355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ричард Пайпс » Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918 » Текст книги (страница 31)
Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 02:10

Текст книги "Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918"


Автор книги: Ричард Пайпс


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 55 страниц)

Большевикам очень везло в выборе противников.


* * *

По удивительному стечению обстоятельств, в тот же самый день, утром 6 июля, в трех городах, расположенных на северо-восток от Москвы, – в Ярославле, Муроме и Рыбинске началось еще одно антибольшевистское восстание. Его вдохновителем был Б.В.Савинков, самый умелый и предприимчивый из всех заговорщиков, боровшихся с большевиками.

Савинков родился в Харькове в 1879 году, окончил школу в Варшаве и поступил в Санкт-Петербургский университет138. Там он оказался замешан в студенческих беспорядках, включая университетскую забастовку 1899 году. Вступив в партию эсеров, он быстро завоевал одну из ведущих ролей в ее Боевой организации и осуществил несколько крупных террористических актов, в числе которых были убийства Плеве и вел. кн. Сергея Александровича. В 1906 году его террористическая деятельность закончилась, так как полицейский агент Евно Азеф выдал его охранке. Савинков был приговорен к смерти, но ухитрился бежать, пробрался за границу, где жил вплоть до февральской революции, сочиняя романы о революционном подполье. Война пробудила в нем патриотические порывы. До февраля 1917 года он служил во французской армии, затем вернулся в Россию. Временное правительство назначило его своим комиссаром на фронте. Он становился все большим националистом и консерватором и, как мы видели, летом 1917 года, будучи руководителем военного министерства в правительстве Керенского, сотрудничал с Корниловым, пытаясь восстановить дисциплину в вооруженных силах. Человек, окруженный романтическим ореолом, решительный, обладающий даром убеждения, Савинков производил сильное впечатление на тех, кого хотел поразить, в частности, на Уинстона Черчилля.

В декабре 1917 года Савинков отправился на Дон, где принял участие в создании Добровольческой армии. По поручению генерала М.В.Алексеева он вернулся в большевистскую Россию, чтобы наладить контакты с видными общественными деятелями139. Задача его заключалась в том, чтобы выявить офицеров и политиков, которые, невзирая на партийную принадлежность, хотели продолжить борьбу с немцами и с их большевистскими прихлебателями. Благодаря революционному прошлому и более поздним патриотическим заслугам Савинков идеально подходил для этой миссии. Он беседовал с Г.В.Плехановым, Н.В.Чайковским и с другими социалистическими светилами, известными «оборонческими» идеями, однако не слишком преуспел в привлечении их на свою сторону, ибо, за несколькими исключениями, они предпочитали, скорее, ждать, пока власть большевиков рухнет сама, чем сотрудничать с националистически настроенным офицерством. Плеханов отказался принять его, сказав: «Я 40 лет своей жизни отдал пролетариату, и не я его буду расстреливать даже тогда, когда он идет по ложному пути»140. Более успешными были его переговоры с демобилизованными офицерами, в особенности с теми, кто служил прежде в элитных гвардейских и гренадерских полках.

Основную сложность для Савинкова составляла нехватка денег: он не мог позволить себе купить даже трамвайный билет. Чтобы создать вооруженные формирования, он должен был платить жалованье своим офицерам, большинство из которых бедствовали не меньше, чем он, ибо никто не решался принять их на работу. За ассигнованиями Савинков обратился к представителям стран Четверного согласия. Его собственные планы заключались в том, чтобы убить Ленина и Троцкого, положив таким образом начало свержению большевистского режима. Однако он понимал, что странам Четверного согласия было в общем все равно, кто правит в России, пока она выступает против Четверного союза. Действительно, как раз в это время (март—апрель 1918 г.) французы помогали Троцкому в организации Красной Армии. Поэтому Савинков скрыл от представителей стран Четверного согласия свои подлинные политические цели и выступил перед ними в роли русского патриота, единственным намерением которого было восстановление боеспособности России и продолжение войны против Германии.

