Текст книги "Победитель получает..."

Автор книги: Рина Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Ты погоди, Бур, погоди, не спеши, – успокаивающе заговорил ещё один “барсук”. – Мы все твоё мнение знаем. Может, ты и прав. А может и нет. Но спешить в таком деле нельзя. Никак нельзя.

Тот, кого называли Буром, тяжко вздохнул.

– Мы думаем уже… – он посмотрел на свои руки-лапы и выставил их вперёд, растопырив шесть толстых пальцев на одной руке и два на другой, – восемь урожаев! Может, для тебя это и немного, Копыш, но с каждым урожаем… да что там! – с каждым сезоном! – становится всё хуже. Сколько ещё ждать? Скоро они заполонят весь Лес! А теперь – вот! – он указал на Машу. – Ещё и разговаривают. А сами… вообще ни на что не похожи.

– Они и раньше иногда разговаривали, – медленно произнёс обстоятельный Копыш.

Бур фыркнул:

– Тогда они под нас подделывались. И говорили только то, что от них ждали. И вообще – долго не держались. Только поймёшь обман – и всё! А эти… вот чего мы дождались! Мы знаем, что это оборотни, мы не поддерживаем их своими представлениями, как учили Познающие, а они всё равно – вот! Сидят, смотрят… ещё и разговаривают!

– Поэтому мы и должны подождать, – упрямо наклонил голову Копыш.

– Поэтому мы и должны действовать немедленно! – не менее упрямо поднял нос кверху Бур. – Дождались уже!

– А ты что скажешь, Дум? – спросил один из “барсуков”.

– Я думаю… – тот, кого называли Думом, отошёл от Маши, которую успел уже достаточно рассмотреть, несколько секунд разглядывал взъерошенного Кусю, зло сверкающего глазами, и перешёл к сети с “котом”.

Перевёртыш замер под его взглядом, а потом стал пристально смотреть на Машу. Дум тоже оглянулся на неё, почесал лоб, потоптался и встал так, чтобы находиться точно между Машей и “Тишкой”.

– Я знаю, кто ты, – проговорил Дум. – Ты не тот, кем кажешься. Ты – оборотень.

И он тут же отступил в сторону, брезгливо дёрнув лапой и открыв Машиному взгляду оплывающую серую фигурку, в верхней части которой выделялись жалобные, молящие зелёные глаза. Несколько мгновений зрительного контакта и горячего Машиного желания остановить мучения этой несчастной твари, и на неё снова смотрел Тишка – уверенный и недовольный.

Дум внимательно наблюдал за происходящим, долго сверлил Машу взглядом, но так ничего ей и не сказал.

– Я подумал, – снова заговорил он со своими товарищами, терпеливо и совершенно неподвижно ожидавшими его вердикта; один только Бур иногда шевелил пальцами или переступал ногами.

– Это, – Дум указал на “Тишку”, – точно оборотень. А остальные двое – не знаю кто. Мы пошлём Следопыта за Познающими. Пусть придут и узнают всё, что возможно. А Ходока пошлём за Умудрёнными. Пусть решают, что делать. А пока – оборотня бросим в яму.

– Не надо! – взмолилась Маша. – Не бросайте его в яму, пожалуйста! Он же ничего плохого не делает! Я не знаю, что у вас тут происходит и чем вам вредят эти… оборотни, но я видела, как он мучается… Он же беззащитный… Он вам ничего не сделает. Не мучайте его, пожалуйста!

Куся смотрел на неё укоризненно, да и сама Маша очень хорошо понимала, что, пытаясь спасти от ямы перевёртыша, она, можно сказать, копает яму для себя и Куси. Но поступить иначе не могла. Просто – не могла…

========== Глава 44. Решение. Дум и Бур ==========

Несколько долгих, очень долгих секунд “барсуки” молчали.

– Ты не знаешь, кто это, Дум, – наконец проговорил Бур, – а я знаю. Эта тварь пришла из Мёртвого Леса. Она одна из тех, кто насылает на нас бездушных оборотней, кто командует ими.

Бур старался говорить спокойно, но было видно, как он наливается яростью, словно злость это жидкость, а он – сосуд. Ярость поднималась всё выше и выше – до сердца, до горла, до маленьких глаз, обычно взирающих на мир с добродушной пытливостью.

