Текст книги "Бог Ярости (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Черт, малыш, – я задыхаюсь. – Зачем это было нужно?

– Я хотел сделать это с тех пор, как увидел тебя, – он гладит меня по щеке. – Позволь мне спуститься. Я умоюсь и приготовлю ужин.

– Ни за что на свете я не отпущу тебя после этого. Пристегнись, малыш. Коля хочет передать тебе привет.

Я отношу его в спальню, и его смех эхом отдается в воздухе.

Однажды, и я имею в виду очень, очень скоро, Брэн не будет довольствоваться только поцелуями за закрытыми дверьми.

Он будет гордиться тем, что находится со мной, так же как я – тем, что нахожусь с ним.

Что за…?

Я замираю, почувствовав тяжесть на плече и уютное тепло, прижавшееся к моему боку.

Последнее, что я помню, – как сидел на полу, прижавшись спиной к стене, в ожидании Брэна. Он сказал, что опаздывает, потому что встречается со своими братом и сестрой, и можете не сомневаться, что я ворчал и выходил из себя из-за того, что мне пришлось делить его с кем-то. И что с того, что они его брат и сестра?

Это уже становится трагедией.

Прошла неделя с того дня, как он поцеловал меня до потери сознания после того, как я выследил его, а затем трахнул как сумасшедший, прежде чем позволить ему что-либо сделать.

С тех пор я бессовестно жажду любого его взгляда. Мне нужно видеть его каждую ночь, но даже этого недостаточно, поэтому я преследую его при каждом удобном случае. Но мне приходится сохранять дистанцию – не так уж сложно, учитывая, что на данный момент я стал опытным сталкером.

Так или иначе, сегодня я его совсем не видел из-за дурацких тестов, которые не мог пропустить, и чертовски надеялся, что он придет в десять вечера, ведь именно в это время он обычно появляется. Однако мои надежды рухнули, когда я получил сообщение о его планах. Должно быть, я заснул на полу, потому что сейчас лежу спиной на дереве, а голова Брэна покоится на моем плече, его тело прижато к моему боку.

И что самое приятное? Его рука накрывает мою на груди.

На нем светло-голубая рубашка и черные брюки, значит, он не переодевался в пижаму. Я проверяю часы – два часа ночи.

Черт меня побери.

Не могу поверить, что проспал так долго и упустил шанс увидеться с моим Брэном.

Я требую повторной встречи, сейчас же и, блять, спасибо.

Между его бровей появляется хмурая складка, и я разглаживаю ее указательным пальцем. Его глаза распахиваются, и мне приходится проглотить что-то, застрявшее в горле, потому что, блять. Как может мужчина выглядеть все сексуальнее с каждым днем? Это не очень хорошо для моей неудержимой одержимости.

– Я тебя разбудил? – спрашиваю я.

– Все равно я не очень хорошо спал, – ворчит он хриплым голосом, который доносится прямо до моего члена и куда-то в грудь.

– Эм, малыш? Почему ты спишь на полу?

– Когда я пришел, ты распластался по полу, и я хотел испытать это на себе, посмотреть, так ли удобно спать вне кровати, как ты говоришь. Ответ – однозначно нет, – он садится и разминает плечи и шею. – Не делай так больше, Николай. Это не принесет тебе пользы в долгосрочной перспективе.

– Я могу спать в кровати, только когда ты рядом, – я сажусь позади него, раздвигая ноги по обе стороны от него, и массирую его плечи. – Оставайся здесь, и мне не придется спать на полу.

– Договорились, – он склоняется к моим прикосновениям и испускает тихий вздох. Я жажду того, как он позволяет мне прикасаться к себе вне секса. Я знаю, что вначале ему было не по себе от такой перспективы, но теперь он делает это так естественно, что мне приходится сдерживать себя, чтобы не поглотить его целиком и не оставить ни крошки.

Как, черт возьми, ему удается завести меня всего несколькими звуками?

Как он превратил всемогущего Николая Соколова в эту странную сущность, которая может выжить только в его присутствии? Я уже и не помню себя до него. И уж тем более мне не нравится сама мысль о разлуке с ним.

– Как прошел вечер? – спрашиваю я, чтобы покончить с этим тошнотворным чувством.

– Не жалуюсь.

– Значит, ты наслаждался своим временем, пока я страдал.

– Ты слишком драматизируешь. Кроме того, я думал, ты будешь занят своими махинациями в бойцовском клубе.

– Я не был там. Хотел увидеть тебя.

– Вот как? – говорит он слегка насмешливым тоном.

– И что это значит?

– Не знаю, – он поворачивается ко мне лицом и поднимает бровь. – Ты сегодня сделал что-то, что я не одобряю?

– Я? Это ты меня игнорировал.

– Сегодня ты фотографировался или не фотографировался с одной стройной брюнеткой?

– Нет. С чего бы мне это делать?

Он лезет в карман, достает телефон, открывает мой IG в разделе отмеченных фотографий и показывает снимок, о котором идет речь. Девушка, имени которой я, черт возьми, не помню, приклеилась к моему боку, прижимаясь сиськами к моей руке. Подпись гласит: «Скучаю по тебе, мой красавчик».

– Не хочешь объясниться? – Брэн спрашивает жутко спокойным тоном. Я заметил, что он становится страшно собранным, когда злится.

– Эм, малыш. Этой фотографии уже несколько месяцев, возможно, она была сделана еще до того, как мы познакомились. Не моя вина, что она решила выложить ее сегодня.

– Одна из твоих приятелей?

– Бывших приятелей. Я едва помню ее лицо. Она из колледжа, кажется.

– И все же она имеет право называть тебя своим красавчиком?

Я ухмыляюсь.

– Ревнуешь, малыш?

Он не улыбается в ответ, а больно сжимает мои волосы в кулак.

– Ты принадлежишь мне, Николай. А я не делюсь, тебе ясно?

– Блять. Обожаю, когда ты становишься таким собственником.

– Это не ответ. Я не хочу видеть тебя с девушками или парнями, которые висят на твоей руке или сидят у тебя на коленях. Я не хочу, чтобы кто-то прикасался к тебе, и точка.

– Только если ты никому не позволишь прикасаться к себе.

– Не позволю.

– Ты удалишь ту фотографию с Кларой из своего IG?

– Ты пролистал настолько далеко?

– И что? Мне нужно, чтобы ты вычеркнул ее существование из своей жизни.

– Я уже давно удалил тот пост.

– В таком случае… – ухмыляясь, я достаю телефон, захожу в пост и набираю комментарий.

«Нет, не твой красавчик. Удали это».

Самодовольная улыбка кривит губы Брэна, когда он видит это, и одобрительно кивает, прежде чем отвернуться, а я продолжаю массировать его плечи. Чтоб меня. Мне нравится ощущать, как расслабляются его мышцы под моими пальцами, и слышать звуки наслаждения, которые он издает.

– Кстати, я погуглил значение имени «Брэндон», и оно буквально означает «принц» или «король». Разве я не получу очки за то, что буду называть тебя прекрасным принцем?

– Скорее, очки за сталкерские наклонности. Кто гуглит значение чужих имен?

– Я делаю это, потому что оно твое. Мне интересно все, что касается тебя.

Он опускает голову мне на плечо, и мои движения останавливаются, когда его глаза встречаются с моими, и он слегка улыбается мне. Чувство, таящееся в моем животе, поднимается, и я чувствую себя в ловушке, полностью и безраздельно захваченный им и его редкими улыбками.

Господи, мать твою. Что со мной происходит?

– Разве тебе не интересно узнать больше обо мне? – мой голос звучит низко, немного уязвимо, и я даже не имею этого в виду. Почему, когда Брэн смотрит на меня, у меня возникает чувство… сомнения? Не во мне, а в его чувствах ко мне.

Я чувствую, как падаю все глубже и глубже, но большую часть времени он все еще чистый холст для меня, и это чертовски пугает.

– Интересно, – мягко говорит он.

– Ты собираешься погуглить значение моего имени?

– Нет нужды. Твое имя – славянская версия Николаса, который был греческим Богом победы.

– Я этого не знал.

– Серьезно?

– Да, я просто знаю, что это крутое русское имя и означает «победа» или что-то в этом роде.

– Ты говоришь по-русски?

