Текст книги "Воля владыки. У твоих ног (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Рия Радовская
Воля владыки. У твоих ног

Глава 1

– Эй, Дикая, глянь, какая пташка! – Крыса ткнула в бок острым локтем, заливисто свистнула и заорала: – Лови ее, лови! Загоняй! Да не туда, кретин!

– Не вопи, не на арене, – Хесса бережно вытянула из-за пазухи последнюю, завернутую в кусок тряпки самокрутку, достала из кармана огневку. Отвернулась, прикрываясь от ветра, выбила искру и глубоко затянулась. – Или заткнись, или сама вали загонять, психичка дебильная.

Настроение было отвратней некуда: приближалась течка, и даже мимолетная мысль о любимых в квартале Рыжего развлечениях отдавалась тянущей болью под ребрами и приступом тошноты. А тут наглядно, «загони анху» во всей красе, причем анха явно пришлая, проходов не знает и одета чисто, а у Хессы место – не в первом ряду, но обзор что надо, будто нарочно совпало. Со старой голубятни аж до дворцовой стены все как на ладони. Крыса, наверное, оттого сюда и влезла: любит она со стороны посмотреть, как других гоняют. Хессе смотреть не хотелось. Она видела, как чужачка появилась – оглядываясь с обалдевшим видом, явно не понимая, куда попала. Видела, как той навстречу вышел Рыжий с ближней стаей. Дальше смотреть не стала. Но девчонка, похоже, не совсем рохля, раз до сих пор бегает. Если Рыжему понравится охота, есть шанс, что себе заберет, а не на всех разложат. Хотя Хессе что с того?

– Да ты гляди! – Крыса вертелась, подпрыгивала, даже высунулась наружу чуть ли не по пояс, отчего у Хессы появилось острое желание толкнуть в спину. – Точно пташка! Глянь, как по крышам сигает! Уйдет, зуб даю!

Вот теперь Хесса обернулась, зашарила взглядом по кварталу, отыскивая чужачку. От Рыжего не уходил никто, и если эта станет первой…

Захотелось протереть глаза. Назвать девчонку «не совсем рохля» было, пожалуй, все равно, что сказать о Рыжем «иногда слегка опасен». По крышам – неровным, кривым и скособоченным, местами тонким, как бумага, бежала быстрее, чем стая Рыжего по земле, и видно было, что такие забеги ей не в новинку. А когда кто-то из стаи вывернулся наперерез – вскинула руку, и громила вдвое шире нее птичкой полетел на землю. И не встал.

Теперь Хессу терзала зависть. Умела бы она так, хрена с два Рыжий издевался бы над ней каждую течку, заставляя играть в «не слишком ли быстро я бегу».

– Ого-го-го! – снова заорала Крыса. – Гля, чего творит! Психичка!

– Психичка, – согласилась Хесса, хотя соглашаться с Крысой – себя не уважать. Но не в этот раз.

Девчонка молнией мелькнула над провалом старых конюшен, перелетела на дворцовую стену и теперь яркой, заметной мухой ползла вверх. За что она там цеплялась – отдельный вопрос, но какого ее туда вообще несет⁈ Если выбирать, Хесса выбрала бы Рыжего, тот был знакомым злом, а попасть во дворец – это ж или смерть, или рабство!

И тут Хессу осенило. Нормальная анха не прошла бы через квартал Рыжего, как горячий нож сквозь масло. Нормальная анха не влезла бы играючи по гладкой высоченной стене. Значит, ей так же далеко до нормальной, как Рыжему – до всепрощающего добряка. А кто ненормальный может… вот так? В голову лезли два варианта, и оба – хуже некуда.

Первый: эта анха – шпионка и убийца или, в лучшем случае, воровка, задумавшая подобраться либо к самому владыке, либо к кому-то из его ближних. Второй: анху в течке тащит к какому-то кродаху из дворцовых. Ну а что, кто-то из дворцовой гвардии вполне мог в запале страсти пометить девчонку из городских, а потом забыть. И плевать, что у помеченной крышу сорвет без пары.

Хесса сглотнула, даже не додумав жуткую мысль. Потому что в любом случае первым делом выяснят, как чужачка пробралась мимо охраны, и тогда Рыжему хана. И бездна бы с Рыжим, туда ублюдку и дорога, но трущобы зачистят под ноль, чтобы не возиться и назидания ради.

