Текст книги "Бог Ярости (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
Глава 4
Брэндон
Я человек привычки.
Невротично. Во всех смыслах этого слова.
Без тщательно выстроенного распорядка дня я бы рассыпался на миллион непоправимых осколков.
Без пунктуального набора действий я ничто.
Поэтому каждый день я просыпаюсь в пять. Без исключения – ни во время каникул, ни после пьянки, вечеринок или всего того, что ожидается от студента универа. В пять. Всегда. Каждый день.
Затем я одеваюсь, делаю смузи и отправляюсь на пробежку в пять тридцать. Возвращаюсь в семь. Душ. Завтрак. Валяюсь в студии еще час или два. Потом учеба. После я иду на тренировку с командой по лакроссу. Опять валяюсь. Разговариваю, улыбаюсь, смеюсь, проявляю заботу, переписываюсь, симпатизирую, существую.
Существую.
Изо дня в день я должен существовать. Быть и, блять, оставаться таким. Посреди людей с размытыми лицами, именами и личностями.
Весь день я говорю себе, что мое место среди них и что на самом деле я не борюсь с непрекращающейся тошнотой, которая пропитывает мои легкие с каждым вдохом. Это то, что у меня получается лучше всего.
Притворяться. Проглатывать все это. Улыбаться.
Снова, и снова, и снова, и снова, пока я не смогу доползти до своей студии, уставиться на свою душу в виде чистого холста, а затем принимать душ дольше, чем нужно. Я натираю себя до блеска, кожа становится красной, как помидор, и только так я могу отключиться на весь день.
Затем я пью травяной чай и ложусь спать в десять тридцать.
Это если меня не тащит на вечеринку мой друг Реми, который любит веселиться каждый день.
Иногда мне удается прогнать его и придерживаться своего графика сна, но иногда он вооружается другими нашими друзьями, и я не могу отказать.
Постоянное отклонение приглашений не очень-то вписывается в образ притворства, не так ли?
Мой непостоянный график сна царапает мою невротическую сторону, как недоступный зуд, но я справляюсь с этим.
Логически.
Просыпаюсь в пять на следующий день и возобновляю цикл.
Вот почему я чуть не сошел с ума после той богом забытой инициации, на которую мне не следовало идти.
Это событие было серьезным отклонением от моих обычных привычек, и мне потребовалось нечто большее, чем просто проснуться в пять, чтобы смириться с этим.
Но я справился. В конце концов. Потому что я контролирую ситуацию.
Весь этот нелепый опыт остался в прошлом.
Или я так думал.
Еще одно неожиданное событие врезалось в мою стальную стену, оставив в ней вмятину и сбросив мой идеальный цикл в канаву.
Мои ноги подкашиваются, когда я оглядываюсь на пустую трату человеческого пространства, которую пытался вытравить из своего сознания.
И мне это удалось.
С успехом.
Пока он не заговорил.
Мои легкие учащенно вздымаются, грудь ударяется о футболку, словно надеясь вырваться из моей собственной гребаной кожи.
Альтернативный рок продолжает играть из моего единственного наушника, громкий ритм бьет мне в ухо, но я ничего не слышу из-за постоянного шума в моем черепе.
Как всякий раз, когда моя тщательно выстроенная жизнь сталкивается с препятствиями.
Николай – не просто препятствие. Он – чертова стена, которую я никак не могу сдвинуть с места.
А он не замечает, какой кавардак устроил одним своим присутствием, и стоит, ухмыляясь, как идиот.
Полуголый.
Только цепочка с кулоном в виде пули болтается на груди.
Белые шорты так низко сидят на бедрах, что одно неверное движение – и они упадут.
Карта экстравагантных татуировок разбросана по его груди, плечам, рукам и всем восьми кубикам пресса. Он по-дурацки мускулист в совершенно ненужном смысле. Его густая грива волос завязана в беспорядочный хвост, который подчеркивает его острую челюсть, суровые черты лица и недоброжелательные глаза.
В тот раз мне показалось, что из-за окровавленной маски он выглядел чудовищно, но нет, ему не нужно что-то еще, когда он может передать эту интенсивную и совершенно неприятную энергию одним только своим отвратительным лицом.