Первым протянул ему руку помощи Томас Масарик. Остается неясным, зачем понадобилось чешскому лидеру помогать Савинкову, так как в начале 1918 года он вел переговоры с большевиками об эвакуации своих людей из России и вряд ли мог быть заинтересован в участии в антибольшевистской деятельности. В своих воспоминаниях Масарик пишет, что согласился встретиться с Савинковым из чистого любопытства и был весьма разочарован, ибо нашел в нем человека, по-видимому, неспособного отличить «революцию» от «террористического акта», моральные принципы которого не поднимаются выше «примитивного уровня кровавой вендетты»141. Такую оценку он дает задним числом, а тогда, в апреле 1918-го, свои первые деньги, 200 000 рублей, Савинков получил именно от Масарика142. Вероятно, Савинков, мастерски умевший скрывать свои замыслы, убедил Масарика, что эти деньги пойдут на создание в рамках Добровольческой армии Алексеева в центральных областях России специальных подразделений, предназначенных для борьбы с Германией.

Савинков также вступил в контакт с Брюсом Локкартом и Жозефом Нулансом. К предложению Савинкова создать под носом у большевиков антинемецкую армию Локкарт отнесся скептически. Но, как и многие другие, он попал под обаяние Савинкова и, скорее всего, помог бы ему, если бы не получил от секретаря по иностранным делам Артура Бэлфура категорических инструкций «не иметь ничего общего с планами Савинкова и не вступать ни в какие дальнейшие переговоры по поводу этих планов»143.

Нуланс, главный поборник идеи создания на территории России международной антинемецкой армии, оказался более сговорчивым. Савинков его поразил: «Выражение его лица было до странности безразличным, глаза неподвижно глядели из-под едва приоткрытых монгольских век, губы, всегда плотно сжатые, как будто скрывали все его тайные мысли. Напротив, его профиль и телосложение были совершенно западными. Возникало впечатление, что вся энергия одной расы сочетается в нем с хитроумием и таинственностью другой»144. В начале мая Нуланс дал Савинкову 500000 рублей. За этим последовали другие выплаты, так что общая сумма составила около 2 500 000 рублей145. Насколько можно сегодня установить, эти средства должны были расходоваться на военные цели, главным образом на содержание Добровольческой армии, но также и на какую-то работу в германском тылу по линии военной разведки стран Четверного согласия146. Не существует надежных данных, свидетельствующих о том, что Нуланс вступил с Савинковым в заговор с целью свержения большевистского режима или что он был хотя бы знаком с революционными замыслами Савинкова. [24 мая Гренар, генеральный консул Франции в Москве, служивший посредником между французским послом и Савинковым, сообщил Ну-лансу, что Савинков планирует поднять в середине июня в Поволжье антибольшевистское восстание. То, что Нуланс нуждался в этой (к тому же фактически неверной) информации, подтверждает сделанное им заявление, что он не принимал участия в заговоре Савинкова (Noulens Mon Ambassade. V. 2. Р. 109–110). Донесение Гренара хранится в архиве министерства иностранных дел Франции (Guerre V. 671; Noulens. 1918. 24 May. № 318).]. Нуланс взял с Савинкова обещание, что тот будет координировать свои действия с другими российскими партиями, прежде всего, по-видимому, с Национальным центром, который поддерживал Четверное согласие, но Савинков этого обещания не сдержал, так как не верил, что ему удастся при этом сохранить свои намерения в тайне. Как пишет в своих воспоминаниях Ф.Гренар, подняв в июле 1918 года знамя восстания, «он действовал самостоятельно, в нарушение данного им слова не предпринимать ничего без согласования с другими российскими партиями»147.

Используя чешские и французские деньги, Савинков начал действовать с размахом и к апрелю 1918 года завербовал в свою организацию, «Союз защиты родины и свободы», более 5000 человек, из которых 2000 находились в Москве, а остальные – в тридцати четырех городах в провинции. [Савинков Б.В. Борьба с большевиками. Варшава, 1923. С. 26. А.И.Деникин утверждает, что в организации Савинкова было от 2000 до 3000 членов (Очерки русской смуты. Т. 3. Берлин, 1924. С. 79)]. Это были главным образом офицеры, ибо Савинков имел в виду военные действия и не испытывал нужды в интеллектуалах с их бесконечной болтовней. Своим заместителем он назначил сорокадвухлетнего кадрового артиллерийского офицера, выпускника Училища Академии Генерального штаба, подполковника А.П.Перхурова, человека с огромным боевым опытом, известного своей исключительной отвагой.

