Текст книги "Форсаж в бездну: общество после ископаемого топлива"

Автор книги: Ричард Хейнберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

С сегодняшней точки зрения, это все еще вполне оправданная оценка перспектив мировых поставок нефти. Мировая добыча обычной традиционной нефти (за исключением глубоководной нефти, битуминозных песков, плотной нефти, биотоплива и жидких углеводородов, таких как пропан) действительно начала плавное, продолжающееся снижение примерно в 2006 году, а пик для всех жидких углеводородов к 2015 году все еще вероятно сохраняется, хотя отнюдь не уверен.

Действительно, теоретики пика добычи нефти в 2003 году не прогнозировали, что добыча нефти в США вырастет в 2011 году из-за гидравлического разрыва пласта и горизонтального бурения плотных (низкопроницаемых) нефтеносных пород в Северной Дакоте и Техасе.

Но плотная нефть (и битуминозные пески, и глубоководная нефть) существенно отличается от обычных ресурсов, на которые бурильщики ориентировались в предыдущие десятилетия: они предлагают низкую окупаемость энергии, вложенной в производство (EROEI), требуют больших первоначальных инвестиций и предполагают увеличение экологических затрат и рисков.

Скважины с плотной нефтью демонстрируют такие резкие темпы падения добычи, что пик, за которым следует резкое падение добычи из Баккен и Игл Форд, которые привели к недавнему буму Добычи в США – вероятен всего лишь в ближайшие несколько лет.

Между тем продолжающееся снижение темпов добычи обычной, традиционной нефти в мире означает, что все большая часть общих запасов должна поступать из нетрадиционных источников. Обычная нефть с ее высоким EROEI и низкой себестоимостью добычи способствовала беспрецедентному экономическому росту в двадцатом веке. Эта вечеринка на деле окончена.

На странице 117 я резюмировал точку зрения Колина Кэмпбелла о том, что «следующее десятилетие будет периодом« плато », в котором повторяющиеся экономические спады приведут к снижению спроса на энергию, что, в свою очередь, временно замаскирует лежащую в основе тенденцию истощения».

Этот прогноз, похоже, сбылся. Между тем, Даниэль Ергин (из консультантов по энергетике IHS CERA) и другие комментаторы энергетики, дружественные к нефтяной промышленности, теперь говорят нам, что не о чем беспокоиться, потому что вместо пика предложения сырой нефти мы наблюдаем как пик спроса, как и потребления нефти в Соединенных Штатах, Европе, и Япония спала. Почему?

Ергин и компания ссылаются на улучшения эффективности использования топлива в автомобиле через десять лет, но на самом деле большая часть сокращения потребления нефти в более старых индустриальных странах произошла просто потому, что цены на топливо настолько высоки, что люди ездят меньше: они не могут себе позволить заправлять резервуар как можно чаще. И цены высоки, потому что единственные новые источники нефти, доступные для отрасли, – это те, которые очень дороги в освоении.

Аналитики, критически относящиеся к пику добычи нефти, не смогли предсказать, что цены на нефть взлетят до такой степени; действительно, в течение последнего десятилетия сам Даниэль Ергин неоднократно (и ошибочно) прогнозировал падение цен на нефть. «Пик спроса на нефть» кажется просто риторическим приемом, который неявно признает реальность пика нефти, но прямо отрицает его (мы вернемся к этой теме в «Намеренно сбивающем с толку мире энергетической политики» далее в этой книге).

Между тем сравнение прогнозов пиковиков и их критиков показывает, что первые в целом были гораздо более успешными в моделировании динамики добычи и цен на нефть12.

Критики говорят, что пиковики (вроде меня) пренебрегают основами экономики: по мере роста цен на нефть на рынок приходит больше предложения. Это правильно до определенного момента; Опять же, ни один из известных мне нефтяников не предвидел масштабы нынешнего бума в области добычи нефти в плотных сланцах в США. Однако Кэмпбелл и Лахеррер четко прогнозировали, что более высокие цены будут способствовать развитию нетрадиционных источников нефти (поэтому Лахеррер зафиксировал пик «всех жидкостей» на несколько лет позже, чем пик для обычной нефти).

С другой стороны, сами нефтяные критики продемонстрировали непонимание экономической реальности, игнорируя обратную связь между ценами на нефть и экономикой в ​​целом. Энергия – это то, что движет экономикой; деньги – это просто средство отслеживания богатства. Economics 101 говорит нам, что спрос и предложение на такой товар, как нефть (которая является нашим основным источником энергии), должны сходиться при текущей рыночной цене, но ни один экономист не может гарантировать, что цена будет доступной для общества.

Высокие цены на нефть – это песок в механизмах экономики. Поскольку нефтяная промышленность вынуждена тратить все больше денег на доступ к ресурсам все более низкого качества, результатом является общая тенденция к экономической стагнации. Никто из тех, кто отрицает пиковую нефть, не предупреждал нас об этом14.

Нефтяная промышленность претерпела глубокие изменения за последнее десятилетие. Уровень инвестиций в разведку и добычу увеличился вдвое, как и темпы бурения, но добыча выросла лишь незначительно – и все это увеличение произошло из дорогостоящих, проблемных и нетрадиционных источников. Десять крупнейших мировых нефтяных компаний, акции которых обращаются на бирже, с 2004 года в совокупности столкнулись с сокращением добычи более чем на 25 процентов14.

И промышленность взяла на себя гораздо больше долгов: это особенно верно для небольших компаний, специализирующихся на добыче нефти из плотных пластов. Нефтяные критики вообще не предвидели эту трансформацию отрасли, но любой, кто внимательно прочитал «Конец дешевой нефти» в 1998 году или «Конец вечеринки» в 2003 году, должен был это сделать.

Так обстоит дело с главой 3. В следующей главе обсуждаются ненефтяные источники энергии, выделяя их различные недостатки и сильные стороны. Раздел о природном газе требует существенного пересмотра в свете недавнего бума добычи сланцевого газа в США (который я исследую в своей последней книге Snake Oil: How Fracking’s False Promise of Plenty Imperils Our Future); в противном случае, если не считать необходимости в общем обновлении, десять лет спустя у автора мало причин для смущения.

В главе 5 «Банкет последствий» обсуждаются вероятные социальные последствия пика добычи нефти. В то время как некоторые из наиболее панических авторов, которые вели блоги в период с 2005 по 2010 год, предполагали (или, казалось, предполагали), что общество фактически рухнет до конца десятилетия, The Party's Over рисует картину событий, которые могут произойти в течение более длительного периода с настоящего момента примерно до 2050 года.

Снижение доступной дешевой нефти повлияет на финансовую экономику, сельское хозяйство и транспорт. Мы уже видели некоторые проблемы в этом направлении в результате того, что цены на нефть превышают 100 долларов за баррель; больше уже в пути. Здесь не так много вещей, которые нужно пересматривать через десять лет после публикации книги.

В последней главе, «Управление коллапсом», предлагаются предложения о том, что отдельные люди, сообщества и общество в целом могут сделать, чтобы ответить на проблему пика добычи нефти и адаптироваться к снижению энергопотребления в целом. Если бы я писал или переписывал этот материал сегодня, я бы указал на недавние усилия по подготовке к пику, такие как те, что были организованы организацией Transition Initiatives или спонсируемыми городом Целевыми группами Peak Oil в Портленде, Окленде, Сан-Франциско и Блумингтоне, штат Индиана.

А также Я бы процитировал несколько более поздних книг, которые частично или полностью реализуют то, что было описано в этой главе, но добиваются более полного, элегантного и интересного результата, например, «Руководство по переходу» Роба Хопкинса и Справочник Альберта Бейтса «Пост-нефтяное руководство по выживанию и поваренная книга.»

Одна возможная критика книги: хотя в ней кратко обсуждается изменение климата, этого недостаточно. Этот вопрос сейчас доминирует практически во всех обсуждениях энергетической политики и заслуживает более тщательного рассмотрения.

В целом, тем не менее, после сегодняшнего перечитывания The Party's Over выглядит довольно прилично, даже если я сам так говорю!

Размышления: уроки пикового нефтяного десятилетия

Чего удалось достичь за десять лет, пытаясь предупредить мир о пике добычи нефти? Авторы книг и блоггеры, превратившие тему истощения запасов нефти в кустарный промысел, вдохновили сотни тысяч, а возможно, и миллионы людей во всем мире изменить свое мышление, модели потребления и ожидания относительно будущего. Некоторые из тех, кто читал о пике добычи нефти, сменили карьеру или учебу в университете.

Мы, пикисты, также изменили разговор об энергетике: пиковая нефть стала общепризнанным термином и понятием. В некотором смысле нынешняя обличительная кампания является свидетельством нашего успеха: отдел по связям с общественностью нефтяной отрасли был вынужден потратить ресурсы на тушение пожара, который десять лет назад едва ли можно было сравнить с искрой.

В результате этой кампании о пике добычи нефти услышало еще больше людей, чем раньше, хотя, скорее всего, у них сложилось ошибочное впечатление.

Пик добычи нефти не является исключительно делом нефтяной промышленности: очень немногие левые писатели утверждали, что пик – это заговор, тайно организованный самой отраслью с целью завышения цен (и прибыли) путем ложного ожидания дефицита15.

В течение многих лет исследований этой темы и моих многочисленных взаимодействий с геологами-нефтяниками, инженерами и представителями компаний я не видел никаких доказательств, подтверждающих эту точку зрения. Вместо этого я слышал, как представители отрасли используют все возможные риторические уловки, чтобы отвлечь внимание от процесса и последствий истощения запасов нефти.

Объемы нефти в отрасли обычно считает технический персонал (обычно геологи, редко экономисты и никогда не профессионалы по связям с общественностью) и могут свободно высказываться по этому поводу только после выхода на пенсию. У индустрии есть две большие причины ненавидеть пик нефти.

Во-первых, цены на акции компании привязаны к стоимости балансовых запасов нефти; если общественность (и государственные регулирующие органы) убедятся в том, что эти запасы проблематичны, способность компаний привлекать деньги будет серьезно подорвана, а нефтяным компаниям в наши дни потребуется собрать много денег, чтобы найти и добыть все более низкокачественные Ресурсы. Таким образом, в интересах компаний сохранять впечатление (по крайней мере, потенциального) изобилия.

Во-вторых, отрасль не хочет, чтобы общество прилагало серьезные усилия для уменьшения своей зависимости от нефти. Люди, которые серьезно относятся к пику добычи нефти, по понятным причинам нервничают по поводу нефтяной зависимости и ищут выход. Нефтяная промышленность хочет больше автомагистралей, а не трамваев и велосипедов; больше трубопроводов, а не больше солнечных батарей.

Сопротивление идее пика добычи нефти также исходит от традиционных экономистов. Это потому, что (как The Party's Over объяснила на страницах 169–72) пик добычи нефти фактически означает конец экономического роста, каким мы его знали в 20 веке.

Рост священен для большинства экономистов: даже авторитетные инсайдеры (экономисты, такие как Джефф Рубин или управляющие инвестиционными фондами, такие как Джереми Грэнтэм), сомневающиеся в росте, дают клятву священства. Политики и руководители бизнеса любят рост и ненавидят все, что может поставить под сомнение нашу способность поддерживать его отсюда до вечности. Уже по одной этой причине теория пика нефти была обречена на публичное осуждение независимо от ее точности.

Некоторые участники пикового движения теперь говорят, что термин «пиковая нефть» изжил себя, и настало время найти новые способы обозначить и сформулировать проблемы истощения ресурсов и нехватки энергии.

Другие говорят, что мы потратили годы усилий на популяризацию этого термина, и в любом случае мы безвозвратно отождествляемся с ним, поэтому нам просто нужно сделать то, что мы можем через десять лет после, чтобы реабилитировать его. В любом случае, многие пикисты в наши дни довольно удручены.

Наша неудача в связях с общественностью меркнет по сравнению с нашей неспособностью достичь нашей настоящей цели – убедить общество подготовиться к концу краткого века дешевой, изобильной энергии.

Хотя отдельные лица, несколько организаций и несколько сообществ действительно откликнулись, их количество относительно невелико. Национальные правительства почти ничего не сделали. Лучшей широкомасштабной политикой было бы международное соглашение о сокращении добычи и потребления нефти в тандеме (эта идея обсуждалась как предложение, известное как Уппсальский

Протокол, протокол Римини или протокол истощения запасов нефти16). Но кроме резолюций о поддержке со стороны парламента Португалии и городских советов Портленда, Окленда и Сан-Франциско, никакого реального интереса правительства в таком соглашении не было.

Что я узнал? Что трудно изменить направление развития общества, но – учитывая то, что поставлено на карту – стоит попробовать. Зная, что В 2003 году я знал, то не смог бы жить с самим собой в течение последних десяти лет, если бы я, по крайней мере, не попытался предупредить население в целом и не попытался изменить мышление политиков.

Невозможно предвидеть, как далеко распространятся волны, созданные усилиями по повышению осведомленности о нашей неустойчивой энергетической экологии. Несмотря на то, что общество все еще движется к мучительному столкновению с ограничениями ресурсов, образованные и осведомленные люди начали создавать низкоэнергетические альтернативные продукты питания, транспорт и строительные системы, которые могут поддерживать организованную человеческую жизнь во время перехода к будущему, основанному не на ископаемом топливе. Сколько еще можно сделать за то время, которое у нас еще есть? Давайте разберемся.

Для книги это конец десятилетия. Но это еще не конец истории. – Сентябрь 2013

ВАЛОВОЕ ОБЩЕСТВО

Увидев только название, потенциальный читатель может догадаться, что это эссе об эпидемии ожирения в нашей стране. Или это могло быть саркастическое наблюдение за эволюцией Великого Общества Линдона Джонсона.

Может быть, это иеремия по поводу грубых (т. Е. Оскорбительных и отвратительных) способов, которыми мы растрачиваем и чрезмерно потребляем природные ресурсы, или комментарий о текущих телевизионных тенденциях? По всем этим пунктам есть что сказать.

Нет, определение «валовое», которое я имею в виду, – это «без вычетов», как валовая прибыль по сравнению с чистой прибылью. Прибыль, которую мы будем рассматривать, поступает в форме не только денег, но, что более важно, энергии.

Звучит скучно? Что ж, вы можете быть удивлены.

Вот мой тезис: как общество мы вступаем в раннюю стадию энергетического обеднения. Трудно переоценить, насколько это серьезная угроза для каждого аспекта нашего нынешнего образа жизни. Но проблема скрыта от глаз данными о валовой добыче нефти и природного газа, которые выглядят и ощущаются просто отлично – достаточно хорошими, чтобы кричать.

Президент Обама много кукарекал в своем докладе о положении дел в 2014 году.

Обращение к профсоюзу, в котором он рекламировал: «Дома добывается больше нефти, чем мы покупаем у остального мира – впервые за почти двадцать лет». Это правда: добыча сырой нефти в США увеличилась на с примерно 5 миллионов баррелей в день (млн баррелей в сутки) до почти 7,75 млн баррелей в сутки с 2009 по 2013 год (при импорте все еще более 7,5 млн баррелей в сутки). А добыча природного газа в США находится на рекордно высоком уровне. Энергетическая проблема?

Какая энергетическая проблема?

Хотя эти валовые цифры кажутся великолепными, когда вы смотрите на чистые цифры, все становится грушевидным, как говорят британцы.

Наша экономика на 100 процентов зависит от энергии: чем больше и дешевле энергия, тем быстрее будет развиваться экономика; с меньшими затратами и более дорогостоящей энергией она увядает. Когда электросеть выходит из строя или бензонасосы иссякают, экономика просто останавливается.

Но на самом деле ситуация немного сложнее, потому что для получения энергии требуется энергия. Для бурения нефтяных скважин требуется дизельное топливо; для создания солнечных панелей требуется электричество. Энергия, которая осталась после того, как мы стимулировали производство энергии, делает возможным все, что люди хотят и должны делать. Работу общества выполняет чистая энергия, а не валовая энергия.

До появления ископаемого топлива сельское хозяйство было нашим основным источником энергии, и средняя чистая прибыль от работы по производству энергии была минимальной. Фермеры выращивали еду для людей, которые в то время много работали вручную, а также для лошадей и волов, мускулы которых обеспечивали движущую силу для сельскохозяйственной техники и наземного транспорта с помощью повозок и повозок.

Поскольку маржа была небольшой, большинству людей приходилось трудиться на полях, чтобы производить достаточно излишков, чтобы позволить небольшому меньшинству людей жить в городах и специализироваться на декоративно-прикладном искусстве (включая государственное дело и военное дело).

Напротив, первые годы эры ископаемого топлива принесли огромную прибыль от энергии. Нефтяные бурильщики Wildcat могут вложить несколько тысяч долларов в аренду оборудования и буровых работ и, если они обнаружат «черное золото», почти в мгновение ока станут миллионерами. Если вы хотите почувствовать, на что это было похоже, посмотрите классический фильм 1940 года Бум-Таун с Кларком Гейблом и Клодетт Кольбер.1

Огромная окупаемость как энергии, так и финансовых вложений в бурение сделала революцию в области ископаемого топлива крупнейшим событием в экономической истории. Внезапно общество заполнилось избытком энергии.

Дешевая энергия плюс небольшое изобретение привели к механизации. Земледелие становилось все более механизированным (т. Е. Работающим на ископаемом топливе) занятием, что означало, что требовалось меньше полевых рабочих. Люди покидали фермы и переезжали в города, где они получали работу на сборочных линиях, производящих стремительно расширяющийся ассортимент потребительских товаров, включая трудосберегающую (т. Е. Энергоемкую) бытовую технику, такую ​​как электрические пылесосы и стиральные машины.

Бытовые машины помогли освободить женщин для участия в рабочей силе. Средний класс рос как грибы. Маленькие Генри и Генриетта, чьи бабушка и дедушка всю жизнь пахали, собирали урожай, готовили и убирали, теперь могли задуматься о карьере биологов, скульпторов, кардиологов, банкиров, концертных скрипачей, профессоров средневековой французской литературы – чего угодно!

Казалось, человеческие амбиции и устремления не знают границ.

К сожалению, с ископаемым топливом есть несколько проблем. Во-первых, оно вызывает изменение климата и тем самым омрачает перспективы цивилизованного человеческого существования на планете Земля – ​​но давайте отложим эту раздражающую мысль в сторону.

РИСУНОК 1: Пирамида объема ресурсов нефти и газа в зависимости от качества ресурсов.

Этот график иллюстрирует взаимосвязь объемов ресурсов на месте с распределением традиционных и нетрадиционных скоплений, а также общее снижение чистой энергии и возрастающую сложность добычи по мере того, как объемы увеличиваются ниже в пирамиде. Источник: Дж. Дэвид Хьюз, Drill, Baby, Drill: Нетрадиционные виды топлива открывают новую эру изобилия энергии ?, Post Carbon Institute, 2013

Другая проблема состоит в том, что эти виды топлива ограничены по количеству и разному качеству; мы добыли их по принципу низко висящих плодов, ориентируясь в первую очередь на самую дешевую нефть, уголь и природный газ самого высокого качества и оставляя на потом более низкое качество, более дорогое и труднодоступное топливо..

Полезно визуализировать этот принцип «лучший – первый» в виде диаграммы того, что геологи называют пирамидой ресурсов. Добывающие отрасли обычно начинают с вершины пирамиды и постепенно спускаются вниз. Так было в начале промышленной революции, когда шахтеры эксплуатировали только самые лучшие угольные пласты, и это верно и сегодня, когда бурильщики на нефтяном месторождении Баккен в Северной Дакоте концентрируют свои усилия на основных участках этого месторождения, где дебиты скважин самые высокие.

У нас никогда не закончится ископаемое топливо в смысле извлечения каждой последней молекулы угля, нефти или газа. Задолго до того, как мы дойдем до этой точки, мы столкнемся с ужасной двойной линией на диаграмме, обозначенной «энергия на входе равна энергии на выходе».

На этом этапе поиск, перекачка, транспортировка и переработка барреля нефти будет стоить столько же энергии, сколько дают продукты нефтепереработки при сжигании даже в наиболее эффективном двигателе (я использую нефть просто как наиболее подходящий пример; тот же принцип применяется к углю, природному газу или любому другому ископаемому топливу). По мере того, как мы приближаемся к точке безубыточности по энергии, мы можем ожидать, что нефтедобывающая промышленность потребует еще более высоких уровней инвестиций в разведку и добычу; поэтому мы можем ожидать повышения цен на готовое топливо. Кстати, Прямо сейчас именно это и происходит.

В то время как текущие показатели валовой добычи нефти в Америке кажутся радужными, с точки зрения учета энергоресурсов цифры пугающие: рентабельность энергетической прибыли быстро снижается.

Каждый год все больший процент добычи нефти в США приходится на нетрадиционные источники – в первую очередь, сланцевую нефть и глубоководную нефть2.

По сравнению с традиционной нефтью из большинства наземных вертикальных скважин, эти источники требуют гораздо более высоких капитальных вложений на добытый баррель.

В скважинах со сланцевой нефтью обычно требуется направленное бурение и гидроразрыв пласта, на которые уходит много денег и энергии (не говоря уже о воде); начальные дебиты на скважину невысоки, а добыча с каждой скважины имеет тенденцию к быстрому снижению. Следовательно, необходимо постоянно бурить больше скважин, чтобы поддерживать постоянный дебит. Это было названо синдромом «Красной Королевы» из «Зазеркалья» Льюиса Кэрролла.

По сюжету вымышленная Красная Королева бежит на максимальной скорости, но никуда не добирается; она объясняет Алисе: «Чтобы оставаться на одном месте, нужно как можно быстрее бежать».

Точно так же скоро потребуется все бурение, которое может осилить отрасль, только для того, чтобы поддерживать стабильную добычу на месторождениях гидроразрыва. Но плато долго не протянет; по мере того, как лучшие районы бурения становятся насыщенными скважинами, а компании вынуждены приближаться к периферии топливных геологических формаций, затраты будут расти, а добыча упадет. Когда именно начнется спад?

Вероятно, до конца этого десятилетия.

Добыча на глубоководных участках также обходится дорого: она связана с работой на огромных морских глубинах на гигантских буровых и эксплуатационных установках4. Как обнаружила BP в 2010 году в Мексиканском заливе, это также сопряжено с экологическими и финансовыми рисками.

Битуминозные пески Канады требуют специальной энергоемкой обработки для получения годного к употреблению топлива. Если цены на нефть не останутся на текущих стратосферных уровнях, значительное расширение операций с битуминозными песками может оказаться нерентабельным.

Америка все чаще обращается к нетрадиционной нефти, потому что традиционные источники нефти иссякают. В Соединенных Штатах начался нефтяной бизнес, и за последние полтора века здесь было пробурено больше нефтяных скважин, чем в остальных 24 странах мира вместе взятых. С точки зрения нашей диаграммы пирамиды ресурсов, Соединенные Штаты просверлили верхний треугольник «традиционных ресурсов» до толстой пунктирной линии, обозначенной «цена / технологический предел».

На данный момент требуются существенно новые технологии для извлечения большего количества нефти (которой много – просто посмотрите, сколько от общей пирамиды осталось!), И это связано с более высокими финансовыми затратами не только для отрасли, но, в конечном итоге, для общества в целом5.

Однако общество не может позволить себе произвольно дорогую нефть: «ценовой / технологический предел» можно поднять до определенного предела, но, возможно, мы приближаемся к границам доступности.

Снижение энергетической прибыли от нетрадиционной нефти неизбежно отражается в финансовых показателях нефтяных компаний. В период с 1998 по 2005 год промышленность инвестировала 1,5 триллиона долларов в разведку и добычу, и эти инвестиции принесли 8,6 миллиона баррелей в день дополнительной мировой добычи нефти. В период с 2005 по 2013 год отрасль потратила 4 триллиона долларов на Разведку и добычу, однако эти более чем удвоенные инвестиции дали всего 4 млн баррелей в сутки дополнительной добычи6.

Ситуация становится еще хуже: вся чистая новая добыча в период 2005–2013 гг. Была получена из нетрадиционных источников (в первую очередь, труднодоступная нефть из битуминозных песков Канады); из 4 триллионов долларов, потраченных с 2005 года, потребовалось 350 миллиардов долларов, чтобы добиться роста их производства. Если вычесть нетрадиционные ресурсы из общей суммы, мировая добыча нефти за эти годы фактически упала примерно на миллион баррелей в день. Это означает, что нефтяная промышленность потратила более 3,5 триллиона долларов на снижение общего объема традиционной добычи.

2013 год был одним из худших для новых открытий, и компании сокращают бюджеты на геологоразведочные работы (если нет ничего стоящего, зачем тратить деньги?). В недавней статье Reuters цитируется Тим Додсон, руководитель геологоразведочных работ компании Statoil, ведущего в мире традиционного нефтепоисковика: «Становится все труднее находить новые нефть и газ, и в частности новую нефть ... поэтому очень трудно увидеть разворот этой тенденции ... Отрасль в целом, вероятно, будет бороться за восполнение запасов »7.

