Текст книги "Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918"
Автор книги: Ричард Пайпс
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 55 страниц)
Сгорая от нетерпения, опасаясь вторжения войск с фронта, Ленин решил не ждать дальше. Между 8 и 9 часами утра он проследовал в помещение, служившее большевикам оперативным штабом. Поначалу его никто не узнал. Первым, поняв, кто вошел, радостно встрепенулся В.Д.Бонч-Бруевич: «Владимир Ильич, отец наш! – вскричал он, бросившись обнимать Ленина. – Не узнать, родной!»193 Ленин сел и набросал от имени Военно-революционного комитета декларацию о низложении Временного правительства. В 10 часов утра (25 октября) ее напечатали газеты:
«К ГРАЖДАНАМ РОССИИ!
Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства – это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов». [Декреты. Т. 1. С. 1–2. На следующий день жена Керенского была арестована и провела сорок восемь часов в заключении за то, что сорвала листовку с текстом этой декларации (Фрейман А.Л. Форпост социалистической революции. Л., 1969. С. 157).].
Этот документ, занимающий самое почетное место в собрании большевистских декретов, объявлял, что всю власть в России принял на себя орган, который никто, кроме большевистского ЦК, на это не уполномочивал. Петроградский Совет создал Военно-революционный комитет для обороны города, а не для свержения правительства. В тот момент, когда большевики действовали от имени Второго съезда Советов, сам съезд еще даже не открылся. Впрочем, такая процедура соответствовала рассуждению Ленина, записанному им накануне ночью: «Кто должен взять власть? Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет «или другое учреждение»». Поскольку переворот был незаконным и тихим, население Петрограда не восприняло заявления всерьез. По словам свидетелей, 25 октября жизнь в городе вошла в нормальное русло: открылись учреждения и магазины, рабочие пошли на фабрики, а места развлечений были вновь заполнены толпами завсегдатаев. Никто, кроме узкой группы людей, непосредственно причастных к этим событиям, не знал, что столица уже была во власти вооруженных большевиков и что положение приняло необратимый характер. Впоследствии Ленин как-то сказал, что начать мировую в России было так же легко, как «перышко поднять»194.
Тем временем Керенский спешил в Псков, где находился Штаб Северного фронта. По странному стечению исторических обстоятельств, единственными войсками, способными в тот момент отправиться в Петроград, оказались казаки того самого Третьего кавалерийского корпуса, который двумя месяцами ранее он обвинил в измене и соучастии в мятеже Корнилова. Они так презирали Керенского, оклеветавшего Корнилова и доведшего до самоубийства их командира генерала Крымова, что отказались даже выслушать его объяснения. С большим трудом Керенский убедил некоторых из них двинуться к столице через Лугу. Эти части под командованием генерала П.Н.Краснова разбили войска, посланные большевиками, и заняли Гатчину. К вечеру, когда они вошли в Царское Село, до столицы оставалось два часа марша. Но, разочарованные тем, что к ним не присоединились другие части, здесь они спешились и отказались двигаться дальше.
События, происходившие между тем в Петрограде, могли бы дать материал для комедии. После того как большевики объявили о низложении Временного правительства, входившие в него министры собрались в Малахитовой комнате, на невской стороне Зимнего дворца, в ожидании освободительных войск под предводительством Керенского. По этой причине начало Второго съезда Советов, собравшегося в Смольном, час за часом откладывалось. В 2 часа пополудни из Кронштадта прибыли 5000 матросов – «краса и гордость революции», однако и они, привыкшие терроризировать мирных граждан, не имели охоты драться по-настоящему. Когда предпринятая ими атака на дворец натолкнулась на ответный огонь, они отступили.
Ленин не решался появляться на публике, пока кабинет (включая Керенского, о бегстве которого он не знал) не захвачен большевиками. Большую часть 25 октября он провел с перебинтованным лицом, в парике и очках. Когда проходившие мимо Дан и М.И.Скобелев узнали его, несмотря на этот маскарад195, он вновь удалился в свое укрытие, где дремал на полу, а Троцкий время от времени входил и докладывал о событиях.