У Савинкова была программа, даже несколько программ, но он не делал на них упора, так как политические дискуссии лишь вносили разлад в стан его соратников и отвлекали их от непосредственно стоявших перед ними задач. Гораздо большее значение он придавал патриотизму. Одна из программ «Союза» подразделялась на первоочередные задачи и долговременные цели. [Красная книга ВЧК. Т. 1. М., 1920. С. 1—42. На суде, состоявшемся в 1924 г., Савинков отрицал, что у него была формальная программа (Борис Савинков перед Военной коллегией Верховного Суда СССР. М., 1924. С. 46–47).]. К первоочередным задачам относились замена большевиков надежным национальным правительством и создание дисциплинированной армии для борьбы с Четверным союзом. Долговременные цели были довольно расплывчатыми. Савинков говорил о необходимости проведения новых выборов в Учредительное собрание, по-видимому, по окончании войны, которые обеспечат России демократическое правление. В воспоминаниях, опубликованных в 1923 году в Варшаве, он подчеркивал, что в его организацию входили представители всех партий, от монархистов до эсеров148. Савинков обещал исполнение желаний для самых разных людей, и бессмысленно было бы ждать от него четкого, формального плана на будущее. С уверенностью можно только сказать, что он выступал за твердую власть в стране и за продолжение войны и был в этом похож на Корнилова. Пропуском в савинковский «Союз» было желание сражаться с немцами и с большевиками.

Свою организацию Савинков строил по военному образцу, а чтобы скрыть ее от ЧК, использовал опыт террористической деятельности. Под его началом в Москве и других городах было несколько десятков условных «полков», укомплектованных кадровыми офицерами. Эти подразделения были изолированы друг от друга, а их состав известен только непосредственным руководителям, чтобы, в случае ареста или предательства, ЧК не могла захватить всю организацию149. Схема эта прошла проверку на прочность в середине мая, когда женщина, оставленная одним из членов организации, сообщила о ней в тайную полицию. По ее доносу ЧК обнаружила московскую штаб-квартиру «Союза», замаскированную под медицинскую клинику, и арестовала более ста его членов (их казнили в июле). Но, хотя в результате этого провала «Союз» вынужден был на две недели приостановить свою деятельность, ЧК не удалось ни схватить самого Савинкова, ни ликвидировать его организацию150.

Перхуров имел в своем распоряжении от 150 до 200 офицеров, действовавших по тщательно отработанной системе. Здесь были отделы, отвечавшие за вербовку, разведку и контрразведку, за отношения со странами Четверного согласия, а также за деятельность вооруженных подразделений по родам войск (пехота, кавалерия, артиллерия, инженерные войска)151. Впоследствии ЧК сделала комплимент Савинкову и Перхурову, назвав их организацию аппаратом, «работавшим с точностью часового механизма»152.

Савинков построил организацию, но конкретного стратегического плана у него не было. К июню он стал перед необходимостью действовать: чехи и французы приостановили выплаты, деньги таяли, а из-за постоянной угрозы предательства нервы последователей Савинкова начинали сдавать. Как он признался впоследствии, вначале он думал нанести основной удар в Москве, но отказался от этой идеи, опасаясь, что в ответ немцы оккупируют столицу153. Учитывая упорные слухи (которые подтверждали ему и французские дипломаты) о дополнительной высадке войск Четверного согласия в Архангельске и Мурманске в середине июля, он решил начать восстание в Среднем и Верхнем Поволжье, откуда можно было легко наладить контакт как с чехословацкими частями, так и с войсками союзников в Мурманске. Его план заключался в том, чтобы отрезать большевиков от северных портов и, одновременно, от Казани и восточных регионов.

В 1924 году, представ перед советским судом, Савинков заявил, что получил от французов твердое обещание: если его люди продержатся в течение четырех дней, на помощь им подойдут из Архангельска силы союзников, после чего соединенная франко-англо-российская армия двинется на Москву. Не имея таких гарантий, сказал Савинков, не было смысла затевать восстание154. Он утверждал также, что французский консул Гренар вручил ему телеграмму от Нуланса, в которой говорилось, что высадка войск союзников состоится в период с 3 по 8 июля и важно, чтобы его выступление пришлось на это же время155. Если судить по его показаниям в суде, все свои действия он согласовывал с французской миссией.

