Текст книги "В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000"

Автор книги: Ричард Дейвенпорт-Хайнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)

Отвечая на речь Тейлора, Джон Морли (1838-1923), государственный секретарь по делам Индии, охарактеризовал свой подход к этому вопросу «филантропическим» и выражающим официальное мнение. Прежнее правительство либералов в середине 90-х годов при обсуждении доклада комиссии Брасси так или иначе не приняло во внимание общественное мнение Британии. Морли восхищался решением вопроса на Филиппинах, поскольку в качестве определяющего фактора там выступали не медицинские свидетельства, а более широкий взгляд на проблему. «Соединенные Штаты признали, что употребление опиума является злом, которое не могут компенсировать никакие финансовые выгоды, поэтому они не позволили своим гражданам поддержать его даже пассивно». Через несколько лет сэр Фрэнк Светтенхем (1850-1946), всю жизнь проработавший в колониальной администрации Малайзии, выразил удивление, что доклад комиссии Брасси, составленный после всестороннего и тщательного исследования проблемы, был полностью забыт. Победила активное и настойчивое мнение сторонников анти-опийной кампании в том, что эта комиссия состояла из фанатически настроенных, предубежденных и коррумпированных членов. Брент охарактеризовал доклад Брасси как попытку скрыть истину, а английские поборники запрета опиума заявили, что ее доказательства несостоятельны, поскольку она была сформирована чужим правительством, существовавшим за счет доходов от торговли наркотиками. Оставался лишь один короткий шаг до того, чтобы американские антиимпериалисты начали изображать Британскую империю в Индии как «скандал мирового масштаба» и «главного мирового поставщика наркотиков». Правда же заключается в том, что доклады комиссий и Брасси, и Янга давали более реалистичную оценку опиума и каннабиса, чем сторонники запретов, но начиная с 1906 года политики стали отвергать соображения специалистов в пользу общественного мнения. Менее чем за десятилетие разрушительные эффекты популизма стали очевидны. Как писал в 1922 году Алистер Кроули, умный и проницательный обозреватель европейской и американской политики в отношении наркотиков, «Никто в Англии – или Америке, если уж о ней зашла речь – не имеет ни малейшего понятия о невежестве общественного мнения. Обязательное образование сделало любого олуха равным величайшим мыслителям – по его собственному понятию. По-настоящему образованные классы потеряли свое влияние. Народ считает себя вправе давать авторитетную оценку вопросам, которые специалисты полагают крайне спорными».

Брент сомневался, что Китай запретит курение опиума без иностранного вмешательства. Однако в сентябре 1906 года центральное китайское правительство выпустило указ, предусматривающий постепенный запрет наркотика в течение десяти лет. На следующий год Британия согласилась с тем, что в результате десятилетнего ежегодного сокращения импорта поставки индокитайского опиума снизятся с 61 тысячи ящиков в 1908 году до нуля. В 1907 году вице-король Индии заявил, что не является приверженцем опиума. «Я признаю, что вся тяжесть последствий, когда опиума объявят вне закона, ляжет на тех, кто употребляет его умеренно… но весь цивилизованный мир несомненно испытывает отвращение к растлевающему воздействию его чрезмерного потребления». Морли объяснял политику правительства епископу Кентерберийскому следующим образом: «Мы должныдействовать в согласии с лучшими настроениями в США, Японии, а также Китае, где анти-опиумное движение преподнесло сюрприз людям, которые представляют его неискренней уловкой китайских чиновников». Китайская национальная ассамблея собралась впервые в 1910 году и поставила первоочередной задачей более строгое соблюдение анти-опийных законов. Революция 1911 года привела к власти республиканское правительство. В 1913 Тейлор писал, что движение, направленное против опиума, стало национальным крестовым походом, в котором будет участвовать каждый реформист и каждый патриот. Английский делегат в Лиге Наций, говоря об этой фазе китайской опиумной политики, отметил, что людям, выращивающим опийный мак, грозит не только уничтожение посевов, но и смертная казнь. Отчеты о репрессивных мерах часто оказывались ложными. В провинции Сычуань маковые плантации дали невиданный урожай всего через несколько месяцев после доклада об их уничтожении. Такие случаи, по словам газеты «Северокитайские новости» демонстрировали фактическую неспособность столицы контролировать провинции и неспособность губернаторов контролировать крестьян.

Деятельность Брента способствовала попыткам США ввести глобальную политику запрещения наркотиков. По инициативе президента Теодора Рузвельта в 1909 году в Шанхае была создана международная комиссия по проблеме опиума. Делегацию Соединенных Штатов возглавлял Брент, он же председательствовал на состоявшейся в 1911-1912 годах конференции в Гааге, которая стала преемницей Шанхайской конференции. Оба события были неразрывно связаны с внутренней политикой США по отношению к наркотикам. Американские делегаты выступали в Шанхае с позиций идеальной нравственности. Конгресс поспешно принял Закон о запрете опиума 1909 года, запрещавший импорт и использование опия в США в немедицинских целях (по образцу законов Брента на Филиппинах). Делегаты из Австрии, Британии, Китая, Франции, Германии, Италии, Японии, Голландии, Персии, Португалии, России, Сиама и США собрались на заседание Шанхайской комиссии, чтобы обсудить потребление опия на Дальнем Востоке и поддержать шаги Китая по запрещению курения опиума. Во время проповеди в шанхайском кафедральном соборе Брент говорил, что желание цивилизованных стран заключается в помощи восточным культурам». «Цивилизация обязана самим своим существованием личности… а личность… обязана христианству». Он осудил материализм, чувственность и ослабшую родительскую ответственность за своих детей. «Процветание без личности – смертельное проклятье. Сегодня дети преуспевающих родителей нередко морально убоги, поскольку потворствующие им родители полагаются на материальные гарантии, лишающие детей ясности ума. Вместо этого, им следовало бы бесстрашно подвергнуть детей благотворным тяготам жизни и моральному развитию, которые воспитывают стойкость и силу».

Делегаты Шанхайской конференции обратились к правительствам всего мира с призывом постепенно ликвидировать курение опиума на своих и подчиненных территориях, запретить или поставить под жесткий контроль производство, поставки и немедицинское применение опиума и его производных. Это явилось первым дипломатическим признанием необходимости международного сотрудничества в ограничении поставок наркотиков, преимущественно с помощью контроля над их источниками. Понимание, что проблемы не только опия, но и других наркотиков требуют тщательного исследования, выразилось в словах члена английского парламента, хирурга, сэра Уильяма Коллинза (1859-1946). В Шанхае он сказал, что эти проблемы перешагнули за границы Дальнего Востока и стали вопросом мирового значения. Брент оценил заседания конференции в Шанхае как имевшие средний успех. Он был согласен с тем, что контроль над производством и распространением морфина опоздал, поскольку из-за злоупотреблений этим наркотиком в мире уже воцарился хаос. Вместе с тем Брент предсказал, что недавнее открытие героина обещало переход от наиболее коварного к безусловно более безопасному производному опиума.

После Шанхайской конференции следующим шагом в международной борьбе с наркотиками стала Гаагская конференция 1911-1912 годов под председательством Брента. Приглашения на нее готовил президент США, который ни словом не упомянул про злоупотребления синтетическими препаратами. Однако по просьбе нескольких западных держав повестку дня изменили и включили в нее обсуждение поставок морфина и кокаина, а также курение опиума. Такие изменения играли на руку британскому правительству – министры-либералы стремились продемонстрировать обществу свои моральные ценности, а правительственные чиновники были озабочены все возрастающим объемом контрабанды морфина и кокаина на Дальний Восток. Кроме того, Британии необходимо было избежать дискуссий по поводу индийского опиума. Международная анти-опиумная конвенция была подписана 23 января 1912 года в Гааге двенадцатью странами. В ней указывалось, что использование опиатов и кокаина должно быть ограничено медицинским применением. Подписавшие ее страны, брали на себя обязанность «постепенно искоренить злоупотребление опиумом, морфином, кокаином, а также препаратами, приготовленными из этих веществ или их производными, которые являются причиной или могут являться причиной подобных злоупотреблений». Сербия и Турция дали понять, что не намерены присоединяться к соглашению, а Германия отказалась подписать документ, который ограничивал бы производство кокаина немецкими фирмами и, таким образом, давал возможность завоевать рынок производителям других стран. Лондонская торговая палата также не желала выполнять свои обещания, в то время как Германия будет свободна от обязательств. В результате была достигнута договоренность, что Гаагская конвенция не вступит в силу, пока ее не ратифицируют тридцать пять государств. Страны-участницы конвенции брали обязательство постепенно запретить курение опиума на своей территории, понемногу сократить импорт наркотика в Китай, чтобы полностью прекратить его к 1917 году, а также запретить международный импорт и экспорт опиума (если не сразу, то как можно скорее). В кратком изложении конвенции сэра Уильяма Коллинза, который был одним из делегатов от Британии, подчеркивается противоположность точки зрения экспертов и общественного мнения, выраженного Брентом.

