Текст книги "Дружба, йога и любовь"
Автор книги: Рейн Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Бекки с торжествующим воплем вскакивает со стула. Она – ярая поклонница йоги. Какой-то прохожий фотографирует ее на мобильник; Бекки оборачивается, корчит гримасу и демонстрирует оттопыренный средний палец. Она умеет обращаться с зеваками.
А вот Имани явно нужна помощь.
– Тебе нравится? Где занимаешься? Да ты знаешь, как долго я мечтала приохотить тебя к йоге?
Честно говоря, до сих пор Имани побывала в студии лишь раз. Да, ей понравилось, но сама мысль о том, чтобы собраться с силами и повторить, удерживает ее от второго визита. Придется изменить распорядок дня, решить, в какую группу записаться, потом грузить в машину коврик, полотенце и прочие вещи… как утомительно. Ее очень тепло приняли, и она боится завязнуть в тех кругах, которые, возможно, окажутся ей неинтересны. Гораздо проще никуда не ходить.
– Меня пока что трудно назвать горячей поклонницей, – говорит она.
– Не важно. Тебе понравится. А какой стиль?
Ну вот! Откуда ей знать?
– Масала, – отвечает Имани, вспомнив единственное индийское слово, которое приходит на ум.
Судя по выражению лица Бекки, та пытается понять, шутит подруга или нет. Некогда ходили слухи, что Бекки курит травку; если сейчас она под кайфом, есть по крайней мере шанс, что этот разговор забудется.
Или же она раскусила Имани.
– Ну ладно… – Бекки машет рукой. – Стиль не важен, все они хороши. У меня никаких планов на сегодня. Давай устроим день йоги. Я покажу тебе много интересного. Как хорошо, что мы подкрепились!
Бекки ведет ее в спортивный магазин в Беверли-Хиллз – именно туда она ходит за покупками. Магазин набит покупателями, и в их числе не только женщины; там работают самые красивые сотрудники, каких только видела Имани. А самое удивительное, они очень вежливы. Нельзя ли распространить эту систему по всему городу?
– В чем ты занимаешься? – спрашивает Бекки.
Имани не собирается признаваться, что во время своего единственного визита в студию она была в топике и спортивных трусах, некогда купленных для Глена (он отказался их носить). Она слышала, что надо надеть что-нибудь просторное – трусы подошли как нельзя лучше!
– Как обычно, – уклончиво отвечает она.
Бекки поджимает губы.
– Я так понимаю, купить придется всё, – говорит она. – Давай начнем со штанов.
Она вытаскивает короткие спортивные брюки:
– Смотри, какие замечательные. Они облегают ноги, но не стесняют движения. Идеально подойдут, когда будешь делать… например, ардху чандрасану.
– Я понятия не имею, что это такое, – перебивает Имани. – Ты только посмотри, – вытаскивает она ярлычок. – И к ним непременно нужен «корректирующий» топ. Кошмар.
Имани замечает, что большинство покупательниц – женщины самых разных возрастов и размеров – держатся очень уверенно, когда примеряют одежду, даже если это узкие брюки и топы. Они ведут себя совсем не так, как обычные посетительницы спортивных магазинов. Похоже, им нравятся их тела…
Еще она замечает, что, помимо привычного хихиканья и пристальных взглядов при появлении Бекки (и Имани), в магазине витает дух товарищества. Все запросто заговаривают с ними: «Кажется, месяц назад я видела вас у Родни Уи?»; «Вы были в новой студии в Брентвуде?»; «Обязательно побывайте в Спортивном клубе, преподаватель там просто прелесть!»
Через час, потратив гораздо больше денег, чем хотелось бы, Имани выходит из магазина, нагруженная таким количеством вещей, что они занимают все заднее сиденье в машине. Брюки, топики, нижнее белье, которое не будет врезаться в тело. Может быть, она перегнула палку, но в конце концов придется сходить на занятия, хотя бы для того, чтобы показать обновки. Значит, деньги потрачены недаром.