Надо валить.

Хесса деланно зевнула, бросила:

– Пошла я. Скучно стало.

Успела еще заметить, как чужачка встала во весь рост на кромке ограды и исчезла. И помчалась вниз. Надо было выгрести все тайники, раздобыть жратвы на первое время, а главное – купить у Сального глушилку запаха. Если от нее будет нести течной анхой, далеко она не уйдет.

* * *

Владыка откровенно скучал. Крошил на фарфоровом блюдце кусок пастилы, которую на дух не выносил, и макал липкие пальцы в фонтан.

– Какой недоумок тебе это притащил? – спросил Сардар, отпихивая с дороги атласную подушку и подходя ближе.

– Лалии, а не мне. Если бы мне, ты бы сейчас утаскивал отсюда труп.

– И правда, чего это я, – Сардар усмехнулся. – И где сейчас твоя синеглазая бестия?

– Точно не здесь. Надоела.

Крошево из пастилы отправилось в фонтан вместе с блюдцем, а владыка Имхары соизволил оторвать от подушек спину и усесться на свою сиятельную задницу.

– Давай к делу, что узнал?

Сардар повел плечами. Порадовать повелителя было нечем. По всему выходило, что придется придумывать другой способ в очередной раз разогнать его скуку. Только способы уже закончились: бои между кродахами провели, анх на смотрины собирали, даже зверинец пополнили новой партией клыкастых уродцев. Асир отвлекался на время, а потом опять начинал скучать. И как назло, ни одной завалящей заварушки на горизонте, хоть самому мятеж устраивай. Потому что новостей, которых ждали во дворце уже месяц, все не было.

Сардар готов был поставить собственную голову на то, что не смирившаяся с поражением старшая ветвь, потомки отрекшегося владыки Азрахима, затевают что-то серьезное. Но ни он сам, ни Фаиз со всей своей секретной службой пока не нашли ни одного доказательства. Все было отвратительно тихо и спокойно.

– Так, – сказал Асир, окидывая хмурым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. – Это начинает бесить.

– Не тебя одного, – огрызнулся Сардар. Мог себе позволить такую фамильярность и пользовался, но все равно покосился с опаской – убить не убьет, на кол не посадит, прилюдно не четвертует, но врезать со всей своей владыческой страстью может. Любит, практикует, особенно когда в бешенстве. – Мы не прохлаждаемся. Всех на уши поставили. Там такое кольцо осведомителей, при любой секретности что-нибудь да просочится.

– Плевал я на ваши кольца. Выясни хоть что-то, иначе вы, двое идиотов, отправитесь кормить моих акул. Понял?

Сардар выругался. Владыка не шутил: не только его, всех уже достала неизвестность. Но сейчас не было других способов, только ждать. Надо срочно придумать что-нибудь, чтобы отвлечься. Еще бои? Или…

– Нет, я ошибся, к акулам отправится Ваган, – Асир с хрустом размял пальцы. – А ты подбери мне начальника стражи, у которого не будут прыгать через забор в тайный сад всякие посторонние… – он втянул носом воздух: – анхи⁈

– Простите, уважаемые, я понимаю, что это частная территория, но была вынуждена…

Сардар подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе и выхватывая саблю, и тут владыка расхохотался. Даже, если уж точно, заржал. А Сардар смотрел на совершенно незнакомую, по-дурацки одетую, мокрую, будто ее в фонтан окунули, явно растерянную анху. Не течную, чистенькую, разве что встрепанную, стриженную, как трущобная или из психушки, и разгоряченную, словно ей пришлось бежать долго и быстро до того, как невесть как махнула через ограду дворца – неприступную ограду, между прочим! Которую не то что малость придурковатому Вагану, и самому Сардару в голову бы не пришло стеречь.

– Ты кто? – рявкнул он, нацеливаясь саблей прямо в горло. Одно движение

– и можно уволакивать труп. Еще бы выяснить, как этот потенциальный труп сюда попал и куда, бездна его задери, смотрел Рыжий. Убить зарвавшегося подонка захотелось гораздо больше, чем допрашивать непонятную анху, аж до зуда в пальцах. Не смотритель территории, а ишак безглазый.

– Простите, не успела представиться, – все с той же спокойной вежливостью ответила анха. – Линтариена, старший агент охранного управления Красного Утеса. Удостоверение в кармане, – руками она не дергала, отлично понимая, видимо, что при первом же движении лишится головы. – Хотелось бы, в свою очередь, понять, где я очутилась, потому что это явно не Утес.

– Это дворец, – пояснил Сардар, начиная подозревать, что у анхи непорядок с головой. Серьезный непорядок. Какой еще красный утес? Какое еще охранное управление с агентами? – Что за бред ты несешь?

– Обыщи, – велел Асир. Кажется, ему все еще было весело.

В кармане оказалась карточка, на которой золотым тиснением по красной коже было выбито то самое: про Линтариену и агента. И управление. И Красный Утес – с заглавных букв. Сардар поднял голову и внимательно посмотрел на анху. На сдвинутую та вроде была не похожа, но поди угадай. Он потянул носом, старательно обнюхивая голую шею, и задумчиво хмыкнул. Меток не было. Ни одной. Значит, вариант с брошенной анхой, внезапно поехавшей мозгами, отпадал.

– Что еще есть? – спросил он.

– Ключи от дома и от машины в другом кармане, дротики на руках, ножи. Аптечка. Я на задании была. Да, что дворец, вижу. Ваш, очевидно, – вроде и головы не повернула, но обратилась явно к владыке. И тут же снова перенесла внимание на Сардара. – Я имела в виду город, страну. Может, даже мир, хотя… – она осеклась, слегка качнув головой. – Кажется, мне повезло сразу попасть в высшую инстанцию. Или, – и снова спрашивала у Асира, – не повезло?

Она что, серьезно вот это – про мир? Окончательно перестав понимать хоть что-то, Сардар взглянул на владыку. Тот выглядел заинтересованным, значит, эта бредильня его развлекала. Ладно, пусть так.

– Перед тобой владыка Имхары – Асир дех Син Санар аль Даниф. Ты в столице – Им-Роке. Здесь нет ни утесов, ни агентов. Утесы – в Баринтаре, агенты вымерли предки знает когда. – Сардар закатил глаза: давно он не занимался такой ерундой, как констатация очевидного, да еще для кого? Для какой-то с неба свалившейся анхи.

– Почему вымерли? – спросила та. И тут же, спохватившись, изобразила что-то вроде поклона: – Прошу прощения еще раз, владыка. Действительно, другой мир. Другие страны.

– За ненадобностью, – ответил Сардар. – Руки расставь и не дергайся.

– Для иномирки ты слишком хорошо говоришь на нашем языке, – сказал Асир. – Но если врешь, то сама в это веришь.

Сардар вытряхивал из карманов анхи оружие, какие-то ампулы, связки странных ключей, та стояла смирно и опасной не казалась. Но пока она не под замком и не допрошена как следует, расслабляться не стоило. Далеко не каждый специально натасканный кродах мог бы перемахнуть через дворцовую ограду, тем более в этом месте. А уж анха…

Мысли скакнули: анха на службе – вот где еще больший бред, чем все остальное.

– Я не вру. А насчет миров… есть предположение. Слышала как-то теорию, неподтвержденную, но теперь думаю, вдруг правда? Будто примерно полтысячелетия назад наш мир раскололся. Не вдребезги, а как будто надвое. Как расслоился, что ли?

Нет, все-таки она психическая, решил Сардар. Только вот владыка повел себя странно. Он больше не забавлялся. Потяжелел взгляд, затвердело лицо. Поднялся одним слитным быстрым движением и оказался рядом.

– Дар. Закрыть город. Оцепить дворцовый район. Трущобы – зачистить. Перебрать всех до одного, проверить печати. Кродахов-нелегалов и клиб – в казармы. Анх…

«Туда же?» – холодея, подумал Сардар.

– Анх сюда, я посмотрю. Вагану – усилить стражу. Ладуша – ко мне.

– Что происходит? – он рисковал. При непонятной анхе задавать владыке вопросы – не просто играть с огнем, а нарушить сразу все негласные правила, подставиться, но Сардар не был бы самим собой, если бы боялся расплаты.