«Больше невозможно поддерживать различия официальной точки зрения между вредом курения опиума с одной стороны и благотворным его влиянием – с другой, либо между относительно безвредным воздействием опиума с одной стороны и опасностью морфина и кокаина – с другой. Тот факт, что эти наркотики, употребление которых вызывает привыкание и зависимость, ведут к параличу воли, деградации, порокам и преступлениям, хорошо известен и специалистам, и международной общественности. Договаривающиеся стороны пришли к согласию в том, что дальнейшие перспективы торговли и потребления данных наркотиков таковы, что цивилизованные державы обязаны сделать все, что в их силах, чтобы положить конец чудовищным злоупотреблениям».

Подобный догматический подход изменил отношение к наркоманам. В течение всего XIX столетия европейских наркоманов считали бесполезными, бесчестными людьми, не способными к самоконтролю, но в общественном сознании они не были преступниками. Однако связь употребления опиума – а позже кокаина – с американским преступным миром теперь все больше влияла на представление о наркоманах в Европе. Некоторые европейские политики стали перенимать американский взгляд на наркоманов и рассматривать их не только как преступников, но и тип преступников, требующий уничтожения. Коллинз отмечал, что «на Гаагской конференции в некоторых кругах полагали, что морфинисты и кокаинисты были просто жертвами болезни и что они достойны сожаления, однако… многие из них являются социальным проклятьем наиболее опасного толка. Полностью лишенные здравого смысла и силы воли, они лгут и обманывают, зря прожигают время. Иногда внешне приличные, они подлы и вздорны, склонны к порокам и преступлениям». Более того, не довольствуясь разглагольствованиями о криминальных наклонностях наркоманов, их скоро стали представлять как людей, распространяющих наркотическую заразу. Типичным примером является медик ВМС США, который в 1919 году охарактеризовал наркомана как источник инфекции, который через контакты с восприимчивыми людьми разносит свою привычку». В 1909 году против таких жалких и тенденциозных представлений выступил Оскар Дженнингс.

«Как правило, считают, что наркоман – это одержимый наркотиками человек, обманщик и лгун. Ему не верят, его и без того уязвленное самоуважение от такого отношения страдает еще больше, а подозрения к нему вызывают лишь враждебность…

Непонимание предмета, продемонстрированное некоторыми главными врачами психиатрических клиник, иногда просто поражает. Тот факт, что многие морфинисты наркоманьяки – несомненно. Однако число тех, кто с помощью самоконтроля ограничивает себя минимальной дозой, достаточной для комфортного состояния, гораздо больше, чем так называемых умеренных алкоголиков. Между этими двумя крайностями существует великое множество типов менталитета, но почти в каждом случае ключом должно быть взаимное доверие (со стороны врача – убеждение в своей способности помочь больному)».

Несмотря на точность высказывания Дженнингса, в общественном представлении для наркоманов были созданы особые отличительные качества. Они были заимствованы, главным образом, из отношения американцев к кокаину, индийской конопле и опиатам.

Американские врачи, как и их английские коллеги, узнали о непреодолимом влечении к наркотикам из собственного опыта в XIX веке. Политики США такого опыта не имели, но взяли на себя функции контроля над врачами. Первые законодательные шаги против наркомании принесли некоторые плоды, но затем пуританское рвение превратило их в идеалистическую, карательную и жестокую политику. Неумолимая жестокость этой политики вела к прямо противоположным результатам. Движение за запрет наркотиков исторически было связано с борьбой за отмену рабства, пропагандисты движения часто подчеркивали, что целью и того, и другого было освобождение порабощенных. Запрет наркотиков ассоциировался также с другими прогрессивными течениями, особенно теми, которые требовали законодательного вмешательства местных или федеральных властей. Распространение ядовитых веществ послужило основой для совместных усилий борцов против наркотиков, социальных реформаторов и сторонников вмешательства государства. Эти усилия имели долговременные последствия. Борьба за здоровье нации и защита детей были благородными и достойными целями. «Желтая» пресса стала проводить журналистские расследования состава лекарственных препаратов, безответственной рекламы и агрессивных маркетинговых акции изготовителей патентованных лекарств. Выяснилось, что многие популярные средства содержали опиаты, кокаин и другие опасные ингредиенты. «Лекарство Райно от сенной лихорадки и кашля» содержало 99,9 процента кокаина. Содержание кокаина в «Лекарстве Берни от кашля» составляло 5 процентов. Это было известно настолько широко, что в одном из отелей Нью-Йорка, который часто посещали кокаинисты, в задней комнате стояло искусственное дерево, затейливо украшенное использованными пипетками для впрыскивания наркотика в нос. В результате откровений охотников за сенсациями, американские политики навязали производителям лекарственных препаратов правила, которые были направлены против обмана беднейших слоев и доверчивых покупателей, а также против распространения наркомании среди детей. Закон о чистоте пищевых продуктов и лекарств от 1906 года требовал маркировки всех препаратов, которые содержали значительное количество опиатов, и обязывал Бюро по химическим веществам следить за фальсификацией и неправильной маркировкой пищевых продуктов и лекарственных средств. В обязанности Бюро входило также снижение уровня потребления наиболее одиозных патентованных препаратов. Однако этот закон не сразу вошел в силу. Порошки от кашля с содержанием кокаина можно было купить во многих аптеках, импорт листьев коки в США в 1907 году вырос в двадцать раз по сравнению с 1900 годом. Один чикагский священник в 1909 году писал, что местные мальчишки что-то нюхали у его дома, а утром на своей лужайке он обнаружил множество пустых флаконов из-под «Порошка Грея от кашля», содержавшего восемь гран кокаина.

Тем временем, развернул свою деятельность Гамильтон Кемп Райт (1867-1917), которого можно охарактеризовать как искреннего интригана. Он был честолюбивым врачом, который поселился в столице США после женитьбы на Элизабет Уошберн (1875-1952), чьи отец и дяди были конгрессменами от Республиканской партии. В 1908 году Райта попросили провести исследования для подготовки к Шанхайской конференции. Он зарекомендовал себя – по крайней мере, по собственному мнению – как специалист по Китаю. Райт инспирировал принятие Закона о запрете опиума, который был поспешно одобрен Конгрессом, чтобы поднять моральный дух американской делегации в Шанхае в 1909 году. Райт сам оказался в числе делегатов и написал для конгресса США отчет о ходе Шанхайской конференции. Отчет Райта, который был уверен в справедливости своего дела, вызвал расовые волнения по поводу бесчинств негров на Юге после злоупотребления кокаином, а также необоснованно увеличил статистические данные по потреблению наркотиков. «Я рисовал обстановку в Соединенных Штатах в умеренных тонах, стараясь избежать преувеличений», лживо утверждал Райт в письме епископу Кентерберийскому, в котором говорилось, что зависимость от морфина была в некоторых штатах более значительной проблемой, чем курение опиума в Китае. В 1910 году он убедил представителя штата Вермонт, Дэвида Фостера (1857-1912), председателя Комитета по иностранным делам, представить в Конгресс законопроект, ставивший под контроль опиаты, кокаин, хлорал и индийскую коноплю. В 1911 году этот законопроект не прошел. Райт возглавлял американскую делегацию в Гааге, где проявил такое упрямство, что Брент предложил ему подать в отставку. Его усилия изменить утвержденную повестку дня показались англичанам «наглыми». Как заметил британский посол в Вашингтоне, Райт демонстрировал рвение специалиста, которого поставили защищать интересы человечества вообще. Затем Райт заинтересовал Френсиса Бертона Гаррисона (1873-1957), демократа из штата из штата Нью-Йорк, который хотел вернуть к жизни законопроект Фостера. Почти без освещения в прессе, без публичных консультаций с экспертами (исключая аптекарей), Закон Гаррисона был принят в декабре 1914 года и вступил в силу с 1 марта 1915 года. Дело Райта продолжила его вдова. До 1925 года она была экспертом консультационного комитета по опиуму Лиги Наций. Англичане отзывались о ней как о вздорной, некомпетентной, предубежденной и невежественной женщине.

Закон Гаррисона оставался основой федерального контроля над наркотиками вплоть до 1970 года. Он требовал регистрации и уплаты налога всех, кто импортировал, производил, торговал, продавал или передавал бесплатно опиум или листья коки и их производные. Всем зарегистрированным владельцам складов необходимо было сдавать подробные официальные отчеты о том, как они распорядились полученными наркотиками, а также вести учет деловых сделок по специальным формам. Покупка, продажа и распределение любого из перечисленных в законе наркотиков объявлялась нелегальной, если не имелось особого письменного разрешения, подготовленного получателем. Хранение наркотиков без рецепта врача рассматривалось как предполагаемая улика и нарушение закона Гаррисона. В предыдущие годы почти во всех случаях необходимо было предоставить улики, что потребитель наркотика является преступником или вырожденцем, который не может отказаться от своей зависимости. Необходимо было доказать, что он угрожает общественному порядку как в городе, так и в сельской местности, что он препятствует ведению бизнеса и не способен к воспроизводству. Томас Блер из пенсильванского бюро по контролю за наркотиками в 1919 году заявил, что пропагандисты анти-наркотической кампании чрезмерно увлеклись. «В действительности, не существует никакой оппозиции запрету наркотиков, как в случае с «сухим законом», но есть инерция, с одной стороны, и более или менее выраженная истерика – с другой. Эти пропагандисты, в основном, делали то, что хотели». Такое положение вещей привело к серии неверных решений. В дополнение к федеральному закону Гаррисона в отдельных штатах были приняты местные законы, ограничивавшие распространение наркотиков, которые вызывали зависимость. В 1900 году лишь в немногих штатах опиаты и кокаин выдавались по рецепту врача, но к 1912 году все штаты, кроме Делавэра, приняли законы о контроле над наркотиками. В 1912 году рецепты для получения кокаина требовались в сорока семи штатах, опиатов – тридцати трех и хлорала – в пятнадцати. В большинстве штатов врачам запрещалось назначать наркоманам поддерживающее лечение. Полный контроль или запрещение наркотиков на местах не ограничивалось кокаином и опиатами. В городе Эль-Пасо в 1914 году было выпущено распоряжение, которое запрещало хранение и продажу индийской конопли. Хотя в Новой Англии не было случаев использования каннабиса ради удовольствия, в штатах Мен (1913), Массачусетс (1914), Вермонт (1915) и Род-Айленд (1918) были приняты законы, запрещавшие продажу этого наркотика без рецепта врача.

В США в самом конце XIX века употребление морфина вытеснило курение опиума и стало самым распространенным видом наркомании, но после 1910 года на первое место вышел героин. В действительности, увеличение числа героиновых наркоманов в США явилось результатом законодательных мер, направленных против нелегального и легального употребления наркотиков. Героин не превратился в проблему, пока в ХХ веке Соединенные Штаты не объявили войну наркотикам. Конгрессмен из Западной Виргинии Джозеф Холт Гейнс (1864-1951) в дебатах по поводу Закона о запрете опиума в 1909 году предупреждал, что люди, зависимые от опиума, так или иначе достанут его, если им не дадут возможность приобретать опиум предпочтительным способом. Некая женщина из Сан-Франциско описала случай многочисленной замены наркотиков.

«Я начала с трубки – курила опиум. Вначале было весело, но однажды, проснувшись утром, я поняла, что развлечение переросло в зависимость. Затем закон запретил опиум, и я перешла на героин. Я нюхала его и через три минуты получала кайф, для которого опиуму требовалось два-три часа. Многие из нас не понимали, что такое героин, пока не оказалось слишком поздно. А потом реакция на него была ужасной. Он ведь отбирает у вас память. Через некоторое время я потеряла способность думать. Я испугалась, бросила героин и перешла на кокаин и морфин. Думаю, что это так же плохо».

Еще в 1912 году доктор Джон Филлипс (1879-1929) отметил, что в злачных районах крупных городов широко распространено нюханье героина. Его двадцатиоднолетний пациент перешел с морфина на кокаин, потому что его легче было достать. Он признался, что этот наркотик использовали, по крайней мере, двадцать его знакомых наркоманов, большинство из которых работало за прилавком с освежающими напитками в аптеках. Другой пациент Филлипса приезжал из Толедо в порт на озере Эри, где героин широко употребляли и мужчины, и женщины.

По словам Джозефа Макайвера (1887-1940) и Джорджа Прайса (ум. 1953) – врачей, лечивших наркоманов в Филадельфии после принятия Закона о запрещении опиума, опий-сырец сильно подорожал, и его покупали в небольших количествах только те, кто мог себе это позволить. В результате, наркоманы со стажем стали переходить с опиума на героин. Затем, примерно с 1912 года героин начали употреблять те, кто вел распутный или преступный образ жизни. К 1913 году героин стал очень быстро распространяться среди наркоманов злачных районов. Ни у одного наркотика не было столько жертв за такое короткое время. Макайвер и Прайс полагали, что рост потребления героина был вызван низкой ценой этого наркотика и его доступностью, однако они отмечали дополнительную черту – многие наркоманы утверждали, что хотя героин не возбуждал сексуальные желания, он помогал продлить половой акт. Пирс Бейли (1865-1922), нью-йоркский психиатр, бывший одно время профессором неврологии в Колумбийском университете, был согласен с Макайвером и Прайсом. Доктор Уолтер Конли (1869-1946) дал в 1924 году краткое и убедительное описание героиновых наркоманов, которых он лечил в Нью-Йорке.

«Героиновые наркоманы не таятся, как морфинисты. Они собираются группами, иногда большими. Один подросток начинает принимать наркотик, и его действия служат примером для десяти-двенадцати других подростков… наша беда заключается в том, что молодые люди покупают героин у уличных торговцев, а не получают от врачей… У нас в городской больнице лежали 4 тысячи подростков, некоторые – не первый раз, и все они рассказывают одну и ту же историю… Они – члены молодежных банд, их переполняет бравада и дерзость, в этом состоянии они совершают преступления и делают много других вещей, которые не совершили бы морфинисты, потому что последние отличались скрытностью, замкнутостью и принимали наркотик в уединении. Героиновые наркоманы хотят, чтобы окружающие знали об их зависимости».

Конли понимал, что сама принадлежность к героиновым наркоманам вызывает у человека приятное волнение. Он спросил одного пациента, зачем тот лечился пять раз только затем, чтобы возобновить свою привычку. Юноша ответил, что лечится, чтобы избавиться от зависимости, а потом снова испытать чувство приобщения к наркотику. Для таких молодых людей трепет наркомана был подобен возбуждению шпиона, пойманного на вражеской территории далеко за линией фронта. Чтобы выжить, наркоманы постоянно должны были внимательно и незаметно изучать окружающую обстановку в поисках ситуации, которая смогла бы им помочь либо погубить. Их жизнь сводилась к элементарной, жестокой потребности выжить, и одновременно являлась олицетворением тайного заговора со своими секретами, непонятными непосвященным в него людям.

Ограничение поставок кокаина и опиума привело наркоманов к героину. Когда выросли цены на кокаин, зависимые от него люди в американских городах стали искать ему замену и обнаружили героин. Этот наркотик был дешевым и привлекал также тем, что его можно было нюхать. Более того, героин успокаивал наркоманов, которые вследствие насильственного отказа от кокаина испытывали тревогу и угнетенное состояние. До принятия закона Гаррисона большинство кокаинистов принимали только один наркотик. Однако в 1924 году Лоренс Колб (1881-1972) провел исследование 150 наркоманов. Из них только семеро употребляли один лишь кокаин. По словам Колба, «Человек, который сегодня начинает с кокаина, бросает его через короткое время – что нетрудно сделать – или принимает такую большую дозу, что симптомы тревоги, которые возникают вследствие приема кокаина, заставляют его искать облегчение в морфине или героине. Такой человек быстро приобретает зависимость от одного из этих наркотиков». Разрастание привыкания к заменителям кокаина среди наркоманов, которых лишили предпочитаемого ими наркотика, стало международной проблемой. Герберт Л. Мей (1877-1966) в 1930-х годах был представителем США в комитетах по наркотикам Лиги Наций. Он выполнил для Ассоциации внешней политики США «Исследование условий курения опиума на Дальнем Востоке». После путешествия по Дальнему Востоку Мей в 1927 году пришел к выводу, что если заставить курильщика опиума отказаться от своей привычки, он становился потенциальным потребителем синтетических наркотиков, таких как морфин и героин. Мей утверждал, что ограничение курения опиума ведет к увеличению зависимости от синтетических наркотиков. Как ни удивительно, но переход наркоманов на другие наркотики использовался в качестве оправдания дальнейших запретов на наркотические средства, а не для того, чтобы тщательно обдумать возможность их введения. Когда в 1914 году Совет по здравоохранению Нью-Йорка добавил каннабис к списку запрещенных наркотиков, «Нью-Йорк Таймс» одобрила эту инициативу и ввела в заблуждение читателей, назвав индийскую коноплю наркотиком с практически тем же действием, как у морфина или кокаина. В редакционной статье газета писала, что это был правильный шаг – хотя число любителей гашиша не так велико, чтобы принимать их во внимание, их количество могло бы увеличиться, так как другие наркотики стали менее доступными.

США были не единственной страной, которая переживала резкий рост наркотической зависимости. В Берлине и Гамбурге в начале ХХ столетия существовали магазины, которые предлагали инъекции морфина по сниженной цене «людям со слабыми нервами». За первую инъекцию брали пять или десять марок, вторая стоила вполовину дешевле. Отчасти в ответ на такую деятельность Рейхстаг в 1910 году предложил осуществлять более строгий контроль над незаконным оборотом и употреблением морфина и кокаина. Доктор Луис Мерк (1854-1913) от лица собственной фармацевтической компании и четырех других немецких производителей кокаина выступил против этих предложений, которые благодаря Гаагской конференции получили дополнительную поддержку. Кокаин незаконно использовался, как правило, в крупных городах и портах. Французские врачи в 1913 году жаловались, что хотя наркотик якобы невозможно было приобрести во Франции без рецепта, он свободно продавался на Монмартре. Там в определенных кафе после определенного часа кокаин продавали почти открыто. Многие кокаинисты принадлежали к парижскому полусвету. Одной из таких наркоманок была Матильда Фосси, более известная под сценическим именем Женевьева Лантельм (1887-1911). В четырнадцать лет она была главной приманкой борделя своей матери, но скоро стала популярной парижской актрисой. Театралы с удовольствием обсуждали ее репутацию любовницы, которая равно наслаждалась как женскими, так и мужскими телами. Ее небольшую сутулость копировали другие «роковые» женщины-парижанки. Дурная слава Лантельм достигла пика после ее таинственной смерти. Она попала под покровительство вульгарного, жестокого и психически нездорового англичанина Альфреда Эдвардса (1856-1914) – основателя газеты «Матен» и владельца Театра де Пари – и утонула, упав с борта его яхты. Возможно, Лантельм находилась под воздействием кокаина, и ее смерть была случайной, но враги Эдвардса утверждали, что он выбросил ее в море, когда она отказалась удовлетворить его извращенные похоти.

К 1911 году употребление кокаина в Лондоне стало восприниматься как общественное явление. Автор многих детективов, Эдгар Уоллес в 1922 году вспоминал, что впервые познакомился с кокаином в Лондоне в 1911 году, когда хористка из гастролирующей американской труппы показала ему порцию порошка. Сэр Эдвард Генри, начальник лондонской полиции отмечал, что его люди не знали о кокаиновой проблеме вплоть до конца 1915 года. Лондонская газета «Ивнинг Стандарт» в январе 1916 года сообщила об употреблении кокаина завсегдатаями ночного клуба: «На днях уборщицы обнаружили в женской комнате некоего заведения две корзины с круглыми пустыми коробочками – выброшенными упаковками из-под кокаина». Вскоре после этого двое бывших полицейских из Льежа, высланных из Бельгии во время немецкой оккупации, привлекли внимание полиции к закусочной на Шефтсбери-авеню и сообщили имена еврейских подростков и нескольких взрослых мужчин, которые продавали кокаин женщинам. За закусочной немедленно установили наблюдение. Однако полицейский инспектор из участка на Вайн-стрит доложил, что хотя ее посещают проститутки и нежелательные элементы с континента, но не было замечено ничего, что оправдало бы вмешательство полиции. «Мы поговорили с несколькими проститутками и были удивлены, насколько эта опасная зависимость распространилась среди этого класса, а также среди солдат», сообщил он. Инспектор-детектив Френсис Карлин предположил, что кокаин очень опасным образом воздействует на ум каждого, кто чрезмерно увлекается им, поскольку, в конце концов, приводит к полной потери силы воли.