Текст книги "Дружба, йога и любовь"
Автор книги: Рейн Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Слишком пышно и не вполне понятно, но звучит и в самом деле притягательно. Как ни странно, в этих словах есть доля правды, поскольку Ли действительно считает свои занятия путешествиями, у которых есть отправная точка и пункт назначения.
Сама наставница названа «скрытой жемчужиной лос-анджелесской йоги, невероятно цельной натурой, обладательницей несравненного педагогического таланта, а также медицинского диплома. Ей доводилось выступать и в роли топ-модели». По крайней мере нигде напрямую не сказано, что она училась на нейрохирурга. Ли в самом деле однажды позировала знакомому дизайнеру, поэтому, в общем, можно сказать, что она была моделью. Тем не менее Ли слегка не по себе от столь беззастенчивой рекламы. Текст подчеркивает ее роль в качестве основательницы студии. Алан упомянут кратко, в самом углу страницы, как муж Ли, он назван «восходящей звездой лос-анджелесской фолк-музыки, одним из ведущих исполнителей и отчасти основателей стиля спиричуэл». И далее: «Алан будет иногда играть на занятиях, чтобы создать акустическую атмосферу, которая откроет новые границы восприятия и ощущения у тех, кому посчастливилось записаться на мастер-класс. Предполагается дополнительная оплата».
Ли видит, как Кэтрин провожает клиента. Стоя в дверях кабинета, она ждет, когда девушка вернется в студию.
Кэтрин по большому счету одна из ее ближайших подруг.
– Трудный день? – спрашивает Ли.
Кэтрин улыбается.
– Не жалуюсь. Завтра будет полегче, вот и получится то на то.
Ли идет следом за ней в массажный кабинет и наблюдает, как Кэтрин меняет простыню на столе.
– Тебе помочь?
– Не стоит, все нормально.
Ли вдруг спрашивает:
– Если так, то почему мне кажется, что ты избегаешь разговоров и стараешься держаться подальше? Мне очень жаль, что Алан налетел на тебя насчет записей. Иногда он срывается с тормозов.
– Давайте не будем об этом. Я сама знаю, что не лучшим образом веду бухгалтерию, поэтому неудивительно, что Алан принялся меня допрашивать, как только что-то случилось.
– Бухгалтерия тут ни при чем, Кэт.
– Правда? Алану ни разу не приходило в голову, что я снова подсела и залезла к нему в карман, чтобы заплатить за наркоту?
– Ты никогда не любила Алана.
– Не понимаю, при чем тут мое мнение. И потом, речь не об этом. Мы говорим о его отношении.
– Ты ему нравишься, сама знаешь. Кстати, он стал проводить больше времени дома.
Кэтрин кивает, отворачивается и принимается расставлять свои кремы и лосьоны.
– С тех пор как вы согласились на контракт с «Миром йоги»?
Ли уязвлена этими словами, тем более что Кэтрин права. Но она понимает, что девушку пугают возможные перемены, и решает пропустить комментарий мимо ушей. Их дружба достаточно сильна, чтобы пережить некоторые разногласия.
– Сегодня у Грациэлы важный день, – говорит Ли. – Я попросила позвонить мне после проб, но пока что от нее нет вестей.
– Обязательно скажите, когда она позвонит. Простите, Ли, но у меня клиент через пять минут.
Больше всего Ли хочется спросить, как дела с Конором. Кэтрин уже несколько дней о нем не упоминала, и парень не появлялся в студии. Послужной список Кэтрин в плане личной жизни нельзя назвать блестящим. Ли возвращается в кабинет и проверяет входящие – может быть, Грациэла звонила?
Нет.
– Я признаю, – говорит Бекки, – что Тейлор Кендалл слегка перехватывает через край. Раньше он не был настолько самовлюблен, но неудивительно, что после такого успеха у человека раздулось эго…
– Милая, на балу в честь инаугурации я встретила Барака и Мишель, и даже у них было меньше тщеславия. Подумать только, Тейлор учит нас избавляться от самомнения!
– Разумеется. «Перестань думать о себе и больше думай обо мне».
