Текст книги "Авеню Анри-Мартен, 101"

Автор книги: Режин Дефорж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

9

На следующий день рано утром Леа отправилась на велосипеде на поиски Франсуа Тавернье. Дома его не оказалось. В частном ресторане Андрие, на улице Сен-Жак, Марта сказала, что не видела его с тех пор, как он заходил сюда вместе с Леа. Заявив, что Леа «очень осунулась», она заставила ее съесть миску супа и несколько кружочков колбасы, пока Марта «расскажет ей новости». Добрая хозяйка на прощание расцеловала Леа в обе щеки, пообещав при встрече с месье Тавернье передать ему, что его разыскивает подруга.

Немного приободрившись после супа и теплого приема, Леа бесцельно ездила по улицам, пока из-за туч впервые после стольких дождливых дней не выглянуло веселое зимнее солнце…

Прошлой ночью после налета она так и не смогла уснуть, бесконечно вспоминая события дня и пытаясь привести в порядок мысли. Воображение рисовало ей страшные картины: изнасилованная Лаура, Сара, погруженная в ванну, истерзанная Камилла, расстрелянные Адриан и Лоран, обезглавленная старая Сидони, задушенная Руфь, мертвый маленький Шарль и Монтийяк, горящий на глазах Матиаса и его отца. Тщетно она пыталась читать; строчки плясали перед глазами. Измучившись, Леа встала и до утра бродила босиком по ледяной квартире. Незадолго до рассвета она вновь попыталась дозвониться до Бордо, но результат оказался прежним.

Проехав через мост Альма, Леа разогналась и направилась в сторону Трокадеро. По другую сторону площади серой массой возвышалась стена кладбища Пасси, ограждавшая мертвых, словно узников, от этого мира. Зачем она сюда приехала? Задыхаясь после быстрой езды, она остановилась возле кафе, где ужинала с Рафаэлем Малем. Несколько молодых людей – лицеистов, судя по их ранцам, – резвились, занимая весь тротуар. Сами того не желая, они толкнули трех немецких солдат, один из которых возмутился, но товарищи быстро успокоили его. Мальчишки за их спинами смеялись, раздвинув два пальца в виде буквы «V» – знака победы.

При виде этого дерзкого запретного жеста Леа звонко расхохоталась и, внезапно успокоившись, вошла в кафе.

Двое рабочих, стоявших у стойки, присвистнули при виде красивой улыбающейся девушки с блестящими глазами и раскрасневшимися на морозе щеками. Леа непринужденно стянула шотландский берет, и ее волосы рассыпались по плечам.

– Ух ты!.. – воскликнул один из лицеистов, вошедший вслед за ней. – Я – Тарзан, ты – Джейн.

Насчет Тарзана он немного загнул, поскольку был тщедушным пареньком в очках с толстыми стеклами. Леа же с ее распущенными волосами действительно была похожа на маленькую дикарку.

– Вы с ума сошли!.. Что вы здесь делаете? Уходите сейчас же!

И откуда он только появился? Она так давно не испытывала подобного удовольствия, и вот он все испортил.

– Но, Рафаэль…

Не слушая, он схватил ее за руку и, выведя из кафе, потащил к входу в метро. На перроне, убедившись, что на них никто не смотрит, он, тяжело дыша, сел на скамейку.

– Что с вами? Может быть, вы мне объясните, в чем дело? – сердито спросила Леа.

– Вы чуть было все не испортили… У меня встреча с одним человеком – это связано с освобождением Сары. К счастью, он вас не видел.

– Почему? Он меня знает?

– Немного. Вы ему даже приглянулись.

– Я не понимаю, о ком идет речь?

– О Мазуи.

– О Мазуи?..

– Да, я долго думал и решил, что он может нам помочь.

– Ну и ну, наглости вам не занимать!

– Во Франции нет ничего невозможного, милая моя подружка.

– Как вам это удалось?

– Я сказал ему о бриллиантах.

– О моих?..

– Нет, о других, мне не хотелось вмешивать вас в эту историю.

Леа с трудом скрыла улыбку.

– И это подействовало?

– Сейчас я должен с ним встретиться и показать образец. Если он все еще не раздумал, то я оставлю ему бриллиант в качестве задатка.

– А если он откажется?

– Я его знаю, он не устоит перед бриллиантом в восемь карат, особенно если я пообещаю передать ему после освобождения Сары второй.

