Текст книги "Воля владыки. У твоих ног (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 24

Лин тосковала. Уже не получалось врать себе, что всему виной – скучная, бездельная жизнь и воспоминания о родном управлении. Работы не хватало, но тренировки с Хессой странным образом заполнили именно эту пустоту, а набор дротиков в «тайной комнате» Лалии – под Лалии же едкие комментарии – помогал держаться в форме. Но засыпала Лин, обнимая подушку, все еще хранившую запах владыки, и снилась ей совсем не работа.

Низкий, спокойный и успокаивающий голос. Темный взгляд, нечитаемый, но видящий насквозь. Широкая ладонь на шее и в волосах, на плече и снова на макушке. Прикосновения, слишком похожие на ласку, и собственный ответ на них – уже не шарахнуться в сторону, привычно и почти бессознательно оберегая личное пространство, а замереть и дышать, понимая, что хочешь непозволительно многого, но можешь разрешить себе только эту малость.

Владыка больше не приходил в сераль и Лин к себе не вызывал. За стенами сераля, в закрытой от анх части дворца, было шумно и людно – отголоски доносились и сюда, анхи с завистью прислушивались к отзвукам круглосуточного праздника, а Лин жалела тех, кто не имел права скрыться от этого веселья. Жалеть владыку – не смешно ли? Но, судя по тому, что тот не приходил даже к Адамасу, для владыки праздник был работой. А Ладуш, кажется, вовсе прекратил спать и держался на одних бодрящих отварах. Каждый вечер он приводил в сераль двух-трех, а иногда и больше, благородных кродахов из числа гостей – те, с разрешения владыки, могли выбрать себе анху на ночь. И ладно бы только вечером! Жаждущий любовных утех кродах мог заявиться в любое время суток, так что Лин теперь проскальзывала через общий зал с такими предосторожностями, будто выслеживала опасного преступника.

– Господин Ладуш, – поймала его Лин в первый же вечер. – А как же «до анхи повелителя никто не имеет права дотрагиваться»?

– Обычно – никто. Но сейчас, или когда приедут остальные владыки, – другой разговор. Древний закон гостеприимства, который нельзя нарушать. Если тебя захотят, можешь отказаться, но это дурной тон: на тебе нет метки, значит, нет и обязательств. Это бросит тень и на владыку, и на его гостеприимство. Поэтому будет лучше, чтобы тебя не захотели.

– А в идеале даже не увидели, – кивнула Лин. – Может, мне переселиться куда-нибудь?

– Поверь, Линтариена, здесь – безопасней всего. У личных анх владыки есть привилегии, другие лишены и этой защиты. К тому же сюда допущены лишь единицы, избранные. Знала бы ты, что творится внизу. На каждую анху по двое-трое кродахов за день. – Лин содрогнулась, а Ладуш добавил: – Да, кстати! Пока гости не разъедутся, не ходи в зверинец без охраны.

– А я хотела спросить, можно ли взять с собой Хессу.

– Не сейчас. После. О, великие предки, спасибо Дару, хотя бы Хесса с меткой. Страшно подумать, если бы… – и умчался, не договорив, только рукой махнул.

Хесса, к слову сказать, торчала в общем зале куда больше обычного, даже ужинать стала здесь. Вскидывалась на каждого входящего, напрягалась на шаги за дверью. Старалась не показывать вида, но Лин замечала. И скоро не выдержала. Сказала, когда они закончили вечернюю разминку:

– Ты же понимаешь, что он не придет, пока праздник? А если придет, то только по делу, не за тобой?

Хесса закрылась мгновенно. Сжались челюсти, сошел с разгоряченного лица румянец, возвращая обычную бледность.

«Пошлет, – подумала Лин. – Пошлет, скажет, что лезу не в свое дело, и будет права».

– Всем заметно, или только ты такая внимательная? – вместо этого спросила Хесса. Голос звучал холодно и отстраненно, зато пальцы будто жили отдельной жизнью – комкали расшитый жилет, Лин даже посочувствовала несчастной тряпке.