Бекки приказывает следовать за ней, и они вместе едут по бульвару Санта-Моника. Бекки круто сворачивает направо (Имани чуть не промахивается мимо поворота), и они оказываются в тихом переулке. Имани ожидает, что подруга отведет ее в какую-нибудь экстравагантную студию йоги, но Бекки въезжает на парковку возле маленькой церкви.
– Я знаю, – говорит она, выходя из машины, – знаю, что это не слишком шикарно, но не спеши критиковать. Я здесь в списке учеников и получаю по почте объявления о новых мастер-классах. Сегодня обещают нечто невероятное. Преподаватель – прямой потомок какого-то знаменитого свами. По крайней мере таковы слухи.
Они заходят через боковую дверь в маленький зал, похожий на помещение, куда Имани в детстве ходила с матерью на дешевые распродажи. В комнате – человек двадцать, в основном худенькие женщины, которые кажутся смутно знакомыми. Модели, догадывается Имани. Есть и несколько женщин постарше – у них почти те же формы, что и у манекенщиц, но лица усталые и как будто потрепанные жизнью. Некоторые улыбаются, глядя на новоприбывших, но без особого пиетета.
Бекки помогает подруге расстелить коврик возле стены и садится, скрестив ноги и закрыв глаза. Имани отчего-то начинает нервничать. От здешних женщин исходит странное, но ощутимое напряжение. Зайдя в старенький туалет, она переоделась, но теперь, опустив глаза, понимает, что забыла срезать ярлычки. «Посмотрите на меня, я никогда раньше не занималась йогой». Для чего она притворялась целый день? В чем цель? Имани кажется, что ее выбросили из лодки посреди огромного озера и велели плыть к берегу. Она шепчет Бекки:
– Я слегка преувеличила насчет йоги… я была всего на одном занятии. И у меня не очень хорошо получалось. Наверное, мне лучше уйти.
Бекки берет подругу за руку:
– Ты никуда не пойдешь. Просто начни дышать. И все будет в порядке.
Когда Ли заходит в комнату отдыха, Тина складывает в картонную коробку спортивные майки и шорты. Они куплены в маленькой местной фирме, которая производит простую и довольно красивую спортивную одежду. Сотрудники фирмы несколько месяцев бегали за Ли, убеждая принять их продукцию, и теперь она с досадой убеждается, что все придется вернуть.
– Никто не заинтересовался? – спрашивает Ли.
– Нет.
Ли достает из коробки топик. Прекрасный светло-синий цвет. Топик достаточно длинный, чтобы не выставлять напоказ живот во время переворотов.
– Жаль, – говорит она. – Вещи очень милые.
– Фирма сама виновата, – замечает Тина. – Я сказала, что это безнадежно, а они все-таки прислали одежду. И теперь именно мне приходится отправлять ее обратно.
– И почему же они сами виноваты?
– Потому что прислали средние размеры. Кто тут будет их покупать?
Ли задумывается. Она гордится тем, что ее занятия привлекают мужчин и женщин разной комплекции.
– Не сомневаюсь, что вещи многим подойдут.
– Я не шучу. Женщины, которые занимаются йогой, ни за что не купят вещь «среднего» размера. Это же равносильно оскорблению. Слово «маленький» и то выглядит сомнительно. Пусть начинают с XXXS. Или даже с 4XS.
Ли думает: «Было время, когда это имело для меня смысл. Но к счастью, оно миновало».
Она заходит в кабинет и пытается сосредоточиться. Ее ожидает насыщенный день. Через двадцать минут – занятие, а потом она поедет домой, чтобы встретиться с Аланом и людьми из «Мира йоги» для предварительного обсуждения.
Ли привыкла готовиться к занятиям, делая пометки на карточках. Она записывает позы, которые намеревается пройти, и метафоры, которые хочет использовать, а иногда цитаты и отрывки из стихотворений, которые можно прочесть во время савасаны. Она училась йоге в Нью-Йорке, окончила медицинский колледж и вдобавок серьезно занималась танцами в студенческие годы. Но Ли не сомневается, что хорошим наставником ее делает странная способность взглянуть на человеческое тело и угадать степень напряжения и страха. Как правило, Ли не так уж много записывает, предпочитая держать приблизительный набросок урока в голове и делать лишь то, что кажется правильным по ситуации.
