Текст книги "Авеню Анри-Мартен, 101"
Автор книги: Режин Дефорж
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Но что же тогда станет с Франсуазой?
Они подошли к дому на улице Сен-Жак, где находился частный ресторан Марты Андрие, и это спасло Франсуа от немедленного ответа.
Как и в прошлый раз, Леа и Франсуа был оказан теплый прием, но они обратили внимание на покрасневшие глаза хозяйки.
– Что случилось, Марта? Вы чистили лук?
– Нет, месье Франсуа, – ответила она, – это из-за Рене.
– Что с ним? Судя по его виду, у него все в порядке.
– Они хотят отправить его в Германию.
С тарелкой в руке подошел Рене.
– Успокойся, мама, посетители обращают на тебя внимание.
– Наплевать мне на то, что думают посетители! Я не хочу, чтобы ты уезжал!
Франсуа Тавернье обнял ее за плечи.
– Пойдемте на кухню. Вы мне все расскажете. Извините, Леа.
– Разрешите, мадемуазель, я провожу вас к вашему столику, – сказал Рене.
Смакуя сотерн, Леа осматривалась вокруг, пытаясь понять, кто эти люди, которые могут позволить себе роскошь обедать в подобном месте. Прилично одетые мужчины были очень молоды и очень упитанны. Женщины всем своим видом выражали удовлетворенное тщеславие. На спинках их стульев висели куртки или меховые манто. Леа подумала, что в одежде сестры она похожа на них. Это показалось ей отвратительным. Она уже готова была уйти, но в этот момент появился Франсуа. Вид у него был озабоченный…
– Что-то не так?
– Вы слышали: Рене отправляют на работы в Германию. Я посоветовал ему ехать.
– Вы говорите серьезно?
– Совершенно серьезно. Если он не явится на сборный пункт, то полицейские нагрянут сюда, и у его родителей будут неприятности.
– Но вы можете для него что-нибудь сделать?
– Я постараюсь, но это становится все сложнее. Немцы затребовали двести пятьдесят тысяч человек и, столько же им понадобится в первом квартале 43-го года.
Франсуа Тавернье быстро огляделся вокруг и продолжил немного тише:
– Поговорим о другом. Как чувствует себя Камилла?
– Хорошо. Она очень помогает мне в управлении поместьем.
– Файяр, заведующий вашим винным погребом, вернулся к своим обязанностям? Он все так же имеет виды на Монтийяк?
– Разговоров об этом больше не было, но я остерегаюсь его; мне кажется, что он следит за каждым нашим шагом. Когда я спросила, не получал ли он известий от Матиаса, он как-то странно посмотрел на меня и, что-то проворчав, отвернулся. Он не может мне простить того, что его сын уехал в Германию.
Взбитые яйца с трюфелями, которые им принесла Марта, были настоящим чудом.
В зал вошла странная пара. Среднего роста мужчина в застегнутом наперекосяк пальто с меховым воротником. Маленькие жесткие и умные глаза казались чужими на его грубоватом лице. Его спутница в роскошном манто из меха пантеры и высоком тюрбане из черного бархата выглядела очень элегантно.
Марсель и Марта заспешили к новым посетителям, оказывая им всяческое внимание. Женщина с рассеянной изысканностью поблагодарила кивком головы и небрежно сбросила свои меха. На безупречном черном платье блестело колье из нескольких ниток великолепного жемчуга. Леа не могла отвести взгляда от этого сказочного сияния.
– Леа… Леа…
– Да? – ответила она, с трудом оторвавшись от созерцания жемчуга.
– Не смотрите так на этих людей… Марта!
Хозяйка, проходившая мимо их столика, остановилась.
– Что-нибудь желаете, месье Франсуа?
– Да, поскорее счет.
– Но мы же не закончили, – воскликнула Леа.
– Что-нибудь не так, месье Франсуа?
– Нет, добрый мой друг, просто я вспомнил, что у меня назначено важное свидание… которое может оказаться полезным для вашего сына, – добавил он, понижая голос при виде ее расстроенного лица.
– Тогда… – произнесла она, устремляясь на кухню.
– Вы, наконец, объясните мне, в чем дело, Франсуа?
– Слишком поздно…
Мужчина встал со своего стула и устремился к Франсуа, протягивая ему руку.
– Ну конечно, мне сразу показалось, что это месье Тавернье. Элен оказалась права. Вижу, вы тоже знакомы с неплохими местами. Вам надо внести в свою записную книжку адрес еще одного – моего дома. Без ложной скромности должен сказать, что у меня – лучший повар в Париже. Каждый день я принимаю человек двадцать друзей и надеюсь, что вы войдете в их число. Разумеется, я буду рад видеть у себя и мадемуазель.
