Текст книги "Голубой велосипед"
Автор книги: Режин Дефорж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
– Без этого перемирия сотни тысяч людей погибли бы, как и наша мама, под бомбами.
Упомянув о маме, Лаура опять разрыдалась. Леа прижала ее голову к своему плечу.
– Может, ты и права. Сама не знаю, как бы поступила мама при таких обстоятельствах.
В подавленном настроении, опустив головы, сидели они на ограде.
– Лаура, неужели тебя ничуть не задевает то, что Франсуаза хочет выйти замуж за немца?
– Чуточку, – призналась та. – Но раз уж они влюблены друг в друга.
– Тогда им надо дождаться окончания войны.
– Невозможно.
– Почему же невозможно?
– Потому что Франсуаза ждет ребенка!
– Ох, нет!
– Да!
Леа вскочила. Вдали над горизонтом поднималась черная стена Ланд. Над Гаронной курился тянувшийся к Лангону и родникам Малля туман.
Она пробормотала:
– Бедная Франсуаза!
Лаура ее услышала.
– Помоги ей, Леа. Поговори с папой. Он к тебе прислушается.
– Не думаю. Теперь он так далек от нас.
– Попробуй, прошу тебя. Попробуй.
– Еще будь Франсуаза здесь, я могла бы с ней потолковать, узнать, чего именно она хочет.
– Поговори с папой. Надо, чтобы он дал свое разрешение. Иначе Франсуаза убьет себя.
– Не говори глупостей.
– Это не глупости. Клянусь тебе, она в полном отчаянии.
– Обещаю тебе, сделаю все, что смогу. А теперь оставь меня, мне надо подумать. И пришли сюда Камиллу.
– Иду.
Чуть поколебавшись, Лаура поцеловала сестру в щеку.
– Спасибо, Леа.
Чуть погодя к Леа подошла Камилла, и Леа ей вкратце все рассказала.
– Я чувствую себя виноватой. Мы ничего не предприняли.
– Что могли бы мы сделать?
– Окружить ее большей любовью, вызвать на откровенность.
– Не думаю. Это ничего бы не изменило. Завтра отправляюсь в Лангон на рынок. По дороге домой заскочу в госпиталь и в зависимости от того, что она мне скажет, поговорю с отцом. Сегодня вечером я слишком устала. Спокойной ночи, Камилла.
– Спокойной ночи, Леа.
– Держите, мадемуазель Леа. Наверное, я еще услышу от вас об этих грибочках и утиных консервах, – возвращая Леа корзинку, сказал папаша Кордо.
– Спасибо огромное! Больше всего обрадуется папа, он любит вкусно поесть.
– Передайте ему мой привет. Был бы рад его как-нибудь повидать.
– Скажу ему. Еще раз спасибо. До свидания, месье Кордо.
Неся большую корзину, прикрытую тряпицей в красную полоску, Леа вышла из ресторана. Рядом с ее прислоненным к стене велосипедом стоял немецкий солдат.
– Остерегайтесь, мадемуазель, оставлять без присмотра такой красивый велосипед. Много воров.
– Спасибо. Руки ее дрожали, когда она с помощью услужливого солдата закрепляла корзинку на багажной решетке.
Усевшись на велосипед, она покатила к госпиталю.
Его двор был заставлен машинами скорой помощи и военными автомобилями. В секретариате она поинтересовалась, где может поговорить с сестрой. Ей сказали, что та в здании в глубине территории, в отделении скорой помощи. Леа вновь взобралась на велосипед. Первым, кого она встретила, был капитан Крамер, который сухо ей поклонился.
– Здравствуйте, мадемуазель Леа. Счастлив встрече с вами и возможности попрощаться.
– Попрощаться?
– Да, мне надлежит срочно выехать в Париж, где я и останусь. Уезжаю я через час. Мой вестовой занимается багажом. Прошу вас, передайте мое почтение мадам д'Аржила: это замечательная женщина. Мне бы не хотелось, чтобы любовь к отечеству толкнула ее на неосторожные поступки. Скажите вашему отцу, что для меня было честью познакомиться с ним, и я надеюсь, что он откажется от своих предубеждений. Мой поклон очаровательной Лауре, преданной Руфи и вашей тетушке.
– Вы никого не забыли?
– С Франсуазой я только что попрощался. Ей потребуется вся ваша любовь. Могу ли я рассчитывать на вас?