– Где вы их достали?

– Слишком долгая история. Однако после завершения нашего дела мне необходимо будет исчезнуть.

– На завтрашний день ничего не изменилось?

– Пока нет. Если возникнет какая-нибудь проблема или появятся изменения, то мальчик с кладбища, вы помните его?..

– Да, конечно.

– …появится и передаст вам это, – произнес он, вырывая страницу из последнего романа Монтерлана и протягивая Леа книгу. – Он сообщит вам, что нужно делать. А сейчас я должен уходить. Возвращайтесь домой на метро.

– А мой велосипед?

– Дайте мне ключ от замка. Днем я оставлю его перед книжным магазином «Галлимар».

– Если вы считаете, что так лучше…

– Да, я так считаю. Смотрите, ваш поезд. Не забудьте сделать пересадку на Мотт-Пике-Гренелль.

Леа не любила ездить в метро, поезда которого независимо от времени суток всегда были переполнены. Привыкнув к деревенским просторам, она не выносила тесноты и чувствовала себя здесь похороненной заживо в братской могиле. Несколько немецких солдат, смешавшись с парижской толпой, пытались незаметно проскользнуть на станцию. Никто не обращал на них никакого внимания. В Севр-Бабилон французские полицейские арестовали мужчину, распространявшего листовки коммунистической партии. Немецкий офипер пожал руку комиссару полиции.

На улице нежно светило солнце, в сквере Бусисо играли дети, над отелем «Лютеция» все так же развевались немецкие флаги.

– Когда надо, тебя никогда нет дома. Где ты была? – хмуро спросила Франсуаза.

– Есть новости о Лауре и Камилле?

– Да, звонил дядя Люк. Он добился от комиссара Пуансо, чтобы тот выпустил Лауру под его поручительство. Пуансо сказал, что тебе лучше было бы вернуться, он допросит тебя для проформы.

– А Руфь? А Камилла?

– Что касается Руфи, то тут не было никаких проблем. Они ее ни в чем и не обвиняли. Она тоже у дяди Люка.

– А Камилла?

Чувствуя себя неловко, Франсуаза опустила голову.

– Они отвезли ее в форт «А». Допрос будет сегодня вечером, может быть, завтра.

– Их методы Камилла не выдержит… Ничего нового о Лоране и дяде Адриане?

– Ничего. Их ищет бордоская полиция.

– Я знаю.

– Что ты собираешься делать? Ехать в Бордо?

– Не знаю. Во всяком случае, не раньше, чем через несколько дней. От Франсуа Тавернье по-прежнему ничего?

– Нет. Тебе звонили. Какая-то женщина, по-моему, Марта.

– Марта?..

– Это твоя подруга?

– Нет, нет… она занимается коммерцией… Постой, я забыла, она дала мне колбасы.

– Дала?! – удивленно воскликнула Франсуаза.

– Я хотела сказать – продала.

– Это удивляет меня не меньше. Покажи.

Леа достала из сумки колбасу, завернутую в газетную бумагу, и протянула сестре. Та с вожделением развернула сверток.

– Какая красивая! Давно я уже не видела так много колбасы! Эстелла, посмотрите, что принесла Леа!

– Боже мой! Она великолепна! Мадемуазель, мадемуазель, идите посмотрите!

Прибежали Лиза и Альбертина и в свою очередь начали выражать свой восторг. После пирушки 31 декабря на семейном столе только два раза появлялось мясо: один раз – говядина, а второй – жесткая курица.

– Что она сказала? – спросила Леа Франсуазу.

– Кто?

– Марта!

– Что в четыре часа вечера она будет на рынке на улице Муффетар.

– Где это?

– Кажется, она сказала, что ты знаешь, – это возле церкви Сен-Медар.

Марта что-то узнала! Церковь Сен-Медар… Леа никогда там не бывала!.. Только Франсуа мог дать Марте номер ее телефона.

– Я рада, вижу, что тебе эта весть доставила удовольствие, – сказала Франсуаза… – И еще, через несколько минут я увижу Отто.

Только сейчас Леа обратила внимание на элегантное шерстяное платье сестры, фигура которой вновь обрела девичью стройность.

– Он придет сюда?

– Наверное, – настороженно ответила Франсуаза. – Он имеет право увидеть своего сына.

– Да, разумеется, но у меня нет никакого желания видеть твоего Отто. Я ухожу.

