Текст книги "Бог Ярости (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)
Глава 34
Николай
Если бы несколько недель назад кто-нибудь сказал мне, что мой цветок лотоса поведет меня на одно свидание, не говоря уже о трех, я бы вызвал скорую помощь.
Но вот мы уже на третьем свидании. Именно. На третьем. На улице. В окружении людей. И он не паникует.
Я смотрю на его руку в своей, наши пальцы переплетены, и я незаметно щиплю себя за затылок. Больно. Это не гребаный сон.
Мы идем по грунтовой дорожке в его любимом парке в Лондоне, который находится недалеко от места, где он живет, – Хэмпстед-Хит.
Он сказал, что ему нужно как-то расслабиться после всех тех туристических мероприятий, по которым я его таскал с собой. Лондонский глаз, Лондонский мост – или Тауэрский мост, как он любил меня поправлять, с крайне снобистским выражением лица, позвольте добавить, – Замок Камден и целый день на продуктовом рынке. Вчера мы побывали везде, от Угольного двора до Восточного Лондона, а затем вернулись в центр города и в Ковент-Гарден, где посмотрели какое-то оперное шоу в Королевском оперном театре.
Это определенно не мое, и я чертовски выделялся даже в формальной одежде.
Но я пошел ради Брэна, ведь он любит все эти чопорные и правильные вещи. Кроме того, в костюме он выглядел чертовски аппетитно, так что не на что жаловаться. И не стоит говорить, что я заснул после первых десяти минут, и он позволил мне использовать его плечо в качестве подушки. Так что я, возможно, притворялся, что сплю дольше, чем нужно.
Сегодня на удивление не так пасмурно, и солнце светит сквозь гигантские деревья парка, похожие на лес. Территория выглядит одновременно ухоженной и нет: несколько асфальтированных дорог и несколько грунтовых.
Погода сегодня определенно лучше, чем вчера. Нам пришлось бежать в укрытие после внезапного ливня, и Брэн затащил меня в угол и целовал до потери сознания. Пока мимо проходили люди.
Я тогда чуть не кончил в штаны прямо на месте.
Это нормально – чувствовать, что я сорвал джекпот, потому что он такой открытый?
С тех пор как четыре дня назад мы слишком медленно и с любовью трахались, он был исключительно ласков. Он также водил меня по магазинам, поскольку его одежда слишком мала для меня.
И да, он познакомил меня со своими дедушками, бабушкой, дядей и его женой, пригласив их на ужин, который он готовил вместе с отцом. Дядя, Эйден, – это Леви 2.0, и он даже сказал мне:
– Слушай, парень, если ты обидишь моего племянника, то никто не узнает, что ты вдруг исчез, понял?
На что Леви улыбнулся и кивнул, и я сказал им:
– Меня не пугают угрозы, но я уважаю вас, сэр. Я сделаю все возможное, чтобы получить ваше одобрение, если только вы не будете вмешиваться в наши с Брэном отношения.
Эйден приподнял бровь, услышав это, а Леви недовольно хмыкнул и ушел, но я успел заметить, что мой цветок лотоса улыбается.
Он снова улыбается, когда мы проходим мимо озера и тянет меня к деревянной пристани с видом на воду. Солнце отражается от поверхности, делая ее блестящей. Несколько птиц снуют вокруг, а эта большая гребаная чайка кричит на меня, и я клянусь, что она смотрит мне прямо в глаза, когда я приближаюсь, а потом улетает, хлопая крыльями и истерично крича.
Господи.
Брэн опирается предплечьями о деревянные перила и отпускает мою руку, указывая на огромное озеро.
– Посмотри, сегодня здесь лебеди.
Я стараюсь не дуться, как ребенок, потому что он больше не прикасается ко мне, прислоняюсь спиной к старому дереву и опираюсь локтями на перила. Я бросаю взгляд в сторону нескольких лебедей, скользящих по воде среди уток.
– Обычно их здесь нет? – спрашиваю я.
– Да, иногда они плавают на другом пруду, – он улыбается, и я не могу не смотреть на него.
Он выглядит чертовски привлекательно в джинсах, рубашке-поло и повседневном пиджаке. Его волосы уложены как у прекрасного принца, но есть кое-что еще.
Его выражение лица.
Теперь оно намного светлее.
Последние несколько дней он рассказывал о себе и своей семье без моих расспросов. Он водил меня в свою школу и в те места, которые часто посещал, обычно с братом или друзьями.
Это последнее из них. Ранее мы подошли к укромному уголку, до которого добирались полтора часа. Он сказал, что это его секретное место, куда он обычно ходит, чтобы очистить свой разум.
Я не упустил тот факт, что он рассказал мне об этом, когда никто другой не знает. Кажется, рядом со мной он ведет себя гораздо спокойнее и, в отличие от прошлого, не задумывается над тем, что говорит.
За исключением случаев, когда речь идет о его запястье.
Я стараюсь не забегать вперед, особенно после того, как пообещал ему подождать, но мне не нравится его взгляд каждый раз, когда мы выходим из душа и он смотрит на свое отражение, словно хочет его уничтожить.
Но, по крайней мере, он больше не отталкивает меня.
По крайней мере, он обнимает меня во сне и даже не раздражается, если мы отстраняемся друг от друга во время ночи.
До него я никогда не любил спать в постели. И я еще раз проверил это после того, как мы стали засыпать вместе. Без него это не работает. Я до сих пор не могу заснуть, если его нет рядом. Он загадочным образом успокаивает моих демонов, и мне кажется, что я могу стать сумасшедшим, а он все равно обнимет меня.
Все это время я думал, что лучше свободно упаду в яму насилия и погибну в аварии, чем посвящу себя одному человеку. Я действительно никогда не считал себя моногамным. Но с Брэном это оказалось так легко.
На самом деле, я начал испытывать к нему пристрастие с самого начала – с тех пор, как увидел на нем когти Клары, – и мне нужно было заполучить его только для себя, блять.
Так что представьте мое чертово удивление, когда я понял, что не против обязательств, если они связаны с ним.
Некоторые утверждают, что я с самого начала преследовал его именно с этой целью. Если бы он просидел в шкафу еще десять лет, я бы, наверное, также залез в него, если бы это означало быть с ним.
Я настолько влюблен в этого засранца. Который, кстати, не был таким уж засранцем в последние несколько дней.
Опираясь руками на перила, он откидывает голову в сторону, наблюдая за мной.
– О чем ты думаешь?
– О тебе.
Его губы кривятся в ухмылке.
– Ого. Ты настолько одержим?
– Да. Это уже даже не смешно.
Он ударяется своим плечом о мое.
– Тебе не нужно думать обо мне, когда я рядом.
– Скажи это Коле. Он, кажется, больше не слушает меня.
Он смеется, звук долгий и такой счастливый, что я испытываю огромное чувство гордости за то, что причина этого – я.
Наблюдать за улыбкой моего цветка лотоса – это шикарный пятизвездочный опыт, который мгновенно делает счастливым и меня.
– Тебе нравится, как я пытаюсь перебороть себя, малыш?
– Просто забавно, когда ты обращаешься со своим членом, как с отдельной личностью.
– Учитывая, что он слушает тебя больше, чем меня, это вполне себе правда.
Он смотрит на мою промежность и шепчет:
– Веди себя хорошо, Коля. Я заглажу свою вину перед тобой позже.
– Эй, малыш. У Коли есть очень важный вопрос. Можно задать его прямо сейчас?
Он хихикает и снова дразняще бьет меня по плечу.
– Ведите себя хорошо, оба. Мы в общественном месте.
– Океееей.
– Хватит дуться. Сколько тебе лет? Пять?
– Я просто подумал, что мы можем вернуться в твою комнату, чтобы я успел съесть тебя до того, как твой папа вернется с работы.
– Николай Соколов, – он издевательски ахает, притворяясь обиженным. – Ты используешь меня только для секса?
– И это говорит мне парень, который разбудил меня, обхватив губами мой член в пять утра.
В его улыбке сквозит соблазн.
– Ну, мне нужно было как-то убедить тебя пойти со мной на пробежку.
– Тебе не нужно меня убеждать. Я бы все равно пошел с тобой.
– Значит ли это, что я должен перестать будить тебя таким образом?
– Ни хрена ты не перестанешь. На самом деле, тебе стоит использовать этот аргумент еще раз, – я замолкаю, когда волосы попадают мне в лицо порывом ветра. Я специально распустил их, так как Брэн одержим ими. Он часто играет с прядями или заправляет их за уши, как сейчас. – Почему ты так любишь бегать?
– Это привычка, – его глаза теряются в озере. – Это началось как механизм преодоления трудностей. Подъем в пять, пробежка в пять тридцать, душ в семь, завтрак в семь пятнадцать, студия в семь тридцать, университет в девять, друзья или мероприятия после учебы, душ в восемь, студия в восемь тридцать, сон в десять тридцать. Жизнь по расписанию не дает мне возможности побыть наедине с собой и, следовательно, застрять в собственной голове.
– Поэтому ты так одержим контролем?
– Да. Я люблю шаблоны, методичные решения и жить по конкретному расписанию. Они имеют смысл и держат меня в узде, – на его губах появляется грустная улыбка. – Именно поэтому ты – огромный сбой в матрице. Ты – все то, что я терпеть не могу и к чему не прикоснулся бы даже десятифутовым шестом.
– Малыш, именно потому, что мы кардинально разные, ты не смог игнорировать меня.
– Не позволяй этому заморочить тебе голову.
– Слишком поздно. Мне нравится, что ты не смог устоять перед моим обворожительным очарованием.
– Скорее, бесстыдным флиртом и постоянным подталкиванием.
– Это прилагается к очарованию.
– Ты невозможен.
– Ты знаешь, что тебе это нравится, – я подмигиваю ему. – Кроме того, ты не стесняешься меня, и я чертовски горжусь этим. Я хочу, чтобы ты знал, что можешь отказаться от контроля и верить, что я никогда не использую твои уязвимые места против тебя.
– Я знаю, – шепчет он, но грустная нотка в его голосе выбивает меня из колеи, но лишь на секунду, прежде чем его выражение лица возвращается к нормальному.
Я понимаю, что тема закрыта, прежде чем он дает это понять.
– Чем хочешь заняться? Какими-нибудь другими туристическими штуками? Может быть, хочешь экскурсию по кондитерским? Я знаю несколько тайных итальянских и французских пекарен на северо-западе и в центре Лондона.
– Я думал, ты ненавидишь эти туристические штучки и даже постоянно извинялся перед многими людьми, шепча: «Он американец, простите». Не могу поверить, что они кивали в знак понимания и имели наглость выглядеть так, будто жалеют тебя.
– Ну, ты слишком громко говоришь и постоянно смотришь в глаза незнакомцам, пока они не начнут сжиматься от страха.
– Я думал, они были шокированы моей красотой.
– Скорее, потрясены твоим нежелательным вниманием. У нас в Лондоне так не принято.
– Ладно, лондонский парень. Похоже, все здесь такие же снобы, как и ты.
– Мы не снобы. Мы просто большие сторонники уважения к личному пространству и приватности других людей.
– С тобой я особо не обращаю на это внимания.
– Разве я не в курсе? – он берет меня за руку. – Итак. Куда хочешь пойти?
– Ты уже удовлетворил мои желания. Сегодня мы можем делать то, что ты хочешь. Прогуляться по парку или весь день смотреть на уток. Мне все равно.
– Ты впервые в Лондоне. Я хочу, чтобы у тебя остались все возможные впечатления, включая банальные фотографии перед красными телефонными будками.
– Это не первая моя поездка в Лондон. Я уже бывал здесь с родителями и сестрами, а также пару раз с папой, чтобы встретиться с его крестным отцом, который живет здесь.
– О. Тогда почему ты говорил так, будто это твой первый раз?
Я пожимаю плечом.
– Я хотел пережить это с тобой. Как в первый раз. Не мог упустить такой шанс, когда ты сказал, что пригласишь меня на свидание.
– Ты невыносим.
– Я знаю, что ты любишь меня. А теперь говори. Что ты хочешь сделать?
– Я все равно отведу тебя в эти пекарни. Мы должны удовлетворить сахарного монстра, живущего в твоем желудке на правах аренды. А потом… – он протягивает руку назад, и я напрягаюсь, ожидая, что он потянет себя за волосы, но он просто поглаживает свой затылок. – Ты не против снова поработать для меня моделью?
– Ни капельки, – я широко улыбаюсь и целую его в щеку. – Мне нравится раздеваться для тебя.
– Ты любишь раздеваться для всех.
– Нет. Только для тебя, малыш, – мой голос понижается. – Я не могу дождаться, когда зарою свой член в твою попку, и ты будешь умолять и извиваться подо мной.
– Хватит болтать, – шипит он под нос, но я вижу, что он борется с улыбкой и эрекцией.
Последние несколько дней я торчал в его студии в одних шортах, пока он работал над своими картинами.
В это время я размышлял о том, как лучше разбить скульптуры Лэндона на куски, не будучи отмененным18 Брэном быстрее, чем шоу девяностых.
Представьте мое удивление, когда он подошел ко мне с кистью и начал рисовать на моей груди, а потом спустил мои шорты и продолжил. Лучшая прелюдия в истории.
Не стоит и говорить, что сразу после этого я трахнул его на полу. С тех пор он спрашивал, не могу ли я поработать для него моделью, и я с радостью соглашался.
Судя по наброскам, которые я мельком видел, он копирует мои татуировки, и это хороший знак, как мне кажется. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему смириться с тем, что он не может рисовать людей.
Астрид показала мне много его картин, когда он был моложе, и стало ясно, что у него талант от Бога. Он рисовал людей с душой и настолько детально, что это заворожило бы любого – даже такого неграмотного в искусстве, как я. Этой души трагически не хватает в пейзажах, которые он пишет сейчас.
Брэн уже собирается что-то сказать, когда перед ним останавливается маленькая девочка со смуглой кожей и волосами, перевязанными разноцветными лентами, и протягивает ему маргаритку.
– Это тебе.
Он улыбается, опускается перед ней на колени и смело принимает цветок.
– Спасибо. Ты заблудилась?
– Нет, просто мама очень медленная.
Он смеется, звук похож на густой мед.
И не я его причина.
Неужели я сейчас думаю о том, чтобы бросить девочку в воду за компанию к этим гребаным уткам?
Да, думаю.
Должно быть, она чувствует мой взгляд, потому что поднимает голову и смотрит в ответ. Эта маленькая дрянь не боится меня, в то время как большинство людей, очевидно, боятся. Скажем так, во время наших прогулок я нравлюсь собакам, а их хозяевам – нет. Впрочем, и собаки, и люди любят Брэна.
Не то чтобы меня это волновало или что-то в этом роде.
За исключением моего свирепого взгляда на любого, кто хлопает перед ним ресницами. Брэн не замечает их внимания, но он также слишком вежлив, на мой взгляд, и участвует в любом разговоре. Почему он не может просто сказать «отвали», как это принято у меня?
Потому что он весь из себя такой прекрасный принц, вот почему. Мне приходится взять себя в руки, чтобы не быть убийцей и не думать о похищении, когда я вижу, как он обменивается любезностями с другими.
А вот с этой девочкой все по-другому. Тем более что она невосприимчива к моим высокомерным взглядам.
Она наклоняется, чтобы шепнуть Брэну что-то на ухо, и он внимательно слушает, прежде чем шепнуть что-то в ответ.
Девочка раздраженно вздыхает.
– Но почему? Ты как сказочный принц.
– Правда?
– Абсолютно.
Ладно, хватит.
– Эй, малышка, – я подтягиваю Брэна к себе и обхватываю его за талию. – Он мой принц. Отвали.
– Николай! – он толкает меня локтем. – Ты ее напугаешь. Прекрати.
– Кыш, – я отмахиваюсь от нее.
– Николай!
– Хм, – она упирает руки в боки. – Когда я вырасту, то выйду за него замуж.
– Мечтай.
Брэн уже пробил дыру в моем боку.
– Нур! – зовет пожилая женщина, которая спешит к нам, запыхавшись. – Что я говорила о твоих побегах…?
Она останавливается перед нами и пристально смотрит на нас, в отличие от всех драгоценных лондонцев Брэна. Он отстраняется, и, хотя и незаметно, мне это не нравится. Но, с другой стороны, многие люди – гомофобные засранцы, хотя здесь я с этим не сталкивался и благодарен за это, но не ради себя, а ради Брэна. Мне плевать, что думают люди, а ему – нет.
Хотя он, кажется, не возражал, когда поцеловал меня на людях вчера или позавчера.
Я ожидаю, что он отдалится от меня, но он переплетает свои пальцы с моими.
Черт возьми.
Может быть, ему действительно уже все равно. Тот факт, что он держит меня за руку, не испытывая ни капли стыда – а он и не должен испытывать – заставляет меня хотеть поцеловать его.
– Послушай, мамочка. Я нашла сказочного принца и его слугу.
– Это не его слуга, Нур, – она виновато улыбается. – Мне очень жаль. Она любит убегать.
– Не беспокойтесь, – Брэн улыбается. – Она очаровательная.
– О, спасибо, – женщина хватает дочь за руку и начинает тащить ее прочь.
У ребенка хватает смелости сказать Брэну:
– Дождись меня. Я вернусь за тобой, когда вырасту.
Ее мама снова извиняется, смеется и уводит девочку, пока я не бросил ее в озеро в стиле серийного убийцы.
– Перестань пялиться, Николай.
– Сколько наглости у этой маленькой засранки, – я выхватываю цветок, который она ему подарила, и бросаю на землю.
– Ты серьезно ругаешься на ребенка?
– Что она тебе шепнула?
– Тебе нужна помощь, сказочный принц?
– Эта чертова…
– Я имею в виду, от тебя исходят страшные флюиды.
– И что ты ей сказал?
– Это секрет.
– Что ты имеешь в виду? Не говори мне, что ты принимаешь сторону гребаного ребенка, а не мою?
– Не говори мне, что ты действительно ревнуешь к ребенку?
– А что, если да?
– Ты серьезно? У меня никогда не было настоящих отношений до тебя, никогда не было близости с кем-то, мне никогда не нравился кто-то несмотря на то, что я не люблю большинство вещей, которые он делает, как это происходит в случае с тобой. Как ты можешь ревновать?
Я стараюсь не улыбаться, а потом задираю нос.
– Не знаю. Ты явно был влюблен. Ты и принцем его называл. Джейден Адлер. Штаб-квартира НАСА. Вашингтон.
– Прекрати говорить это таким монотонным голосом. Ты действительно звучишь так, будто ставишь мишень на его спину.
– Может, и так.
– Николай!
– Да, малыш?
Он сверлит меня своим мрачным взглядом, который, как я узнал, передается по наследству. От дедушки к отцу, дяде и даже брату-психопату.
– Ты не причинишь вреда Джею. Он не имеет к этому никакого отношения.
– То, что ты встал на его защиту, не поможет ему. Уверен, что мама знает кого-то влиятельного в Вашингтоне. Хм…
– Если бы мама об этом не заговорила, я бы и не вспомнил тот случай. Мы с Джеем просто друзья, и у него почти нет времени, чтобы приехать в Великобританию.
– Значит, если бы у него было время, все было бы по-другому?
– Нет. А знаешь, почему?
– Потому что я бы этого не допустил?
– Потому что я никогда не хотел принца. Мне больше по душе сумасшедший ублюдок.
– Эй! Это же я! – я ухмыляюсь так широко, что вижу свое отражение в его ярких глазах.
– Перестань улыбаться. Иначе я влюблюсь.
– Оу. Я думал, ты уже влюбился.
– Серьезно, перестань. Мне не нравится делить твои улыбки с другими.
– И кто теперь ревнует?
– Я не делюсь, Нико. Я понятно выразился?
– У нас есть кое-что общее.
– Ты все еще не стер это выражение со своего лица.
– Господи, остынь. Не могу поверить, что все думают, будто ты такой золотой мальчик, а на самом деле ты чертов контролер.
– У тебя есть претензии, малыш? Ты можешь их высказать, но нет никакой гарантии, что я приму их во внимание.
Мои губы приоткрываются, и я чувствую, как мое сердце подползает ко рту и падает на землю у его ног.
Его улыбка ослабевает.
– Что случилось?
– Ты только что назвал меня малышом.
– О. Это…
– Только не говори, что это была ошибка.
– Нет. Я хочу называть тебя так иногда.
Я хватаю его за куртку и притягиваю к себе.
– Мне нужно поцеловать тебя…
Слова еще не успевают вырваться из моего рта, как он прижимает свои губы к моим и впивается в мое чертово сердце самым страстным поцелуем. Он целует меня с тоской, жаждой и эмоциями, в которых до сих пор не решается признаться.
Он целует меня так, будто никогда не отпустит.
Будто он будет гореть для меня так же сильно, как я для него.
Я хочу, чтобы этот момент длился вечно, пожалуйста.
Глава 35
Николай
Никогда не думал, что скажу это, но, кажется, у меня началась сильнейшая сахарная кома.
За последние два дня Брэн водил меня по всем этим итальянским, французским и китайским пекарням, из которых я выходил с охапкой десертов, которые съедал за его спиной. Хотя он и не против того, чтобы я покупал выпечку, он верит в раздражающую концепцию под названием «порционирование».
Злейший враг сахара.
В любом случае, мне еще предстоит доесть эти тошнотворно-сладкие булочки с кремом, и тогда я смогу спокойно впасть в коматозное состояние.
К моему несчастью, завтра мы должны уехать. Хотя Брэн мог бы остаться здесь на подольше и поработать над своим проектом, я пропустил два теста и рискую резко снизить свой средний балл. И хотя мне на это наплевать, я не хочу показаться безответственным перед его родителями.
Не говоря уже о моих собственных родителях, которые постоянно спрашивают, какого хрена я не хожу в колледж. Я вроде как рассказал о нем папе, но все равно не упомянул, что он близнец Лэндона. Я бы предпочел, чтобы он познакомился с ним лично, а не внушал себе, что он такой же, как его брат-психопат.
Астрид будет определенно скучать по мне, как она сказала мне сегодня утром. Мы с ней сблизились, и я говорю вам, что эта удивительная женщина однажды станет моей свекровью. Мой будущий свекор, однако, любит играть в недотрогу. Теперь я знаю, откуда у его сына эта черта. Но думаю, даже этот ворчун будет скучать по мне.
У Брэна не было шансов, так что и у него не будет.
Поскольку мы с Астрид теперь практически лучшие друзья, я попытался выяснить, знает ли она о порезах Брэна, но это на вряд ли. Опять же, они очень хорошие родители, так что я сомневаюсь, что они оставили бы его на произвол судьбы, если бы узнали о его отвратительных привычках.
Поэтому логично, что они не знают. Он постоянно носит часы, и самое отвратительное – он не может контролировать свои эмоции. Когда я только познакомился с ним, мне часто казалось, что он холодный, а на самом деле он просто держал все в себе.
Могу сказать, что даже его родители с трудом заставляют его открыться. Черт, я узнал о порезах только благодаря случайному совпадению и после того, как довел его до панического приступа.
Его мама и папа определенно не любят давить на него. Возможно, это не самая лучшая стратегия в общении с кем-то настолько замкнутым, как мой цветок лотоса.
Но это нестрашно. Я могу быть злодеем и подталкивать его. Я должен, потому что читал о людях, которые вредят себе, и о психических последствиях, и никогда не стоит оставлять их одних.
Лучше не становится, как он любит говорить. Это не та зависимость, от которой он может избавиться, не обращаясь к причине, по которой он это делает в первую очередь.
Общее мнение на форумах, где полно людей, которые занимаются подобным, сводится к тому, что им нужно избавиться от боли. Один парень сказал, что, когда он видит, как из него вытекает кровь, он наконец-то может выдохнуть с облегчением.
Мой желудок скрутило от этой картинки, потому что я представил, как Брэн делает то же самое. В той проклятой закрытой ванной. Борется со своими демонами и истекает кровью.
В гребаном одиночестве.
Этого больше не будет.
Как только мы вернемся на остров, мы должны решить эту психологическую проблему, которая разъедает его голову.
Его присутствие остановило меня от суицидальных миссий, поэтому я отказываюсь позволять ему самоуничтожаться.
Может быть, это потому, что я настроен на него больше, чем следует, но сегодня он был сам не свой. Это началось утром, но после того, как мы вышли на улицу, он немного расслабился. Однако во время ужина снова стал напряженным.
Минимум слов. Односложные ответы. Заметное отсутствие постоянных шуток с отцом. Хуже всего то, что он держался от меня на расстоянии – чего он не делал за все время, что я был здесь.
Единственное, что изменилось по сравнению с предыдущими ужинами – присутствие агента Астрид, Грейс. Блондинка средних лет с фальшивым смехом и нелепым количеством вина, которое она пьет.
Астрид сказала, что у них возникло небольшое недопонимание, потому что она хотела, чтобы Брэн подписал контракт с ней, но он выбрал агента, с которым его познакомил Лэндон.
Я помню, как он был счастлив, когда писал об этом по смс. Он был просто в восторге от того, как его брат признал его талант и познакомил со своим агентом.
По словам Астрид, у этого агента и близко нет таланта Грейс, но она уважает решение Брэна, хотя и не понимает его.
После ужина я помогаю Брэну отнести посуду на кухню. Он поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за запястье и останавливаю у стойки.
Он смотрит на меня, выглядя уставшим, вероятно, из-за того, что не ложился спать допоздна и пытался проснуться рано. Сегодня утром я настоял на том, чтобы мы остались в постели и не ходили на пробежку. Мы уже несколько раз делали так, когда он оставался у меня в пентхаусе, и я подумал, что это поможет ему немного расслабиться сегодня, но это только еще больше его взволновало.
Этого не видно ни в его движениях, ни в выражении лица, но его глаза рассказывают совсем другую историю.
Видеть в них пустоту – это ничуть не хуже, чем если бы в мое нутро вонзили нож.
Я погладил его по тыльной стороне ладони.
– Ты в порядке?
– Да. А почему не должен быть?
– Тебе было некомфортно там, малыш. Если тебе не нравится эта женщина из-за давления или чего-то еще, просто откажись больше с ней ужинать. Уверен, твои родители поймут.
– Она мамин агент и уже практически как часть семьи.
– Семья не может быть свободной во всем. Я не встречаюсь с членами своей семьи, которые меня бесят. А именно с дядей-гомофобом, который сказал мне, что трахаться с парнями можно, если только я женюсь на женщине и рожу ему русских племянников.
Выражение его лица смягчается, и часть этой пустоты дает трещину и исчезает с каждым его глубоким вдохом.
– Мне жаль.
– Что я говорил об извинениях без причины?
– Причина есть. Мне неприятно, что тебя осуждают.
– Мне нет никакого дела до него и его бесполезного, совершенно бессмысленного мнения. Как говорит папа, он может пойти в задницу.
– Боже. Мне нравится, как ты показываешь всему миру средний палец, не заботясь ни о чем и ни о ком.
– Если это то, чего они заслуживают, то именно это они и получат.
– Ты… – выдохнул он. – Забудь об этом.
– Если тебе есть о чем меня спросить, просто спроси.
Его руки ложатся на мои бедра, а лицо кажется немного хрупким, уязвимым.
– Ты думал о своем будущем в мафии? То, что сказал твой дядя, имеет смысл, и не похоже, что тебя не привлекают женщины, так что ты мог бы сделать это для репутации…
– Не заканчивай, а то я на тебя разозлюсь. Неужели ты думаешь, что я женюсь или буду заниматься всякой ерундой только ради мафии или репутации? Ты действительно такого обо мне мнения?
Его горло дергается вверх-вниз от судорожного глотка.
– Нет, но разве у тебя не должно быть детей?
– Нет, если я не захочу. Это мое решение и оно никого больше не касается.
– Но разве то, что ты будешь с парнем, не повредит твоему положению? Я знаю, как сильно ты любишь острые ощущения от этой жизни, поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты их потерял.
– Не потеряю. Джереми, Вон и я будем править этой империей. Они двое – самые важные наследники Братвы, и им наплевать на мою ориентацию, так же, как и всем, кто хочет сохранить свою голову на плечах.
– Вон?
– Сын Пахана. Ты мог видеть его на инициации. Он был в белой маске.
– Ах, да. Но я никогда не видел его вблизи.
– И никогда не увидишь – по крайней мере, на острове. Он живет в Штатах и приезжает только на посвящения, – я приподнимаю его подбородок. – Суть в том, что не стоит беспокоиться о моем положении. Я буду бороться зубами и когтями за то, чего хочу. Это понятно?
Он кивает.
Я указываю головой в направлении столовой.
– Ты собираешься делать то, что хочешь, и игнорировать эту каргу?
– После маминой выставки. А, и Николай?
– Хм?
– Обещай мне, что не будешь разговаривать с Грейс.
– Почему нет?
Его ладони дрожат, когда он обхватывает мои щеки. От волнения в его голосе у меня за долю секунды поднимаются мурашки.
– Пообещай мне. Пожалуйста.
– Хорошо, обещаю.
Он испускает долгий вздох, а затем прижимается губами к моим.
– Спасибо.
Когда он отпускает меня, его движения становятся плавными, и он даже улыбается.
– Хочешь поработать для меня моделью?
– Всегда.
– Жди меня в студии. Мне нужно поговорить с папой, и я приду, – он собирается уходить, но поворачивается и снова целует меня, крепко и быстро, а затем шепчет мне в губы: – Я не могу насытиться тобой, малыш.
А потом уходит, как будто не вырвал мое сердце и не забрал его с собой.
Чтоб меня.
Мне нужно остыть, пока я не похитил его на необитаемый остров, где мне не придется делить его с кем-то еще.
Я иду мыть руки в ванную и, уходя, мельком замечаю Грейс, идущую по коридору в мою сторону.
Я знаю, что обещал Брэну не разговаривать с ней, но именно она останавливается передо мной. Технически, это не я нарушил обещание.
Она обводит меня взглядом, словно я таракан, застрявший под ее каблуком, а затем поднимает подбородок с кипящей надменностью.
Скрестив руки, ее длинные красные ногти как у ведьмы нетерпеливо постукивают по рукаву черного пиджака.
– Как тебя зовут?
– Если вы не помните моего имени, это может быть ранним признаком слабоумия. Советую вам сходить к врачу.
– Думаешь, ты смешной?
– Не намеренно.
– Я просто как-то этого не заметила.
– Вашего слабоумия? На ранних стадиях его никто не замечает.
– Я не понимаю, как такой, как ты, – она снова смотрит на меня этим высокомерным взглядом. – Может быть с таким великодушным человеком, как Брэн. Это просто в голове не укладывается.
– И это ваше дело, потому что…?
– Мне не нравится, что он тратит свои таланты и время на таких правонарушителей, как ты. Ты, должно быть, чем-то ему угрожал.
Я прислонился спиной к стене.
– Опять же, не понимаю, какое вам до этого дела. Не хочу этого говорить, но вы начинаете звучать и выглядеть как надоедливая чопорная леди. То, что мы с Брэном делаем с нашими отношениями, не имеет к вам никакого отношения. Соберите все свое достоинство в кучу и уходите.
– Отношения? – она смеется, звук хриплый и злой. – Отношения, говоришь. Ты заблуждаешься, мальчик. Брэн не вступает в отношения.
– А со мной вступил.
– Ты думаешь, что знаешь его лучше меня? – ее голос и лицо стали каменно-холодными. – Ты – ничто в великой схеме вещей.
– Что, блять, это должно значить?
Она разжимает руки и показывает на меня пальцем.
– Это значит, что ты должен сдаться и оставить его в покое.
– Или что?
– Тебе не нужно знать ответ на этот вопрос.
– Нет, я хочу.
В ее глазах-бусинках появляется лукавый взгляд, затем она откидывает волосы назад.
– Дай мне свой номер. Я пришлю тебе прощальный подарок.
После того как я делаю это, чтобы лишь подшутить над ней, она уходит, покачивая бедрами и вскидывая волосами.
Забудьте о том, что Брэну некомфортно рядом с ней. Мне эта сучка ни капельки не нравится. В ней есть какая-то зловещая грань, которую она так хорошо скрывает на людях и так легко демонстрирует наедине, и это само по себе является тревожным сигналом.