Он поглаживает мой наушник между пальцами – не забыть продезинфицировать его позже.
– Мне кажется, или ты смотришь на меня так, будто действительно скучал?
Я едва сдерживаюсь, чтобы не выпятить верхнюю губу, выхватывая свой наушник.
– Я даже не знаю, кто ты такой. Беги отсюда, мальчик.
Вот так.
Я ответил ему его же оскорблением. Не то чтобы я думал об этой реплике или о чем-то столь же отвратительном спустя несколько часов после инициации.
Я поворачиваюсь и снова начинаю бежать трусцой, чертовски желая закончить пробежку и вернуться к графику, которое мы все знаем и любим. Говоря «мы», я имею в виду себя и свой нестабильный мозг.
И снова мой план проваливается в самую глубокую яму ада.
Этот чертов ублюдок догоняет меня, бежит в моем темпе, его плечо почти касается моего.
– Это я, Николай. Мы встречались на днях на посвящении… О, точно! Я был в желтой маске, поэтому ты не видел моего лица, но это я! Без маски гораздо сексуальнее, не находишь?
Я хотел продезинфицировать наушник, прежде чем использовать его снова, но у меня нет такой возможности. Я вставляю его в ухо, врубаю громкость на максимум и бегу быстрее, деревья на дороге расплываются в моем периферийном зрении.
Порядок. Привычка.
Контроль.
Я всегда бегу по одной и той же дорожке, прохожу мимо одного и того же парка и смотрю на одни и те же здания.
Меня очень раздражает, когда на некоторых дорогах ведутся строительные работы, и мне приходится оббегать их по пешеходным дорогам. Сейчас их нет.
Я быстро бегаю – быстрее всех в команде, поэтому играю в полузащите просто идеально.
Николай со своими смешными габаритами не может за мной угнаться.
Теперь я могу вернуться к своему ритму и забыть о том, что произошло. Как, впрочем, и о самом посвящении – за исключением того, что там была моя младшая сестра.
Я не мог написать ей: «Эй, маленькая принцесса, ради «Фиш & Чипс5», пожалуйста, скажи, что мне все привиделось и тебя не было на посвящении Язычников», потому что это выдало бы, что я там был. Хотя она дважды оборачивалась, так что могла и узнать меня, несмотря на маску.
В любом случае, я не напишу ей.
Мой язык любви – это защита тех, кого я люблю, в том числе и моей драгоценной сестры, от того бардака, который творится в моей жизни.
Так что я ни за что не стал бы добровольно рассказывать о том, что был там. Но я переписывался с ней и встречался, и, кажется, все было в порядке. Если не считать того факта, что Киллиан Карсон, другой член Язычников, опубликовал фотографию, на которой он целует ее – или, точнее, пожирает ее лицо.
Должен признаться, я был встревожен, а Лэн сошел с ума из-за этого. Киллиан, по случайному совпадению кузен Николая, не тот тип парня, с которым мы хотели бы видеть нашу сестру.
Но она заверила меня, что все в порядке и что она знает, что делает. Лэн определенно не послушал ее и заставил меня присоединиться к нему, когда пошел угрожать Киллиану и установить ему срок, в течение которого он должен бросить нашу сестру.
Конечно, мне пришлось извиниться от его имени, когда он нагрубил кузине Киллиана, Мие. Несмотря на то, что она сестра Николая, она совсем не похожа на него.
Она приняла извинения и пригласила меня на блинчики и поиграть в настольные игры.
Не Лэна. Меня.
Я очень не хотел идти к Язычникам, но Мия настояла, а мне хотелось увидеть Киллиана своими глазами, так что я согласился.
К счастью, Николая там не было, но Глин пришла с нами, и я видел, как она с тоской смотрела на Киллиана все это время.
После этого я, как ответственный брат, напомнил ей, чтобы она была осторожна и сообщила мне, если что-то случится. Однако, давая какие-либо советы, я всегда чувствую себя абсолютным мошенником.
Так что я оставил все как есть. С трудом.
