Текст книги "Дружба, йога и любовь"
Автор книги: Рейн Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Кэтрин вынуждена признать, что на нее снизошло озарение, – сначала она вступила в заговор с Имани Ланг, а теперь сидит за рулем ее машины. Имани не появлялась на экранах уже почти год (Пэрис Хилтон активно писала о злополучном выкидыше), но по-прежнему шикарно выглядит. Вдобавок в студии у Ли не то чтобы толпами ходят знаменитости. Неужели восхищаться телезвездой значит выказывать собственную глупость? В «желтой прессе» Имани Ланг неизменно изображали супердивой, обладательницей железной воли. Но когда Кэтрин похвалила ее за гибкость, Имани отреагировала совсем по-детски. Разумеется, девушка слегка ей польстила, но ведь нужно с чего-то начинать.
В полдень на массаж к Кэтрин должен явиться клиент – полицейский, который постоянно отпускает скабрезные шуточки. Девушка подозревает, что все это показуха и на самом деле он скрытый гомик, но коп по крайней мере к ней не приставал. Она направляется к студии, вместо того чтобы сделать еще один круг по кварталу и поискать Конора. «Он уехал месяц назад, – сказал вчера один из пожарных, ухмыльнувшись. – И у него нет подружки». – «Меня это не интересует», – ответила Кэтрин. «А вот и интересует».
На улице она замечает парней, которые выпендривались в студии перед началом занятия. Оба садятся в машину. Когда дверца захлопывается, Кэтрин видит сбоку крупную надпись «Мир йоги». Она так и знала, что в них есть нечто подозрительное. Самодовольство, с которыми они проделывали пашимоттанасану, нарочито шумное дыхание…
«Мир йоги» – своего рода «Макдоналдс» среди прочих студий, корпорация, которая поглощает маленькие школы или же открывает огромный клуб по соседству, вытесняя конкурентов.
Кэтрин стучится в дверь кабинета Ли и врывается – она слишком взволнованна, чтобы соблюдать формальности.
– Знаете, кто эти двое, которые так выделывались сегодня на занятии? Один высокий, второй маленький? Угадайте, откуда они! Из «Мира йоги»! Представляете? Наверное, разведка. Хотят знать, кто следующий на вылет. Почему бы им сразу не переименовать свою контору в «Уолмарт»? О Господи.
Ли разражается хохотом – Кэтрин ожидала иной реакции.
– Такое ощущение, что полтора часа глубокого дыхания вылетели в трубу.
– Думаете, я преувеличиваю? Ненавижу крупные компании, которые приходят и обращают йогу в бизнес. А их дурацкий логотип? Похож на огромные сиськи. Наверняка они пытаются давить на подсознание. И вы их пустите, если они придут еще раз?
Смех внезапно обрывается. Ли выглядит смущенной.
– Простите, Ли. Я наговорила глупостей.
– Ты ни при чем, Кэт. – Ли проводит рукой по волосам. – Я сама пригласила их на занятия.
– Вы… что?
– Закрой дверь, пожалуйста.
Кэтрин закрывает дверь и садится за стол. У нее дурное предчувствие. Не стоит предполагать, что ты на одной волне с собеседником. И вообще строить предположения – дурная идея. Ей давно следовало усвоить этот урок.
– Они связались со мной пару месяцев назад. В «Мире йоги» прослышали обо мне и захотели провести «собеседование», ну или нечто в этом духе. Сначала я не обратила на них особого внимания.
Ближе к делу, думает Кэтрин. Она ненавидит предыстории – не важно, насколько серьезна тема.
– Пожалуйста, не смотри на меня так, Кэт. Я просто пытаюсь сохранить за собой свободу выбора. У меня двое детей. И школа, в которую они ходят, не самое безопасное место.
Кэтрин с ненавистью думает, что дети вечно нарушают планы. Но что она может ответить? «Да бросьте, с мальчиками все будет хорошо. Я ходила в среднюю школу в Детройте и стала нормальным человеком… как только бросила героин». Ей хочется напомнить, что в планы Ли входило сотрудничать со школой, а не бросать ее, но, сидя за столом, напротив наставницы, Кэтрин внезапно понимает, что дело, возможно, в Алане и в том, что происходит с ним, а не только в сыновьях. Эта часть жизни Ли находится под запретом. «Не влезай – убьет».