И он тоже! У этих мужчин просто мания доверять ей своих жен или любовниц!
– Сделаю все, что смогу. Не от меня одной это зависит.
– Благодарю вас. У Франсуазы нет вашей силы. Она – натура нежная, уступчивая. Не осуждайте ее. Мне бы хотелось познакомиться с вами ближе, но вы постоянно отвергали любой контакт. На вашем месте я поступал бы так же. Хочу все же, чтобы вы знали: я люблю Францию, которую продолжаю считать великой страной, наравне с Германией. Наступит день, когда эти две прекрасные нации сольются и принесут мир человечеству. Ради одного этого мы должны бы объединиться.
Леа слушала в полуха. Самое скверное – он был искренен.
– Вы не верите?
– Может, и поверила бы, если бы вы не оккупировали мою страну и не преследовали тех, кто думает иначе, чем вы, капитан Крамер.
С корзинкой в руке Леа вошла в комнату отдыха медсестер. Все они сгрудились в глубине помещения. Леа подошла ближе.
За столом, опустив голову на руки, рыдала в окружении медперсонала Франсуаза.
– Что вам угодно? – спросила старшая медсестра.
– Мне бы надо поговорить с сестрой, Франсуазой Дельмас.
– Вот она. Если вам удастся ее успокоить, мы все будем вам признательны.
– Не могли бы мы остаться одни?
– Конечно. Девушки, пора вернуться к делам. Мадемуазель Дельмас займется своей сестрой.
После того, как все вышли, Леа села рядом с Франсуазой. Та не шелохнулась.
– Пошли, Франсуаза. Поедем домой.
Она сказала именно то, что следовало. Плечи несчастной влюбленной девушки перестали трястись. Ее рука робко протянулась к руке Леа и сжала ее.
– Не могу. Что скажет папа?
Этот голос растерянного ребенка взволновал Леа сильнее, чем она могла предположить.
– Не тревожься. Я им займусь. Пошли.
Она помогла сестре подняться.
– Мне надо переодеться.
– Где твоя одежда?
– Там, в шкафу.
Леа подошла к шкафу и взяла платье своей сестры из цветастой вискозы, ее сумочку и башмаки на утолщенной подошве. Франсуаза заканчивала одеваться, когда вошла старшая медсестра.
– Отдохните, мое дитя. На завтра я вас отпускаю.
– Спасибо, мадам.
Три километра от Лангона до Монтийяка сестры проделали, не обмолвившись ни словом. Как и накануне, Леа на подъеме сошла с велосипеда, в то время как Франсуаза продолжала играючи крутить педали. "Она могла бы меня подождать", – подумала Леа.
На кухне Камилла и Руфь заканчивали готовить ужин.
– Вы не видели Франсуазу?
– Она сказала, что отправляется спать, – ответила Руфь, перемешивая картошку на сковороде.
– Посмотрите-ка, что я привезла к вашей картошке.
– Тушеное мясо! – хором воскликнули обе женщины.
– Подарок папаши Кордо.
Руфь переспросила:
– Папаши Кордо? Такая щедрость не в его духе.
– Давайте попируем. Папа будет особенно доволен.
– Чем я буду особенно доволен, доченька? – входя на кухню, спросил Пьер Дельмас.
Увидев отца, Леа содрогнулась. Обычно такой подтянутый, он был не брит, в засаленной измятой рубашке, торчавшей из запыленных, в пятнах брюк. Как он изменился со вчерашнего дня! У него и взгляд стал другим. Отчаявшимся, но ясным.
"Он понял, что мама умерла", – подумала Леа.
Она с трудом сдержала желание обнять его, утешить, сказать ему, что это неправда, что Изабелла с минуты на минуту войдет с корзинкой срезанных цветов в руке, в своей соломенной широкополой шляпе, защищавшей ее от солнца. Воспоминания нахлынули на нее с такой силой, что Леа отвернулась к двери. И только тогда сама осознала, что в глубине души, и она не верила в эту смерть и лишь теперь, когда отец, наконец, примирился с правдой, навсегда оказалась оторванной от своей матери.
Банка с утятиной выскользнула у нее из рук и разбилась на каменных плитах пола со стуком, заставившим ее вздрогнуть.
– Какая же ты неловкая, – произнес Пьер Дельмас, нагибаясь, чтобы подобрать осколки стекла.