Он поклонился Леа, которая ответила ему простым кивком головы.
Марта положила на стол счет.
– Вы уже уходите, мой дорогой Тавернье?
– Важное свидание, – ответил Франсуа, вынимая из бумажника несколько купюр.
Мужчина порылся во внутреннем кармане пиджака.
– Вот, возьмите мою визитную карточку. Запомните адрес: улица Пресбур, 19. Мой дом посещают все, кто сегодня имеет вес в Париже… У меня собираются только сливки общества. Прежде чем уходить, поприветствуйте мою жену, иначе она вам этого не простит, а вы знаете, как Элен злопамятна.
– Дорогой мой, как вы могли подумать, что я не засвидетельствую своего почтения самой прекрасной женщине Парижа? Я следую за вами.
Франсуа Тавернье прикоснулся к руке Леа и тихо сказал:
– Подождите меня, это займет одну минуту.
Леа неохотно согласилась.
– Вот, пока будете ждать, попробуйте это, – сказала Марта, поставив перед ней тарелочку с пирожными.
А Франсуа тем временем рассыпался в любезностях перед этой женщиной… Как он был смешон со своими улыбочками и поклонами! Она не узнавала его… Всегда холодное и ироничное, выражение его лица сейчас стало чуть ли не заискивающим… Наконец-то он решился распрощаться с ними и вспомнил о ее существовании!
– Вижу, вы не теряли времени даром, – сказал он, указывая на тарелочку из-под пирожных.
– Это Марта…
– Я вас ни в чем не упрекаю.
– Этого еще не хватало! Если бы вы видели себя, когда любезничали с этой старой курицей…
– Не так громко! Вы очень несправедливы к этой даме. Пойдемте.
У входа они увидели Марту и Рене, утешающего мать.
– Рене, вы не могли бы уделить мне минутку?
– Конечно, месье Франсуа.
Они вошли в кладовую, где среди окороков, колбас, консервов и ящиков с овощами, громоздившихся до самого потолка, спал маленький мальчик, сын Рене и Жанетты.
– Вы не могли бы передать несколько слов господам в маленьком зале за столиком, который вы держите для друзей? – спросил Франсуа.
– Я посадил их там потому, что они пришли от вашего имени.
– Правильно сделали. Спросите месье Жака Мартеля. Вам ответит черноволосый мужчина с правильными чертами лица. Скажете ему, что дела плохи. Кстати, вы починили дверь на черную лестницу?
– Да, а чтобы не возникало лишних вопросов, я все сделал сам.
– Лестница была захламлена. Вы освободили проход возле подвала?
– Да, но больше ничего не тронул, даже пыль и грязь. Никто ничего не заметил.
– Превосходно. Спасибо, Рене. Впервые этот выход нам пригодится. Их четверо, не так ли?
– Да.
– Пусть выходят с интервалом в две минуты. Постарайтесь, чтобы никто из посетителей их не увидел. И еще, будьте очень осторожны в присутствии месье Мишеля и его друзей. Не дай Бог, чтобы у него хоть на мгновение возникли подозрения о происходящем здесь.
– Не волнуйтесь. Даже мои родители ничего не знают. Только Жаннета что-то чувствует!
– Ее не стоит опасаться. Однако из простой предосторожности вам лучше отправить малыша в Ло.
– Я уже думал об этом. Мы отошлем его при первой же возможности.
– А теперь скорее идите, Рене. Не забудьте: Жак Мартель. Он должен выйти вторым.
– Можно подумать, что речь идет о самом генерале де Голле.
Франсуа Тавернье ничего не ответил, но в его взгляде поомелькнуло что-то заговорщически веселое…
Первым кладовую покинул Рене. Погладив по голове спящего ребенка, своего крестника, за ним вышел и Франсуа.
Расположившись на кухне, Марта и Леа подбадривали друг друга, поглощая сахар, который макали в сливовую водку. Судя по их блестящим глазам, они уже немало израсходовали и того и другого.
Тавернье остановился на пороге.
Леа оживленно рассказывала Марте о бесстыдных взглядах, которые Элен бросала на Франсуа.
Он подошел к ней, взял за руку и, не обращая внимания на протесты, вытащил в прихожую, а затем на лестницу.
– Оставьте меня, я хочу объясниться с этой стервой! Вы заметили, с какой наглостью она на вас глазела? А ведь прекрасно знала, что вы не один! Какое бесстыдство!..
Ему едва удалось дотащить ее до первого этажа. Франсуа с трудом сохранял серьезность при виде Леа, настолько она, в надетой набекрень шапочке, была очаровательна в своем гневе.
– Да вы устраиваете мне сцену, честное слово! Вы ревнуете?
– Ревную?! Я?! Да кого же? Кого?
– Мне кажется, меня.
– Вас!.. Вы сошли с ума! Вас!.. Это смешно! Вы принимаете желаемое за действительное… Путаете меня со своими женщинами. Ревную!.. Я!.. Вы меня рассмешили…
Внезапно он прижал ее к себе.
– Замолчи, ты наговоришь глупостей… слишком много слов. Какое мне дело, ревнуешь ты меня или нет. По правде говоря, лучше бы не ревновала.
Леа упрямо переминалась с ноги на ногу, но не пыталась вырваться из его объятий. Глядя ему в глаза, она провела языком по пересохшим губам. Это невинное движение послужило для них как бы сигналом. Почувствовав прилив желания, Франсуа обхватил ее за талию, а Леа обвила его шею руками.
Их губы слились в поцелуе с такой жаждой, которая рождается либо от большой любви, либо от длительного воздержания. К Леа относилось скорее последнее. После похорон отца к ней не притрагивался ни один мужчина, за исключением Франсуа.
Повиснув на нем, она прерывисто дышала, перемежая свои поцелуи с короткими вскриками. Будь сейчас ночь, Франсуа Тавернье овладел бы Леа прямо у грязной стены в грязном подъезде, дверь которого была, к счастью, закрыта. Однако в любой момент кто-нибудь мог войти с улицы или же спуститься сверху, из частного ресторана.
Не без труда он освободился из объятий девушки.
– Послушайте, давайте уйдем отсюда. Поедем ко мне.
– Нет… Сейчас…
Голоса, послышавшиеся с лестницы, вернули Леа к действительности. Перестав сопротивляться, она позволила ему увлечь себя на улицу.
Леа проснулась и, что-то промурлыкав, сладко потянулась. Несмотря на головную боль, особенно в висках, чувствовала она себя прекрасно. Сев на постели, она огляделась и натянула на обнаженные плечи вигоневое покрывало, лежавшее на огромной кровати среди смятых простыней. Глядя на этот беспорядок, она улыбнулась. Забавное место! Здесь было что-то от чердака, пещеры или юрты кочевника. Толстые полотнища темно-красного бархата, прикрепленные к балкам потолка, свисали по обе стороны самой широкой, какую когда-либо видела Леа, кровати. Напротив этого сибаритского ложа горел в просторном камине яркий огонь. Перед очагом – очень красивый ковер, на котором были разбросаны подушки и одежда. Языки огня отбрасывали на балки подвижные тени. За пределами этого светлого пятна все терялось во мраке.
– Я как будто подвешена во времени и пространстве, – вслух произнесла она.
Звук собственного голоса, прозвучавший в тишине комнаты, нарушаемой только потрескиванием огня, удивил Леа и вернул ее к реальности.
«Вот он какой, грех», – подумала она. Эта мысль ее рассмешила, поскольку ее понятие о грехе было одним из самых нестойких, и это с самого детства, несмотря на Катехизис, который мать заставляла ее перечитывать каждый день, и на проповеди дяди Адриана, которые она слушала в соборе Бордо.
– Как же вы сейчас красивы, – произнес голос из темноты.
– Франсуа, где вы прячетесь? Я вас не вижу.
Зажглась лампа под зеленым абажуром из матового стекла. Позади нее за большим столом, заваленным книгами и бумагами, сидел Франсуа Тавернье. Он встал и подошел к кровати. На нем был длинный, украшенный вышивкой, халат, делавший молодого человека похожим на монгола и подчеркивавший резкость черт его лица.
– Что это вы так вырядились?
– Ах! Леа… я думал соблазнить вас этим декадентским нарядом. Увы, мне это не удалось.
– Откуда он у вас? Очень красивый.
– Несколько лет назад я привез его из Кабула. Это подарок афганского принца – церемониальное платье, которое раньше носили министры. В Афганистане суровый климат, и поэтому платье очень теплое. С начала войны зимой я ношу дома только его.
– Так это от холода вы развесили все эти полотнища вокруг кровати?
– Да, но как только работа была закончена, я понял, что воссоздал в большом масштабе любимую обстановку своего детства: стол в столовой моих бабушки и дедушки, казавшийся мне тогда огромным, и свисающую до пола красную скатерть, под которой я любил играть, представляя себя бедуином, ханом, пиратом или работорговцем.
Леа посмотрела на него с таким удивлением, что он расхохотался.
– Но я же был мальчишкой, как и все остальные.
– Да, конечно, – сказала она, тоже засмеявшись. – Но мне очень трудно представить вас ребенком.
– Это еще одна вещь, которая нас различает; мне совсем нетрудно видеть в вас маленькую девочку, какой вы были совсем недавно, а в некоторых случаях остаетесь и до сих пор.
Он сел на кровать, глядя на девушку с трогательной нежностью. Она непроизвольно прильнула к своему возлюбленному и потерлась носом о его шею.
– Мне нравится ваш запах.
Он нежно обнял ее, наслаждаясь ее первым ласковым словом, имевшим для него такое же значение, как и признание в любви. В устах чувственной женщины слова «я люблю ваш запах» казались ему словами «я люблю вас», произнесенными влюбленной женщиной. У него не возникло даже желания подшутить над ней. Прекрасно понимая хрупкость этого момента и зная непостоянство Леа, он наслаждался этим мгновением счастья и не смел заговорить из страха разрушить объединившее их очарование.
Зазвонил телефон.
Леа вздрогнула и, выпрямившись, воскликнула:
– Боже мой, уже ночь!.. Тетушки будут волноваться.
– Нет, я предупредил их, что вы со мной.
– А, хорошо, – она встала, не обращая внимания на свою наготу. – Вы поднимете трубку?
– Нет, сегодня меня ни для кого нет.
– Это может быть важно. Прошу вас, подойдите к телефону.
Услышав в голосе Леа тревогу, он послушался, но когда взял трубку, не услышал ничего, кроме тишины.
– Как вы побледнели! Не стоит так волноваться, Леа.
– Да, вы правы, я совсем глупая.
– Я наполню ванну, это поможет вам успокоиться.
– Ванну?
– Да, в наше время это большая редкость, когда друзьям можно предложить принять ванну. Но не думайте, что я имею эту возможность всегда. Мне кажется, что в резервуаре есть теплая вода. Держите, а то простудитесь.
Леа взяла у него кашемировую шаль.
– Устраивайтесь у огня, а я пушу воду и включу радиатор.
Когда он вернулся, Леа сидела, обхватив руками колени.
Франсуа сел напротив, облокотившись на одну из стоек камина.
– У вас не найдется сигареты?
Он порылся в кармане халата и вытащил очень красивую пачку.
– Английские. Подойдут?
Не ответив, Леа взяла сигарету и прикурила от горящей веточки, которую он достал щипцами из камина.
– Спасибо, – с закрытыми глазами произнесла она, вдохнув дым.
Он тоже взял сигарету. Несколько минут они молча курили.
– Кто тот человек, что подходил к вам у Марты?
Прежде чем ответить, Франсуа долго молчал.
– Это опасный подлец.
– Однако мне кажется, что вы с ним в превосходных отношениях.
– С виду это действительно так. Я не могу поступать иначе. Мне необходимо общаться с такими, как он.
– Не понимаю.
– Тем лучше для вас. Но я могу рассказать вам о нем. Его зовут Мендель Школьникофф, или Сокольников, он еврей, русский эмигрант из рижской семьи торговцев тканями. Поставщик царской, а затем и революционной армии, он вместе с семьей уехал в Германию, а оттуда, стремясь избежать участи, которую нацисты уготовили евреям, – в Голландию. Затем он оказался в Брюсселе, где попал под суд за злостное банкротство. Я опускаю детали. Проведя некоторое время в заключении, он получил разрешение поселиться во Франции. После развода с женой, в 1934 году, вместе с братом он создал на улице Абукир компанию по закупке и продаже тканей. Дела шли не очень хорошо, и на него завели дело о мошенничестве. Когда началась война, в кругу коммерсантов, занимающихся темными делишками, он был известен под именем Мишель. В сороковом, озабоченный развитием событий, учитывая свою национальность и российское происхождение, он взял в компаньоны инспектора полиции, которому было поручено следить за ним, и завязал контакты с немецкими властями с тем, чтобы начать с ними торговлю. С ноября дела у него пошли на лад, и очень скоро он стал преуспевать. Его новые клиенты были им очень довольны…
– Это настоящее досье, честное слово!
– Если вам скучно, то…
– Нет, нет, продолжайте, это очень поучительно.
– Благодаря своим новым связям ему удалось ускользнуть от контроля таможенных служб и французской полиции, но в мае 1941 года – жестокий удар. Его компанию классифицировали как еврейское предприятие. Он предпочел ее ликвидировать, что, однако, не помешало ему продолжать свои спекуляции… Пойдемте, ваша ванна, должно быть, уже готова.
Леа встала и пошла за ним в ванную комнату.
Сбросив шаль, она погрузилась в почти горячую воду.
– Ах, как хорошо…
Франсуа сел на край ванны и, не отрывая от Леа глаз, продолжил свой рассказ.
– В то же время он завел знакомство с другим поставщиком – из немецкой закупочной конторы. Эта женщина – немка, Эльфрида, или Элен, теперь жена еврейского коммерсанта. Плодом их встречи стало грандиозное предприятие, основанное на мошенничестве и спекуляции всем, чем можно. Они скупают все, что продается: картошку, ткани, лекарства, книги, меха, короче, все, что им предлагают, а затем перепродают это оккупантам и тем, кто может хорошо заплатить. Так они стали основными поставщиками «Кригсмарин». В один прекрасный момент в Париж приехал гауптштурмфюрер СС Франц Энжелике из центральной службы администрации СС. Это дало парочке возможность начать проворачивать колоссальные дела. Вновь прибывший устроил на улице генерала Аппера и авеню Марсо. Наконец у СС появилось свое закупочное бюро и, как следствие, возможность принимать участие в разграблении французских богатств. Школьникофф попросил у Отто – человека, о котором я вам как-нибудь еще расскажу, представить его Энжелике. После нескольких совместных дел, нескольких ужинов между ними завязалась тесная дружба, их жены, обе немки, тоже стали неразлучными подругами. Таким образом, Школьникофф стал официальным поставщиком СС. Вот что это за человек. Интересно?..
Глаза Леа были закрыты. Франсуа показалось, что она спит. Залюбовавшись ею, он протянул руку, чтобы поправить прядь волос, упавшую девушке на лоб. Она открыла глаза.
– Не смотрите на меня так. Вымойте меня. Помните, как в Орлеане вы мыли меня во время бомбежки?
– Замолчите.
– Почему? Я часто вспоминала об этом. Вначале я была в бешенстве…
– А сейчас?
– По-разному. У вас есть мыло?
– Я готов пожертвовать вам свое последнее душистое мыло от Герлана.
Он вынул из шкафа драгоценное мыло и развернул упаковку.
– Дайте мне понюхать. Хм… как хорошо пахнет… Что это? Судя по запаху, это совсем не мужское мыло.
– Действительно, это «Шалимар».
Франсуа намылил толстую губку и провел ею по великолепным плечам Леа.
– Это, конечно же, мыло одной из ваших подружек, – сказала она резче, чем ей самой хотелось.
– Бог мой! Какая же вы ревнивая! Сочувствую мужчине, который станет вашим мужем.
– Не беспокойтесь, это будете не вы.
– Моя дорогая, но вы же не можете знать…
– Это меня очень удивило бы, – я не настолько в вас влюблена.
Глупо, но эта маленькая девчонка могла причинить ему боль.
– Ой, остооожно. вы поцарапаете мне кожу…
– Извините, я задумался о другом.
– Прекрасно!.. Я здесь, в ваших объятиях, а вы думаете о чем-то другом.
Обидевшись, она повернулась к нему спиной и погрузилась в воду.
Не боясь намокнуть, он схватил ее, вытащил из воды, вынес из ванной и резко бросил на подушки перед огнем.
– Вы сошли с ума… я простужусь… дайте мне полотенце…
Оставив ее просьбу без ответа, он одним движением сбросил тяжелый халат. Обнаженный, он стоял над ней в полный рост. Леа не могла сдержать сладострастную дрожь. Он был похожна разбойника, которого в детстве онамечтала встретить на извилинах лесных тропинок Ланд.
Она закрыла рукой ложбину между своими бедрами. Франсуа упал на колени перед этой маленькой и судорожно сжавшейся ручкой и, нежно расцепив ее пальцы, приник губами к тому месту, которое они закрывали. Почувствовав прикосновение его языка, она выгнулась дугой. Внезапно накатившая волна наслаждения заставила ее вскрикнуть и вцепиться в волосы своего возлюбленного. Он на секунду поднял голову. Потом он накрыл Леа своим телом и нежно проник в нее.
Их разбудил холод. Они поспешили укрыться под вигоневым покрывалом и вновь уснули уже до утра.