– «Мир йоги» – все-таки йога, – продолжает Ли. – Они неплохие люди, просто у них свои представления о том, как вести дела.
– Да, маркетинговые исследования, раздача печенья на занятиях, а главное – деньги, деньги, деньги. Разве вы не цените собственную уникальность, Ли? Вы спасли мне жизнь. Половина ваших учеников скажут то же самое, хотя у них на то свои причины. Я знаю, как много для вас значит йога.
– Я не перестану преподавать. Но все уже решено.
Решено? Дело зашло так далеко?
– Вам придется плясать под их дудку меньше чем через полгода, клянусь. У «Мира йоги» сорок пять студий по всей Америке, отсюда и до Сан-Франциско, они предполагают создать национальную сеть, и у них достаточно адвокатов, чтобы контролировать каждый ваш шаг.
Возможно, она преувеличивает, но по сути-то говорит правду.
– Я должна думать об Алане, – заявляет Ли. Кэтрин знала, что именно так и закончится. Дети и муж. Проклятая комбинация. – Он давно этим заинтересовался. Наверняка там и для него найдется дело. Пока я только изучаю варианты. Понимаешь?
Кэтрин встает и открывает дверь.
– Студия ваша, Ли. И вы вольны решать. Просто я привыкла считать всех нас одной семьей.
– Я всего лишь рассматриваю варианты, Кэт. И они тоже. Они хотят просмотреть наши записи и понять, много ли мы зарабатываем.
– Несомненно, они посмеются, когда ознакомятся с нашей бухгалтерией. Простите, у меня клиент через минуту.
Кэтрин уже на пороге, когда Ли говорит:
– Чуть не забыла…
– Что?
– Тебе звонили, пока тебя не было.
– Клиент?
– Нет. Сообщение от какого-то парня по имени Конор. Он сказал, что ему нравится твой велик.
* * *
– У проекта отличный потенциал, – говорит Стефани. – Роман получил самые лучшие отзывы года, автора сравнивают с молодым Бретом Истоном Эллисом, и он лично работает над сценарием. Любовь, Лас-Вегас и покер. О чем еще мечтать?
Продюсер, Лон Бордерс, – красивый молодой человек с длинными светлыми волосами и веснушчатой кожей, которая, возможно, доставит своему хозяину ряд проблем, как только ему перевалит за сорок. Стефани всегда питала слабость к людям с такой внешностью – тело пловца, обожженная солнцем кожа… Сама она не бывала на пляже с тех пор, как они с Престоном расстались. «Чизбургер, чизбургер», – мысленно повторяет Стефани, как делает всякий раз, когда Престон приходит ей на ум.
Лон выпустил несколько посредственных триллеров и заработал на них достаточно денег, но именно фильм «Привет, красотка» два года назад помог ему забраться на вершины киноиндустрии. Молодая американка приезжает в Токио и участвует в местных конкурсах красоты. Фильм явно не заслуживал двух номинаций, но получился не хуже и гораздо умнее, чем большинство произведений подобного сорта. Лон идеально подойдет для нового проекта. Он широко мыслит и нуждается в чем-нибудь чуть более серьезном. Есть и еще одна причина, по которой Лон – идеальный вариант. Он последний продюсер «первого эшелона» в списке Стефани. Если она не сможет его уломать, придется побегать. Ей предстоит работа с частными спонсорами из Канады и прочих малоприятных мест. Стефани вовсе не так планировала провести весну – не говоря уже о следующих полутора годах. Она выдыхается именно в ту минуту, когда нужно приложить максимум усилий.
Стефани обнаружила «Пески Лас-Вегаса», когда они с Престоном разошлись. Она заплатила автору больше, чем следовало, но книга была интересная и потом на кону стояла гордость. Престон сказал бывшей подруге, что она никогда не получит права на роман. Он как раз продал свой сценарий, а Стефани уволили из агентства Кристины Вачон.
– Наши карьеры идут в разных направлениях, – заявил Престон. – Давай не будем стоять друг у друга на пути.