Троцкий не хотел открывать съезд Советов, пока держится Зимний. Но, опасаясь, что делегаты разбредутся, он созвал в 2 часа 35 минут пополудни Чрезвычайную сессию Петроградского Совета. Не удалось точно установить, кто участвовал в этой встрече, но, поскольку эсеры и меньшевики накануне покинули Смольный, а большевиков и сочувствующих им среди делегатов были сотни, логично предположить, что собрание это практически целиком состояло из большевиков и левых эсеров.
Открывая сессию (Ленин по-прежнему отсутствовал), Троцкий сказал: «От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство больше не существует». Когда один из делегатов прервал выступление Троцкого выкриком: «Вы предрешаете волю Всероссийского съезда Советов», Троцкий отметил: «Воля Всероссийского съезда Советов предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, происшедшего в ночь на сегодня. Теперь нам остается лишь развивать нашу победу»196. Можно спросить: какое «восстание» рабочих и солдат? Но за словами стояло одно: собравшиеся должны понять, что у них нет другого выбора, кроме как присоединиться к решениям, которые от их имени были уже «предрешены» большевистским ЦК.
На короткое время перед делегатами появился Ленин и, поприветствовав «всемирную социалистическую революцию», вновь исчез197. Троцкий вспоминает, что Ленин сказал ему: «Слишком резкий переход от подполья и переверзевщины – к власти». И добавил по-немецки: «Es schwindelt» («Кружится голова»)198.
В 18 часов 30 минут Военно-революционный комитет предъявил Временному правительству ультиматум: либо оно сдается, либо по дворцу будет открыт огонь с крейсера «Аврора» и из Петропавловской крепости. Ожидая с минуты на минуту прибытия помощи, министры не отвечали: как раз в это время до них дошел слух, что Керенский с верными войсками на подходе199. Они вяло переговаривались между собой, беседовали с друзьями по телефону и отдыхали, расположившись на диванах.
В 21 час открыл огонь крейсер «Аврора». Поскольку на борту не было боевых снарядов, он сделал одиночный выстрел холостым и замолк, обеспечив себе этим почетное место в легендах об Октябре. Два часа спустя начался артобстрел из Петропавловской крепости, на этот раз настоящими снарядами, но прицел был настолько неточен, что из тридцати пяти снарядов только два достигли цели, причинив небольшие разрушения200. После нескольких месяцев организационной работы на заводах и в гарнизонах у большевиков не оказалось людей, готовых умирать за их дело. Слабо защищенное прибежище Временного правительства вызывающе стояло, дразня тех, кто объявил правительство низложенным. В перерывах между артиллерийским огнем отряды Красной гвардии проникли во дворец через один из входов, однако, столкнувшись внутри с вооруженными юнкерами, они немедленно сдались.
С наступлением ночи защитники Зимнего, потеряв надежду на прибытие обещанного подкрепления, начали расходиться. Первыми ушли казаки. За ними последовали юнкеры, которые обслуживали артиллерию. К полуночи остались лишь Женский батальон смерти и небольшая группа подростков-кадетов, охранявших Малахитовую комнату. Когда из Зимнего перестали доноситься выстрелы, красногвардейцы и матросы осторожно приблизились к дворцу. Первыми в здание через открытые окна со стороны Эрмитажа проникли матросы и солдаты Павловского полка201. Остальные вошли через открытые ворота. Зимний дворец не был взят приступом: образ идущих на штурм отрядов рабочих, солдат и матросов, созданный Эйзенштейном в фильме «Октябрь», – чистая выдумка, попытка подарить России свой штурм Бастилии. В действительности, после того как Зимний перестал защищаться, его наводнила толпа. Потери исчислялись пятью убитыми и несколькими ранеными – в основном жертвами шальных пуль.
После полуночи заполнившая дворец толпа уже крушила и грабила его роскошные интерьеры. Есть свидетельства, что некоторые из женщин, защищавших Зимний, были изнасилованы. Министр юстиции П.Н.Малянтович оставил яркое описание последних минут Временного правительства:
«И вдруг возник шум где-то и сразу стал расти, шириться и приближаться. И в его разнообразных, но слитых в одну волну звуках сразу зазвучало что-то особенное, не похожее на те прежние шумы – что-то окончательное. Стало вдруг сразу ясно, что это идет конец…
Кто лежал или сидел, вскочили, и все схватились за пальто…
А шум все крепнул, все нарастал и быстро, широкой волной подкатывался к нам… И к нам от него вкатилась и охватила нас нестерпимая тревога, как волна отравленного воздуха…
Все это в несколько минут…
Уже у входной двери в комнату нашего караула – резкие взволнованные крики массы голосов, несколько отдельных редких выстрелов, топот ног, какие-то стуки, передвижения, слитый нарастающий единый хаос звуков и все растущая тревога…
Ясно: это уже приступ, нас берут приступом… Защита бесполезна – бесцельны жертвы…
Дверь распахнулась… Вскочил юнкер. Вытянулся во фронт, руку под козырек, лицо взволнованное, но решительное:
– Как прикажет Временное правительство? Защищаться до последнего человека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство.
– Этого не надо! Это бесцельно! Это же ясно! Не надо крови! Надо сдаваться, – закричали мы все, не сговариваясь, а только переглядываясь и встречая друг у друга одно и то же чувство и решение в глазах.
Вперед вышел Кишкин: [Н.М.Кишкин – кадет, член последнего Временного правительства, возглавивший его, когда Керенский в поисках помощи покинул Зимний дворец.].
– Если они уже здесь, то, значит, дворец уже занят…
– Занят. Заняты все входы. Все сдались. Охраняется только это помещение. Как прикажет Временное правительство?..
– Скажите, что мы не хотим кровопролития, что мы уступаем силе, что мы сдаемся, – сказал Кишкин.
А там у двери тревога все нарастала, и стало страшно, что кровь прольется, что мы можем не успеть предупредить это… И мы все тревожно кричали:
– Идите скорей! Идите и скажите это! Мы не хотим крови! Мы сдаемся!..
Юнкер вышел… Вся сцена длилась, я думаю, не больше минуты…»202
Арестованные Антоновым-Овсеенко в 2 часа 10 минут ночи, министры были под охраной доставлены в Петропавловскую крепость. По дороге их едва не линчевала толпа.
* * *
Тремя с половиной часами раньше, не имея возможности дольше ждать, большевики открыли свой съезд в Смольном, в большом зале с колоннадой, где до 1917 года устраивали балы и театральные представления. Сыграв на тщеславии Федора Дана, они попросили этого меньшевистского лидера в Совете открыть заседание, обеспечив таким образом видимость советской легитимности. Был избран новый Президиум, в состав которого вошли четырнадцать большевиков, семь левых эсеров и три меньшевика. Председательствовал Каменев. Несмотря на то, что законно избранный Исполком установил для съезда ограниченную повестку дня (текущая ситуация, Учредительное собрание, перевыборы Исполкома), Каменев предложил нечто совершенное иное – обсудить вопросы о власти правительства, о войне и мире, об Учредительном собрании.
Состав съезда ни в коей мере не отражал расстановку политических сил в стране. Крестьянские организации отказались принять в нем участие, объявили его незаконным и призвали Советы по всей стране его бойкотировать203. На том же основании отказались прислать своих делегатов армейские комитеты204. Троцкому следовало бы более аккуратно выбирать выражения, когда он охарактеризовал Второй съезд как «самый демократический парламент из всех парламентов мировой истории»205. В действительности это было собрание тех городских и армейских Советов, в которых большевики имели значительный перевес, специально созванное по этому принципу. Вот что было сказано по этому поводу в заявлении Исполкома, принятом 25 октября: «Центральный исполнительный комитет считает II съезд несостоявшимся и рассматривает его как частное совещание делегатов-большевиков. Решения этого съезда, как незаконные, Центральный исполнительный комитет объявляет необязательными для местных Советов и всех армейских комитетов. Центральный исполнительный комитет призывает Советы и армейские организации сплотиться вокруг него для защиты революции. Центральный исполнительный комитет созовет новый съезд Советов, как только создадутся условия для правильного его созыва»206.
