Хессы, двинутой на всю голову, злой, порывистой и зажатой по самую печень, дурел еще больше. Раскрывать ее понемногу, взламывать закаменевшую скорлупу, или чем она там обросла за целую жизнь в трущобах, нравилось. Врать себе Сардар не привык, поэтому опасность учуял сразу, еще посреди сераля, когда вдавливал колено в напряженную спину и отшвыривал подальше окровавленный кусок вазы. С этим пора было заканчивать. Взять анху во время течки – одно. Остаться с ней дольше, связать себя хоть чем-то – другое. На это не имелось ни времени, ни желания. Вся его жизнь уже бездна знает сколько лет была связана с владыкой и только с ним, ничего больше никогда не хотелось. И он не позволит этому измениться. Сардар тряхнул головой, отгоняя и запах, и душные мысли, от которых поджимался живот и екало в груди, и толкнул дверь. Порезвились и хватит. Не сдохла, не убилась – уже отлично.

Хесса сидела на столе, встрепанная, завернутая в его халат по самые уши. Встретила настороженным взглядом и тут же отвела глаза.

– Ты чего тут? – спросил он, откладывая в сторону саблю и кинжалы, стягивая куртку и пропыленные сапоги – скачка выдалась бешеная, растянулась почти на день, зато Фаиз явится уже завтра к вечеру. И надо будет что-то решать – от одной мысли об отрекшихся начинало нехорошо пульсировать в голове, и к горлу подкатывала ярость.

– А где мне быть? У меня ни одной тряпки здесь, и я не знаю, куда мне валить.

– В кровать? – предложил Сардар, не поднимая головы. Расстегнул ремень, чувствуя на себе внимательный цепкий взгляд.

– Какая кровать? Я уже не теку.

– Течешь, – он снова повел носом – нет, не ошибся.

– Уже не сдохну. Если собрался вышвырнуть меня сегодня – давай. Говори, куда идти.

– Много вариантов? – хмыкнул Сардар. – В карцер, если не передумала резаться, вешаться, травиться или бездна знает, что еще. Или в сераль, если мозги на место встали. Выбирай.

– Второе, – хрипло сказала Хесса, и Сардар пошел к ней. Мозги у этой придурочной были на месте, поэтому Сардар до сих пор не понимал, что за психушку она устроила в первую ночь в серале. Догадывался, но догадки были такими безумными и идиотскими, что верить в них не хотелось. Он взял Хессу за руку, та дернулась – как же без этого, но Сардар только крепче стиснул пальцы. Усмехнулся и рывком натянул на тонкое запястье громоздкую побрякушку. Сам не понял, что на него нашло: увидел на лотке кочующего торговца, под солнцем, в песках, и отчего-то сразу знал, на ком она не будет смотреться по-дурацки. Сядет как родная.

– Что за… – Сардар все еще держал за руку, а Хесса с изумлением разглядывала браслет из толстой грубой кожи с тяжелыми металлическими вставками. Уродство, как ни посмотри. Ни одна уважающая себя анха из сераля владыки такое бы не надела: все равно, что нацепить железную сбрую на кошку. Но Хессе такая страшильня почему-то шла. Из-под черной кожи, обхватившей запястье, тянулись голубоватые вены на белом. Красиво, как ни посмотри, и лицо слишком красивое для бездомной и безродной. – Какого… лишайного мерина?

– Не нравится – отдай. – Сардар был почти готов к тому, что проклятым браслетом сейчас прилетит ему в лоб. Но Хесса выдернула руку и вороватым движением сунула за спину.

– Обойдешься.

Он ухмыльнулся – по острым скулам разливался румянец, то ли от злости, то ли от смущения, бездна ее разберет. Владыка бы понял наверняка, но Сардар такой ерунды никогда не понимал, да и не старался, если уж честно.

– Хочешь уйти сейчас или остаться до утра?

– Да чтоб тебя! – выкрикнула вдруг Хесса, срываясь со стола. – Задолбал ты со своим «хочешь»! Какая разница, чего я хочу? Всем насрать на мои желания!