И неохотно.
В любом случае, это не мое дело. Это был первый раз, когда я видел, как Глин упирается и категорически отказывается слушать приказы Лэна.
На мою спину обрушивается тяжесть, и я спотыкаюсь, когда оба AirPods выдергивают из моих ушей, а Николай стоит передо мной, дыша так же тяжело, как и я.
Нет, он задыхается, но вздымание и опускание его груди не идет ни в какое сравнение с бешеным стуком моего сердца о грудную клетку.
– В чем, черт возьми, твоя проблема? – я огрызаюсь, а потом прикусываю язык, потому что я не огрызаюсь.
Никогда.
– Я звал тебя по имени, но ты не слышал, – непринужденно сообщает он, как будто не является свидетелем моей временной потери контроля в эпических масштабах.
Я заталкиваю демона, взявшего надо мной верх, в самый темный угол моего сознания и протягиваю ладонь, чтобы он вернул мои AirPods.
Николай перебрасывает один из них в другую руку, затем сжимает мою ладонь в своей, его губы кривятся в безумной ухмылке.
– О, круто, ты помнишь! Приятно официально познакомиться с тобой, Брэндон. Или, погоди! Я нашел для тебя отличное прозвище. Цветок лотоса. Знаешь, потому что тебе удалось так красиво расцвести, будучи окруженным грязным болотом, которым является Лэндон. Разве это не чертовски поэтично?
Я на мгновение оказываюсь парализован, мои аккуратно уложенные мысли едва не опрокидывают меня в черную дыру головой вперед.
Но этого не происходит.
Потому что я контролирую ситуацию.
Я пытаюсь выдернуть свою руку из его более теплой, но он сжимает ее так крепко, словно пытаясь раздавить мои кости.
Его ухмылка расширяется, усиливая фактор жути.
– Тебе нравится? Твое новое прозвище? Нравится?
– Отпусти, – бормочу я между стиснутых зубов.
– Но почему? – он выглядит искренне озадаченным. – Это ты предложил мне пожать твою руку. Я прощаю тебя за то, что ты притворяешься, будто не помнишь о моем незабываемом присутствии.
– Тебе нужно обуздать свое эго.
Он смотрит на меня сверху вниз, а затем ухмыляется.
– Замечательно, спасибо, что сказал.
Я хочу ущипнуть себя за переносицу, но не могу, потому что этот ублюдок держит мою руку в заложниках, постепенно усиливая хватку. Хуже всего то, что, по-моему, он даже не замечает, что делает.
Больно, черт возьми, но я выкопаю себе яму и буду в ней гнить, прежде чем признаю это вслух.
– Моя рука, – говорю я совершенно безразличным тоном.
Он усиливает хватку.
– А что с ней?
– Отпусти ее.
– А это обязательно? Она такая мягкая и приятная.
Он снова сжимает руку, сминая пальцы, и мне приходится подавить проклятый… стон? Что за чертовщина?
Боль. Это всего лишь боль.
– Мне нужна моя рука, так что да, ты должен ее отпустить, Николай.
– Блять. Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Хотя с этим горячим акцентом все будет звучать потрясающе, – блеск, который я так и не смог стереть из памяти, возвращается в глубину его суровых глаз.
Бирюзово-голубые. Наполненные острым… любопытством? Насилием?
С этим сумасшедшим придурком никогда нельзя знать наверняка.
Он – интенсивность на стероидах.
Элемент, который меня совершенно не интересует.
– Интересно, как бы ты произнес мое имя в других… более интимных обстоятельствах.
Я отдергиваю руку так внезапно, что у него не остается выбора, кроме как отпустить ее.
– Я же просил тебя держать свои гейские заигрывания подальше от меня. Я натурал.
– Хм… – он наклоняет голову в сторону, глаза, как у психа, пристально наблюдают за мной.
О чем думает такой ненормальный, как он? Кроме насилия, конечно. Слухи о том, что он избивает людей ради развлечения, – это все, что я слышал о нем до инициации.
Возможно, если бы я больше контактировал с реальным миром, а не притворялся, я бы узнал, что ему нравятся мужчины.