К сожалению, заявления Савинкова нельзя принимать на веру, и не только потому, что, будучи опытным конспиратором, он редко говорил до конца всю правду, но и потому также, что он был способен на прямую ложь. Так, одно время он пытался взять на себя ответственность за покушение на Ленина, осуществленное Фанни Каплан (об этом еще пойдет речь дальше), к которому, как известно, не имел ни малейшего отношения. Он заявлял также, что в июле 1918 года действовал по распоряжению московского Национального центра, что тоже не имеет ничего общего с действительностью156. Большевики любили представлять всякое сопротивление своему режиму как результат международного заговора, разжигая таким образом ксенофобию. Скорее всего, Савинков, в 1924 году арестованный в советской России, пошел на сделку с большевистским прокурором, согласившись возложить вину за свой неудавшийся переворот на французов. Сегодня, после того как архивы стран Четверного согласия того периода стали доступны для исследователей, в них не нашлось никаких свидетельств, подтверждающих его версию. Если бы французская миссия действительно не только благословила его на антибольшевистский переворот, но и требовала немедленных действий и, как он утверждал, обещала помощь в походе на Москву, все это не могло не оставить документальных свидетельств. Поскольку таковых не существует, приходится заключить, что Савинков лгал, быть может, в надежде спасти свою жизнь. Кроме того, как мы уже отмечали, основной посредник Савинкова в отношениях с французами, Гренар, утверждает, что тот действовал на свой страх и риск. [В исследовании Майкла Карли (Carley M.Revolution and Intervention: The French Government and the Russian Civil War, 1917–1919. Kingston; Montreal, 1983. P. 57–60, 67–70) утверждается, что французы имели к этим событиям более прямое касательство, однако вопрос об оказании ими помощи Савинкову смешивается в нем с вопросом об их участии в восстании как таковом.].

В качестве основного центра восстания Савинков выбрал Ярославль. На это было две причины. Во-первых, стратегическое положение этого города на железной дороге, связывающей Архангельск с Москвой, облегчало как наступательные, так и оборонительные действия. Во-вторых, Перхуров, посланный Савинковым на рекогносцировку, привез из Ярославля весьма обнадеживающие сведения о том, что восстание будет поддержано населением157.

В своем окончательном виде оперативный план был разработан в конце июня, когда Чехословацкое восстание было в самом разгаре. У Перхурова, который должен был командовать ярославской операцией, на подготовку оставалось едва десять дней. Второй по значению операцией, восстанием в Рыбинске, взялся руководить сам Савинков. Третья акция должна была состояться в Муроме, расположенном на Московско-Казанской железной дороге. Как утверждает Перхуров, Савинков сказал своим офицерам, что у него есть твердые гарантии прибытия союзной помощи из Архангельска и что если они продержатся в течение четырех дней, то получат надежное подкрепление158.

По планам Савинкова восстание в Ярославле должно было начаться в ночь с 5 на 6 июля, всего за несколько часов до того времени, на которое назначили свое выступление левые эсеры. Хотя совпадение очевидно, ничто не указывает на то, что эти два события были как-то заранее согласованы. Левые эсеры и Савинков преследовали совершенно различные цели: первые намеревались оставить большевиков у власти, Савинков хотел положить конец их режиму. Более того, трудно себе представить, чтобы левые эсеры вообще согласились иметь дело с представителем «контрреволюционных» генералов. Если бы Савинков знал об их планах, он несомненно осуществил бы свое первоначальное намерение и устроил переворот в Москве, а не в Ярославле. Эта нескоординированность усилий, о которой Ленин говорит Мирбаху, была типичной для антибольшевистской оппозиции и стала в конечном счете главной причиной ее поражения.

Чтобы сбить с толку противника и заставить его распылять свои силы, Савинков и Перхуров разработали скользящий график восстания, так что операция в Рыбинске должна была состояться в ночь с 7 на 8, а в Муроме – с 8 на 9 июля.