– Ты задрала орать! – рявкнул Сардар, хватая ее за шкирку.

– Да сам орешь как псих! – Хесса рванулась, вывалилась из халата, споткнулась на ровном месте, пролетела через полкомнаты и чуть не впечаталась носом в стену. Съехала по ней, обхватив себя ладонями. Всхлипнула, затряслась всем телом и заржала.

Сардар фыркнул, подавился смешком, отшвырнул халат и, дошагав до голой идиотки, опустился рядом с ней на пол.

– Ну и чего бесишься? Словами через рот объясни уже.

– Останусь до утра, пара часов всего, – сказала Хесса. Смех в ней как будто выключился. – Трахнешь?

– Да уж не любоваться буду. Мне помыться надо. Грязный как свинья. Пылища везде, и солнце жарило, хоть удавись.

– Мне плевать.

Она обернулась сама, залипла на губах на секунду и присосалась к ним, как озверевший упырь к жертве. Сардар ухватил за волосы – убиться, как нравилось вот так хватать, не сильно, не слабо, так, чтобы светлые, как будто серебром облитые пряди щекотали пальцы и запястья. Прикусил губу, втянул, принял жадно шарящий во рту язык. Выдохнул и отстранился. Хесса плыла, подернулись поволокой глаза, яркие и зеленые, как у кошки, покраснели губы, усилился и загустел запах.

– Метку поставить? – спросил Сардар то, чего не собирался спрашивать.

Хесса моргнула, стиснула челюсти. Взгляд стремительно обретал ясность. «Откажется», – мелькнуло в голове. И должен был радоваться, но вместо этого откуда-то взялось разочарование.

– Хочешь или нет? – Сардар душил в себе нарастающее раздражение: какого шайтана творится вообще? Что его так заклинило? Хессе нравилось трахаться, но она дико, до психоза боялась боли и ненавидела течку и кродахов. Сардар догадывался, почему. Сложно не догадаться, когда постоянно натыкаешься на толстый уродливый рубец поперек живота, а в глазах при одном взгляде на член плещется животный ужас.

– Ставь, – выплюнула Хесса. Так, будто не на следующую течку подписывалась, а шагала в костер.

– Сначала иди сюда. – Сардар вытянулся на полу – тащиться до кровати было лень. – Залезай.

Хесса окинула его подозрительным взглядом, ухватилась за член, выпутывая из полурасстегнутых штанов, и села на бедра. Облизала губы, с нажимом растерла по головке смазку, так что Сардар неосознанно подался навстречу.

– Мне сесть сверху? – Хесса не отрывала от члена дикого взгляда и явно снова психовала.

– Что не так? – через силу спросил Сардар. Никакого терпения не хватит с ее закидонами, но все, что творилось в кровати, все, что творилось вне ее, необъяснимо возбуждало. А смотреть, как Хесса, закусив губы и сверкая глазами, поднимается на колени, как, кривясь и морщась, направляет в себя член, так понравилось, что захотелось зажмуриться. И не думал говорить, но оно само говорилось: – Могу взять тебя на спине.

– Нет! – Снова обожгло злостью и паникой. Сардар уже не пытался разобраться, велся на инстинктах, слушал – их же. И откуда-то знал, что опять угадал – как с браслетом. Хесса хотела именно так. Вести самой. Вбирать в себя член медленно, долго, зажимаясь и заставляя себя открыться. Вцепилась в бока всеми пальцами. Точно пять синяков останется с одной стороны и пять с другой. Оборжешься. Хорошо не на роже. Первый советник весь в синяках из койки.

Член стискивало так туго, что в глазах темнело.

– Да не зажимайся ты, дурища.

– Заткнись! – прошипела Хесса, натянулась до конца, поелозила и замерла. По напряженному, как каменному лицу медленно растекалось удовлетворение.

– Помочь?

– Нет! Лежи! Не смей… не смей двигаться.