– Я приучена смотреть и видеть, – честно ответила она. – Остальные… не знаю. Думаю, еще нет. Сплетницы часто замечают лишнее, но сейчас все смотрят только на кродахов. А из анх – на тех, кто без метки. Оценивают конкуренток. Но я потому и сказала – никогда не знаешь, кто посмотрит не туда не в тот момент.

– Это надо прекратить, – все так же бесцветно отозвалась Хесса. Ничего больше не добавила, но Лин будто отчетливо услышала продолжение: «Но я не знаю, как».

– Легко, – Лин вытащила тростниковую циновку из свернутых и сваленных кучей в углу, расстелила на середине зала. – Иди сюда. Двигаешься ты хорошо, пора учить тебя падать. Наставишь синяков на первый раз, потом пойдем в купальню, ужин попросим туда, а потом спать. И так каждый вечер.

– А вдруг… – Хесса не договорила, помотала головой, с нарочитой аккуратностью отложила в сторону измятый жилет. Пробормотала, не глядя на Лин: – Бесит, как же бесит, бездна все забери! – и решительно шагнула к циновке. – Давай, показывай.

Больше они к этой теме не возвращались – ни в тот раз, ни в другие дни и вечера. Но Лин было неловко – она ведь тоже… ждала. Понимала, что глупо, но не могла отделаться от собственного «а вдруг». Особенно накатывало в зверинце: знала, владыка Асир прежде всего придет к Адамасу, а не в сераль к анхам. Пока возилась с Исхири, оборачивалась на каждый звук. Анкары – все – чуяли ее нервозность и тоже волновались. Лин старалась отбросить лишние мысли, сосредоточиться на внутреннем звере и «младшем брате»-анкаре. Вот только внутренний зверь тосковал не меньше, и успокоить его оказалось гораздо сложней, чем самой принять безмятежный вид.

Напряжение накапливалось, и на седьмой, кажется, день праздника – Лин уже так устала от всего этого, что сбилась со счета – она решила: все. Хватит. Или назавтра придет сюда в полном порядке, даже если придется позориться перед Ладушем и просить успокоительное. Или не придет вообще, пока не закончится вся эта праздничная вакханалия. Потому что в таком расположении духа – нельзя к анкарам, она только испортит все.

Решение было, наверное, правильным, но опоздало ровно на день. Анкары отлично чувствуют, когда человек силен, а когда слаб, когда хладнокровен, а когда на взводе. Исхири тревожился, а его белый братец решил в очередной раз побороться за главенство, но напал почему-то на Лин.

Удар лапой в плечо опрокинул на землю, Лин сгруппировалась, на рефлексе выставила блок – и на предплечье сомкнулись челюсти молодого анкара. Плотная кожа рукава и перчатки смягчила урон от зубов, а боль и выброс адреналина мгновенно вымели из мозгов лишнее, оставив одно: защититься. Защититься самой, потому что так правильно. Действовать придется жестко: она слабее. Удар кулаком в нос, захват шеи ногами – не вышло, извернулся, скотина белая, перекатиться – жаль, придавить весом не получится, у владыки получилось бы, он тот еще шкаф, а Лин даже для анхи мелковата. Вывернуть ухо? Белый заскулил и разжал челюсти, а Лин вспомнила – уши у анкаров чувствительны к боли, она читала в том трактате в библиотеке, даже в блокнот выписывала. Вот и пригодилось.

Рядом рычал Исхири. Лин опрокинула белого на спину и посмотрела в глаза – в упор. Тот отвел взгляд первым. Признал поражение.

Теперь можно было заняться рукой. Хотя нет, сначала Исхири.

– Все хорошо, – Лин положила ладонь анкару на голову, потрепала и подумала вдруг – а ведь этот жест она переняла у владыки. И тот совсем не Адамаса так треплет, а саму Лин. Повторила: – Все хорошо. Ты не волнуйся, если я завтра не приду. Вон, владыка сколько уже не приходит? Праздник у них.

Исхири лизнул в щеку, ткнул носом в грудь и на прямых ногах, боком, пошел к брату – кажется, собрался добавить. А Лин встала и побрела переодеваться. Рука слушалась плохо, и дело, кажется, было не только в пережавших ее до кости зубах. То ли вывихнула, пока каталась там по земле, то ли локоть выбила? Лин шипела от боли, снимая костюм. Мыться не стала – натянула шаровары и лиф и уже потом нормально осмотрела руку, прощупала, выдохнула с облегчением: хотя бы перелома нет. Пожевана, конечно, знатно – гематомы, кое-где кожа ссажена, будь она в обычной тонкой рубашке, без хирургии родного мира можно было бы сказать руке «прощай».

