Текст книги "Победитель получает..."

Автор книги: Рина Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Но надежда на то, что за ним ей удастся увидеть или обнаружить что-нибудь другое, желательно знакомое и понятное, – не оправдалась.

Везде было одно и то же: пирамиды мусора, пологие холмы и развалы мусора, мусорные осыпи, овраги, длинные и извилистые, похожие на русла высохших рек.

Идти было очень тяжело, приходилось следить за каждым шагом и проверять прочность этой противоестественной почвы, прежде чем перенести вес с одной ноги на другую. И вскоре Маша задумалась, стоит ли ей вообще куда-то идти, тратить силы, рисковать подвернуть ногу или попасть под мусорный обвал, если она совершенно не представляет, куда нужно идти, чтобы выбраться отсюда.

Наверное, будет лучше дождаться рассвета.

Маша присмотрела себе местечко, казавшееся безопасным, насколько вообще можно судить о безопасности, неизвестно как оказавшись непонятно где; уложила наиболее крупные и гладкие куски незнакомого материала – вроде бы и не металл, но и на пластмассу не очень похоже, – попробовала сесть.

Было не слишком удобно, и Маша ещё какое-то время продолжала “вить гнездо”. Наконец решила, что из имеющегося материала лучше вряд ли получится, и устроилась, подогнув ноги, затихла, рассматривая небо, в котором тоже что-то казалось неправильным.

Ни Луны, ни звёзд не обнаружилось. Облачность? Вероятно. Но странная она – совершенно однородная, слегка светящаяся зеленоватым… Наверное, рядом очень крупный город. Ночные огни мегаполиса вполне способны окрашивать небо заревом, правда, цвет у этого зарева больно сомнительный…

Да уж… Это явно не Москва, – печально подумала Маша. – И куда ж это меня закинуло?..

Она прекрасно помнила и горе-грабителя; и неотвратимо надвигающееся, огромное, истошно ревущее рыло грузовика; и великолепные кульбиты вырвавшегося на волю кубика; и потусторонний голос, объявивший о начале Игры… Так что даже и не пыталась задаваться вопросами почему или как она здесь очутилась.

Гораздо важнее понять, где именно это “здесь” находится, а самое главное – что делать дальше, как выживать в этой чуждой непонятности, как избежать опасностей, которые наверняка её поджидают, – знать бы только – где и какие…

Маша попыталась вспомнить, что говорила об Игре Таисия Петровна или как там её на самом деле зовут… Как можно играть, не зная правил?! Маша вздохнула, силясь сосредоточиться.

“Всего-то и надо – продержаться несколько дней”, – вот, пожалуй, единственная, хоть сколько-нибудь информативная фраза из всего, сказанного этой женщиной об условиях Игры, да и та невероятно расплывчатая. Несколько – это сколько?

Если она, Маша, продержится вот здесь несколько дней, не бросая кубик и не начиная следующий раунд, это будет означать выигрыш? Вполне допуская, что на самом деле всё может оказаться иначе, Маша решила пока исходить из этого предположения. Других версий у неё всё равно нет, и слишком мало информации, чтобы пытаться их строить. Значит, к этому надо будет вернуться позже. А пока…

Маша задумчиво смотрела вокруг. Стало немного светлее или она просто привыкла к этому странному холодно-зеленоватому мертвенному сумраку? Даже если больше ничего не произойдёт, уже отчётливо видно первую опасность: отсутствие воды, не говоря уж о еде. Без еды она, допустим, обойдётся, но вода…

Маша попыталась вспомнить, сколько человек может прожить без воды, но потерпела неудачу. “Если бы я жила в пустыне, ну, или рядом с ней, то наверняка знала бы ответ”, – подумала она, машинально перебирая куски и обрывки неизвестных материалов. Некоторые из них были почти мягкими, и Маша подгребала их поближе, на тот случай, если ей ещё долго придётся здесь “гнездоваться”… или гнездиться? Да какая разница!

Главное, что окружающий “пейзаж”, тянувшийся, судя по всему, до самого горизонта, не внушал ни малейших надежд не только на реки, озёра, ручьи, водопровод, но и на самую завалящую лужу. Не то чтобы Маша уже сейчас готова была пить из лужи, но всё вокруг было так безнадёжно сухо, что невольно наводило на размышления…

И лучше уж думать об этом, чем о мерзких “сущностях”, которые сейчас, должно быть, наблюдают за ней. Может быть даже ставки делают: как она будет себя вести, как поступит, сколько продержится. Какая отвратительная гадость.

Маша сморщилась, как от зубной боли, но как она ни старалась гнать прочь эти мысли, её разум, помимо воли, завершал логическую цепочку, сигнализируя об опасности.

Она ведёт себя слишком спокойно, чтобы это было хоть сколько-нибудь интересно. Не кричит, не мечется, даже не плачет. Молча обошла ближайшую мусорную кучу, осмотрелась, свила “гнездо”, уселась в него и – сидит… Как будто так и надо! Наверняка их терпение скоро лопнет, и тогда ей подкинут что-нибудь новенькое, чтобы расшевелить.

Поблизости раздалось царапание, скребыхание, негромкое, но вполне отчётливое. Маша повернула голову на звук: справа, метрах в трёх-четырёх от неё, мусор шевелился и горбатился, словно кто-то большой ворочался под ним, выбираясь наружу.

Началось… – обречённо подумала Маша. Собственная прозорливость не радовала совершенно.

Она замерла, напружинившись, готовая в случае необходимости быстро вскочить на ноги. Знать бы ещё: может, этот “случай необходимости” уже наступил? Но пока нет уверенности, Маша предпочла затаиться, надеясь, что неподвижность поможет ей слиться с окружающим “пейзажем”. Ага, сольёшься с ним, как же… Был бы это действительно пейзаж, тогда другое дело, а тут…

В месте шевеления мусор раскатился в разные стороны и из образовавшегося углубления показалось нечто… в целом – округлое, но состоящее всё из того же мусора!

Ну здравствуй, внеземной разум… – подумала Маша, испытывая одновременно желание рассмеяться и заорать от ужаса.

В результате она так и не издала ни звука и поэтому очень хорошо расслышала, как мусорное нечто (или некто?) фыркнуло, кашлянуло и сдавленно просипело:

– Совсем ополоумела, что ли? Если жить надоело, шкандыбай отсюда! Чеши в город – там тебе обрадуются!

Маша икнула.

– Чего глаза выпучила, кукла безмозглая? Откуда ты вообще тут взялась, протоплазма бестолковая?! – свистящим шёпотом разорялся вытянутый ком мусора.

Да… протоплазмой Машу ещё никто не обзывал… От удивления у неё даже страх прошёл, и она поняла, что с ней разговаривает не оживший мусор, а кто-то, определённо похожий на человека, облачённый в невероятный костюм – толстый и весь обклеенный теми самыми деталями, кусками и прочим мелким и крупным крошевом, что в изобилии валялось повсюду.

– Я тебе говорил… говорил или не говорил?! – возмущённо прошипели откуда-то снизу, откуда наполовину выбрался этот… в странной одежде. – Это ловушка… – продолжал второй, пока невидимый Маше “пришелец”.

Кажется, в его планы не входило демонстрировать себя. Судя по всему, он хотел убедить своего товарища снова скрыться в неведомых недрах этой грандиозной свалки.

– Ты посмотри на неё! Как она могла здесь оказаться?! А механы, по-твоему, так бы и бросили здесь почти центнер биомассы!

– Какой ещё центнер?! – неожиданно даже для себя самой возмутилась Маша. – Я и шестьдесят пять кило не вешу!

– О! Проснулась! – радостно констатировал первый – тот, что наполовину торчал на поверхности. – А ну быстро лезь сюда, если твои шестьдесят пять кило тебе хоть немного дороги!

– Совсем ты ума лишился… – запричитали снизу. – Хочешь всех нас погубить из-за этой… этой… – пока он подбирал для Маши достойное определение, она встала и отступила на несколько шагов.

– Никуда я не полезу, – не вполне уверенно отозвалась Маша.

Всё-таки странная парочка не так уж сильно её пугала, а вот от слова “механы” и упоминания биомассы по спине пробежала противная дрожь.

– Слышал? – обрадовались внизу. – Не полезет она! Это ловушка – точняк! Ловушка, чтоб мне ожелезиться! – существо в странном костюме конвульсивно задёргалось – приятель явно пытался стащить его вниз, но пока он не поддавался.

– Быстро иди сюда, дурищща! Как тебя до сих пор не обнаружили, понять не могу!

– Куда тебе, идиоту! – задушенно прохрипели снизу, удваивая усилия. – Нашёл кого пожалеть! Она с ними заодно! Или она вообще… конструктор…

– Да ну… – неуверенно, со страхом в голосе, протянул верхний. – Не похоже вроде…

– А много ты их видел?! – возмутились снизу.

– Их не бывает! – нашёлся верхний.

– Ага! – снизу дёрнули особенно сильно. – А из-за тебя, кретина, и нас не будет! Голову-то свою безмозглую подними!

– Механы… – ахнуло существо в диком костюме и мгновенно скрылось под поверхностью, только мусор шурхнул – и всё затихло, будто и не было ничего.

Маша подняла голову, присмотрелась. В посветлевшем, но по-прежнему светящемся нездоровой зеленью небе кружило нечто, больше всего похожее на летающую тарелку.

========== Глава 13. Механы ==========

Маша села, не обращая внимания на неудобную неровную поверхность, и обхватила себя руками, прижав к груди сумку. Ей вдруг стало холодно. Холодно и страшно.

Захотелось зарыться в этот мусор, обсыпаться им, слиться со свалкой, которая оказалась не такой уж пустой и мёртвой, а главное – не такой уж безразличной.

Теперь, когда шанс был упущен, Маша верила, что тот человек в костюме из мусора действительно хотел ей помочь. И его одеяние уже не казалось Маше ни диким, ни странным. Сейчас она и сама не отказалась бы от такого костюмчика – в нём можно идеально замаскироваться, а так…

Маша съёжилась, замерла, даже смотреть вверх не решалась, но всё равно, несмотря на тишину, на неподвижность стерильного, ничем не пахнущего воздуха, всей кожей ощущала, как кружит “тарелка”, как рыщет в поисках любой неправильности, нарушающей законы неживого холодного, разбитого на чисти, раздробленного мира.

Ей, такой живой, тёплой и целой, здесь не спрятаться. Она и не глядя знала, что её обнаружили, что зловещая “тарелка” сужает над ней круги, снижается, опускается совсем рядом. Внутренний таймер исправно отсчитывал секунды, необходимые на каждое из этих действий, и когда он подсказал Маше, что именно в этот миг фантастическое транспортное средство открывает своё нутро, выпуская неведомых механов, она подняла голову.

И не отвела взгляда, не закричала, не попыталась убежать, пока два матово блестящих существа приближались к ней – неторопливо и неотвратимо. Они не были похожи на угловатых киборгов или роботов с их бесчисленными сочленениями и рваными механическими движениями.

Это было… как оживший жидкий металл – они не шли, а перетекали из одного положения в другое, и общая антропоморфность полуразмытых очертаний лишь подчёркивала их чуждость.

Лиц не было, а округлые выпуклости, находящиеся там, где у человека должна быть голова, имели зеркальную поверхность и просто-напросто отражали всё окружающее. Маша почему-то сразу решила, что это своего рода видео-камеры с круговым обзором.

Она встала, глядя на своё двойное отражение – отчётливое, хоть макияж поправляй, – усмехнулась невесело, кажется даже шагнула навстречу, слишком томительным было ожидание неизвестного.

Один из двоих приблизившихся к Маше существ ткнул ей в руку чем-то, что по аналогии с человеческим телом можно было бы назвать пальцем, но ни сознание, ни подсознание, проявляя редкостную солидарность, не желали проводить такие аналогии.

Для Маши это был щуп, прибор, устройство неизвестного назначения, что угодно, но только не палец. И сама равнодушная бесцеремонность этого движения говорила ей о многом.

Прикосновение холодной гладкой поверхности не было болезненным, и Маша уверенно расценила его как изучающее. Один механ (Маша для себя решила называть их так же, как и тайные обитатели помойки) издал серию пищащих звуков; другой отозвался похожим набором попискиваний разной высоты и продолжительности.

Несколько секунд после этого стояла тишина. Маше показалось, что механы в замешательстве, а может быть передают информацию на базу и ждут распоряжений.

Наконец один из них обхватил Машину руку, а другой снова ткнул “пальцем”, но на этот раз – в лоб. Она инстинктивно дёрнулась, но, разумеется, это ничего не дало и уклониться от прикосновения к голове холодящего металла не вышло.

И снова несколько секунд затишья, а затем неживой и слишком уж мелодичный голос, никак не вязавшийся с мощным безликим телом, задал вопрос:

– Ты сбежала из инкубатора?

– Нет, – твёрдо ответила Маша, – Я ниоткуда не сбегала, – она попыталась вытащить руку из стального захвата, но её держали крепко, правда – не травмируя и не причиняя боли.

– Ты сбежала из лаборатории? – ласково-женственный голос вмещал такое количество фальшивой заботы и нежности, что Машу затошнило, словно она объелась сладкого.

– Я уже сказала, – ответила она ровно. – Я ниоткуда не сбегала. Я никогда не была ни в лаборатории, ни в инкубаторе.

– Это не может быть правдой. Новая биомасса выращивается только в инкубаторе, – так же приторно-ласково ответили ей. – Этого ты можешь и не помнить, но если тебя не оставили в инкубаторе, то должны были отправить в лабораторию или на ферму.

Тут уж Машу затошнило всерьёз. Они что – выращивают людей как свиней? Но ведь этим… механам явно не нужно мясо. Скорее уж можно представить, что они пьют ртуть и закусывают свинцом. И подопытные животные им ни к чему. Они же не могут болеть человеческими болезнями и наоборот. Тогда – зачем?!

Инкубатор, ферма, лаборатория – всё это звучало настолько жутко… Маша и представить себе не могла, что эти слова могут вмещать в себя столько ужаса, если рядом с ними поставить безличное – “биомасса”, обращённое к тебе самой или тебе подобным.

Но страшнее всего было от слова “лаборатория”, и Маша нисколько не удивилась, услышав заботливое:

– Тебе не о чем беспокоиться. Мы доставим тебя в лабораторию. Там ты будешь в безопасности. Только сначала скажи: ты видела здесь кого-нибудь?

– Нет, – быстро ответила Маша.

Наверное, слишком быстро, но скорее всего дело было даже не в этом. Она и сама почувствовала, как её и без того учащённый пульс сорвался в лихорадочный галоп.

– Ты лжёшь, – всё так же ласково констатировал механ, обхвативший её запястье толстым, плотно прилегающим браслетом, выраставшим прямо из того, что у человека именовалось бы рукой.

– Ты видела здесь био-объекты? – произнёс механ полувопросительно.

Похоже, он рассчитывал не столько на её вербальный ответ, сколько на непроизвольную реакцию тела. Маша постаралась взять себя в руки и собраться с мыслями. Упорное отрицание ничего не даст, надо попробовать уйти от прямых ответов.

– Я не помню, – сказала Маша спокойно. – Я ничего не помню. Не знаю, как я здесь оказалась, – она обрадовалась, нащупав эту возможность – говорить правду, но не ту, что поможет механам поймать…

Нет! Даже думать об этом нельзя. Вдруг они и мысли читают… кто их знает…

– Я не помню – ни инкубатора, ни лаборатории, ни фермы. Я не знаю, где нахожусь, – и ведь всё правда! – злорадно подумала Маша. Что бы ещё такого правдивого сказать…

– Я была там, где много био-объектов. Очень много! Они живут в своих домах и ходят куда хотят. Они сами заботятся о себе.

– Это не может быть правдой, – прозвенел мелодично-металлический голос, но уверенности в нём явно не доставало.

И он не обвинил её во лжи! Ей удалось таки привести механов в замешательство! Но, к сожалению, длилось оно недолго.

– Ты расскажешь об этом в лаборатории, – ласково пообещали ей, словно именно это являлось заветным Машиным желанием.

Механ, к которому она была пристёгнута, направился к “тарелке”, и Маше поневоле пришлось последовать за ним. Второй же удлинил одну из своих “рук”, образовав на конце нечто вроде металлоискателя, и начал быстро перемещаться, описывая расширяющиеся круги вокруг того места, где они обнаружили Машу.

Один или два раза он замирал на пару секунд, и сердце ковыляющей по мусору Маши замирало вместе с ним, но затем движение возобновлялось. Механы обменялись сериями пищащих звуков, в которых Маше почудилось разочарование, и вместе с ней загрузились в “тарелку”.

Окружающие чудеса техники не слишком занимали пленницу – нечто подобное она видела в фантастических фильмах – металл, пластик, сенсорные панели, индикаторы и прочие приборы неизвестного назначения.

Маша надеялась увидеть что-нибудь в окно (или это должно называться иллюминатором?) но на стенах “тарелки” высвечивались лишь непонятные символы, графики и ещё невесть что, не поддающееся определению.

Может, пора уже признать своё поражение и сделать следующий ход? Продержаться несколько дней она точно не сможет. За несколько дней её в этой их лаборатории на атомы разберут. Однако Маша решила не торопиться и постараться узнать как можно больше. Возможно, эти знания пригодятся ей в дальнейшем, а если и нет… Она хотела понять, что здесь происходит и где это “здесь” находится: на другой планете? в другом времени? в параллельном мире? или, может быть, в её одурманенном разуме?..

Путешествие длилось всего несколько минут, затем стена “тарелки” плавно уплыла в сторону, механы вышли. Один из них, по-прежнему удерживающий Машину руку в стальном захвате, вытянул её вслед за собой. Она старалась двигаться как можно медленнее, чтобы успеть осмотреться.

Над головой простиралось всё то же неестественное небо. Ещё немного посветлевшее, оно было словно лишено глубины и выглядело низким, давящим. Может это вообще какой-нибудь купол, – подумала Маша и вверх больше не смотрела.

Здесь и без того было на что посмотреть – надо пользоваться моментом! По-видимому, они оказались на крыше какого-то здания. Ещё три “тарелки” стояли в ряд, а чуть поодаль располагалось сооружение, похожее на большой стакан, и именно к нему направлялись механы, увлекая за собой Машу.

Далеко, на горизонте, виднелось нечто, напоминавшее неровные острые зубы гигантского частокола, они словно впивались в низкое небо, чуть ли не протыкали его. И если раньше слово “небоскрёб” казалось Маше излишне… самонадеянным, то глядя на эти жадные зубья, вонзающиеся в больное брюхо неба, она подумала, что назвала бы их небогрызами.

Возможно, это город? Маша вытянула шею, пытаясь увидеть хоть что-то за пределами плоской крыши. Стакан, позже подтвердивший её предположения и оказавшийся лифтом, находился достаточно близко к краю, и прежде чем Машу затянули внутрь, она успела увидеть вытянутые приземистые строения, вернее – их крыши – унылые прямоугольники, расставленные как по линейке, ровные полосы дорожек, высокие глухие ограды.

Всё было таким ровным и правильным, идеально распланированным, безжизненным… Положение не спасала даже зелень. Деревья стояли вдоль дорожек прямыми линиями, как солдаты в строю, подобранные по росту, одинаково подстриженные. Казалось, что они боятся шелохнуться, чтобы не получить взыскание.

Газоны – правильные круги и квадраты, и Маша могла бы поручиться, что все травинки на них абсолютно одинаковые с точностью до миллиметра… как минимум.

Что-то ещё насторожило её, и когда за ней и механами с едва слышным шорохом сомкнулись двери лифта, Маша поняла – что. Не было видно ни одного человека или животного, или… хоть кого-нибудь! Вообще никого, словно вымерли все. И было тихо. Настолько глухо и мертвенно тихо, что хотелось кричать…

========== Глава 14. Ласковый профессор ==========

Маша очень старалась увидеть и запомнить как можно больше, но мозг, подобно перегретому механизму, отказывался работать.

Стерильные коридоры, экраны, сенсорные панели, пищащие звуки, издаваемые механами, – всё слилось в сплошную полосу, как будто она кружилась на карусели.

Появлялись другие механы, неотличимые от прежних, обменивались сигналами, направляли на неё какие-то приборы. Маша даже страха не ощущала – лишь усталость и головокружение. И только когда перед ней оказался человек – настоящий человек из плоти и крови (во всяком случае именно так он выглядел) – карусель остановилась и Машины оцепеневшие чувства проснулись. Она даже обрадовалась – в первый момент, но радость была недолгой.

Мужчина, на вид лет пятидесяти, светлокожий, как человек никогда не бывающий на солнце, но тем не менее с лёгким румянцем на чуть дряблых щеках, голубоглазый, в густых каштановых волосах пробивается седина, – он почему-то сразу же вызвал у Маши неприязнь и, пожалуй, страх.

И если насчёт страха ещё можно было сомневаться, то неприязнь определённо оказалась куда сильнее той, что Маша испытывала по отношению к механам.

Наверное, дело было в сочетании холодного цепкого взгляда и приторной улыбки, кривившей слишком яркие, как показалось Маше, губы.

– Рад вас видеть, моя милая! Какое счастье, что вы не пострадали на той ужасной помойке! – объявил незнакомец, простирая к Маше пухлые руки.

Она не шевельнулась и не ответила, но её безучастное поведение и настороженно-враждебный взгляд были восприняты так, словно ничего другого от неё и не ждали и, более того, весьма довольны всем, что она делает или, напротив, не делает.

– Как вас зовут, дорогая моя? Меня вы можете называть профессором, – на этих словах профессор схватил безвольно висящую Машину руку и сжал в своих мягких, но неожиданно сухих и горячих ладонях.

Маша невежливо вырвала руку, буркнув под нос:

– Тогда я – девушка.

– Очаровательно! – развеселился профессор нижней частью лица, в то время как в верхней посреди арктического холода всё ярче разгорался огонёк недоброго интереса.

– Девушка! – наигранно хохотнул он. – А всё-таки, как вас зовут, девушка? – он едва не потрепал Машу по щеке, но она резко дёрнула головой, и мягкая рука плавно удалилась от её лица, а огонёк в глазах профессора стал ещё немного ярче, злее и заинтересованнее.

Этот интерес пугал Машу больше всего. Она подумала, что надо вести себя… скромнее, но поделать с собой ничего не могла, слишком уж отвратителен ей был этот тип.

– Ну что ж, моя милая, – жирным голубем заворковал профессор, мелко перебирая ногами, что только усиливало сходство. – Может быть вас обижает, что я не называю своего имени? Так я о вас же забочусь – оно у меня слишком сложное, заковыристое, я бы сказал! Но если желаете – меня зовут… – с ярких улыбающихся губ профессора сорвались какие-то звуки, которые не только были совершенно непонятны, но ещё и доносились до Маши откуда-то издалека, как через вату.

Она нахмурилась, вслушиваясь изо всех сил, и действительно услышала произнесённые всё тем же медовым голосом совершенно отчётливые слова:

– Владилен Эдуардович.

Причём, когда звучало “Эдуардович”, профессорские губы уже не шевелились…

У Маши и раньше мелькала мысль, что в этом странном непонятном и чуждом мире не должны бы говорить на русском языке, но для того чтобы как следует оформиться этой мысли не достало времени и возможности спокойно её обдумать.

А с другой стороны, русскоязычность местных жителей, включая механов, подспудно подталкивала Машу к предположению, что всё происходящее – сон, бред, морок, наведённый на неё зловещими организаторами Игры.

Но сейчас она вдруг ясно осознала, что вовсе не по-русски они говорят. Просто она воспринимает их речь в переводе. Но как?..

“Игровой модуль остаётся с игроком до окончания Игры и обеспечивает синхронный перевод с любого языка в непрерывном режиме. Приносим извинения за задержку перевода имени собственного. Возникла сложность с подбором аналогии. Виновный будет наказан.”

Маше показалось, что время остановилось, и эти слова, произнесённые уверенно и неторопливо, вторгшиеся в её сознание, как раньше объявление о начале Игры, – заняли всего секунду – никак не больше.

Нет! – обжигающее чувство протеста волной затопило Машу, – не надо никого наказывать!

И тут же чужая боль вспыхнула факелом – где-то совсем рядом, где именно – не понять, и самой боли как таковой Маша не ощущала, но она точно знала, что нечто – нет, всё-таки некто, – корчится в безмолвных спазмах раздирающей боли. Её желания никого не интересовали…

У Маши перехватило дыхание, к горлу подступила тошнота. Да, ещё совсем недавно она испытывала отвращение и чуть ли не ненависть к этому самому “игровому модулю”, но таких мук она ему не желала, нет… Это жестоко, несправедливо!

Кажется, Маша покачнулась да и побледнела должно быть, во всяком случае, её состояние встревожило Владилена Эдуардовича настолько, что он перестал изображать радушного хозяина, встречающего дорогого гостя, а решительно усадил Машу на ближайший стул, быстро налил что-то в высокий стакан и всунул ей в руку.

Жидкость выглядела как вода и ничем не пахла, но доверия всё равно не внушала, тем более что Маша успела заметить: стакан этот был наполнен из большой бутылки с бледно-голубой этикеткой, на которой что-то было написано чёткими, строгими буквами. Что именно – не разобрать, может, конечно, “вода питьевая”, но Владилен Эдуардович кинул цепкий взгляд на этикетку, прежде чем наливать. Так смотрят, опасаясь перепутать лекарства. Может, конечно, по привычке… А если нет?

Под всё тем же цепким взглядом, но теперь уже устремлённым на неё, Маша обхватила губами край стакана, едва коснувшись жидкости, сделала вид, что сглотнула, лихорадочно пытаясь сообразить, как быть дальше.

– Пейте, пейте, голубушка, не бойтесь – не отравлено, – масляно проворковал Владилен Эдуардович, вспомнивший о своих “голубиных” повадках.

Вот только острый, холодный взгляд никуда не делся, а продолжал вонзаться в Машу, отчего она уже заранее чувствовала себя подопытным кроликом… Девушка поёрзала на стуле. Ей и на самом деле хотелось в туалет, так может это даст ей небольшую отсрочку.

– А можно мне… – проблеяла Маша нарочито робко. – Я хочу… в туалет…

– Конечно же, дорогая моя, вам всё можно, – Владилен Эдуардович небрежно махнул рукой в сторону незаметной белой двери. – Но сначала всё же выпейте водички, это пойдёт вам на пользу, – нетерпение придало его ласковой улыбке хищный оттенок, сделав её похожей на оскал.

Маша крепче стиснула стакан и понесла его ко рту, понимая, что на этот раз фокус с имитацией питья у неё не пройдёт. А если выплеснуть содержимое и сделать вид, что разлила случайно, Владилен Эдуардович ей точно не поверит, и что он тогда предпримет знать не хотелось. Совсем.

И тут… – прямо как в кино, в котором в нужный момент всегда “вдруг” что-нибудь происходит, – раздался резкий писк и безэмоциональный голос произнёс:

– Профессор, ваше присутствие необходимо в боксе номер четыре. Зафиксировано резкое изменение жизненных показателей объекта. Повторяю: срочный вызов. Бокс номер четыре…

Владилен Эдуардович досадливо поморщился, прикоснулся к серо-серебристому кружку на груди своего свободного одеяния, напоминающего костюм врача-хирурга, и голос оборвался.

Маша смотрела на него откровенно заинтересованно – старательно делала вид, что только этот интерес и помешал ей опустошить стакан. Ну и ещё… она снова поёрзала и взгляд её стал жалобным и преданным одновременно. Мол, я всё для тебя сделаю, выпью хоть всю бутылку, только в туалет отпусти!

– Я скоро вернусь, дорогая моя, – пообещал Владилен Эдуардович, нажимая что-то на стене, отчего белая дверь с едва слышным шорохом уехала в стену, открывая вид на стерильно блестящий санузел.

Напоследок профессор окинул Машу ласково-хищным взглядом, каким волк мог бы смотреть на ягнёнка, и быстро выскочил в коридор, не забыв закрыть за собой дверь.

========== Глава 15. Неожиданная встреча ==========

Оставшись одна, Маша быстро осмотрелась. Интересно, здесь есть камеры наблюдения? Может и нет, ведь это, кажется, кабинет этого мерзкого профессора, а не бокс для подопытных… животных. Но тогда странно, что он так легко её здесь оставил.

По пути в ванную Маша поинтересовалась этикеткой на той бутыли, из которой Владилен Эдуардович налил ей “водички”. Крупный шрифт названия складывался в одно незнакомое и непонятное слово; ниже, очень мелко, было напечатано много чего интересного: состав, рекомендуемые дозы и тому подобное. Но времени на столь занимательное чтение не было, и Маша устремилась дальше – к стерильной чистоте непривычных, но всё же интуитивно узнаваемых приспособлений.

Одно ясно – это точно не вода! – думала Маша, выливая в раковину содержимое стакана и вновь наполняя его водой из-под крана. Оставалось только надеяться, что хотя бы в водопровод здесь ничего не добавляют. Хотя… эти – могут, – думала Маша, опустошая уже второй стакан. Запросто могут. Но тут уж ничего не поделаешь – пить-то надо.

Единственный выход – закончить раунд, признать своё поражение и, судя по всему, скоро придётся это сделать. Но пока ей ничего не угрожает, надо использовать любую возможность, чтобы хоть что-то узнать, понять, выяснить.

Дверь, через которую вышел профессор, как и следовало ожидать, оказалась заперта, и ни уговоры, ни попытки насилия не произвели на неё впечатления.

Маша вернулась в ванную комнату – там, на противоположной от входа стене, за перламутрово-розовой ёмкостью, похожей на мини-бассейн, на стене угадывались очертания дверного проёма. Едва заметный контур, на который Маша поначалу не обратила внимания, и впрямь оказался дверным проёмом, да к тому же – вот ведь удача! – здесь не было никаких запоров.

Часть стены просто растворилась от одного прикосновения, хотя скорее всего, никакой стены не было вовсе, а была лишь иллюзия, создающая её видимость.

Спальня, ещё какая-то комната и ещё… Роскошно-вычурная обстановка, говорившая о немалых амбициях и полном отсутствии вкуса, разительно отличалась от всего, что Маше уже довелось увидеть в этом негостеприимном странном мире.

Она вихрем промчалась через личные апартаменты Владилена Эдуардовича и оказалась в коридоре, опасливо удивляясь лёгкости, с которой удалось это проделать.

Маша попыталась вернуться обратно – дверь не поддалась. Ага… понятненько… Изнутри открывается свободно, а снаружи – не пускает.

Ну что ж… может это и не ловушка, и ей удалось выбраться из кабинета в результате удачного стечения обстоятельств и некоторой небрежности профессора…

Маша осмотрелась. Если от “королевских покоев” Владилена Эдуардовича веяло удушливой приторно-карамельной сладостью, то от этого теряющегося вдали коридора – ледяным бездушным холодом. Они были словно из разных миров, но в то же время удивительным образом отлично сочетались друг с другом.

Маша непроизвольно прижала сумку к груди и медленно двинулась вдоль матово поблёскивающей стены, мимо закрытых дверей, каждая из которых таила неведомую опасность. Здесь она чувствовала себя ещё более одинокой, чем на той пустынной свалке, когда думала, что, может статься, в этом мире нет ни единого живого существа, кроме неё.

Надо взять себя в руки. Продержаться здесь несколько дней она явно не сумеет, значит, можно расслабиться и… открыть первую попавшуюся дверь, – вдруг получится? А не получится, – так вон их сколько. Надо идти…