– Тогда сама шевелись. Задолбала!

– Заткнись. – Хесса вцепилась в бока еще сильней, так сильно, будто собралась кожу с него сдирать голыми пальцами. – Заткнись и молчи. Сама знаю. – И так же медленно, как насаживалась, потянула себя вверх. Сардар заржал бы от этого «заткнись и молчи», от «сама знаю», заржал бы и объяснил доходчиво все, что думает о запредельной наглости некоторых двинутых на всю башку – если бы не вырвавшийся вдруг довольный стон. Телу нравилось. Члену нравилось, как медленно и неохотно его освобождают от горячей глубины, как судорожно сжатые мышцы стискивают головку. А самому Сардару нравилось смотреть, как Хесса кусает губы и жмурится, как быстро, почти неуловимо сменяются оттенки выражений: страх, удовольствие, напряженная сосредоточенность, и тут же – почти восторг, и снова страх…

Хесса поднялась так, что член вышел почти до конца, лишь головка осталась внутри. И тут же начала опускаться. Быстрее, чем в первый раз, но все так же зажимаясь – дура, сама себе осложняла жизнь, но Сардар снова не удержал довольного стона. В том, как головка входила внутрь, преодолевая сопротивление, раздвигая жаркое нутро, в том, как Хесса судорожно стискивала пальцы, бедра, как сжималась, но не прекращала двигаться, пока не прижалась всей промежностью, было совершенно особое, острое удовольствие.

Сардар ухватил ее за предплечья, провел ладонями к плечам, огладил бока. Хесса подставилась под руки, прогнулась в спине, задышала чаще. Она любила ласку, таяла от нее, как ванильный шербет под солнцем, и, кажется, ненавидела себя за это. Сардар положил ладони на полушария грудей, огладил, потер соски.

– Ах-х-х! Да что ж ты за урод такой! – Хесса, задыхаясь, осела вниз всем весом. Член пережимало сладкими волнами, а Сардар ловил себя на глупейшей улыбке во всю рожу. – Зачем? Ну зачем?

– Нравится смотреть, как тебя накрывает. А ты заводишься на раз, так что не ори, давай дальше.

– Выдохнуть дай, озабоченный придурок.

– Хочешь, вылижу тебя? Или так? – Сардар погладил ее по спине, обвел пальцами каждый выпирающий позвонок, снова сместился к груди, цепляя ногтями соски. Опустил руку вниз по ее животу, к залитому смазкой лону, и удовлетворенно хмыкнул, учуяв новую волну возбуждения.

– Пр-рекрати. Хватит. Я сама. – Хесса хотела сказать еще что-то, но заткнулась, широко распахнув глаза: Сардар медленно, напоказ, слизывал с пальцев пахучую смазку. – Псих ненормальный! – Она всхлипнула совершенно по-детски и начала двигаться быстро и судорожно, рывками стягивая себя с члена почти полностью и насаживаясь с размаху, всем весом, до упора. Кривила красивые губы, морщилась. Поймала запястья Сардара, прижала к полу, наваливаясь с каждым толчком. Сардар проглотил рванувшееся на язык «от психички слышу». Заставил себя не двигаться, даже самую малость не подаваться навстречу. Только смотрел. Как мутнеют зеленые глаза, как хлещут по лицу слишком короткие волосы, как мелькают зубы за искусанными губами. Как встают торчком, наливаясь, крупные нежные соски. Хотелось поймать их ртом, сжать губами, слизнуть одуряющий запах. «В следующий раз», – пообещал себе Сардар, даже не задумавшись о том, когда этот «следующий раз» будет.

По бледному худому телу прошла волна судороги, Хесса опустилась до предела, сжала бедра так сильно, как будто хотела свести ноги, сплюснув Сардара изо всех сил. Внутри у нее все пульсировало, заставляя выплескиваться, а вокруг сгущался пряный, густой, сводящий с ума запах.