Плюс в том, что у Бекки есть чувство юмора. Это одно из ее многих достоинств. Оно всегда спасало женщину в тяжелые времена и помогло продержаться во время развода. Бекки закусывает губу и делает свое дело, наслаждается успехами, но не относится к себе чересчур серьезно. Однажды она назвала себя «Хью Грант в юбке – не гений, но приятно и безопасно». И Бекки это устраивает. Благодаря разносторонности можно стать великой актрисой.
Они едут в машине Бекки. Имани, конечно, ратует за спасение окружающей среды, но ей становится не по себе от того, что мотор порой внезапно замолкает. Все равно что сидеть рядом с человеком, который ни с того ни с сего перестает дышать. До инцидента с Тейлором Кендаллом у Имани не было никаких проблем со спиной, не считая легкой боли после неудачных движений. Она пожаловалась Бекки, но та отреагировала спокойно.
– Честно говоря, мне нравится, когда после занятия тело болит и похрустывает, – говорит она. – Если я ничего не чувствую – значит, недостаточно старалась.
Имани хочется рассказать подруге о занятии у Ли. Может быть, причина лишь в том, что это было первое занятие в ее жизни, но Имани до сих пор считает, что после урока чувствовала себя лучше, чем после посещения любой другой студии. Она сумела сосредоточиться. Но Бекки скорее всего сочла бы студию Ли слишком непритязательной. Может быть, однажды Имани вернется туда в одиночестве и попробует еще раз.
Сегодня они едут в студию, которая, по заверению Бекки, была здесь «всю жизнь» (что бы это ни значило). Тамошняя методика якобы излечивает целый спектр суставных и мышечных недугов. Видимо, еще один битком набитый зал. Имани отнюдь не горит энтузиазмом, но ее вряд ли ждет нечто худшее, чем Тейлор де Сад.
Когда они уже собираются выйти из машины, Бекки поворачивается к подруге и спрашивает – серьезнее, чем обычно:
– Как у тебя дела? В смысле работы?
Это болезненная тема, которую Имани избегает уже не первый месяц. В разгар съемок сериала она чувствовала себя почти неуязвимой. Все шло так хорошо, что порой самой не верилось. Имани играла главную роль в культовом сериале и была замужем за добрым, красивым, богатым мужчиной. Она получала предложения от других продюсеров, ходили слухи о новом фильме. Пусть даже в наши дни телевидение – основная сила, престиж все-таки за кино. Актриса не считается «настоящей», пока не появится на большом экране. Когда Имани забеременела, то почувствовала, что достигла верхней ступеньки пирамиды счастья. Иногда она даже думала, что не заслуживает подобного блаженства, но каждый день изо всех сил старалась им наслаждаться. Отдохнуть от съемок было очень правильным решением, особенно после того, как сценаристы нашли способ объяснить отсутствие героини Имани и ее последующее возвращение.
А потом случилась катастрофа. Имани очень смутно помнит то утро, когда потеряла ребенка. В ее сознании оно неразрывно связано с запахом увлажняющего масла герани, которое она наносила на кожу, когда случилось несчастье. Каждый раз, когда возникают воспоминания, Имани слышит звон в ушах и слабеет… Она помнит, как Глен гладил ее по голове в больнице и пытался успокоить. И тот флакон с маслом она давным-давно выбросила.
Помимо грусти от потери ребенка, Имани ощутила странную, прежде незнакомую, уязвимость. В течение некоторого времени ей не хотелось выходить из дому, она не могла сесть за руль, боялась громких звуков. Если она вот так внезапно потеряла ребенка, то что еще может случиться? Мысль о том, что придется стоять перед камерами – делать то, что всегда было таким естественным для Имани, что помогало ей стать собой, – казалась нестерпимой. Все равно что оказаться на линии огня.
Вопрос Бекки о работе подобен прикосновению к оголенному нерву. Имани вздрагивает. Но она и сама уже начала беспокоиться. Она покинула съемки почти десять месяцев назад – в киноиндустрии это равносильно пяти годам.
– Иногда я думаю, что готова вернуться, – признает Имани. – А иногда мне по-прежнему страшно. Наверное, нужно больше времени… но, может быть, чем дольше я буду избегать съемок, тем будет хуже.