Точное число участников непредставительного съезда установить не удается. По наиболее надежным оценкам, на нем присутствовало около 650 делегатов, и среди них 338 большевиков и 98 левых эсеров. Две этих объединившихся партии имели, следовательно, две трети мандатов, что, судя по результатам выборов в Учредительное собрание, состоявшихся три недели спустя, более чем в два раза превышало их реальный политический вес207. Поскольку большевики не могли доверять до конца левым эсерам, они застраховались от любых неожиданностей, забрав себе 54 % всех мест на съезде. Насколько искажены были пропорции представительства, видно из опубликованных семьдесят лет спустя данных: 10 % делегатов составляли латыши, так как в Латвии было сильное большевистское движение208.
В первые часы заседания в зале шли ожесточенные споры. Ожидая сообщения об аресте министров, большевики предоставили трибуну своим оппонентам-социалистам. Сквозь шум и выкрики зала меньшевики и эсеры зачитали одинаковые заявления, в которых объявляли большевистский переворот незаконным и требовали немедленных переговоров с Временным правительством. В заявлении меньшевиков было сказано, что «военный заговор был организован и осуществлен партией большевиков именем Советов за спиной всех других партий и фракций, представленных в Советах <…> захват власти Петроградским Советом накануне съезда Советов является дезорганизацией и срывом всей советской организации»209. После того как Троцкий назвал своих оппонентов «жалкими единицами» и «банкротами», которых надо выбросить «в сорную корзину истории», Мартов заявил, что покидает съезд210.
Это происходило около часа ночи 26 октября. В 3 часа 10 минут Каменев объявил, что Зимний дворец пал, а министры арестованы. В 6 часов утра он закрыл заседание, назначив следующее на вечер.
После этого Ленин отправился на квартиру к Бонч-Бруевичу, чтобы составить основные декреты для утверждения съездом. Два главных декрета – о мире и о земле, – которые, по его мнению, должны были обеспечить поддержку переворота солдатами и крестьянами, были еще днем представлены собранию делегатов-большевиков, одобрившему их без обсуждения.
Вечером, в 10 часов 40 минут, Ленин, встреченный бурными аплодисментами, зачитал декреты о мире и о земле съезду. Они были легко приняты открытым голосованием.
Декрет о мире211 был назван так по недоразумению, поскольку он, в сущности, был не законодательным актом, а воззванием ко всем воюющим державам немедленно начать переговоры для достижения «демократического» мира без аннексий и контрибуций, гарантирующего каждой нации «право на самоопределение». В нем говорилось также о необходимости отказаться от тайной дипломатии и опубликовать тайные договоры. До начала мирных переговоров Россия предлагала объявить трехмесячное перемирие.
Декрет о земле212 был целиком позаимствован из программы партии социалистов-революционеров, дополненной на основе 242 наказов крестьянских общин, опубликованных двумя месяцами ранее в «Известиях Всероссийского Совета крестьянских депутатов»213. Вместо объявления национализации всей земли, – то есть передачи ее в собственность государства, как того требовала программа большевиков, – декрет объявлял ее «социализацию», то есть изъятие из сферы торговых операций и передачу в пользование крестьянским общинам. Все земельные угодья, принадлежавшие помещикам, государству, церкви и другим владельцам, не занятым сельским хозяйством подлежали конфискации без возмещения ущерба и передачи волостным земельным комитетам до тех пор, пока Учредительное собрание ЦР решит вопрос об их дальнейшем использовании. Однако частные земельные владения, принадлежавшие крестьянам, изъятию не подлежали. Это было беззастенчивым заигрыванием с крестьянством и плохо согласовывалось с земельной программой большевиков. Единственная цель этого декрета заключалась в том, чтобы завоевать поддержку крестьянства на выборах в Учредительное собрание.
Третий, последний, декрет, представленный делегатам, был «посвящен формированию нового правительства, получившего наименование Совет народных комиссаров, или Совнарком. Срок действия этого органа ограничивался созывом Учредительного собрания, который предполагался в следующем месяце. Поэтому, как и предыдущий орган исполнительной власти, Совнарком назывался также «Временным правительством»214. Возглавить правительство Ленин предложил Троцкому, но тот отказался. [Недавно обнаружилось, что Троцкий, защищаясь в 1924 г. от обвинений в том, что он, якобы, отказался занять должность, предложенную ему Лениным, заявил: ему было ясно с самого начала, что, согласись он занять эту должность, враги [большевиков] стали бы говорить, что Россией правит еврей (Данилов В.П. // Экономика и организация промышленности. Новосибирск. 1990. № 1 (187). С. 60).]. Сам Ленин в кабинет входить не хотел, предпочитая действовать из-за кулис. «Сначала Ленин не хотел войти в правительство, – рассказывал Луначарский. – Я, говорит, буду работать в Ц.К. партии <…> Но мы говорим, – нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову. А то быть только критиком всякому приятно»215. Так Ленин стал председателем Совнаркома, оставаясь одновременно если не формальным, то фактическим руководителем большевистского ЦК. Новый кабинет имел такую же структуру, как и прежний, но в нем была добавлена одна должность – председатель (не комиссар) по делам национальностей. Все комиссары состояли в партии большевиков и подчинялись ее дисциплине. Левых эсеров пригласили участвовать в правительстве, но они отказались, потребовав, чтобы новый кабинет представлял «все силы революционной демократии», включая меньшевиков и эсеров216. В результате состав Совнаркома был следующим: [Декреты. Т. 1. С. 20–21; W.Pietsch. Staatund Revolution. Koln, 1969. S. 50; Ленин. ПСС. Т. 35. С. 28–29. Троцкий был в Совнаркоме единственным евреем. По-видимому, большевики опасались обвинений в том, что они – «еврейская» партия, создавшая правительство, которое будет служить интересам «международного еврейства».].
Председатель – Владимир Ульянов (Ленин)
Народный комиссар внутренних дел – А.И.Рыков
Земледелия – В.П.Милютин
Труда – А.Г.Шляпников
По военным и морским делам – комитет в составе: В.А.Овсеенко (Антонов), Н.В.Крыленко и П.Е.Дыбенко
Торговли и промышленности – В.П.Ногин
Народного просвещения – А.В.Луначарский
Финансов – И.И.Скворцов (Степанов)
Иностранных дел – Л.Д.Бронштейн (Троцкий)
Юстиции – Г.И.Оппоков (Ломов)
Продовольствия – И.А.Теодорович
Почт и телеграфов – Н.П.Авилов (Глебов)
По делам национальностей – И.В.Джугашвили (Сталин)
Пост народного комиссара по железнодорожным делам временно остался незамещенным.
Существовавший до этого времени Исполком был объявлен распущенным, а на его месте создан другой: в его состав входил 101 человек, из которых 62 были большевики, а 29 – левые эсеры. Председателем его стал Каменев. В соответствии с ленинским декретом, Совнарком был подотчетен Исполкому, который, таким образом, представлял собой что-то вроде парламента, обладавшего правом вето по отношению к законодательным актам и правительственным назначениям.
В этот смутный период большевистское руководство всеми силами стремилось избежать впечатления, что оно присвоило себе преимущественное право на власть. Поэтому большевики настояли, чтобы все декреты, принятые Съездом, считались временными и подлежали утверждению, исправлению или отмене Учредительным собранием. Как пишет советский историк, «в дни Октября суверенность Учредительного собрания не отрицалась». Второй съезд Советов во всех своих постановлениях считался с Учредительным собранием и все свои основные решения принимал «впредь до его созыва». Поскольку в Декрете о мире не было ссылки на Учредительное собрание, Ленин, докладывая о нем съезду, пообещал: «Мы все предложения мира вынесем на заключение Учредительного собрания»218. Столько же условный характер носили меры, предусмотренные Декретом о земле: «Вопрос о земле, во всем его объеме, может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием»219. Что же касается нового кабинета – Совнаркома, то в резолюции, написанной Лениным и утвержденной съездом, было сказано следующее: «Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, Временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом народных комиссаров»220. Следовательно, новое правительство поступило вполне логично, подтвердив в первый же день своей работы (27 октября), что выборы в Учредительное собрание пройдут в назначенный срок – 12 ноября221. И, следовательно, разогнав Учредительное собрание в первый же день его работы, прежде чем оно смогло приступить к законодательной деятельности, большевики расписались в незаконности собственной власти с точки зрения определений, принятых ими самими.
В первые дни после переворота большевики стремились придать своим действиям видимость законности, так как не знали, что сулит им завтрашний день. Они не были гарантированы от того, что Керенский внезапно войдет в Петроград с войсками. В этом случае им потребовалась бы поддержка всего Совета. На открытые противозаконные действия они решились только неделю спустя, когда уверились, что никаких карательных экспедиций не предвидится.
Единственное вооруженное столкновение между войсками большевиков и правительственными войсками, попытавшимися овладеть столицей, произошло 30 октября в холмистой пригородной местности в районе Пулково. Казаков Краснова, раздосадованных отсутствием подкрепления, сбитых с толку большевистскими агитаторами и потерявших в результате три драгоценных дня в Царском Селе, удалось наконец убедить действовать. На реке Славянка 600 казаков сошлись с силами Красной гвардии, матросов и солдат, превосходивших их по крайней мере в десять раз222. Красногвардейцы и солдаты быстро бежали, но 3000 матросов не сдали позиций и простояли весь день. Потеряв своего полевого командира, казаки отошли в Гатчину. На этом возможности военного вторжения со стороны Временного правительства были исчерпаны.
* * *
В Москве дела у большевиков с самого начала пошли скверно. Это могло закончиться для них катастрофой, если бы представители Временного правительства действовали более решительно.
Московские большевики не подготовились к захвату власти, потому что стояли на позициях скорее Каменева и Зиновьева, чем Ленина и Троцкого: как сообщил 20 октября Центральному Комитету Урицкий, большинство московских делегатов были против восстания223.
Узнав 25 октября о событиях в Петрограде, большевики провели в Московском Совете резолюцию об образовании Революционного комитета. Но если в столице Совет был под контролем большевиков, в Москве на него смотрели как на подлинно межпартийный орган. Поэтому большевики пригласили к совместным действиям меньшевиков, эсеров и других социалистов. Эсеры отклонили предложение. Меньшевики согласились, но выдвинули несколько условий. Условия эти приняты не были, и меньшевики тоже вышли из игры224. По примеру петроградского ВРК, московский Революционный комитет выпустил в 10 часов вечера воззвание к городскому гарнизону, приказывавшее ему быть готовым к действию и выполнять только распоряжения, изданные или утвержденные Революционным комитетом225.
Первые шаги московский Революционный комитет предпринял утром 26 октября, послав двух комиссаров принять на себя командование Кремлем и раздать верным большевикам-красногвардейцам оружие из находившегося там арсенала. Солдаты охранявшего Кремль 56-го полка подчинились, введенные в заблуждение тем обстоятельством, что один из комиссаров был офицером их полка. Несмотря на это, большевикам не удалось захватить оружие, так как Кремль был вскоре окружен юнкерами, которые предложили им сдаться. Когда предложение было отклонено, юнкеры пошли на штурм, и несколько часов спустя (28 октября в 6 часов утра) Кремль был у них в руках. В результате силы правительства могли контролировать центр города.
В этот момент военные и гражданские власти города имели полную возможность сокрушить большевистское восстание. Но они колебались, чувствуя полную уверенность в своих силах и не желая дальнейшего кровопролития. Страх перед «контрреволюцией» также был им не чужд. Вместо того чтобы арестовать членов революционного комитета, Комитет общественной защиты под председательством градоначальника В.В.Руднева и военное командование во главе с полковником К.И.Рябцевым вступили с ним в переговоры. Эти переговоры, длившиеся три дня (с 28-го по 30 октября), позволили большевикам выиграть время, собраться с силами и стянуть подкрепление из промышленных пригородов и близлежащих городов. Революционный комитет, в ночь с 28-го на 29 октября расценивавший свое положение как «критическое»226, два дня спустя чувствовал себя уже достаточно уверенно, чтобы вновь перейти в наступление. В конце концов из всех жителей Москвы защищать демократию оказались готовы лишь юные учащиеся военных академий, университетов и гимназий, которые отдавали свои жизни, не имея ни руководства, ни поддержки со стороны старшего поколения.