Она знала, где у Триана аптечка и где в ней мазь от ушибов, и звать занятого Адамасом клибу не стала – еще и потому, что помнила предостережение владыки. Лучше к Ладушу подойти.

Но того на месте не оказалось – неудивительно, стоило бы удивиться, если б был, в такое-то время. В общем зале тоже, по счастью, никто не сидел. Лин сунулась к слугам, попросила принести в купальню обед и халат и, поколебавшись, добавила:

– Если господин Ладуш появится, передайте, что я его искала.

Горячая вода ощущалась странно: тело от нее привычно расслабилось, а вот рука заныла и задергала. Лин поморщилась и села повыше, прислонившись спиной к бортику и пристроив потемневшую и опухшую руку на колени. Сейчас, остыв, осознала, насколько ей повезло. Ерундой отделалась, а если бы в горло? Белый, похоже, все-таки хотел играть, а не драться всерьез.

Вошел клиба, с поклоном поставил рядом поднос. За ним следом проскользнула Хесса.

– Ты сегодня рано. – Она никогда не спрашивала, куда Лин уходит после каждого завтрака, а Лин не говорила – хотела просто отвести ее однажды в зверинец, показать Исхири. Не успела.

Хесса подобралась ближе, присела на корточки, подозрительно щурясь – то ли заметила что-то по лицу, то ли почуяла в запахе.

– Эй, все нормально?

– Прекрасно. Не считая того, что я идиотка. – Лин приподняла руку из-под воды, и Хесса тихо выругалась.

– Отвратно выглядит. Думаешь, в горячем полегчает? Лучше бы в холодную сунула. Раз можешь шевелить, значит, не вывихнула. Растянула?

– Наверное. Сейчас легче стало, вначале думала, то ли вывих, то ли перелом. И Ладуша нет. А в горячую, потому что все болит, не помню, как дошла. Трясло.

– Под холодную суй, быстро, – скомандовала Хесса и, прямо в шароварах и рубашке спрыгнув в бассейн, вывернула кран с холодной водой. – Тепло потом. И где угораздило только, выглядит так, будто тебя жевали.

От холодной воды снова затрясло и вспыхнула едва утихшая боль. Лин зашипела, навалилась на бортик.

– Жевали, – почему-то прошибло на смех. – Я уже говорила, что идиотка? Но везучая, рука – не горло.

– Кто жевал? – спросила Хесса и скривилась. – Бездна, как же тупо звучит! Надо вынуть тебя отсюда и просто обмотать холодной тряпкой. И Ладуша позвать. Или еще кого из лекарей. Они точно есть: осматривали меня, когда первый раз сюда приволокли. Давай, опирайся и пошли.

– Тупо, – согласилась Лин.

Из бассейна она вылезла сама – ну ладно, почти сама. Споткнулась о поднос с обедом, едва не упала. Есть уже не хотелось, только пить, и трясло безостановочно.

Не в первый раз Лин доставалось, бывали случаи и похуже, но такой реакции на ерундовые, в общем, повреждения, не было никогда.

– Со мной что-то не то. Не должно быть так плохо. Хесса, послушай. Никаких дворцовых лекарей, только Ладуш. Это важно. Они не знают и не должны.

– Чего не знают? – растерялась Хесса. – Что тебя покусали? Какая, к бестиям, разница?.. – она прижала ладонь ко лбу Лин. – Жар. Ты же не бредишь, да? Я поняла, Ладуш и только. Пошли.

Завернула Лин в халат, не продевая поврежденную руку в рукав, затянула сверху поясом и поволокла к выходу. С нее самой ручьями стекала вода, и Лин понадеялась, что в зале до сих пор никого нет. Иначе только ленивая не прибежит попялиться.