Хотя, очевидно, ему нравятся и женщины. Если верить… социальным сетям. Я не искал информацию о нем. Он каким-то образом попал на одну из фотографий, где был отмечен Реми.
Меня не интересует, куда он погружает свой член, пока он держит его подальше от меня.
– Мои наушники, – требую я, не совершая ошибки и не предлагая на этот раз свою руку.
– Тебе нравится говорить односложно и отдавать приказы, да?
– Отдай их.
– Наглый. Я же говорил, что мне это нравится.
– Не заставляй меня повторять или, да поможет мне Бог…
Он врывается в мое пространство так быстро, что я вздрагиваю и всем телом откидываюсь назад, чтобы он не коснулся меня.
Его маниакальный взгляд вырывается на поверхность, весь яркий и дестабилизирующий. Как смертоносный шторм.
– Что? Да поможет тебе Бог и что? Что ты собираешься сделать? Не оставляй меня в неведении.
Он вжимается в меня с каждым словом, пока его обнаженная грудь не упирается в мою. Неведомые эмоции взрываются и растекаются по мне.
Это удушающе и неправильно.
Как замена тошноте. Только намного хуже.
Знаете что? Он может оставить мои наушники себе. Я все равно больше не надену их.
Я делаю шаг назад, а он – вперед, его грудь по-прежнему прижата к моей, сердце стучит в неровном ритме.
Или это мое?
Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и бегу.
Понятия не имею, куда бегу и придерживаюсь ли я своего обычного маршрута, когда проношусь между деревьями.
Я бегу быстро.
Так быстро, как только могу.
До тех пор, пока мои мышцы не затрещат, а легкие не загорятся.
Черные чернила мчатся за мной длинными вихрями и резкими штрихами. Воображаемые руки хватают меня за футболку и тянут.
Мое дыхание сбивается и становится неровным.
Нет.
Ты контролируешь ситуацию. Ты всегда контролируешь ситуацию, помнишь?
Всегда.
И все же я покачиваюсь, когда эти руки сжимают, скручивают, дергают и…
Твердый предмет ударяется о мою спину, и меня так неожиданно толкают, что я падаю головой вперед на землю.
Я кашляю и отплевываюсь от грязи, мои легкие горят, а зрение затуманивается.
Горячее дыхание согревает мне ухо, прежде чем очень знакомый раздражающий голос шепчет:
– Не убегай от меня, цветок лотоса. Ты делаешь это уже во второй раз, если считать инициацию, то третий. Мне немного больно.
Я выдыхаю воздух, радуясь тому, что не попался на удочку своего извращенного воображения.
Но тут до меня доходит, что Николай на мне.
Снова.
На этот раз его колено упирается мне в поясницу, а рука сжимает мой затылок, пока он говорит мне на ухо.
Снова твою мать.
– Ну…? – он улыбается, и я знаю это, потому что его губы изгибаются у чертовой раковины моего уха. – Эта поза мне немного знакома. Не то чтобы я жаловался.
– Николай, – рычу я, мои нервы начинают сдавать. – Отвали от меня к чертовой матери.
– М-м-м. Еще. Дай мне, блять, еще, – рычит он мне на ухо.
– Отвали.
– Вот так. Борись со мной. Мне нравится эта энергия, цветок лотоса.
– Тебе не понравится, когда… – я замолкаю, прежде чем сказать, что откушу ему голову.
Боже правый. Это не я.
– Что? Мне не понравится, когда ты что? – он говорит это так близко, что я чувствую его слова своим ухом, а не слышу их. – Тебе нужно перестать обрывать себя на полуслове. Это незнание убивает меня. Ты играешь в недотрогу, прекрасный принц, но я не против. Борись со мной. Дерись со мной. Сражайся со мной, мать твою!
Я пихаю его локтем.
– Ты отвратителен. Отвали.
К моему удивлению, он отпускает меня, позволяя себе упасть на задницу рядом со мной. Исчезновение его давящего тела возвращает мне нормальный ход мыслей. Почти.
В этот момент я понимаю, что забрел в близлежащий парк, мимо которого обычно пробегаю во время своих пробежек.
