Текст книги "Бог Ярости (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

Не хочу вспоминать о наших некогда близких отношениях, которые я разрушил собственными руками.

Когда-то мы спали в одной постели, и он рассказывал мне все, включая подробности, которые я не хотел слышать.

А потом все рухнуло. Включая мой разум.

– Серьезно, что ты здесь делаешь? – спрашиваю я с большим раздражением, чем обычно.

Возможно, это связано с тем, что в последнее время у меня очень сильно сдают нервы.

– Я действительно просто хочу проверить, как ты. Мама звучала взволнованно.

Я ненадолго закрываю глаза.

– Я в порядке.

– Конечно, Брэн. Если ты будешь повторять себе это достаточно часто, то, возможно, в конце концов поверишь в это.

– Что ты имеешь в виду? – я сужаю глаза, но он не смотрит на меня.

Он физически отталкивает меня с дороги, шагая к моему холсту.

Дерьмо.

Блять.

Черт возьми.

Пот струйками стекает по моей спине, пока брат смотрит на бессистемные мазки на холсте. Если бы это был кто-то другой, я бы не стал так волноваться, но речь идет о моем гениальном брате-близнеце.

Лучший ученик художественной школы КЭУ и подающий надежды скульптор, получивший множество наград за свои дьявольски детализированные статуи.

Его голова наклоняется в сторону, когда он изучает холст, и мне хочется подскочить к нему и спрятать. Я хочу пропитать его черными чернилами. Но не сделаю этого, иначе Лэн почувствует, что что-то серьезно не так.

Есть две вещи, которые пугают меня до смерти.

Мое отражение в зеркале и Лэндон.

– Это… чертовски блестяще, – он присвистывает.

Моя грудь сжимается так, что я едва не падаю. Лэн не хвалил ни одну мою картину нарисованную за последние… восемь лет.

Его предыдущие описания моих работ были язвительно-критическими.

Крайне посредственно.

Изнурительно утомительно.

Ужасающе неоригинально.

Исключительно скучно.

Ужасающе скучно.

Скучно.

Скучно.

Скучно.

Это мой брат-близнец, дамы и господа. Он не стесняется говорить мне, насколько я плох по сравнению с его потусторонним талантом.

И неважно, что мои работы нравятся моей маме-художнице с мировым именем и профессорам. Неважно, сколько наград я получил за свои технически совершенные картины природы.

Лэну никогда не нравилась ни одна из них. Ни одна.

– Это просто случайная работа, – бормочу я, борясь со своими эмоциями, когда делаю шаг к холсту, желая опустить его и спрятать все, что на нем изображено.

По какой-то причине я чувствую себя перед ним полностью обнаженным. Как в ту ночь, когда он обнял меня в последний раз.

Брат берет меня за плечо и поворачивает так, что мы оба смотрим на хаос красного и желтого. Огненный взрыв, который произвели мои пальцы в ответ на хаос, царящий в моем сознании.

– Если это случайность, то делай это постоянно, Брэн. Серьезно, это твоя лучшая работа за долгое время, – он сжимает мое плечо. – Я же говорил тебе, что все наладится, если ты перестанешь сковывать себя.

Я напрягаюсь.

Нет. Я все еще сковываю себя. Я не могу перестать это делать.

Я контролирую себя.

Контроль.

Контроль.

Контроль.

Он разворачивает меня лицом к себе, когда я уже готов сорваться и покатиться по этой мерзкой дороге.

Его глаза сужаются.

– Пожалуйста, скажи мне, что это не потому, что ты вернулся к Кларе.

– При чем тут она…? – иногда я забываю, что мы вместе. Я постоянно придумываю всякие отговорки, чтобы не встречаться ночью или даже днем, и в качестве компенсации посылаю ей дизайнерские сумки и туфли.

– Она выставляет тебя напоказ в своем IG, как шлюха, привлекающая внимание.

– Лэн! Это слишком грубо.

– Ну, она такая. И золотоискательница тоже, – он хмурится. – Хоть убей, но никогда не пойму, какого черта ты продолжаешь возвращаться к этой сучке. Она изменяла тебе, много раз, и она настолько токсична, что наркотики кажутся радугой с единорогами по сравнению с ней.

– Слишком красноречиво из уст короля токсичности.

Он фыркает.

