Текст книги "В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000"
Автор книги: Ричард Дейвенпорт-Хайнс
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)
Враждебное отношение FBN к амфетаминам укрепляла скандальная известность таких авторов, как Керуак, Гинзберг и Джон Клеллон Холмс (1926-1988). Именно Холмс в своем романе «Поехали» (1952) ввел термины «поколение битников» и «андерграунд». Битники характеризовались отрицанием любой веры и стремлением к крайностям. Холмс писал: «Все, кого я знаю, ведут себя вроде как воровато. Они идут по улице, как будто в чем-то виноваты, хотя не верят в вину». Леди Каролина Блэквуд (1931-1996) после своего визита в Калифорнию в 1959 году отметила, что типичный битник отрицает известную американскую идею, что жизненный успех следует отождествлять с возмужанием, он подчеркивает свою незрелость, что часто ошибочно принимают за гомосексуальность». Эта двойственность переживаний (которую в Британии копировало особое течение молодежи – модзы) увеличила вероятность того, что люди, подобные Энслинджеру, нарекут ее подрывной деятельностью или отклонением от нормы. Поведение битников представляло собой процесс становленияличности, который включал чувство вины (как утверждал Холмс), а также позерство и склонность к сильным эмоциональным переживаниям. Они презирали и ругали самонадеянность американского капитализма и одновременно выставляли напоказ собственный опыт, накопленный с помощью наркотиков или другим путем, который использовали для утверждения собственного элитного статуса. Битники тщательно исследовали подсознательное «я», но для достижения своих художественных эффектов, в отличие от европейских дадаистов и сюрреалистов (в период между мировыми войнами), они полагались на наркотики и часто испытывали комплекс инфантильности. Экстравагантность их чувств и поведения являлись как бы продлением периода взросления.
Согласно Закону о злоупотреблении наркотиками, принятому в 1965 году, и несмотря на противодействие фармацевтических фирм, розничная продажа и назначение амфетаминов было ограничено, а метедрин почти полностью запрещен для легального использования. В Управлении по контролю за продуктами и лекарствами (FDA) было сформировано правоохранительное подразделение по борьбе со злоупотреблением наркотиками.
Зимой 1965-1966 года Брюс Джексон отправился на «наркотическую вечеринку» к чикагскому художнику, который под действием наркотиков не спал три дня. Посреди стола стояла конфетница, наполненная таблетками и капсулами для гостей. Но вначале обычай требовал проконсультироваться со «священной книгой» – «Настольным справочником врача», в котором было описано воздействие всех выпускаемых в США коммерческих лекарственных средств и приведены их яркие цветные фотографии. Поклонники подобных вечеринок любили употреблять готовые лекарства в тесной компании, любили толковать текст «священной книги», обсуждать цвет, торговые марки и оптимальные дозы таблеток, наслаждались непонятным искусством изготовления капсул. Они не устраивали оргий, как часто утверждала пропаганда Бюро по борьбе с наркотиками. Не было шуток, попыток ухаживания и сексуальных домогательств, как это случалось на других вечеринках с разношерстными гостями. Никто не разговаривал громко, не смеялся и не скандалил. Самым распространенным способом достать амфетамины у чикагских любителей таблеток были медицинские рецепты. Все, что нужно было сделать наркоману – это посетить нескольких врачей и взять у каждого продляемый рецепт. Немногие врачи понимали, что человек, нуждавшийся в амфетаминах, часто испытывал зависимость от них. Кроме того, у любителей таблеток имелся «Источник» – общее название поставщиков этих препаратов. Поставщики редко были преступниками, чаще всего это были медики, имевшие доступ к большому количеству таблеток. Нередко они отдавали лекарства даром. В результате изменения законодательства, которое теперь требовало от врачей и аптекарей подробных отчетов по назначениям амфетаминов, рыночная цена одной капсулы дексамила поднялась с 15 центов до 20 – если его вообще можно было достать. Джексон пришел к выводу, что если цены поднимутся слишком высоко, то поставки амфетаминов станут прибыльными для преступных организаций – как произошло с опиатами в 1940-х и 1950-х годах и со спиртными напитками в 1920-х. А это было бы нежелательно.
Сэр Адольф Абрахамс (1883-1967), бывший врач олимпийской сборной, отвергал голословные заявления о применении амфетаминов спортсменами и называл подобные утверждения «необоснованными, бездоказательными, смешными и сумасшедшими». Подобные опровержения звучали неубедительно. Национальная футбольная лига США, например, не запрещала использование амфетамина игроками вплоть до 1971 года, а сама практика допинга продолжалась и после этого. В XIX веке велосипедисты на соревнованиях использовали стрихнин, коку, кокаин и морфин. Смерть англичанина Линтона во время гонки Бордо-Париж в 1896 году приписали наркотикам. После 1945 года применение амфетамина в велоспорте стало повсеместным. Благодаря его взрывному эффекту, препарат стали называть «бомба» во Франции, Италии и Голландии. Его использование не было запрещено европейскими спортивными функционерами. В 1950-х годах французский радиокомментатор спросил итальянского чемпиона Фаусто Коппи (191-1960), все ли велосипедисты-профессионалы используют амфетамин. «Да», ответил тот. «А с теми, кто утверждает обратное, не стоит и разговаривать о велоспорте». На вопрос, принимает ли препарат сам Коппи, последовал ответ: «Да, когда это необходимо». «А когда это необходимо?» задал вопрос комментатор. «Практически постоянно». Нормандец Жак Анкетил (1934-1987), пять раз выигрывавший гонку «Тур де Франс», сказал в 1967 году спортивному журналисту: «Нужно быть ненормальным или лицемером, чтобы вообразить, что гонщик-профессионал, который участвует в соревнованиях 235 дней в году, сможет прожить без стимуляторов». (Исключением был соперник Коппи, Джино Бартали, который выигрывал «Тур де Франс» в 1938 и 1948 годах и который сказал, что ему не нужен допинг – от переутомления и боли его хранит вера в святую деву Марию). Во время одной из гонок «Тур де Франс» от сердечной недостаточности умер английский велосипедист Том Симпсон (1937-1967). Перед заездом он принял амфетамин и метиламфетамин (и вероятно, выпил анисовой водки в близлежащем городке). Препарат стал причиной того, что гонщик переоценил свои силы и почти лишился рассудка: умирая, он просил посадить его на велосипед. После смерти в кармане у него нашли амфетамины.
Амфетаминами злоупотребляли не только мужчины. В начале 1960-х годов у молодой студентки-модельера из Англии Анны-Марии расстроилась свадьба, и у нее появились симптомы, сходные с шизофренией. Психиатр обнаружил, что для поддержания веса она тайно выписывала амфетамины у частного доктора с Харли-Стрит. [37]37
Улица в Лондоне, где находятся приемные ведущих частных врачей-консультантов.
[Закрыть]Когда психиатр позвонил врачу, чтобы предупредить о неблагоприятном воздействии препарата, тот ответил сердито и грубо, что сам разберется со своими пациентами. Врач поступил неэтично, так как не только принимал Анну-Марию без ведома ее лечащего психиатра, но и выписывал ей большие дозы препарата. Она выздоровела, затем вновь обратилась на Харли-Стрит. Результатом был рецидив болезни. В 1970-1980 годах психиатр с Харли-Стрит Роберт Ньютон (1904-1985), бывший советник по психиатрии официального представителя и медицинского директора детской клиники в Паддингтоне, прописывал женщинам, в том числе стройным, амфетамины для похудания. Вспоминают, что самым привлекательным пациенткам он колол препарат через колготки. В 1970 году один английский специалист вспоминал, что типичными псевдо-пациентами, злоупотреблявшими амфетаминами были достаточно полные женщины среднего возраста, которым знакомые посоветовали принимать амфетамин для похудания и которые вскоре стали ощущать прилив энергии и приподнятое настроение. Такие люди продолжали принимать препарат без назначения врача, или в большей дозировке, или более продолжительный период времени, чем было прописано. Американская киноактриса Джуди Гарланд (1922-1969) использовала амфетамины для похудания, затем ей потребовались барбитураты против бессонницы, и в конце концов, этот бесконечный цикл закончился ее самоубийством.
В Британии в 1957 году амфетамины были помещены в Перечень 4 Реестра ядовитых веществ, но это не сократило их легального использования. В 1962 году Кайло сообщил, что в городе Ньюкасл-на-Тайне при населении 269 389 человек было выписано различных амфетаминов, эквивалентных 200 000 таблеток препарата. 85 процентов пациентов, которым назначалось это средство, составляли женщины, как правило, в возрасте от 36 до 45 лет. Симптомы, на которые они жаловались, были немногочисленны: депрессия, усталость, ожирение и, как ни удивительно – тревога. Некоторые пациентки признавались, что принимают наркотик, чтобы взбодриться. Некоторые пациенты-мужчины говорили, что принимают амфетамины для продления полового акта. Постановления 1957 года оживили черный рынок препарата, клиентами которого было женское население Ньюкасла, в основном, из рабочих семей. Организованной сети поставок не существовало, многие мелкие торговцы приобретали таблетки через своих врачей, а затем перепродавали их. Одна пациентка платила соседке, снабжавшей ее дринамилом, 14 шиллингов за пятьдесят таблеток и продавала лекарство у себя на фабрике по три пенса за штуку. Многие пациенты впервые получили амфетамин от друзей, когда чувствовали усталость или горе. Испытав оживляющее воздействие препарата, они шли к врачу и просили выписать амфетамины. Несколько женщин получили таблетки, пожаловавшись на депрессию своему парикмахеру. Многие женщины в Ньюкасле доставали препарат обманом. Они говорили, что потеряли рецепт, или его сжег ребенок, или что они забыли вынуть рецепт из кармана передника, прежде чем отдать его в стирку. Достаточно распространенным было получение многоразового рецепта для нескольких членов семьи. В одном случае пациентка из Ньюкасла регулярно получала рецепты на дринамил для себя, матери, свекрови и старшей дочери, которые об этом не догадывались. (Дринамил представлял собой смесь амфетаминов и барбитуратов, которую с 1951 года выпускала компания «Смит, Клайн и Френч»). Другая пациентка получала дринамил от пятнадцати разных врачей.
В этот период еще одним распространенным средством являлись барбитураты. В 1946 году в Соединенных Штатах было выпущено 367 тонн барбитуратов и продано 296 тонн. Этого количества хватило бы для того, чтобы в течение года пять миллионов американцев ежедневно принимали по одной таблетке снотворного. К 1948 году в США продавалось достаточно барбитуратов, чтобы каждый житель страны, включая женщин и детей, получал 30 гран снотворного в год. В Британии в 1946 году было продано 32,5 тонны барбитуратов, в 1950 году объем продаж достиг 40 тонн. Эти препараты общественное сознание связывало с женщинами с саморазрушительными наклонностями и с несложившейся жизнью. Начиная с 1943 года, количество женских самоубийств с помощью барбитуратов превысило ту же цифру среди мужчин. Чаще всего кончали с собой женщины в возрасте от 45 до 64 лет, которым назначали препарат в климактерическом периоде при тревоге, бессоннице и подобных расстройствах. В 1949 году в больницы Британии поступило 2800 больных со случаями отравления барбитуратами. В 1954 году было уже 6000 таких случаев, из них более 500 закончились смертельным исходом, то есть в двенадцать раз больше, чем 40 смертельных случаев в 1938 году. В 1960 году в больницы Англии и Уэльса поступило восемь тысяч человек с передозировкой барбитуратов. Общая численность таких пациентов, по всей видимости, достигала 10 тысяч человек. В Шотландии уровень случайных смертельных исходов от передозировки препарата – 49 на миллион человек населения – был самым высоким в мире (в Англии – 30 на миллион населения). Самый высокий уровень отравлений барбитуратами наблюдался в северных пригородах Лондона: Хемпстеде и Хайгейте.
У людей, регулярно употреблявших барбитураты более четырех-шести недель, вырабатывается толерантность к препарату, и если прекратить их прием, развивается депрессия, тревога или бессонница. Многие делали запасы таблеток, их поведение напоминало привычку алкоголиков прятать дома спиртное. В 1956 году 10 процентов назначенных британскими врачами лекарств содержали барбитураты, их стоимость для Государственной службы здравоохранения составила в том году 1 570 000 фунтов стерлингов. К 1957 году в Британии принимали 750 миллионов успокоительных таблеток. В этом году барбитураты составляли 15 процентов выписанных НСЗ лекарственных средств, их доля у практикующих частных врачей достигала 50 процентов, частные терапевты тратили половину своего рабочего времени на снятие психических различных симптомов. Медики из бригады по отравлению барбитуратами в графстве Эссекс в 1957 году отмечали, что злоупотребление этими препаратами было общераспространенным. Сдержать или предупредить его было трудно, так как по словам медиков, если пациентка хотела собрать запас таблеток, она легко это делала. Беспечность взрослых, которые оставляли опасные снотворные в доступных детям местах, служила доказательством отсутствия социальной и семейной ответственности. К началу 1960-х годов на каждого пациента английских врачей приходилось в среднем по пять назначений в год. Из них два процента назначений составляли седативные средства и транквилизаторы. В 1965 году во всем мире было произведено более девяти миллиардовтаблеток барбитуратов.
Эти препараты использовались для убийства и самоубийства. В 1956 году смерть одной вдовы из Истборна от передозировки барбитуратов привела к аресту ее врача, Джона Бодкина Адамса (1899-1983), которого на следующий год обвинили в убийстве. На судебных слушаниях выяснилось, что он вводил героин, паральдегид и другие смертельно опасные вещества пожилым женщинам, которые оставляли завещания в его пользу. С помощью барбитуратов часто устраивались показные попытки самоубийства. В 1955 году Кейт Уотерхаус писал, что жизнь мистера А. пришла в такой беспорядок, что он каждую ночь совершал временное самоубийство, принимая большие дозы снотворных таблеток. Люди, у которых не было серьезных намерений покончить с жизнью, утешались тем, что хранили дома большие дозы барбитуратов, способные привести к смерти – этим они успокаивали себя в состоянии эмоциональной подавленности. Когда в 1954 году расстроилась свадьба американской актрисы Шелли Винтерс (род. 1922), они зашла в римскую аптеку и купила сотню суппозиториев с секоналом. Она спросила аптекаря, почему он продает такие опасные снотворные без рецепта. Тот посмотрел на нее бесстрастными глазами и ответил на английском: «Синьора Гассман, за всю историю итальянской медицины ни один человек – заметьте, ни один! – не совершил самоубийства подобным способом». У американской поэтессы Анны Секстон (1928-1974) выработалась зависимость от нембутала, который она называла «убойными таблетками» с тех пор, как в 1956 году намеренно приняла большую дозу препарата. Она часто говорила о них на сеансах психотерапии. В 1961 году она спросила, можно ли иметь привычку к лекарственному средству и при этом чувствовать себя спокойно и не причинять никому вреда. На другом сеансе она утверждала, что есть большая разница между приемом препарата, который может убить и приемом препарата, который убьет моментально. Каждую ночь барбитураты превращали Секстон в Спящую красавицу. «Мне следует прекратить принимать эти таблетки, но тогда я впаду в панику. Дело не в том, что я убиваю себя, а в том, что я себя контролирую», рассуждала она в 1963 году. Она ярко описала свою привычку в стихотворении «Наркоман» (1966). Однако Секстон рассталась с жизнью без помощи таблеток. Она заперлась в гараже, завела свою спортивную машину и умерла, слушая радио.
Когда экономист Джон Кеннет Гэлбрейт (род. 1908), в то время посол США в Индии, в 1962 году телеграфировал врачу Белого Дома с просьбой прислать барбитураты, он получил ответ от президента: «Бросьте эту дрянь». Репутация барбитуратов в то время уже не была безупречной. Однако в индустриально развитых странах спрос на социально приемлемые успокоительные средства был громадным. После 1960 года, когда была доказана клиническая эффективность хлордиазепоксида, барбитураты постепенно стали заменяться новой группой лекарственных средств – бензодиазепинами. За хлордиазепоксидом последовал еще более успешный препарат, диазепам. За двадцать лет стали доступны двадцать пять видов бензодиазепинов. К началу 1980 это были самые широко используемые средства из всех, выписываемых врачами. Они вытеснили барбитураты, так как эффективнее снимали беспокойство, обладали менее выраженными побочными действиями, легче взаимодействовали с другими препаратами и были безопаснее в случае передозировки. Информацию об этих новых средствах поставляли, главным образом, фармацевтические компании, которые вели агрессивную политику продвижения их на рынок. Согласно оценкам 1981 года, транквилизаторы и снотворные (в основном, бензодиазепины) по крайней мере один раз в год принимали 10 процентов мужского населения Британии и 20 процентов взрослых женщин. Из них от 50 до 75 процентов принимали транквилизаторы в течение месяца. Два процента взрослого населения принимали успокоительные средства каждый день. Более 4 процентов всех назначений приходилось на диазепам. Пациенты, которым этот препарат вводили внутривенно, описывали эйфорию, поток идей, желание поговорить, уверенность в себе, приятное расслабление и спокойствие, за которыми следовала усиливающаяся сонливость. Как и можно было предположить, бензодиазепины могли вызывать физическую и психологическую зависимость, ими часто злоупотребляли, принимая их вместе с другими препаратами.
Начиная с 1951 года, компания «Смит, Клайн и Френч» стала энергично продвигать дринамил – треугольные таблетки, которые называли «пурпурные сердечки» (смесь амфетаминов и барбитуратов). Врачам были разосланы бесплатные образцы препарата, при этом компания особенно выделяла молодых врачей, недавних выпускников медицинских колледжей. В фармацевтических лабораториях и больничных аптеках доступ к дринамилу почти не ограничивали. Во многих английских больницах аптеки оставались без присмотра, поэтому по ночам врачи и медсестры могли открыть помещение и взять столько таблеток, сколько им было нужно. Некоторые медики без угрызений совести раздавали таблетки друзьям. К середине 1950-х годов дринамил использовали проститутки с Кейбл-Стрит и Уайтчепел, чтобы не заснуть во время работы. С начала 1960-х годов этот препарат можно было приобрести в Сохо по цене от шести до девяти пенсов. Филип Коннелл, английский психиатр, опубликовавший в 1958 году монографию по амфетаминовым психозам, составил перечень симптомов злоупотребления дринамилом: бессонница, беспокойство и неусидчивость, сухость во рту, расширенные зрачки, разговорчивость, эйфория, повышенная активность (ведущая к моторной деятельности или агрессивности), тремор, нетвердая походка и пониженное торможение. Он писал: «Хуже всего, что эти симптомы представляют собой серьезное психическое расстройство, при котором могут иметь место галлюцинации, особенно того типа, когда человек чувствует, что все вокруг – против него. Он может вообразить, что за ним гонятся бандиты или полиция, представить себе животных, полицейские машины, толпы людей и так далее, которых на самом деле нет. Это то, что наркоманы называют «глюками». Во время такого психического расстройства человек может стать опасным». По словам Коннелла, который специализировался на антисоциальном поведении подростков, подавляющее большинство людей или не желают принимать подобные препараты, или пробуют их ради интереса и при этом не становятся наркоманами. Однако он пришел к выводу, что у людей с неуравновешенной психикой, чем отличаются многие подростки, имеется большая вероятность приобрести зависимость. Член психиатрического общества Дейл Бекетт, который в тот период был одним из самых здравомыслящих и самостоятельных экспертов по наркозависимости, соглашался, что почти все подростки взрослели на амфетаминах. Он сравнивал такой период взросления с периодом в младенчестве, когда ребенок тянет в рот все, до чего может дотянуться.
В 1962 году в министерстве внутренних дел было созвано совещание старших констеблей и детективов, чтобы обсудить возросший оборот индийской конопли, амфетаминов и барбитуратов. Представители Кардиффа сообщили на ней, что гораздо большей опасностью, чем героин, кокаин или каннабис является употребление молодежью амфетаминов и дринамила (который стоил 5 шиллингов за три таблетки). Суперинтендант детективного отдела из Бирмингема доложил об убийстве, совершенном после вечеринки битников, на которой предположительно принимали амфетамины. В Шеффилде студенты университета принимали амфетамины и перед экзаменами раздавали их друзьям, а некоторые уголовники использовали эти препараты для обострения реакции во время совершения преступлений. Суперинтендант детективного отдела из Бредфорда полагал, что врачи слишком беззаботно относятся к назначению амфетаминов, и привел пример женщины, которая за один вечер обошла восемь врачей и у каждого получила по рецепту. У полиции Манчестера имелись доказательства, что аптекари продают барбитураты и амфетамины без рецепта, а их клиенты, которым врачи назначили эти препараты в избыточных количествах, перепродают излишки. Связь между преступностью и употреблением наркотиков была, скорее, параллельная, чем причинно-следственная. Бунтующие подростки, убегавшие из родительского дома, встречались на улицах с себе подобными и вместе принимали дринамил. В 1965 году два психиатра отмечали, что юноши не брали своих постоянных подружек на вечеринки, где принимали наркотики, а поиски сексуальных партнеров играли на таких вечеринках небольшую роль. Многие видели, как продают и употребляют героин и кокаин, но очень немногие пробовали их, благодаря широко распространенному мнению об опасности этих наркотиков. По словам другого эксперта, люди, принимавшие амфетамин, попадали в неприятности по поводам, слишком мелким с их точки зрения. Даже человек, принимавший по 50 таблеток мог отказаться от них, не испытывая сильного дискомфорта.
В феврале 1964 года, спустя несколько месяцев после назначения на пост премьер-министра (и на следующий день после публикации в «Ивнинг стандарт» сообщения о «пурпурных сердечках»), сэр Алек Дуглас-Хьюм (1903-1995) написал министру внутренних дел Генри Бруку (1903-0984) о недавних газетных статьях о «пурпурных сердечках» и оскорбительных публикациях. Он спрашивал должно ли правительство принять меры по поводу этих любопытных тем, поднятых прессой. 18 февраля Брук в своем ответе объяснил, что «пурпурные сердечки» являлись злом, которое следовало искоренить. В тот период полиция не имела право задерживать граждан за незаконное хранение этого препарата, как делала это, согласно Закону об опасных наркотических средствах, в случае с наркосодержащими веществами. Для того, чтобы доказать, что консерваторы умеют держать обещания и способны помочь молодежи избавиться от пороков, был подготовлен законопроект. Дуглас-Хьюм одобрил принятие неотложных законодательных мер. Брук проконсультировался с полицейскими чинами по поводу законодательства по амфетаминам и барбитуратам. Ответ главного констебля в городе Кингстон-на-Халле явился типичным примером реакции провинциала. У него не было доказательств злоупотреблений, но иногда ходили слухи о приеме дринамила на вечеринках, в кафе и барах, однако свидетельств о широком распространении этого препарата не имелось. Главному констеблю Кингстона не докладывали о злоупотреблениях барбитуратами, но если это являлось проблемой в других частях страны, он готов был поддержать любые предложенные законопроекты. Комиссар Столичной полиции, [38]38
Официальное название лондонской полиции.
[Закрыть]сэр Джозеф Симпсон (1909-1968) также приветствовал включение барбитуратов в Закон об опасных наркотических средствах. Хотя поставки барбитуратов были меньше, чем амфетаминов, Скотланд-Ярд предупреждал, что часто встречаются поддельные рецепты на амитал натрия, сонерил, нембутал, секонал и туинал, которые используют, в основном, женщины с невротическими наклонностями. Такое злоупотребление, по мнению Симпсона, могло представлять собой опасность и создать проблему, подобную амфетаминовой. Фармацевтические компании выступили против контроля над барбитуратами на том основании, что они не являлись стимуляторами, подобно амфетаминам. Фармакологическое лобби одержало легкую победу.
Закон о предупреждении злоупотреблений лекарственными средствами затрагивал только амфетамины. Его быстро провели через парламент, чтобы он вошел в силу к октябрьским всеобщим выборам. Брук записал в дневнике, что крайне заинтересован в этом законе. Поспешно созданный ограничительный законопроект, как назвала его «Таймс», рассмотрели в парламентских комитетах и почти не обсуждали в обеих палатах. Журнал «Экономист» отождествил положения закона с коммерческими требованиями фармацевтических компаний – его последствия, вероятно, окажутся отрицательными, поскольку неуклюжие формулировки позволят применять одно и то же наказание и к неразумным детям, и к взрослым, которые продают им препарат. Незаконное хранение амфетаминов стало правонарушением, за которое предусматривался штраф в 200 фунтов стерлингов, или тюремное заключение сроком на шесть месяцев, или оба наказания одновременно. Закон не предусматривал контроль за производством, распределением и отчетностью продаж, а также не ограничивал врачей в назначении амфетаминов, зато позволял городским властям выписывать постановления об обыске клубов и кафе. Создавалось впечатление, что это был непродуманный законодательный акт, направленный против молодежи и ее мест сбора. Амфетамины попали в зону действия уголовного права, но остались самым распространенным нелегальным стимулятором в Британии. Несмотря на то, что их связывали с передозировками, психозами и (начиная с 1980-х годов) вирусом иммунодефицита, политика правительства заключалась в сокращении поставок и преследовании употреблявших амфетамины людей, но не в выработке медицинской стратегии ограничения наносимого ими вреда.
Журналисты неверно отождествили закон 1964 года с модзами [39]39
Группы хулиганствующей молодежи, крикливо одевались, проявляли безразличие к социальным проблемам, устраивали драки с рокерами.
[Закрыть]и рокерами, что укрепляло мнение о его репрессивной направленности. Конфронтация между двумя этими группировками началась в унылые пасхальные выходные дни 1964 года на скучном прибрежном курорте Клэктон. Беспорядки, главным образом, были реакцией на все, что было связано с убийственно скучным определением «семейный уикенд». Если бы они на самом деле были попыткой развлечься, то следовало бы учитывать то, что многие модзы учились на бухгалтерских курсах. В течение нескольких следующих лет беспорядки и столкновения модзов с рокерами и полицией повторились на других морских курортах. Журналисты преувеличили и исказили эти события. Одним из голословных заявлений прессы было утверждений о том, что возникновению беспорядков способствовали «пурпурные сердечки» и сопутствовавшее им страхи преследования. Скандал в Клэктоне произошел за несколько дней до обсуждения в Палате общин Закона о предупреждении злоупотреблений лекарственными средствами, поэтому законопроект Брука был ошибочно принят некоторыми журналистами за прямой ответ модзам и рокерам. Положения нового закона пришлись по душе не всем газетам. «Таймс» в редакционной статье писала, что эмоции не являются прочным основанием для законотворчества – в особенности для министерства внутренних дел. Она задавала вопрос, насколько проявления хулиганства связаны с лекарственными средствами и будет ли неоправданный законодательный трюк Брука эффективным в отношении беспокойных юнцов. «Экономист» полагал, что паника раздувается специально. Он писал, что мотороллер или мотоцикл и необычная одежда (даже опрятная) начинают восприниматься как общественное зло. Журнал считал, что предложение Брука отражало подобное предубеждение, грозя шестимесячным заключением «любому молодому человеку, который будет уличен в нелегальном хранении широко распространенных и обычно не вызывающих привыкание лекарств. Их особенно ценили (пусть даже ошибочно) студенты в период предстоящих экзаменов. Однако никто не обращал внимания на пьяниц, которые в Ливерпуле разгромили паб. «Несправедливые предубеждения против нового и еще неисследованного продукта эпохи изобилия – плохая основа для социального законотворчества», делал вывод «Экономист».
Однако организаторов паники это не остановило. «Дейли Телеграф», например, утверждала, что в августе 1965 года, в праздничный уикенд полиция Маргейта задержала несколько молодых людей. Родители, вызванные в полицейский участок, по словам газеты, в ужасе узнали, что их дочери спали с юношами, имеющими при себе «пурпурные сердечки» и презервативы. На самом деле, как заметил Кеннет Лич (и почти никто другой), самой важной характеристикой для модзов была одежда, а девушки в их мире играли очень небольшую роль. Модзы не были агрессивными и сознательно отрицали общепринятую модель мужественности. Их движение подразумевало бисексуальность. В то время, когда в Британии мужеложство оставалось уголовно наказуемым преступлением, и государственные деятели резко осуждали гомосексуализм за подрыв мужской гордости британцев, враждебное отношение к модзам вполне понятно.
В 1964 году не существовало никаких свидетельств широкого употребления наркотиков в Клэктоне или других курортах, где собирались модзы и рокеры. В подробном расследовании их столкновения в Маргейте в 1964 году не было доказано использования амфетаминов или других наркотических препаратов. Расследование пришло к выводу, что влияние возрастных групп молодежи преобладало над дисциплиной подчинения родителям. В капитальном исследовании модзов и рокеров утверждалось, что в течение трех лет послепринятия Закона 1964 года в курортных городах резко возрос уровень потребления наркотиков. В некоторой степени этот рост обязан песне «Мое поколение», написанной Питом Таунсхендом (род. 1945) из группы «The Who» и выпущенной в 1965 году. Эта песня исполнялась в запинающейся манере, свойственной передозировке амфетамина, ее припев – «Надеюсь, что я умру прежде, чем постарею» – стал гимном модзов. Употребление наркотиков часто возрастает, когда их запрещают или пытаются контролировать. Вероятно, запретительные меры увеличивают количество регулярных потребителей, которые ранее употребляли препарат от случая к случаю, так как подобным людям свойственно неадекватное поведение и расстройства личности, связанные с употреблением лекарственных средств. Это вновь ставит основной вопрос об эффективности законодательной политики в отношении наркотиков: действительно ли причиной ограничений и контроля служит антисоциальное поведение или причиной неповиновений является налагаемый контроль. Если считать, что хороший закон сокращает количество правонарушения, а плохой увеличивает их, то Закон о предупреждении злоупотреблений лекарственными средствами 1964 года был, по словам «Экономиста», продуман крайне плохо. По этому закону за четырнадцать месяцев (по декабрь 1965 года) было осуждено 958 человек, а в 1966 – уже 1121 человек.