– Оставьте, месье. Я сама соберу, – сказала Руфь.
По щекам Леа бежали слезы, которых она не могла сдержать. Отец их заметил.
– Не расстраивайся. Мясо отмоем, следов не останется. Ну, иди, вытри личико.
Снова стать маленькой, устроиться у него на коленях, закрыться полой пиджака, высморкаться в отцовскии платок, почувствовать, как кольцом сжимаются вокруг нее его сильные большие руки, и вдыхать привычный запах табака, винных погребов, кожи и лошадей, к которому иногда примешивался запах духов матери.
– Папа…
– Все позади, моя малышка. Теперь я с вами.
И правда, он, наконец, вернулся к жизни. Надолго ли и на какие страдания?
Все отдали должное тушеному мясу, из которого Руфью были тщательно удалены осколки стекла, все, кроме Франсуазы, так и не вышедшей из своей комнаты.
Перед ужином Пьер Дельмас побрился и переоделся. За едой семья могла убедиться, что он снова стал самим собой.
25
Через несколько дней, во время одной из послеобеденных прогулок по виноградникам, Леа, выполняя данное обещание, попыталась поговорить с отцом. С первых же слов тот ее остановил:
– Ничего не хочу слышать об этом противоестественном браке. Ты слишком легко забываешь, что немцы – враги, оккупировавшие нашу страну, а капитан Крамер преступил основные законы гостеприимства.
– Папочка, они же любят друг друга.
– Если это правда, подождут до окончания войны. Пока же я отказываюсь дать согласие на союз, который твоя мать осудила бы.
– У Франсуазы будет…
– Ни слова больше, от этого разговора я становлюсь больным. А я и так измотан.
Он присел на межевой столбик.
– Тебе действительно необходимо ехать завтра в Бордо?
– Непременно. Вместе с Люком мне надо разобраться, как я мог бы забрать назад обещание продажи, которое я подписал Файяру.
– Обещание продажи?… Ох, папа, как же ты мог так поступить?
– Сам не знаю. После кончины твоей несчастной матери он преследовал меня, требуя все больше денег на приобретение нового оборудования. В конце концов, зная наши трудности, он предложил выкупить поместье. Когда он впервые со мной об этом заговорил, ко мне вернулась ясность мысли, и я его предупредил, что выгоню, если он снова об этом заговорит.
– Почему же ты мне ничего не сказал?
– Ты же сама видела, бедненькая моя, что разум иногда меня оставлял. Изабеллы со мной больше не было, а тебя я воображал все еще ребенком.
– Папа, если Монтийяк еще и существует, то только благодаря мне. Я вынесла на своих плечах этот клочок земли и его обитателей, я наблюдала за Файяром и работниками, я накормила всех овощами с собственного огорода, который сама возделывала, я поставила Файяра на место. А теперь, теперь ты мне говоришь…
Леа не могла продолжать. Пьер Дельмас нежно расцеловал руки дочери.
– Все это я знаю. Руфь и Камилла рассказали мне о твоем мужестве. Вот почему я должен добиться, чтобы обещание продажи было аннулировано. А для этого мне нужен совет адвоката.
– Не доверяй дяде Люку, он коллаборационист.
– Не могу в это поверить. Он всегда был убежденным сторонником Морраса, яростным антисемитом и антикоммунистом, горячим поклонником правого движения. Но от этого до сотрудничества с немцами?!
– Будь здесь дядя Адриан, он бы тебе доказал.
– Люк и Адриан всегда не переносили друг друга. Еще детьми они принадлежали к противоположным лагерям. Оба были добрыми христианами, но прощения обид не признавали. После того, как Адриан принял постриг, их отношения несколько смягчились, но Люк, тем не менее, говорил, что, вот, волка впустили в овчарню. Успехи твоего дяди в качестве проповедника льстили тщеславию и снобизму Люка, однако война в Испании и помощь, которую Адриан оказывал испанским республиканцам, его выступления с кафедры в соборе в Бордо, где он обличал позицию церкви и правительства, оживили смахивавшую на ненависть антипатию. Камилла мне говорила, что Адриан связан с Лондоном и укрывается в свободной зоне. Люку это никак не могло понравиться.
– Мне он сказал, что, знай он, где находится Адриан, он выдал бы его.