– Классический ход Брэна.

– Что?

– Всегда уходишь от темы, братишка. Бежишь, прячешься и уклоняешься от разговора, когда что-то приближается слишком близко к тебе. Это творит с тобой чертовы чудеса.

Я заставляю себя улыбнуться.

– Если ты закончил, будь добр, убирайся.

– Расстанься с ней, Брэн. Я серьезно. Если эта сучка причинит тебе боль еще раз, я возьму все в свои руки, и мы оба знаем, чем это закончится.

И он выходит из студии.

Я продолжаю смотреть на дверь еще долго после его ухода.

Его слова звучали так, будто ему не все равно, или будто он делает это ради меня, но нет. Лэн всегда воспринимал меня как продолжение себя, поэтому он мстит Кларе не ради меня. Это ради него, чтобы не выглядеть слабым.

Мой взгляд падает на холст, и я стону. Я так рад, что Лэн не увидел определенного силуэта. Но я-то вижу.

Четко.

Посреди вулканического хаоса стоит фигура – высокая, мускулистая и яростная.

Моя рука дрожит, когда я провожу ею по лицу.

Блять.

Что, черт возьми, со мной происходит?

И как я могу это остановить?

Глава 8

Брэндон

Неделю спустя я пошел в местный паб с друзьями.

Только для того, чтобы не слишком зацикливаться и… не наделать того, о чем потом пожалею.

Болтовня разносится вокруг нас, пока мы обмениваемся напитками. Нас усаживают за большой стол в центре, окруженный столиками поменьше.

Несколько пожилых местных жителей сидят за барной стойкой, обсуждая свой урожай, попивая пинту пива.

Небольшая вечеринка в самом разгаре, а Реми, как всегда, выступает в роли клоуна. Он скачет туда-сюда с бокалом в руке, словесно переругиваясь с двумя нашими подругами детства, Авой, которая примерно ровесница Глин, и Сесили, которая на год старше.

Мой кузен Крей тоже здесь, но он, кажется, больше занят своим телефоном. Анника, новая соседка девочек по комнате и младшая сестра Джереми, пытается завязать с ним разговор, но он не удостаивает ее ответом.

Однако он точно слушает, потому что поднимает глаза всякий раз, когда она замолкает.

Я все еще немного раздражен тем, что Аннику с недавних пор добавили в нашу компанию. Она милая, но факт остается фактом: она представляет Язычников, поэтому к каждого места, куда мы ходим, выставлена охрана.

Я бы предпочел, чтобы мне больше не впихивали в глотку Язычников.

Правда, есть одна небольшая проблема. Я вроде как сблизился с Мией Соколовой. Или она просто использует меня, чтобы сблизиться с Лэном, как делают все девушки, кроме Клары.

Мне нравится ее общество, и она хороша в настольных играх, так что, думаю, мы будем встречаться столько, сколько она захочет. У меня дома. Я ни за что на свете не переступлю порог особняка Язычников.

Не после того, как я был там в последний раз.

Не думай об этом.

Перестань думать об этом.

Легко сосредоточиться на людях вокруг меня, но полностью присутствовать при этом все равно сложно. Поэтому я пригубляю третью рюмку, повторяя за Глин, которая сидит напротив меня и тоже чертовски хочет напиться до коматозного состояния.

Она только что очень невнятным голосом предложила поиграть в «Я никогда не». Может быть, мне пора закругляться и отвезти ее обратно в квартиру, которую она делит с девочками?

Только мне тоже нужно выпить. Еще немного, и мы уйдем.

Реми держит воображаемый микрофон.

– Я начну первым.

Сесили откидывает назад свои серебристые волосы и обвиняюще тычет в него пальцем.

– Ты всегда первый.

– Верно, – Ава выпячивает грудь. – Глин предложила эту игру, так что пусть она и начинает.

– Какую игру?

Я чуть не выплюнул полный рот алкоголя. Это не из-за Киллиана, парня моей сестры, который только что произнес это последнее предложение.

Даже близко нет.

Волоски на моей шее встают дыбом, и, хотя я не могу видеть его целиком, я могу различить фигуру Николая, стоящего рядом с Киллианом. Его волосы распущены, густые и гладкие спадают на плечи.