Ранний утренний свет проникает между огромными вековыми деревьями и падает на лицо Николая.
И тут происходит нечто любопытное.
Под мягким желтым светом, целующим его щеку и правый глаз, голубой цвет светлеет до леденящей бирюзы, обнажая крошечные вкрапления серого в радужке.
Голубое на сером.
Потрясающе.
– Что бы ни залезло тебе в задницу, лучше бы ему на хрен вылезти, – рявкнул он, и весь его юмор пропал. – Еще раз назовешь меня отвратительным, и я пришибу тебя к ближайшему дереву, а потом подвешу за яйца, чтобы все видели, кто на самом деле отвратительный. Понял?
Я выхожу из мгновенного оцепенения, понимая, что, несмотря на отсутствие его веса, продолжаю лежать на животе.
Вскочив на ноги, я пытаюсь выровнять дыхание, глядя на него сверху вниз.
– Не трогай меня больше, и я не буду тебя так называть. На самом деле, я не буду называть тебя никак, потому что предпочту больше никогда с тобой не разговаривать.
– Почему? – его ухмылка вернулась так же быстро, как и исчезла, и он неторопливо встает, словно большой кот, выползающий из своей пещеры после сна. – Боишься, что я тебе понравлюсь?
Я одариваю его своей самой фальшивой улыбкой.
– Шансы этого равны нулю. Тебе повезет в следующей жизни, малыш.
– Бла-бла-бла. Зачем ждать, если у меня есть эта жизнь? – он хмурится. – И еще, почему ты улыбаешься как гад?
Моя улыбка сходит на нет, и я выхватываю свои AirPods из его хватки.
– Перестань преследовать меня. Я серьезно. Меня твои намеки не интересуют.
Он широко улыбается, как безумный маньяк под наркотиками. Может, он и правда под кайфом.
– А откуда ты знаешь, на что я намекаю?
– Ты не очень-то и деликатничал. Ответ – нет.
– Я могу справиться и с «нет».
– Ты зря тратишь время. Я натурал.
– Ты говоришь мне это уже в третий раз. Кто-то пытается доказать свою точку зрения, – он хлопает меня по плечу. – Но только если это позволяет тебе спать по ночам, цветок лотоса.
он снова начинает проникать в мое пространство, его запах – бергамот и мята – заполняет мои ноздри и затуманивает чувства.
Снова твою мать.
Я резко отталкиваю его и перехожу на самый быстрый бег за всю мою историю бега. Я преодолеваю расстояние до особняка в мгновение ока.
Забудьте о моем расписание. Мне нужно защитить нечто гораздо более важное.
Мое здравомыслие.
Глава 5
Николай
В последнее время я начал заниматься бегом.
Под словом «в последнее время» я подразумеваю, что это уже третий день. Первый был, когда я повалил Брэндона на землю и почувствовал, как напряглись его мышцы, когда я шептал ему на ухо.
Было хорошо.
На самом деле, было гораздо лучше, чем просто хорошо. Чертовски горячо – вот самое подходящее слово.
Есть что-то такое в том, чтобы издеваться над ним, портить его образ золотого мальчика, но больше всего мне нравилось зажимать его под собой, когда в одну секунду он становился податливым, а в другую боролся так, словно от этого зависела его жизнь.
У Коли был самый напряженный стояк за неделю. Первый случился, когда Брэн сидел у меня на коленях.
И снова никакие прелюдии, жадные рты и жаждущие дырочки не смогли удовлетворить мой с недавних пор разборчивый член. Они даже не смогли приподнять его или возбудить мои яйца, чтобы они хоть немного выделялись сквозь штаны.
Но совсем другое дело, когда в моей голове прокручиваются разные образы.
Мне пришлось стать пещерным человеком и дрочить в одиночестве, представляя, как красное пятно ползет по шее Брэна, когда я рычу ему в ухо, или как мурашки покрывают его кожу, когда я удерживаю его на месте, положив руку ему на затылок.
Он не сопротивлялся. Снова. Он просто лежал и умолял, чтобы его использовали.