Полный придурок.
Но Стефани все-таки обскакала его («чизбургер!»), пусть даже пришлось нарушить правило номер один и заплатить из собственного кармана. Почти полностью потратить сто пятьдесят тысяч долларов, которые она получила в наследство от матери. Подлинная ставка ва-банк. Хотя Стефани была совершенно уверена, что сделала автору предложение в трезвом виде, но тем не менее не могла восстановить ход мысли, который привел к финальной, чертовски большой цифре.
Помощница Лона – миниатюрная брюнетка, похожая на недавнюю выпускницу школы. Она стучит по клавишам ноутбука, кивает при каждой фразе Стефани, смотрит широко раскрытыми глазами и сияет энтузиазмом. Не исключено, что на самом деле девочка сидит в каком-нибудь чате.
Единственный человек, которого интересует происходящее, – это Брэди, тощий, наголо бритый тип в узких джинсах. Он сделал несколько комментариев, доказав, что действительно прочел книгу перед встречей. Ну надо же. Он, несомненно, понимает, что книга заслуживает переделки в фильм. Но у него, судя по всему, нет никакой власти, и это плохо.
Лон постукивает пальцами по столу и смотрит на часы. Мелкий жест, который говорит о многом.
– Трудно работать с авторами, которые сами берутся писать сценарий, – говорит он. – По моему опыту.
Кроме шуток. Стефани добилась своего, перебив книгу у Кристины Вачон, – она пообещала автору, что сценаристом будет он сам, а затем заплатила вперед немыслимую сумму. И все ради того, чтобы доказать ему, что она богата. Стефани хорошо знает эту публику с тех самых времен, когда изучала литературу в колледже в Айове. Автор намарал пятьдесят страниц – по сути, переписал вступительные главы романа, слегка изменив пунктуацию.
– По-моему, этот материал понравился бы Диабло Коди, – говорит лысый Брэди, благослови его Бог.
– Я уже послала ей книгу, – отзывается Стефани. – Она пообещала прочесть в выходные.
Стефани разговаривала с агентом Коди два месяца назад и слышала, что Коди занята на два года вперед и даже не станет смотреть на новую книгу. «Оскар» мог бы поправить дело. Лгать бессмысленно, но гордость вновь заявила о себе. У Стефани возникает ощущение, что Лон просто тянет время и поддразнивает ее, потому что ему приятно видеть, как она из кожи вон лезет и потеет от волнения. Он внушает, что, возможно, заинтересуется проектом, если Стефани как следует поунижается. Она слишком часто через это проходила. В Голливуде сорок три тысячи двести семь точно таких же агентов, которые носятся по городу, пытаясь привлечь к себе внимание, но большинство так и остаются ни с чем. Она это знает, и Лон знает, но тем не менее оба продолжают игру.
А вдруг он и впрямь заинтересуется. Нельзя сжигать все мосты.
– Есть кое-что еще, – вдохновенно врет Стефани. – Недавно я говорила с Имани Ланг – мы вместе занимаемся йогой… Ей очень понравилась книга, и она буквально мечтает сыграть певицу.
– А я думал, она бросила кино, – сухо отвечает Лон, рассеянно открывая ящик стола.
Юная помощница пробуждается, заслышав сплетню, и вываливает груду информации об Имани, в том числе и ряд фактов, о которых Стефани понятия не имела. Имани замужем за хирургом, она ушла из сериала по его настоянию, когда забеременела. Потом произошел всем известный выкидыш и депрессия, о которой не писал только ленивый. Если хорошенько подумать, Имани и впрямь идеально подошла бы на роль певицы – персонажа, пережившего много взлетов и падений.
– Интересно, – говорит Лон. – Но Имани недостаточно, чтобы раскрутить фильм.
– У нее потрясающий голос, – возражает Стефани. А кто сказал, что нет? – Когда-то она хотела заниматься музыкой. Имани сама могла бы петь и участвовать в клипах. Во всяком случае, «Пески Вегаса» производят впечатление единого целого.