– Конечно. Мой дедушка позаботился о том, чтобы мы с сестрами говорили на русском, иначе он бы не выдал нам нашу карту русского человека.

– Я никогда не слышал, чтобы ты на нем говорил.

– Иногда говорю с Джереми и особенно с охранниками, так как большинство из них русские.

– Скажи мне что-нибудь по-русски.

Я беру его за подбородок и смотрю в глаза, которые стали моей погибелью, произнося слова, которые, как говорил дедушка, русские воспринимают серьезно и буквально.

– Ya nee ma goo bees tee byah zhit (Я не могу без тебя жить).

– Что это значит?

– Ты такой милый, – вру я сквозь зубы.

Он хмурится.

– Не называй меня так.

Я обхватываю его за талию, прижимая к себе.

– Расскажи мне что-нибудь, что ты заметил во мне и о чем никто больше не знает.

– Что это за просьба?

– Просто сделай это.

Он поднимает руку и проводит линию от моего лба к носу.

– Не уверен, что никто другой этого не знает, но у тебя идеально симметричное лицо. У большинства людей один глаз или ухо немного больше другого. У них есть рабочая сторона, потому что она пропорционально лучше, чем противоположная, но ты выглядишь идеально с любой стороны, потому что все хорошо сбалансировано. Даже верхняя и нижняя губы у тебя одинакового размера. Вообще, все твое тело идеально симметрично.

Он проводит пальцами по моим губам, и они с готовностью приоткрываются. Черт возьми. Он произносит несколько слов, подразумевающих, что он наблюдал за мной, и я чувствую, что меня разрывает на части.

– Ты – муза мечты для художника.

– Тогда сделай меня своей музой.

Он смеется.

– Может, ты уже ею стал.

– Да, черт возьми. Это ведь хорошо, правда?

– Может быть, – он продолжает гладить мое лицо. – Твоя очередь.

– Моя очередь для чего?

– Расскажи мне, что ты заметил во мне такого, чего никто не знает.

– Хм. У тебя на теле одиннадцать родинок.

– Хорошо…

– Я еще не закончил. У тебя двести семнадцать ресниц на правом глазу и двести двенадцать на левом.

Его губы приоткрылись.

– Ты… посчитал их?

– Почти каждую ночь с тех пор, как ты ночевал тут. Это подсчет за вчера. Сегодня может быть другой. Ты обычно теряешь несколько ресниц на левом глазу.

– Но зачем тебе считать мои ресницы?

– Я люблю их. Они темные, длинные и чертовски красивые, когда ты спишь. Кроме того, никто, кроме меня, не может их сосчитать, так что это огромный бонус.

Он тихонько хихикает, и звук эхом разносится вокруг нас, как колыбельная.

– Ты такой странный.

– Я всегда был таким.

– Действительно.

– Единственная разница в том, что ты больше не убегаешь.

– Нет, не убегаю, – он полностью прислоняется к моей груди и закрывает глаза. – Дай мне пять минут, а потом я отведу тебя в постель. С этого момента тебе больше не разрешается спать на полу.

У меня нет слов, чтобы что-то сказать, поэтому я опускаю голову и захватываю его губы в медленном поцелуе. Тошнотворное чувство становится все сильнее, чем дольше я ласкаю его рот. Мои внутренности плавятся, когда он встречает меня удар за ударом, ворчание за ворчанием.

Если я не был уверен раньше, то теперь уверен на все сто.

Я полностью и бесповоротно влип из-за Брэндона Кинга.

Глава 26

Николай

Три недели прошли в блаженстве.

И под блаженством я подразумеваю самый эротичный, прекрасный фестиваль секса.

Шучу. Я люблю трахаться, действительно люблю. Спросите Колю, и он будет аплодировать стоя.

Но у нас с Брэном секс всегда был в центре нашей сущности. Именно поэтому он вообще сдался мне с самого начала.

Погладь себе по голове за то, что ты, блять, элитный соблазнитель, Коля.

Однако это уже не единственный сильный элемент в наших отношениях. Что-то изменилось после первого раза, когда он остался у меня ночевать. Хотя это я поставил такое условие, мне кажется, он почувствовал облегчение от того, что я заставляю его прекращать бегать по утрам.

Возможно, мне это кажется или я глубоко заблуждаюсь, но у него действительно такое умиротворенное выражение лица, когда я засыпаю, сжав его в объятиях, или когда он просыпается, поглаживая мою челюсть.

О, и теперь я действительно сплю на кровати. Шокирующе, я знаю. Это похоже на восьмое чудо света и один из тех загадочных переломов в истории. Уверен, мои предыдущие бесполезные терапевты потратили бы целый день на выяснение причин.

Я простой человек. Стоит мне почувствовать запах Брэна, ощутить его твердые мышцы, прижатые к моим, – и я пропал. Это кощунство – ожидать, что я буду спать отдельно от него, когда он лежит рядом, как прекрасный принц.

Он может попытаться оттолкнуть меня или притвориться, что я его раздражаю и мешаю, но вот в чем дело. Всякий раз, когда я отстраняюсь от него во сне, я просыпаюсь и обнаруживаю, что его голова лежит у меня на груди, а рука обхватывает мою талию. Или он прижимается грудью к моей спине, закидывает руку мне на грудь и зарывается лицом в мои волосы.

Он такой чертовски милый, что мне всегда хочется проглотить его целиком, и я часто так и делаю.

Обычно я бужу его, обхватывая губами его член или проникая в него. Он подхватил это и стал стараться просыпаться раньше меня, чтобы первым делом подарить мне утренний минет.

Это не то соревнование, на которое мне следует жаловаться. На самом деле, мне нравится, как он с самодовольным выражением лица делает мне самый небрежный из небрежных минетов.

За последние несколько недель Брэну стало немного легче прикасаться ко мне, и мне уже не всегда приходится инициировать секс.

Если он в настроении, то обязательно дает об этом знать, либо набрасываясь на меня, как только я захожу в квартиру, либо своими постоянными сообщениями, имитирующими мою навязчивую натуру.

Он также может быть удивительным собственником – хотя и не таким безумным, как я, поскольку я буквально угрожаю сломать руку любому, кто к нему прикоснется. На днях я столкнулся с Саймоном в одной из кофеен, и он, как обычно, начал приставать, пока я не оттолкнул его.

Оказалось, что Брэн увидел это и прислал мне вот такое замечательное сообщение.

Брэн: Тебе лучше помнить, кому ты, блять, принадлежишь, Николай.

Распечатал ли я это сообщение и вставил ли его в рамку? Возможно.

Мне чертовски нравится, что в последнее время он стал более откровенным. Не до такой степени, чтобы говорить со мной на людях – не дай Бог, кто-то узнает о нас. Но он к этому идет.

Я не против. Очень даже. Мне нравится, что я – его секрет. Мне нравится, что на людях он отстранен и полностью контролирует себя, а наедине распадается на моем языке, пальцах и члене.

Мне нравится, что он украдкой поглядывает на меня, когда все смотрят, а потом шепчет, как сильно ему нужно, чтобы я выебал из него все, что только можно, когда мы вдвоем.

Он мой, и это все, что имеет значение.

Только я знаю, что во время секса он шумный ублюдок, и это все, что меня волнует. Тем не менее я обязательно украшаю его кожу засосами, чтобы другие знали, что он принадлежит мне. Я не тороплюсь делать их темно-фиолетовыми, пока он не начинает ныть, и добавляю новые каждую ночь. То, что он мне потом говорит, того стоит.

Наступит день, когда он примет свою ориентацию. Я знаю это. Я чувствую это по его глазам, когда мы на людях. Я вижу это в языке его тела, когда он наклоняется в мою сторону, как будто хочет подойти ко мне, обнять и поцеловать. Он каждый раз останавливает себя, но в последнее время это выглядит все более болезненным для него.

Однажды он сломается, и я буду рядом, чтобы подхватить его с распростертыми объятиями и открытым ртом.

Я его изматываю, а он в меня влюбляется.

Ладно, я снова заблуждаюсь. Хотя даже если он меня не любит, я ему небезразличен.

Иногда даже больше, чем нужно.

Дело вот в чем: Брэн презирает драки и каждый раз дает это понять, когда ухаживает за мной и мажет синяки мазью.

А еще он ненавидит то, как хаотично я красив – хотя, наверное, он бы назвал это иначе. Он не может перестать ворчать по поводу всякого дерьма, которое я оставляю на виду, или посуды в ванной – что? Я перекусил, пока отмокал в джакузи, – или всякий раз, когда трясу своей мокрой головой. Я делаю это только для того, чтобы он высушил мои волосы. Некоторые утверждают, что я в добавок и дерусь специально, чтобы он так очаровательно беспокоился обо мне.

Самое главное, он отвечает на мои нелепые сообщения, которые звучат так:

Николай: Ты знал, что существует так много греческих Богов?

Брэн: Действительно?

Николай: Да. И как мне их всех запомнить? Почему их так много?

Брэн: Как они посмели?

Николай: Скажи! Вразуми их, особенно этого козла Зевса. Он должен перестать делать столько детей и насиловать женщин направо и налево. Отец Богов, чтоб меня.

Брэн: У меня будет с ним очень строгий разговор.

Николай: Ты действительно думаешь обо мне как о нем? Я ранен.

Брэн: Приношу свои искренние извинения. Было дурным тоном даже сравнивать его с тобой.

Николай: Тебе придется повторять извинения, обхватив Колю губами. Ну, знаешь, раз уж он обижен и все такое.

Брэн: Ты мог бы просто сказать, что хочешь, чтобы я пососал твой член, а не раздувать из этого целую драму.

Николай: Нет, нет, дело не в этом. Коля действительно обижен.

Брэн: Я заглажу свою вину.

Николай: Сейчас?

Брэн: Господи, ты невыносим.

Николай: Это «да»?

Брэн: Увидимся через час.

Я спрыгиваю вниз через канаты после того, как избил кого-то почти до смерти, не обращая внимания на крики и рев толпы, и пью из бутылки воды, которую мне передает Джереми.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

Я выливаю воду на голову и встряхиваю ею, а затем улыбаюсь, представляя, как Брэн щиплет себя за переносицу и говорит: «Ты невыносим».

– Нико? – Джереми внимательно наблюдает за мной. – Только не говори мне, что ты думаешь о новой драке?

– Нет. Одной достаточно, – я прижимаю бутылку к его груди. – До встречи, Джер.

– Подожди, – он шагает рядом со мной, когда мы идем по туннелю, и закидывает руку мне на плечо. – Что с тобой происходит в последнее время? Ты едва вернулся в особняк, а уже ведешь себя подозрительно.

– Очень занят.

– Чем? Или, точнее, кем?

Я делаю паузу, останавливаясь перед раздевалкой, а затем поворачиваюсь лицом к Джеру. Он мой лучший друг, и обычно я рассказываю ему обо всех партнерах и странных приключениях. И хотя его не волнуют подробности, он слушает без осуждения. Разве что иногда говорит мне, что я сумасшедший, что является правдой.

Дело в том, что я начинаю чувствовать себя немного неспокойно из-за этого секрета. Мне нравится иметь Брэна для себя, но мне не нравится, что никто об этом не знает. Иногда Килл странно смотрит на меня, как будто все понял, но у него постоянно такой взгляд психопата, и я определенно не верю, что он не разболтает обо всем на свете, если я ему что-нибудь расскажу.

Если кому я и могу доверить свои секреты, так это Джереми. Мне было четырнадцать, когда я понял, что по-настоящему люблю и член, и киску. Так рано, ага. Джереми более натурален, чем само понятие «натурал» – без сомнений, – и он на пять лет старше, но я всегда его доставал. Куда бы он ни пошел, я был там, раздражая его своими выходками до тех пор, пока не понравился ему. Это мой стиль поведения, смиритесь с этим.

В общем, он первый, кому я сказал, что мне нравятся и девушки, и парни, и он не удивился. Скажем так, они с папой поняли Колю раньше, чем я смирился с этим угрюмым придурком.

Джер держал это в секрете около года, пока мои родители не узнали, и я не устроил вечеринку-оргию по случаю раскрытия моей ориентации. Джереми определенно ушел оттуда так рано, как только мог. Килл остался.

Так что, дело в том, что он – как «Хранитель секретов 101».

Я поглаживаю свою подвеску и сужаю на него глаза.

– Откуда ты знаешь, что это кто-то?

– По тому, что ты чаще всего улыбаешься в телефон, как идиот. А еще… – он поглаживает свой затылок. – Обычно у тебя здесь засос. Его не видно, но всякий раз, когда ты задираешь волосы, он становится заметен.

Я касаюсь затылка. Этот хитрый ублюдок. Он оставлял засосы все это время? А я-то думал, что ему просто нравится целовать меня там.

– Джер.

– Что?

– Я не могу этого вынести, он такой чертовски очаровательный.

– Потому что оставил засос?

– Потому что он возмущался и подхалимничал, жалуясь, что я оставляю слишком много засосов.

– Хорошо, – медленно произносит он. – Это парень?

Ах, блять. Я не планировал раскрывать пол, но, пока он не знает имени, все хорошо. Никто не заподозрит, что это Брэн. Он такой заносчивый мудак, и любой человек с двумя мозговыми клетками подумает, что я совсем не в его вкусе.

Я киваю с ухмылкой.

– Самый красивый парень на свете.

– Он тебе нравится?

– Конечно, блять.

– Насколько сильно он тебе нравится?

– Достаточно, чтобы он был единственным для меня.

– Вау. Такое впервые.

– Я знаю, ладно? Я теперь за моногамию.

– И ты до сих пор не познакомил его со мной? – он приподнял бровь. – А я-то думал, что я твой брат.

– Ну… дело в том, что он все еще не готов раскрыть свою сексуальную ориентацию и все такое, так что пока не могу.

– Я никому не скажу. Я молчал, когда ты хотел сохранить свою сексуальную ориентацию в секрете.

– Это другое.

Я никогда не стыдился своей ориентации. Я просто хотел убедиться, что это не эксперимент, прежде чем рассказать об этом семье. Брэн, похоже, не может смириться с тем, что ему нравится сосать член и быть оттраханным в задницу. Он очень, очень паникует, когда мы находимся рядом на людях или когда я иду смотреть его игры и пытаюсь увидеться с ним после. Поэтому я полностью перестал делать это, чтобы не напрягать его.

Не знаю, почему он так боится признаться в этом вслух.

Думаю, может, это связано с его долгим принятием душа и чертовой запертой дверью в ванную.

Иногда я замечаю, что он смотрит на свои ноги, полностью абстрагируясь, пока это не становится немного странным. А иногда у него появляются случайные порезы от бритвы на шее и даже на бедрах и яйцах. Конечно же, он бреется и там. Он такой ухоженный и любит быть безупречным. Брэн также начал брить мне лицо, потому что, видимо, я недостаточно хорошо это делаю. Это чертовски сексуально, когда он садится на стойку и зажимает меня между своими мускулистыми бедрами, чтобы побрить мне лицо.

Он ни разу не порезал меня, ни разу, но кажется неуклюжим с самим собой.

Я купил ему новую электробритву, которая не оставляет порезов, но он говорит, что предпочитает обычную.

У меня уже мурашки по коже бегут, когда они у него появляются, какими бы маленькими ни были.

Джереми смотрит на меня, скрестив руки и нахмурив брови.

– И тебя это устраивает?

– Что устраивает?

– Скрываться. Все уже знают о твоей ориентации, так что ты не обязан прятаться вместе с ним.

– Когда-нибудь он тоже расскажет о ней.

– И ты готов ждать? Столько, сколько потребуется?

– Если это он, то да. Наверное.

– Хорошо, – он сжимает мои плечи. – Просто хочу, чтобы ты знал, что заслуживаешь чтобы тебя любили открыто, Нико. Также, как и все остальные.

– Пфф. Он меня не любит.

– Мне не нравится этот парень, – Джереми щурится. – Ты впервые в жизни стал недоступным для других и держишь это в секрете ради него, а он тебя не любит? Кто он? Идиот?

– Эй, не называй его так.

– Ты защищаешь его? Ну и ну. Где мой грубый друг Нико и что ты с ним сделал?

– Я изменился, Джер, – я ухмыляюсь. – Мне пора. Никому не говори.

– Тебе обязательно уходить сейчас? Я думал, мы обсудим то, как отомстить Лэндону после всего, что он сделал.

Я поморщился. Возможно, именно я отсрочил планы Язычников отомстить Лэндону Кингу. Я должен это сделать, и я это сделаю, потому что он – ублюдок, но я не могу не думать о реакции Брэна.

Все это время я надеялся, что они враги, но, хотя они не часто общаются, они постоянно пишут друг другу.

Или, скорее, Лэндон невротично проверяет Брэна, и мой цветок лотоса улыбается, когда читает сообщения своего брата-засранца.

Он сказал, что они разные, но они близнецы, и это связь на всю жизнь.

Полагаю, он не оценит, если я загоню его брата в могилу раньше времени, даже если он этого заслуживает.

– Просто спланируй все и дай мне знать, – говорю я Джеру. – У меня есть дела поважнее.

– Малыш, я дома!

Почему это звучит так по-домашнему?

Ну, теперь я думаю о пентхаусе как о доме, что странно. Брэн тоже написал сегодня смс «Увидимся дома», так что, по крайней мере, я не единственный, кто так думает.

Я снимаю футболку и бросаю ее на пол, а потом, вспомнив о ворчании этого засранца, поднимаю ее и бросаю на стул. Не идеально, но это компромисс.

Я морщу лоб, когда не застаю его на кухне. Он так тщательно следит за тем, что готовит. Брэн – из тех кулинаров, которые выходят на улицу в неурочный час, лишь бы были идеальные ингредиенты.

Он превосходный повар. Я просто хочу, чтобы он немного сбавил обороты.

И не только в кулинарии, но и в лакроссе, в его миллиарде благотворительных акций и живописи. Он дотошен во всем и так до смешного строг к себе, что это начинает тревожить. Никто не может быть настолько идеальным и думать, что это не так. Буквально никто.

Иногда я сомневаюсь, что ему вообще нравится его тело, потому что он слишком быстро надевает одежду, как только мы перестаем трахаться. Как будто ему неприятно смотреть на эти великолепные, идеально подтянутые мышцы.

Невозможно увидеть его полуголым. Парни Язычники часто дефилируют полуголыми после душа или вокруг бассейна. Брэн не любит плавать, возможно, потому что для этого ему нужно раздеваться.

Мне бы хотелось, чтобы он больше со мной разговаривал. Хотя мы часто беседуем во время завтрака или ужина, я заметил одну закономерность.

Всякий раз, когда я спрашиваю что-то о нем, он незаметно переводит разговор на меня.

Он любит задавать вопросы о моих родителях, братьях и сестрах, о моей жизни в Нью-Йорке и даже о моей роли Язычника. Когда бы я ни говорил, он всегда слушает с интересом.

Однако, когда я пытаюсь узнать его получше, он как чистый лист. Предпочитает говорить о своих друзьях и брате-засранце, а не о себе.

Что, мягко говоря, раздражает.

Странно, что его нет на кухне. Он что, еще не пришел?

Я сужаю глаза. Он сказал, что раннее играл в дурацкие видеоигры с Мией, так что ему лучше не терять счет времени.

И нет, я не ревную к своей младшей сестре.

Нет, сильно ревную.

Я направляюсь в гостевую комнату в коридоре, которую он превратил в мини-художественную студию. Он сказал, что раз уж он проводит здесь больше времени, чем в особняке Элиты, то может хотя бы продуктивно поработать над своим творчеством.

И действительно, это одно из лучших решений, которые он когда-либо принимал. Мне нравится тайком наблюдать за тем, как он сосредоточенно наносит эти смелые цветовые мазки. Я не понимаю их, но они выглядят красиво, и, самое главное, он выглядит чертовски сексуально, когда находится в своей зоне комфорта.

У него есть живописная картина с горами, над которой он работает, но Брэн выглядит ничуть не довольным, когда рисует ее.

Я открываю дверь, готовый наброситься на него сзади и атаковать с щекоткой, пока он не разразится хохотом. Этот звук настолько редкий, что я не могу устоять перед любой возможностью услышать его.

Обычно он беззаботно смеется или улыбается, когда я рассказываю ему о своих прошлых приключениях в школе или с мамой и папой, так что сегодня мне нужно рассказать о них побольше. Я даже позвонил маме, чтобы расспросить о всяких розыгрышах, о которых я, возможно, забыл…

Моя рука падает с ручки, когда я вижу, что он стоит в центре комнаты, перед холстом, полным хаотичных черных мазков. Его палитра лежит на полу, заляпанная черным, как будто он вылил на нее этот цвет, чтобы убить все остальные.

Брызги черного пачкают его ноги, брюки цвета хаки и даже обычно безупречную белую рубашку.

Это на него не похоже. Брэн очень организован и презирает концепцию хаоса. Поэтому видеть его посреди всего этого – ненормально.

Я медленно подхожу к нему и мельком вижу, как он с пустым лицом смотрит на холст. Его рука так резко дергает за волосы, что затылок покраснел, а костяшки пальцев побелели.

– Цветок лотоса? – зову его я, но он не подает никаких признаков, что знает о моем присутствии.

Тогда я встаю перед ним, загораживая ему вид на холст.

Он смотрит прямо сквозь меня, как будто его тело здесь, а душа парит где-то в другом месте. Я тянусь к его руке и замираю, почувствовав, как он напрягся, словно застыл перед угрозой.

Что, черт возьми, с тобой происходит, Брэн?

Мне приходится надавить, чтобы отделить его пальцы от волос один за другим. Моя грудь сжимается, когда я вижу коричневые пряди в его ладони.

– Брэндон?

Я обвожу рукой его затылок, поглаживая то место, которое он терзал.

– Малыш, посмотри на меня.

Мои губы касаются его губ, и они подрагивают. Когда я отстраняюсь, он смотрит на меня недоуменными, потерянными глазами.

– Николай? Когда ты приехал?

– Только что, – вру я, мои пальцы все еще ласкают его затылок. – Ты в порядке?

– Я в порядке.

– Ты не выглядишь в порядке. У тебя бледная кожа, и ты стоишь посреди беспорядка.

Он осматривает свое окружение, словно видит все это впервые.

Постепенно за радужными оболочками глаз снова появляется свет, и он вздрагивает.

– Черт возьми. Прости.

– Перестань, блять, извиняться, – я резко выдыхаю, внимательно наблюдая за ним, пытаясь найти хоть малейший след той версии зомби, которая была минуту назад.

– Прости… э-э, я имею в виду, прости. Господи… – вырывается у него. – Тебе лучше уйти. Я приберусь.

Он начинает двигаться, бросая взгляд куда угодно, только не на меня.

Я крепко сжимаю его затылок, а свободной рукой хватаю его челюсть, чтобы он посмотрел на меня.

– Что случилось?

Неестественный блеск застилает его глаза, и это так похоже на то, как он впадает в панику, когда я прикасаюсь к нему в полуобщественном месте.

– Это был… несчастный случай.

– Это не похоже на несчастный случай.

– Я просто уронил палитру. Ничего страшного.

Он отстраняется от меня и берет палитру, затем аккуратно кладет ее на несколько салфеток на своем столе для рисования.

Несколько секунд он стоит на месте, ухватившись рукой за край стола, а его спина напряжена, словно он борется со своими демонами и загоняет их обратно, туда, где их никто не видит.

Когда он поворачивается, то уже больше похож на себя, и на этот раз он смотрит на меня, по-настоящему смотрит, и тут же его губы сжимаются в неодобрении.

– Ты снова дрался?

Я издаю утвердительный звук, не пытаясь использовать свое состояние как повод для того, чтобы он прикоснулся ко мне.

С ним что-то не так, и чем больше он это скрывает, тем яснее я это вижу. Но если я спрошу его об этом прямо, он просто отмахнется и спрячется за свои высокие стены. Или, что еще хуже, вернется к своим старым привычкам и сбежит.

Но я больше не могу этого выносить. Не могу смотреть, как он молча ломается и ничего не делает.

Брэн проводит влажными салфетками по рукам, стирая черную краску, затем подходит ко мне, берет за челюсть и поворачивает мою голову слева направо.

– Тебе серьезно нужно перестать драться. Однажды ты действительно получишь травму. Ты же не бессмертный.

Он прижимает палец к синяку на моей челюсти, и я вздрагиваю.