Текст книги "В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000"

Автор книги: Ричард Дейвенпорт-Хайнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

Глава 11
Первый «король наркотиков»

Закон не ограничивается классификацией и наказанием преступлений. Он их изобретает.

Норманн Дуглас

Все стены во всех тюрьмах почти не отличаются одна от другой. Существуют лишь незначительные вариации в древнем списке начертанных на них предупреждений против вечных врагов человека: виски и женщин, греха и сигарет, марихуаны и морфина, крапленых карт и разбавленного кокаина, издевательского смеха и легких слез, игральных костей с грузом и «гусарского насморка», невезения и прелюбодеяния, старости и жуликоватых адвокатов, докторов-шарлатанов и честолюбивых полицейских, нечестных священников и честных грабителей.

Нельсон Элгрин

Гарри Энслинджер, директор Федерального бюро по борьбе с наркотиками (FBN) с 1930 по 1962 год, был эгоистичным, властным, энергичным, жестоким и беспринципным человеком. Скорее хитрый, чем умный, он с подозрением относился к выдающемуся интеллекту других. Он был первым американцем, которого прозвали «король наркотиков», хотя эта кличка была неуместна, поскольку предполагала абсолютное решение проблемы, которая в действительности была хронической. Следующие «короли наркотиков» США сохранили его риторику и стратегию. Уильям Беннетт, в 1989 году назначенный Бушем главой Отдела по национальной анти-наркотической политике, полагался на эффективность наказаний и тюрем, но не доверял программам лечения наркоманов. «Король наркотиков» Клинтона, генерал Барри Макаффри (род. 1942), мало чем отличался от своего предшественника. Деспотическое влияние Энлинджера оказалось не только долговечным, но и имело глобальные последствия. С 1909 года американская стратегия запретов имела воздействие не только на страны третьего мира, но и на индустриальные державы. В 1920-х годах она стала неотъемлемой частью антиимпериалистического мировоззрения таких людей, как конгрессмен Портер. В 1940-х годах крестовый поход за запрещение наркотиков был одной из составляющих интервенционистской внешней политики США, а после отставки Энлинджера, в 1970-х и 1980-х годах навязывание всему миру президентских войн с наркотиками стало одним из инструментов неоколониализма. Начиная с 1950 годов, незаконное потребление наркотиков в Соединенных Штатах начало резко возрастать, а образ жизни части американских наркоманов стали копировать молодые европейцы. Методы запретительной политики США, которая усугубила проблему наркотиков внутри страны, все более настойчиво проникали в страны Европы. В 1960-х и 1980-х годах агенты по борьбе с наркотиками полагали, что американская культура имела настолько значительное влияние на весь остальной мир, что увлечение любым наркотиком в США обязательно найдет своих последователей в Европе. Это предположение оказалось ошибочным в случае с кокаиновым крэком [44]44
  рафинированная кристаллическая форма героина или кокаина, сильнодействующий наркотик, очень быстро вызывающий зависимость.


[Закрыть]и некоторыми другими наркосодержащими веществами.

Может показаться несправедливым обвинять во всех бедах Энслинджера, в то время как он был лишь номинальной главой ведомства, идеи которого разделяли многие конгрессмены, издатели и местные политики. Однако в ХХ веке он был самой представительной фигурой в войне с наркотиками. Он заявлял, что наркозависимость – это зло, а чтобы искоренить и уничтожить его, Соединенным Штатам необходимо вести себя, как прекрасно сыгранной команде – ставить эффективные заслоны, перехватывать игроков противника и хорошо знать правила игры. Его главной задачей было прекращение незаконного оборота наркотиков путем заключения в тюрьму поставщиков и изоляции наркоманов. Энслинджер утверждал, что для наркодельцов требуются жесткие карательные законы, а для наркоманов – принудительное лечение. Он никогда не объяснял, почему более суровые меры должны стать более эффективными, если не работают существующие. Энслинджер говорил, что торговец наркотиками – это азартный игрок по своей природе. Он делает ставку на то, что его арестуют или не арестуют, сколько лет заключения дадут и так далее. Никто не может полностью исключить сделки с наркотиками, так как они происходят при самых невероятных обстоятельствах. В 1944 году американские солдаты могли продавать и покупать морфин прямо на берегу после высадки десанта в Нормандии.

Для Энслинджера 1930-е годы были периодом интриг, направленных на удержание своих позиций. Хотя Конгресс в 1931-1932 годах выделили Бюро 1, 7 млн. долларов, эта сумма во время Великой депрессии уменьшилась на 0,7 миллиона. В 1934 году не было задержано ни одного крупного поставщика, так как у FBN не хватало денег на подкуп высокопоставленных информаторов. В Нью-Йорке, центре незаконного оборота наркотиков в США, задерживали только мелких дилеров, что говорило о такой же коррумпированности борцов с наркотиками, как и во времена Натта. В 1935 году Энслинджера положили в больницу с нервным перенапряжением. В его отсутствие Бюро стало угрожать слияние с новой силовой анти-наркотической структурой. Министр финансов, Генри Моргентау (1891-1967), в 1936 году официально упрекнул Энслинджера в том, что FBN не справляется со своей задачей. Он не говорил о том, что официальная политика вынуждает курильщиков опиума переходить на инъекции героина – только о низком уровне арестов. Энслинджер избежал увольнения, как не справившийся с обязанностями, лишь благодаря искушенности в «подковерной борьбе» и неожиданной, агрессивной поддержке федеральной программы борьбы с марихуаной.

Как мы убедились, курение марихуаны распространилось в американских индустриальных городах после объявления «сухого закона» в 1920 году. К 1937 году индийская конопля была запрещена наряду с тяжелыми наркотиками (такими как героин), стимуляторами (такими как кокаин), и галлюциногенами. В 1930-х годах Энслинджер вспоминал, что марихуана в то время была доселе неизвестным и авантюрным наркотиком. Энергичные гангстеры ставили целью привлечь наиболее восприимчивую возрастную группу – чистых душой подростков, выросших в пост-депрессионный период. Он не понимал, что успех наркодельцов отчасти объяснялся условиями рынка, которые были созданы запретительным законодательством. Когда отдельные политики потребовали принять федеральный закон против марихуаны, Энслинджер с самого начала понимал, что у его агентов предостаточно работы с опиатами, они не смогут справиться с наркотиком, который можно выращивать во многих районах США. Более того, он знал, что человек, пристрастившийся к марихуане, не переходил на более жесткие наркотики – героин, опиум или кокаин – а закоренелый наркоман никогда не опустится до марихуаны. По этому вопросу, но ни по какому другому, он был согласен с Уильямом Берроузом, печально известным автором «Наркоши» (Junkie). Берроуз писал, что вредное воздействие марихуаны сильно преувеличивалось, потому что люди верят в то, во что хотят верить – несмотря на очевидные факты. Индийская конопля не вызывала зависимости, хотя от продолжительного или чрезмерного употребления могли развиваться наркотические психозы.

Характерно то, что Энслинджер поддержал федеральный законопроект, направленный против марихуаны, тем способом, который усилил как его собственные позиции, так и FBN в целом. На конференции Лиги Наций в 1936 году он призвал включить каннабис в будущие соглашения по контролю над наркотиками. Вернувшись в Вашингтон, он помогал в разработке законопроекта по этому вопросу. Энслинджер не считал борьбу с индийской коноплей первоочередной задачей Бюро, но говорил о ней в таких тонах, что сразу создавалось впечатление бескомпромиссного сторонника запретительных мер. В 1937 году он уверял Палату представителей, что под воздействием марихуаны некоторые люди впадают в безумную ярость и поэтому могут совершать жестокие преступления. В одной угрожающей статье он писал об употреблявшем марихуану наркомане, который превратил свой дом во Флориде в бойню, зарубив топором родителей, братьев и сестру. Подобные истории охотно распространялись прессой. Энслинджер выступал по радио, на собраниях и конференциях, его агенты читали лекции родителям, педагогам и общественным деятелям. Заявления главы FBN звучали авторитетно, даже когда были заведомо спорными. «Можно только предполагать, сколько убийств, самоубийств, разбойных нападений, грабежей, краж и сумасшествий каждый год происходит из-за марихуаны – особенно среди молодежи», сказал он в 1937 году. Безнравственная риторика Энслинджера, разумеется, способствовала не падению, а росту потребления каннабиса. Для многих современных специалистов она осталась неубедительной. Как говорилось в редакционной статье «Журнала Американской медицинской ассоциации» в 1937 году, предложенный федеральный контроль за оборотом марихуаны едва ли можно было оправдать, учитывая опыт, накопленный после принятия закона Гаррисона. Журнал писал, что несмотря на миллионные расходы и более чем двадцатилетние усилия в национальном масштабе, опиумная и кокаиновая зависимости все еще были широко распространены. Представитель журнала, выступивший в Конгрессе против законопроекта, подвергся запугиванию и оскорблениям.

В июне законопроект о налоге на марихуану передали, наконец, в Палату представителей. Конгрессмен от штата Техас, Сэм Рейберн (1882-1961), уверил своих коллег, что законопроект был единогласно принят в соответствующем комитете и не вызвал никаких противоречий. (Подобное заверение звучало в 1925 году в Палате лордов, когда индийская конопля походя была запрещена в Британии). Когда Рейберна попросили уточнить положения законопроекта, он ответил: «Он, кажется, имеет отношение к какой-то марихуане. По-моему, это что-то вроде наркотика». Учитывая общее неведение и незаинтересованность, неудивительно, что 14 июня закон был принят после получасовой дискуссии, на которой не было представлено ни научной, ни медицинской статистики.

Согласно новому закону, каждому, кто выращивал, перевозил, выписывал или продавал марихуану, необходимо было получить разрешение и заплатить налог, иначе эти действия считались федеральным преступлением, но поскольку марихуана была запрещена во всех штатах, регистрация означала бы суд и приговор. Первое судебное слушание состоялось в октябре 1937 года, через семь дней после принятия закона. Судья Фостер Саймс (1878-1951) из Денвера приговорил пятидесятивосьмилетнего мужчину к четырем годам заключения в тюрьме Ливенворт и штрафу в одну тысячу долларов. Саймс заявил, что считает марихуану худшим из всех наркотиков – гораздо хуже, чем морфин или кокаин. Он сообщил, что марихуана уничтожает самую жизнь. Рассказы агентов Федерального бюро по борьбе с наркотиками были такими же невероятными. В 1938 году они сообщили нью-йоркскому журналисту, что чрезмерное употребление марихуаны вызывает дикие садистские стремления, которые обычно кончаются убийством с помощью топора или кирки.

Энслинджер гордился тем фактом, что в течение пяти лет после принятия закона 1937 года в США за его нарушение ежегодно уничтожалось около 60 тонн марихуаны и подвергалось аресту около тысячи человек. Начиная с конца 1930-х годов, в США становилось все труднее достать опиаты, а во время Второй мировой войны это было почти невозможно. Это объяснялось тем, что Энслинджеру требовалось вещество, которое привело бы в ужас публику и оправдало финансирование FBN, которое чуть было не прекратилось в 1935-1936 годах. Затем он предсказал широкое распространение курения марихуаны среди военнослужащих и послал своих агентов расследовать 3000 случаев употребления каннабиса в военных лагерях или около них. Несмотря на предсказания и бдительность агентов, ничего подобного не случилось. Энслинджер сопротивлялся попыткам определить точное место марихуаны среди других наркотиков. Учитывая то, что с 1937 года FBN обязано было преследовать курильщиков марихуаны, он не хотел, чтобы эксперты обесценили эту работу. Важно было поддержать ее и расширить область действия, чтобы заниматься всеми видами запрещенных веществ, независимо от того, какое из них был самым употребительным, какое приносил наибольший вред или было самым дорогостоящим для общества. Эта стратегия объясняет, почему Бюро постоянно называла марихуану наркотиком, хотя она таковым не являлась.

Разумеется, что Энслинджер набросился на публикацию нью-йоркских больничных врачей 1942 года, в которой говорилось, что использование марихуаны не ведет к физической, умственной или моральной деградации и что в результате ее продолжительного употребления не наблюдалось никаких постоянных вредных эффектов. В «Журнале Американской медицинской ассоциации» он выступил с утверждением, что нечистоплотные люди, занятые в нелегальной торговле марихуаной, используют эту публикацию в свих грязных целях. Энслинджер жаловался на медицинский отчет 1942 года, в котором группа авторов намекала на возможность ее терапевтического использования. Это исследование было предпринято в рамках проекта, начатого в 1938 году мэром Нью-Йорка, Фьорелло Лагардиа (1882-1947), который скептически относился к преувеличениям о гарлемских курильщиках «травки». Окончательный доклад комиссии, в которую входили психиатры, врачи, химики, социологи и официальные лица, был опубликован в 1945 году. Выводы комиссии отрицали, или, по крайней мере, ставили под сомнение все панические утверждения FBN. Некий военный врач писал, что из доклада комиссии явно следует то, что марихуана, в общем и целом, является безвредным наркотиком, о котором не стоит беспокоиться и который потребляют неприспособленные к жизни люди, чтобы получить от нее хоть немного удовольствия. В докладе встречались и ошибки. В нем признавалось, что под влиянием этого наркотика совершаются мелкие преступления, но недооценивалось антиобщественное поведение наркоманов с жестоким характером и пассивность давних и заядлых курильщиков. Энслинджеру удалось свернуть обсуждение отчета Лагардиа. «Журнал Американской медицинской ассоциации» вынужден был официально рекомендовать игнорировать «это ненаучное, некритическое исследование и продолжать рассматривать марихуану как угрозу обществу».

«Один следователь рассказал о несчастных родителях, которые привели своего семнадцатилетнего ребенка к врачу после того, как застали его за курением марихуаны. Значительную умственную деградацию заметили даже такие непрофессионалы. Мальчик сказал, что прочитал отчет комитета Лагардиа и поэтому начал курить этот наркотик. Он прочитал доклад в музыкальном журнале «Даун Бит», где его анализ напечатали под заголовком «Запаливайте самокрутки: в отчете говорится, что от «травки» можно получить неплохой кайф».

Влияние музыкальных журналов указывает на возросшую значимость музыкантов в увлечении наркотиками. Марихуану курили такие джазовые музыканты, как Луис Армстронг (1900-1971), Диззи Гиллеспи, ударник Джин Крупа (1909-1973), который в 1943 году отбывал заключение за незаконное хранение, а также Милтон Меззроу, который также отсидел в 1940-1941 годах семнадцать месяцев за незаконное хранение, а затем восславил наркотик в своих мемуарах «Настоящий блюз» (1946). Марихуану восхваляли в песнях «Милая марихуана» и «Смешной парень с «мастыркой». «Толстяк» Уоллер (1904-1943) написал слова и музыку песни «Гадючий наркотик» (1934), которую Натаниэл Уэст (1903-1940) отобразил в своем романе о Голливуде «День саранчи» (1939). Марихуану стали курить не только молодые музыканты, но и молодые актеры. В 1948 году кинозвезду Роберта Митчема (1917-1997) арестовали за хранение марихуаны и на следующий год осудили, однако карьера его не пострадала. Энслинджер жаловался на то, как публика реагировала на «омерзительные подробности участия звезд шоу-бизнеса в делах, связанных с наркотиками. Наблюдаем ли мы стихийную реакцию, которая разразилась бы еще поколение назад и заставила бы их уйти из бизнеса? Отнюдь. Похоже, публика одобряет действия таких вырожденцев. Их не изгоняют из общества. Наоборот, на фильмы с их участием немедленно выстраивается очередь». Ричард Никсон также обвинял неких врагов, которые позволяют «укорениться наркотической чуме». Он говорил, что когда наркотики употребляет могущественный кинорежиссер, или рок-звезда с миллионным состоянием, или ведущий популярной газетной колонки, они становятся более опасными, чем сотня мелких бруклинских наркоторговцев. Тем временем, в середине 1940-х годов правительственные агентства США нечаянно помогли уличным торговцам героином. Во-первых, в 1943 году, после освобождения Сицилии от фашистов, Управление стратегических исследований (УСС) вовлекло в политическую деятельность главарей мафиозных группировок. Результаты казались незначительными, пока в 1946 году из Америки не были депортированы около 400 гангстеров – в том числе злейший враг Энслинджера, Лаки Лючиано, который заинтересовал мафию участием в наркобизнесе. До этого времени гангстеры почти не участвовали в поставках наркотиков. Мафия начала закупать опиум в Турции, Ливане и других странах, открыла на Сицилии героиновые лаборатории и с 1948 года организовала широкомасштабную контрабанду наркотиков в США и Канаду. Преемник УСС, Центральное разведывательное управление (ЦРУ), в 1947 году совершило подобную ошибку, поставляя оружие и деньги корсиканским бандитам для нападений на французские профсоюзы и коммунистов. Центром этой деятельности избрали портовый район Марселя, и вскоре корсиканские банды подчинили себе все остальные. В конце 1920-х годов турецкий опиум поступал в марсельский порт, однако в 1930-х годах этот маршрут постепенно потерял свое значение. К 1950 годам Марсель вновь стал международным центром торговли наркотиками. Сицилийцы согласились допустить на американский рынок французских наркодельцов при условии, что последние будут поставлять наркотики только итальянской мафии. Первый налет на героиновую лабораторию в Марселе, которую контролировали корсиканцы, был совершен в 1951 году. Эта лаборатория перерабатывала опий-сырец, приходивший из Турции. К 1953 году американцам было известно о пяти крупных марсельских лабораториях. Хотя французские власти в 1950-1970-х годах закрыли пятнадцать подпольных производств, продолжали работать множество других. Четыре корсиканские семьи – Вентури, Франсизи, Герини и Орсини – организовали сеть собственных наркокурьеров. Французские силовые структуры не могли или не хотели помогать Федеральному бюро по борьбе с наркотиками отчасти оттого, что некоторые европейские державы испытывали раздражение по поводу колониальных методов, с помощью которых США навязывали свою анти-наркотическую политику. С другой стороны, отсутствие помощи объяснялось коррупцией марсельской полиции, а отчасти тем, что офицеры французской военной разведки тайно добывали финансовые средства путем организации поставок опиума в Индо-Китай. Энслинджер никогда не обвинял Францию публично, и вплоть до Никсона Соединенные Штаты смирились с французскими поставками наркотиков, как с необходимым злом в «холодной войне».

Корсиканские наркотики пользовались спросом у американских и канадских наркоманов. В 1960-х годах общий объем героина, провезенного контрабандой в США, был в десять раз больше, чем в 1950-х. На улицах Нью-Йорка героин стоил в двадцать раз дороже, чем на черном рынке Лондона (там за один гран просили примерно 1 фунт стерлингов). Это означало, что французские наркодельцы концентрировали свои действия на более прибыльном рынке и не были заинтересованы в поставках наркотика в Британию. Возможно, что только из Франции в США ежегодно переправлялось около четырех тонн героина, не считая меньших поставок из Азии и Мексики. FBN в 1963 году предоставила президентской комиссии по наркотикам и злоупотреблению лекарственными препаратами явно заниженную общую цифру в 1,5 тонны. Даже в 1962 году Энслинджер публично обвинял в поставках наркотиков только Китай и Кубу. Когда в 1963 году старший агент FBN стал настаивать на принятии мер по отношению к турецкому опиуму и корсиканским семействам, его перевели из Рима а Канзас-Сити. Бюро по борьбе с наркотиками подсчитало, что к 1969 году из Франции в США ежегодно поступало до десяти тонн героина. Только после того, как президентом стал Никсон, Соединенные Штаты через свои дипломатические представительства стали предъявлять серьезные претензии Парижу и Анкаре, не прибегая, однако, к помощи международных полицейских агентств, таких как Интерпол. После военного переворота в Турции в 1971 году новый режим под давлением США согласился запретить выращивание опиума, начиная с июня 1972 года, и получил за это 37 миллионов долларов в виде экономической помощи. Когда через двадцать лет французские поставки прекратились, вакуум заполнил мексиканский героин.

В начале 1960-х годов Энслинджер признался, что у него была «секретная книга» о мафии. Он сказал, что дал один экземпляр Роберту Кеннеди [45]45
  Министр юстиции США в администрации своего брата, президента Джона Кеннеди.


[Закрыть]и никому больше. Особенно он не доверял Гуверу [46]46
  Джон Эдгар Гувер, директор Федерального бюро расследований с 1924 по 1972 год.


[Закрыть]и был чрезвычайно разражен ролью Лючиано в разраставшихся поставках героина в США после 1948 года. Он преувеличивал значение Лючиано отчасти потому, что во всем привык искать козлов отпущения, а отчасти благодаря скудному и убогому анализу разведывательных данных. Описания журналистов, материалы слушаний в Конгрессе и доклады правительственных агентств по борьбе с организованной преступностью часто годились лишь для дешевых бульварных журналов. На самом деле многие главари итальянских банд прекратили заниматься наркотиками из-за страха, что если их подчиненных поймают с наркосодержащими веществами, то арестовать могут их самих. Это предусматривали поступившие в Конгресс законопроекты. Освободившуюся нишу быстро заполнили кубинские уголовники, поселившиеся в Южной Флориде после провала операции ЦРУ в Заливе Свиней в 1961 году. Они начали ввозить в США контрабандный героин и кокаин. В 1965-1972 и 1980 году ряды банд пополнили новые кубинские иммигранты.

Энслинджер возражал против открытой пропаганды наркотиков, потому что, по его словам, молодежь приобретала эту опасную зависимость не потому, что не знала о последствиях, а потому, что знала слишком много. Он сожалел, что роман Нельсона Элгрина (1909-1981) «Человек с золотой рукой» (1949) имел шумный успех. В романе описывался шулер-наркоман из чикагских трущоб, Фрэнки Машина, который, в конце концов, повесился. В киноверсии романа режиссера Отто Промингера (1905-1986) главный герой, которого сыграл Фрэнк Синатра (1915-1998), в финале отказывается от наркотика. Энслинджер возражал также против выпуска в прокат другого подобного фильма, «Обезьяна у меня на спине» (1957) – о боксере, который становится наркоманом на военной службе в Гвадалканале в результате лечения. «Никто не хочет отравлять американскую публику различными способами сексуальных извращений. Так зачем же выставлять напоказ наркозависимость?», говорил Энслинджер. Он также хотел бы, чтобы в телевизионных сериалах сюжеты детективов не строились вокруг наркоманов, потому что факты там извращались, а у юнцов в результате этого возникало нездоровое любопытство.

Элгрин знал, что Энслинджер с презрением отверг бы идею, что нищета способствует распространению наркомании. Одно из первых исследований социальной экологии по опиумной зависимости в Чикаго, опубликованное в 1937 году показало, что наркоманы сосредоточивались в районах города с дешевыми квартирами, повышенным уровнем преступности, умственных заболеваний, самоубийств и проституции. Соседи Фрэнки Машины ютились в искореженных руинах собственных мученических, никчемных, беспросветных, не знающих любви жизней. Нищета, невежество и отчаяние не только лишили их человечности, но и наполнили чувством вины, свойственной американскому образу жизни.

«Великое, тайное и особое американское чувство вины за то, что у них ничего нет – абсолютно ничего – на единственной в мире земле, где собственность и добродетель составляют единое целое. Чувство вины, которое таилось за каждым рекламным щитом, диктовавшим свою собственную заповедь. Здесь не было человека, который не нарушил бы все эти заповеди сразу. Ни у кого не будет ни собственного «форда», ни собственного жилья. Жизнь такого человека не удалась ни по эталонам радиорекламы, ни по меркам рекламных рисунков на трамваях, ни по стандартам любого уважающего себя журнала. Он своими собственными глазами видел, как настоящие американцы без чьей-либо помощи уверено и быстро поднимаются по ступеням успеха, оставляя внизу его одного».

Эта точка зрения еще нагляднее показана в романе Хала Эллисона «Золотой шип» (1952), действие которого происходит в пуэрториканском гетто Нью-Йорка. Мысль о том, что классовые, социальные лишения и безысходность влияют на наркоманию, была поставлена на службу политическим интересам. Утверждение Энслинджера о том, что наркотики, в том числе марихуана, пользуются благосклонностью в преступном мире и что средний молодой человек из среднего класса никогда не купит наркотик, служило сохранению политического и экономического статус-кво. Это заявление он сделал в 1950 году на встрече с врачами. Но оно было адресовано также конгрессменам, которых он так старательно обхаживал на Капитолийском холме и которым пытался сказать, что наркотики никогда не будут угрожать семьям из среднего класса. Наркомания была пороком нищих городских кварталов, поэтому ее проблему решат толстые стены и крепкие замки. Этот вывод не предусматривал смягчения условий жизни для неудачников и грешников.

Чернокожая молодежь в 1940 годах употребляла героин, потому что восхищалась наркоманами-музыкантами стиля «бибоп», таким как Чарли Паркер по прозвищу «Птичка» (1920-1955). Пример Паркера оказался гибельным для игравших с ним музыкантов и для любителей джаза, которые приходили его послушать. Героиновыми наркоманами стали трубачи Теодор Наварро по прозвищу «Толстяк» (1925-1950) и Чет Бейкер (1929-1988), саксофонисты Уорделл Грей (1921-1955), Арт Пеппер (1925-1982) и Стэн Гец (1927-1991), а также пианист Тедд Деймерон (1917-1965), который в 1958-1961 годах отбывал заключение за хранение героина. В тщетной попытке ослабить влияние этих музыкантов на аудиторию многих из них лишили лицензий на исполнение в городских кафе. Оскорбления таких музыкантов доходили до крайностей. Когда певица Билли Холидей (1915-1959) лежала при смерти в нью-йоркской больнице, полиция обыскала палату и конфисковала героин, радиоприемник, проигрыватель, цветы, шоколад и журналы. Полицейские фотографировали ее на смертном одре, чтобы сделать последние дни певицы невыносимыми. Подобная жестокость являлась частью запретительной политики, целью которой было опозорить наркоманов и выбросить их из общества – по определению Энслинджера 1960 года, «сделать из них безнравственных, порочных социальных прокаженных». Джазовый фестиваль в Ньюпорте в 1957 году начал финансирование клиники для музыкантов-наркоманов. Психолог этой клиники, Чарльз Виник, обследовал 357 нью-йоркских музыкантов (69 процентов из них были белыми) и опубликовал поразительный отчет, который не получил должного внимания. В резюме этого отчета, опубликованного в Англии, говорилось следующее.

«Выявился удивительный факт, который противоречит общепринятой теории, что если наркоман начал внутривенно вводить героин, он всю жизнь будет употреблять героин, пока не погибнет. Факты же говорят о том, что героина использовался, в основном, в возрастной группе 25-39 лет, после чего его употребление сокращалось до минимума.

Наркоманами назвались только два музыканта возрастом более 40 лет. Пятеро опрошенных старше 40 лет, ранее регулярно употреблявших героин, беспричинно отказались от наркотика в 37-39 лет. Один сорокатрехлетний джазмен сказал: «Между уколами проходило все больше и больше времени. Наверное, можно сказать, что я постепенно выполз». Теория Виника состоит в том, что музыканты становятся наркоманами в период взросления. Героин является реакцией на проблемы возмужания, но затем, когда стрессы и жизненное напряжение стабилизируются, музыканты перерастают наркотик, поскольку основные испытания зрелого возраста уже пройдены».

Выводы Виника о том, что важным фактором в решении принимать или не принимать наркотики были неуверенность в завтрашнем дне и напряженные условия работы, подтверждает более широкое наблюдение – американская чернокожая молодежь, не увлекавшаяся джазом, в этот период также «подсела» на героин. В начале 1950-х годов, в отличие от более позднего времени, разницы между марихуаной и героином почти не существовало. Оба наркотика использовались молодежью, чтобы справиться со стрессами городской жизни, полной лишений и более жестокой, чем прежнее скудное, примитивное существование в сельском мире. Руководитель оркестра Кэб Каллоуэй (1907-1994) в своем словаре сленга определял слово «hip» как «знающий, искушенный, самостоятельный; любой человек в ботинках». Последнее определение относилось к сметливым неграм из южных штатов, которые бросили работу на хлопковых плантациях, раздобыли пару ботинок и двинулись в города Севера. Например, Диззи Гиллеспи в 1935 году переехал в Филадельфию из Южной Каролины – штата, где преобладали маленькие городишки. Малколм Литтл (1925-1965) был сельским парнем из штата Омаха, который перебрался на Восточное побережье США, стал «самостоятельным», а во время пребывания в Гарлеме в 1940-х годах, торговал сигаретами с марихуаной под прозвищем «Краснокожий из Детройта». После тюремного срока за кражу он принял ислам и превратился в чернокожего мусульманского лидера, Малколма Экса. [47]47
  Малколм Экс – негритянский лидер, выступавший за «черный сепаратизм». Позже порвал с организацией «Черные мусульмане» и создал Организацию афро-американского единства (1964). Был убит во время выступления на митинге в Гарлеме.


[Закрыть]Затем он пытался искоренить наркоманию среди черного населения, сосредоточив внимание на поставках. Его биограф писал, что Малколм отслеживал поставки снизу доверху, чем доказывал наркоманам, что этот многомиллионный бизнес контролировали белые.

Музыкант Ральф Эллисон (1914-1994) родился в Оклахоме и приехал в Нью-Йорк в 1930-х годах. В 1952 году он опубликовал свой классический роман «Человек-невидимка», в котором рассказывалось о трудностях чернокожего населения в обществе, где господствуют белые. Дед главного героя на смертном одре советовал семье, как обращаться с белыми: «Побеждайте их поддакиванием, одолевайте улыбками, соглашайтесь с ними во всем – пусть они сдохнут, пусть жрут вас, пока не подавятся». Однако поддакивание главного героя (его успехи в учебе) встречают отказ – белое общество игнорирует его. «Я один из самых безответственных людей на свете», хвалится он. «Но перед кем я должен нести ответственность, и почему я должен нести ответственность, если вы отказываетесь меня видеть?.. Ответственность подразумевает признание, а признание является формой согласия». Герой Эллисона прекращает курить марихуану не потому что это противозаконно, а потому что она мешает действовать. Этот городской изгой размышляет о том, что белый человек ради собственной безопасности должен признать потенциальную опасность черных. Многие молодые чернокожие, оторванные от Американской мечты, употребляли наркотики, чтобы досадить белым властям и чтобы справиться со стрессом взросления в городских трущобах. Это иллюстрирует статистика Лексингтонской спецбольницы, где содержались наркоманы-преступники. Из 2943 заключенных, помещенных в нее в 1947 году, 7,3 процента были неграми. В 1950 году чернокожие составляли 32,2 процента из 4534 заключенных. К 1957 году черными были уже 44,7 процента. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками в 1958 году подсчитало, что из 42 266 наркоманов 59 процентов были негры. К 1960 году в США насчитывалось 45 тысяч героиновых наркоманов. Эти цифры не помешали Энслинджеру написать в 1961 году, что наркозависимость в Соединенных Штатах ежегодно сокращалась и продолжала сокращаться.