Но зал был заполнен, а прямо за порогом купальни обнаружилась Лалия – стояла к ним вполоборота, скрестив руки на груди, и не сводила глаз с какого-то незнакомого кродаха. Запах, яркий и слишком сильный, хлынул в ноздри, Лин чуть не закашлялась.

Вожделение, презрение, злость.

– Ну что же вы такой нерешительный, тайный советник, – протянула Лалия. Ее голос был привычно мягким, но с необычными, явно провоцирующими нотками. То ли она издевалась, то ли соблазняла. – Выбирайте скорее, смотрите, какая клумба. Рвите любой цветок. Промедлите еще немного – и камня на камне не останется от вашей разрушительной страсти. А мне здесь еще жить, между прочим. Видите, все давно готовы раздвинуть перед вами ноги.

Кродах резко обернулся, и Лин едва не повисла на Хессе. Это была уже не злость – ярость. Запахом обдало с ног до головы, к горлу подкатила тошнота. Лин даже лица его не рассмотрела – в глазах плыло.

– Если ты сейчас же не заткнешься… – медленно сказал он. Говорил негромко, но даже через усиливающийся шум в ушах Лин отчетливо слышала каждое слово, будто его вбивали в голову.

– То что? – с непонятной жадностью спросила Лалия. Точно провоцировала, только вопрос – зачем. Кродах сдерживался, но Лин могла поклясться, что от убийства Лалии его отделяют считанные секунды.

– Эй! – вдруг заорала Хесса. – Мне нужен Ладуш, быстро!

«Еще одна самоубийца», – вяло подумала Лин. В глазах потемнело. Она крепче вцепилась в Хессу здоровой рукой и отключилась.

Глава 25

Над головой спорили. Что-то о сбившемся гормональном балансе, постоянном стрессе и безмозглых кродахах, причем «безмозглые» произносилось с той же академической интонацией, что и «гормональный». «Профессор, вы откуда здесь взялись?» – хотела спросить Лин, но тут ко рту поднесли питье. Выпила, в голове зашумело, и она отключилась.

В следующий раз пришла в себя от запаха кофе. Открыла глаза: рядом, забравшись с ногами в кресло по своему обыкновению, сидела Хесса и завтракала. Кровать была чужая, слишком мягкая; оглянувшись, Лин опознала комнату Ладуша. Не трясло, в голове не мутилось, рука болела вполне терпимо, и даже есть хотелось как здоровой. Лин села – хуже не стало.

– Оклемалась? – вскинулась Хесса. – Подожди, Ладуша позову.

– Давай я подожду у себя, а не в этой шкатулке с порнографией?

– Ешь пока, – Хесса поставила ей на колени поднос и умчалась.

Держать Лин в постели Ладуш, как выяснилось, не собирался. Выложил на кровать одежду, баночку с мазью и сверток бинтов, поставил на стол бутылку.

– Это за сегодня выпить. Руку мазать и перевязывать туго, – ткнул пальцем в Хессу: – Ты делай, на нее надежды нет. Додумалась же, после травмы лезть в горячий бассейн! Никаких тренировок и прогулок два дня, потом посмотрим.

– Прогулки-то почему? – ошарашенно спросила Хесса. – Мы бы в сад, не со всеми же торчать.

– Она знает. Идите уже, некогда мне. В сад.

Судя по непривычно отрывистым, коротким фразам, «некогда» было слишком мягким определением.

– В сад можно, прогулок нельзя, что за бред еще, – бормотала Хесса, пока они спускались по широким ступеням к зарослям жасмина и шпалерам роз. – Я думала, здесь только те истерички, – мотнула головой в сторону общего зала, – как из психушки, но, кажется, это заразно.

– Праздник, – хмыкнула Лин. – Уработался. А о прогулках я поняла, все правильно. Он о том, чтобы в зверинец не ходить, пока не заживет. Будто я сама бы не додумалась.

– Зверинец? – Хесса остановилась, повернулась к Лин и уставилась в упор с выражением «еще одна психическая нарисовалась». – Тебя погрызли в зверинце⁈ Что ты там делала, по клеткам с анкарами прыгала? Зала для упражнений мало?

Лин села на землю и расхохоталась.

– Точно, заразно, – Хесса длинно вздохнула и села рядом. – Эй. Переставай ржать. Не смешно!