* * *

Несмотря на то что в его распоряжении было совсем мало времени, Перхуров очень тщательно подготовил восстание в Ярославле и застал большевистские власти совершенно врасплох159. Операция началась в два часа ночи 6 июля, когда отряд офицеров захватил ключевые точки в городе: арсенал, штаб милиции, банк и почту. Другой отряд арестовал высших большевистских и советских чиновников. Как утверждали впоследствии, некоторые из них были при этом застрелены. Офицеры, работавшие инструкторами в местной красноармейской школе, сразу же присоединились к восставшим, захватив с собой несколько пулеметов и броневик. Перхуров объявил себя командующим Ярославским отделением Северной Добровольческой армии. Эти первые операции не встретили почти никакого сопротивления, и к рассвету центр города был полностью в руках мятежников. Вскоре к ним присоединились новые силы, в том числе работники милиции, студенты, рабочие и крестьяне. По оценке историка-коммуниста, из 6000 участников восстания лишь около 1000 были офицерами160. Это было настоящее народное восстание против большевистского режима. Заметную роль сыграли в нем крестьяне из окрестных сел. Восставшие попытались привлечь на свою сторону немецких военнопленных, случайно проезжавших через Ярославль по дороге на родину, но те отказались, после чего их поместили под охраной в здании городского театра. 8 июля Перхуров объявил им, что силы, имеющиеся под его командованием, считают, что они находятся в состоянии войны с Четверным союзом161.

В то время как восстания в Рыбинске и Муроме, в каждом из которых участвовало от 300 до 400 человек, потерпели поражение в считанные часы, Перхуров продержался шестнадцать дней. Сосредоточенные в пригородах силы большевиков пошли в контрнаступление следующей ночью, но им не удалось отбить город. Тогда они подвергли его массированному артиллерийскому обстрелу, в результате которого был разрушен водопровод и прекратилась подача воды. Это имело для повстанцев ужасные последствия, так как подходы к Волге, альтернативному источнику водоснабжения, были под контролем сил красных. После почти недели бесплодных боев Троцкий поручил командование ярославской операцией А.И.Геккеру, бывшему капитану царской армии, который накануне Октябрьского переворота перешел к большевикам. Геккер бросил на штурм города пехоту, артиллерию и аэропланы. Под шквалом артиллерийского огня город, с его замечательными монастырями и храмами, был почти полностью разрушен162. Повстанцы, которым настолько не хватало воды, что они пытались добывать ее в сточных канавах, в конце концов были вынуждены отступить. 20 июля их представители пришли в Германскую комиссию по репатриации и заявили о своем желании сдаться: поскольку они находились в состоянии войны с Германией, то ожидали, что с ними будут обращаться как с военнопленными. Глава Германской комиссии принял такие условия и обещал, что не выдаст повстанцев Красной Армии. 21 июля повстанцы сложили оружие, и в течение нескольких часов город находился в руках немецких военнопленных. Однако вечером того же дня, получив от большевиков ультиматум, немцы нарушили свое обещание и передали им пленников. Красногвардейцы выбрали из них примерно 350 человек, среди которых оказались офицеры, бывшие чиновники, состоятельные горожане и студенты, вывели за город и расстреляли163. Это была первая массовая казнь, осуществленная большевиками. Одним из последствий Ярославского восстания стало распоряжение большевистского правительства провести массовые аресты бывших офицеров царской армии. Многие из них были расстреляны без суда, хотя в то же самое время другие получали назначения в Красной Армии.

Савинкову удалось бежать из Рыбинска. Позднее он присоединился к армии адмирала Колчака, где занимался организацией рейдов в тылу большевистских войск. После поражения Колчака он бежал в Западную Европу, стал там организатором антибольшевистских движений, засылал агентов в Советский Союз. В августе 1924 года, будучи убежден, что после смерти Ленина ему уготована в России важная роль, он попался на приманку ОГПУ (сменившему к тому времени ЧК), нелегально перешел границу и был сразу же схвачен. На открытом судебном процессе, состоявшемся в том же году, он сознался во всех своих преступлениях, делая упор на ту роль, которую будто бы играли в его подрывной деятельности союзники, и попросил помилования. Смертный приговор ему заменили на десятилетнее заключение. В следующем году он погиб в тюрьме при странных обстоятельствах: официально было объявлено, что он покончил жизнь самоубийством, однако более вероятно, что его убили сотрудники ОГПУ – по некоторым свидетельствам, вытолкнув из окна164.