– Ты не права, Леа. Ты очень нравишься Отто, и он огорчится, если тебя не будет.

– Видишь ли, мне это абсолютно безразлично. Соотечественники твоего любовника…

– …Мы поженимся!..

– …хватают Камиллу, разыскивают дядю Адриана, Лорана, меня тоже ищут, пытают моих друзей, некоторых из них вынуждают становиться изменниками, заставляют их работать на себя! А ты заявляешь мне, что твой бош «будет огорчен»… Тебе не кажется, что тебе не хватает элементарной скромности?

– Ты не имеешь права так говорить! Отто не такой, он так же, как и ты, осуждает то, что делают некоторые из них…

– Дети, успокойтесь, не кричите так громко, могут услышать соседи!

– Плевать мне на соседей, тетя Лиза! Мне выть хочется, когда я слышу, что ее Отто «не такой, как все»… Он совершенно такой же, как и они: готов на все ради своего фюрера…

– Это неправда…

– Это абсолютная правда, или ты никогда не слышала, что он говорит. Но больше всего я ненавижу твоих немецких друзей не за то, что они выиграли войну, а за то, что они показали, что мы – трусливый народ, который после поражения от страха бросился бежать, но, услышав приказ слабоумного старикашки, словно безмозглый скот, безропотно вернулся в хлев, согнув хребет; народ, который позволяет депортировать целые семьи, расстреливать заложников, среди которых есть девушки и юноши моложе Лауры, поощряет доносы и способствует тому, что такие славные парни, как Матиас, теряют голову, а мужчины, как дядя Люк, теряют свою честь!

– Леа, не смей так говорить о своем дяде!

– Тетя Альбертина, мы слишком снисходительно относимся ко многим вещам…

Ее прервал звонок в дверь.

– Боже мой, это он!.. Из-за тебя я не успела привести себя в порядок, – вскрикнула Франсуаза, убегая в свою комнату.

Леа заперлась в своей, предоставив Лизе и Альбертине возможность самим встречать гостя. Те же трусливо отправились на кухню за Эстеллой, чтобы та открыла гостю, уже начавшему проявлять нетерпение.

– Иду, иду, сейчас открою…

Перед Эстеллой предстал настоящий гигант в форме немецкого мотоциклиста;

– Здесь живет мадам Франсуаза Дельмос? – спросил он.

С округлившимися от изумления глазами старая служанка смотрела на него снизу вверх, недоуменно покачивая головой.

– Я пришел по поручению майора Крамера, – продолжал мужчина.

Франсуаза, закончившая свой туалет, с сияющей улыбкой вышла из комнаты.

– Отто!..

Она замолчала, увидев гиганта, который учтиво приветствовал ее, щелкнув каблуками.

– Мадам Дельмас?

– Да…

– Майор Крамер послал меня с сообщением для вас. В пять часов он пришлет за вами машину. Он просил, чтобы вы надели вечернее платье. Сразу после полудня приедет кутюрье и покажет вам несколько моделей. До свидания, мадам Дельмас, – он снова щелкнул каблуками.

С недоуменной улыбкой Франсуаза застыла на пороге. Эстелла закрыла дверь.

10

Возле церкви Сен-Медар продрогшая, расстроенная Леа появилась около четырех. Хоть она уже вдоволь наездилась по холодному Парижу на велосипеде, но все равно предпочла бы этот вид транспорта метро, которым ей пришлось воспользоваться: Рафаэль не сдержал своего обещания, и велосипед ей не вернул. Она вышла на станции Монж и оставшуюся часть пути прошла пешком, несмотря на то, что снова хлынул дождь.

Девушка осмотрелась вокруг: ни одного знакомого лица. Зябкие фигуры маленьких старушек двигались вдоль длинных прилавков с мясными и молочными продуктами. Серая безропотная толпа топталась на месте, пытаясь укрыться от дождя под скверными зонтиками.

Пробило четыре часа. Из церкви вышел полный мужчина и закрыл за собой дверь на ключ. Не зная, что делать, Леа двинулась за ним к улице Муффетар. На углу улицы Арбалет шла оживленная торговля с продавцом овощей за последний килограмм картошки. Уже на улице Эпе-де-Буа она повернула обратно и, чуть было не столкнулась с женщиной, шедшей ей навстречу.

– Извините, мадам… ах!..

Она узнала Марту Андрие. Та была в платке, завязанном под подбородком.