– Никогда в это не поверю. Он это сказал в запальчивости. У Люка есть свои недостатки, но он не Иуда.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказался прав!
– Надеюсь услышать новости об Адриане. Я написал его настоятелю, чтобы предупредить о своем визите. У меня также назначена встреча с нотариусом.
– Я поеду с тобой. Мне так будет спокойнее.
– Как тебе угодно, моя дорогая. А теперь оставь меня, мне надо побыть одному.
Поцеловав отца в щеку, Леа ушла.
По дороге к розовому в закатных лучах солнца дому она, чтобы не думать о завтрашнем дне, повторяла про себя: нужно, чтобы прошел дождь, а то земля иссохла, начинают желтеть листья. Не останавливаясь, она наклонилась и подняла кусочек высохшей земли. "Завтра скажу Файяру, чтобы прополол этот заросший вьюнком участок". Обогнув рощицу, она вышла к террасе. При определенном освещении долина внизу обретала яркую контрастность цветов, делавшую ее красоту еще более выразительной и неизменно вызывавшую у Леа чувство восторга. В тени грабов ес поджидала Франсуаза, сидевшая, поджав ноги, прямо на траве. Леа села рядом с сестрой. Та подняла голову. Выглядела она грустной.
– Ты поговорила с папой?
– Пыталась. Он отказался меня выслушать. Обещаю тебе, я от него не отстану.
– Он тебя все равно слушать не станет. Что же будет со мной?
– Ты могла бы…
Перекладывая из руки в руку комок земли, Леа колебалась.
– Ты могла бы съездить в Кадийяк к доктору Жирару. Говорят…
– Какой ужас! Как только ты осмеливаешься мне предлагать такое? И Отто и я, мы оба хотим иметь ребенка. Уж лучше умереть!
– Тогда перестань стенать и сама расскажи отцу, что беременна.
– Нет, этого я никогда не смогу ему сказать. Уеду к Отто. Может, хотя бы тогда отец уступит.
– Не делай так, для него это будет страшным ударом. Вспомни, что он пережил после смерти мамы.
– А я? Догадываешься ли ты, как я страдаю?
– Извини, но у меня нет ни малейшего настроения, тебя жалеть. У меня вызывает отвращение то, что ты натворила.
– А ты сама с Матиасом и… наверняка с другими?
Леа возразила:
– Мои не были немцами.
– Это отговорка. Разве я виновата, что наши страны воюют между собой?
– Отто поступил плохо.
– Ведь он же меня любит!
Леа пожала плечами. Франсуаза заговорила снова:
– Я знаю массу девчонок, у которых ухажеры – немцы. Наша кузина Коринна помолвлена с подполковником Штрукелем. Дядя Люк изрядно колебался прежде, чем дать свое согласие, однако, когда из Германии специально для того, чтобы попросить руки его дочери, приехал отец подполковника, сам высокопоставленный, близкий к Гитлеру нацистский деятель, это так ему польстило, что он уступил. К тому же семья жениха очень богатая и знатная. Налицо все, что только может понравиться нашему дяде! Коринне повезло. Если бы мама была жива, я смогла бы с ней поговорить, она поняла бы меня и помогла.
– Ты могла бы довериться Руфи.
– Не осмелилась.
– И поэтому доверилась Лауре? Девчонке? Ты не подумала, что своими откровениями можешь ей всю душу перевернуть?
– Нет. У нее нет предубеждений против немцев, а мне становится легче, когда я поговорю с кем-то, кто не настроен враждебно.
Опустив головы, они долго сидели молча.
– Франсуаза, мне бы очень хотелось тебе помочь…
– Знаю, Леа, и благодарна тебе. Теперь, когда ты все знаешь, я не чувствую себя такой удрученной. Хотя мы решительно на все смотрим по-разному, я уверена, что могу тебе доверять, – целуя сестру, сказала Франсуаза.
– Завтра поеду с папой в Бордо; он хочет повидать дядю Люка. Может быть, известие о предстоящем браке Коринны заставит его переменить мнение. Обещаю тебе, что снова попытаюсь с ним поговорить. Но и ты обещай мне не совершать ничего, что могло бы причинить ему страдание.
– Обещаю, – вытирая руки о платье, ответила Франсуаза.