– Их нельзя бросать в яму, тут ты прав, Дум, – сказал Бур, когда ярость затопила его разум. – Их надо облить горючей водой и сжечь! Может быть, так мы избавимся от этих тварей и напугаем остальных, чтобы они сидели в своём Мёртвом Лесу и оставили нас в покое!

Машу затрясло. Неужели вот так всё закончится? Неужели она своей глупой жалостью к перевёртышу погубила Кусю, и он теперь умрёт такой страшной смертью? Вместе с ней… из-за неё… Она его не бросит. Не будет никакого следующего раунда. Но вряд ли ему от этого станет легче…

Ни одного слова не могла она придумать и выдавить из себя, чтобы остановить надвигающийся кошмар. А кроме того, Маша интуитивно понимала: что бы она ни сказала, станет только хуже. Её слова только подпитают ярость Бура. Она могла лишь с немой мольбой смотреть на “барсуков”, так же, как воссозданный её памятью и воображением “Тишка” минуту назад смотрел на неё…

– То, что ты сказал, Бур, страшнее, чем нашествие оборотней, чем Мёртвый Лес и все твари, в нём обитающие, – медленно выговорил Дум. – Я не слышал тебя, Бур. Ты не говорил этого. Злость говорила, а ты – молчал. Так я думаю.

Бур опустил голову, пошевелил пальцами, посмотрел на них, поднял голову и посмотрел на Машу – в её наполненные непролитыми слезами глаза. Слёзы подступили, когда она услышала слова Дума. Странная она всё-таки. После страшных слов Бура не сумела бы выдавить ни слезинки, а тут…

– Ты прав, Дум, – тяжело уронил Бур. – Злость говорила, а я молчал. Я не смог бы сделать то, что говорил. И даже моя злость не смогла бы. Значит говорить не о чем. Решайте без меня, – Бур развернулся и, шагая вперевалку, скрылся в темноте между деревьями.

– Так что же нам делать с оборотнем, Дум? – спросил, если Маша не ошибалась, Копыш. – И с остальными двумя…

– Я думаю… если они не оборотни, то кто? Мы не уверены до конца, что оборотни бездушны, – Умудрённые так и не пришли к единому решению. Но если они не оборотни, то у них точно должна быть душа и мы не можем поступать с ними, как с бездушными. Живые существа нуждаются в отдыхе, в воде и пище. Если мы не будем бросать их в яму, то их надо освободить, напоить и накормить, так я думаю.

– А это не опасно? – спросил осторожный Копыш.

– Я думаю… нет, не опасно, так я думаю. Но думаю я, что могу и ошибаться. Ведь мы не знаем, кто они и для чего они здесь. Значит… – Дум молчал минуты две или три, но никто его не потревожил и не попытался поторопить.

Все терпеливо ждали результатов его размышлений, в том числе Маша и Куся.

– Значит, мы должны выбрать, – наконец продолжил Дум, – подвергнуть ли себя некоторой опасности, освободив незнакомых существ, или… причинить им некоторый вред, притом что они могут быть и неопасны. Познающие вряд ли доберутся сюда раньше завтрашнего вечера. Их ещё найти надо… Умудрённый, возможно, придёт раньше.

Но всё равно – это слишком долго, чтобы держать тех, кто ничего плохого нам не сделал, без пищи, воды и возможности разогнуться. Я так думаю.

– Я думаю, вести их к Новой Норе не стоит, и тут оставлять тоже. Мы не знаем, что это за существа и как они связаны с оборотнями, которые в яме. Я думаю, мы отведём их к Старому Отнорку. Там сейчас никто не живёт. Мы можем сторожить их по очереди. Я думаю, что троих сторожей будет достаточно.

– Так и сделаем, – с облегчением выдохнул Копыш.

И все остальные “барсуки”, до этого не принимавшие участия в разговоре и молча наблюдавшие за происходящим, тоже как-то облегчённо зашевелились, задвигались, начали потихоньку переговариваться, будто это их участь решал Дум, и теперь они очень рады, что он оказался столь снисходительным судьёй.

– А оборотень? – вспомнил Копыш. – Его-то куда?

