Текст книги "Повелитель крыс"

Автор книги: Ричард Аллен Кнаак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Может быть, нам так и выйти отсюда, взявшись за руки? – предложила Тереза. – Как ни в чем не бывало, как будто мы тут живем?

Ничего сверхъестественного в предложении Терезы Николау не увидел, а потому согласно кивнул. От аварийной лестницы они отошли, болтая о погоде и достопримечательностях города, которые следовало бы осмотреть. Так они дошагали до выхода из вестибюля и, все еще не до конца веря в свою удачу, направились к одной из стеклянных дверей. Она оказалась заперта. Сдержав желание открыть ее своими средствами, Григорий перешел к соседней двери, но обнаружил, что и она заперта.

И тут он с опозданием заметил, что люди входят и выходят через дверной проем посередине, оборудованный турникетом. А его конструкция была такова, что пройти через него вдвоем было крайне затруднительно. Григорий остановился и обернулся к Терезе:

– Придется на несколько мгновений разжать руки. Я пойду первым, чтобы убедиться, что на улице нас не поджидают никакие сюрпризы. А ты иди следом и не спускай с меня глаз.

– Ты думаешь, опасность еще есть?

Григорий многозначительно обвел взглядом вестибюль.

– Ты сейчас не видишь здесь никого из тех людей, которых заметила раньше? Тех, что показались тебе подозрительными?

– Нет. Я присматривалась все время, пока мы шли к выходу. Я их не увидела.

– Значит, нам до сих пор грозит опасность. Если предположить, что одного из них я уложил отдохнуть у дверей номера Абернати, то здесь околачивается еще как минимум один его собрат.

Они шагнули к турникету. Григорий выпустил руку Терезы, в последний раз окинул вестибюль магическим взглядом и ступил в промежуток между двумя перпендикулярными стеклянными панелями, после чего проверил, безопасен ли путь впереди. Убедившись, что это так, Григорий обернулся, чтобы посмотреть, вошла ли в турникет Тереза. Увидев ее, он успокоился и сосредоточил все свое внимание на улице у гостиничного подъезда.

Выйдя из турникета, он отступил в сторону, дав дорогу входившей в гостиницу женщине, и быстро осмотрел ближайшие окрестности. Услышав негромкий скрежет стержня вертящейся двери, Григорий изобразил на лице уверенную улыбку, обернулся и проговорил:

– Похоже, тут никого…

На него смотрела женщина, но это была не Тереза.

Они уставились друг на друга: Григорий – потеряв от неожиданности дар речи, а модно одетая женщина средних лет – оторопев от того, что к ней обратился незнакомец. Затем женщина обошла Григория и пошла своей дорогой. Николау, все еще не в себе, проводил ее взглядом и только потом опомнился. Он резко развернулся к турникету и стал ждать. Из дверей вышли еще двое: молодой человек в деловом костюме и пожилая дама с небольшим чемоданчиком. А Терезы все не было, хотя она покинула вестибюль всего-то секунды на две позже Григория.

Григорий бегом бросился обратно к турникету и вошел в вестибюль гостиницы, на ходу приступив к поискам Терезы. Она находилась где-то неподалеку, но где именно, Григорий ни понять, ни определить не мог. Какая-то сила мешала его поискам.

Турникет повернулся до середины, и вдруг его заклинило, и Григорий оказался запертым внутри вращающейся двери. Он толкнул стеклянную панель, но она не поддалась. Николау повернул голову в сторону, но с противоположной стороны турникета никого не увидел. Он был совершенно один. Григорий понял: пакостные приспешники Франтишека заманили его в ловушку. Может быть, они сейчас стоят в вестибюле и поджидают его.

Григорий закрыл глаза…

…А когда открыл их, то оказался у подножия аварийной лестницы. Не теряя времени, он возобновил поиски Терезы. Сосредоточился Григорий с трудом – сказывалось жуткое переутомление. Невзирая на то что теперь Николау располагал силами, почерпнутыми от Абернати, ему приходилось напрягаться даже для выполнения несложных задач, а поддержание постоянного режима поиска требовало недюжинных усилий.

Но только Григорий приступил к поискам, как сразу же обнаружил Терезу. Она находилась позади отеля, неподалеку от него. Как и ожидал Григорий, она была не одна. Рядом с ней находились двое. Они то появлялись, то исчезали из поля зрения Григория.

Шпики Франтишека. Григорий Николау скривил губы в недоброй усмешке и поймал себя на том, что, пожалуй, совсем не возражал против того, чтобы сейчас на поле боевых действий появился грифон и поработал в свойственной ему агрессивной манере. Григорий сомневался, что у него достанет сил одолеть обоих злодеев своими силами.

Однако это вовсе не означало, что он не собирался попытаться сделать это. Григорий вдохнул поглубже, закрыл глаза…

…А открыв их, очутился на задворках гостиницы.

Слева от него стоял длинный приземистый обтекаемой формы автомобиль цвета болотной зелени. Рядом с ним стоял «на стреме» один из собаколиких слуг Франтишека, а второй пытался впихнуть в автомобиль Терезу.

Тот, что стоял на стреме, заметил Николау. Оружия он выхватывать не стал, вместо этого он уставился на противника в упор.

У Григория перехватило дыхание, сжалось сердце. Он понял, что дело не в том, что он изнурен. Следовало как можно быстрее нанести ответный удар, в противном случае сердце у него в самом буквальном смысле грозило разорваться.

Его враг настолько сконцентрировал на нем свое внимание, что наверняка не отвлекся бы на такую пустяковину, как горлышки пустых бутылок, торчавших из урны, которая стояла рядом на тротуаре. Одна, вторая, третья – и вот уже все бутылки поднялись над урной и полетели к мерзавцу, стоявшему возле автомобиля, со скоростью артиллерийских снарядов.

Первая бутылка пролетела буквально в миллиметре от затылка врага и разбилась о крышу машины. Звон стекла заставил ублюдка обернуться, вследствие чего он оторвал взгляд от Григория, и несколько ослабил мощь атаки.

Давление на грудь Григория сразу же ослабело, а следующий снаряд безошибочно поразил цель. Бутылка угодила злодею в висок и, разбившись, заметно поранила его. Шпик Франтишека злобно взвыл, поднял руки к окровавленной морде, попытался пальцами извлечь осколки, попавшие в глаза. Третья бутылка ударила его по макушке и положила конец этому неравному бою. Мерзавец рухнул на тротуар и задергался в агонии.

Тот подонок, что держал Терезу, заслышав звон стекла и вопли напарника, обернулся. Внешне он как две капли воды походил на своего подручного. Григорию ужасно надоели эти псиные рожи приспешников Франтишека, под которыми они прятали свои истинные обличья. Вот уж поистине «псы-рыцари», и не могло им быть пощады от Григория Николау!

Тереза, которую злодей уже почти впихнул в машину, попыталась ускользнуть за его спиной, но он снова втолкнул ее внутрь. Григорий выругался и бросился вперед, приготовившись к новой атаке. Никакой жалости к мерзавцу он не питал. Сейчас его заботило только одно: как нанести врагу удар, не задев при этом Терезу.

Собаколикий оборотень поднял руку и резко опустил ее. Григорий приготовился защищаться, но никакого удара не ощутил. Он замедлил бег… и только тут заметил, что злодей смотрит как бы сквозь него, куда-то дальше.

Наконец Григорий понял, что происходит, но, увы, слишком поздно: опасность грозила ему сзади. Он развернулся на ходу, уже понимая, что опоздал, нырнул в сторону, но острая, такая знакомая боль пронзила его лодыжку. Григорий охнул, остановился, опустил руку и нащупал глубоко вонзившуюся в икру иглу.

В дальнем конце проезда стоял камердинер связанного мага, свинорожий Конрад, и перезаряжал свой зловещий пистолет. На шее у него висел медальон, покрытый рунами и заряженный энергией его господина и повелителя. Вот почему Григорию так долго не удавалось его обнаружить.

Конрад перезарядил пистолет, подошел к корчащемуся от боли Григорию, продолжая держать его под прицелом. Как ни странно, несмотря на шум, никто и не думал являться на выручку Григорию и Терезе. «Никто и не явится», – с горечью понял Николау. Власть Петера Франтишека во многом была еще страшнее, чем могущество Фроствинга.

Григорий ничем не мог помочь Терезе. Еще мгновение – и он ничем не сможет помочь самому себе. Мысли путались, в глазах потемнело. Издалека послышался шум трогающейся с места машины, но видел перед собой он только дуло пистолета.

Григорий закрыл глаза, крепко сжал веки и всем сердцем пожелал перенестись в другое место.

Конрад выстрелил.

Новый удар боли поразил Григория.

XV

Ее окружал непроницаемый мрак. Тереза Дворак повернулась на месте по кругу в поисках хоть искорки света, но, увы, не нашла.

Она догадывалась, что угодила в плен к тому человеку, которого Григорий называл Петером Франтишеком.

Ее похищение изобиловало страшными и странными моментами. Хуже всего Терезе стало ближе к концу, когда она, не желая верить собственным глазам, увидела, как в Григория кто-то выстрелил сзади. Что произошло после первого выстрела – этого Тереза не знала: втолкнувший ее в машину мерзавец отъехал от гостиницы, а мерзкий тип с «конским хвостом» снова прицелился в Григория.

Но как им удалось разлучить ее с Григорием? Тереза помнила о том, как шагнула в турникет, не спуская глаз со спины Николау, а потом ее вдруг замутило, у нее закружилась голова, а очнулась она совсем в другом месте. Там ее подхватили под руки эти самые двое подонков с мордами, как у злодеев из детских комиксов, и потащили к служебному выходу из гостиницы. Народу в тех помещениях, по которым ее вели, хватало – большей частью то были работники гостиницы, но, как ни странно, ни Терезу, ни ее похитителей они словно бы не видели и уж тем более не предпринимали ни малейших попыток спасти ее. Чтобы подобное преступление могло пройти незамеченным – это не укладывалось в голове у Терезы, но все же теперь она понимала, что мир, к которому принадлежал Григорий и ему подобные люди, был очень странным местом, где те, кто владел магией, творили все, что их душеньке заблагорассудится, не опасаясь при этом быть замеченными. Франтишек и его свита нагло обстряпывали свои делишки, нападая на ни о чем не подозревавших людей.

«Но только не на Григория… нет, только не на него!» Были мгновения, когда он пугал Терезу, но она уже успела понять, какую боль, какие страдания он порой прячет за маской равнодушия и холодности.

Какое-то небольшое животное пробежало по мыску ее туфли. Мысли у Терезы перепутались, она невольно вскрикнула.

– Повернитесь вправо, мисс Дворак.

– Где вы? – настороженно, но требовательно спросила Тереза и порадовалась тому, что в ее голосе больше гнева, чем страха, ибо наглость того, кто посмел захватить ее в плен, вызывала у нее неподдельную ярость.

– Повернитесь вправо, – повторил голос из мрака.

Тереза неохотно повиновалась, но, вскинув голову, дерзко проговорила:

– Не много ли…

– Вот так вполне достаточно, моя милая.

Загорелся свет – неяркий, но после кромешного мрака он поначалу ослепил Терезу, и она вынуждена была несколько секунд моргать, чтобы прогнать заплясавшие перед глазами пятна.

Когда глаза Терезы Дворак привыкли к свету, она разглядела в самой середине выхваченного из темноты тускло освещенного круга сухопарого мужчину средних лет, сидевшего в кованом кресле с высокой спинкой. Руки, голени и торс мужчины были опутаны тонкими ленточками из какого-то странного материала.

– Да, меня зовут Петер Франтишек. Мне известно, что наш общий друг Григорий Николау рассказывал вам обо мне, вот только сомневаюсь, чтобы он слишком хорошо обо мне отзывался.

Тереза была склонна поверить в то, что этот человек обладал властью, с которой приходилось считаться, невзирая на его кажущуюся беспомощность. Какими методами он этого добивался, откуда черпал свое могущество – этого Тереза не знала, но чувствовала исходящую от Франтишека силу, способную подчинить себе многих. Нет, этот человек только казался связанным – на самом деле масштабы его деятельности простирались гораздо дальше этой темной комнаты. Наверное, он больше знал о том, что происходит в городе, чем чикагские власти и газетчики, вместе взятые.

А это означало, что ему известно и то, что более всего сейчас волновало Терезу.

– Где Григорий? Что вы с ним сделали?

По лицу связанного мага скользнула усталая улыбка.

– «Где Григорий? Что вы с ним сделали?» Как же это… простите меня, банально, милая Тереза. Но мне сейчас не до избитых словесных штампов. Они мне совершенно безразличны. А вот вы весьма небезразличны. Ваш визит ко мне несколько неожидан, должен признаться. Вероятно, я не совсем четко сформулировал свои инструкции, поскольку мои ассистенты не должны были вас и пальцем тронуть. – Он покачал головой. Вид у него был просто-таки изможденный. – В последнее время у меня путаются мысли. Зов набирает силу. – Но он тут же взял себя в руки, и его изможденность как рукой сняло. – Да-да, я надеялся оставить вас на том месте, которое для вас определил грифон, – там мне было гораздо легче наблюдать за вами, но вы слишком сильно углубились в дела Григория Николау. Поначалу мне было очень неловко за оплошность моих помощников, но раз уж обстоятельства сложились так; а не иначе, я извлеку из вашего присутствия наибольшую пользу, и, быть может, вы в конце концов ответите на вопросы, которые не дают мне покоя с того самого дня, как вы начали курировать дом.

– Я ничего не знаю, – сердито бросила Тереза, отступила в темноту, но ударилась спиной о стену. У этой «стены» имелись руки, и притом очень сильные. Они подтолкнули Терезу обратно, к краю крута света. Тереза оглянулась через плечо и, к своему ужасу, увидела типа со свиноподобной рожей, который стрелял в Григория. В отличие от других прислужников Франтишека, у этого мерзкая физиономия и была его истинной личиной.

Сердце у Терезы екнуло. Если этот тип торчал здесь, значит, Григорий либо в плену, как и она, либо… мертв.

А связанный мужчина продолжал, как ни в чем не бывало:

– О да, на уровне сознания вы, может быть, и правда ничего не знаете, моя милая, но в вашем подсознании кроется немало тайн. Меня всегда интересовало, почему горстка избранных действует в качестве… скажем так, посредников между теми, кто слышит зов, и той силой, что стоит за треклятой грудой мрамора, которую наш остроумный приятель Григорий столь метко окрестил Фроствингом. Что в вас такого особенного? Я делал кое-какие предположения, однако у меня нет доказательств в пользу ни одного из них. Вот вам и предстоит помочь мне решить эту дилемму.

– Никакая я не особенная! Я ничего не знаю такого, что могло бы вам помочь! – Тереза умолкла и задумалась. Ей следовало о чем-то рассказать Франтишеку. Не сказать, чтобы ей так уж сильно этого хотелось. Будь ее воля, она бы колотила этого мерзавца без устали до тех пор, пока он не вернул бы ей Григория. Однако на это нечего было и надеяться. Единственным шансом могла стать только какая-нибудь сделка. Петер Франтишек был настолько могуществен, что мог бы отпустить на волю и ее, и Григория (если Григорий был еще жив) просто потому, что они не представляли для него никакой угрозы.

– Я могу передать вам все свои записи о тех людях, что обращались в агентство с просьбой посмотреть этот дом.

– Эти сведения у меня уже есть благодаря содействию младшего агента вашей конторы, который, к несчастью, нас безвременно покинул.

Эрик. Тереза вздрогнула. Даже узнав о том, что ее сотрудник шпионил за ней, а потом предал, она не смогла не содрогнуться при известии о его гибели. Хотя удивляться этому не следовало. Все, чему она стала свидетельницей в последние дни, говорило о том, насколько жесток и беспощаден колдовской мир. Как сказал Григорий, виновата в этом была не сама магия, а те, кто с ее помощью обстряпывал свои грязные делишки.

Нужно было предложить Франтишеку что-то еще. Терезе было нестерпимо противно унижаться перед ним, но ведь она не обладала даже маленькой толикой таланта Григория, а Григорий жаловался, что уступает силой Франтишеку. Владей Тереза хоть капелькой магического дара, она бы заставила этого высушенного негодяя жестоко пожалеть о том, что он сделал со смуглокожим мужчиной, который стал так много значить для нее, хотя они познакомились всего несколько дней назад.

Ей оставалось предложить Франтишеку единственное:

– А как насчет Вильяма Абернати?

Связанный маг поджал губы, глянул мимо Терезы на своего свинорожего слугу, после чего вновь вернулся к ней взглядом.

– Да, мистер Абернати представляет для меня определенный интерес. О вашей неожиданной встрече с ним я имею сведения противоречивые… я бы даже сказал… потусторонние.

– Я могу рассказать вам, что произошло, – подхватила Тереза. У нее появилась надежда на спасение. Может быть, ее рассказ ничего и не даст Франтишеку, но по крайней мере определенно заинтересует его. – Я могу рассказать все, что знаю.

– В этом я не сомневаюсь, – кивнул Франтишек, но его кивок, как выяснилось, был не знаком согласия, а сигналом для подручных.

Сзади Терезу схватили грубые руки. То были не руки камердинера Франтишека – нет, они принадлежали двоим ясноглазым молодчикам в костюмах, как у тех мерзавцев, что похитили Терезу. Физиономии у этих типов были их собственные, настоящие, но такие уродливые, что Тереза даже пожалела, что они не в масках.

Она вырывалась, но не могла справиться с дюжими подручными связанного колдуна.

– Что вам известно о вашем происхождении, Тереза Дворак? – спросил Петер Франтишек. – Вы никогда не пытались выяснить, каковы корни вашего рода?

Вопрос этот показался Терезе настолько неуместным, что она не ответила Франтишеку ни слова – она только тяжело дышала и была вне себя от гнева.

– А вот у меня такое хобби – изучать чужие родословные, знаете ли, милейшая Тереза. Свою родословную я знаю на восемь столетий назад. Поверите ли вы? Мои корни – в Восточной Европе, там, где сейчас располагается Румыния. Не удивлюсь, если окажется, что и ваши далекие предки родом из этих же краев.

Тереза все еще не могла понять, к чему клонит Франтишек, и потому хранила молчание.

– Думаю, настала пора и вам кое-что узнать о своих предках, милая Тереза. – Франтишек дал знак своим приспешникам, державшим молодую женщину. Они подтолкнули ее поближе к креслу, к которому был привязан злой маг. Впервые Тереза смогла разглядеть его получше. Вблизи он производил еще более неприятное впечатление. Щеки его избороздили глубокие морщины. Он оказался старше, чем показался Терезе на первый взгляд. Морщинистая кожа туго обтягивала кости, она высохла, словно ткань, долго пролежавшая на солнце. Терезе вспомнился Борис Карлов из фильма «Мумия».

А потом она вспомнила, что говорили о своем возрасте Вильям Абернати и Григорий, и подумала о том, что и Франтишек может быть жутко, немыслимо стар.

Перед Терезой, встав к ней в полупрофиль, появился камердинер Конрад. В одной руке он держал небольшую подвеску с драгоценным камнем – скорее всего то был изумруд. Камень завораживал взгляд, и Терезе пришлось напрячь всю волю, чтобы не смотреть на него.

В другой руке свинорожий слуга Франтишека держал черный клинок, и рукоятка, и лезвие которого были испещрены мелкими значками. При виде ножа Тереза вновь принялась вырываться, но подручные связанного мага держали ее крепко.

– Больно не будет, уверяю вас. Быть может, вам даже понравится, – сообщил Франтишек. Его высохшее лицо искривила улыбка, которая нисколько не убавила страха у Терезы Дворак. – Быть может, мы выясним, что мы с вами состоим в родстве – и это весьма, весьма вероятно, должен заметить.

Амулет вдруг начал раскачиваться сам по себе. Качающийся камень притянул к себе взгляд Терезы. Теперь она просто не в силах была оторвать от него глаз.

– Вы расскажете мне все, милая Тереза… даже то, о чем, как вам казалось, вы не имеете ни малейшего представления, – звучал в ушах у Терезы голос связанного мага. – Я должен узнать, кто вы такая, что собой представляете и какова ваша роль в этой игре.

Перед тем как Тереза потеряла сознание, ей почудился чей-то смех. Но Петер Франтишек смеялся не так. Смех ли то был вообще?

Как бы то ни было, в это мгновение Тереза вспомнила о грифоне.

* * *

Он был жив.

Понимание этого и порадовало, и огорчило Григория Николау. В последнее время он стал дорожить жизнью не в пример больше, нежели раньше, но первая мысль его была такова: если он жив, стало быть, попал в лапы Франтишека, и теперь уж он точно его подобру-поздорову не отпустит.

Николау открыл один глаз, потом – второй.

Огляделся по сторонам. Он никогда прежде не бывал здесь, но догадался, что находится в одном из помещений цитадели Петера Франтишека. У Григория кружилась голова, перед глазами плыло, и все же комната, в которой он находился, навевала какие-то воспоминания. Григорий попытался встать, но ни руки, ни ноги не послушались его – они словно свинцом налились. Он расслышал тишайшие звуки музыки – нечто современное, аморфное антиконцептуальное. Послушай Григорий такую музыку подольше – он бы непременно заснул.

Мало-помалу в глазах у него прояснилось, он начал понимать и природу своих воспоминаний, и то, что это за комната. Это была больничная палата, очень похожая на ту, в которой он лежал в Берлине вскоре после воцарения Рейха. Он попал в автомобильную аварию и под напором общественности был вынужден принять предложение об оказании ему медицинской помощи от человека, по чьей вине пострадал, – от младшего офицера СС. Помощь Николау оказывалась на самом высоком уровне, ибо от состояния его здоровья зависела репутация этого эсэсовца. Между тем полученные травмы у Григория, естественно, заживали сами по себе, с немыслимой скоростью, чем он донельзя обескуражил и врачей, и ученых-медиков Рейха.

Григорию тогда пришлось употребить все усилия, на которые он только был способен, чтобы телепортироваться из госпиталя и стереть из сознания врачей все воспоминания о себе. Для этого ему пришлось распотрошить память шестерых людей. И пусть они большей частью не заслуживали никакой жалости, Николау еще долго переживал из-за того, что был вынужден прибегнуть к такой мере.

После того случая он пробыл в «Фатерлянде» недолго. Не потому, что боялся смерти, – ему ли бояться смерти? Были вещи и пострашнее смерти. Григорий боялся, что еще до того, как тут все станет совсем худо, может появиться вездесущий Фроствинг. Уже тогда темные силы сгустились немыслимо. Те маги, что остались в Рейхе после отъезда Николау, либо питали неподдельный интерес к всеобщему помешательству, либо были попросту законченными идиотами. Григорий же не желал иметь ничего общего ни с теми, ни с другими.

Он снова попытался встать, и снова тело не пожелало его слушаться. Он осмотрел себя и увидел, что привязан к кровати. Ноги и руки противно покалывало, и Николау с опозданием понял, что это дают о себе знать отдаленные последствия уколов, которыми его одарил Конрад.

Постепенно приходя в себя, Григорий выстроил из отдельных фрагментов более или менее стройную последовательность событий. Треклятый камердинер Франтишека выстрелил в него не один, а два раза, и все же он ухитрился не отключиться под действием наркотика и перебросил себя в пространстве, но куда? Видимо, соображал он на тот момент уже неважно, потому магическая сила швырнула его куда ни попадя.

Хорошо еще, цел остался… а может быть, только-только восстановился? Наверное, он уже несколько дней находится в больнице… нет, это вряд ли. Франтишек тогда уже давным-давно бы его вычислил. Вряд ли миновало больше суток, но и это было долго, очень долго. Если Франтишек еще не нашел его, значит, вот-вот найдет. У него повсюду глаза и уши. Григорию следовало как можно скорее сматываться отсюда.

Он связан? Подумаешь, ерунда! Он только глянул на веревки – и от них не осталось и следа. Григорий не понимал, зачем его привязали к кровати, но искренне надеялся, что не озадачил демонстрацией своих магических способностей того, кто подобрал его и определил в больницу. Теперь, когда Фроствинг не столь регулярно посещал его, Григорий ни в чем не мог быть уверен.

Встать с кровати оказалось посложнее, чем освободиться от пут. Двигался Николау неуклюже, непредсказуемо. Он дважды пытался ухватиться за поручень возле кровати, но, увы, безуспешно. Только третья попытка удалась, но левая нога упорно отказывалась переваливаться через край кровати: Николау напрягся изо всех сил и наконец заставил обе ноги свеситься с кровати, после чего ему пришлось приложить недюжинные усилия для того, чтобы заставить ноги принять на себя вес тела. Занимаясь этими упражнениями, Николау обратил внимание на то, что к его больничной пижаме присоединено устройство для мониторинга. Григорий отцепил датчики, послал устройству слабенький магический импульс, после чего послушный прибор продолжил посылать куда надо сведения о пациенте, хотя от пациента был уже отсоединен.

Григорий собрал все силы, сосредоточился и «просмотрел» больничный коридор за дверью палаты. Охранник за дверью не стоял – стало быть, Григорий появился в больнице при более или менее тривиальных обстоятельствах.

Скорее всего шмякнулся на землю где-нибудь на улице или в сквере – может быть, даже в Линкольн-парке. Судьба улыбнулась ему хотя бы в этом.

Григорий растер икру ноги, в которую угодила игла из пистолета Конрада. Ступив на нее, он вспомнил о пережитой боли. По идее, должно было хватить одной иглы, но почему-то не хватило. Не из-за того ли, что он почерпнул энергию Абернати, впитал ту часть этого мага, которая показалась ему частью самого себя? Не исключено. Если это было так, теперь у него появилось преимущество – правда, по всей вероятности, слабенькое. Франтишек наверняка уже знает и об Абернати, и обо всем, что произошло. Правда, в номере гостиницы приспешники Франтишека вряд ли найдут много улик, но связанный маг прозорлив и непременно докопается до истины.

Кроме того, Франтишек захватил в плен Терезу. Григорий надеялся, что ей хватит ума не упрямиться и выложить пленившему ее колдуну все, что ей известно. Ведь Франтишек получит от нее все, что ему нужно, тем или иным способом.

В шкафу у стены обнаружилась его одежда и личные вещи. Как ни странно, ничего не пропало. Григорий совсем не удивился бы, если бы у него украли деньги или часы. Рассовав вещи по карманам, он сунул руку в тот, в который убрал клочок бумаги, найденный при обыске Абернати.

Там было пусто. Бумажка исчезла.

Он потерял адрес Петера Франтишека.

Оставалось предположить единственное – бумажка выпала из кармана то ли возле гостиницы, то ли там, куда он телепортировался. Если так, то тот добрый самаритянин или сразу несколько добрых самаритян, спасая его, бумажку не заметили или попросту не придали ей значения. Да и с какой бы стати им придавать какое-то значение мятому клочку бумаги, когда речь шла о жизни человека?

На взгляд Григория, еще как стоило, ибо этот мятый клочок бумаги был бесценен: он равнялся спасению жизни другого человека, куда более заслуживающего спасения, чем он сам.

Он снова еще более внимательно обшарил все карманы до единого. Нет, записка исчезла бесследно. Как же ему теперь найти Терезу?

«Тереза! Это я виноват! О боги, какой же я идиот!»

Дикая слабость, подстегнутая всплеском эмоций, навалилась на Григория. У него закружилась голова. На миг прикрыв глаза, он прислонился к спинке кровати и постарался не грохнуться в обморок.

– Вот видишь, дружище, стоит мне только ненадолго отлучиться, а ты, глядишь, снова заблудился!

Григорий, покачнувшись, попятился в сторону от кровати. Обернулся, прижался спиной к шкафу и увидел того, кто обратился к нему. На противоположной спинке, как на насесте, устроился Фроствинг. Крылья его были расправлены, Просто чудо, как это он ухитрялся не задеть ими установленное у кровати медицинское оборудование! Извечная ухмылочка на месте – а как же еще? Вот только сегодня она была более… скажем так, выразительной. На этот раз Фроствинг ухмылялся как бы по-настоящему.

Из этого Григорий Николау заключил: Фроствингу все известно.

– У меня нет времени на тебя, демон, – буркнул Григорий и нарочито отвернулся, сделав вид, что отряхивает пылинку с пальто.

– Лучше бы ты все-таки выкроил для меня немного времени, мой миленький дружочек, – прошипела каменная статуя. Григорий зыркнул на Фроствинга, и грифон втянул голову в плечи, словно испугался, что человек чем-нибудь в него запустит. В остальном же поведение Фроствинга нисколько не изменилось. – Да ты особо не переживай, если потратишь на меня часок-другой, дорогуша Григорий. Здесь, в моем царстве, тысяча лет – как краткий миг в твоем мире.

Что понадобилось от него грифону на этот раз? Явился он, конечно, неспроста, но Григорий сильно сомневался, что ему удастся добиться от чудовища правды, невзирая на некоторые перемены в расстановке сил.

– Позволь, я расскажу тебе одну историю, – проворковала груда серого мрамора.

Николау хотел было возразить, но сдержался.

– Жил был человек, обладавший великой властью, – продолжал грифон как ни в чем не бывало, однако от черных провалов его глаз не укрылось нежелание Григория слушать его. В голосе грифона появились нотки легкого раздражения. – У этого человека было множество амбиций, самые безобидные из которых можно было бы, обобщив, обозначить словом «зло». Власти он добился не сразу. Поначалу, как любому маленькому мальчику, ему пришлось научиться тому, как пользоваться своими талантами.

Григорий нервничал. Неужели Фроствинг собрался поведать ему все жизнеописание этого персонажа? Пусть бы уж треклятый монстр поскорее добрался до сути! Откуда ни возьмись, в его сознание вдруг полились слова, значения которых Григорий не понимал, но могущество их было настолько велико, что его не стал бы отрицать даже его зловредный каменный мучитель. Николау сглотнул подступивший к горлу ком и заставил слова утихомириться. Что-то подсказывало ему: для Терезы будет лучше, если он выслушает грифона, о чем бы тот ни собирался ему рассказать.

Как бы не замечая той внутренней борьбы, что происходила в душе его единственного зрителя, грифон продолжал:

– Как и приличествовало достойному юноше, он нашел для себя хорошего учителя. – Фроствинг склонил голову набок и проговорил с издевкой: – Одного старикашку, более или менее сносно владевшего магией, – того, кто мог обучить нашего героя, как теперь принято выражаться, азам этой науки. Юноша учился старательно, то есть столь старательно, что вскоре мастерством своим превзошел своего учителя. И естественно, перед ним простиралась одна-единственная дорога. – Грифон наклонился вперед и заговорщицки прошептал: – Юноша убил своего учителя и забрал себе все его познания.

– Мне-то какое дело до всего этого? – пожал плечами Григорий.

– Шли годы, и каш герой продолжал отбирать знания у других магов, – продолжал тараторить каменный монстр, не обратив ровным счетом никакого внимания на вопрос Григория. – Он избавлялся от своих наставников и ото всех, кто стоял на его пути к вершине магических познаний. И вот в один прекрасный день его поведение вызвало брожение в рядах прочих магов. Они воспротивились его жестокому, хоть и успешному способу самоусовершенствования. Представляешь?