На этот раз он одет в черную футболку и джинсы, низко свисающие на бедрах. Хотя сейчас не совсем лето, куртки на нем нет. Забитые рукава татуировок тянутся из-под футболки к тыльным сторонам рук.

Я не могу перестать смотреть на него.

И чем больше я смотрю, тем быстрее мое горло наполняется другой тошнотой. Той, которая ошеломляет, но не вызывает желания удариться головой о стену.

Она толкает меня на гнусные поступки.

Вниз по неизвестным дорогам.

Перестань смотреть.

Перестань смотреть.

Я заставляю себя сделать глоток напитка и сосредоточиться на сестре, которая смотрит на Киллиана.

– Что ты здесь делаешь?

Он отталкивает кузена перед собой.

– Николаю было скучно, поэтому я взял его на прогулку.

– Пошел нахрен, ублюдок. Я не собака. Кроме того, это ему было настолько скучно, что он начал крушить все дерьмо вокруг, – говорит Николай, а затем обращается к Глин. – Меня вытащили против моей воли, потому что он отказывается признавать, что скучал по тебе.

– Семантика, – говорит Киллиан. – Мы можем к вам присоединиться?

Вся прежняя суматоха стихает, и я слышу в своем мозгу звук конца света.

Тик.

Он выглядит как убийца.

Тик.

Он не смотрит на меня.

Тик.

Он не смотрит на меня.

Нахлынувшая тошнота утихает, и меня охватывает знакомое чувство этого облажавшегося в эпических масштабах Брэндона.

Под ногами вспыхивают черные чернила, и я чувствую, как у меня сводит живот.

– Да, конечно! – отвечает Ава. – Чем больше, тем лучше.

Киллиан приносит стул и садится рядом с моей сестрой, а Николай опускается рядом с ним.

Напротив меня.

Нас разделяет всего лишь стол, но он так и не взглянул на меня с тех пор, как пришел. Ни разу.

Киллиан и Глин шепчутся друг с другом, и я знаю, что должен присматривать за сестрой, но понял, что ей безразлично наше мнение. Скорее всего, она любит Киллиана.

А вот Лэн, очевидно, с этим не согласен, и именно из-за того, что он похитил Киллиана и пытал его, я оказался в особняке Язычников.

Это все из-за него.

Классно. Во всем виноват Лэн. Это творит чертовы чудеса, как он и говорил.

Киллиан наконец перестает пытаться трахнуть мою сестру и спрашивает:

– Так во что мы играем?

– «Я никогда не», – говорю я, не узнавая своего голоса. – И Глин начинает.

Она поднимает рюмку.

– Я никогда не делала ничего противозаконного.

Николай пожимает плечами и опрокидывает рюмку. А я сжимаю пальцами свою. Конечно, он делал что-то незаконное. Само его существование должно быть незаконным.

Он так чертовски раздражает.

Зачем ему понадобилось снова появляться в моем пространстве?

Крейтон тоже выпивает, похоже, прекратив свою одержимость телефоном.

– Что ты сделал… – спрашивает Анника, затем сглатывает и смотрит на Николая. – Николай?

Он смотрит на нее и подмигивает.

– Ты знаешь, о чем я.

Я сужаю глаза, глядя между ними. Они что, вместе? Или были?

Боже правый. Разве она не сестра его лучшего друга и не едва ли доступна?

Но, если судить по всем постам, в которых его отмечают, он часто попадается как с мужчинами, так и с женщинами, висящими у него на руке. И это продолжается уже много лет.

Не то чтобы я специально проверял…

Мои мысли обрываются, когда Ава выпивает шот, привлекая всеобщее внимание.

– Что незаконного ты сделала? – спрашивает Сеси.

– Простите, сучки, нет такого правила, согласно которому я должна объясняться. Надо было заранее это предусмотреть.

Реми поднимает свою рюмку, затем выпивает ее одним махом со словами

– А-а-ах. Наркотики, эти мерзкие маленькие засранцы.

– Почему ты не пьешь? – Глин спрашивает Киллиана.

– Потому что я не признаюсь в том, что делал что-то незаконное. Мои отец и дед – адвокаты, большое спасибо.

– Это так не работает.

– У тебя есть доказательства того, что я совершил что-то незаконные?

– Неважно.

Он шепчет ей что-то на ухо, и она становится ярко-красной. Смотреть на это немного неприятно, но не так сильно, как присутствие парня рядом с Киллианом, которого я притворяюсь, что не замечаю

И который по-прежнему не смотрит на меня.

– Твоя очередь, – говорит она своему парню.

Он делает паузу, но лишь на мгновение.

– Я никогда не был влюблен.

Ава делает глоток, а я с жалостью наблюдаю за ней, покручивая пальцами свою рюмку. У моей бедной подруги была самая ужасная история любви на свете. Не то чтобы я верил в это чувство.

В конце концов, любовь – это всего лишь иллюзия, придуманная глупыми людьми, которые жаждут общения.

В реальности ее не существует.

Моя кожа покрывается мурашками, а в груди поселяется ощущение, что за мной наблюдают.

Я поднимаю голову, и впервые за несколько недель мои глаза встречаются с жестоким придурком, который не имеет права смотреть на меня с… вызовом.

Что, черт возьми, это значит?

Как мне показалось, ты возбудился, когда смотрел на меня. А не на нее.

Именно эти слова привели меня в состояние эпической потери контроля, и по какой-то причине это чужое чувство возвращается снова.

Мышцы напрягаются, и я выхватываю рюмку, затем одним махом выпиваю ее и вздрагиваю от жжения в горле.

Глаза Николая взрываются мириадами яростных вспышек, и от него волнами исходит ярость.

Мне вдруг становится трудно глотать, и я с трудом подавляю желание прочистить горло.

Незнакомый гнев пульсирует во мне, пока он продолжает смотреть на меня.

Чего, черт возьми, он ожидал?

Какого черта он вообще от меня чего-то ждет?

Глин поднимает рюмку, но прежде чем успевает ее выпить, Киллиан забирает ее и говорит:

– Ты пьяна. Я выпью.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Обморок, – Анника смотрит на них с глупой ухмылкой на лице.

Ей семнадцать, и она пропустила целый учебный год, чтобы поступить в колледж в таком юном возрасте, верно? Я знаю, что Николаю всего девятнадцать – серьезно, он еще ребенок, – но он не стал бы ничего с ней делать, когда она была/есть несовершеннолетней, верно?

Я имею в виду, что возраст согласия в Великобритании – шестнадцать лет, но они же американцы. Разве там не восемнадцать…?

Кроме того, он бы не поступил так со своим лучшим другом, верно?

Мое горло сжимается, и на этот раз мне приходится незаметно прочистить его от наплыва отвратительной тошноты.

Верно?

– Нам нужно перевести игру на новый уровень, – Николай протягивает рюмку, и я смотрю на него, сердце колотится так сильно, что кажется, у меня случится сердечный приступ.

– Я никогда не трахался и не экспериментировал с кем-то своего пола, – он украдкой смотрит на меня, а затем выпивает свою рюмку.

Мое сердце гулко бьется за грудной клеткой, а пальцы судорожно сжимают рюмку. Дыхание вырывается из моих легких с прерывистыми интервалами.

Блять. Блять. Блять.

– А поцелуй считается? – спрашивает Ава, и он кивает. Глаза устремлены на меня.

Перестань смотреть на меня.

Просто перестань.

Кажется, меня сейчас стошнит на глазах у всех, и я унижусь самым худшим из возможных способов.

– Ну и черт с ним, – Ава выпивает шот.

Реми задыхается, как король драмы.

– Эта сучка действительно хочет, чтобы ее сегодня убили.

Киллиан поднимает рюмку, а Глин смотрит на него вопросительным взглядом.

– Не смотри так, будто сейчас упадешь в обморок, маленький кролик. Ты действительно веришь, что все эти извращения были проделаны только с женщинами? Я часто экспериментировал.

Пока он пьет, она тоже берет рюмку и выпивает ее одним махом.

Что…? Моя сестра сделала что…?

– Не удивляйся, Килл. Я тоже часто экспериментировала.

Я выдыхаю. Ладно, значит, это была ложь, чтобы позлить Киллиана. Она бы рассказала мне, если бы это было так. Мы близки.

Я так думаю.

По крайней мере, надеюсь, что это так.

– Больше никто? – Николай играет со своим пустым стаканом, бросая провокационный взгляд в мою сторону.

Я смотрю на препирающихся Реми и Аву, а затем на свои ноги, и мое внимание остается на них. Смотрю на чернила, поглощающие мои туфли.

И все же я чувствую на себе его взгляд, напряженный и безапелляционный.

Тик.

Ты выставишь себя дураком.

Тик.

Игра окончена, Брэн. Все увидят, какой ты обманщик.

Он негромко хмыкает, и я не могу удержаться от того, чтобы не бросить на него взгляд, когда он засовывает сигарету между губами и встает.

– Чертовы зануды. Я ухожу отсюда.

Мне приходится крепче сжать стакан, чтобы он не дрожал. Мой взгляд следит за его бесстрастными движениями, когда он идет к выходу, прикуривает сигарету и выпускает в воздух облако дыма.

Вместо того чтобы чернила исчезли с моих ног, они поглощают их, затем устремляются вверх по моим голеням и обволакивают колени, пока не становятся всем, что я могу видеть и чувствовать.

Черные чернила.

Чертово проклятье.

Сердце замирает почти летаргически, и я делаю еще один глоток, чтобы заглушить его.

– Фух, это было очень напряженно, – говорит Анника. – Серьезно, Килл. Не приводи его в следующий раз. Он страшный.

– Ты уверена, что это не потому, что он может настучать твоему брату?

Она неловко смеется.

– Не будь смешным. Мне нечего скрывать от Джера.

– Хах, ага, – отвечает Киллиан.

Я хочу спросить, что ей нужно скрывать. Почему она называет его страшным, если они были вместе…?

Хватит.

– Так кто следующий? – спрашиваю я, пытаясь не обращать внимания на весь этот хаос.

– Я! – Анника смотрит на Киллиана. – Мне никогда не сосали член.

– Это, блять, низко, – хнычет Реми, но выпивает.

Мы с Киллианом тоже выпиваем.

– Подождите минутку, – Реми смотрит на Крея. – Почему ты не пьешь, Крей-Крей? Ты что, пропускаешь этот раунд? – мой кузен качает головой, а Реми вскидывает руку вверх. – Тогда пей, Иисус, блять, Христос, пожалуйста, отпрыск, скажи, что тебе хотя бы раз сосали член?

Когда Крей не отвечает, Реми плюхается на стул с большей театральностью, чем нужно.

– Думаю, мне нужна медицинская помощь. Мое собственное отродье потеряно, а я и не знал. Я теряю годы своей жизни, говорю вам.

– Что такого особенного в том, чтобы тебе отсосали член? – спрашивает Крей.

– А что такого особенного в солнце? Луне? Экосистеме? Я могу продолжать бесконечно. Господи, Крей, из-за тебя я выгляжу плохим учителем.

– А ведь так оно и есть, – Сесили корчит ему рожицу, и все продолжают разговаривать, препираться и смеяться.

Веселиться.

Я отключаюсь.

Я смеюсь, когда они смеются, но не понимаю, что происходит вокруг меня.

Туман окружает меня и просачивается под кожу, пока я не могу дышать.

Я выпиваю еще две рюмки, но не могу полностью отключиться.

Этого недостаточно.

Ничего недостаточно.

Я не могу дышать.

Пожалуйста, остановитесь.

Я трясу головой, безуспешно пытаясь стряхнуть черные чернила, набухающие внутри.

Когда Киллиан решает отвезти Глин домой, я жду несколько минут, а потом придумываю отговорку, что чувствую себя не в своей тарелке.

Больше похоже на то, что я раздавлен собственной головой.

Я, спотыкаясь, выхожу из паба, голова плывет, а зрение затуманено. Я натыкаюсь на группу людей и извиняюсь – или мне кажется, что извиняюсь, – пока иду кривыми шагами.

Огни мерцают и превращаются в крошечные расплывчатые точки, удаляясь все дальше и дальше.

Как и мой гребаный рассудок.

Раньше я гордился тем, что полностью контролирую ситуацию. Над чем угодно.

Над кем угодно.

Пока в моей жизни не появился этот ублюдок.

И теперь я не знаю, как вернуть этот контроль.

Мне он нужен, иначе все будет кончено.

Всему, блять, придет конец.

Я натыкаюсь на кого-то и отступаю назад на подкашивающихся ногах.

