Текст книги "Победитель получает..."

Автор книги: Рина Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Куся развеял эти надежды.

– Знаешь… – сказал он тихо, рассматривая стену, к которой Маша прислонилась, пытаясь разглядеть что-нибудь в этом каменном мешке, – это очень нехорошее место.

– Я понимаю, тебе тут не нравится, это совсем не похоже на джунгли, к которым ты привык, но, может быть… – успокаивающе начала девушка.

– Нет, – перебил её кото-мышь. – Не в этом дело. Это плохое место. Очень плохое. Злое.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю, – Куся тряхнул головой, словно желая выразить этим движением всю абсурдность такого предположения, – я чувствую, – он вновь насторожил весь комплект своих чувствительных усиков, словно прощупывая ими не только то, что находилось рядом, но и весь этот, по-видимому, огромный подвал.

– И стена, у которой ты стоишь, плохая, – сообщил он, помолчал несколько секунд и прибавил: – Они тут все плохие.

Маша хотела что-то возразить – не столько потому, что была не согласна, поверить в это как раз было очень и очень легко, а просто в целях самоуспокоения, но чем зря пытаться убедить неизвестно в чём непонятно кого – Кусю-то она уж точно не убедит, да и себя – вряд ли, – она решила посмотреть повнимательнее на эту самую “плохую стену”.

Отошла на шаг, посветила фонариком. Лучше бы она этого не делала, честное слово. Вот не знала бы, какие там ужасы изображены, и могла бы ещё какое-то время ощущать себя в относительной безопасности у этой надёжной каменной опоры.

Красочные, детально прорисованные картины… В первые секунды Маша ещё не понимала, что именно нарисовано, хотя подсознание уже сжалось испуганной улиткой. Присмотрелась, уловила закономерность, поймала ускользающие от разума образы…

Кто эти существа? Люди? Человекоподобные? Как там в фантастике пишут: гуманоиды? Если бы они были совсем не похожи на людей, то и ладно бы. Но они были похожи, даже очень, а многие прямо-таки выглядели совершенно как земляне, но другие…

Со странно и страшно искажёнными пропорциями лиц, тел, с глазами, в которых застыл леденящий ужас, боль и отчаяние…

Сцены чудовищных пыток, отвратительных человеческих жертвоприношений… И ещё – вот, картины, которые подробно показывают, как уродовали этих людей, чтобы они приобрели такие искажённые пропорции, чтобы превратились в уродцев, вызывающих одновременно откровенный ужас и мучительное, до боли в сердце, сострадание…

Маша отшатнулась. Она не могла больше стоять у этой стены, не могла находиться рядом с этими чудовищными изображениями… Как можно такое рисовать… как можно творить такое…

Она пошла дальше – ведя фонариком вдоль стены, не замечая, как закусила губу, как сотрясает дрожь всё её тело. Всё то же… Одни ужасы сменялись другими, порой ещё более ужасными.

Маша старалась не присматриваться, но ей казалось, что картины эти навечно отпечатываются на сетчатке, в мозгу, в душе, как клеймо.

И когда она ощутила жгучую боль этого клейма, то поняла, что оно легло поверх другого – рядом с отчаянной мольбой несчастного альфа-носителя: “помни обо мне”… У неё даже не было имени, чтобы вспоминать её, как подобает вспоминать человека!

И ещё – память о семье Куси, о его разорённом гнезде, которое она, казалось, увидела, когда слушала скупой на детали рассказ.

И когда она ощутила это, то увидела – их. Ошибки быть не могло. Выше остальных изображений, были нарисованы ОНИ! Серые. Черноглазы. Не совсем такие же и куда более расплывчатые, словно и здесь их окутывал туман, в котором Маша совсем недавно встретила их впервые, но она их узнала и не верила в возможность ошибки!

К ним от несчастных жертв тянулись бледные нити, словно они питались этими муками, болью, страхом…

С расширенными от ужаса глазами, позабыв обо всём, что может подстерегать их здесь – не нарисованного, а реального, – Маша шла всё дальше.

Перед ней разматывалась лента запредельного кошмара, но остановиться было невозможно, и когда ей казалось, что сердце не выдержит большего, то, подняв фонарик выше, она увидела над плотной группой серых более толстые нити, тянущиеся выше, там – что-то, напоминающее большую летающую тарелку, снова лучи – ещё выше.

Сердце колотилось в горле. Было непередаваемо страшно, но она знала, что должна увидеть – что там. А там, на тёмной стене, показались чёрные фигуры, словно окутанные длинными плащами. Они были очень вытянутыми и казались совсем бесплотными. Капюшоны, где должна быть голова, а под капюшонами – лишь чернота, чернота, прорезанная холодными жгучими искрами. Одна фигура выше других. Под её капюшоном можно различить нечто, похожее на разорванную спираль…

А ещё выше, над этими существами, изображена перевёрнутая пирамида, поставленная на остриё.

Едва свет фонарика достиг верхнего края рисунка – основания пирамиды, как тишину разорвал хлопок, затем резкий короткий скрежет какого-то механизма, раздались шаги, и властный голос, отдаваясь эхом от стен, произнёс из темноты:

– Как посмела ты созерцать священные изображения?! Тебе хватило наглости, чтобы взглянуть на Безликих?! Ну что ж… ты заслужила награду за смелость… Надеюсь, ты внимательно рассмотрела ритуал жертвоприношения Безликим и их слугам. Теперь ты знаешь, что тебя ждёт.

Машин фонарик внезапно погас, и зловещий мрак вновь вернулся в свои владения полноправным хозяином. Снова послышались шаги – всего два или три – скрежет, щелчок, словно часть неведомого запирающего механизма встала на место, и всё стихло.

========== Глава 26. Ход кото-мышом ==========

Из оцепенения Машу вывело ощущение тёплого тельца, прижавшегося к её ноге. Она опустилась на пол и обняла Кусю.

– Ну и попали мы, Кусенька… Затащила я тебя… Прости меня, малыш.

– За что? – удивлённо встрепенулся кото-мышь. – Ты-то тут при чём? Ты… – он помолчал немного и закончил очень серьёзно:

– Ты черноглазам меня не отдала. Думаешь, я не понимаю? Я ведь всё слышал, только говорить не мог. Они обещали тебя к фоому отвести. И отвели бы, наверное… Если бы могли тебя забрать, то и спрашивать бы не стали. Значит, не могли… Это из-за Игры, да? – он поднял на девушку мерцающие живой зеленью глаза.

– Не знаю… наверное. Не зря же они везде мне попадаются. Вот и здесь… – Маша осеклась, не зная, что именно успел разглядеть и понять в чудовищных настенных росписях Куся.

– Я видел, – сказал он глухо. – Здесь – тоже они. Они – слуги Безликих, – прошептал он совсем тихо. – Это не может быть случайностью. Раз они тебе везде попадаются, значит… Они как-то связаны с Игрой.

– Но не могут вмешиваться, – продолжила его мысль Маша, не решившись договорить. Они не могут вмешиваться, потому что это Игра Безликих… Маше показалось самонадеянно так думать, но… эта мысль, раз появившись, не уходила, не отпускала. Теперь она почти уверена, что знает, кто эти Игроки… Лучше бы не знала… Нет, надо знать, надо… бороться? Разве можно с такими бороться?.. Что же делать?

– Что же теперь делать? – вслух повторил Куся. Маша испугалась, что думала вслух, но так и не решилась спросить, так ли это.

– Может, мне поискать выход? – продолжил кото-мышь. Я кое-что вижу… и запахи… движение воздуха… – он повернул голову и посмотрел туда, откуда появился и где исчез обладатель зловещего и властного голоса.

– Оттуда немного тянет. Мне кажется, что других выходов здесь нет, – прибавил он грустно.

– Нет-нет, – Маша покрепче прижала Кусю к себе. – Туда самим идти – никакого смысла нет. И вообще, не уходи никуда, ладно? Мне без тебя ещё страшнее…

– Не уйду, – вздохнул Куся. – Мне здесь тоже одному страшно, – честно признался он. – Здесь кругом такой холод… и… смерть. А ты – тёплая, – и Куся сам подставлял под её ласкающие руки то бок, то спинку, то шёлковые упругие уши.

Маша была почти уверена, что в другое время, а главное – в другом месте, Куся подобных вольностей ни за что бы не позволил. Но здесь… здесь действительно было ужасно… холодно – не телу, а душе.

Только через несколько минут Маша вспомнила про фонарик, поискала его, но не нашла, словно он растворился в жадном мраке, отдав весь свет, что у него был. Сумка осталась на месте – и то хорошо. Маша на всякий случай запустила в неё руку: нащупалась только фляжка, где ещё оставалась вода. Маша попила и напоила Кусю. Есть не хотелось.

Предложила Кусе снова забраться в сумку, но он отказался. Логика подсказывала, что надо настоять на своём, но навалилась сонная апатия… Надо, обязательно надо загнать Кусю в сумку, ведь ей не удержаться и в этом раунде. Наверное, скоро сюда придут, и придётся бросить кубик, даже если это будет означать окончательное поражение – всё равно.

Её ставка в Игре – жизнь, но умирать здесь она не хотела ни за что. Куся беспокойно шевелился рядом…

И зачем мучиться, – думала Маша, – ясно же, что о нескольких днях и речи быть не может. Так завершить раунд прямо сейчас и всё. А что – всё? И будет ли там лучше? Вот уж вряд ли… Теперь она ещё и Кусю втянула. Может быть, если вырваться отсюда, из этого жуткого подземелья, то ему удастся убежать? Наверное, другие места этого мира не так ужасны. Может, есть здесь леса какие-нибудь, где он сможет выжить?

Совсем один… без семьи, без надежды встретить себе подобных… Что я наделала… Не встретил бы он меня, может, добрался бы до фоому… Дедушка, милый, что же мне делать теперь?

“Может, добрался бы, а может и нет…”

Маша так ясно услышала родной голос, что даже головой завертела, словно и в самом деле могла бы увидеть деда, но, конечно, ничего и никого не увидела, зажмурила глаза, избавляясь от набежавших слёз.

“Что мне делать, дедушка? Что делать, подскажи!” – взмолилась мысленно.

“Ты понять должна…”

“Что понять?”

“Разобраться… Не спеши… Смотри, запоминай, думай…”

Глаза высохли. Маша погладила по голове Кусю, он завозился под рукой и вдруг сказал:

– Ушёл…

– Кто ушёл, Кусенька? О чём ты?

– Твой родич ушёл. Я почувствовал. Он хороший у тебя, тёплый такой.

– Ты… – Маша все слова растеряла от изумления, – ты его видел?!

– Не видел, чувствовал. Видеть могут только малыши – до первого посвящения; слышать – дети, до второго посвящения; а я уже младший, недавно второе посвящение прошёл, охотиться сам начал. Я могу только чувствовать, когда приходят, и то не всегда, только сильных духов. Твой родич сильный – очень тёплый, горячий даже, – они помолчали немного.

Маша потрясённо, Куся – умиротворённо.

– А после третьего посвящения взрослыми становятся, – продолжил он. – Тогда только шаманы могут с духами говорить, остальные взрослые – нет. К нам шаман из Большого Гнезда приходил. Младших смотрел, сказал, что я, может, шаманом стану, с духами говорить буду, предлагал в ученики взять. Я не захотел…

– Почему? – спросила всё ещё ошеломлённая Маша.

Куся вздохнул.

– Шаманы странные. Хорошие, но странные. Им и охотиться нельзя, и своё гнездо заводить нельзя… Он сказал: у меня ещё есть время подумать. Я не хотел из своего гнезда уходить, понимаешь?

– Понимаю, – с готовностью откликнулась Маша. – Значит, шаманам нельзя… жениться?

– Жениться можно. Только не каждая говорящая за шамана пойдёт или говорящий – на шаманке женится… Непросто это – так говорят. И жить они будут при родичах. Своё гнездо не смогут завести. Ну, это не так уж и плохо… но… в общем, не каждый обрадуется… – он замолчал на несколько секунд, а потом сказал с удивлением:

– Прав шаман-то был, – и снова замолчал.

– В чём? – решила подтолкнуть его к продолжению Маша.

– От судьбы не уйдёшь, сказал. Иди, куда хочешь, а придёшь, куда должен, – так он сказал. Или потеряешь путь и сгинешь, как водохлоп в болоте. Иди за сердцем… – Куся помедлил несколько секунд. – Вот и иду… Ты не думай, Маша, что ты меня завела. Такой, значит, путь. Всё не зря случилось, и черноглазы не зря и здесь… Тебе что родич сказал? Ты услышала?

– Сказал: смотри, запоминай и думай.

– Вот видишь! – обрадовался Куся. – Значит, мы здесь не зря! Мы узнаем секрет черноглазов… – прошептал он.

– И что мы с ним делать будем, когда узнаем? – невесело усмехнулась Маша.

– Сначала узнать надо, – фыркнул кото-мышь. – Тогда и решим!

– Твоя правда, – улыбнулась Маша, прижимая к себе пушистого товарища.

И тут тишину снова прорезал уже знакомый скрежет, но на этот раз вслед за ним хлынули ручьи красного болезненного света. Горящие факелы, люди в чёрных балахонах до пят, на самом высоком – глубокий капюшон, скрывающий лицо, у остальных, помимо факелов, в руках какое-то оружие, копья, что ли… не понять.

Машино сознание выбросило из глубин памяти забытое слово “дреколье”, но на самом деле это были какие-то то ли копья, то ли пики, у многих из них острые крюки на концах.

Сколько их было?.. Не понять, да и всё равно. Маша воспринимала их, как дикарь, не знающий иного счёта, кроме: один, два, три, много. Их – много. Они пришли за ней, как за бешеным зверем, чтобы загонять, тыкать остриями, цеплять крюками.

И вся эта толпа, как казалось Маше, нахлынула мгновенно, затопляя злобной радостью это пространство, с готовностью принимающее такое наполнение, ни малейшей поддержки не дающее чужеродному островку тепла, который они тут с Кусей успели создать.

Маша поднималась на ноги тяжело, неуклюже, всё пытаясь уговорить или самой, пусть даже насильно, запихнуть Кусю в сумку. Почему-то ей казалось, что там он будет в безопасности, хотя в этот момент она и не осознавала – почему, и, сама себе противореча, тут же думала, что сумку обязательно отнимут…

В общем, она растерялась. Хоть и ждала нападения и точно знала, что за ней сейчас придут, но всё равно растерялась и никак не могла собраться, даже собрать свои разъезжающиеся в разные стороны ноги не могла, не говоря уж о разбегающихся мыслях.

А чёрные зловещие фигуры, облитые кроваво-красным светом факелов, всё надвигались, выставив колья и крючья, будто Маша была, как минимум, бешеным медведем.

Куся вывернулся из её рук, шлёпнулся на пол, шмыгнул куда-то, и стоило ей подумать, что он благоразумно решил спрятаться, как кото-мышь свечкой взмыл в воздух – прямо между Машей-медведицей и охотниками-загонщиками! Это ж надо! Защищать её кинулся…

Маша, чуть не плача и спотыкаясь на гладком полу, бросилась к нему – поймать что ли хотела… Куда там!

Бесшумно взмахивая своими бархатными “летучемышиными” крыльями, Куся с лёгкостью увернулся от её протянутых рук, издал пронзительный вопль, отчасти напоминающий весенние песни котов, – боевой клич – не иначе! – и устремился навстречу охотникам-загонщикам, изрыгая пламя!

Толпа “встречающих” замерла, как окаменела. И Маша замерла тоже. Только Куся метался в свете факелов, яростно взмявкивая.

Предводитель чёрных – тот, что в капюшоне, вдруг задрожал так, что даже Маша заметила, отступил на шаг и… рухнул на колени, как подкошенный.

– О госпожа! Молю простить самого недостойного из ваших слуг! Позвольте мне доказать свою преданность… – это был тот самый голос, что так уверенно говорил с Машей в прошлый раз.

Она узнала его, несмотря на умоляющие нотки и лёгкую дрожь, искажавшую явно более привычное для него властное звучание. Но лишь когда, после краткого замешательства, все остальные тоже повалились на колени, побросав своё оружие, куда придётся, и рискуя поджечь факелами одежды друг друга, до Маши начало доходить, что эти слова обращены к ней.

“Вокзал отошёл, а поезд остался…” – ошеломлённо подумала она, не зная, как на это реагировать. Из оцепенения её вывел Куся: подлетел и не слишком изящно приземлился на Машино плечо. Было больно – держался-то он когтями, а льняной летний костюмчик от них не защищал ни в малейшей степени.

Маша зашипела сквозь зубы, шарахаясь в сторону.

Куся тоже зашипел – ей на ухо:

– Терпи! И отвечай уже что-нибудь! Народ ждёт…

Народ действительно ждал… Да ещё как! – затаив дыхание и трепеща от ужаса…

– Я подумаю… – медленно произнесла Маша, изо всех сил стараясь, чтобы голос не задрожал, не сорвался, чтобы звучал уверенно и внятно, как минимум.

Вроде получилось: она поймала нужный тон, даже какая-то глубина появилась, откуда ни возьмись.

– Подумаю, как ты сможешь доказать свою преданность и… искупить вину… – кажется, последнее замечание было уже лишним.

Фигура в капюшоне заметно вздрогнула на словах об искуплении, – если вспомнить чудовищные картины, то удивляться тут нечему. “Ни к чему их слишком запугивать, – подумала Маша, – что ж дальше-то, а?.. Проколоться могу в любой момент!”

– Возможно, я и прощу тебя… и искупление не понадобится, – задумчиво проговорила она, добавив нотку снисходительности и удовлетворения.

В ответ Маша ожидала услышать благодарность в той или иной форме, может быть, восхваление своей доброты и милосердия, но услышала иное:

– Наказание от Снизошедших – великая честь для нас! Но как будет угодно Тёмной Владычице… Любая её воля – закон, – говоривший простёрся ниц, а Маша нервно сглотнула.

“Тёмная Владычица, значит… Кто-то из нас точно сошёл с ума. Какая досада… А милосердие у них тут не в чести, и надо об этом помнить…”

========== Глава 27. В новой роли ==========

Не прошло и нескольких минут, как совсем другая группа встречающих окружила Машу и гордо восседающего у неё на плече Кусю. По приказу человека в капюшоне моментально появились женщины в чёрных одеждах с кроваво-красной отделкой. Они почтительнейше молили Тёмную Владычицу, удостоившую их своим посещением, проследовать в самые лучшие покои, какие только могут предоставить ей ничтожные рабы и рабыни её величия…

Маше ничего не оставалось как последовать за ними, ступая медленно и осторожно – ей всё время казалось, что Куся, втянувший когти, чтобы не ранить её, того и гляди свалится с плеча. Он действительно держался не слишком устойчиво и для баланса слегка расправил крылья, что, к счастью, лишь придавало ему более внушительный и гордый вид.

Так они и шествовали: медленно и величественно, если смотреть со стороны, в то время как внутри плескались страх и неуверенность. Маша отлично понимала, что любая мелочь может разрушить образ: стоит ей, к примеру, споткнуться – и чары рухнут. Но пока каждый её шаг сопровождался глубоким поклоном окружавших “Тёмную Владычицу” женщин.

Хорошо, что идти пришлось не слишком далеко. Но как только утомительное шествие закончилось и Маша оказалась в покоях без окон, освещённых множеством светильников, но в целом – столь же мрачных, сколь и роскошных, и увидела своё отражение в огромном зеркале, – у неё тут же стало одной тревогой больше.

Если Куся ещё тянул на… спутника Тёмной Владычицы, то сама Маша явно не тянула… вообще – никуда и ничего. Бледная, лохматая, в грязном и мятом до состояния “корова жевала” костюме, что на некогда светлом льне видно особенно хорошо; руки поцарапаны, на предплечье внушительный синяк. Ну как есть – Владычица. Смотрите и удивляйтесь! То есть – восхищайтесь.

Может, в темноте её и не трудно было с кем-то перепутать, особенно, если вперёд выпустить изрыгающего огонь кото-мыша. Но на свету… одно слово – оборванка подзаборная, и больше ничего. Такую даже полы мыть не возьмут в эти самые “покои”.

Осознав это, Маша снова немедленно возжелала засунуть Кусю в сумку. Сейчас, вот сию минуту, самозванную Владычицу разоблачат, и придётся бежать. Она даже протянула правую руку к кото-мышу, а левой потянулась к сумке. Но её не было! Маша уже привыкла, что сумка всегда оказывается под рукой, стоит только о ней вспомнить, хотя, казалось бы, неминуемо должна была потеряться уже много раз. А тут…

Маша точно знала, что ремешок был перекинут через плечо, пока она шла сюда. Ещё и локтем её придерживала…

– Чего ты возишься? – зашипел ей на ухо Куся. – Чего копаешься, как брюхолапка в тине?!

– Ты сумку не видел, Кусь? – прошептала Маша. – Вроде только что здесь была, а теперь нету…

– Найдётся… – отозвался он, осматриваясь по сторонам, – когда нужна будет.

– Она уже нужна, – возразила Маша, провожая взглядом суетящихся женщин, прекративших сновать вокруг и скрывшихся в смежном помещении, откуда доносился тихий плеск воды и приглушённые озабоченные голоса.

Судя по всему, там готовили ванну или что-то в этом роде.

– Сейчас-то зачем? – искренне удивился Куся. – Обошлось же пока.

– Да ты посмотри на меня! – шёпотом возмутилась Маша. – Какая из меня… владычица?!

Куся посмотрел на её отражение в зеркале и тут же легко согласился:

– Никакая.

– Вот видишь! – обрадовалась пониманию Маша.

– Вижу. У тебя глаза… как у грызуна на водопое.

Маша, конечно, догадалась, что это не комплимент, но всё же уточнила, опасливо следя за женщинами тенью проскользившими мимо с тканями или одеждами в руках:

– Это как?

Служанки бережно раскладывали принесённое по широкому ложу, застеленному мехами, не разгибая спин и не смея поднять головы, а Маша косила на них одним глазом, испуганно следя за приготовлениями, явно имевшими к ней непосредственное отношение.

– А вот так! – чуть ли не рявкнул ей прямо в ухо Куся. – Будто ты маленький грызун, со всех сторон окружённый голодными хищниками! Тебе в глаза посмотришь – и всё! Сразу ясно, что тебя даже травоед схрупать может.

– А всё остальное тебя не смущает? – язвительно поинтересовалась Маша.

Куся ответил непонимающим взглядом. Судя по тому, как он её осматривал, – хотел найти, где у неё это – остальное.

– У меня такой вид, будто я и впрямь… с брюхолапкой в тине барахталась, – решила облегчить его поиски Маша.

– А-а… вот ты о чём, – кото-мышь презрительно фыркнул. – Это всё ерунда! Главное – взгляд! – уверенно заявил он, и Маша ему вдруг поверила.

Может потому, что взгляд у него был такой… убедительный.

Так что, когда к Маше приблизилась одна из женщин, почтительно кланяясь и указывая рукой в сторону предполагаемой ванной комнаты, Маша смерила несчастную таким взглядом, что та, кажется, чуть в обморок не упала.

– Пощадите, госпожа! – служанка упала на колени, простирая руки к заляпанным грязью туфлям так, словно хотела их обнять и расцеловать, как дорогих друзей после долгой разлуки.

Маша сделала шаг назад. Женщину жаль, но сейчас не время её успокаивать. Лучше просто прогнать, раз уж так вышло.

– Прочь! – презрительно бросила самозванная Владычица, и служанку тут же унесло, словно волной смыло, только чёрный подол мелькнул.

Теперь к Маше приблизилась другая женщина – другая во всём, начиная с более изукрашенного и явно дорогого одеяния, как и у всех здесь, чёрного, но с богатой и искусной красной вышивкой, – и заканчивая взглядом.

“Куся прав”, – подумала Маша, ловя этот ускользающий взор – смесь привычной властности, коварства, льстивой сладости и многого другого – в таком коктейле не вдруг разберёшься…

– Молю, Великая, о снисхождении… – низко склоняясь в сложном, видимо, ритуальном поклоне проговорила, почти пропела женщина хорошо поставленным голосом. – Мы все здесь – твои рабыни, и наши жизни принадлежат тебе. Если позволено будет мне, ничтожнейшей, говорить, то я осмелюсь поведать Владычице, что мне известна причина её гнева, а также ведомо и то, как устранить её.

– Неужели? – прищурилась Маша.

Женщина была ей крайне неприятна, и потому поддерживать нужный тон удавалось легко.

– Для начала назови себя, – приказала она.

– Я Ядва – старшая жрица алтаря Великой, – последовал новый поклон, ещё более сложный, чем прежний.

Из чего Маша заключила, что этот алтарь посвящён ей, то есть – той, за кого они её принимают.

– И в чём же, по-твоему, причина моего гнева? – холодно спросила Маша, прожигая Ядву взглядом.

При словах об алтаре и жрице сразу вспомнились картины чудовищных жертвоприношений, так что и тут особых усилий не потребовалось.

Соломенные волосы, правильные черты лица, грация кобры и глаза того неопределённого цвета, который обычно называют зелёным, но только потому, что не знают как ещё назвать. Сколько ей лет? Кожа гладкая, как у юной девушки, и взгляд злой старухи, мгновенно подмечающей в людях худшее, потому что оно слишком хорошо ей знакомо, и не видящей лучшего, потому что она давно в него не верит…

– Для воплощения Снизошедшей ни одно смертное тело не может быть достаточно хорошо. Но всё же – мы искали и отбирали наилучших. Прекраснейшие девы – юные и сильные – были проведены через ритуал Воплощения. К несчастью, ни одна из них не выдержала мощи Великой. Все они оказались пригодны лишь для жертвоприношения, но не для воплощения твоей Тёмной Силы.

– Но, как мы и надеялись, жертвоприношения напитали Тёмное Пламя, и уже оно само, через своего служителя – Проводника, обитающего в безднах межмирья, отыскало для Великой сосуд – не столь красивый, лишённый изящества и сияния юности, но достаточно крепкий, что на первом этапе важнее всего.

– Теперь же мы сможем найти более подходящее тело. Если Владычица пожелает, если найдётся тело более достойное вмещения её Силы, то, как только будет на то её воля, мы проведём ритуал переселения. Это значительно легче, чем воплощение, как, без сомнения, известно Великой! – вещала Ядва обалдевшей от таких откровений Маше.

Судя по взглядам, которые жрица бросала на Кусю, – это именно он – никто иной как тот самый Проводник, служитель Тёмного Пламени, обитающий в безднах межмирья. А внешний вид Тёмной Владычицы и правда не важен. Просто сосуд такой достался: неказистый, зато крепкий!

В другое время Маша, может, и расстроилась бы, услышав о себе такое: ни изящества, ни красоты у неё нет, сияния юности она, видите ли, лишена… Ну да, тридцатник недавно стукнуло, но больше двадцати пяти ей никто никогда не давал, а то и за двадцатилетнюю принимали.

“Тебя бы так покувыркало, ты бы и вовсе на все сто выглядела”, – но эта мысль лишь промелькнула и растворилась бесследно в ужасающей бездне, где прекрасных и юных подвергали чудовищным мукам ради воплощения очередного жестокого монстра…

Зачем?! Чтобы потом пресмыкаться перед ним, каждый миг рискуя оказаться на месте тех жертв? Ради чего всё это? Ведь не хотят же они, в самом деле, себе зла. Другим – да, но не себе. Служат злу и рассчитывают, что оно вознаградит их? Но чем? Ведь добра у него нет. А значит, награда будет страшна…

========== Глава 28. Таинственная лекция ==========

Только часа через три Маше удалось избавиться от надоедливой заботы и остаться в роскошной спальне одной – если не считать Куси, конечно. Вообще-то, возможность как следует помыться и переодеться была как нельзя кстати, но она предпочла бы обойтись без отмокания в бассейне с благовониями и, тем более, без массажа с ароматными маслами.

Все эти жрицы и служанки были ей неприятны, их льстивые речи и заискивающие взгляды – противны, а прикосновения их рук и вовсе отвратительны…

Да и одежда оказалась не простой, а сплошь изукрашенной явно не простыми знаками-символами. Надевать её не хотелось категорически, так что Маша даже предпочла забраться в постель вовсе без одежды, обмотавшись единственной обнаруженной полоской ткани без всяких украшений, вышивок и надписей.

Пользуясь своей властью, она приказала привести в порядок свой костюмчик. Если это и удивило прислужниц, то они ничем этого не показали.

К доставленным деликатесам Маша тоже отнеслась весьма подозрительно. Конечно, есть надо. Но здесь всё казалось ядовитым. Самые большие сомнения вызвал загадочный напиток, торжественно поднесённый ей Ядвой. Что-то красное и маслянистое с тяжёлым запахом…

Старшая жрица смотрела пристально, едва ли не испытующе. Маша понимала, что опасность выдать себя никуда не делась. Они вполне могут усомниться в своих первоначальных выводах, и тогда любая ошибка будет подпитывать эти сомнения, а самозванке ни за что не пройти даже самую примитивную проверку на подлинность.

Но она не могла ЭТО выпить. Хотя и надеялась, что там всё же не кровь… надеялась, но сама не верила своим наивным надеждам. Кровь… и отнюдь не животных… С какими-то добавками, конечно. Запах сложный, сладковато-парфюмерный какой-то… Тошнотворный. Но не в этом дело…

Маша отвела протянутую руку Ядвы, жестом указала на столик. А потом – просто прогнала всех. Давно хотелось это сделать, да всё боялась вызвать подозрения. Было бы более чем странно, если бы Тёмная Владычица решила обойтись вовсе без помощи прислужниц.

От Машиного повелительного жеста все порхнули испуганной птичьей стаей, лишь Ядва уходила медленно, словно нехотя, всё кланялась, всё смотрела тяжёлым льстивым взглядом из-под полуприкрытых век… Наконец, за ней закрылась дверь.

Маша, тяжело дыша, откинулась на груду подушек, прикрыла глаза, но чёрный кубок, опоясанный красными буквами и зловещими символами, казалось, отпечатался на обратной стороне век и продолжал преследовать её. Что с ним делать? Вернее, что делать с его страшным содержимым.

Услышав знакомое фырканье, Маша оглянулась по сторонам в поисках Куси. Кото-мышь озабоченно обходил комнату, внимательно обследуя каждый уголок, фыркая, встряхивая ушами, прижимая и вновь расправляя сяжки и усики.

Долго стоял у двери, через которую вышла Ядва, словно пытался увидеть сквозь неё коридор; обнаружил ещё одну дверь, упрятанную за пышной драпировкой; вспрыгнул на стол и принюхался к поданным блюдам, старательно обходя стороной кубок. И, наконец, перебрался к Маше, прижался боком, как в том подвале или что это было… ведь окон нет и здесь.

– Надо и там посмотреть, – прошептал он, кивая в сторону купальни.

Маша поняла, что он не хочет идти без неё, не хочет оставаться один в этом пугающем, “холодном”, как он говорит, месте.

Маша покорно выбралась из-под мехового покрывала. Купальня действительно заслуживала внимания.

Пока Куся совершал обход, принюхиваясь и прислушиваясь к чему-то, доступному только его восприятию, Маша отыскала большое полотенце или покрывало, разумеется чёрное, но без всяких зловещих украшений и надписей, завернулась в него, как в тогу, и тоже пошла в обход стен: купальня, в отличие от спальни, была щедро расписана отчасти уже знакомыми жуткими картинами, но они занимали меньшую часть. Основной сюжетный ряд заметно отличался, а может в том подвале Маша просто не дошла до этих изображений.

Одним из основных персонажей чудовищного “комикса” была, кажется, та самая Тёмная Владычица, роль которой она теперь вынуждена исполнять, так что – хочешь не хочешь, а надо ознакомиться… Маша отыскала предполагаемое начало “экспозиции”.

Вот это изображение похоже на Тёмное Пламя, о нём ещё говорила Ядва. Чёрные языки, окаймлённые красным, пронизанные багровыми прожилками, летящие яркие искры – даже на вид обжигающие.

Художник явно был мастером своего дела, как горько, что его дар растрачен на это… Языки пламени шевелились, будто искали добычу, но вокруг расстилалась мёртвая выжженная пустота.

“Благословенная Пустота, – вдруг прозвучало в сознании девушки. – Она служит живому и уязвимому защитой. Но есть те, кто, сами не ведая, что творят, хотят перекинуть через неё мост и впустить в Мир обитателей Бездны, Безликих, закрытых Тёмным Пламенем, как печатью…”