В студии сегодня всего восемь человек, в том числе Грациэла. Ли знает, что у девушки есть потенциал, но она даже не ожидала, что танцовщица окажется настолько старательной. Ли садится на пол перед учениками, кладет руки на колени и спрашивает:
– Есть у кого-нибудь проблемы или травмы, о которых мне следует знать?
В наступившей тишине Ли слышит внутренний голос: «У меня! У меня есть травмы, и ты должна о них знать. Позаботься обо мне! Измени привычную программу!» Но она изо всех сил старается заглушить его и говорит:
– Запомните, главные здесь – вы. Я присутствую лишь для того, чтобы направлять вас и помогать, если понадобится. Давайте начнем.
Под руководством Ли Грациэла проделывает восстановительные позы, то есть принимает определенное положение, притом не очень замысловатое, и очень долго остается в нем, в то время как остальная группа занимается чем-то другим (они двигаются!). Ли поглядывает на Грациэлу, чтобы убедиться, что девушка… восстанавливается. Самое странное заключается в том, что физически это едва ли не самые простые вещи из тех, что доводилось делать Грациэле в жизни. Но расслабиться и проявить терпение – до невозможности трудно.
Грациэла лежит на коврике, подсунув под бедра подушку, а под голову блок (то и другое установила Ли). Фактически она ничего не делает. Даже позу ей не позволили принять самостоятельно, потому что Ли манипулировала ее руками и ногами. Тем не менее лежать спокойно так трудно, что Грациэла готова расплакаться.
– Что бы ни приходило тебе в голову во время упражнения, – говорит Ли, – постарайся ни о чем не думать. Тревога? Грусть? Гнев? Это всего лишь мысли. Избавься от них. Они имеют власть над тобой лишь в том случае, если ты подчиняешься. Они паразиты, не способные существовать самостоятельно.
Грациэла начала подозревать, что Ли умеет читать мысли. Не раз она оценивала настроение и чувства Грациэлы вернее, чем гадалка на картах Таро, чьими услугами пользуется танцовщица.
– Помнишь «Волшебника страны Оз»? «Твоя магия здесь бессильна». Негативные эмоции? Страх? Отвращение к себе? Все это здесь бессильно. Освободись.
Грациэле не дает покоя Дарил – а точнее, то, что на самом деле произошло, когда она повредила сухожилие. Он толкнул ее, и она совершенно уверена, что это не случайность: его лицо странно исказилось за секунду до случившегося. Или же у нее просто разыгралось воображение? Может быть, Грациэла просто оступилась? Может быть, Дарил пытался помочь, как он и говорит? Грациэла ощутила боль в лодыжке и страх. При мысли о том, что ее карьера оказалась под угрозой, у девушки закружилась голова.
Ли подходит и кладет ладонь на талию Грациэлы. Одного прикосновения – теплого и ободряющего – достаточно, чтобы девушка расслабила плечи, которые до тех пор были напряжены. Она всем весом опускается на подушку. Ну ладно, думает Грациэла, я буду лежать на полу и отдыхать. Так странно видеть людей, которые занимаются физическими упражнениями (по крайней мере большинство) и при этом не соревнуются, не щеголяют своими умениями и не важничают, – у них даже не возникает такого желания. Отчасти это сбивает Грациэлу с толку. Неужели от нее больше ничего не требуется? Расслабиться? Утонуть? Забыть о своих мыслях?
Как только Грациэла задумалась об этом и ощутила безумную благодарность наставнице, у девушки потекли слезы. Прежде чем Ли, которая продолжала слегка давить ей на спину, успела спохватиться, танцовщица разрыдалась. По-настоящему. Отчего-то Грациэла достаточно доверяла Ли, чтобы не стыдиться.
– Тебе было больно? – спрашивает Ли после занятия.
– Нет, – отвечает Грациэла. – Мне почти не было больно всю прошлую неделю. Просто я слегка расчувствовалась.
Ли смотрит на нее с улыбкой, слегка склонив голову, как будто ждет большего. А может быть, она действительно способна прочесть мысли Грациэлы и сочувствует девушке. Ли потрясающе красива: чистая кожа, яркие глаза, изящное тело, – в ней ощущается внутренний огонь, и от нее трудно отвести глаза. Настоящая жительница Коннектикута (Стефани сказала, что Ли родом оттуда). Не то чтобы Грациэла знала хоть что-нибудь о Коннектикуте – она родилась и выросла в Лос-Анджелесе.
– Бывает, – говорит Ли. – И это совсем не плохо. Не сдерживайся. – Она касается волос Грациэлы и подмигивает. – Так ты быстрее вылечишься.
Грациэле хочется поговорить о Дариле, но ей уже и так неловко оттого, что она пользуется щедростью Ли. Она не собирается и дальше испытывать чужую доброту, взваливая на преподавателя очередную проблему.
Ли смотрит на часы и ненадолго задумывается.
– Черт, – говорит она. – Мне нужно бежать. Через полчаса я должна быть в школе; не хочу опаздывать.
– Давайте я вас подвезу, – предлагает Грациэла. – Ну пожалуйста.
– Тебе в ту же сторону?
– Не важно. Пожалуйста, разрешите.
До занятий йогой Грациэла никогда не бывала ни в Силвер-Лейк, ни даже поблизости. Они с Дарилом снимают мансарду в центре, в огромном старом доме, и жилье у них просторнее, чем у большинства друзей. Грациэла прожила там уже пять лет и позволила Дарилу переехать, когда один из его соседей по комнате женился. Предполагалось, что он поживет в мансарде два-три месяца, но у них завязался роман. Хотя Грациэле нравится классический блеск Лос-Анджелеса, она вынуждена признать, что Силвер-Лейк – очень гостеприимное и спокойное место.
Она водит старенький «вольво», который за двести долларов купила у подруги, уехавшей на восток. Грациэла даже не знает, сколько лет этой машине. Отпирая дверцу, она заглядывает в салон.
– Простите за бардак, – говорит девушка. – Мой бойфренд – диджей и обычно оставляет здесь всякое барахло в промежутках между выступлениями.
Она перебрасывает коробку с дисками на заднее сиденье. Может быть, она поторопилась, предложив Ли помощь?
– У меня двое сыновей, – отвечает та. – И это ты называешь бардаком?
– Да, но дети есть дети. Похоже, мой любимый лопал тут попкорн. Прошу прощения.
– Ты слишком строга к себе, девочка. Может быть, хватит?
Грациэле хочется извиниться и за это, но она все-таки удерживается.
– И давно вы с ним встречаетесь?
Грациэла рассказывает, пока они едут вокруг озера. Солнце отражается от серебристой поверхности воды, в воздухе висит теплая дымка. Рассказывая про Дарила – мать-наркоманка, парень сам пробился в жизни, у него большой талант и уйма обаяния, – Грациэла чувствует прилив гордости и любви, и в то же время девушке кажется, что она упустила нечто очень важное.
Когда они добираются до школы, Ли предлагает познакомить Грациэлу с детьми.
– Я бы с радостью, – отвечает та, – но нужно навестить маму. Раз уж мне нельзя репетировать, буду помогать ей по дому. У нее трудные времена. Мой отчим умер в прошлом году, и мама никак не может оправиться.
– Соболезную, – говорит Ли. – Грациэла, честное слово, я горжусь тем, как ты работаешь. Все будет хорошо, поверь. И у тебя замечательная машина. Даже несмотря на попкорн.
Когда Грациэла отъезжает, Ли звонит Стефани, но телефон по-прежнему выключен. Она второй день тщетно пытается связаться с ученицей, которая в обычное время буквально висит на телефоне. Ли начинает беспокоиться – ведь Стефани не появлялась в студии уже почти две недели.
– Так чем ты занимаешься в студии? – спрашивает Конор. – Это что-то вроде аэробики или тайбо?
– Лучше приходи и сам посмотри, – отвечает Кэтрин. Она смотрит на парня и улыбается, а потом прикусывает губу. Ей одновременно радостно и совестно оттого, что она с ним флиртует, совсем как школьница. Наверное, все дело в его грубоватой, подавляющей мужественности и невероятной застенчивости. Когда Конор заглянул в студию, чтобы вместе с Кэтрин выпить кофе, он сунул девушке руку для пожатия и сказал:
– У тебя классный велик.
Она отозвалась:
– А я-то думала, ты похвалишь мои ноги.
Конор вспыхнул, и его бледная кожа покраснела так, что почти слилась по цвету с волосами. Кэтрин решила, что это очаровательно, очень мило, особенно для человека ростом выше шести футов, и постаралась выставить себя с самой выгодной стороны.
– Только не говори, что твои бостонские подружки занимались йогой, – предупреждает она.
– Думаешь, у меня их было много?
– Я готова поклясться, что в свое время вы разбили не одно сердце, мистер Росс.
– Может быть, у меня самого оно разбито.
Он смотрит в никуда, и Кэтрин чувствует, что Конор не лжет. Лицо у него тоскливое, и девушка понижает голос:
– Именно поэтому ты и переехал в Лос-Анджелес?
– Начать с того, что мне надоел снег, – говорит он. – Один мой приятель перебрался сюда пару лет назад, и сначала я решил немного погостить… – Конор пожимает плечами. – Вот так и получилось.
– Тебе здесь нравится?
– Когда как…
– А, например, сегодня?
Конор смотрит на девушку большими синими глазами.
– Сегодня просто потрясающий день.
Услышав это от кого-нибудь другого, Кэтрин бы поморщилась. Но Конор говорит так искренне, что у нее сердце замирает. Из-за забавного бостонского акцента у него буквально все звучит как признание в любви, и открытый взгляд синих глаз внушает, что Конор – честный человек, который не способен солгать. Наверное, он думает, что Кэтрин не его поля ягода. Она встречалась с актерами и спортсменами, которые обращались с ней так, как будто оказывали большую услугу, идя на свидание, и с парнями вроде Фила, тоже совершенно чудовищными… Так приятно наконец оказаться рядом с человеком, который с интересом смотрит на тебя. К счастью, Конор пока что оценивает только внешность. Кэтрин понятия не имеет, как он отреагирует на ее прошлое, а потому лучше промолчать о некоторых вещах (например, о пятилетнем периоде ошибок и неверных шагов).
– Ты всегда хотел быть пожарным? – спрашивает она.
– Мне в детстве нравились большие машины, – отвечает Конор. – Когда я служил в Национальной гвардии, то научился их водить.
– Ты был в Ираке?
– Я, конечно, люблю отвечать на вопросы, – замечает Конор, – но пока что ты ничего не рассказала о себе. Я даже не знаю, откуда ты родом.
Большинство парней даже не подумали бы об этом спросить, но, услышав вопрос, Кэтрин смущается.
– Давай-ка прогуляемся до студии, – говорит она. – Я покажу, где работаю. Если будешь хорошим мальчиком, потру тебе спинку.
– Хороший мальчик не прочь сделать то же самое, – отзывается Конор и берет девушку за руку. У него огромная мозолистая ладонь, в которой тонет рука Кэтрин. – Пойдем. Сравним методику.
* * *
Ли условилась о встрече с людьми из «Мира йоги» дома, а не в студии. Она не хочет рисковать и давать пищу для сплетен, тем более что сама еще не решилась. Не вполне понятно, что ей собираются предложить. Алан приезжает и уезжает, привозит и отвозит детей, пытается поддерживать видимость нормального существования ради их обоюдного блага, но они не оставались наедине с тех самых пор, как он переехал к Бенджамину. Поход на выставку Гарта был самым долгим совместным времяпрепровождением – и посмотрите, чем оно закончилось. Ли чувствует себя на грани срыва.
Она оставляет близнецов в студии, где за ними присмотрит Баррет. Девушка твердит, что обожает детей, но ее одежда, прическа и голос наводят на мысль, что стажерке скорее нравится притворяться ребенком. Тем не менее она надежный человек, и вдобавок дети обожают возиться в студии. Потом Баррет пообещала отвести мальчишек на игровую площадку, чтобы они немного выдохлись.
Ли прибирает в гостиной, складывает игрушки в ящики и на нижние полки шкафов, стоящих по обе стороны камина. Именно он некогда навел Ли и Алана на мысль, что они просто обязаны купить это очаровательное маленькое бунгало, пусть даже пришлось просить у матери денег взаймы, чтобы выплатить первый взнос. Она наводит порядок ради людей из «Мира йоги», разумеется, а не ради Алана.
Ли бросает два одинаковых школьных рюкзака в кладовку, а когда оборачивается, то видит мужа, который стоит на пороге и обозревает комнату.
– Да, здесь относительный порядок, – говорит он.
– Ты меня напугал. Трудно было постучать?
– Прости, Ли, но пока что это и мой дом, как ты знаешь.
– Однако ты предпочел жить в другом месте. Поэтому я очень прошу тебя в следующий раз стучать.
Алан вздыхает и плюхается на кушетку. На нем ярко-синяя футболка и короткие спортивные штаны, которые Ли подарила мужу на день рождения, – они ему очень идут. Волосы собраны в хвост. К сожалению, Алан выглядит потрясающе. Как всегда. Давным-давно одна подруга Ли по медицинскому колледжу, смышленая, смелая и красивая русская девушка, обручилась с толстяком, который выглядел, мягко говоря, непривлекательно. «Выходи за некрасивого, – сказала Ирина с заметным акцентом. – Когда стоишь рядом с ним, кажешься красивее. И муж всегда будет тебе благодарен за то, что ты его выбрала».
Может быть, она и впрямь не ошиблась.
– Вот уж не знал, что ты такая злюка, Ли. Я же сказал: мне просто нужно немного времени и свободного пространства. Ты тут ни при чем.
– Да, но поскольку ты не можешь объяснить, в чем проблема, я чувствую себя слегка… неуютно. Мы ведь совсем недавно поженились, Алан. Я не могу быть ни при чем…
Меньше всего Ли хочется выходить из себя. Она тщательно избегала вспышки, как только муж вошел в комнату. Впрочем, коготок увяз – всей птичке пропасть.
– И потом, что это значит – «мне нужно свободное пространство»? Звучит как лозунг хиппи.
– Послушай, – говорит Алан. – Получилось так, что наша жизнь – точнее сказать, моя – обернулась иначе, нежели я ожидал. Однажды я проснулся и понял, что гармония нарушена, хотя внешне все вроде бы очень мило. Ты руководишь студией, и у меня нет буквально ни минуты свободного времени. «Построй еще одну кладовку». «Измени дизайн веб-сайта». «Трубы в туалете надо прочистить». Я бросил петь. Я посвящаю музыке слишком мало времени. Я превратился в чернорабочего, Ли. Такое ощущение, что я сижу в поезде, который сошел с рельсов. Мне пришлось уйти, чтобы немного отдышаться.
Ли пристально смотрит на него. Неужели дело именно в недостатке времени? Она готова смириться. Пусть Алан отдышится. Йога – ее призвание, возможность обратить целительские способности на благо людям… но даже Ли порой чувствует себя измученной.
Она замечает, что муж не смотрит ей в глаза.
Эгоисты вроде Алана думают, что им все сойдет с рук, поэтому даже не стараются правдоподобно лгать. Впрочем, они сами отчасти верят в то, что говорят, и порой бывают чертовски убедительны.
– В студии тебя любят, и ты это знаешь. Когда ты играешь, зал битком набит. Сошел твой поезд с рельсов или нет, но тебе, кажется, не приходится целый день ворочать уголь.
– Иными словами, ты платишь по счетам, а я должен быть безмерно благодарен?
– Ты преувеличиваешь.
И все-таки это правда. Пару лет назад Алан продал несколько песен на телевидение и до сих пор получает авторский гонорар. Но его недостаточно, даже чтобы заплатить за электричество.
– Можно поинтересоваться, когда ты собираешься вернуться?
– Давай не будем спешить, ладно?
– Похоже, у меня нет выбора.
Алан улыбается.
– Ты такая красивая в этом топике. Когда должны прийти наши гости?
– Прекрати, – просит Ли. Но улыбка мужа ей приятна, она до боли мечтает о том, чтобы немедленно заняться с Аланом любовью, и сердится, когда на крыльце раздаются шаги.
Люди из «Мира йоги», видимо, всегда ходят по двое. Как монашки, мормонские миссионеры и те приятные дамы, которые являются в студию и пытаются всучить ученикам «Сторожевую башню».
Пришли те же люди, которых Ли видела на занятии, – оба чистенькие и подтянутые. Один высокий и жилистый, с гладкими руками, на которых видны вены, другой маленький и крепкий – в юности, возможно, он занимался борьбой. Высокому меньше сорока, но волосы у него с проседью, они оттеняют красивое, без единой морщинки, лицо.
– Ого! – восклицает он, когда гости садятся у камина. – Домик просто прелесть. Хотел бы я здесь жить. Силвер-Лейк – замечательный район, вы согласны?
Так всегда говорят люди, которые не намерены никуда переезжать из Западного Голливуда.
– Да, отличное место, – соглашается Ли.
– Хотите соку? – предлагает Алан.
Высокий и Коротышка одновременно кивают, как будто каждый жест у них отрепетирован.
– Итак, Алан, – говорит Коротышка, – полагаю, жена передала вам наш разговор.
– Можно не повторяться, Чак, – намекает Высокий.
Удивительно наблюдать за тем, как они разговаривают, дополняя друг друга, и каждый в точности знает, когда нужно вступить. Они обмениваются заученными шутками (не смешными) и привычными банальностями, которые кажутся им очень забавными.
Высокий:
– Все мы знаем, в каком положении в нашей стране находится йога последние несколько лет…
Коротышка:
– Популярность растет как на дрожжах.
Высокий:
– Вот именно, Чак. Хорошо сказано.
Коротышка:
– И чем больше спрос, тем труднее маленьким студиям…
Высокий (демонстрируя тугие бицепсы):
– …которые всегда составляли ядро индустрии.
«Индустрии?» – думает Ли.
Коротышка:
– Они не в состоянии справиться с объемом.
Высокий:
– Не говоря уже о соответствии ожиданиям, особенно в таких местах, как Лос-Анджелес.
Коротышка:
– Люди хотят не просто занятий. Они ждут…
Высокий:
– …полноты ощущений.
Он произносит это слово с наигранной почтительностью, как будто раскрывая жизненно важный секрет, и Ли жалеет, что вообще открыла дверь. Они, возможно, разумные люди, которые всего лишь делают свою работу, но что-то в их елейных, заученных речах напоминает Ли презентацию Мэри Кей, куда ее много лет назад пригласила подруга. Высокий и Коротышка разглагольствуют еще несколько минут, расписывая все прелести корпоративного слияния. Они постоянно ссылаются на Жанетту и Фрэнка – видимо, хозяев компании. Ли напоминает себе, что излишняя разборчивость не поможет ей устроить близнецов в хорошую школу и не поможет Алану увериться в собственных способностях.
Алан, кажется, тоже не в силах слушать гостей, и впервые за несколько недель Ли чувствует, что они с мужем заодно. Может быть, позвать этих двоих и впрямь было хорошей идеей.
– И сколько вы хотите за студию? – спрашивает Алан.
Высокий и Коротышка внезапно замолкают и переглядываются. Видимо, этого нет в их сценарии.
– Нас не интересует помещение, – говорит Коротышка. – В «Мире йоги» нет ни одной студии меньше восьми тысяч квадратных футов.
– Сомневаюсь, Чак. По-моему, студия в Санта-Монике – только шесть тысяч.
– Может быть. Не знаю. Я всего лишь занимаюсь финансовой стороной.
– Жанетту и Фрэнка интересуете вы, Ли, – продолжает Высокий. – И вы, Алан. Мы хотим…
– …предложить вам эксклюзивный контракт.
– Возможно, вы слышали…
– …что Жанетта и Фрэнк гарантируют высокую заработную плату для всех сотрудников «Мира йоги».
– Они не стремятся к личному обогащению.
Не поворачиваясь, даже не глядя на мужа, Ли чувствует, что Алан напрягся.
– Но прежде чем перейти к деталям, – говорит Коротышка, – давайте обсудим некоторую информацию, которой вы с нами любезно поделились. У вас довольно эксцентрическая манера вести бухгалтерские записи, Ли.
Кэтрин пришла к Ли два года назад и через год сняла массажный кабинет. Ей нравится это место, здесь она чувствует себя защищенной от суровой реальности внешнего мира, но в то же время девушка словно утратила способность смотреть критически. Вот почему небесполезно привести сюда Конора – Кэтрин надеется взглянуть его глазами, как будто видит студию впервые.
В предыдущем воплощении это здание служило выставочным залом продавца ковров. Здесь было много свободного места, когда Ли и Алан купили магазин, – в те времена Силвер-Лейк еще не был престижным районом, а Алан только что продал свою песню продюсерам фильма. Алан и Ли сняли ковровое покрытие (Кэтрин видела фотографии студии до и после ремонта), внизу обнаружился деревянный пол, и Алан привел его в порядок. Почему он не стал профессиональным плотником – загадка для Кэтрин, ведь у него это отлично получается и, кажется, порой даже доставляет ему удовольствие. Первое, что замечаешь – особенно при солнечном свете, – теплый медовый цвет полов.
– Очень красиво, – говорит Конор. – У меня в бостонской квартире были такие же. Страшно подумать, как я навредил своим легким, пока шлифовал их и покрывал полиуретаном.
– Я так и думала, что ты из тех парней, кто любит работать руками.
– Мне нравится быть занятым. Если у тебя достаточно дел, некогда заниматься глупостями.
Интересно, как его понимать? Если люди говорят, что им некогда заниматься глупостями, обычно это значит, что некогда они потратили значительный отрезок времени именно на это. Если Конор похож на большинство бостонских ирландцев, то, вероятно, провел немало вечеров в спортивных барах и ввязался не в одну уличную драку после закрытия. Но в нем ощущается нечто мягкое (и невероятно сексуальное), невзирая на рост и силу; проще представить, как он разнимает драку, а не начинает ее.
– Тебя тянет заниматься глупостями? – спрашивает Кэтрин.
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– Да. Дурная привычка. А ты уклоняешься от ответов.
Он подмигивает и обнимает девушку за талию.
– Ну и где ты творишь чудеса?
– Сначала давай я покажу тебе студию.
За столиком в вестибюле сидит Хлоя и во весь голос разговаривает по мобильнику. Она ведет самый ранний класс, в семь утра, трижды в неделю. По выходным Хлоя работает барменом в клубе в Западном Голливуде, а в колледже учится на риелтора. Потрясающая смесь интересов и профессий, но они каким-то образом укладываются в голосе Хлои. Она прекрасный преподаватель, у нее преданная группа учеников, любителей вставать на заре, хотя во время занятий она слегка перегибает палку по части метафор, явно почерпнутых из других областей ее жизни. «Перегнитесь в поясе и опустите туловище… пусть оно стекает по ногам, как теплая темная жидкость, которая течет по кубикам льда, медленно растворяя усталость и напряжение… Отведите плечи назад, разверните грудную клетку, представьте, что вы открываете дверь и приглашаете всю вселенную войти. Я называю эту позу – «гостеприимный дом»». Сначала у Хлои был парень, потом девушка, теперь она одна. Настоящая бисексуалка, которая влюбляется, не отдавая предпочтения ни одному из полов. С одной стороны, подобное мировоззрение упрощает жизнь, с другой – невероятно усложняет.
Странно, что сейчас она здесь, но вклиниться в речь Хлои невозможно – судя по всему, она активно обсуждает что-то с матерью. Эта дама, которая время от времени появляется в студии, – одна из тех одержимиц, которые сперва прикидывают, чего ты стоишь, прежде чем заговорить с тобой. Тем не менее она достойна уважения как хозяйка преуспевающего бизнеса. Она больше похожа на сестру Хлои, и иногда Кэтрин завидует их близости. Она не общалась с собственной матерью по душам уже шесть лет.
Конор выглядит здесь до смешного неуместным, он сутулится, как будто ему страшно, – мужчины часто ведут себя так, когда впервые переступают порог студии.
– Отличное место, – говорит он. – Ну, покажите мне свои фокусы, леди.