– Пройдите немного подальше, справа увидите бистро, его держит мой кузен. Скажете, что вы из Монткука, тогда он поймет, что имеет дело с другом.

В кафе кузена было тепло. В глубине маленького зала гудела круглая чугунная печка, на ней кипел большой медный чайник. За столами сидели пожилые мужчины, игравшие в манилью, домино или белот. На выложенном плиткой полу с голубым рисунком маленькими кучками лежали мокрые опилки. За прилавком, протирая стойку, стоял мужчина с пышными седоватыми усами, в берете и черной куртке угольщика. Обслужив двух молодых людей, он подошел к Леа.

– Здравствуйте, мадемуазель. Чем могу быть вам полезен?

– Я из Монткука, – сказала она, чихнув.

В его глазах промелькнуло недоверие. Однако он весело ответил:

– Я рад всем своим землякам. Вижу, что парижский воздух не для вас, вы сразу подхватили насморк. Сейчас я приготовлю вам прекрасный грог, как в прежние времена.

– Сделай-ка два, кузен, – сказала вошедшая в бистро Марта.

– Кузина Марта! Каким ветром тебя сюда занесло? Что нового произошло за вчерашний день?

– Ничего существенного, кузен Жюль. Я продрогла на этой проклятой набережной и сказала себе: почему бы нам не погреться у кузена и не выпить по капельке?

– Черт возьми, Марта! Ты, как всегда, не прочь выпить!

– В наше время женщины не должны отказывать себе в удовольствиях, когда это возможно. Не так ли, мадемуазель?

– Да, мадам.

Жюль достал из-под прилавка бутылку без этикетки, поставил на стойку три толстых стакана и до половины наполнил их ароматной жидкостью, куда украдкой бросил три кусочка сахара и дольку лимона.

– Это прекрасное средство от насморка. Эй, кузина, подай мне чайник. Осторожнее, не обожгись, – добавил он, протягивая ей тряпку.

Марта вернулась, держа чайник в вытянутой руке.

– О-хо-хо! Он же чугунный! – воскликнула она.

– Так надежней, – ответил он, наливая кипяток.

Некоторое время все молча помешивали ложечками напиток в своих стаканах.

– За ваше здоровье, дамы, – сказал хозяин бистро.

– За твое, Жюль.

– За ваше, – произнесла Леа, торопливо поставив свой стакан на стойку.

– Горячий? Но это как раз и хорошо! – с улыбкой произнес Жюль.

– Я подожду, пока он немного остынет, если вы не возражаете.

Наконец кузен удалился.

– Вы что-то узнали о Франсуа?

– Да не я, а сын. Франсуа велел ему передать, чтобы вы не наделали глупостей. Сейчас он не имеет возможности с вами встретиться. Если хотите ему что-нибудь сообщить, то я могу это сделать. Мой мальчик ждет дома, скоро он должен с ним встретиться…

«…Не наделать глупостей… Легко сказать! Ведь я же ничего не знаю… Завтра я буду нужна Саре, если только Рафаэль не выдаст нас обеих… Что мне делать?.. Что сообщить ему?» – лихарадочно соображала Леа.

– Вы можете передать ему письмо?

– Конечно.

– Правда, мне не на чем писать…

– Я попрошу у Жюля. Пейте ваш грог, а то кузен будет недоволен.

Леа послушалась. Напиток был еще очень горячим, но его уже можно было пить. Он оказался крепким и вкусным. Выпив полстакана, она почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Когда Марта вернулась с листком бумаги, конвертом, перьевой ручкой и баночкой чернил, Леа почувствовала себя намного лучше. Она открыла чернильницу и обмакнула перо.

«Дорогой друг, Камилла оказалась в такой же ситуации, как и С. Дядя Люк, которого вы знаете, советует мне вернуться. Что делать? Вернулся жених моей сестры, а Рафаэль занимается С. Могу ли я ему доверять? Поскорее дайте о себе знать, я чувствую себя совсем одинокой. Целую вас.

Леа».

Она сложила листок вдвое, сунула его в конверт и протянула Марте.

– Вы забыли его запечатать, – сказала та, проводя языком по намазанному клеем краю конверта. – Как только появится возможность, я свяжусь с вами.

– Скажите ему, что это очень важно. Я должна с ним увидеться.

– Бедное мое дитя, я сделаю все, что смогу. Доливайте свой грог и идите, пока не начался комендантский час. Вы приехали на метро?

– Да.

– Вам лучше вернуться пешком. Вы молоденькая, здоровая, дойдете меньше чем за час. Идите по улице Эпе-де-Буа: вы выйдете на улицу Монж, там повернете налево и спуститесь по ней до Сены. Ну, а уж там вы узнаете свой район. Прощайте.

– До свидания, Марта, до свидания, месье Жюль, спасибо за грог, я согрелась и чувствую себя словно на крыльях.

– Это как раз то, что надо. На здоровье!..

После дождя подморозило, но благодаря грогу Леа совершенно не чувствовала холода. Надвигалась ночь, на темных, безлюдных улицах царила зловещая тишина. Леа почти бежала.

Задыхаясь, она остановилась возле сквера Сен-Жюльен-ле-Пувр. На другом берегу Сены высилась темная громада Нотр-Дама. Постояв несколько минут на набережной, дальше Леа пошла шагом. Ей казалась невыносимой даже мысль о том, что, придя домой, она может встретиться с Отто.

На Университетскую улицу она вышла через двадцать пять минут после начала комендантского часа… К двери был привязан велосипед. Хороший знак: Рафаэль все-таки сдержал свое слово! Она открыла замок, отвязала машину и имеете с ней вошла в подъезд. Чья-то рука схватила ее за локоть. Леа едва сдержала крик.

– Это вы, мадемуазель Леа? Не бойтесь, я – друг месье Рафаэля. Он просил вам передать: не приходите завтра на кладбище.

– Вы ничего не должны мне показать?

– Ах, да, я забыл – страницу из книги. Держите, вот она.

Он зажег спичку, чтобы она могла проверить.

– Никуда не уходите из дома, это очень важно. Ждите известий о персоне, которую знаете. Вы не хотите что-нибудь передать месье Рафаэлю?

– Нет… не знаю… Все идет хорошо?

– Я не в курсе. Я делаю все это только для того, чтобы доставить удовольствие месье Рафаэлю, и еще потому, что это намного забавнее, чем сторожить кладбище.

– Как вас зовут?

– Для вас меня зовут Фиалка. Красивое имя, не правда ли? Его дал мне месье Рафаэль. Вам нравится?

– Очень, – сдерживая смех, ответила Леа.

Дома было тихо. Мадемуазель де Монплейне слушала по радио концерт классической музыки. В маленькой гостиной было тепло.

– Есть новости о Камилле?

– Нет, но мы говорили с Лаурой и Руфью по телефону. Через два дня они возвращаются в Монтийяк.

Леа пошла в свою комнату, чтобы переодеться. Вскоре она вернулась, натянув толстый белый свитер и длинную шотландскую юбку своей матери. На ногах у девушки были толстые шерстяные носки – не очень элегантно, зато тепло. Аккуратно причесанные волосы выглядели роскошно.

– Как ты прекрасна, моя дорогая! – воскликнула Лиза. – Молодость – это так здорово! Пользуйся ею, моя малышка, она так быстро кончается.

– Ты думаешь, в наше время так приятно быть молодой?

– Ты права, твоему поколению не очень повезло, – ответила тетушка, вновь принимаясь за свое вязание.

– Франсуаза уехала?

– Да, она ужинает в «Максиме», где жених должен представить ее своему начальству, – с притворным безразличием ответила Альбертина.

– Вас это не шокирует?

Лиза встала, чтобы подбросить в камин угля, поставив сестру перед необходимостью отвечать.

Когда Альбертина подняла голову, то Леа увидела, что ее добрые глаза, смягчавшие суровое выражение лица, были полны слез. Это случалось так редко, что Леа почувствовала смущение. Тетушка сняла очки и стала неловко протирать их.

– Нас это более чем шокирует. Но наш стыд – ничто по сравнению с тем несчастьем, которое ожидает твою сестру.

– Она сама этого хотела!

– Очень плохо, что ты так говоришь. Ведь это могло случиться и с тобой…

– Никогда! Никогда я не полюбила бы врага!

– Ты рассуждаешь, как романтичный ребенок. Этого, может быть, и не случилось бы, если б ваша мать была бы рядом с вами…

– Не говори о маме, прошу тебя.