Хесса повалилась сверху, ткнулась губами в щеку, в подбородок, промычала что-то невнятное и прижалась лбом ко лбу. Сардар обхватил ее руками. Разгоряченная спина была влажной, Хесса вздрагивала при каждом вдохе. Сказала задыхающимся шепотом:

– Вытащи. Не могу шевелиться.

Сардар двинул бедрами, освобождая ее. Хесса дернулась и протяжно застонала. Тихо выругалась в ухо.

– Ненавижу тебя, ублюдок. Это отвратительно.

– То, что ненавидишь? – ухмыльнулся Сардар. В Хессе не было ненависти, а нести она могла любую чушь, иногда казалось, вообще не соображает, что именно говорит и кому.

– Нет. Что мне с тобой так хорошо, что грудь, к бестиям, разрывает и мозги отключаются. И думаю – сдохнуть на твоем члене лучше, чем искромсать себя вазой.

– Эй, – Сардар повернул голову, потянул Хессу за волосы, заставляя смотреть на себя. Та медленно открыла глаза, заморгала, как будто проснулась. На лице медленно проступало понимание, глаза распахнулись, потом сузились, от Хессы потянуло ощутимым холодом и обожгло чистой злостью. Она задергалась, пытаясь вырваться, да так яростно, что Сардар от неожиданности еле удержал. Скрутил как мог – руками, ногами, чтобы не думала брыкаться. – Успокойся!

– Скажешь хоть слово, – прошипела Хесса, – убью! И плевать, что со мной будет. Плевать, что ты первый советник как-тебя-там. Плевать, слышишь? Убью! Забудь сейчас же!

Сардар молча дотянулся до душистой, сладкой кожи под ухом, широко и мокро провел языком, чувствуя отчетливые заполошные толчки пульса. Хесса затихла, напряглась, подалась ближе. Сардар рискнул выпустить ее, обхватил голову, фиксируя, и припал зубами. Он слышал тихие стоны, ощущал отчетливую дрожь, обнимал Хессу запахом и силой, всей своей сущностью кродаха, рычавшей и ярившейся внутри от жажды, которую нельзя утолить, от голода, который нельзя насытить. Ткнулся носом в припухшую кожу. Лизнул, успокаивая. Засос сойдет, синяк поблекнет, но метка останется. Как отчетливая подпись на чистом пергаменте – не тронь, мое!

– Забудь, что я сказала! – потребовала Хесса, успокоившись. Неуемная, наглая, настырная, никогда не могла она заткнуться вовремя.

Сардар приподнял отяжелевшие веки. Провел языком по губам – хотелось выпить, и не воды, а чего-нибудь покрепче, а потом поспать хотя бы час, чтобы совсем не съехать мозгами.

– Забыл уже, – пробормотал, выпуская Хессу из захвата и отстраняясь. – У меня в башке и без тебя хватает мусора.

– Хорошо.

– Да отлично просто. – Сардар поднялся, стащил наконец штаны, оглядел себя, всего в смазке, но пока еще без синяков, и пошел к купальне. Бросил на ходу: – Дай мне час, потом я принесу тебе тряпки или позову Ладуша, он проводит.

– Ладно. – Абсолютно ровный и спокойный голос звучал непривычно, дернуло внутри непонятным: что-то не так, но Сардар только помотал головой, отгоняя неприятное ощущение. Он должен был поспать, проверить, что там творится у Вагана, узнать, нет ли новостей от группы, отправленной в Баринтар, поговорить с владыкой и дождаться Фаиза во всеоружии и хорошо бы не с одним, а с несколькими планами действий. Он должен быть в форме, а не с кашей вместо мозгов и не с психованными анхами в этих самых мозгах.

– Скажи, пусть завтрак подадут через час. И сама ложись, тоже не спала.

Он пробыл в купальне недолго, зашел и вышел, понял, что иначе отключится прямо в воде. Добрался до кровати, рухнул на нее и закрыл глаза. Хесса спала, откатившись на другой край, снова замотанная в халат, и Сардар, неосознанно прислушиваясь к едва заметному дыханию, заснул.