– Жаль, сюрприза не получится, но все равно. Я тебя с ним познакомлю, – Лин всхлипнула от смеха и замотала головой: что за дурацкая истерика? Выдернула пробку из оставленной Ладушем бутылки, сделала глоток, закашлялась: сладкая тягучая гадость проскользнула в горло, срочно захотелось запить. Но хоть смех прошел. – Давно хотела, на самом деле, но Ладуш сказал, пока праздник, тебя с собой нельзя.

Взгляд остановился на наклеенной на бутыль этикетке. На желтоватой бумаге острым почерком профессора Саада было написано: «По глотку каждый час, полстакана перед сном. Можно больше, от передозировки не умрете. Шило в заднице успокоительными не лечится, госпожа Линтариена».

– Бездна, – смех пробрал снова. – Вот сволочь!

– Кто? – Хесса потянула у нее из рук бутылку. – И с кем познакомишь? Надеюсь, не с той тварью, которая попробовала тебя на зуб?

– Он не тварь, я сама протупила, – почему-то обиделась за белого Лин. – Но вообще нет, не с ним. С его братцем.

– Вот спасибо! Ты меня прямо успокоила! А братец… – Хесса уставилась на этикетку и, кажется, проглотила следующие слова. – Что? Шило в заднице? Знаешь, Сальный сволочь, но он прав.

– Братца зовут Исхири, и он – мой зверь, – тихо сказала Лин. – Понимаешь, что это значит?

– Да уж понимаю, не совсем же бревно. Назову зубастой тварью – оскорбишься и дашь мне в морду. Он кто хоть?

– Ты же сама сказала. Анкар.

Хесса прикрыла глаза рукой и заковыристо выругалась. Лин добавила:

– Он маленький еще. Вырастет.

– Начнет руки не грызть, а целиком откусывать. Все, молчу! Психушка. Как есть психушка. Анха из сераля бегает в зверинец к анкару, аптекарь из трущоб заделывается дворцовым лекарем. Чего-то я в этой жизни не понимаю.

– Скажи лучше, долго я провалялась? Какой день сегодня?

– Завтрашний, – буркнула Хесса. – То есть вся эта гробанина с тобой приключилась вчера.

– Хорошо. А то я уж думала… Выспалась, рука не болит, голодная, как неделю не евши. Давай, кстати, обед закажем, что-то не наелась я.

За обедом стало не до разговоров, откуда-то взялся и впрямь зверский аппетит, а после – разморило вдруг так, будто и не проспала почти сутки. Хесса едва ли не на себе доволокла Лин до комнаты, презрительно отфыркиваясь на попытки извиняться и идти самой. Уложила на кровать:

– Спи, погрызенная.

Лин уже привычно обняла подушку, вдохнула запах владыки Асира, подумала, что Исхири за три дня соскучится, что перед владыкой стыдно будет: так по-глупому подставилась, но это если тот вообще узнает. Ему сейчас не до анх, а ведь ничего страшного не случилось, правда? Вряд ли Ладуш станет занимать его время такой ерундой, да Ладуш и сам не знает ничего, не до расспросов ему было.

Уже засыпая, вспомнила о снадобье профессора, нашарила бутылку, глотнула – и провалилась в мирную, тихую темноту.

Проснулась утром. Очень ранним утром: за окном едва занимался рассвет, и даже неловко было в такое время просить свой кофе. Впереди маячил длинный и тоскливый день, и Лин, подумав, пошла в библиотеку. Долго выбирала книгу, потом взяла первый попавшийся на глаза приключенческий роман и неожиданно для себя зачиталась. Герой по имени Одерон плавал под парусом по Великому морю, открывал неизвестные острова, искал сокровища и даже учил туземцев всеобщему языку.

– Вот ты где! Я задолбалась тебя искать! – Лин не знала, сколько прошло времени, но солнце за окнами уже светило вовсю, а влетевшая в библиотеку Хесса выглядела встрепанной и раскрасневшейся, как после тренировки. – Все облазила, решила, ты наплевала на запреты и удрала в свой зверинец. Давай вниз быстрей. Там за тобой пришли – к владыке.

– Что? – Лин вскочила, едва не уронив стул. Почему-то похолодело в животе, а в ушах застучала кровь. – Вот тут мне и объяснят доходчиво, что я за дебилка… – Прикрыла глаза, справляясь с непонятным ей самой буйством эмоций. Несмотря на вполне вероятный выговор, все равно радовалась, глупо, по-щенячьи: уже тому, что хоть ненадолго окажется рядом. – Спасибо! – и рванула вниз, прыгая через ступеньки, едва не теряя снова дурацкие тапки, к которым вроде бы уже привыкла.

– Да стой ты, психичка, меня подожди! – заорала Хесса, но остановиться Лин не смогла бы, даже если бы захотела. Хесса нагнала уже в общем зале, сунула в руку длинную, усыпанную жареным кунжутом булку. – Сейчас уже обед, а мне сказали, что ты даже не завтракала.

Обед. Все анхи как раз собрались в зале, но Лин было плевать – пусть смотрят.

Ее и правда ждали у дверей, целый эскорт – два стражника-клибы и двое евнухов. Ладуша не было.

– Скорее, госпожа Линтариена. Владыка не любит ждать.

Лин жевала на ходу – голода она не чувствовала, но булка отвлекала, мешала снова сорваться на бег: клибы торопились, но, по мнению Лин, шли недостаточно быстро.

Стража у покоев владыки молча расступилась, но первым за дверь из драгоценного красного дерева прошел один из евнухов. Сказал негромко, напряженным голосом:

– Госпожа Линтариена, не отставайте. Мы непозволительно опаздываем.

Лин и без его слов не собиралась отставать. Не так уж интересно ей было рассматривать отделку дверей, росписи на стенах, паркетный узор на полу или резьбу и инкрустации на мебели. Эхо торопливых шагов металось по просторным залам, по широким, залитым светом галереям, и с каждым шагом все больше охватывало волнение. Почему владыка позвал именно сегодня? Совпадение? Или из-за случая в зверинце? «Исхири все равно мой, правда? Связь… она уже начала устанавливаться? Мне ведь не запретят?..»

– Я привел госпожу Линтариену, повелитель. Умоляю простить за опоздание. Мы не сразу нашли ее…

– Вон. А ты иди сюда.

Лин посторонилась, пропуская евнуха – на лице у того отразилось столь явное облегчение, что стало не по себе. Шагнула в широкую арку, на мраморную террасу, оплетенную виноградом, повернула на голос. Запнулась на полушаге. Отчаянно захотелось зажмуриться. Асир лежал на кушетке, а сухощавый пожилой клиба разминал ему спину. И все выглядело бы вполне сносно, будь на владыке хоть что-нибудь из одежды. Но Лин отчетливо видела каждую рельефную мышцу, изгиб спины, ягодицы. На белой ткани, которой была застелена кушетка, тело владыки казалось еще смуглее, чем обычно. Золотисто-бронзовое, блестящее от масла, оно не просто притягивало взгляд, оно завораживало и напрочь вырубало мозги.

– Садись. Ты следующая, – сказал Асир, поворачивая голову. – Как рука?

– Терпимо, – ошарашенно отозвалась Лин. Подошла к столику рядом с кушеткой – на нем стояли стеклянные и хрустальные флаконы, лежали жесткие даже на вид губки, какие-то палочки и лопаточки, стопка полотенец или простыней, и одуряюще пахло апельсиновым маслом. Так, что закружилась голова и забурчало в животе. Лин попятилась к низкому креслу чуть поодаль, почти упала в него. Все это время ощущала на себе насмешливый взгляд и чувствовала, что постыдно краснеет.

– Рассказывай, – велел Асир. Клиба сместился ниже и теперь разминал ему поясницу. Лин не хотела смотреть, не хотела, но не получалось. Ягодиц и ног сейчас не было видно, зато спина, бугрящиеся мышцами плечи, расслабленно лежащие вдоль тела руки… безумно тянуло подойти и прикоснуться, провести хотя бы самыми кончиками пальцев, и Лин незаметно сжала кулаки, пытаясь справиться с неподобающими мыслями. Получалось плохо. Очень плохо.