– Она – не одна из нас, – отчетливо выговаривая каждое слово, будто идиоту, а не первому советнику, сказал Асир. – Мне не нужно вторжения иномирцев посреди столицы. Это ясно? Почему ты все еще здесь?

– Разумно, – пробормотала анха, как ее там, Линтариена? И тут же вскинулась: – Вы в это верите?

Что ответил владыка, Сардар уже не слышал. Его ждали более срочные дела, чем диспуты о мироустройстве.

Глава 2

Дело с самого начала выглядело тухлым. Люди в Трущобах пропадали давно, и не только анхи – два, три, а когда и десяток «висяков» в месяц. Никого это не удивляло и, по большому счету, не волновало: Трущобы – они и есть трущобы, хоть на какую-нибудь гадость подсадят и в рабство продадут, хоть на бои заманят, хоть убьют – все с концами, потому как цена жизни там – одна понюшка либо один дротик, редко больше. И все в Утесе знают, что соваться туда – на свой страх и риск. И ведь находятся идиоты!

Но в этот раз очередным идиотом оказался сынок городского головы, и делу дали ход, хотя все, от начальника охранки до последнего подметальщика, понимали – безнадега.

– Извини, Лин, рад бы помочь, но не могу, – Каюм, даром что кродах и начальник управления, мялся и отводил глаза, поручая это дело, как и было велено свыше, лучшему своему агенту. – Одно обещаю, если будет выговор или еще какие санкции, потом по-тихому аннулирую. Ты же знаешь нашего Пузана, туды его в душу. Нарой хоть что-нибудь, прошу. Хоть какой след.

На санкции Лин плевала с вершины Красного Утеса – к карьерному росту не стремилась, нынешнее место старшего агента вполне ее устраивало: все, что выше, исключало работу «в поле», заменяя по-настоящему важное и нужное тоскливым перебиранием бумажек и бесконечными отчетами и совещаниями. На Пузана и его идиота-сынулю было плевать тоже, но, с другой стороны, в Трущобах давно требовалось кое-кого прижать. Поэтому Лин взялась за дело всерьез. След там был – вполне ясный след молодого дурного кродаха, который пока еще верит, что именно он – самый крутой не то что в столице, но и во всем мире, и не задумывается над последствиями своих выкрутасов. Помеченная против воли анха, злая, готовая мстить и вполне способная на месть, потому как анха из Трущоб – это вам не фиалка оранжерейная. Парочка клиб, которых походя обозвали недоделками, а после, по странной логике идиотов, позвали потрахаться. Кродах с разбитыми костяшками на руке, щеголяющий золотыми часами с вензелем на крышке. Ясный, прямой след, который и завел старшего агента Линтариену в полную задницу.

Задница называлась Кипящими камнями. Два года назад в верхнем городе проводилось грандиозное строительство. Все газеты тогда захлебывались восторгом: новый район, на самой вершине Утеса. Подвесные дороги, особняки для элиты, воздушные гавани – уверенный рывок в будущее. Лучшие инженеры, гидростроители, бурильщики и шахтеры были переброшены на колоссальный по размаху проект. И район отстроили в кратчайшие сроки, только вот последствия никого не волновали.

В Нижнем городе рухнул от вибрации и толчков портовый кран, смяв в хлам половину складских ангаров – хвала небу, обошлось без жертв, а на чужие убытки плевать было не только Лин, но и городским властям. В Подземном остались без крова толпы простолюдинов – их хлипкие хибары просто рассыпались. Участившиеся землетрясения, три прорвавшиеся газовые скважины, заваленные пещеры. И Кипящие камни – глубокая трещина в породе под водопадом.

Политики утверждали, что все в плюсе. Городской голова лично распинался перед прессой: дополнительный источник воды для бедных кварталов, можно сказать, дар небес! И вроде бы правильно говорил – воду в Подземный теперь не нужно было возить из Нижнего города. Только вот жители Трущоб использовали природный дар еще и в своих целях: в трещину оказалось очень удобно скидывать отходы, гораздо выгоднее, чем платить за вывоз мусора. А еще в ней отлично получалось прятать трупы. След сынули Пузана вел именно туда, в пещеру под водопадом, провонявшую помойкой и мертвечиной.

Лин видела в этом некую высшую справедливость, но Пузану и особенно Каюму нужно было предъявить нечто посущественней, чем доклад о следе и рассуждения о справедливости. Пришлось вбивать в гранит страховочные крюки, крепить веревку и лезть вниз, туда, где вполне мог зацепиться за камни раздетый и обобранный труп.

Легкие беговые туфли скользили по мокрым камням, веревка впивалась в ладони даже сквозь перчатки. Шум водопада, вроде бы и не слишком громкий, глушил остальные звуки. Неудивительно, что Лин узнала о слежке лишь в тот момент, когда наверху перерезали веревку.

Она пролетела сквозь тонкую, казавшуюся сверху стеклянной завесу воды, уверенная, что живет последние мгновения. Подумала даже о том, что мерзко будет лежать и гнить рядом с идиотом-кродахом, сынулей говнюка-Пузана. Но за водой в лицо ударил свет. Лин на инстинкте сгруппировалась, подошвы врезались в неровную брусчатку, и она поднялась на ноги на незнакомой улице, совершенно точно не в Утесе, потому что, хотя халупы вокруг и заслуживали звания трущоб, над головой сияло чистой синевой небо.

Не успела осмотреться толком, как навстречу вышла компания агрессивных кродахов. Не зная, где оказалась и что происходит, Лин предпочла уклониться от драки, и отчаянный забег по крышам привел ее во дворец.

Все это она и рассказала в деталях, глядя в черные, как бездна, глаза здешнего правителя и гадая, отчего тот мгновенно поверил в иной мир.

Правитель ей нравился. Иррационально. Вопреки острому чувству опасности. Он действительно был правителем, это ощущалось в каждом слове, жесте, взгляде. Статус показывала не одежда, пусть и невероятно роскошная – шелковые белые шаровары, тонкая рубаха, нечто длинное и широкое поверх, без рукавов и застежек, зато густо покрытое вышивкой – белой по белому, с серебром и жемчугом. Всю эту сияющую и сверкающую белизну разбавлял лишь алый широкий пояс, из-под которого торчала рукоять кинжала – с рубином в навершии, но оплетенная удобной для хвата кожей.

Да ладно, их Пузан еще и не так мог вырядиться, особенно если на горизонте появлялась пресса! Но разве можно сравнить кродаха заевшегося, привыкшего ездить и сидеть, позировать и разглагольствовать на публику – с мужчиной, который мгновенно принял решение и отдал разумный приказ при минимуме непроверенных данных? Достойный командир, достойный правитель. Возможно, жесткий, но мягкий кродах – жалкое зрелище.

– Сколько было пропавших, тех, о ком ты знаешь?

– За последний год около полусотни. – Лин восстановила в памяти цифры отчетов. – Три кродаха, четырнадцать клиб, тридцать две анхи.

Она не стала уточнять, что наверняка не все из пропавших окончили свой путь в Кипящих камнях, что в Трущобах хватает и других опасных мест. Это понятно, к тому же исходить всегда нужно из худшего варианта.

– Значит, даже если половина из них сдохла в других местах, здесь ты не первая. – Это не было вопросом, но Лин кивнула, соглашаясь с выводами.

– Владыка. – Из увитой розами ажурной арки появился клиба. Выглядел он странно. Аккуратно уложенные каштановые волосы и спокойные черты лица создавали ощущение уверенной деловитости, разве что полные чувственные губы выбивались из образа. Но одежда! Шелковый, явно дорогой наряд был одновременно продуманным и невообразимым. Такого абсурдного сочетания цветов Лин еще в жизни не видела. Зеленый, желтый, ярко-алый, фиолетовый, розовый, синий. Но во всем этом великолепии он не выглядел смешно. Возможно, потому что совсем не походил на глупца. Светло-карие глаза смотрели пристально и испытующе. Впрочем, на себе его взгляд Лин чувствовала недолго. Пришедший склонился в почтительном поклоне чуть не до земли. Сказал мягко:

– Ты звал.

– А ты не торопился, Ладуш. Вот эту мокрую – забери, приведи в человеческий вид, проверь. Она расскажет тебе, откуда взялась. Но только ему, – владыка выразительно глянул на Лин и снова обернулся к Ладушу. – А ты будешь держать язык за зубами. Для остальных она – обычная новая анха в серале. Никаких слухов, это ясно? Легенду придумаешь сам.

– Да, Асир, – Ладуш склонил голову.

– На все тебе полчаса. Потом вы нужны мне оба. Если к тому моменту Сардара не будет во дворце, приведи Вагана с докладом.

Ладуш снова поклонился, повернулся к Лин:

– Пойдем.

Лин торопливо и неловко повторила поклон. Больше всего хотела сейчас спросить, зачем легенда, зачем «новая анха в серале», и не будет ли почтенный владыка так добр, чтобы вместо всего этого просто вернуть ее домой. Хотя бы попытаться. Но старший агент Линтариена вовсе не была дурой. Окажись она сама правителем в такой ситуации – не отпустила бы. Во-первых, кто, кроме нее, сможет опознать других чужаков? Во-вторых, отпустить такого вот случайного пришельца – все равно что пригласить в свой мир завоевателей. Разумно будет, наоборот, расспросить и прикинуть, нельзя ли самому стать завоевателем, или хотя бы почерпнуть что-нибудь полезное из рассказов о другом мире – это в-третьих.

Адреналин, бушевавший в крови весь день, постепенно отпускал, и Лин начинала осознавать весь ужас происходящего. Домой она вернется разве что при очень большом, запредельном везении. Она во власти этого… Асира, как там его дальше? В полной, абсолютной власти. Правда, тот кажется весьма разумным правителем, но не факт, что участь чужачки станет от этого легче.

Ладуш вел быстро, Лин не успевала как следует осмотреться. Они миновали галерею с мраморной балюстрадой, за которой открывался потрясающий вид на огромный цветущий сад, вошли во дворец: снова мрамор, позолота, витражи, росписи и очень много стражи. У каждой двери – мрачные кродахи и клибы, вооруженные до зубов кто кривыми саблями, кто мечами. Широкие, убегающие вверх лестницы, огромные окна, благодаря которым во дворце было светло, как на улице. Мягкие яркие ковры приглушали шаги. Тяжелые ароматы благовоний кружили голову.

– Входи, – сказал Ладуш и отступил, пропуская Лин вперед. Они оказались в большой светлой комнате, при одном взгляде на которую можно было догадаться, кому она принадлежит. Лин даже усмехнулась – то же невообразимое смешение цветов. От ткани на стенах до легких ширм с дикими орнаментами и откровенными сценами. Сплетались тела, изгибались в недвусмысленных позах фигуры на резных подлокотниках мягкого дивана, даже витражи на окнах, и те рассказывали трогательную историю страстной любви кродаха и анхи. К щекам прилил жар, Лин опустила глаза. Захотелось сказать что-нибудь едкое, например, что она впервые встречает настолько озабоченного клибу, но язвить приближенным владыки было не лучшей идеей.

– Итак, откуда же ты взялась? Выкладывай, здесь никто не услышит, а я пока подберу тебе наряд, – Ладуш скрылся за ширмой и, судя по стуку дерева и шороху тканей, углубился в подбор «наряда». Оставалось лишь надеяться, что не такого же пестрого, как у него.

В этот раз Лин обошлась без подробностей: помнила, что у них лишь полчаса, и рассказала самое основное. Ладуш не перебил ни разу, а взглянув в его лицо, когда тот появился из-за ширм с ворохом тканей в руках, Лин и вовсе засомневалась, что он слушал. И первые слова сомнений не развеяли:

– Теперь в ту дверь. Как следует вымыться не успеешь, но хотя бы быстрое омовение.

За дверью оказалась купальня. С мраморных бортиков, из раскрытых пастей зубастых чешуйчатых тварей били струи воды.

– Раздевайся, – сказал Ладуш. – Я не знаю, как принято в вашем мире, но в нашем к владыке допускаются только здоровые, чистые во всех смыслах анхи. Необходимые процедуры проведем позже, пока только беглый поверхностный осмотр. Судя по тому, что меток на тебе нет, в постоянном контакте с кродахом ты не состоишь. Сколько было партнеров в последние три месяца, сколько вязок за это время пережила и насколько активна твоя постельная жизнь вообще? Во избежание печальных последствий врать не советую.

– Но я, – Лин потянула рубашку через голову, чтобы не возиться с пуговицами и заодно скрыть лицо, – я не собираюсь быть допущенной к владыке!

– Ты уже сама себя к нему допустила, – бесстрастно ответил Ладуш. – Влезла в сад и разговаривала с ним в возмутительной близости. Неважно, как далеко зайдет владыка, но он планирует общаться с тобой, и я должен принять меры. Тем более, совсем скоро ты окажешься в серале. Я жду ответов.

– Логично, – пробормотала Лин. С другой стороны, никаких интимных тайн она не выдаст, за полным неимением таковых. – Хорошо, мой ответ: нисколько, нисколько и снова нисколько. Я на подавителях.

– На чем? – удивленно спросил Ладуш.

– На гормональных препаратах, подавляющих естественный цикл анхи. Один укол, и ты на полгода свободна от зова плоти и прочих мешающих работе глупостей, – Лин стащила брюки вместе с бельем и погрузилась в горячую, исходящую душистым паром воду. После вони Кипящих камней, купания в водопаде и беготни по крышам это было настоящее блаженство.

– Какой ужас, – сказал Ладуш. Лицо у него при этом оставалось абсолютно невозмутимым, но, кажется, он и правда был потрясен. – Лишить анху смысла жизни, попытаться восстать против природы. Ты пришла из поистине безумного мира. И что же, у тебя никогда не было связи с кродахом? Ни разу? Вообще? Но почему?

– У меня есть смысл жизни! – возмутилась Лин. – Я люблю свою работу, она нужна людям, приносит ощутимую пользу городу. Старший агент в двадцать пять лет, да еще в столичном управлении, – это, знаете, не каждому удается!

Ладуш молчал, и Лин, вздохнув и отвернувшись, все-таки ответила на его вопрос:

– Мы пробовали с другом ласки ртом, давно, еще когда учились. Как-то после вечеринки, напились, расслабились. Друг клиба, если это важно. Не понравилось совсем, если честно, ни мне, ни ему. Вот говорят, звезды в глазах, дух захватывает, то-се. Да я вам скажу, куда больше дух захватывает, когда бежишь по крышам за очередным гадом или смотришь в глаза убийце, когда у тебя в рукаве остался единственный дротик. Или вот как сегодня, когда вниз летела и думала, что разобьюсь. А это… бррр, гадость! – она передернулась. – Что люди в этом находят, вообще после того раза не понимаю. Если только родить решишь, можно как-то вытерпеть, – она пожала плечами и окунулась с головой, крепко зажмурившись и заткнув уши. Вынырнула, отжала ладонями волосы. – Хорошая у вас купальня, жаль вылезать, но пора, наверное?

– Да, пора. Иди сюда. Я должен тебя осмотреть. Работающая анха. Безумие, чистое безумие. Но владыку все это заинтересует, я уверен. Он любит…– Ладуш улыбнулся, мягко и в то же время как-то очень коварно. – Любит все нескучное.

На бортике ждало огромное махровое полотенце, Лин вытерлась, довольно вздохнула: ощущение было, будто заново родилась. Что, интересно, в воду добавили? Повернулась к Ладушу:

– Осмотреть? Со мной вроде все в порядке.

– Предоставь судить об этом специалисту, – Ладуш придвинулся ближе, обнял ладонями лицо, рассматривая его со всех сторон. Что он там искал, Лин не поняла, но никаких неприятных ощущений не было до тех пор, пока ей не приподняли губы.

– Зубы хорошие. Открой рот.

Лин открыла, даже подвигала языком – мало ли что Ладуш там искал. Тот хмыкнул и продолжил, провел руками от плеч до запястий, осторожно прощупал груди, живот. Сместился ниже, так что Лин дернулась – нет, ничего неприятного не происходило, но уже одно то, что ее ощупывали со всех сторон, вызывало дискомфорт и внутренний протест. Никогда не любила медосмотры.

– Кожные покровы чистые, волос на теле почти нет. Наружные половые органы в порядке, – бормотал Ладуш, не ей, сам себе. – Что с тобой не так, интересно. Как можно лишить себя естественных радостей? Жизненно необходимых для анхи радостей?

Ладуш оказался сзади, положил ладонь на спину, велел:

– Нагнись немного. Ничего страшного не происходит, расслабься

Наклонилась, чужие пальцы раздвинули ягодицы, надавили, коротко стриженый ноготь слегка царапнул анус, кончик пальца продавился внутрь, совсем неглубоко, но Лин дернулась.

– Все-все, – успокаивающе сказал Ладуш. – Здесь ты девственна, вижу.

И…

От ануса его пальцы двинулись вниз, бесцеремонно раздвигая мягкие складки в промежности, пока не толкнулись во влагалище.

– Эй! – Лин отскочила вперед и выпрямилась. Вот уж чего она позволять не хотела. Не какому-то пестрому хмырю в другом мире, пусть он хоть сто раз безопасный в этом плане клиба и вообще приближенный местного владыки.

– Надо же, совсем сухая. Все, все, не бойся, – Ладуш погладил ее по плечу, словно успокаивая.

– Я не боюсь, – Лин развернулась, поймала удивленный взгляд. – Мне неприятно. Очень, – добавила с нажимом.

– Это бывает. Одевайся. – Ладуш отошел вымыть руки. Одежда, приготовленная им, лежала на низкой скамье. Шаровары из легкой, незнакомой Лин ткани, к счастью, не прозрачные и не пестрые, вполне сдержанного бледно-синего цвета. Тончайшая рубашка, на тон светлее, с тугими, расшитыми серебром манжетами. Какой-то странно перекрученный, в мелкую складку, кусок ткани, тоже бледно-синий. Повертев его в руках, Лин спросила:

– Что это?

– Поддерживать грудь, – пояснил Ладуш. – У тебя совсем небольшая, можно не надевать.

– Никогда не носила лифы, – кивнула Лин. Надела шаровары, рубашку. Осмотрела себя, спросила растерянно: – И все? Вот так? Я же в этом как будто голая!

Даже шаровары, на первый взгляд показавшиеся вполне приличными, без белья смотрелись слишком откровенно. А уж рубашка… в ней же не то что соски или пупок, каждая родинка видна будет!

– В этом и смысл, – заявил Ладуш. – Кродахи любят смотреть на анх. Но это не для других, это – для владыки. Теперь пояс.

Протянул ей… нечто. Больше похожее на косынку, чем на пояс, тоже тонкое, белое, полупрозрачное, сплошь ушитое звенящими серебряными… монетками, что ли? Это мало того, что она тут будет сиськами светить, так еще и звенеть при каждом шаге⁈

– Послушайте, – Лин старалась говорить твердо и убедительно, но голос предательски подрагивал. – Я не привыкла демонстрировать свои прелести перед всем городом! У вас точно нет чего-нибудь поплотнее?

– Ты не в городе. Ты во дворце владыки Асира.

– Перед всем дворцом – тоже! – уже почти в панике отрезала Лин.

– Подними руки и стой смирно, помогу с поясом, – голос Ладуша потяжелел, ясно давая понять, что не в поясе дело, а… в чем? Ну да, у них мало времени, владыка ждет, и некогда уговаривать капризную анху из другого мира или искать ей другую одежду? Лин подняла руки и крепко зажмурилась. Она не в том положении, чтобы бунтовать. Пока что ее встретили… не так уж плохо, наверное? Выслушали, поверили, не бросили в тюрьму или в допросную. Ладно. Выдержит как-нибудь этот прозрачный ужас, который местные анхи считают одеждой.

– Белый – цвет владыки, – зачем-то пояснил Ладуш, крепко затягивая узел на ее бедре, чуть ниже талии. – Все его анхи носят что-нибудь белое. Синий тебе не идет, но эту проблему мы решим позже.

– Мне все равно, – пробормотала Лин. Она еще не успокоилась после бесцеремонного осмотра, прозрачная одежда нервировала, и всплывшее вдруг в памяти «неважно, как далеко зайдет владыка» заставило сжаться и задрожать.

– Безобразие на голове тоже нужно прикрыть. В нашем мире короткие волосы только у бездомных анх из трущоб и сумасшедших.