– Простите…

– Смотри, куда идешь, гребаный пиздюк! – парень хватает меня за воротник рубашки, трясет несколько раз, и я вижу звезды.

Похоже они американцы. К черту этих парней. Почему они не могут просто оставаться в Америке и оставить меня в покое?

– Тебе лучше извиниться, или я тебя убью, – угрожают он и его близнец.

О, подождите. Это же тройняшки.

Это из-за алкоголя, верно?

Его друзья пытаются оттащить его от меня, но он только крепче прижимает меня к себе до тех пор, пока я не могу дышать.

Я мило улыбаюсь, как очень правильный человек, а потом бормочу:

– Пошел ты.

Он поднимает кулак, и я закрываю глаза. Может быть, мне это нужно, чтобы я либо отключился, либо наконец-то пришел в себя.

Я жду удара, но он так и не наступает.

Пальцы исчезают с моего горла, и я в полном ужасе наблюдаю, как Николай заезжает кулаком по лицу парня, отправляя его в полет.

Кровь хлещет из его носа и рта, а сам он корчится на земле. А потом Николай поднимает его за футболку и бьет снова.

И снова.

А потом пинает.

Когда остальные пытаются вмешаться, он наносит им длинную череду ударов кулаками по лицу.

Он в бешенстве. Безумии.

Он сумасшедший.

И все же, когда я стою здесь, единственное чувство, которое меня охватывает, – это глубокое облегчение.

Он не ушел.

Он вернулся.

Глава 9

Николай

Это определенно не то, чем кажется.

Я не болтался по окрестностям паба, не курил и не размышлял о том, как бы подраться и надрать задницу каким-нибудь ублюдкам.

Ладно, именно это я и делал.

Но следующая часть определенно не такая, какой кажется.

Я избил этих парней не потому, что какой-то ублюдок случайно схватил Брэндона за рубашку или попытался ударить его.

Или сделать ему больно.

Прямо у меня на глазах.

Да, я заехал кулаком по лицу Брэндона, когда видел его в последний раз, но только я имею на это право.

В общем, эта кучка придурков стала жертвой моего плохого настроения, потому что случайно оказалась рядом.

Не потому, что я преследовал Брэндона как жуткий сталкер или что-то еще столь же глупое.

Ладно, может, и преследовал, но всего два квартала. Может, три.

Ладно. Пять.

Но это все неважно.

Важно то, что я могу украсить свою руку их жалкой кровью. Ублюдок, схвативший Брэндона за рубашку, сейчас разбрызгивает кровь по земле, находясь в полубессознательном состоянии, а я усмиряю его друзей.

Один из них убежал, но что ж, зато двумя другими у меня руки заняты. Я бью и пинаю их, наслаждаясь звуком трескающихся под моими пальцами костей.

Нет ничего более приятного, чем власть над какими-то ублюдками, оказавшимися не в том месте и не в то время.

Красная дымка застилает мне зрение, пока я продолжаю, продолжаю и продолжаю мучить их, пока они не осознают, что я действительно могу их убить – с огромной вероятностью, – тогда они хватают друг друга и убегают с места преступления.

Они хромают, кряхтят и ругаются по пути, наверное, только в больницу. Возможно, в полицию, но сейчас мне на это наплевать.

На самом деле, возможно, мне не стоило их отпускать и вместо этого познакомить их со своим создателем.

Красное все еще застилает мне зрение, когда я замечаю, что вокруг собрались зрители с выпученными глазами, и некоторые из них, вероятно, снимали все это, учитывая телефоны.

Я бросаю на них свой фирменный «свалили» взгляд, и они медленно расходятся, опускают головы и продолжают свой разврат.

Теперь мне нечем отвлечься от истинной причины этой чертовой уловки. Я бы соврал, если бы сказал, что раньше не провоцировал насилие без причины, но в этот раз это точно не было случайностью.

Все из-за того засранца, за которым я следил периферийным зрением, даже когда мои пальцы были в крови.

Обычно я ничего не вижу сквозь приятный красный цвет. Но в этот раз я был больше сосредоточен на Брэндоне и на том, потеряет ли он сознание или сбежит.

Он не сделал ни того, ни другого.

Все это время он стоял на месте, его глаза были широко раскрыты, зрачки расширены, а губы раздвинуты.

Его взгляд встретился с моим и остался на месте, не пытаясь избегать моего, как он обычно делает.