Леа вернулась в Монтийяк со сломленным человеком. По утверждению Люка Дельмаса, аннулировать обещание продажи будет невозможно, потому что пришлось бы выплатить крупное возмещение, а денег у Пьера Дельмаса не осталось. Нотариус не скрывал своего пессимизма относительно земель на Мартинике и возможности их продажи в случае необходимости.
Было мукой и посещение монастыря доминиканцев на улице Сен-Женес. Настоятель признался, что считает Адриана террористом, предателем и вероотступником. Он счел своим долгом предупредить центр Ордена в Париже и выразить пожелание, чтобы тот известил Рим о деяниях заблудшего брата. Нет, он не знал, где тот находится, и не стремился это узнать. Своим поведением Адриан противопоставил себя католическому братству, он недостоин принадлежать к Ордену Святого Доминика. Теперь он просто расстрига… Каждый день он молится за него, умоляя Господа наставить эту заблудшую овцу на путь истинный. Леа тошнило, когда она покидала богоугодное заведение. После этого визита известие о предстоящей свадьбе Коринны было встречено Пьером Дельмасом с презрительным равнодушием, которое не поколебали и слова Люка:
– Тебе бы следовало согласиться на брак Франсуазы с капитаном Крамером. Он из такой же прекрасной семьи, как и мой будущий зять.
Пьер Дельмас встал и коротко бросил:
– Не будем об этом говорить. Прощай.
Сколько раз прошагала Франсуаза ту сотню метров, что отделяла дом от дороги, сторожа возвращение сестры и отца? Десять, двадцать раз? Давно миновало время прибытия последнего поезда из Бордо. Уже давно двуколка папаши Шамба, служившая такси между Лангоном и Верделе, должна была остановиться на верху склона, у въезда в поместье. А что если они решили переночевать в Бордо? Ей не выдержать еще одной бессонной ночи в полной неопределенности. Со времени отъезда Отто она еще никогда так не страдала из-за его отсутствия. Сколько всего пришлось ей выдержать ради своей любви: презрение подруг по госпиталю, то же самое – со стороны отца и Леа, жалость Камиллы, насмешливый взгляд Файяра, стыд тайных встреч, страх быть неожиданно раскрытой. Все это было слишком мучительно. Пока он был рядом, она чувствовала себя способной на самый смелый поступок. Без него же была всего лишь робкой несчастной девочкой.
Стук колес двуколки заставил ее вздрогнуть. Словно нашаливший ребенок, спряталась она за одним из громадных платанов идущей к дому аллеи. При виде отца, которому Лea помогала сойти с двуколки, заметив, как он идет, медленно, тяжело и одновременно неуверенно ступая, опустив голову, Франсуаза поняла, что для нее все потеряно. Прижавшись лбом к коре дерева, она заметила хлопотливое движение пары муравьев, и ей припомнилось, как совсем маленькой девочкой пряталась она за тем же самым деревом, ожидая появления отца, возвращавшегося с работы или после прогулки. Он говорил:
– Здесь пахнет свежей человечиной. Мне кажется, неподалеку скрывается маленькая девочка. Сейчас разыщу ее и съем.
– Нет, папочка! Нет, папочка! – кричала она, выбегая из своего укрытия и бросаясь в протянутые к ней руки.
Со всем этим покончено… Завтра, самое позднее послезавтра, она уедет.
На следующий день Леа отправилась в Кодро за письмами. На почте ее ожидало письмо с требованием немедленно приехать в Ла-Реоль к чете Дебре. Она застала их встревоженными, в лихорадочном возбуждении.
– Не могли бы вы сегодня вечером или завтра съездить в Бордо? – спросила мадам Дебре.
– Не знаю. Я была там со своим отцом вчера. Требуется найти повод.
– Подыщите что-нибудь. Речь идет о жизни многих членов организации. Вам надо будет зайти в страховую контору месье Андре Гран-Клемана в дом № 34 по Верденскому проезду. Ему следует сказать, что полученный им от Леона паштет невысокого качества. Он вам ответит, что ему это известно: он сам и его жена отравились. Тогда скажите, что вы пришли из-за страховки, которую хотел бы оформить ваш отец. Он проведет вас в свой кабинет, где вы передадите ему необходимые бумаги. Это фальшивые страховые полисы, среди которых он найдет наше сообщение. Через какое-то время скажите, что чувствуете себя не очень хорошо и вам нужно выйти на свежий воздух. Он вас проводит. На улице вы ему сообщите, что на его след напал комиссар Пуансо, и если он еше не арестован, то лишь по совету лейтенанта СС Дозе, который, видимо, заслал в организацию своих людей и ждет полной информации, чтобы нанести сокрушительный удар. Пусть без промедления предупредит некоторых лиц, чтобы те могли скрыться. Вам понятно?
Леа повторила инструкцию.
– Прекрасно. Чем скорее вы побываете в Бордо, тем лучше.
– Попытаюсь успеть на шестичасовой поезд. А не этот ли Дозе допрашивал Камиллу?
– Он самый хитрый и опасный человек с нюхом полицейской ищейки, никогда не теряющей след. Вполне вероятно, что кто-то продолжает для него следить за Камиллой. Со своей стороны, всегда будьте начеку… Между прочим, безопасности ради, один из наших друзей переведет вас через демаркационную линию в лесу около Фонделу.
– В Сен-Пьере немцы меня знают. Не заподозрят ли они неладное, не увидев, как я возвращаюсь?
– Если при возвращении вас начнут расспрашивать, вы всегда можете сказать, что переходили демаркационную линию в Сен-Лоран-дю-Буа, куда ходили проведать приятельницу. Я же сделаю так, чтобы в Сен-Лоране о вас помнили.
– Тогда все пройдет нормально.
– Может, я и обманывалась на ваш счет, малышка, – произнесла с доброй улыбкой мадам Дебре, обняв Леа.
– Может быть, мадам. Но разве это так важно?
– Для меня, да. Вчера мы получили известие о вашем дяде. Он просит вас сообщить его сестре Бернадетте, что ее сын Люсьен находится вместе с ним.
– Ох, как меня это радует! Я очень люблю своего двоюродного брата и боялась, не случилось ли с ним чего. Больше дядя Адриан ничего не сообщает?
– Ничего. И вам пора идти. Поезжайте через Лa-барт, где вас будет ждать местный кузнец. Он вас знает и поможет без помех пересечь линию. Делайте все, что он вам скажет. Тогда все пройдет хорошо. Он проводит вас до Сен-Мартен-де-Грав. Дальше дорогу вы сами знаете. До свидания, мое дитя. Да хранит вас Господь!
– До свидания.
Глядя вслед удалявшейся на своем голубом велосипеде Леа, супруги Дебре спрашивали себя, а имеют ли они право подвергать опасности жизнь этой столь странной, на их взгляд, и столь прекрасной девушки.
В лесу Маншо проводник спрятал свой велосипед в папоротнике, а Леа дал знак быть предельно осторожной. Лесом и виноградниками вышли они к национальному шоссе № 672, служившему границей между двумя зонами. В Мезонневе совершенно прямая в тех местах магистраль была пустынна. Кузнец подозвал Леа. Так, без затруднений они перешли границу. До Сен-Мартен-де-Грав оба доехали на велосипеде Леа. Расстались на перекрестке в Мулене. В Мушаке у велосипеда спустило колесо, и Леа, бранясь и кляня судьбу, закончила свой путь пешком, толкая тяжелый велосипед.
Камилла играла со своим сынишкой на лужайке перед домом. Малыш, смеясь и протягивая ручонки, бросился к Леа. Оставив велосипед, она подняла малыша на руки.
– Здравствуй, Шарль, здравствуй, мой любимый. Ай, ты мне делаешь больно.
Мальчуган изо всех сил сжимал ее своими ручонками. Улыбаясь, к ним подошла Камилла.
– Он тебя любит. Мне бы надо сходить с ума от ревности…
Она окинула их таким доверчивым, таким любящим взглядом, что Леа почувствовала себя неловко.
– Обещай, что ты будешь приглядывать за ним, как за собственным сыном, если со мной что-нибудь произойдет, – сказала неожиданно посерьезневшая Камилла.
– Прекрати говорить глупости. С чего ты взяла, что с тобой что-то произойдет?
– Никогда ничего неизвестно. Прошу тебя, обещай.
Леа не только приходилось оберегать мать по просьбе отца, но теперь еще и сына по просьбе матери. А ее, кто защитит ее? Пожав плечами, Леа ответила:
– Обещаю тебе. Буду заботиться о нем, как о собственном сыне.
– Спасибо! Как прошла доставка писем?
– Нормально. Еще в Бордо надо съездить. Ты сможешь подыскать объяснение для отца и Руфи?
– Не волнуйся, что-нибудь придумаю.
– Пойду, переоденусь. У меня колесо спустило. Не одолжишь твой велосипед?
– Хорошо.
– Найдешь время, передай тете Бернадетте, что с Люсьеном все в порядке. Он с дядей Адрианом.
– Вот это хорошая новость! Поскорее пойду к ней.
Спускаясь из своей комнаты, она услышала раскаты громких голосов в отцовском кабинете. Ее первым побуждением было зайти, но потом она спохватилась, что тогда не успеет на воссмыадцатичасовой поезд. С тревогой на сердце покинула она Монтийяк, без труда представив себе, о чем спорили Пьер Дельмас и Файяр.
Леа оставила велосипед Камиллы у начальника станции. Как обычно, без осложнений прошла через таможенный и паспортный контроль.
В купе находились лишь две крестьянки. Леа почувствовала себя свободнее и задумалась о том, где провести ночь. И речи не может быть о Люке Дельмасе. Она решила, что осмотрится на месте. Действительно, хорошая новость, что Люсьен у дяди Адриана. Вероятно, и Лоран с ними. Ей его недоставало. И как всегда при мысли о Лоране, ей вспомнился Франсуа. На память пришли слова из последнего письма Сары Мюль-штейн: "Ты создана для него, как и он для тебя". Смешно! Она создана для Лорана, и только для него. А Франсуаза? Для кого создана она? Бедняжка, если она по-настоящему влюблена и своего немца, ее можно только пожалеть. Ей будет трудно. Что станется с ней и ее ребенком? Надо обязательно убедить папу, чтобы он дал свое согласие на ее брак с Отто.
Поезд въехал на вокзал Бордо.
От Сен-Жанского вокзала до Верденского проезда – немалое расстояние. До эспланады Кенконс Леа шла набережными. Не раз к очаровательной девушке в коротеньком холщовом платьице, стучавшей по мостовой сандалиями на деревянной подошве, пытались приставать немецкие солдаты. Некоторые даже предлагали поднести ее чемоданчик с полученными от супругов Дебре бумагами. Никогда дорога не казалась ей такой длинной.
Было около восьми вечера, когда она добралась до Верденского проезда. Дверь открылась только после третьего звонка. Стоявший в проеме мужчина соответствовал полученному описанию.
– Месье Гран-Клеман?
Тот утвердительно кивнул.
– Здравствуйте, месье. Не могла не сообщить, что гусиный паштет Леона из Ланд невысокого качества.
– Увы, знаю. И моя супруга, и я сам им отравились.
– Хочу также посоветоваться с вами относительно страховки моего отца.
– Пожалуйста, пройдите в мой кабинет.
Вручив бумаги, Леа сказала, что ей надо на свежий воздух. На улице передала предупреждение
– Поблагодарите наших друзей за бесценные сведения. Сделаю все необходимое, чтобы известить своих, – сказал месье Гран-Клеман.
– Ничего не хотели бы передать со мной?
– Пока ничего. Не беспокойтесь, мадемуазель. Я сделаю все необходимое с полисом вашего отца, – слишком громко произнес он.
Рядом прошли двое мужчин, выглядевших добропорядочными обывателями, вышедшими насладиться теплым мягким вечером.
– Уходите! Это полицейские комиссара Пуансо.
Леа пошла прямо по улице, никуда не сворачивая, вышла на площадь Турни. Там она остановилась. Куда дальше? Кроме дяди Люка она в Бордо никого не знала. Она спустилась по практически безлюдным аллеям Турни; впечатление, что за ней следят, не исчезало. Вышла к площади Большого театра. Там было немного прохожих, главным образом солдат. У киоска с местными газетами она остановилась. "Маленькая Жиронда"… Рафаэль Маль… "Изысканный каплун"… директор… Ришар Шапон… У нее вырвался вздох облегчения: ей следовало пойти на улицу Шеверюс.
На колокольне кафедрального собора Сент-Андре пробило девять часов, когда она, наконец, дошла до редакции. Ее встретил тот же сторож, что и при первом посещении.
– Редакция закрыта!
– Мне надо повидать месье Шапона.
– Его нет на месте, приходите завтра.
– Прошу вас. Мне совершению необходимо его повидать, – говорила Леа, направляясь к двери кабинета директора газеты. Та открылась прежде, чем она успела коснуться дверной ручки. В тот же момент в вестибюль вошли двое мужчин.
– Господа, господа! Газета закрыта, – становясь перед ними, закричал сторож.
Леа узнала прохожих с Верденского проезда. Один из них грубо оттолкнул сторожа, продолжая двигаться вперед.
– Господа, что это значит? – спросил возникший в дверном проеме Ришар Шапон.
– Мы хотим поговорить с этой девушкой.
Директор "Маленькой Жиронды" повернулся к Леа:
– Вы знаете этих господ?
Она отрицательно покачала головой:
– Нет.
– В этом случае, господа, попрошу вас покинуть помещение.
– Сожалею, но мы должны забрать ее, чтобы допросить, – сказал мужчина постарше. Он показал удостоверение, которое Ришар Шапон внимательно изучил.
– Я отвечаю за мадемуазель Дельмас, она мой друг. Более того, ее дядя, мэтр Люк Дельмас – видный в городе человек.
– Нас это не касается. Мы получили приказ от комиссара Пуансо и выполняем его.
– Уже ночь. Нельзя ли перенести допрос на завтра?
– Нет, мы должны ее увезти.
– Очень хорошо, я поеду с ней. Дюфур, предупреди мэтра Дельмаса, что я с его племянницей.
От журналиста не ускользнуло смущение полицейских.
– Чего вы ждете, Дюфур? Позвоните мэтру Дельмасу.
Он не покинул помещение, пока не убедился, что сторож связался по телефону с дядей Леа.
Перед подъездом их ожидал "ситроен" с водителем. Леа и Ришар сели сзади с одним из полицейских.
Какое-то время они ехали в полном молчании по лабиринту темных улиц.
– Это же не дорога в комиссариат, к Пуансо! – удивился Шапон.
– Мы едем на авеню Маршала Петсна.
– Дом № 224?
– Да. Комиссар приказал нам доставить мадемуазель именно туда.
Леа заметила озабоченность своего спутника.
Вполголоса она спросила:
– Что-то не так?
Ришар Шапон не ответил.
Леа торопливо размышляла: при себе у нее не было ничего компрометирующего, ее документы в порядке, а визит к Шапону легко объяснить. Она почувствовала себя чуть увереннее, присутствие Шапона успокаивало ее.
Было так темно, что она не узнала здания, в которое ее ввели. У двери за столом сидел и что-то писал немецкий солдат. Подняв голову, он сказал по-французски:
– В чем дело?
– Мы к лейтенанту Дозе.
– Хорошо, сейчас его извещу.
– Что это значит? Я думал, с мадемуазель Дельмас хочет встретиться комиссар Пуансо.
– Ее хочет видеть лейтенант Дозе.
Солдат вернулся.
В конце коридора они вошли в комнату за двойными, обитыми черной кожей дверями.
Их стоя ожидал высокий темноволосый мужчина лет тридцати.
– Оставьте нас, – сказал он полицейским. Те вышли.
– Здравствуйте, месье Шапон. Как получилось, что вы оказались здесь?
– Не ради собственного удовольствия, поверьте мне. Предпочел бы лежать в своей постели. Я сопровождаю хорошую знакомую, мадемуазель Дельмас. Ваши люди утверждали, что намерены ее отвезти к комиссару Пуансо.
– Это верно. Жду его с минуты на минуту. Бедняга-комиссар так завален делами, что иногда я ему помогаю. Однако присядьте, пожалуйста.
– Итак, мадемуазель Дельмас, вы племянница прославленного адвоката? Мои поздравления, это человек, прекрасно сознающий свой долг. И не собирается ли ваша кузина выйти замуж за одного из самых блистательных наших офицеров? Разве можно лучшим образом подтвердить союз наших двух великих стран? А вы? Я убежден, что вы – истинная патриотка, не так ли?
– Очевидно, – улыбнувшись, несмотря на нараставшую в ней тревогу, сказала Леа.
– Не сомневался в этом. Многие ваши соотечественники настроены так же, как и вы, и оказывают бесценную помощь в преследовании террористов, к счастью, немногочисленных, которые пытаются сеять раздор в этой стране. Видите ли, наша роль неблагодарна и часто плохо понимается. Но нас вознаграждает поддержание порядка и спокойствия граждан, не так ли? Вы, наверное, по семейным делам заходили к месье Гран-Клеману?