Вот как энергетический аналитик Марк Льюис и подполковник армии США Дэниел Л. Дэвис описали ситуацию в недавней статье в Financial Times:

В отчете «Перспективы развития мировой энергетики», опубликованном Международным энергетическим агентством за 2013 год, нефтедобывающие [капитальные затраты] в нефтедобыче выросли с 2000 года почти на 180 процентов, а мировые поставки нефти (с поправкой на энергоемкость) – только на 14 процентов.

Самая прямая интерпретация этих данных заключается в том, что экономика нефти полностью отошла от исторических норм с 2000 года (и особенно с 2005 года), так что отрасль инвестирует экспоненциально более высокими темпами для все более незначительной дополнительной добычи энергии8.

Сжатие ощущается также и мировой экономикой, которая пошла на спад с тех пор, как цены на нефть начали свой крутой марш до «новой нормы» в 90–110 долларов за баррель (подробнее об этом ниже).

По словам Стива Копитса из аналитической компании Douglas-Westwood, затраты на разведку и добычу нефти в настоящее время растут примерно на 10,9% в год.

В 2010 году журнал The Economist обсуждал рост затрат на производство энергии, полагая, что «направление изменений кажется очевидным. Если бы мир был гигантской компанией, рентабельность его капитала упала бы »10.

Тим Морган, ранее работавший в лондонской брокерской компании Tullett

Пребон (чьи клиенты состоят в основном из инвестиционных банков) исследовал усредненную окупаемость инвестиций в энергию (EROEI) глобальных источников энергии в одном из отчетов своей компании по стратегии (к сожалению, не цитируя работу Чарльза Холла, на которой он основывался), отмечая в 2013 году:

На 2020 год наш прогнозируемый EROEI (11,5: 1) [будет] означать, что доля ВВП, поглощенная затратами на энергию, увеличится до примерно 9,6 процента с примерно 6,7 процента сегодня.

Наши прогнозы также предполагают, что затраты на энергию могут поглотить почти 15 процентов ВВП (при EROEI 7,7: 1) к 2030 году .... [T] критическая взаимосвязь между производством энергии и затратами энергии на добычу в настоящее время ухудшается так быстро, что экономика в том виде, в каком мы ее знаем более двух веков, начинает рушиться11.

С точки зрения учета энергоресурсов ситуация в Северной Америке в одном отношении на самом деле наихудшая, что вызывает глубокую иронию, поскольку именно здесь производство выросло больше всего за последние пять лет, и именно здесь отрасль наиболее хвастается своими достижениями. Тем не менее, средний коэффициент энергетической прибыли при добыче нефти в США упал со 100: 1 до 10: 1, и тенденция к снижению усиливается по мере того, как все больше и больше нефти поступает из плотных месторождений (сланцев) и глубоководных источников. Перспективы Канады, возможно, даже более мрачны, чем у Соединенных Штатов: битуминозные пески Альберты имеют EROEI от 3,2: 1 до 5: 1.

Соотношение прибыли пять к одному может быть впечатляющим в финансовом мире, но с точки зрения энергетики это вызывает тревогу. Все, что мы делаем в индустриальных обществах – образование, здравоохранение, исследования, производство, транспорт – использует энергию. Если наши вложения энергии в производство большего количества энергии не дадут усредненного отношения прибыли примерно 10: 1 или более, может оказаться невозможным поддерживать промышленный (в отличие от аграрного) способ организации общества в долгосрочной перспективе14.

Ни один из нетрадиционных источников, к которым обращается нефтяная промышленность (плотная нефть, битуминозные пески, глубоководные), не был бы разработан без учета высоких цен на нефть, которые приносят больше доходов нефтяным компаниям; именно из этих доходов финансируются все более крупные инвестиции в технологии.

Но более старые индустриальные экономики, такие как

Соединенные Штаты и Европейский Союз имеют тенденцию останавливаться, если нефть стоит слишком дорого, а это снижает спрос на энергию; этот предохранительный клапан «разрушения спроса» (до сих пор) ограничивал мировые цены на нефть. Тем не менее, для крупных нефтяных компаний цены в настоящее время недостаточно высоки, чтобы оплачивать разработку новых проектов в Арктике или в сверхглубоководных районах; это еще одна причина, по которой крупные компании сокращают инвестиции в геологоразведочные работы15.