Должно быть, он чертовски пьян, потому что смотрит на меня с открытым ртом, без своего напускного презрения.

К черту этого парня, серьезно.

Мне надоели его идеально отглаженные брюки, заправленные рубашки и кожаные туфли. Мне надоело то, что он вроде бы все контролирует, но иногда выглядит безнадежно потерянным.

Как сейчас.

Его безупречный образ золотого мальчика трещит по швам – полностью из-за алкоголя, который он пил все время, пока я был там, – и розовый румянец покрывает его щеки.

Несколько прядей выбились из его уложенной прически, придавая ему суровый вид. Непокорный. Можно с уверенностью сказать, что он не попал под жесткие чары своего стального контроля.

По крайней мере, временно.

На мгновение.

Еще несколько недель назад я был бы на седьмом небе от счастья, но сейчас мне нужно сохранять дистанцию, прежде чем я в коне концов ударю его.

Он и так изрядно потрепал мне нервы, делая все не так в пабе. Начиная с того, как он притворился, что я невидимка, и заканчивая тем, что сказал, что был влюблен, и отрицал то, что мы вообще что-то делали.

Каждую. Блять. Вещь.

А теперь мне нужно уйти, чтобы не придушить его к чертовой матери.

Вот почему я держался в стороне. Вот почему я удалялся из любой ситуации, в которой он находился, или из любой среды, где он мог бы быть.

Я вижу его и загораюсь.

Чем сильнее я старался держаться подальше, тем сильнее становилась моя одержимость им.

Я просто не могу ничего с этим поделать.

Когда я прохожу мимо него, то останавливаюсь, провожу двумя пальцами под его челюстью и неуловимо приподнимаю ее, заставляя его рот наконец-то закрыться.

– Может, хватит пялиться, а то я подумаю, что ты в меня влюбился или еще что-нибудь столь же безумное.

Я жду, что он оттолкнет меня, но алкоголь, должно быть, отупляет его мозг, потому что он просто смотрит. Не моргая. Его адамово яблоко подпрыгивает вверх-вниз при глотании, а дыхание только что участилось?

Мне требуется немало сил, чтобы отдернуть пальцы, и тут я замечаю, что оставил пятнышки крови возле его челюсти. Мне приходится подавить стон при виде этого зрелища, поэтому я маскирую его ухмылкой.

– Упс, заляпал кровью твое блестящее личико. Виноват.

Я даже не пытаюсь извиниться, отводя от него взгляд и продолжая свой путь. Мне нужно уничтожить еще несколько вещей. Есть идея заставить Джереми дать мне задание, где я смогу помучить несколько человек и вселить страх перед дьяволом в их души…

Что-то тянет меня за футболку, и я хмурюсь. Если один из этих жалких ублюдков вернулся за добавкой…

Мои мысли обрываются, когда я вижу два длинных пальца, вцепившихся в ткань так крепко, что она растягивается под давлением.

Я смотрю на Брэндона, и то, как он смотрит на меня, делает со мной то дерьмо, которое я определенно не одобряю. Он похож на побитого щенка, что совсем не похоже на его обычный образ снисходительного засранца.

– Спасибо, – шепчет он мягко, почти воздушно.

К черту этого мудака и его глубокий голос.

Я должен убираться отсюда.

Нет. Не должен. Сейчас это чертовски необходимо, иначе я действительно могу наделать дерьма, о котором потом буду жалеть.

И Джера здесь нет, чтобы контролировать меня.

– Я сделал это не ради тебя. Мне просто хотелось кого-то ударить, а он случайно оказался рядом, – я снова начинаю идти, но он сильнее натягивает мою футболку. – Что на этот раз? – огрызаюсь я.

Ему нужно убрать от меня руку, потому что она наталкивает меня на дерьмовые мысли.

И ни одну из них он не одобрит.

Брэндон сглатывает, и мой взгляд устремляется прямо на его адамово яблоко. Он делает это снова, словно давая мне шоу, которое я хотел, а затем прочищает горло.

– Ты… ты получил сообщения, которые я тебе отправил?

– Да, и что?

– Почему ты не ответил?

– А с чего бы? Я должен был радоваться и устраивать вечеринку, потому что всемогущий Брэндон Кинг наконец-то признал мое существование, решил, что я больше не отвратителен, и написал мне? Смирись со своим бесполезным гребаным «я».