– После развода я просто хотела сбежать, – говорит Бекки. – Не важно, куда идти и чем заниматься, лишь бы никто не мог меня узнать. Больше всего я мечтала стать невидимкой. Но нельзя войти дважды в ту же воду, детка. Безвестность сродни девственности, если ее теряешь – это навсегда. Вот что помогло мне удержаться… – Она кивком указывает в сторону коврика для йоги, который лежит на заднем сиденье. – Я продолжала ходить на занятия, потому что больше ничего не могла придумать. И совершилось чудо.
– Но почему? Как?
– Понятия не имею. И честно говоря, не желаю знать. Я выкарабкалась – и точка. Поэтому поехали. Преподаватели сердятся, если ученики опаздывают.
Студия находится на втором этаже кирпичного здания в центре города, и Бекки, которая панически боится лифтов, бежит вместе с Имани вверх по лестнице. Они со смехом открывают дверь, переводят дух. И тут Имани чувствует запах…
– Здесь что-то не так, – шепчет она Бекки. Пахнет так, как будто грязное белье замариновали в теплом уксусе.
– Просто ковер, – уверяет Бекки. – Наверное, пропитался потом. Его тут льется много. Меня предупреждали.
– Э… а тебя не предупреждали, что нужно развернуться и бежать в другую сторону?
– Пустяки, мисс Ланг. Сосредоточься на плюсах.
– Охотно, если мне дадут противогаз. А ведь мы даже не успели войти.
Дежурный за столиком так радушен и гостеприимен, что Имани испытывает некоторое облегчение. Он узнает их, но при этом одинаково любезен со всеми. Наверное, хозяевам студии нужно как-то компенсировать ужасный запах.
Войдя в зал, Имани едва не теряет сознание. Большая комната, напоминающая мастерскую, битком набита людьми, большинство из них просто в купальниках. Разумеется, жара просто нестерпимая. Нетрудно догадаться. Наверняка кондиционер не работает – не может быть, чтобы подобную температуру поддерживали специально. Когда они с Гленом были в Египте, то пережили сорокаградусную жару. Примерно так сейчас и в зале.
А что касается запаха, то Имани просто не будет о нем думать. Если остальные в состоянии вытерпеть, то и она тоже.
Начинается достаточно легко, с движений локтями и привычного глубокого дыхания, но уже через пятнадцать минут Имани вся покрыта потом и начинает испытывать некоторое раздражение. Преподаватель стоит на маленьком возвышении; хотя в зале человек пятьдесят, он как будто знает каждого по имени, и в этом есть нечто сверхъестественное.
– Давай, давай, давай, Томас. Выше, выше, выше. Кто может – тот должен, Барри. Еще полминуты. Выше, Эми.
Имани не против поощрений, но сочетание нестерпимой жары, вони и отрывистых команд инструктора вселяет в нее сильнейшее желание крикнуть что есть силы: «Заткнись!»
Неприятнее всего то, что стены увешаны зеркалами. Из-за них комната похожа на замкнутую экосистему, а главное – невозможно отвести взгляд от собственного тела, которое истекает потом и покачивается, пытаясь удержать позу. Когда кажется, что сейчас она сдастся, Имани вспоминает слова Бекки: йога помогает. Бог весть почему. Нужно лишь верить. Приди и делай. Позу за позой. Капля за каплей.
Имани пытается представить маленькое озерцо страха в глубине собственной души. Она становится на шаг ближе к тому, чтобы окончательно осушить его, каждый раз, когда по телу стекает ручеек влаги. Если Имани удастся оставить на ковре хотя бы пару пятен пота, она сочтет это победой.
Музыка стихает, и Грациэла, как задумано, замирает в воздухе. Разумеется, всего на полсекунды, но вполне достаточно, чтобы показать, что она еще способна на несколько захватывающих прыжков – как будто танцовщица плывет над сценой в замедленном действии. В тишине она приземляется на пол, беззвучно, как кошка.
За ней наблюдают трое – хореограф, продюсер клипа и миниатюрная женщина в большом берете, у которой кожа на лице как будто туго натянута и собрана на затылке.
– Спасибо, – сухо говорит хореограф. – Интересный выбор музыки.
– Особенно для нашего времени, – замечает женщина в берете, и хореограф слегка фыркает.
Грациэла понятия не имеет, хорошо ли она станцевала. Момент слишком напряженный, она так сосредоточена на своих движениях и поглощена музыкой, что понятия не имеет, как это выглядело со стороны. Она не пропустила ничего из запланированного, не потянула мышцу и по большей части была совершенно расслабленна. Ей позволили танцевать две минуты целиком – хороший знак.
Но подобный прием, равнодушный и с оттенком сарказма, трудно назвать воодушевляющим.
– Мы с вами свяжемся, – говорит продюсер.
– У вас есть…
– Да-да-да, у нас все есть.
Грациэла чувствует разочарование – после стольких репетиций, после травмы, после недель, потраченных на восстановление. Неужели она старалась ради того, чтобы услышать: «Да-да, у нас есть все контакты, увидимся, не звоните нам»?
– Спасибо, что предоставили такую возможность.
– Во всяком случае, она вежлива, – замечает женщина в берете, как будто Грациэлы тут нет.
Грациэла бредет к двери, чувствуя себя выставленной на посмешище, но стараясь держаться с достоинством. Когда она уже берется за ручку, у кого-то звонит мобильник, и продюсер окликает девушку:
– Подождите.
Она не останавливается, а буквально примерзает к месту, не в силах обернуться. Грациэла видит своих судей в зеркале на противоположной стене. Они сгрудились над столом и просматривают сделанные записи. Продюсер откладывает телефон.
– Грациэла, если не ошибаюсь?..
Девушка оборачивается:
– Да.
– Она просит вас станцевать еще раз.
Грациэла оглядывается. Все зеркала выглядят одинаково, но…
И нет никаких сомнений по поводу того, кто такая «она».
– Вы можете это сделать? Исполнить номер сначала?
– Конечно.
– Если вас возьмут в клип, вы не откажетесь сделать короткую стрижку?
– Не откажусь.
Выйдя на улицу, Грациэла чувствует, что вся ее жизнь изменилась. Она не получила ясного ответа, но после второго прогона телефон зазвонил вновь и у Грациэлы спросили, умеет ли она танцевать чарльстон.
– Мы намерены ввести много неожиданных элементов, – сказал продюсер.
В детстве Грациэла обожала Жозефину Бейкер – ее изящество, блеск, безумный стиль, который не походил ни на что виденное ею до тех пор или впоследствии. У нее сохранилось лишь слабое воспоминание о старом черно-белом документальном фильме с участием Жозефины Бейкер, которая танцевала чарльстон. Исполненная надежды, оптимизма и неподдельной радости, Грациэла в течение двадцати секунд делала нечто, как ей казалось, максимально близкое.
«Она» одобрила Грациэлу, и остальные держались очень дружелюбно.
«Какое воодушевление!»
«Не правда ли? Я сразу это понял».
«А улыбка! Конечно, нам она не понадобится, но как хороша!»
Линдси ждет в коридоре. Она одними губами задает подруге неизбежный вопрос. Грациэла пожимает плечами, а затем невольно расплывается в широчайшей улыбке. Линдси взвизгивает, несется к ней и заключает в объятия.
– Тебя взяли?
– Они не сказали «нет». Это значит «может быть».
– Им понравился танец?
– Ей – да.
– Бейонсе была там?!
– Не совсем. Сидела в другой комнате, наверное. Во всяком случае, она видела выступление. И позвонила им. – Грациэла не удерживается и восклицает: – Она сказала, что у меня отлично получилось! Дарил здесь?
– Он едет. Поверить не могу! Почему ты не летаешь от счастья?
Они выходят на улицу, держась за руки, и там Грациэла видит здоровяка Конора, который подпирает стенку. Он кивает, улыбается и подходит.
– Привет, Грациэла.
Девушка улыбается и напоминает себе, что не делала ничего дурного и никоим образом его не поощряла. Может быть, следовало объясниться с Конором, когда он позвонил в первый раз, но время упущено, и теперь об этом следует забыть.
– Привет, Конор, – отвечает она, стараясь говорить спокойно, но дружелюбно. – Что ты здесь делаешь?
– Я давно пытался с тобой связаться…
– У меня были пробы и…
– Знаю.
– Тебе сказала Кэтрин?
– Нет, Хлоя. В студии. Как все прошло?
Линдси деликатно отступает, сделав вид, что возится с мобильником, и Грациэла чувствует себя еще более неловко, как будто между ними и впрямь что-то есть.
– Отлично, – отвечает она. – Прости, что не отвечала на звонки, но я была очень занята…
Девушка недоговаривает, не зная, как закончить фразу. «Я не хотела тебя поощрять»? «С чего ты взял, что интересен мне»?
– Да уж, вы, любительницы йоги, вечно забываете перезвонить.
Грациэла смотрит Конору прямо в глаза. Лучше уж сказать напрямую. В конце концов, ситуация станет проще, не так ли?
– У меня есть парень, – говорит она. – И потом, Кэтрин моя хорошая подруга.
– Я в курсе, что ты дружишь с Кэтрин. Про твоего парня я не знал, но…
– …но теперь знаешь, – замечает Дарил, подходя к Грациэле и положив руки ей на талию. – Теперь знаешь. Ясно?
Кэтрин не ходит на занятия к Ли, с тех пор как Алан оскорбил ее своими подозрениями. Зато она больше времени проводит в седле. Девушка избавляется от стресса и тревоги, катаясь по улицам Силвер-Лейк, пока не заболят ноги, нарезает круги вокруг озера и в конце концов испытывает нечто вроде эмоционального облегчения, которое обычно посещало ее после занятия йогой. Сейчас Кэтрин, как никогда, в этом нуждается.
Сегодня, когда она второй раз объезжает вокруг озера, у нее начинает слегка кружиться голова. Может быть, она просто надышалась грязным воздухом, а может быть, виной тому беспокойство, что все идет не так, как ей хочется. Самое смешное, что Кэтрин не в силах всерьез винить Алана. Как бы девушка ни проклинала его за то, что он не желает забывать ее прошлое и считает Кэтрин сомнительной особой, способной непременно все испортить, она не может отделаться от мысли, что в чем-то Алан прав. Может быть, беды, пережитые в детстве, непоправимо повлияли на ее мозг.
Объехав озеро с севера в туче пыли, поднятой горячим ветром, Кэтрин решает сделать передышку и садится на скамью с видом на холмы. Она открывает маленький кожаный чехол, прикрепленный под сиденьем велосипеда, и достает очечник. Впрочем, Кэтрин не носит очки. Там лежит припасенный с утра косячок. Девушка закуривает. Одна хорошая затяжка – и неприятности начинают сглаживаться. Кто говорит, что травка тоже наркотик, просто шутит. В случае с Кэтрин наркотик – сама жизнь.
После третьей или четвертой затяжки небо приобретает восхитительный золотистый оттенок, и Кэтрин расслабляется. Она не испытывает никакого желания вновь садиться на велосипед, не вздремнув минутку под вечерним солнцем. Сейчас девушке ничто не кажется важным, даже Конор. Она достает телефон из кармана рубашки. Никаких звонков. Впрочем, трудно винить парня за то, что он сдался, после того как Кэтрин сказала, что им вряд ли стоит завязывать серьезные отношения. «Завязывать отношения» – вот как она выразилась. Очень мило, четко, никаких лишних эмоций. Конор признался, что покинул Бостон, потому что его тогдашняя возлюбленная вдруг, без всяких видимых причин, порвала с ним. После двух лет совместной жизни она решила, что у них слишком разное прошлое, то есть намекнула, что мечтает о мужчине с университетским дипломом и богатыми родственниками. Конор, пытавшийся о ней позабыть, меньше всего нуждался в романе с девушкой, у которой свои проблемы и беды.
Впрочем, Кэтрин признает, что такое положение вещей ей не нравится. Она все еще ощущает его губы с привкусом зубной пасты и фруктовой жевательной резинки (какой хороший мальчик) и большие, теплые, ласковые руки. Как только Кэтрин увидела Конора с Грациэлой – доброй красивой Грациэлой, – то поняла, что ему необходима именно такая подруга. Разумеется, не конкретно Грациэла, но девушка, похожая на нее. Конору незачем связываться с неудачницей вроде Кэтрин.
Она погружается в дрему и видит во сне высокого рыжеволосого парня, который тычется лицом ей в шею и бормочет, что она прекрасна. Кэтрин в испуге просыпается и понимает, что рядом на скамье действительно сидит мужчина.
Но не высокий и рыжеволосый. Это Фил Саймон.
– Испугалась? – спрашивает он.
– Сам знаешь, я не из тех, кого легко напугать.
У Фила есть способность возникать и исчезать как по волшебству. В половине случаев невозможно знать наверняка, каким образом он появился, даже если Фил стоит прямо перед тобой.
– А я думала, ты переехал в Сиэтл.
– Да, пожил там немного. Получил работу в авиакомпании, но как-то не сложилось. Вот и решил вернуться. Проклятый дождь и облака мне надоели.
– Бывает… – За полгода, пока длился роман с Филом, Кэтрин поняла, что обычно он говорит правду лишь на четверть. Остальное – замысловатое сочетание преувеличений и лжи, которую он громоздит без всякой видимой причины. Но Кэтрин уже давно перестала об этом беспокоиться – теперь вранье Фила ее лишь забавляет.
– Ты вернулся в старую квартиру?
– Нет. Живу с приятелем.
– Повезло.
Он качает головой.
– А ты все такая же насмешница. Лучше будь поосторожнее, Кэт. Никто не любит стерв.
– Как ни странно, Фил, но огромному количеству мужчин нравятся стервы.
– Ну, я не из таких.
– Тогда поищу другую скамейку. Помнится, ты постоянно твердил, что я стервой родилась и стервой умру.
В общем, этот разговор прекрасно подводит итог их роману. Они потратили массу времени на сердитые перебранки, которые длились до тех пор, пока оба не уставали и не плелись в спальню.
Фил Саймон – из тех вкрадчивых парней, которые не способны быть честными, верными и трезвыми на протяжении хотя бы двенадцати часов кряду. Ни нормальной работы, ни особой красоты. Скверные зубы и нелюбовь к гигиене. Тем не менее никому не приходило в голову спросить у Кэтрин, зачем она возится с ним. Ответ написан на его длинной физиономии: Фил хорош в постели. У него есть лишь одно положительное качество, и он гордится им совершенно по-детски. Да, Фил действительно умеет доставить девушке удовольствие.
Однако в конце концов это тоже прискучило. Когда Кэтрин перестала отвечать на звонки и впускать Фила посреди ночи, она поняла, что считала его сексуальную силу средством достичь самоуважения. Прошло больше года после разрыва, и с тех пор она жила в абсолютном целомудрии. Скверный знак, если его сальные волосы и насмешливый тон покажутся ей хотя бы капельку привлекательными. Кэтрин поклялась себе, что никогда больше не влюбится в такого, как Фил, – пьяницу, неудачника, вруна.
– Все еще трешь мужикам спины? – интересуется он.
– Только тем, кто платит, Фил. И недешево.
– Ну, так было не всегда.
– На твоем месте я бы не доверяла памяти. Она у тебя дырявая.
– Все же получше, чем у некоторых.
Разумеется, он прав. Кого она пытается обмануть? Кэтрин думала, что слишком хороша для таких, как Фил, а теперь не в силах поверить, что достаточно хороша для Конора. Остается не такой уж большой выбор. Она затягивается и говорит, передавая Филу окурок:
– Ты прав. Только смотри, чтобы я не устроила тебе амнезию.
Фил доканчивает косячок.
– Все еще живешь в Декстере?
– Меня оттуда пока не выгнали.
– Пригласи в гости. Я скучаю по твоему маленькому домику.
– Кстати, у меня есть велосипед.
– Я заметил. Ведешь здоровый образ жизни и все такое?
– Нет. Велосипед помогает цеплять парней.
– Правда? И что, получается?
– Даже лучше, чем я думала, – отвечает Кэтрин и встает, чувствуя себя побежденной. «Нужно поставить точку», – думает она и зазывно кивает Филу.
Грациэла чувствует, как воодушевление постепенно покидает ее. Что тут делает Конор? И много ли проблем доставит его присутствие? Ведь он явился по собственному желанию. Кажется, слова Дарила совершенно не смутили Конора – он продолжает по-мальчишески ухмыляться и протягивает ему руку.
– Меня зовут Конор, – говорит он. – Я знаю, твоя девушка занимается йогой в Силвер-Лейк.
– Да. Чего тебе надо?
– Я хотел задать Грациэле несколько вопросов.
Он выглядит таким спокойным и невозмутимым, что Грациэла начинает задумываться – может быть, она все неправильно поняла и нужно было ответить на звонки? Но тут Дарил начинает выпячивать грудь – он всегда так делает, когда ощущает угрозу. Неужели он действительно думает, что Грациэла врала или даже тайком флиртовала? Если дело дойдет до драки, у Конора явное преимущество – он заметно выше и шире в плечах, у него сложение типичного вышибалы.
И тут вмешивается Линдси:
– Знаешь, что случилось, Дарил? Грациэла прошла конкурс!
Дарил разворачивает девушку к себе. Он явно слегка ошеломлен, но искренне рад. Может быть, парень позабудет об остальном.
– Правда? Твой танец понравился?
– Им понравилась Грациэла! Бейонсе похвалила ее!
– Ты видела Бейонсе?!
Дарил так счастлив и возбужден, что Грациэла решает не спорить с Линдси.
– Ну… вроде того. То есть мне сказали, что Бейонсе понравилось…
– Грациэла, это же потрясающие новости! Поздравляю, – говорит Конор.
Грациэла рада оказанному доверию, но жалеет, что он открыл рот. Дарил оборачивается и кладет руку ему на плечо. У него взрывной нрав – и не важно, что противник выше ростом. «Пожалуйста, – думает девушка, – позвольте мне насладиться минутой. Не начинайте драку».
– Так какие вопросы ты хотел ей задать? – спрашивает Дарил. – Почему бы не спросить у меня?
– Не уверен, что это касается тебя, дружище. Но если хочешь, чтобы я поговорил с тобой, – никаких проблем. Честно говоря, если вы не против, я охотно поставлю вам пива. Давайте отпразднуем победу Грациэлы.
– Я и сам могу угостить свою девушку, – замечает Дарил.
– Разумеется. В таком случае я поставлю выпивку ее подруге, и все будут счастливы.
– Меня зовут Линдси.
Отлично, думает Грациэла. Судя по голосу Линдси, та уже слегка влюбилась. Она ни с кем не встречалась с тех пор, как ее последний бойфренд признался, что у него жена и двое детей.
Неподалеку есть бар, и на ходу Конор сыплет вопросами: Грациэла довольна выступлением? Нервничала перед началом? Она о чем-нибудь думает во время танца или полагается на мышечную память? Конор расспрашивает, как будто искренне интересуется – не только Грациэлой, но и вообще танцами. Он проявляет неподдельное любопытство и заботится об окружающих. Очень редкое качество. Дарил, честно говоря, редко задает такие вопросы. Грациэла убеждает себя, что Дарил вежлив и застенчив, но, видимо, слишком многое вызывает у него зависть или страх, а потому он предпочитает скользить по поверхности.
– А ты, Дарил? Чем ты занимаешься?
Когда тот отвечает, Конор продолжает:
– По-моему, замечательно. Наверное, ты вдохновляешь Грациэлу.
– Да, – отвечает девушка, и это правда.
Лишь когда они устраиваются в баре и поднимают бокалы за успех Грациэлы, Конор заговаривает о Кэтрин. С первых слов он становится серьезнее и печальнее.
– Не то чтобы я требовал ответов, – с грустью говорит он. – Но мне нужна разгадка или подсказка. У нас с Кэтрин завязалось нечто настоящее, а потом вдруг – раз! – и она захлопнула дверь у меня перед носом. Может быть, она что-нибудь говорила? Или у нее кто-то есть?
Грациэла не так уж хорошо знает Кэтрин, и в любом случае они не беседуют о личных вещах. Но поскольку девушка красива и очень привлекательна, о ней нередко говорят другие. Стефани как-то поделилась с Грациэлой удивительными фактами из биографии Кэтрин, хотя и непонятно, что тут правда, а что – слухи. Наверное, лучше промолчать. Но в потемках бара Грациэла замечает такое искреннее разочарование на лице Конора, что пробалтывается.
– Кэтрин считает, что ты слишком хорош для нее.
– Что? Ты будешь смеяться, но моя бывшая подружка считала, что я ее не достоин.
– Кажется, у Кэтрин сложное прошлое.
– Она на самом деле думает, что парень из южного Бостона всю жизнь был трезв и разумен?
– Понятия не имею, – отвечает Грациэла. – Но она знает, что ты пережил тяжелый разрыв, и боится тебя разочаровать. Насколько мне известно, сейчас у нее никого нет.
Линдси молчит. Она невероятно великодушна. Уловив настроение Конора, девушка тут же вышла из игры. Грациэла непременно постарается ей кого-нибудь найти, но сойтись с Конором Линдси не суждено.
– А ты не пробовал просто зайти к Кэтрин? – вдруг спрашивает она.
– Я так никогда не делал, – возражает Конор.
– Ну так попробуй.
– У меня даже адреса ее нет.
Линдси вздыхает и достает айфон.
– Ты технофоб. Как там ее фамилия?..
* * *
Как только Кэтрин увидела маленький домик на Рэдклиф-стрит, вдали от посторонних глаз, высоко на холме над озером, то влюбилась окончательно и бесповоротно. Когда девушка впервые прошла по длинной деревянной дорожке, которая вела к входной двери, она почувствовала себя как дома. Забавное ощущение, потому что Кэтрин никогда особенно не задумывалась о том, каков дом ее мечты. Но на Рэдклиф-стрит в ней зазвучал внутренний голос. Знакомые, как правило, восклицали: «Ну надо же! Ты здесь живешь?» Кэтрин всегда слышала недосказанное: «А мы-то думали, что ты поселилась в какой-нибудь убогой квартирке над рестораном». Простите, что разочаровала.
Пока они с Филом добираются пешком до дома, начинает темнеть, и городские огни у подножия холмов напоминают расстеленное одеяло. Кэтрин всегда оставляет свет включенным, и по вечерам деревянный домик встречает ее волшебным сиянием, как в первый раз, когда девушка увидела его. Она ведет велосипед по дорожке, а Фил шагает сзади. Лучше бы затащить велик внутрь, но он и так скрыт от посторонних глаз листьями огромного дерева. Гораздо проще держать его во дворе.
– А я и забыл, как тут мило, – говорит Фил, глядя на крутой склон холма.
– Да уж.
Она в жизни бы не сумела снять такой домик обычным путем. Но он принадлежал разведенной женщине лет под шестьдесят, которая умерла от рака груди, и завяз в юридической паутине. Сын покойной сдал коттедж Кэтрин просто потому, что она ему понравилась. Сам он живет в Лос-Фелисе и время от времени заявляется без предупреждения – видимо, в надежде застать жилицу в купальнике. А главное, Кэтрин согласилась снять дом без заключения договора, с имеющейся мебелью и с полным осознанием того, что при необходимости ей придется выехать в очень короткий срок.
Кэтрин вначале едва не отказалась. Она не хотела привязываться к дому, который могла в любой момент потерять, а главное – коттедж казался слишком красивым и просторным… для нее. Он должен принадлежать милой семейной чете, возможно, с ребенком. Или двум геям, обладателям изысканного вкуса и воспитанной собаки. Но только не Кэтрин.
Ли, среди прочих, уговаривала девушку согласиться, и в течение двух лет этот дом приносил ей несомненное утешение.
– Ого! – говорит Фил, когда она включает свет в гостиной. – А ты провернула генеральную уборку.
– Ничего подобного. Просто теперь у меня нет бойфренда, который вечно устраивает бардак.
Вычеркнув Фила из своей жизни, Кэтрин действительно устроила уборку. Серьезную. Едва ли не впервые за все время, проведенное в новом доме. Переставила мебель и вынесла в сарай некоторые предметы обстановки, которые ей не нравились. Дом больше не казался загроможденным и стал намного уютнее. Кэтрин даже купила швейную машинку за тридцать семь долларов и сшила занавески для спальни. Кто бы мог подумать, что она не совсем забыла то, чему ее учила бабушка – давно, в прошлой жизни. Решив навсегда распрощаться с неудачными парнями (например, с Филом), Кэтрин обнаружила, что любит чистоту и порядок, красиво накрытые столы и огромные окна с видом на сверкающее озеро. И вовсе не потому, что кто-то может заглянуть и проверить. Просто ей самой так нравится.