Она встает прежде, чем Лон успевает пошевельнуться. Чем больше Стефани об этом думает, тем привлекательнее кажется проект. Пусть даже писатель – пренеприятный тип, книга тем не менее прекрасна, и из нее обязательно получится великолепный фильм. Если Лону неинтересно, она больше не потратит на разговор ни одной минуты. Нельзя сжигать мосты, но можно оборвать привязь.
Провожая Стефани по коридору, лысый Брэди говорит:
– Чертовски потенциальная штука. Я обязательно поговорю с Лоном.
– Спасибо, – отвечает Стефани. – Я очень ценю вашу заботу. В сценарии есть персонажи, способные заинтересовать лучших актеров. И поверьте, фильм удастся снять задешево.
– Можете меня не уговаривать. Кстати, я обожаю «Лучи надежды». Смотрел четыре раза.
Стефани гадает, правда ли это… но почему бы не расслабиться и не поверить? «Перестань судить и начни чувствовать», – сказала Ли на занятии на минувшей неделе. Что будет, если мы начнем принимать вещи как есть, вместо того чтобы оценивать их?
Она не собирается давать волю чувствам, но, слушая болтовню Брэди, готова заплакать. «Лучи надежды» вышли на экраны пять лет назад. Маленький интеллектуальный фильм о семейных проблемах. Она нашла продюсера для этого проекта и обрела доверие в определенных кругах. Фильм стал настоящим хитом; рецензенты благодарили Стефани за невероятную работу, проделанную над сценарием. Сцены, переписанные ею от начала до конца, неизменно вызывали многочисленные похвалы.
К сожалению, за радостным волнением, престижем и обещаниями последовали крушение надежд, крахи сделок, безнадежная гонка и спешка. Стефани не удавалось оторваться от земли. Именно во время работы над очередным фильмом она познакомилась со своим мистером Чизбургером. Тем не менее для нее еще открыты некоторые двери в киноиндустрии, хотя уровень гостеприимства и поубавился.
Солнце на улице светит ослепительно ярко, воздух сухой и обжигающий. Утром Стефани проснулась с головной болью и усилием воли внушила себе, что встреча с Лоном изменит ее судьбу, хотя и понимала, что шансов немного. Но ей нравится работать в Голливуде – и всегда нравилось. Это очень приятно. Разумеется, если только тебе не надавали под зад. После очередной неудачи голливудская классика – оштукатуренные здания и маленькие гольфмобили – начинает действовать на нервы.
В машине нестерпимо душно, и Стефани вновь слышит пощелкивание в моторе, которое раздается уже несколько недель. Похоже, предстоят очередные расходы. Проведя тщательные подсчеты, она поняла, что сбережений хватит еще на два месяца. При достаточной экономии. А потом…
Стефани не знает, что случится потом, и не собирается сходить с ума, думая об этом. Она раздобудет денег. Сделает фильм. Покажет этому… чизбургер, чтоб ему пусто было!!!
Вечером она собиралась встретиться с Грациэлой, но непременно опоздает, если завязнет в пробке. И кажется, с утра Стефани еще ничего не ела. Она волновалась из-за встречи и носилась как ошпаренная. Как ни странно, она не голодна. Больше всего ей хочется пить. Неподалеку есть ресторан, где подают вкусные салаты и странные пенистые коктейли – якобы безалкогольные.
Спускаясь по Мелроуз, залитой солнечным светом, Стефани вновь ощущает приступ головной боли и решает ехать прямо домой, через бульвар Санта-Моника. У нее есть список из десятка имен – все это люди без особой репутации, зато с большими деньгами, при помощи которых они надеются пробиться в киноиндустрию. Стефани никогда не думала, что придется пасть так низко, но делать нечего. Она покупает бутылку вина, едет домой, опускает шторы и принимается звонить.
Ли считает добрым предзнаменованием, что Алан согласился пойти вместе с ней на открытие выставки Гарта. Она не смогла отказаться, а появиться одной было бы унизительно и положило бы начало слухам и сплетням. По крайней мере они с Аланом продемонстрируют семейную стабильность. Ли сама удивляется своему желанию кому-то что-то доказать, но сейчас это действительно необходимо. Временный переезд Алана не должен показаться друзьям чем-то серьезным.
Вечер такой прохладный и красивый, что они решают идти пешком. Еще один положительный признак. Прогулка займет всего полчаса. Баррет, одна из стажерок в студии, согласилась присмотреть за близнецами. Баррет учится на последнем курсе колледжа, ее специальность – начальное детское образование. Она занималась гимнастикой, но несколько лет назад «выросла» из нее и решила посвятить себя йоге. Она ходит в студию вместе с однокурсницей – тоже бывшей гимнасткой. У Баррет внушительная (хотя и преимущественно силовая) подготовка. Когда-нибудь она станет отличным преподавателем. Близнецы ее любят. Ли тоже, хотя и не всегда доверяет. Иногда Баррет дает понять, что завидует тому, как Кэтрин делает массаж, или тому, как Хлоя преподает, – и Ли чувствует себя неловко.
– Кэтрин недавно заметила в студии людей из «Мира йоги», – говорит она Алану по пути.
– Значит, теперь ученики только об этом и будут болтать, – замечает тот.
– Кэтрин – самый сдержанный человек из всех, кого я знаю. Даже не пришлось просить ее молчать. Она и так все поняла.
– Да, а потом она решит проболтаться, – говорит Алан. – Такие, как Кэтрин, способны немного выправиться, Ли, но в душе они не меняются.
Ли предпочитает промолчать. Алану тридцать четыре, он на два года моложе жены и с двадцати лет на периферии музыкального бизнеса. Неизменно воздержанный, он, разумеется, общался с алкоголиками и наркоманами, но то, что они музыканты, в его глазах оправдывает все их грехи. Ну и, разумеется, то, что они мужчины. В кругах, где вращается Алан, музыкальная индустрия исполнена шовинизма, она напоминает мужской клуб, и он с плохо скрытым негодованием смотрит на женщин, которые привлекают к себе чересчур много внимания, лишая его заслуженных похвал. В ход идут старые аргументы – женщины, мол, не способны по-настоящему играть на гитаре. Как будто для этого непременно нужен член. Алан неохотно признает, что женщины порой бывают хорошими клавишниками и, разумеется, скрипачками. Будь Кэтрин мужчиной, он с большим пониманием отнесся бы к ее прошлому и настоящему.
– «Мир йоги» вызывает много неприятных ассоциаций, – продолжает Ли. – Они слишком меркантильны и агрессивны.
– Речь идет о нас, Ли, а не о Кэтрин. Нам обоим это пойдет на пользу.
Приятно, что Алан отзывается о них как о паре.
– Давай сегодня расслабимся, – предлагает Ли. – И кстати говоря, буду очень признательна, если ты умолчишь о своем нынешнем месте жительства.
– Неужели ты мне не доверяешь?
– Как продвигается работа над песнями?
– Господи, Ли. У тебя такой подозрительный вид, когда ты спрашиваешь. Как будто заранее думаешь, что все плохо.
– Ничего я не думаю. Просто спросила, как дела.
– Но таким тоном… – Алан слегка отстраняется от жены. – Все отлично. Мы закончили три песни. Одна идеально подойдет для нового реалити-шоу, которому нужен саундтрек. Агент Бена скоро отошлет ее продюсеру.
– Очень хочется послушать.
Алан медленно качает головой – он снова воспринял ее тон как оскорбление. Может быть, Ли действительно не в силах скрыть эмоции. Когда она слышит песни Алана и видит его на выступлении, то, разумеется, не сомневается в таланте мужа, но в то же время у Ли сильнейшее ощущение, что Алану недостает чего-то весьма существенного. Видимо, он тоже это понимает и поэтому постоянно щетинится. Лучше уж молчать.
Галерея – на окраине города, в бывшем магазине штор, который сверху донизу выкрасили в белый цвет. Одна из лучших галерей в окрестностях, если верить Лорейн и Гарту. Внутри толпа, человек тридцать, большинство – с бокалами в руках. Мужчины сплошь в джинсах, женщины в модных коротеньких платьицах, все внимательно слушают. Владелец галереи, толстячок в огромных черных очках, закрывающих пол-лица, представляет гостям Гарта.
– …таким образом, нас захватывает атмосфера третичной злокачественности. Вопрос не в том, откликается ли на нее художник, а в том – каким образом он откликается. Метод Гарта – контекстуализировать… сластолюбие… и церемониальность современной страсти. Вот почему новая серия картин так важна – не только для Гарта как художника, но и для нашего с вами существования. Злокачественный союз, который все мы ощущаем, глядя на картины, позволяет нам сказать: да.
Раздаются вежливые, почти беззвучные, аплодисменты, и появляется Гарт. Они с Лорейн одеты одинаково – ярко-синие рубашки навыпуск и белые джинсы. Берди наряжена в тон. Гарт вскидывает руки и опускает голову. Ему под пятьдесят, он красив, седеющие волосы гладко зачесаны.
– Слова Тони меня искренне смущают, – признается он. – Похвалы совершенно незаслуженны, но если, – Гарт опускает руки, – если мои картины помогут миру прожить на десять секунд дольше, я буду счастлив. Я благодарен вам за то, что вы пришли и дали мне шанс хотя бы немного повлиять на вас своими работами. Желаю приятно провести время.
Может быть, проблема в том, что Ли не способна воспринимать живопись. По стилю картины Гарта – нечто среднее между Дэвидом Хокни и «голубым» порно. Сочные калифорнийские оттенки зеленого и синего, много воды… и обилие мужской плоти. Серия из двадцати с лишним картин изображает обнаженную мужскую натуру (ну разумеется!) в самых разнообразных позах – ничком и плашмя – на садовом шезлонге. Ли не вполне понимает, что значит «злокачественный союз», но вряд ли Тони имел в виду смесь смущения и отвращения, которую она испытывает при взгляде на картины. Неужели Лорейн способна искренне восхищаться отвратительными изображениями мужских задниц? А как насчет Берди? Девочка, одетая в белое кружевное платье и ярко-синие китайские сандалии, смотрит на картину, а отец стоит рядом, что-то показывая дочери на холсте.
Когда Ли шепотом жалуется Алану, он отвечает:
– Не будь ханжой. Тебя весь день окружают полуголые тела. Ты хотела быть врачом.
– Дело не в обнаженной натуре, – тихонько возражает она, – а в том, что нужно притворяться, будто ты ее не замечаешь, и вместо этого рассуждать о злокачественности и так далее.
– Всего минуту назад ты просила меня притвориться, что я по-прежнему живу дома.
Лорейн подходит и крепко обнимает обоих. От нее пахнет лимонами, но это не духи – очаровательный аромат как будто испускают золотистые волосы и кожа.
– Мы так рады, что вы пришли, – говорит она, но таким тоном, как будто что-то знает или подозревает. – По-моему, потрясающие картины. Эта выставка – настоящая сенсация. А ты все так же сногсшибательно выглядишь, Алан. Не спускай с него глаз, Ли.
Хотя Алан действительно (и заслуженно) гордится своей внешностью, в последнее время он начал сетовать, что его хвалят исключительно за красоту. Окружающие, мол, даже перестали спрашивать, чем он занят в плане музыки. Ли не согласилась с мужем, но иногда ей кажется, что друзья просто не хотят сыпать соль ему на раны, поскольку он нередко реагирует весьма враждебно.
– Мои подруги просто мечтают с тобой познакомиться, Ли. Они хотят заниматься йогой.
Ли берет стакан вина и следует за Лорейн, держа мужа за руку. Она видит трех женщин, лет за сорок, которые стоят в дальнем углу и оглушительно хохочут. Видимо, они слегка подвыпили. Лорейн представляет им Ли, и одна из женщин сразу спрашивает:
– Вы пьете?
– Умеренно, – отвечает Ли.
– Как странно. Я думала, что все преподаватели йоги воздерживаются от спиртного.
Ли слышит снисходительные нотки, как будто она часами изводила эту даму нотациями о пользе воздержания.
– Наверное, зависит от того, как вы понимаете воздержание, – говорит она. Ли так и подмывает сказать, что в бардачке у нее лежит пачка сигарет, но Алану лучше об этом не знать. – Мой муж Алан.
– А вот он не кажется таким уж воздержанным.
– Алан музыкант. И автор песен.
– Как интересно. Что вы сочинили?
Для Алана этот вопрос равносилен пощечине. Люди считают музыканта достойным внимания лишь в том случае, если его песни раздаются из динамиков в магазине. Ли поспешно называет песню, которая удостоилась упоминания в титрах фильма пять лет назад.
– Никогда о таком не слышала, – говорит одна из женщин.
Ли хочется добавить: «Она была очень популярна у молодежи», – но это слишком язвительно и, к сожалению, неправда.
– А вы не боитесь, что повальное увлечение йогой через пару лет полностью прекратится, как случилось с аэробикой? – спрашивает женщина с многочисленными браслетами.
Началось.
– Йога существует не одну тысячу лет, – отвечает Ли, – поэтому она уж точно переживет Джейн Фонду.
– Правда? А я слышала, индусы придумали ее, когда увидели, как британские солдаты занимаются гимнастикой. Но я охотно постояла бы на голове ради того, чтобы стать такой же стройной. Вы оба отлично выглядите.
Ли слишком хорошо знакома с подобным обращением – завистливым и одновременно снисходительным, как будто она бог весть какая чудачка. Этот тон несложно игнорировать, и по крайней мере снисхождение собеседниц в разговоре с Ли слегка сглаживает неприятные ощущения, которые сейчас испытывает Алан.
– Готова поклясться, йога разнообразит ваш брак, – многозначительно подхватывает другая.
– Приходите в студию в любое время, – говорит Ли. – Попробуйте. Приводите мужей.
– О Господи! – восклицает женщина. – Да я с тем же успехом могу предложить ему напялить балетную пачку!
Ли улыбается и берет Алана за руку. Они подходят к Гарту и поздравляют его с выставкой. Художник обнимает Ли за талию – от этого присутствующим становится неловко.
– Вам нравится современная страсть? – спрашивает он.
Ли ничего не отвечает, и Гарт подмигивает.
– Это все шоу-бизнес, ребята. Нужно как-то платить по счетам. Если хочешь что-нибудь продать – пусти пыль в глаза.
Ли испытывает облегчение. Гарт впервые намекнул, что его смешат напыщенные беседы, которые ведутся вокруг картин. Он впервые отнесся к самому себе с иронией.
– Тебе нравятся папины картины? – спрашивает Ли у девочки.
Берди устремляет на нее водянистый, нездешний взгляд.
– Мама сказала, вы разводитесь. Почему вы пришли вместе?
Ли пытается улыбнуться и смотрит на Алана. Кажется, пора уходить. Если переговоры с «Миром йоги» помогут вернуть Алана домой, она только за. Нужно назначить встречу на завтра.
На Беверли-Хиллз Имани решает заглянуть в булочную, которая открылась месяц назад, и побаловать себя. Повальная любовь к кексам раздражает ее – но в то же время она сознает, что это отличная идея. Имани ни за что не зашла бы в булочную, чтобы купить кусок шоколадного пирога, но прелестный маленький кекс, всего на один укус, фигуру не испортит. Имани клянется, что второй кекс она купит для Глена, хотя прекрасно сознает, что съест его, не успев добраться до дому.
Булочная принадлежит невероятно худой женщине по имени Куки[3]3
От англ. cookie – домашнее печенье, булочка.
[Закрыть]. Возможно, за работой она носит хирургическую маску, на тот случай, если лишние калории витают в воздухе. Все вокруг блещет белизной, и на Куки – белый лабораторный халат. Булочная больше похожа на клинику для похудения, чем на храм чревоугодия. Куки (скорее всего это не настоящее имя, как и у Имани) носит очень короткую стрижку – она почти обрита наголо – и красит волосы в платиновый цвет. От этого хозяйка кажется еще тоньше, но одновременно, как ни странно, – женственнее.
Имани заставляет себя улыбнуться и заказывает банановый «дайкири» и «Лавандовый ветер» – потому что название наводит на мысль о чем-то легком и низкокалорийном. И вдобавок кекс покрыт красивой лиловой глазурью.
– О, это мой любимый, – говорит Куки.
– Правда? Вы их тоже едите?
– Пробую понемножку. – Куки поднимает палец – тонкий, как веточка. – Страшно боюсь поправиться. Честно говоря, я занялась выпечкой, потому что мне нравится окружать себя искушениями и преодолевать их. Да-да, у меня несомненное пищевое расстройство, но ничего опасного, никакой угрозы для жизни.
Это так честно и откровенно, что Имани сразу перестает испытывать раздражение. Куки кажется ей очень трогательной, и она восхищается тем, как ловко хозяйка укладывает кексы в маленькую белую коробочку.
– В один прекрасный день, – говорит Имани, – вы, наверное, поймете, что нет ничего страшного в нескольких лишних фунтах.
– Пока не поняла. Но стараюсь. – Куки вручает ей коробочку, перевязанную серебристой ленточкой.
– Вы просто замечательно обставили это место, – замечает Имани. – Все так чисто… возникает ощущение, что есть кексы – полезно для здоровья.
– Знаю. Правда, умно придумано? Похоже на операционную. И чувствуете, как здесь холодно? Это не просто так. Надеюсь, вы на меня не рассердитесь, но сериал никуда не годится, с тех пор как вы ушли.
Сердиться? Нет уж, сердиться она не будет!
Имани резко оборачивается и видит сияющую улыбку Бекки Антрим. Имани крепко обнимает подругу, и они вместе шагают по улице, держась под руки.
– Черт возьми, отлично выглядишь, – говорит Имани. – В чем твой секрет?
– Я не покупаю кексы, – отвечает Бекки и отбрасывает за спину свои всемирно знаменитые волосы. – Но это не значит, что я их не ем. Я торчу перед булочной, пока не замечу жертву. Дай-ка откусить…
Бекки удерживала за собой титул «Американской красотки» дольше всех на памяти Имани. Она достигла славы, когда на экран вышли «Соседи», один из культовых сериалов, который по праву заслужил звездную репутацию. Имани познакомилась с ней на съемках – Бекки встречалась с одним из участников их киногруппы и частенько приходила на съемочную площадку. Имани удивляли две вещи: во-первых, Бекки намного красивее в жизни, чем на экране; во-вторых, хотя ее в течение пятнадцати лет поливала грязью «желтая пресса», хотя денег у нее больше, чем у Опры, хотя сердце Бекки разбивали самые красивые мужчины на планете и об этом наперебой кричали газеты, она оставалась одной из самых приятных женщин, которых знала Имани.
Они заходят в «Старбакс» за углом, садятся за столик, открывают коробочку с кексами, переглядываются и начинают смеяться.
– Понеслось, – говорит Бекки. – Вперед, подружка.
Доев третий кекс, Бекки рассказывает о своем последнем любовном приключении, без всякого сожаления, но с огромной долей самоиронии. Все на свете она воспринимает стоически – «ничто не вечно под луной». Она объясняет, что ее больше не интересуют сериалы, зато она не прочь и впредь участвовать в небольших оригинальных проектах.
– Благодаря им я остаюсь на плаву, – утверждает она. – И потом, такие вещи бывают забавными, и на этих съемках я научилась большему, чем за столько лет в «Соседях».
– Но разве они не вредят твоей карьере?
– У человека вроде меня есть два способа добиться уважения, – заявляет Бекки. – Первый – получить целое состояние за блокбастер. Второй – не получить ни цента за маленький концептуальный фильм, который становится хитом в Санданс. Я предпочитаю нечто среднее.
Она слизывает остатки глазури с пальцев и подпирает щеку кулаком.
– А как у тебя дела, подружка?
Мягкий, ласковый голос Бекки не оставляет никаких сомнений в том, что речь идет о выкидыше и депрессии. А о чем же еще?
– Сейчас уже намного лучше, – отвечает Имани. Она сомневается, что «намного» – правильное слово, но вряд ли стоит открывать истинное положение вещей. Через несколько месяцев после случившегося Имани начала сознавать, что люди ожидают улучшения, поэтому она изо всех сил старается имитировать прогресс, надеясь однажды искупить ложь. – Знаешь что? Я начала заниматься йогой.