Его челюсть сжимается, и он отпускает меня.

– Не будь мудаком. Я извинился за то, что мне кажется недоразумением. Я… не считаю, что ты отвратителен из-за своей сексуальной ориентации. Я бы никогда так не подумал.

– Спасибо ни за что, – на этот раз я чертовски хочу уйти.

Потому что в отличие от ублюдка Брэндона, который может врать сквозь зубы во время бесполезной игры и держать себя в руках, у меня нет никакого хладнокровия.

И мне нужно уйти, пока я не сделал что-то, о чем буду жалеть утром. Я даже не жалел о том, что сделал до злополучной встречи с этим чертовым обаяшкой.

Брэндон встает передо мной, или, скорее, покачивается, поскольку он пьян как матрос. Но в его словах есть лишь едва заметная невнятица, как будто он может сохранять контроль несмотря на то, что накачан спиртным.

– Какого хрена ты теперь хочешь? – усмехаюсь я. – Ты сегодня нехарактерно навязчив.

– Я хочу тебя кое о чем спросить.

– С чего бы мне отвечать? Мы ведь не друзья, цветок… – обрываю я себя, прежде чем назвать его так.

Конечно, этот ублюдок заметил мою оговорку несмотря на то, что был пьян, потому что его губы подергиваются.

Иисус, блять, Христос.

Я знаю, что должен злиться – во всяком случае, поддерживать этот образ, – но невозможно сдерживать гнев, который я оставил тлеть глубоко внутри, когда он улыбается.

Он действительно улыбается, не притворяясь, его губы изгибаются, а глаза смягчаются. Он выглядит счастливым, хотя я мог бы поклясться, что этому засранцу неведомо это чувство.

Это из-за алкоголя, не так ли?

Кроме того, какого хрена у меня болит в груди?

Может, мне стоит провериться, потому что это дерьмо серьезно беспокоит.

Его улыбка исчезает так же быстро, как и появилась, и мне хочется засунуть руку ему в горло и вытащить ее оттуда. А потом сделать фотографию и сохранить ее навсегда.

– Ты собираешься что-то сказать или так и будешь стоять и пялиться на меня, как гад? – спрашиваю я, используя слова, которые он часто бросал в мою сторону.

Он поджимает губы. Не очень-то приятно, да, урод?

– Просто скажи мне… у тебя что-то было с Анникой?

– Что за черт? Она как ребенок для меня, – я сужаю глаза. – Почему ты спрашиваешь? Тебе лучше не впутывать ее в свои дурацкие игры, или я лично помогу Джереми уничтожить тебя.

Моя кровь бурлит при одной только мысли об этом. Я еще даже не забыл о Кларе, а теперь он хочет Аннику.

Нет, черт возьми, нет.

Да пошло оно.

Я задушу его на хрен.

– Нет, нет, – торопливо говорит он. – Она слишком молода, а я не… я не люблю тех, кто едва достиг совершеннолетия.

Его глаза ярко блестят, и я подхожу ближе, пытаясь понять его.

– Ты ведь знаешь, что мне скоро исполнится двадцать?

Еще одна его улыбка едва проглядывает, и я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, чтобы запомнить этот образ, но он подавляет ее типичным притворством мудака.

– Ты все еще намного моложе меня.

– Намного? Всего три года.

– С половиной.

– С половиной. Господи. Мы все еще в одном поколении, черт возьми. Тебе нужно немного остыть, чувак.

Он хмурится, его губы выдвигаются вперед – чертовски восхитительно.

– Я тебе не чувак.

– Иииии ворчливый Брэндон Кинг делает потрясающее камбэк! – я качаю головой. – Ты просто никогда не разочаровываешь, да?

– Ну, может, тебе стоит перестать давать мне все эти прозвища.

– Какое из них твое любимое? – я подхожу ближе и вдыхаю виски из его рта. Но алкоголь – не единственное, что я чувствую. Меня душит мускус, исходящий от его раскрасневшейся светлой кожи, и нотки клевера и цитрусовых в его чертовых волосах. Черт, его волосы так хорошо пахнут.

Точно ли это не я пьян?

Видимо, мне плевать на свою решимость, потому что я шепчу: