Текст книги "Авеню Анри-Мартен, 101"
Автор книги: Режин Дефорж
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Меня обманули. Сару отвезли не на улицу Соссэ, а на авеню Анри-Мартен. Я узнал об этом только сегодня утром, слишком поздно. После ее ареста они схватили двух других членов подполья. Один из них заговорил, и это объясняет все происшедшее.
– Кто сказал вам, где находится Сара? – спросил Жан.
– Один из ее друзей, Рафаэль Маль…
– Рафаэль!.. Теперь вы видите…
– …что это он ее предал? Нет, я уверен, что это не он, и не потому, что он на это не способен, а потому, что знает, что я защищаю Сару и могу в любое время добиться его ареста.
– Тогда как же он узнал, что она не на улице Соссэ, а на авеню Анри Мартен?
– От одного мерзавца, еще большего, чем он сам, на которого Маль время от времени работает. Это Фредерик Мартэн, он же Руди Мерод, или Руди де Мерод.
– Что ему сказал этот так называемый Руди?
– Вы действительно хотите это знать?
– Да.
– Мерод со смехом рассказал Малю, как он с одним из своих дружков заставлял красивую еврейку принимать ванну.
– Принимать ванну?
– Да, так они называют пытку ванной. Кажется, какой-то бельгиец придумал этот новый способ пытки… Когда речь идет о мужчине, довольствуются тем, что погружают его голову в таз или бак, наполненный ледяной водой, и держат до тех пор, пока он не начинает задыхаться. Потом вытаскивают и вновь погружают, и так до тех пор, пока тот не заговорит или не потеряет сознание.
– Это ужасно.
– Что же касается женщин…
– Остановитесь! – закричал Жан Лефевр.
Франсуа Тавернье обвел молодых людей ироничным и одновременно полным страдания взглядом.
– Вы ввязались в авантюру, в которой видите только ее романтическую сторону. Но есть и другая – та, где пытают, где убивают, где насилуют и отправляют детей умирать в концентрационные лагеря. Вам, молодой человек, следовало бы прочитать «Майн Кампф», Гитлер там весьма четко изложил свой способ решения еврейской проблемы. Если Леа хочет играть в героиню, то она должна знать, что с ними, героинями, иногда делают после ареста. Сару, которая знала, чем она рискует, отправили в «больницу», где «лечили» ее раны. С улицы Соссэ ее увезли на авеню Анри-Мартен. Вначале они допрашивали ее достаточно корректно, а затем, поскольку у них был перерыв на обед, они заперли ее в железном шкафу… Вы знаете эти шкафчики, такие стоят в раздевалках заводов: они слишком низки, чтобы там можно было стоять, и слишком узки, чтобы можно было сесть. Обед продлился три часа… Затем они вернулись, сытые, слегка захмелевшие, веселые. Когда они открыли шкаф, то вынуждены были помочь Саре выйти, одеревеневшие ноги не слушались ее. Они дотащили ее до ванной… Она так ослабела, что им пришлось самим раздевать ее. Мерод, держа в руке бокал шампанского, с видом знатока оценил ее красоту…
Леа опустилась на кровать. Франсуа Тавернье безжалостно продолжал.
– …он попросил v хозяина, Кристиана Мазуи, оставить их на несколько минут одних. Мазуи со смехом согласился и вышел вместе со своими помощниками. Сара не двигалась, сквозь повязку на ее ране просочилось немного крови. Руди погладил ее груди и сказал, что если она будет сговорчивей, то он может заступиться за нее. Сара засмеялась в ответ на это любезное предложение, что очень не понравилось нашему дон-жуану, и он, по его собственным словам, дал ей пощечину, потом еще раз. Тщетно – она продолжала смеяться. Взбешенный, он позвал своих дружков. Наручниками они стянули ей руки за спиной и по очереди изнасиловали. Затем несколько минут они курили, отдыхая, потом связали ей лодыжки и пинали друг другу, как мяч, крича: «Ты будешь говорить, шлюха? Да или нет? Будешь говорить?» Она молчала, и поскольку им надоела эта игра, Мазуи бросил Сару в ванную. Очутившись в ледяной воде, она впервые закричала. Наверное, чтобы не слышать ее крика, Мазуи погрузил ее голову в воду. Из-за раны вода в ванной скоро стала красной. Они издевались над ней два часа. «Крепкий орешек эта женщина!» – заявил на следующий день Руди Мерод Рафаэлю Малю, который с неподдельным волнением рассказал мне все это… Вот что такое пытка ванной, о которой эти милые господа рассказывают с наслаждением…
Он ненадолго замолчал, потом продолжил.
– Леа, взгляните на меня! Можете вы представить, что я могу быть соучастником этих злодеяний?
Испуганный и растерянный взгляд, которым она смотрела на него, дрожащие губы делали ее похожей на восьмилетнюю девочку, ставшую свидетелем несправедливости или злой выходки, которой она не понимала. Ей хотелось обнять его, даже несмотря на то, что он заставил ее плакать!
– Леа, отвечайте мне! Вы считаете, что я на стороне этих мерзавцев?
Она прижалась к нему.
Сжимать ее в своих объятиях… вдыхать запах ее волос, шеи, чувствовать ее губы… От счастья Франсуа закрыл глаза.
Открыв их, он натолкнулся на полный отчаяния взгляд Жана. «Бедный паоень, он тоже влюблен в эту несносную девчонку», – подумал Тавернье. Затем нежно отстранил девушку.
– Завтра Сару должны перевести на улицу Соссэ. Я отправлюсь туда ночью, во время перевозки. Нам известен маршрут, трое наших будут контролировать ключевые точки.
– Я хочу быть там, – сказал Жан.
– Нет, старина, вы засветились и уедете сегодня вечером. Попрощайтесь с Леа. Я оставляю вас. Пойду засвидетельствую свое почтение тетушкам.
Оставшись одни, юноша и девушка почувствовали себя неловко.
– Я даже не спросила тебя о Рауле. Как у него дела? Где он?
– От одного нашего общего друга я узнал, что прошлым летом он бежал из Германии. С тех пор о нем ничего не известно.
– Бедный Рауль, нам втроем было так хорошо. Помнишь, как мы купались в Гаронне? Помнишь наши велосипедные прогулки среди холмов?..
– Тогда ты нас еще любила… Без тебя Монтийяк изменился. Дом как бы съежился. Окна закрыты. Когда Руфь и Камилла выходят, кажется, что они передвигаются на цыпочках. Такое впечатление, что они всю жизнь проводят в ожидании. С тех пор как Матиас уехал в Германию, Файяр молчит. Время от времени он появляется на виноградниках и отдает несколько кратких приказаний. У него появилась привычка выходить по ночам и расхаживать по двору с лампой в руке. С женой он обращается, как с собакой.
– А Лоран?
– Я уже давно его не видел, но его группа действует. Это одна из самых активных групп на Юго-Западе. Они участвуют во всех самых опасных делах. Лучше бы им не попадаться, немцы не питают к ним теплых чувств. Сам он может средь бела дня, без всякой охраны, приехать повидаться с женой и сыном. Мне бы хотелось работать с ним, но я нужен «Троице» в Париже… Помнишь, как мы ходили в лес?
– Все это кажется мне таким далеким… Сейчас я чувствую себя очень старой. И мне страшно… Если бы ты знал, как мне страшно!
– Ты хорошо держишься, – сказал он, привлекая ее к себе. – Ты совсем не изменилась, только стала еще красивее. И еще – твой взгляд… Да, твой взгляд изменился, стал чуть строже и беспокойнее. Тебе нужно вернуться в Монтийяк, бросить все это. Заняться виноградниками и спокойно ждать, когда закончится война.
– Спокойно ждать!.. Мой бедный друг, можно подумать, что ты забыл, в какое время мы живем. Чего ждать? Что они будут продолжать грабить страну, пытать наших друзей, преследовать Лорана и дядю Адриана? Если ничего не делать, они никогда не уйдут. Не могу ждать, я хочу жить, ты слышишь, жить, и не хочу видеть их в нашей стране. После их ухода из Монтийяка мы вместе с Сидони и Руфью сделали генеральную уборку. Ах! Если бы можно было очистить дом огнем! Франсуаза, не понимавшая нас, говорила: «Но у нас же была генеральная уборка весной…» Вначале я сказала себе: надо привыкнуть к их присутствию. Это нормально, мы проиграли войну. Горе побежденным!.. Затем, мало-помалу, разговаривая с Камиллой, слушая радио Лондона и особенно видя, как наши родственники, наши соседи гнут перед ними спину, я начала испытывать чувство стыда. И вот сейчас, когда я думаю о том, что они сделали с Сарой, мне хочется взять в руки оружие и сражаться.
– Это занятие не для женщины.
– Это я уже слышала. Однако женщины уже не раз участвовали в сражениях.
– Я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
В дверь постучали. Это была Франсуаза.
– Меня послала за вами тетя Альбертина.
Не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты.
– Я должен идти. Передай от меня привет тетушкам. А сейчас оставь меня. Я должен запомнить ту информацию, что дал мне «Троица».
– Поцелуй меня и постарайся время от времени давать о себе знать.
Поцелуй вернул их в лето 1939 года, на террасу Монтийяка, когда вопрос «как бы нам сегодня развлечься?» был для них основным. В объятиях друг друга, погрузившись в свои воспоминания, они не слышали, как открылась дверь и вошел Франсуа Тавернье. Он улыбнулся, увидев обнимающихся друзей, и осторожно вышел.
– Я люблю тебя, Леа.
– Я знаю; люби меня, мне это очень нужно.
– Такая, какой я тебя знаю, ты не должна испытывать недостатка в возлюбленных, начиная с твоего Тавернье.
– Ты не будешь меня ревновать?.. Сейчас совсем не время для этого.
– Ты права. Я, как и Рауль, не могу видеть, как за тобой ухаживает другой мужчина.
– Ты и твой брат всегда были глупыми, – ласково сказала она.
– До свидания, Леа. Будь осторожна.
– До свидания, Жан. Ты тоже будь осторожен.
В последний раз поцеловав его, Леа присоединилась к своей семье. Через десять минут Жан Лефевр покинул дом на Университетской улице.
В маленькой гостиной, где теперь, экономя тепло, обедала вся семья, в ожидании ужина сидели Лиза и Альбертина и слушали шифровки из Лондона:
«Краб скоро навестит змей. Повторяем: краб скоро навестит змей».
«Предавшись мечтам, я медленно шагаю по уединенной тропинке. Повторяем: предавшись мечтам, я медленно шагаю по уединенной тропинке».
«Морис и его друг в добром здравии встретили Новый год и думают о двух мимозах, которые скоро должны расцвести».
– Мы рады за него, – с доброй улыбкой сказала Лиза.
7
Леа была в ярости. Уже больше недели она не получала известий от Франсуа Тавернье. Что сталось с Сарой? Удалось ли Жану добраться до Вандеи? Даже молчание Рафаэля ее беспокоило. Не в силах больше терпеть, она решила отправиться на улицу Соссэ.
Ее молодость и красота заставили принявшего ее немецкого офицера забыть о подозрительности и любопытстве. «Сара Мюльштейн?..» Это имя ему что-то говорило… Ах, да! Это та еврейка, которую привезли раненой… Нет, ее здесь больше нет. Нужно пойти на авеню Анри-Мартен, 101; может быть, там ей смогут помочь. Если она ничего не узнает, то может вернуться, он постарается что-нибудь для нее сделать… Всегда приятно помочь такой симпатичной девушке… Леа поблагодарила его.
На улице она отвязала велосипед и по авеню Мариньи доехала до Елисейских полей. На Рон-Пуан полицейский, сидя в своем стеклянном убежище, окруженный панелями с немецкой сигнализацией, контролировал «движение»: несколько велосипедов, редкие автомобили, спешащие куда-то пешеходы, придерживающие воротники своих слишком легких пальто. Моросил холодный мелкий дождь, и дорога была очень скользкой. В конце авеню на фоне свинцово-серого неба возвышалась Триумфальная арка – смехотворный символ былого величия. Удрученная этим зрелищем, Леа решила поехать другой дорогой и свернула на авеню Монтеня. Дождь все усиливался.
Авеню Анри-Мартен… Под равнодушными взглядами прохожих Леа привязала велосипед к решетке садика, окружавшего здание. Войдя, она сняла с головы берет, поправила волосы и вытерла платком лицо.
Леа с удивлением осмотрелась. Богатая обстановка, вокруг все спокойно, нет ничего такого, что указывало бы на присутствие немцев. Невозможно поверить в то, что здесь происходят зверства, описанные Франсуа Тавернье. Большая стеклянная дверь за будкой консьержа вела внутрь здания. Леа в нерешительности остановилась посреди отделанного мрамором холла. Справа от нее вела наверх очень красивая лестница с резными перилами из темного дерева, которую поддерживала высокомерная кариатида с выпуклой грудью, отполированное дерево на этом месте свидетельствовало о том, сколь часто задерживались здесь руки жильцов и их посетителей. Прямо перед собой Леа увидела высокое окно, освещавшее затейливо переплетенную решетку лифта. Две длинные скругленные деревянные ступени вели к двустворчатой двери, на которой была прикреплена медная табличка. Леа прочла: «Французская экономическая служба. Бюро закупок». Что это могло значить? Ей казалось, что Сару отвезли именно сюда, на первый этаж, да и слова на табличке были чем-то знакомы. Франсуа, как-будто, упоминал о бюро закупок. Но вот что конкретно он говорил? Обессиленная и продрогшая, она опустилась на ступеньку и прислонилась головой к кариатиде.
Внезапно дверь распахнулась, и оттуда вывалился человек, выброшенный невидимыми руками. Несчастный потерял равновесие и рухнул на мраморные плиты пола. Несмотря на полумрак, царивший в помещении, Леа заметила, что руки его связаны за спиной, а опухшее лицо все в крови, испачкавшей белый мрамор. Почти сразу за ним вышли двое мужчин. Они смеялись, застегивая пальто. Тот, что был помоложе, пнул распростертое тело.
– Ну, падаль, поднимайся. Ты нам все рассказал, и мы в тебе больше не нуждаемся. Тебя отвезут в Фресне.
– Вы мне обещали, – с мольбой в голосе произнес несчастный.
– Что обещали?
– Что оставите в покое мою жену и дочь.
– Обещания, обещания… Мы здесь только и делаем, что даем обещания, а потом получаем за это нагоняй от патрона.
– О! Нет… это неправда! – взвыл тот, с трудом открывая рот, превратившийся в сплошную рану.
– Давай, вставай!.. Патрон не совсем уверен, что ты нам рассказал все, что знаешь.
Мужчина подполз к ногам своих палачей, заливавшихся смехом.
– Уверяю вас, я вам рассказал все, все выдал: имена, пароли, все… все! – кричал он, захлебываясь рыданиями.
– Хватит! Нас ждет машина… Перестань хныкать, как баба, на тебя будут обращать внимание. Плачущий мужик – это отвратительно. Вставай…
– Вставай, дерьмо, – сказал другой, – ты что, думаешь, мы понесем на руках какого-то паршивого доносчика?
Рыдания внезапно оборвались. Скрючившись за статуей, Леа увидела, как это существо, которое, казалось, потеряло человеческое достоинство, выпрямилось, поднялось на колени, потом встало на одну ногу, затем на другую. Человека шатало из стороны в сторону, но он стоял, страшный, жалкий… Глаза его превратились в щелки, повисшая нижняя губа разорвана, на шее виднелись синяки, а с пальцев были сорваны ногти. Он медленно подошел к своим истязателям и, остановившись перед старшим, спокойно плюнул ему в лицо.
В руках второго тотчас появилось оружие.
– Оставь, Бернар, он будет рад, если ты его прикончишь.
Пинками они вышвырнули его за дверь.
Шум лифта вывел Леа из оцепенения. Она вскочила на ноги, и как раз вовремя. Из кабины, смеясь, вышли две молодые элегантные женщины. В то же время какие-то респектабельные господа позвонили в дверь бюро закупок. Никто из них не обратил внимания на кровь на полу.
Словно зачарованная, Леа продолжала стоять возле этой двери.
«Мне нужно уходить», – твердила она себе, не в силах шевельнуться, как будто ожидая какого-то события, которое помогло бы ей осознать – не то, что она видела, а причину этого. Леа чувствовала, что не должна здесь оставаться, ведь она даже никого не предупредила, что пойдет сюда. Нужно бежать как можно скорее, иначе они схватят ее, и ей придется испытать то же, что и Саре или этому несчастному, упавшему так близко от нее.
Застыв на месте, она не слышала, как открылась стеклянная дверь. Когда же Леа повернулась, чтобы уйти, то увидела перед собой очень хорошо одетого мужчину, невысокого, худого, с темными, тщательно уложенными волосами, нервно раскуривающего сигару и разглядывающего ее серо-зелеными глазами.
– Вы, несомненно, кого-то ищите, мадемуазель. Могу я вам помочь?
Это было произнесено любезным тоном, но тревога сдавила горло Леа.
– Можно подумать, что я внушаю вам страх. Неужели у меня такой ужасный вид?
Она отрицательно покачала головой, пытаясь собоаться с мыслями и подобрать подходящий ответ. И тут в глаза ей бросилась табличка с надписью «Бюро закупок». В ее памяти всплыл рассказ Франсуа Тавернье.
– Мне сказали, что здесь покупают драгоценные металлы.
– Это верно. Вы хотите продать драгоценности?
– Да, фамильные драгоценности.
– Понимаю, мадемуазель, сейчас трудные времена и иногда приходится расставаться с вещами, которыми очень дорожишь. Входите, я посмотрю, что можно для вас сделать.
Он открыл дверь своим ключом и посторонился, пропуская ее. В большой прихожей было много народа: господа, которых она только что видела, мужчины в пиджаках, под которыми угадывалось оружие, три одетые в черное женщины, плачущие в углу. Прямо перед ней, прислонившись к стене, со связанными руками и ногами сидел на полу молодой человек с грязной повязкой на лбу. Казалось, что он спит. Девушку, всю в слезах, в разорванной одежде, вытащили из одной комнаты и, несмотря на ее протесты, затащили в другую. Присутствующие, казалось, ничего не замечали.
Леа резко обернулась.
– Что здесь происходит? Кто эти люди? Что они делают с этой женщиной? И прежде всего, кто вы такой?
– Вы правы, извините, я забыл представиться: Кристиан Мазуи, директор Французской экономической службы. Вот моя визитная карточка. Что же касается присутствующих здесь женщин, то они, как и вы, желают что-то продать. Прошу вас, проходите в мой кабинет, сейчас я вызову секретаря.
Кабинет Мазуи оказался большим и светлым. Обшитые красивыми деревянными панелями стены, великолепный мраморный камин, массивный стол, на котором стояла фотография женщины с двумя девочками, тяжелые кожаные кресла… Стеклянная дверь вела во внутренний садик. Здесь было тепло.
– Прошу вас, садитесь. Не хотите ли чего-нибудь выпить?.. Может быть, шампанского, это поможет вам немного освоиться… Устраивайтесь поудобнее. Снимите эту мокрую канадку, вы можете простудиться. Здесь не так уж и тепло. Что вы хотите – война! Я прикажу разжечь камин.
– Спасибо, не стоит беспокоиться, мне не холодно.
– Ну, будьте же разумны, оставьте это.
Тон его изменился. Леа послушалась. В этот момент вошел усатый лысоватый мужчина лет пятидесяти. У него были густые брови, оттеняющие очень светлые глаза.
– Здравствуйте, месье. Вы меня вызывали?
– Входите, Амбер. Представляю вам мадемуазель… В самом деле, а как же вас зовут?
Застигнутая врасплох, Леа пробормотала:
– Дельмас.
– Мадемуазель Дельмас. Очень хорошо. Мадемуазель Дельмас хотела бы нам предложить кое-какие драгоценности… Мы с ней это обсудим. А вы пока разожгите, пожалуйста, в камине огонь, здесь очень холодно.
– Однако, месье, все радиаторы включены.
– Не обсуждайте, делайте то, что я говорю.
В то время как Амбер хлопотал возле камина, Мазуи открыл стеклянную дверь, наклонился и взял с пола бутылку шампанского.
– Трудно найти лучший холодильник в такое время года, – торжествующе произнес он.
Из ящика бюро он достал два бокала.
– Нет, спасибо, я не хочу, – сказала Леа.
– Если вы не согласитесь выпить со мной, я расценю это как оскорбление. Самые лучшие сделки заключаются за столом или с бокалом в руке.
Смирившись, Леа смотрела, как он разливает пенящийся напиток. Когда она взяла протянутый бокал, ее рука уже не дрожала.
– За вас: пусть этот новый, 1943 год окажется для вас годом благоденствия. Вот увидите, нас с вами ждут большие дела, и мы заработаем много денег.
– За ваше здоровье, месье. Мне не очень хотелось бы вершить какие-то дела, я в этом совершенно ничего не понимаю. Мне нужно только продать некоторые драгоценности и несколько серебряных вещиц, чтобы помочь своей семье.
– Эти вещи у вас с собой?
– Нет, поскольку я понятия не имела, что нужно делать, и не знала точного адреса.
– Кстати, кто дал вам этот адрес?
Ах! Это был первый коварный вопрос с начала их беседы. Она сделала глоток, стараясь найти подходящий ответ.
– Одна из моих подруг как-то упомянула бюро на авеню Анри-Мартен, я уже не помню, о чем у нас тогда шел разговор.
– Амбер? Вы закончили разжигать огонь? Можете нас оставить.
– Хорошо, месье.
Когда он открыл дверь, кто-то, оттолкнув его, вошел в комнату. Секретарь не успел даже возразить.
У Мазуи реакция оказалась лучше, чем у Амбера. Когда ворвавшийся оказался перед столом, в руке у хозяина кабинета уже был пистолет.
– Ах! Вот как! Кристиан, ты не узнаешь своих друзей?
– Обычно друзья не врываются ко мне таким образом. Я мог запросто влепить тебе пулю между глаз. Ты же знаешь, я неплохой стрелок.
– Прости…
– Кроме того, по-моему, я уже сказал, что не желаю иметь с тобой никаких дел.
– Но речь идет не обо мне, а о моей подружке, здесь, кстати говоря, присутствующей.
– Что ты мелешь? Эта девушка – твоя подружка?
Леа не верила своим глазам… Рафаэль Маль! Здесь!.. Он что, следил за ней?..
– У меня с ней свидание.
– Мадемуазель Дельмас, это правда?
– Да… разминувшись с ним, я не знала, что и делать.
Серо-зеленые глаза с недоверием смотрели то на одного, то на другого.
– Я принял вас за приличную девушку, а вы, оказывается, встречаетесь с таким типом, как Маль!.. Я этого не понимаю.
Несмотря на возникшее в комнате напряжение, Леа рассмеялась: то же самое, почти слово в слово, сказал ей по поводу писаки Ришар Шапон. Решительно, ее приятель Рафаэль ни в какой компании не пользовался хорошей репутацией.
– Мы знакомы уже много лет. Он помогает мне своими советами.
– И вы поддерживаете с ним хорошие отношения?!
Удивление Мазуи было таким искренним, что Рафаэль и Леа расхохотались. Их веселье вывело Кристиана из себя, и он ударил кулаком по столу, что, однако, не привело к желаемому результату: Леа буквально задыхалась от смеха.
– Бедный мой Рафаэль, даже здесь вас презирают, это просто уморительно!
– У них есть для этого основания! Они хорошо меня знают… Не правда ли, дорогой мой?.. Я больше не могу, позвольте мне сесть…
– Прекрати, ты смешон!
– Я это прекрасно знаю… Этот мир мне столь же отвратителен, как и я сам… Так лучше уж смеяться, не правда ли?.. Какое у тебя было лицо!.. Минуту назад ты был весь коасный, а сейчас совсем зеленый… Нужно почаще смеяться, это помогает сохранить хороший цвет лица. Посмотри на нашу прекрасную подружку: только веселье придает ей такой цветущий вид… Ну ладно, довольно шутить, мы пришли поговорить о деле. Как тебе известно, за мной наблюдают французская полиция и твои дружки из гестапо, поэтому я не могу заниматься своим маленьким бизнесом. Но ты меня знаешь, друзья для меня святы, и если я могу оказать им услугу, то не колеблюсь ни минуты. Поэтому, когда мадемуазель Дельмас попросила меня продать ее бриллиантовое украшение, я подумал о тебе.
При упоминании о мнимых бриллиантах Леа закрыла глаза.
– Бриллианты? – сразу успокоившись, произнес Мазуи. – Я думал, что речь идет о нескольких безделушках. Я бы, конечно, взял их, чтобы оказать услугу такой очаровательной девушке. Но бриллианты!.. Когда я мог бы их увидеть?
– Вначале я должна убедить родственников отдать их мне.
Мазуи понимающе взглянул на нее.
– Я прекрасно понимаю, мадемуазель. Давайте встретимся и поговорим об этом. Только приходите одна, без этого прохвоста.
– Дорогой мой Кристиан, какой вы злопамятный!.. Долго вы еще будете на меня дуться из-за нескольких пустяковых афер?
– То, что вы называете «пустяковыми аферами», стоило мне, однако, больше миллиона франков.
– У меня не было выбора, меня обманули. Вот увидите, после сделки с мадемуазель Дельмас вы еще будете меня благодарить.
Леа встала, показывая, что ей пора идти. Мазуи галантно помог ей надеть канадку.
– До свидания, мадемуазель, я жду вашего визита. Пока, Маль. Помни, что чем реже я тебя вижу, тем лучше для тебя.
– Воистину, я – никем не признанный гений, – мелодраматически произнес Рафаэль, выходя из комнаты.
Прихожая теперь была забита до отказа. Многие посетители стояли. Некоторые из них устремились к открывшейся двери:
– Месье Мазуи, у нас назначена встреча!..
– Я подумал, месье Мазуи. Я отдам вам его за полцены…
– Умоляю вас, месье, вам известно что-нибудь о моем муже?..
– Что со мной будет? Они арестовали моего сына…
– Месье, вы велели мне прийти, если я замечу что-нибудь подозрительное у соседей. Я слышал, как у них говорят по-английски, это подозрительно или нет?
– Терпение, друзья мои, терпение, я всех приму.
Леа почувствовала отвращение.
Почему Рафаэль так сильно сжал ей руку? Он делал ей больно… Леа взглянула на него, готовая возмутиться. Почему он так смотрит? Нет! Эта женщина с распухшим лицом и мокрыми волосами… это не…
– Отвлеките внимание Мазуи и этих людей, – сквозь зубы процедил Рафаэль.
Сумка Леа упала на пол, и ее содержимое рассыпалось во все стороны.
– Ничего страшного, – наклоняясь, сказал Мазуи, – мы поможем вам собрать все эти безделицы.
Она никогда не думала, что в ее сумке умещается столько вещей. Когда все эти галантные господа, наконец, выпрямились, лица их немного покраснели.
Большое спасибо, месье, спасибо.
– Держите, Леа, я нашел вашу губную помаду, – сказал Рафаэль.
– Но…
– Я с трудом отыскал ее, она закатилась под скамейку.
Внезапно поняв, она быстро убрала в сумочку губную помаду, зная, что та ей не принадлежит.
Дождь прекратился. Леа отвязала велосипед от решетки и, сев на него, поехала, не заботясь о Рафаэле Мале.
– Эй! Подождите меня!..
Вкоре он, оседлав свой гоночный велосипед, догнал ее.
– Не спешите так, нам надо о многом поговорить.
– Оставьте меня в покое, я не хочу иметь с вами ничего общего.
– Вы не правы. Прежде всего, вы должны быть мне благодарны: если бы не мое вмешательство, то вам, может быть, пришлось бы познакомиться с методами моего друга Мазуи.
– Я не сомневаюсь в том, что вы прекрасно знаете его методы, и время от времени даже помогаете ему.
– Думайте все, что хотите. В любом случае нужно быть совершенно сумасшедшей, чтобы броситься прямо в пасть волка. Скажите, что вы собирались там делать? Эта история с драгоценностями – правда?
– Не более чем история с вашими бриллиантами. Зачем вы сочинили подобную небылицу? Теперь он захочет снова увидеть меня.
– Я это прекрасно знаю. Бриллианты – его страсть. Только таким способом можно было избежать слишком подробных расспросов. Леа, прошу вас, не гоните так, мне уже не двадцать лет, и я за вами не успеваю.
– Это вам только на пользу, вы слишком много едите и стали жирным, как свинья довоенной поры.
– Вы очень жестоки. Однако мне необходимо поговорить с вами спокойно.
– Ну и говорите себе на здоровье: на велосипеде, посреди авеню Анри-Мартен, – да это же идеальный способ избежать подслушивания, не правда ли?
– Вы правы, но я слишком запыхался. Прежде чем мы остановимся, ответьте мне: что вы там делали?
– Думаю, то же, что и вы: собиралась узнать что-нибудь о Саре.
Несколько минут они ехали молча. Показалась площадь Трокадеро. Вновь пошел дождь.
– Давайте где-нибудь укроемся.
Они привязали свои велосипеды к дереву и бегом бросились к ближайшему кафе. Там они устроились в глубине полупустого зала.
– Я голодна, – сказала Леа.
– У вас есть талоны?
– Есть несколько, а зачем?
– Без них вас здесь не накормят. И не жалуйтесь: то, что тут подают, – вполне съедобно. Гарсон, будьте добры!
Волоча ноги, подошел пожилой гарсон, в длинном белом переднике.
– Что господа желают?
– Мадемуазель голодна, что бы вы нам посоветовали?
– Смотря по обстоятельствам!..
– Но у нас есть талоны.
– Я сомневаюсь… даже по талонам… у нас вообще-то выбора почти нет.
– Вы хотите сказать, что если есть талоны плюс еще что-то, то можно довольно сносно поесть?
– Месье все правильно понял, и чем больше будет это что-то, тем обильнее окажутся порции.
– Какой позор! – сказала Леа.
– Замолчите, вы только разозлите его, – тихо произнес Рафаэль. – У вас есть с собой деньги? Я сейчас совсем на мели.
Леа пошарила в кармане куртки и протянула ему несколько смятых банкнот.
– Этого достаточно?
– Вместе с тем, что есть у меня, наверное, да.
Рафаэль протянул банкноту, которая мгновенно исчезла в кармане гарсона… Вскоре они услышали из кухни его крик:
– Две порции, полагающиеся больным.
Леа встала и подошла к чугунной печке, возвышавшейся посреди зала. Она сняла свою мокрую канадку и повесила ее на спинку стула, поближе к огню. В какой-то момент девушка испугалась, что Рафаэль подойдет к ней, но он остался сидеть и молча курить, погрузившись в свои мысли.
Леа подумала: если Рафаэль непричастен к аресту Сары, как думает Франсуа, то, что же он тогда там делал? Я же видела, когда собирала свои вещи, как он подошел к Саре, заговорил, а она ему что-то передала… наверное, эту губную помаду. На самом деле она ни на минуту не могла себе представить, что Рафаэль способен ее выдать…
– Мадемуазель, все готово!
– Спасибо.
На столе дымилась маленькая кастрюля, наполненная чем-то похожим на рагу из зайца. Запах у этого блюда был довольно приятным.
– Это контрабандный кролик, – прошептал гарсон.
Кролик или нет, но это было вполне съедобно.
– Я, может быть, смогу помочь Саре выбраться из…
– Как?
Рафаэль огляделся. Зал постепенно заполнялся служащими близлежащих контор.
– Здесь слишком много народа. Доедайте скорее. Я расскажу вам об этом в более спокойном месте.
Смеясь и обмениваясь шутками, вокруг толклись люди. За соседним столиком устроились четыре девушки в ярких шерстяных шапочках и подобранных им в тон рукавичках и носках, что делало девушек похожими на веселых гномов. Они сняли свои отяжелевшие от дождя пальто и плащи. Платья у девушек, хоть и явно домашнего пошива, были красивыми и очень им шли. Леа бросила на соседний столик завистливый взгляд, сравнивая яркие наряды с выцветшим темно-серым костюмом, доставшимся ей от матери. Этот взгляд не ускользнул от внимания Рафаэля.
– Вы выглядите очень элегантно. Этот костюм делает вас похожей на мудрую мышь, что, однако, противоречит вашим поступкам. И потом, с вашими волосами яркие цвета показались бы дурным тоном.
– Я предпочла бы одеваться в дурном, как вы говорите, стиле, чем казаться монашкой в цивильном платье. Надо будет надеть мой пуловер из розовой ангоры.
– Что мне нравится в вас, женщинах, так это то, что в любых, даже самых скверных ситуациях вы думаете о том, как подобрать цвета, добиться гармонии, чтобы сумочка подходила по цвету к туфлям. Вы – как дети: плачете, думая об участи, постигшей подругу, а через две минуты говорите о тряпках.
Рагу они доедали молча.
Зал был уже полон, в нем стоял оглушительный гам. Рафаэль подозвал гарсона и заплатил по счету.
Дождь кончился. Робкое солнце пыталось пробиться сквозь тучи, заставляя поблескивать капли, падавшие с деревьев. Леа направилась к велосипедам.
– Нет, оставьте их, сейчас они нам не нужны.
– Почему?
– Я отведу вас туда, где мы сможем спокойно поговорить. Квартал наводнен французскими и немецкими шпиками. Мы не можем быть уверены в том, что за нами не наблюдают. На кладбище же обнаружить слежку нам будет гораздо проще.