– Почему? Неужели ты думаешь, что мы страдаем меньше тебя?.. Потеряв ее, твоя тетя и я словно потеряли своего ребенка. И мы непрестанно упрекаем себя за то, что не смогли уследить за Франсуазой. За то, что ускорили ход событий, – может быть, из-за нашего эгоизма. Если бы мы остались в Монтийяке…

– Это ничего бы не изменило.

– Возможно, но если бы мы остались там, все, наверное, было бы по-другому, и мы никогда не простим себе, что не смогли уберечь от ошибки ребенка нашей девочки.

Теперь по морщинистым щекам Альбертины текли тяжелые слезы.

– Тетушка, дорогая, прости меня, это из-за меня, не надо плакать! Лиза, иди, помоги мне ее успокоить.

Но Лиза, потрясенная состоянием сестры, была не в силах успокоить, кого бы то ни было. Впрочем, так же, как и Леа, которая в свою очередь разразилась слезами. Так, плачущими, и застала их Эстелла, пришедшая накрыть на стол.

– Мадемуазель!.. Боже мой, что с вами? Что происходит?

– Ничего, – хором ответили они, дружно сморкаясь.

Решив, что от нее что-то скрывают, добрая Эстелла начала с ворчанием расставлять обеденные приборы.

Скромный ужин прошел в угрюмом молчании. Радио Лондона тоже молчало. Спать Леа отправилась очень рано.

Следующий день показался Леа бесконечным. Она расхаживала от телефона к окнам, выходящим на улицу, от окон к входной двери… Ничего! Ничего, кроме тишины, нарушаемой иногда криками малыша, порученного заботам Эстеллы.

Был уже поздний вечер, когда в дверь позвонили. Леа, стоявшая как раз возле нее, от неожиданности вздрогнула.

– Кто там?

– Это Рафаэль, открывайте быстрее.

Леа открыла, дрожа от волнения.

Рафаэль был не один. Он поддерживал женщину в трауре, лицо которой было скрыто за креповой вуалью.

– Вы одна? – отрывисто бросил он.

– Да. Сегодня начало комендантского часа перенесли на более позднее время, и тетушки отправились в театр. Эстелла у малыша.

– Превосходно.

Леа взглянула на женщину.

– Сара?.. – рискнула спросить она.

– Да. Быстрее, – ответил Рафаэль. – Пройдемте в квартиру, ей может стать хуже.

– Но зачем было приводить ее сюда? Это опасно.

– Меня застали врасплох, я вам сейчас все объясню. Главное, что она жива…

Леа, светя электрическим фонариком, провела их по темному коридору и открыла дверь комнаты. С превеликой осторожностью Рафаэль уложил Сару на кровать и снял с ее лица вуаль.

– О! Нет, – простонала Леа, прижимая руку ко рту.

Лоб Сары стягивала грязная повязка, один ее глаз заплыл, пунцовые губы распухли. Но самым ужасным были гноящиеся раны на ее посеревших щеках.

– Ожоги от сигар, – бесцветно произнес Рафаэль.

Девушка подошла ближе и внимательно посмотрела на свою подругу. Не говоря ни слова, она сняла с нее шапочку, затем расстегнула пальто и стянула его с помощью Рафаэля.

– Разожгите огонь в камине и принесите из ванной радиатор. Потом вам нужно будет согреть воды на кухне.

Огонь разгорелся быстро. Скрестив руки на груди, Леа расхаживала по комнате, а Сара следила за ней единственным видящим глазом. Они до сих пор не обменялись ни единым словом. Вернулся Рафаэль с кувшином теплой воды и салфетками, которые он положил возле кровати. С большими предосторожностями они полностью раздели дрожащую всем телом Сару.

– На кухне есть теплая вода. В ванной возьмите таз и губку, – тихо сказала девушка.

Наполнив таз водой, Рафаэль поставил его перед Леа.

Губка осторожно двигалась по когда-то прекрасному, а теперь истерзанному телу, огибая ожоги на груди: слегка прикоснувшись к ране, полученной на улице Гуэнеро, прошлась по животу, бедрам и ногам. Когда они перевернули ее на живот, Сара не смогла удержать стон. Ее спина представляла собой сплошную рану. Они потратили много времени, чтобы обработать ее.

– Посмотрите в аптечке что-нибудь для перевязки, – попросила Леа Рафаэля.

Несмотря на горящий огонь и включенный радиатор, Сара продолжала дрожать от холода. Леа накрыла ее теплым пуховым одеялом.

– Вот все, что я нашел.

Йод и компресс. Ну что же, придется обойтись тем, что есть.

Выпив настой из трав и проглотив одну из болеутоляющих таблеток Лизы, Сара, одетая в длинную батистовую рубашку Альбертины и укрытая тремя одеялами, наконец, уснула.

Рафаэль и Леа тихо разговаривали, сидя на ковре перед камином и куря английские сигареты.

– Что произошло?

Прежде чем ответить, Маль глубоко затянулся.

– Как и было обещано, в обмен на второй бриллиант Мазуи освободил Сару, но в каком состоянии! Мерзавец до самого конца пытался заставить ее заговорить. Он хотел отомстить мне за свои деньги. Я разработал другой план потому, что с кладбищем все было очень сложно и опасно…

– Я не понимаю: зачем прятать Сару, по крайней мере, сейчас, если Мазуи сам освободил ее?

– Потому что ему не понадобится много времени для того, чтобы выяснить, что второй бриллиант фальшивый.

– Конечно.

– В велотакси я оставил вдовью одежду. Потом передал ее Мазуи. Помните мою квартиру на улице Риволи?

– Помню, конечно.

– Я не вернул ключи ее владельцу: его отправили на курорт в Германию, и я решил воспользоваться квартирой.

– И что же?

– Что? Когда мы приехали, возле двери стояла машина. Это был автомобиль Мазуи. Нам с Сарой удалось скрыться незамеченными. Учитывая ее состояние, не могло быть и речи о кладбище. Я не знал, куда ехать. И тогда я подумал о вас.

– Вам очень повезло. Вы могли бы столкнуться с Франсуазой или ее женихом. Что бы мы сказали этому блестящему офицеру, если бы он встретил нас с истерзанной пытками женщиной на руках?

– Я бы что-нибудь придумал. Он появится сегодня вечером?

– Не думаю. Кажется, они с сестрой и их ребенком решили устроиться в каком-нибудь большом отеле. Однако он может появиться в любой момент. Кроме того, присутствие Сары подвергает большому риску моих тетушек.

– Знаю, но что я мог поделать? Еще несколько дней Сара будет не в состоянии передвигаться…

– Несколько дней! Вы, должно быть, забыли, что Мазуи знает обо мне. Ему не понадобится много времени, чтобы разыскать, где я живу. И он придет сюда. Всех нас арестуют!

– Я думал об этом. Если он узнает ваш адрес, он так же узнает и то, что у вашей сестры бывают немецкие офицеры. Это его остановит – он очень осторожен.

– Дай Бог, чтобы вы оказались правы, потому что я не вынесу того, что вынесла Сара. Я не обладаю ее мужеством. Вы тоже. Не так ли?

– Как я вам уже говорил, люди моего типа панически боятся физической боли.

– Тихо! Я слышу голоса тетушек. Когда они зайдут в свои комнаты, вы сможете уйти.

– Но я не собираюсь уходить! Куда мне идти? Мне негде спрятаться. Позвольте мне провести ночь здесь. Завтра Фиалка принесет мне одежду, чтобы я мог переодеться.

– Как он узнал, что вы приедете сюда?

– Он должен был ждать меня перед домом на улице Риволи. Увидев, как я свернул на площадь Пирамид и поехал в направлении Понт-Рояль, он побежал за мной. На набережной я остановился, тогда он подошел. Я сказал ему, что отправляюсь на Университетскую улицу. Завтра он принесет мне одежду.

– Вы были так уверены, что останетесь здесь?

Рафаэль Маль тяжело поднялся.

– Я ни в чем не был уверен…

Впервые за весь вечер Леа внимательно посмотрела на него. Как он был ей противен!.. Болезненная полнота сковывала его движения, голова облысела, уголок рта иногда подергивался от нервного тика, а руки, все еще красивые, хоть и немного полноватые, все чаще и чаще дрожали от волнения.

Видимо, он понял ее чувства, потому что подтянул свой обрюзгший живот и сказал:

– Хорошо, я ухожу.

– Не будьте идиотом. Сегодня оставайтесь здесь, а завтра посмотрим. Не выходите из комнаты, я схожу за одеялом.

Всю ночь Леа не сомкнула глаз. Она постоянно подходила к Саре. Беспокойный сон, пылающий лоб и неразборчивое бормотание подруги вызывали у нее беспокойство. Несколько раз она порывалась разбудить Рафаэля. Но даже на полу, лежа в неудобной позе, он спал так сладко, что она не решилась это сделать.