Переговоры между Комитетом общественной защиты и Революционным комитетом, направленные на мирное урегулирование конфликта, были прерваны в полночь с 30-го на 31 октября, когда Революционный комитет в одностороннем порядке нарушил перемирие и повел свои войска в наступление227. Поначалу силы с обеих сторон были приблизительно равными – около 15 000 человек с каждой. В течение всей ночи в Москве шли жестокие уличные бои. Стремясь вновь захватить Кремль, большевики подвергли его артиллерийскому обстрелу, разрушив кое-где древние стены. Хотя юнкеры сражались доблестно, их теснили всё новые силы большевиков, подходившие из пригородов. Утром 2 ноября Комитет общественной защиты отдал приказ своим войскам прекратить сопротивление. Вечером того же дня, признав поражение, он подписал с Революционным комитетом договор о капитуляции, в соответствии с которым он был распущен, а его части сложили оружие228.
В других областях России ситуация следовала самым разнообразным сценарием. Развитие и исход событий в каждом городе зависели от сил и упорства противоборствующих сторон. Хотя коммунистические идеологи называют период, непосредственно следующий за Октябрем, «триумфальным шествием Советской власти», историку дело представляется в несколько ином свете. Не «советская», а большевистская власть распространялась по всей стране, часто – вопреки воле Советов, и она не «триумфально шествовала», а завоевывалась силой оружия.
Поскольку в развитии событий на местах не было никакой устойчивой схемы, описать действия большевиков за пределами двух столиц не представляется возможным229. В некоторых областях большевики объединялись с эсерами и меньшевиками и провозглашали власть «Советов». В других – изгоняли всех конкурентов и брали власть сами. Кое-где силы правительства оказывали сопротивление, но часто объявляли «нейтралитет». В большинстве провинциальных городов большевики действовали самостоятельно, на свой страх и риск, не имея указаний из Петрограда. К началу ноября они контролировали уже всю Великороссию, сердце империи, точнее, ее города, ставшие оплотами их власти посреди враждебно настроенного или безразличного сельского населения, – приблизительно то же самое сделали за тысячу лет до этого в России норманны. Деревня совершенно выпала из сферы их влияния, так же, как и окраины, где формировались независимые республики. Эти регионы, как мы дальше увидим, большевикам пришлось затем завоевывать с оружием в руках.
* * *
В те дни подавляющее большинство жителей России даже не подозревало о том, что произошло. Номинально Советы, которые начиная с февраля управляли страной на паритетных началах, взяли всю власть в свои руки. Это выглядело не как революционное событие, а, скорее, как логическое следствие принципа «двоевластия», введенного в первые дни февральской революции. Хитроумный замысел Троцкого – представить захват власти большевиками как передачу ее Советам – воплотился блестяще. Вспоминая впоследствии события Октября, Троцкий с гордостью говорил об умелом использовании демократических институтов, введенных социалистами в феврале и марте, для достижения целей большевиков. В результате этого обмана полная смена власти прошла, в сущности, незамеченной, явившись как бы вполне «легальным» разрешением очередного правительственного кризиса: «Мы называем это восстание «легальным» – в том смысле, что оно выросло из «нормальных» условий двоевластия. И при господстве соглашателей в Петроградском Совете бывало не раз, что Совет проверял или исправлял решения правительства. Это как бы входило в конституцию того режима, который вошел в историю под названием керенщины. Придя в Петроградском Совете к власти, мы, большевики, только продолжили и углубили методы двоевластия. Мы взяли на себя проверку приказа о выводе гарнизона. Этим самым мы прикрыли традициями и приемами легального двоевластия фактическое восстание Петроградского гарнизона. Мало того, формально приурочивая в агитации вопрос о власти к моменту Второго съезда Советов, мы развивали и углубляли уже успевшие сложиться традиции двоевластия, подготовляя рамки советской легальности для большевистского восстания во всероссийском масштабе»230.
Частью коварного плана большевиков было сокрытие социалистической направленности Октябрьского переворота. В первую неделю существования новый режим, все еще не слишком уверенный в своих силах, не выпустил ни одного документа, где бы употреблялось слово «социализм». Делалось это сознательно, а не по недосмотру, и доказательством тому служит факт, что первоначально в наброске декларации от 25 октября о низложении Временного правительства Ленин написал «Да здравствует социализм!», но, подумав, вычеркнул этот лозунг231. Впервые термин «социализм» появился в официальном документе, написанном Лениным и датированным 2 ноября, где говорилось: «Центральный Комитет выражает полную уверенность в победе <…> социалистической революции»232.