– Исхири заигрался, или произошло что-то серьезнее? – Асир нахмурился, голос стал жестче, и Лин поняла, что молчит слишком долго.

– Это не Исхири, – как ни странно, мгновение паники помогло собраться. – Только я виновата, владыка. Не нужно было идти к анкарам, когда мысли бездна знает где. Я постоянно дергалась, наверное, белого раззадорила моя неуверенность. Я не повторю такой ошибки, обещаю.

Сердце колотилось, почему-то ждала и почти уверена была, что услышит сейчас: «Не повторишь, я об этом позабочусь. Тебе нечего делать у анкаров». Но владыка сказал совсем другое, непонятное, странное:

– Ирлан, скажи, ты чуешь ее?

Клиба поднял голову, посмотрел на Лин ничего не выражающим взглядом.

– Да, владыка. Запах не слишком яркий, но отчетливый.

– Хорошо. Ты закончил? Посмотришь ее руку и то, что сочтешь нужным. Постоянные физические нагрузки, из опасного для жизни – только тесное общение с молодыми анкарами.

Лин тихо выдохнула. Кажется, все нормально. Почти нормально, потому что собственное дурацкое состояние нормой никак не назовешь.

– Я понял, владыка. Судя по тому, что я вижу, госпожа в хорошей форме.

Асир поднялся, оказавшись к Лин вполоборота. Ирлан, вытерев руки, подал ему халат. Лин сглотнула: от вида того, как смуглая кожа укуталась белоснежной мягко струящейся тканью, жар прилил не только к лицу. Сама не знала, чего хочет больше – смотреть или отвести взгляд. Спас клиба:

– Раздевайтесь, госпожа. До пояса.

Или не спас, а только подлил бензина в костер? Конечно, пришлось отвернуться, отвести взгляд от владыки, чтобы заняться собственной одеждой, но от чувства, что ее очень даже пристально рассматривают, пока она снимает и вешает на спинку кресла лиф, точно легче не становилось.

Асир прошел совсем рядом, и никакое масло не могло заглушить его собственный, насыщенный, пряный запах, по которому Лин успела так мучительно соскучиться. Голову предательски повело, и она торопливо оперлась здоровой рукой о кушетку. Села, глядя, как владыка подходит к другому, незамеченному ею столику и наполняет бокал вином из кувшина – оно тоже пахло, кисловато и терпко. Лин облизала губы. Ощущение было, будто сама выпила, и не просто пригубила, а знатно набралась.

Ирлан тронул за плечо, помог забраться на кушетку с ногами и лечь.

– Все пальцы действуют, госпожа? Сожмите кулак.

Лин сжала. Рука уже почти не болела, только зудели заживающие ссадины и неприятно тянуло локоть.

– Хорошо. Очень хорошо, – клиба поколдовал над повязкой, осторожно, мягко прощупал предплечье, заставил согнуть и разогнуть руку. – Господин Ладуш был прав, владыка, ничего серьезного. Но я бы размял плечи и предплечья. Видимо, основная нагрузка приходится на них.

– Она любит бить по мишеням, – усмехнулся Асир. – Делай то, что считаешь нужным, Ирлан.

– По мишеням, – повторил клиба. – Значит, кисти тоже. Хорошо.

Жесткие пальцы прошлись по руке снизу вверх, вернулись к кисти. Ирлан разминал каждый палец, ладонь, тер запястье и вновь возвращался к ладони, под его руками коротко вспыхивала и тут же гасла боль. Было неприятно, приходилось контролировать себя, чтобы не пытаться отдернуться, Лин закрыла глаза, но все равно никак не могла толком расслабиться. Запах масла начал раздражать. Когда от кисти Ирлан перешел к предплечью, пришлось закусить губу – тот был осторожен, но прикосновения все равно отзывались болью.

– Расслабьтесь, госпожа. Это всего лишь массаж, не зажимайтесь так.

– Что такое? – сквозь душный аромат масла пробился другой, пряно-свежий, густой, на макушку легла широкая ладонь, привычно взъерошив волосы. Лин повернула голову, уткнулась лбом и носом в крепкое запястье, вдохнула. – Так лучше?

– Да. Простите. Спасибо.

– Тихо. Расслабься. Продолжай, Ирлан.