Хотя он бы сказал вам обратное.
Он тот еще засранец. Хотя последние пару дней мне было очень весело с ним бегать, у меня такое чувство, что это не… взаимно.
Меня встречали только его сощуренные глаза, смертельные взгляды и редкие порывистые выдохи воздуха из его сочных губ.
Не говоря уже о его односложных ответах и постоянных приказах.
Отвали.
Отойди от меня.
Не прикасайся ко мне.
Убери свое неприятное присутствие от меня.
Он говорит как королевская особа. Но я не жалуюсь. Есть что-то такое в том, чтобы испортить хорошего мальчика, который не дает мне спокойно жить.
Вот почему я вернулся на третий день.
Я жду у входа в особняк Элиты, бегая вокруг, и бью кулаками по воздуху. Не могу просто стоять на месте.
Только при одной мысли о Брэне в его шортах и облегающей футболке кровь приливает к моему паху.
Хотелось бы отметить, что я старался сохранять спокойствие, но, опять же, спокойствие и я враждуем с самого моего рождения, и нельзя ожидать, что я оставлю его в покое. Он превращается в сладкую зависимость, которая наполняет смыслом мои дни.
Решение? Попытаться измотать его.
Проникнуть под его кожу.
В процессе разрушить его сердце.
С ним так весело шутить. Обычно он ничего не выражает, разве что симулирует жуткую улыбку, похожую на улыбку психопата, поэтому, когда я застаю его врасплох, у него появляется выражение потерянного оленя, попавшего в свет фар. То ноздри раздуваются, то покачивается его великолепное адамово яблоко.
Я живу ради этого дерьма. Буквально.
Два дня я думал только о том, как бы выбесить его до смерти. Пять тридцать утра – мое любимое время суток до последующих изменений.
Рано или поздно он упадет к моим ногам, как и все остальные. Точнее, на колени.
Мне нравится думать, что я делаю какие-то успехи. Вчера он не пытался убежать от меня, хотя и пытался воспользоваться дурацкими AirPods, которые я, будьте уверены, снял и держал в заложниках до конца пробежки.
Он притворился, что меня нет рядом, пока я задавал ему кучу вопросов. Я не могу вспомнить многие из них, но в основном это были вопросы типа: что он делает после пробежки? Какая у него любимая еда? Кино? Цвет? Хобби? Одежда? Средства для волос? Одеколон?
Нравится ли ему бойцовский клуб? Насилие? Хруст человеческих костей?
Это было немного назойливо? Хотя кого это, черт возьми, волнует, честно говоря?
Он бы ничего не ответил, даже если бы вопросы не были назойливыми.
Он не очень-то сговорчив и пропускает мои вопросы мимо ушей, как будто он их и не слышал, пока не убежит обратно в свой большой замок.
Но, опять же, я не менее настойчив и чертовски люблю сложные задачи.
Мама и Джереми говорят, что я как бык, который не остановится, пока не получит то, что хочет, так что… снова начинаем по новой.
У меня есть все время в мире теперь, когда Коля переживает гребаный период воздержания.
Хотя он не кажется таким уж безразличным, когда рядом с ним находится некий прекрасный принц с каштановыми волосами, который поражает мой разум.
Ухоженные, шикарные мужчины вроде Брэна не в моем вкусе. Совсем.
Но что-то в нем…
Мои движения резко прерываются, когда ворота со скрипом открываются, и на улицу выходит цветок лотоса, одетый в черные шорты и королевско-голубого цвета футболку, обтягивающую его широкие плечи, объемные грудные мышцы и стройную талию.
Это незаметно, но у него определенно превосходное телосложение. Он подтянутый, худой, твердый и упругий везде.
Коля дергается в моих шортах, и я тихо стону.
– Блять, чувак, – я смотрю на него сверху вниз. – Определись уже. Ты вялый или твердый?
Я не получаю ответа. Естественно. Он в буквальном смысле мудак.
Цветок лотоса делает свою ежедневную фотографию и выкладывает в Instagram. Я посмотрю на нее позже, когда он сбежит в свой королевский особняк. А пока я предпочитаю получать удовольствие от его вида. Новый материал для моей ежедневной дрочки и все такое.