Дум вздохнул, посмотрел на Машу.

– Пусть пока остаётся с ними, – решился он. – Но если начнёт в кого-то ещё обращаться… Вы знаете, что делать, – твёрдо закончил он.

Всех троих пленников выпутали из сетей и указали направление. Маша взяла на руки “Тишку”, Куся от её рук увернулся и независимо семенил рядом. Когда проходили мимо ямы, Маша, конечно, не упустила возможности заглянуть в неё. И тут же об этом пожалела…

Там колыхалась буро-красная масса, на поверхности появлялись какие-то лапы, хвосты и… всякие неопознаваемые части тел самых различных существ, тут же тонувшие и растворявшиеся в кроваво-мясном месиве…

Под Машиным взглядом на этой кошмарной булькающей, трясущейся, вздувающейся кровавыми пузырями поверхности вдруг появились глаза – одни, похожие на Тишкины, только больше, другие – на Кусины, третьи… нет… Это невыносимо!

Машу оттолкнули в сторону в тот самый момент, когда она уже и сама отшатнулась в ужасе, потому она наверняка бы упала, но налетела на одного из своих мохнатых конвоиров, и он машинально остановил падение, обхватив Машу тёплой и сильной лапой.

Ноги у пленницы подкашивались, и “барсуки” чуть ли не волоком протащили её метров десять – пока страшная яма не осталась позади. Здесь они остановились, почёсываясь в задумчивости, – кажется, Машина реакция и поведение их удивило, – дали ей отдышаться и чуть-чуть прийти в себя, а потом один из них пошёл вперёд, Машу слегка подтолкнули, и она двинулась следом. Остальные “конвоиры” замыкали шествие.

Идти по этому мрачному, почти непроходимому лесу можно было только гуськом. Путь то и дело преграждали выступающие корни – толстые, бугристые – их надо было не перешагивать, а буквально перелезать через них. У хозяев это получалось настолько легко и быстро, что казалось – они, если уж не перелетают, то перекатываются через препятствия, будто у них не лапы, а какие-то диковинные колёсики, на которых они р-р-раз – и уже с другой стороны!

Маша же, в очередной раз убедившаяся, насколько прав был Куся, назвавший её ноги неудобными, вымоталась ужасно. Кроме всего прочего, ей приходилось удерживать “Тишку”, который, правда, сидел тихо-тихо, прижимаясь к ней тёплым бархатным телом и придерживаясь когтями, но всё равно его нужно было придерживать хоть одной рукой, и из-за этого преодоление корневых барьеров, многие из которых доходили Маше до пояса, а то и до груди, превратилось в тяжкое испытание.

Была у Маши мысль засунуть его в сумку, хотя что-то внутри этой мысли сопротивлялось – перевёртыш всё-таки… Но, к Машиному облегчению, принимать решение не пришлось. Кто-то решил за неё – сумка снова пропала.

Куся поглядывал на Машу печально-сочувственно, вздыхал, но, понятно, помочь ничем не мог. Только один раз, когда она чуть не полетела кубарем вниз головой, чего бы не случилось, будь у неё свободны обе руки, Куся пробормотал:

– Бросила бы ты этого… Тишку… – но тут же отвернулся, как будто устыдился своих слов.

Вокруг почти ничего не было видно, хотя серенький сумрак намекал, что ночь уже прошла, но понять по этим весьма туманным намёкам, какое сейчас время суток, было невозможно. На нижнем ярусе леса, судя по всему, было только два варианта: мрак кромешный и сумрак непроглядный…

К тому же Маше было не до осмотра местных достопримечательностей, но всё же ей показалось, что они идут не напролом, как она думала вначале, а по тропе, хоть и виляющей из стороны в сторону (а иначе в таком лесу и быть не могло) хоть и перегороженной корнями (здесь они повсюду) но всё же – тропе.

То появлялись, то снова исчезали гирлянды светящихся лиан. Наверное, для местных жителей эта дорога вроде проспекта с фонарями. Маше же оставалось только надеяться, что удастся добраться до конца пути и не рухнуть раньше времени без сил.

А если уж рухнуть, то ближе к этому их Старому Отнорку, чем к жуткой яме. Может тогда барсуки потащат её вперёд, а не назад… Мохнатые конвоиры шли молча, на Машины мучения смотрели с растерянностью, а когда она чуть не упала – поддержали.

– Надо было их так – в сетях – и отнести, – проворчал один из сопровождающих.

Его товарищи молча почесали лбы и покачали головами – то ли соглашались, то ли нет.

Копыш, которого Маша уже научилась отличать по более массивной и чуть сутулой фигуре, потёр ухо и, спустя несколько секунд, философски заметил:

– Когда нора уже вырыта, все знают, как надо было копать…

Все дружно вздохнули, соглашаясь, даже Маша и Куся, и потащились дальше.

========== Глава 45. Старый Отнорок. Копыш ==========

Объективно говоря, до Старого Отнорка было недалеко. Может, около километра и вряд ли больше полутора, но, ковыляя по дикому лесу, невольно оцениваешь расстояние исключительно субъективно.

Поэтому, к тому времени, когда Маше позволили остановиться, ей казалось, что Старый Отнорок находится на другом краю света – не иначе!

И только когда Машу схватили за плечо, она подняла взгляд от земли, за неровностями которой последнюю треть пути следила уже не отрываясь, и заметила, что находится на прогалине, пугающе похожей на ту – с ямой.

Вот и светящиеся лианы, только здесь они совсем тусклые – сразу и не заметишь. Наверное, наступило утро, а может и день. Вокруг прогалины исполинские стволы стояли, казалось, совсем уж непроницаемой стеной.

Но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что пространство между ними, конечно, есть, но оно заплетено ветвями так густо, что и не протиснуться. И эти переплетения показались Маше что-то уж больно правильными, во многих местах – симметричными, с почти равными расстояниями.

Прямо перед Машей оказалась какая-то загородка, вроде плетня. Один из её сопровождающих открыл “калитку” – за оградой вниз уходила чернота глубокого провала… Там, кажется, было что-то напоминающее ступени, но Маша не успела рассмотреть, в ужасе отшатнувшись, рванувшись назад, она практически уткнулась в широкую грудь Копыша.

– Ты чего? – удивился Копыш, заметив отчаяние и страх в глазах пленницы.

Она только замотала головой. Слова опять куда-то разбежались…

– Да не бойся ты, – забормотал Копыш, явно чувствуя себя неуверенно: он был не готов к разговорам с этим непонятным существом…

Но выбора не было. Дум пошёл к Новой Норе встречать Умудрённого, а здесь за главного остался он, Копыш. Вот уж чего ему меньше всего хотелось, так это быть за главного… Ему бы копать! Новая Нора удалась на славу…

А тут… – совершенно непонятно, что делать с этими немыслимыми созданиями, не умеющими ходить по Лесу, до смерти боящимися самого обычного входа в Нору! Вернее – не умело и боялось одно существо, но именно оно было у них за главного, именно оно разговаривало! Разговаривало, как Лесной Народ! И боялось Норы…

Копыш не догадался, что Нора напомнила Маше о страшной яме. Дум, может, и догадался бы, на то он и Дум! А Копыш был в растерянности… Он почесал лоб, почесал щёку, потёр ухо и оглянулся на своих спутников.

Они, похоже, понимали ещё меньше него, и ждали его решения. Да и это… создание – тоже смотрело с мольбой именно на него… Вот ведь угораздило…

Копышу было их жаль… Что бы ни говорил Бур, Копыш хоть и соглашался с ним нередко, но злости не чувствовал, как и большинство его сородичей. Раздражение, недовольство, недоумение, даже испуг перед этим необъяснимым нашествием – чувствовал, но злобу или ненависть – нет.

Он сам подозревал, что это потому, что он недостаточно умён, чтобы понять, охватить разумом всю ширь и глубину надвигающегося… Бедствия? Не хотелось в это верить… Но он понимал, что это неправильно. Надо что-то делать – тут Бур прав. Но что? Предложения Бура Копыша пугали больше нашествия перевёртышей. И Дум сегодня сказал то же самое… Копыш снова почесал между ушами, тяжело вздохнул и посмотрел вокруг.

– Давайте отведём их наверх, – предложил он.

– А они смогут подняться? – усомнился один из его товарищей.

Копыш снова почесал лоб, подошёл к Детскому Дереву и повернулся к Маше:

– Если не хочешь в Нору, лезь туда. Здесь даже самые маленькие легко забирались, – прибавил он, ободряя застывшее в явной нерешительности странное создание.

Высокое, с тонким телом, длинными ногами и руками, оно выглядело так, что от него невольно ожидаешь особой гибкости и ловкости, но с ловкостью у существа было не очень… с выносливостью – и того хуже, сил, кажется, тоже было маловато…

Странное, очень странное существо… Само ни в кого не превращается, но носится с этим перевёртышем, как мать с новорожденным. Ничего не понятно… Как хорошо, что завтра, вернее – уже сегодня к вечеру – должен прийти Умудрённый!

Существо подошло, всё так же прижимая к груди перевёртыша. Копыш поймал себя на том, что ему всё труднее видеть в нём опасность, даже просто помнить о том, что это перевёртыш, – всё труднее.

Зверёк льнул к существу, словно искал защиты. Он был непохож на опасность, тем более – на врага. Копыш одёрнул себя: на то они и перевёртыши, чтобы обманывать врагов своим видом и вводить в заблуждение. И всё-таки…

Какие же огромные и испуганные глаза у этого странного существа… Наверное, это самка, наверное – молодая. Копышу хотелось успокоить её, но он не знал как, и оттого только ещё громче сопел и чаще чесал лоб и щёки.

Маша подошла к огромному стволу – такому необъятному гиганту, что даже в голове не укладывалось, что это дерево, а не какая-нибудь сторожевая башня, к примеру. Но ветви, как ни странно, доходили почти до самого основания и были относительно тонкими, а кроме того, здесь они располагались так, что образовывали подобие лестницы.

Она посмотрела вверх. Там, на высоте в три её роста, в свете мерцающих лиан, свисавших здесь целыми пучками, смутно угадывалась какая-то… платформа, что ли? Это слово никуда не годилось. Платформы – это не отсюда… Настил, наверное!

В общем, как бы это ни называлось, но там, кажется, можно было расположиться на какое-то время, да и забраться не так уж сложно, даже для неё, с её неудобными ногами. Но куда девать Тишку? Одной свободной руки для этого восхождения ей явно недостаточно. Маша снова посмотрела вверх, на отчётливо угадывающуюся лестницу, туда ведущую, на Тишку, на Копыша, задумчиво скребущего щёки.

Похоже, в его пятнистой голове бродят те же мысли. Маша почти увидела, как именно они “бродят” – немного сонные, медлительные, но упорные – ни за что не отвяжутся, пока не добредут… куда-нибудь.

Копыш нерешительно шевельнул лапой, словно хотел взять Тишку, чтобы Маша могла подняться, но медлительные мысли всё же успели остановить лапу на полпути. Видно, напомнили ей, что это же перевёртыш, а вовсе не безобидная мелкая зверушка неизвестного вида.

Лапа разочарованно вернулась обратно, поблуждала немного по широкой груди своего владельца и снова занялась щеками, а потом и на лоб перекочевала – активная и озабоченная, словно желающая расшевелить сонные мысли, скрывающиеся за ним в безопасном убежище.

“Ну так что же нам делать?! – вопрошала лапа, безжалостно скребя светлые пятнышки. – Вы только запрещать горазды! То нельзя, это нельзя… А делать-то что?!” Судя по выражению глаз Копыша, мысли его такого напора испугались и разбежались, затаившись по углам. Теперь поди собери их!

Внизу шумно вздохнул Куся, прикидывавший сумеет ли он ухватить это… недоразумение за… ну, за что-нибудь! – и поднять его наверх. Недоразумение было только самую малость меньше Куси, а то бы он уже попробовал.

У Куси мысли были быстрыми, резвыми. Они бодро прыгали, наперебой предлагая то одно, то другое. Например: если перевёртыша превратить в грызуна, то поднять его наверх будет легче лёгкого! А потом Маша может его обратно превратить – в своего бесценного Тишку. Но получится ли с грызуном? А главное – как отреагируют на это местные? Нет-нет, лучше не рисковать…

И кото-мышь недовольно завилял хвостом, с трудом разгоняя свои активные мысли и многочисленные, но небезопасные идеи. Мысли и идеи разгоняться не желали. Они прыгали и мельтешили, привычно уверенные в своей нужности. В джунглях без активных мыслей и быстрых решений долго не протянешь!