Не выдержав, около шести часов она встала, натянула свой отвратительный халат и направилась на кухню, чтобы согреть воду. Оставалось еще немного кофе, принесенного на Новый год Фредериком Ханке. Леа решила сварить себе настоящий кофе, эгоистично рассудив, что она это заслужила. Она взяла кофемолку, засыпала туда драгоценные зерна и, зажав ее между колен, начала крутить ручку. Вдыхая приятный аромат, она мысленно перенеслась на кухню Монтийяка, вспоминая, как кухарка в обмен на свои знаменитые карамельки или не менее знаменитые пирожки с айвой просила ее «помолоть», как она говорила.

Это невинное воспоминание о счастливом времени разрушило спокойствие, которое Леа проявляла на протяжении последнего дня. Ей сдавило грудь, к горлу подступила гошнота, а лицо стало мокрым от слез. Склонившись над кофемолкой, она рыдала так, как рыдали маленькие дети над своими мертвыми матерями во время бомбардировок Орлеана. У нее болела буквально каждая клеточка тела, надломленного, измученного печалью. Леа раскачивалась взад-вперед – так тоже, горюя, часто делают дети. Звон кухонных настенных часов заставил ее вздрогнуть. Она, наконец, опомнилась.

В проеме двери возвышался темный силуэт. Леа еле сдержала крик. Кофемолка упала на пол с грохотом, оглушительно прозвучавшим в тишине спящей квартиры. Ящичек кофемолки открылся, и на пол посыпался размолотый кофе и целые зерна.

Силуэт приблизился.

– Франсуа!

Они стояли друг против друга, настороженно прислушиваясь. Все тихо, кажется, никто не проснулся.

Руки Франсуа осторожно убрали волосы, упавшие ей на лицо. Большими пальцами он ласкал ее щеки… Она закрыла глаза и понемногу начала успокаиваться.

Вошел Рафаэль Маль, завернувшийся в одеяло, лицо его было помятым, волосы взлохмачены. Оставив Леа, Франсуа мгновенно сунул руку в карман.

– Что вы здесь делаете?

Рафаэль уже собирался ответить, но Леа опередила его.

– Я приютила его на ночь, ему некуда идти.

– Думаю, что у вас не было выбора. А Сара?

– Она в моей комнате.

Франсуа восхищенно взглянул на нее.

– И давно?

– Со вчерашнего вечера. Ее привел Рафаэль.

– Спасибо, старина. Как она?

– Плохо, – ответил Рафаэль. – Нужен врач.

– Это невозможно! – воскликнула Леа. – Он нас выдаст.

– Надо рискнуть. Я пойду взгляну на нее, – сказал Франсуа. – А вы пока постарайтесь собрать немного кофе, я бы выпил чашечку.

– Минутку… Как вы вошли?

– Вы же дали мне ключ!

– Да, правда, я совсем забыла.

– Я приехал сразу, как только узнал, что нужен вам. Это, конечно же, из-за Сары?

– Да. И еще…

– Остальное расскажете потом. Я иду к Саре. Не забудьте кофе.

– Рафаэль, помогите мне собрать все это. Надо торопиться, скоро встанет Эстелла.

Несколько минут они молча собирали зерна в кофемолку.

– Надо подмести: у вас есть веник? – спросил Рафаэль.

– Кажется, там, в шкафу.

По пути Рафаэль выключил газ под закипевшей водой. Пока он искал веник, Леа ополоснула лицо и вновь принялась молоть кофе. Улыбаясь, она смотрела, как писатель наводит порядок на кухне.

– Можно подумать, что вы занимались этим всю жизнь.

– Дорогая, по сути, я – настоящая женщина, спросите у моих друзей, – начал жеманничать он.

– Перестаньте дурачиться, сейчас не время.

– Милая, шутить и смеяться уместно в любое время, тем более в наш печальный век. Поскольку ни вы, ни я не знаем, что будет завтра, и нам даже неизвестно, будем ли мы живы.

– Не смейте так говорить!

– Вы боитесь, прекрасное дитя? Однако доблестный рыцарь примчался на ваш призыв… Как вы красивы, когда так улыбаетесь. Я никогда еще не видел у вас такой нежной улыбки. Ах! Любовь… молодость… Как я вам завидую!