Он идет по дороге уверенными, слегка принужденными шагами. Его взгляд мечется из стороны в сторону, возможно, в поисках меня, но я хорошо спрятался за деревьями.
Нельзя допустить, чтобы их камеры засекли меня и доложили главному придурку Лэндону. Не то чтобы я был против того, чтобы повалить этого мудака на землю и разбить ему череп на две части, но я бы предпочел не вызывать никаких осложнений, когда буду пытаться залезть в штаны его брата.
Или в задницу.
Как бы то ни было, цветок лотоса продолжает осматривать окрестности, а я остаюсь незаметным, просто чтобы поиздеваться над ним.
Вчера я бросился к нему, как только он завернул за угол и оказался далеко от камер особняка. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами и со слегка приоткрытыми губами, и, хотя это выражение длилось долю секунды, можете не сомневаться, я добавил его в свой мысленный каталог, заполненный только Брэндоном Кингом.
Сегодня я использую другую стратегию. Нельзя допустить, чтобы он привык к моему образу действий и перестал демонстрировать мне свои особые реакции.
Я хочу, чтобы он подошел как можно ближе. Пока я не почувствую его запах. Пока…
Он останавливается в нескольких сантиметрах от меня на грунтовой дороге, и я вижу его боковой профиль с места в первом ряду. Он уверен, что не заинтересован? Ведь он так красиво оделся для меня. Хотя и носит одну и ту же одежду разных цветов, в сегодняшнем цвете есть что-то особенное. Синий подчеркивает голубизну его загадочных, снобистских глаз.
Хотя я бы предпочел, чтобы он был без футболки, чтобы я мог наблюдать за его телом и, возможно, впиться в него зубами.
Образно, конечно.
Да кого я, блять, обманываю? Абсолютно буквально.
Я уже собираюсь сократить расстояние между нами, когда прямо перед ним останавливается кабриолет Audi.
Из машины выскакивает потрясающая блондинка, одетая в облегающие шорты, обнажающие ее задницу, и спортивный лифчик, едва прикрывающий ее большие сиськи.
Губы у нее чертовски неестественные, а косметики на ней больше, чем у трансвестита.
Она бросается к Брэндону в свирепых объятиях, прижимаясь к нему всем телом.
– Малыш!!! Я так рада, что ты решил снова дать нам шанс. Обещаю, что на этот раз все будет иначе. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, красавчик.
Он похлопывает ее по спине, но в его движениях нет энтузиазма. Его выражение лица не меняется ни на йоту.
Как у робота.
Я добился от него более красноречивой реакции, просто вырвав его AirPods, блондиночка.
Не то чтобы меня это волновало.
Мне все равно.
И все же моя рука дергается, требуя сбросить ее с ближайшего, самого крутого обрыва.
Как она посмела прервать наш утренний ритуал, который длится уже три дня?
Два.
Она отстраняется, улыбаясь, как модель, ее выражение лица нежное, когда она воркует с ним и целует уголок его рта. Отвратительно.
О, вы только посмотрите. Любимое слово Брэндона.
– А нам обязательно бегать? – она капризничает, как чертов ребенок. – Ты же знаешь, я не люблю это, да и вообще рано просыпаться тоже.
Многое из того, что «ты же знаешь», было нарушено.
Кто эта цыпочка?
Я, наверное, видел ее в его IG, который всю ночь просматривал, большое спасибо.
Хотя единственный случай, который я помню, был два года назад, когда кто-то, похожий на нее, без обесцвеченных волос, висел у него на руке.
Она привлекла мое внимание, потому что он никогда не публикует фотографии с девушками, которые не являются его подругами.
Учитывая, что я изучил его друзей женского и мужского пола, я знал, что она не входит в этот список.
Клара.
Я запомнил это имя, потому что хотел зайти и на ее IG, но уже стукнуло пять, и мне нужно было быть здесь.
Кто ты, блять, такая, Клара, и какой твой любимый способ умереть?
Я собираюсь присоединиться к спектаклю и спросить ее об этом – а может, просто напугать. Это дерьмо дается мне легко.
Листья хрустят под моими ботинками, и голова Брэндона наклоняется в мою сторону, но он не смотрит на меня.
– Тебе не обязательно бегать, Клара, – он запускает пальцы в ее волосы, откидывает ее голову назад и прижимается к ней губами. Ее язык высовывается, и он на долю секунды сопротивляется, держа губы сомкнутыми, а затем приоткрывает их, совсем немного, и она засовывает его ему в рот.
Я стою неподвижно, склонив голову набок, наблюдая за тем, как он целует ее.
Или наоборот?
Его мышцы пульсируют и перекатываются, спина напряжена, бицепсы вздуты, а длинные пальцы вцепились в ее волосы.
Борьба.
Вот что он делает. Он не наслаждается этим. Он борется.
С чем ты борешься, цветок лотоса?
Кажется, он борется с желанием поцеловать ее, или, может быть, он борется с тем, чтобы держать под контролем свое либидо.
Мой взгляд скользит вниз, к его шортам, и нет. Эрекции нет и в помине. У Коли она появилась бы через несколько секунд после бурного поцелуя.
У прошлого Коли, я имею в виду. Новый – явно идиот, который не подчиняется моей воле.
Брэндон поворачивает ее к себе, и я оказываюсь у нее за спиной, когда он углубляет поцелуй. Я даже не смотрю на ее бессмысленное присутствие, мой взгляд сосредоточен на его лице, которое почти не искажается.
Едва двигается.
Едва ли чувствует – если чувствует вообще.
Он целует девушку по-французски, но его глаза широко открыты. Ни разу не закрылись и не потерялись в этом моменте, как у нее.
Его взгляд переходит ко мне, и я удерживаю его, фиксируя глаза на его роботизированных действиях, скрестив руки.
Покажи мне, на что ты способен, натуральный мальчик.
Он хмурит брови, как будто слышит мои мысли, а я остаюсь на месте, наблюдая не за шоу, а за его лицом.
Я наслаждаюсь легкими изменениями, как выражение его лица переходит от контроля к противоречивым эмоциям. Ненависть? Похоть? И то, и другое чертовски сексуально, если хотите знать мое мнение.
Я тянусь вниз и поправляю свой член, затем держу руку на месте и сжимаю его через шорты, показывая ему, какой разрушительный эффект он производит на Колю.
Он даже не заговорил со мной, но одного взгляда достаточно, чтобы превратить мой член в самого худшего грешника.
Глаза Брэна расширяются, и да, он определенно сейчас ни капельки не фокусируется на Кларе. Он не обращает на нее ни малейшего внимания.
Просто чтобы подшутить над ним, я прикусываю нижнюю губу, а затем говорю:
– Хочешь помочь мне?
Его глаза вспыхивают ярким голубым светом, и он резко отстраняется от Клары.
– Ух ты, это было очень круто, малыш, – выдыхает она, а я уже готов ударить ее по голове и сбросить с обрыва в ее кабриолете.
Он отворачивается от меня, но не раньше, чем я вижу доказательства в его шортах.
Боже, Боже. Это что… гребаная эрекция?
Я имею в виду, она могла появиться из-за поцелуя. Это не могло случиться из-за меня.
Он натурал.
Вставьте сюда закатывание глаз.
Он прячется за своими хлипкими стенами, незаметно приспосабливаясь, прежде чем встретиться с Кларой самой фальшивой улыбкой.
– Я просто скучал по тебе.
Чушь собачья. Мне кажется, он даже не верит в то, что говорит.
А вот Блонди верит, поскольку снова бросается в его объятия.
– МАЛЫШ! Я так сильно тебя люблю. На этот раз навсегда. Я больше никогда тебя не оставлю.
Мне приходится физически заставлять себя отвернуться, потому что если я этого не сделаю, то могу подойти и ударить Клару. Или случайно убить ее. А я не хочу разбираться с мертвой телкой.
Кроме того, у меня мог бы быть более подходящий план для Клары.
Прекрасному принцу лучше прикрывать свою гребаную спину.