– Ты на ветку его пристрой, – предложил Куся, выбрав из мельтешащей шумной компании мыслей самую неинтересную, одновременно являвшуюся самой безопасной. – Может, он сам полезет? Умеет этот твой… Тишка лазать? Хоть немного? С ним вместе ты не заберёшься, даже не думай!

– Умеет, – механически ответила Маша.

Её мысли, кажется, вовсе впали в кому, так что оценить их подвижность и продуктивность в ближайшее время не представлялось возможным. Она оторвала Тишку от груди, где он надёжно устроился и угрелся, – один коготь зацепился, вытягивая нитку из многострадального льняного костюмчика…

Маша постаралась представить, как Тишка цепляется за кору, за ветки и ловко лезет вверх – к настилу. И зверёк в её руках, только что вялый и не желавший покидать удобное, тёплое и безопасное место, вдруг действительно уцепился за ближайшую ветку и рванул вверх с такой прытью, что даже Куся удивился.

Маша полезла следом. Мучительно и тяжело. Последний раз она лазила по деревьям лет пятнадцать тому назад, и уж конечно она занималась этим не в таком измученном состоянии…

“Барсуки” собрались внизу тесной группкой, и на их мордах тоже было написано мучение. Они шевелили лапами, хмурились, топтались на месте. Весь их вид говорил о том, как тяжело им наблюдать за Машиным “восхождением”.

Копыш вышел вперёд других и застыл, растопырив сильные лапы: приготовился ловить это трижды странное, решительно ни на что непохожее существо, не умеющее ни ходить как следует, ни лазать, боящееся спускаться в Нору и взбирающееся на небольшую высоту по самому удобному и безопасному подъёму так, что смотреть страшно…

Летать оно тоже не умеет. Где же такое создание может жить? В воде? Как плывуны? Но плывуны из воды никогда не выходят, без воды они жить не могут. А оно, может, умеет обходиться без воды, но потому на суше такое неуклюжее, что здесь ему тяжело и непривычно? Деревья же под водой не растут… – думал Копыш, не вполне, впрочем, в этом уверенный, потому что, кто его знает, что там может быть – на глубине!

Ему не хотелось думать, что существо такое неприспособленное потому, что оно из страшного Мёртвого Леса… Лучше бы оно оказалось речным жителем. Копыш понимал, что глупо на это надеяться, ведь у существа перевёртыш, а он-то точно из Мёртвого Леса…

И всё-таки, когда он смотрел, как много и жадно пьёт существо, забравшееся таки на настил, ему казалось, что его жажда, бледность и гладкость его голой кожи и даже странные большие глаза, всё время немного жалобные, словно у плывуна, выброшенного на берег, – всё подтверждает его безумную догадку. И от этого на душе становилось чуть-чуть легче…

========== Глава 46. Сон ==========

Наверху, куда Маша всё-таки забралась, оказалось неожиданно просторно и удобно. Похоже, местные жители здорово умели приспосабливать лесных гигантов для своих нужд. Толстенные ветви на высоте пяти или шести метров росли почти строго горизонтально, лишь небольшие изгибы и уклоны напоминали о том, что это всё же раскидистые лапы настоящего живого дерева, а не какие-нибудь там мёртвые… конструкции.

Дальше они переплетались с ветвями соседних деревьев, и все вместе образовывали тот самый настил, простиравшийся во все стороны так далеко, что границ его Маша не сумела обнаружить; его разрывали лишь широченные почти гладкие стволы. И только ещё примерно пятью метрами выше снова разлетались и причудливо сплетались толстые ветви – наверное, там располагался следующий “этаж” этого лесного небоскрёба, вполне возможно – не последний.

Маша надеялась, что ей не придётся туда лезть. Ей и тут было неплохо. Всё вокруг толстым слоем устилал густой мягкий мох, пружинистый, манящий лечь и заснуть не хуже удобной кровати.

Здесь у “барсуков” было нечто вроде детской площадки для самых маленьких, но они почему-то забросили её, и кое-где сквозь толстый мох пробивались колючие молодые побеги.

Копыш, забравшийся вслед за Машей, Кусей и Тишкой с такой лёгкостью, словно он не лез куда-то, а просто-напросто шёл по ровной дороге, немедленно начал выискивать эти веточки и отламывать их, сгребать какой-то древесный мусор и вообще – наводить порядок, совершая множество непонятных Маше действий.

Он проделывал всё это так привычно, почти автоматически, что-то проверяя, поправляя, устраивая, что у Маши не осталось сомнений: местные обитатели вложили в это место очень много труда, а потом по непонятной причине оставили его.

Товарищи Копыша, подчиняясь его молчаливым указаниям – взмаха лапы, поворота головы было достаточно, чтобы они поняли друг друга – принесли пленникам воды в сосудах, похоже, изготовленных из скорлупы огромных орехов, и еды: какие-то плотные плоды с тёмной, чуть горчащей и вяжущей мякотью и нечто вроде лепёшек, тоже тёмных, пухлых и удивительно сытных.

Куся долго принюхивался к незнакомой еде под заинтересованными взглядами хозяев, наконец решился попробовать, отщипнув край лепёшки и откусив кусочек сладко-горького фрукта. Прожевал задумчиво, кивнул и позволил Маше поесть. Сам тоже закусил с видимым удовольствием.

Ему больше понравились лепёшки. Маше всё понравилось, фрукты отдалённо напоминали хурму, а лепёшки – что-то мясное, вроде куриных котлет…

А Тишка так ничего и не съел, хотя Маша пыталась его накормить, и даже пить не стал.

– Не нужно ему, наверное, – высказался Куся, оторвавшись от тщательного умывания, во время которого он смешно топорщил сяжки и расчёсывал хохолок.

– Может, ему это не подходит, – вздохнула Маша.

– Захочет есть – подойдёт! – фыркнул Куся и прибавил уже тише:

– Вода ему тоже не подходит? Вообще-то, это мы тут из другого мира, а не он. Ему просто не нужно… Он… – Куся хотел сказать: не Тишка.

Но посмотрел на Машу и не сказал. Она и сама знает.

Вскоре Машу сморил сон, она приладила под голову как всегда неожиданно обнаружившуюся рядом сумку, подгребла к себе не оказавшего сопротивления Кусю и задремала.

Куся тоже задремал – присутствие бдительных барсуков действовало на него успокаивающе. Если с перевёртышем что-то начнёт происходить, сидящий рядом сторож обязательно заметит и поднимет тревогу.

Спал ли Тишка, свернувшийся клубочком у Машиных ног, неизвестно, но, по крайней мере, ничего с ним не случилось и ни в кого он не превратился, пока Маша спала. И это было странно, потому что спала она достаточно долго, как подсказывали Кусе его внутренние часы, исправно работающие, несмотря на все превратности его непредсказуемой судьбы.

А по мнению барсуков, это было не просто странно, а совершенно невероятно и немыслимо. Но Маша об этом не знала и потому ничуть не удивилась проснувшись и обнаружив рядом Кусю и Тишку.

К тому же, и чувства её, и мысли были ещё там – внутри сна, слишком яркого живого и отчётливого, чтобы быть просто сном. Но, может, это на неё другие миры так действуют? Или, скорее, вот этот конкретный мир, потому что ни в Кусиных удивительных джунглях, ни в жуткой пирамиде ей такого не снилось. А там, по Машиному мнению, скорее можно было ожидать чего-то подобного.

Маша вздохнула. И нашла же в кого влюбиться! В инопланетного мятежника… Да уж, Непобедимый Лирен – это тебе не Нытик Антон, что и говорить… И никогда больше она его не увидит. Да и какое там “больше” у неё осталось? Уже четвёртый раунд. Оглянуться не успеешь – и финиш. Во всех смыслах.

А нечего быть такой дурой! Ввязаться в Игру, правил которой не знаешь… Кто бы ей сказал, что она на такое способна, – никогда бы не поверила! Ну и ладно, ну и пусть… Она уже почти смирилась с проигрышем, со своей смертью. Теперь она точно знала, что смерть – это не конец. Не может быть и никогда не будет такого, чтобы она просто исчезла и всё. Даже интересно, что там будет… И она, конечно, встретит деда и маму…

Но как же хочется, чтобы жили Куся и… Лирен. Чтобы они выжили, чтобы победили – не только за чертой, но и здесь. А если её сон – не просто сон, то значит ли это, что Лирен умер? Ведь она увидела его вместе с другими бунтовщиками, а они же умерли… И Роса… неужели она тоже?

Ей приснился Лирен, чего-то добивавшийся от невозмутимой Ядвы. Жрица молчала, отворачивалась, кривила губы, а Лирен распалялся всё больше, кричал на неё, даже схватил за плечи и встряхнул.

Во сне Маша вдруг поняла, что он расспрашивает Ядву о ней, о Маше, а Ядва молчит, не желая признаваться, что она и сама не знает, откуда взялась эта непонятная “Тёмная Владычица” и куда потом делась.

Наконец терпение жрицы лопнуло, она сбросила руки Лирена, сказала что-то резкое, наверное обидное, но не это остановило его, а её взгляд, неожиданно полный боли, горечи, тоски – всепоглощающей и беспросветной настолько, что даже суровый мятежник не выдержал и опустил глаза.

А потом Маша увидела, как вереница пленников пробиралась какими-то тёмными узкими коридорами – прочь из жуткой пирамиды, ставшей прибежищем тёмных сил и их служителей.

Среди уходящих был Лирен и тот мужчина в возрасте, с седыми прядями в чёрных волосах, которого Маша видела рядом с Лиреном на арене. Во сне Маша отчётливо поняла, что это отец Лирена.

Секретными переходами, в обход стражи, через замаскированные ловушки и тайные залы, куда строго запрещено входить непосвящённым, – беглецов вели Ядва и Роса. Но вот Ядва, коротко кивнув племяннице, развернулась, чтобы вернуться назад. Дальше они дойдут и без неё. Должны дойти. Если удача не отвернётся от них, если им поможет их Единый Бог, в Которого они так верят…

Роса бросилась к тётке, пытаясь удержать её, что-то горячо бормоча – почти совсем неразборчиво, но Ядва всё понимала, да и что тут может быть непонятного… Даже Маша, видящая этот странный сон, поразительно реалистичный, но почему-то с отключённым звуком, поняла, что Роса уговаривала Ядву бежать вместе с ними.

Но жрица лишь тяжело качала головой, не поднимая глаз. Светильник в руке Росы качался, бросая свет во тьму неровными бликами, пятнами, полосами, и казалось, что свет танцевал, пытаясь разогнать тьму, колыхавшуюся, наползающую со всех сторон, протягивавшую тёмные пальцы-щупальца, охватывавшую фигуру Ядвы, тянувшую её назад, вяжущую её по рукам и ногам.

Жрица порывисто обняла Росу, что-то быстро прошептала ей на ухо и повернулась, чтобы уйти, раствориться в темноте перехода. Лирен, вместе с остальными беглецами молча наблюдавший за этой сценой и, кажется, напряжённо что-то обдумывавший, вдруг совершил бросок – всего один шаг в непроницаемый мрак, уже поглотивший Ядву, и снова выдернул её в область танцующего света, не желающего сдаваться тьме, как медведь одним неуловимым броском выдёргивает рыбу из воды.

Лирен что-то говорил ей, коротко, отрывисто, очень уверенно. Она смотрела на него, всматривалась в его лицо с той же тоской, с какой смотрела, когда он расспрашивал о Маше, с той же горечью, но чуть менее яростной, словно смирившейся.

Маша знала, что на этот раз Лирен ничего не спрашивал – он предлагал Ядве остаться с ними, бежать с ними, бороться вместе с ними.

В любом случае, для неё это даже безопаснее, чем вернуться назад, особенно – после исчезновения Росы. Если обнаружится, что и пленные бунтовщики не были принесены в жертву, а исчезли… Страшно подумать, что ждёт жрицу.

Да, уйти безопаснее. Но Ядва снова тяжело покачала головой, отчего тени и блики света тоже закачались, закружились, сплетаясь на её лице, словно в смертельной схватке. Она приняла решение.