Перхуров тоже оказался у Колчака, где получил чин генерала и стал называться Перхуровым-Ярославским. Попав в плен к большевикам, он ухитрился сохранить инкогнито и получил назначение в Красную Армию. Личность его была установлена в 1922 году. Военная коллегия Верховного Суда приговорила его к смертной казни, в тюрьме его заставили написать признание, которое было впоследствии опубликовано165. Его не стали убивать в застенках ГПУ, а послали в Ярославль, где в четвертую годовщину восстания провели по улицам сквозь толпу, бросавшую в него камни, и только после этого казнили166.


* * *

Рицлер, возглавивший германское посольство в России, был, по мнению некоторых его коллег, человеком рассеянным и плохо ориентировался в ситуации. Он мало занимался рутинными дипломатическими делами, в основном уделяя время переговорам с российской оппозицией, которые 1 июля Берлин велел прекратить. Поступал он так, будучи абсолютно убежден, что большевики не продержатся долго и Германия должна поддерживать контакты с их потенциальными преемниками. Первой его реакцией на убийство Мирбаха было предложение разорвать дипломатические отношения с Москвой168. Предложение не получило поддержки, и ему было велено продолжать помогать большевикам. В сентябре 1918 года он скажет (не уточняя, что имеет в виду), что немцы трижды использовали «политические» средства, чтобы спасти большевиков169.

Выполняя инструкции своего правительства, Рицлер тем не менее бомбардировал министерство иностранных дел телеграммами, в которых предсказал скорое падение большевиков. 19 июля он передал по прямому проводу: «Большевики мертвы. Их труп живет, поскольку могильщики не могут договориться, кто должен его хоронить. Борьба, которую мы в настоящее время ведем с Антантой на русской земле, уже не имеет целью добиться расположения этого трупа. Она стала борьбой за преемников, за ту ориентацию, которую примет Россия в будущем»170. Соглашаясь, что большевики делают Россию безопасной для Германии, он замечал, что одновременно они делают ее бесполезной171. Его рекомендации заключались в том, чтобы Германия взяла на себя заботу о «контрреволюции» и поддержала буржуазные силы в России. А избавиться от большевиков можно, по его мнению, почти без усилий.

Действуя на свой страх и риск, Рицлер заложил фундамент для антибольшевистского переворота. Первым шагом было расположить в Москве батальон, состоящий из немецких военнослужащих. Официально заявленной целью их пребывания должна была стать охрана германского посольства от будущих террористических актов и помощь большевикам в случае нового восстания. На самом же деле они должны были занять в столице стратегические пункты на случай, если большевистский режим рухнет сам или в Берлине решат, что его пора ликвидировать172.

В Германии согласились направить в Москву батальон, если это не вызовет возражений со стороны советского правительства. Рицлер также получил инструкции вступить в тайные переговоры с латышскими стрелками, чтобы выяснить их намерения. Рицлер, у которого уже был хороший контакт с латышами, спросил, готовы ли они изменить большевикам. Они ответили, что готовы. Вот как описывает свои размышления летом 1918 года Вацетис, командир латышей: «Как ни странно, но тогда настроение умов было такое, что центр советской России сделается театром междоусобной войны и что большевики едва ли удержатся у власти и сделаются жертвой голода и общего недовольства внутри страны. Не исключена была возможность движения на Москву германцев, донских казаков и белочехов. Эта последняя версия в то время была распространена особенно широко. Большевики не имели в своем распоряжении вооруженной силы, способной драться в поле. Те войсковые части, над сформированием которых так легкомысленно и лукаво трудился военрук Высшего военного совета М.Д.Бонч-Бруевич, благодаря голоду в западной полосе европейской России разбегались в поисках пищи, образуя опасные для сов. власти шайки бандитов. Такие войска, если можно назвать их этим почетным именем, разбегались при появлении немецкой каски… В связи со всеми этими версиями и слухами меня крайне беспокоил вопрос о том, что будет с латышскими полками в случае дальнейшей интервенции германцев и появления в центре советской России казаков и белых армий. Такая возможность тогда допускалась, и она могла бы привести к полному истреблению латышских стрелков»173. Как Рицлер выяснил в ходе переговоров, латыши хотели вернуться на свою оккупированную немцами родину и, если бы им была гарантирована амнистия и репатриация, готовы были оставаться по крайней мере нейтральными в случае германской интервенции против большевиков174.

Рицлер также возобновил переговоры с Правым центром. Его новый представитель, кн. Григорий Трубецкой, бывший во время войны послом Российской империи в Сербии, попросил от Германии срочной помощи, чтобы избавить Россию от Ленина. Он выставил несколько условий, на которых его группа готова была сотрудничать с немцами: Германия должна позволить русским сформировать собственные вооруженные силы на Украине с тем, чтобы Москву освободили русские, а не немцы; нужны гарантии пересмотра Брестского договора; правительство, которое придет на смену большевикам, не должно испытывать никакого давления; Россия будет соблюдать нейтралитет в мировой войне175. Трубецкой утверждал, что его группа поддерживает контакт с 4000 боеспособных офицеров, которым не хватает только оружия. Он подчеркивал также, что нельзя терять времени, ибо большевики ведут систематическую охоту на офицеров, расстреливая их десятками ежедневно176.

К тому времени, когда в Москву прибыл преемник Мирбаха Карл Хельфферих (28 июля), у Рицлера был готовый план государственного переворота: германский батальон занимает Москву, латышские стрелки, охраняющие город, оказываются нейтрализованы обещаниями амнистии и репатриации, и крах большевистского правительства обеспечен. После этого будет создано новое российское правительство, полностью зависимое от Германии, наподобие режима гетмана Скоропадского на Украине177.

Но план Рицлера провалился. Его ключевая позиция – введение в Москву германского батальона – была категорически отвергнута Лениным, и Берлин вынужден был от этого отказаться. Уступая давлению Гинденбурга, Вильгельмштрассе направила советскому правительству ноту, где было сказано, что предложение послать в Москву вооруженное подразделение германской армии не имело в виду покушения на суверенитет Советов, а только преследовало цель обеспечить безопасность сотрудников посольства. Более того, говорилось далее в ноте, эта сила могла бы прийти на помощь советскому правительству, если бы произошло еще одно антибольшевистское восстание178. Рицлер вручил Чичерину эту ноту вечером 14 июля. Чичерин послал ее Ленину, который в этот момент отдыхал за городом. Ленин сразу же разгадал коварный замысел немцев. Той же ночью он возвратился в Москву и обсудил этот вопрос с Чичериным. Речь шла о деле, в котором он не был готов уступить: он мог дать германцам все, о чем бы они ни попросили, пока они не угрожали его власти. На следующий день он сформулировал свою позицию по поводу германской ноты, выступив перед Центральным исполнительным комитетом179. Он надеется, сказал он, что Германия не будет настаивать на своем предложении, ибо Россия готова скорее сражаться, чем пустить на свою землю чужие войска. Безопасность германского посольства он обещал обеспечить своими силами. Затем он предложил расширить коммерческие связи с Германией. Это была наживка, рассчитанная на то, что немецкие деловые круги окажут на свое правительство давление в его пользу. Предложение это материализовалось в форме Дополнительного договора, который был заключен в следующем месяце. Маловероятно, чтобы Ленин смог отказать немцам, если бы они в самом деле проявили настойчивость, ибо в этот момент позиции его были даже еще более шаткими, чем в феврале, когда он уступил всем их требованиям. Но ему не пришлось пройти через это испытание, так как, узнав о реакции Ленина, министерство иностранных дел Германии сразу же отказалось от плана Рицлера. Рицлер получил из Берлина инструкции «продолжать оказывать поддержку большевикам и просто «сохранять контакты» с остальными»180.

Не встретило понимания и предложение Рицлера нейтрализовать латышей, обещав им амнистию и репатриацию. Больше всех воспротивился этому Людендорф, опасавшийся, что Латвия будет «заражена» большевистской пропагандой. Новый министр иностранных дел, адмирал Пауль фон Хинце, который еще настойчивее, чем его предшественник Кюльман, ратовал за сотрудничество с Лениным, не пожелал более слушать никаких доводов и распорядился, чтобы московское посольство прекратило переговоры с латышами181.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю