Текст книги "Дружба, йога и любовь"
Автор книги: Рейн Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
С другой стороны, это отражение ее привязанности к Ли. Сидя за работой, Кэтрин представляет наставницу в новом платье и понимает, что для себя она такое бы не сшила – не хватило бы терпения. Она предложит подарок в знак мира. А может быть – на прощание, с пожеланием удачи.
Погода теплая, на улицах тихо и безлюдно. Кэтрин нравится кататься на велосипеде воскресными вечерами, когда вокруг спокойно и весь район как будто принадлежит ей. Ветерок ласкает кожу и треплет волосы, и девушка способна притвориться, что жалеть не о чем.
На улице так замечательно, что на мгновение Кэтрин охватывает желание пропустить занятие и кататься допоздна – может быть, даже съездить в Гриффит-парк. Но Ли сказала, что собирается сделать какое-то важное объявление, – речь почти наверняка пойдет о закрытии студии. Кэтрин пережила вместе со студией немало взлетов и падений, а потому должна присутствовать и на сей раз. Миновал очередной жизненный этап…
Она изо всех сил внушает себе, что для Ли это отличный шанс, невзирая ни на что. Больше денег, больше престижа, больше возможностей преподавать, не заботясь о финансовых вопросах. Но Кэтрин не может избавиться от ощущения, что Ли скорее всего не связалась бы с «Миром йоги», если бы не хотела порадовать Алана, вернуть его домой. Она поступила самым естественным образом, и Кэтрин не будет лезть в чужие дела… Но стала бы Ли мириться с Аланом, если бы знала все подробности?
Уже несколько недель Кэтрин борется с собой – не рассказать ли наставнице обо всем? Они ведь подруги. Но затем девушка вспоминает о своем решении сосредоточиться на собственных проблемах. Пусть Ли и Алан разбираются сами.
Она едет к студии и оставляет велосипед у забора, под окном кабинета. В дверях появляется Алан – на нем дорогие серые шорты для йоги и майка. Интересно, почему мужчина с таким красивым телом, прекрасными волосами и точеным лицом вызывает у нее физическое отвращение? У Кэтрин много изъянов, но, нужно признать, ее никогда не влекло к женатым. Ну, не считая того злополучного романа, который продлился полгода. Но она ведь не знала, что парень женат, и бросила его, как только выяснила правду.
– Прекрасный день, – говорит Алан. – Ты на занятия?
– Да, – отвечает Кэтрин.
– Ли будет приятно. Она немного волнуется и все такое. А я буду играть.
Кэтрин молчит. В голосе Алана слышится странная нотка, как будто он подталкивает собеседницу к следующей реплике, хочет продолжения разговора. Нет уж, спасибо.
– Ли сказала, что ты не в восторге от нашего решения.
Кэтрин пожимает плечами:
– Это не мое дело, Алан.
– А мне кажется, что ты уже давно влезла в наши дела. Возможно, я все-таки позову адвоката и попрошу его повнимательнее проверить баланс.
– Уж скорей бы, – отзывается Кэтрин. – Проверьте и успокойтесь раз и навсегда.
– Я бы пригласил его раньше, но это недешево стоит.
– Насколько я знаю, Ли вскоре будет зарабатывать достаточно, чтобы покрыть уйму дополнительных расходов.
– Ли не единственная в нашей семье, кто зарабатывает деньги, Кэтрин… – Алан слегка наклоняется, так что длинные волосы падают ему на лицо. Прическа, дорогая одежда и прочие признаки тщеславия плохо сочетаются с гневом и мелочностью. – Пойми меня правильно. Жаль, что ты потеряешь массажный кабинет, но тебе наверняка удастся найти другое место. Главное – не болтай о способах оплаты…
Когда Кэтрин только начинала работать в студии, то вместо арендной платы делала массаж Ли и Алану. Это предложила Ли. Хотя Алан и возражал, он извлек из сеансов больше пользы, чем Ли. Кэтрин не раз приходилось отклонять недвусмысленные предложения. В конце концов она взяла кредит, чтобы заплатить за аренду и больше не принимать Алана. Непристойными просьбами ее не удивишь – «ох, пожалей меня, помоги расслабиться, мне так плохо». Кэтрин уже давно наскучили сальности, и она умеет ладить с подобными клиентами, обращая ситуацию в шутку. Но самым отвратительным в поведении Алана было то, что, с его точки зрения, девушка была обязана ему интимом.
– Мне ничего не платят, – отвечает Кэтрин. – А вы не знали? Я делаю массаж бесплатно. Если только меня не тошнит от конкретного клиента.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – спрашивает Алан. – По-моему, тебе совсем не нравятся мужчины. Подумай об этом на досуге. Ты влюблена в Ли.
– Ну что ж, – отвечает Кэтрин, вскидывая сумку на плечо. – Должен же кто-то ее любить.
Алан заходит в студию и немедленно мчится обратно, как капризный ребенок.
– И больше не оставляй здесь свой велосипед! Он загромождает двор. Сегодня могут приехать из «Мира йоги», и я не хочу, чтобы двор напоминал помойку.
Если бы Кэтрин назло оставила велосипед на месте, Алан бы заткнулся – в том числе из страха, что она пожалуется Ли. Но привычка никому не быть обязанной берет верх. Кэтрин снимает замок, садится боком, выкатывает на тротуар и пристегивает велосипед к фонарному столбу, пропустив цепь через оба колеса, – теперь его не видно из окна студии. «Ты доволен, Алан?» Девушка похлопывает ладонью по седлу.
– Будь умницей и никуда не уходи, я скоро вернусь.
Ли настолько взволнованна и обеспокоена разговором с матерью, что приезжает в студию на десять минут позже, чем планировала. Она видит в зале толпу и слышит, как Алан играет, «разогревая» собравшихся. Он утверждает, что не любит фисгармонию – она идеальна для того, чтобы играть на занятиях, но звучание у нее не слишком разнообразно, – тем не менее, начиная играть, Алан как будто погружается в транс. Прислушиваясь к загадочным, монотонным звукам инструмента, ученики углубляются в свой внутренний мир.
Красота музыки успокаивает Ли. Она не утверждает, что Алан идеален – она тоже не совершенство, – но мать напрасно ему не доверяет, когда он того заслуживает. Талант у Алана несомненный.
– Ли, – зовет из-за прилавка Тина, – я знаю, что у вас занятие, но не подойдете ли на минутку?
Неподалеку стоит Брайан. Ли готова поклясться, что он флиртует с Тиной. «Пожалуйста, Тина, только не влюбляйся. У него замашки эксгибициониста, и вдобавок он лет на двадцать старше».
– Привет, Ли, – говорит Брайан. – А у вас сегодня целая толпа. Наверное, вы рады.
– Воскресенья всегда непредсказуемы, – отвечает она. – Хорошо, что вы здесь.
– Я пытаюсь ходить регулярно, три раза в неделю, чтобы не терять контакт со своей духовной стороной. Особенно когда есть живая музыка. Я по-настоящему раскрываюсь…
«Главное, не перестарайся».
– Это прекрасно. О чем ты хотела поговорить, Тина?
– Брайан недоволен ассортиментом… может быть, вы сами объясните?
Людей, которые абсолютно довольны ассортиментом, можно пересчитать по пальцам. Если бы Тина продавала жвачку и шоколад, было бы гораздо проще.
– Ничего серьезного, – говорит Брайан, – но я заметил, что вы, Ли, не продаете никаких товаров для мужчин. Костюмы, тренажеры Кегеля, кольца, сумки… это все для женщин.
Ли ненавидит подобные разговоры. Брайан действительно чувствует себя обделенным или нарывается на ссору? Хотя утомительная возня с товарами закончится, как только студия закроется, Ли вдруг ощущает приступ грусти.
– Вам нужно что-то конкретное?
– Ну, если вы продаете женское белье и спортивные лифчики, то почему бы не продавать и «раковины»[9]9
«Раковина» – специальная защита для паха, которую носят боксеры, тяжелоатлеты и т. д.
[Закрыть]?
– Понятно.
– Иначе это смахивает на шовинизм. Нам, мужчинам, и так нелегко, потому что женщин в студии намного больше.
О Господи. А ведь казалось, что Брайан ходит на занятия именно потому, что здесь его окружают женщины. Неужели он страдает от недостатка внимания? «Я знаю одну студию в Коннектикуте, которая, возможно, вас заинтересует, – думает Ли. – Что-то мне подсказывает, что там вас окружат заботой. И специальной одежды не потребуется… обычной, впрочем, тоже».
– Мужчины, которые занимаются йогой, – тяжкий крест для многих школ, – продолжает Брайан. – Нам требуется много смелости, Ли, чтобы прийти на занятия. Мы хотим чувствовать себя защищенными.
– О Господи, – говорит Тина. – Я ведь никого не хотела обидеть, клянусь. Честное слово, Брайан, никто здесь не ставит под сомнение вашу мужественность.
Трудно спорить, когда доказательство постоянно перед глазами. Ли испытывает сильное желание сказать Брайану, что если он действительно готов надеть нижнее белье, то она сама охотно подарит ему комплект.
– Дело в том, – замечает она, – что сегодня я собираюсь сделать важное объявление. Боюсь, в следующем месяце предстоят серьезные перемены. А потому вряд ли стоит делать заказы…
Худенькое личико Тины морщится.
– Вы закрываете студию?
– Боюсь, что так. Мне очень жаль. Я собиралась рассказать тебе до того, как объявлять остальным, но немного задержалась…
Ну вот, Тина уже расплакалась, поэтому нет смысла продолжать. Брайан, пользуясь возможностью, крепко обнимает девушку, гладит по голове, говорит, что все хорошо, и сердито смотрит на Ли.
Пора начинать.
В середине занятия Кэтрин чувствует, что звуки фисгармонии и пение ее гипнотизируют. Это подлинное признание таланта: она терпеть не может Алана, но по-прежнему любит его музыку. Вибрирующие ноты как будто проникают в глубь тела, негромкое гудение задней стенки инструмента, по которой Алан постукивает левой рукой, помогает проделывать дыхательные упражнения. Сейчас Ли и Алан действуют заодно, так гармонично, как Кэтрин еще не доводилось видеть. Вряд ли они заранее договорились – у них получилось естественным образом. Наверное, это хороший признак. Никогда не угадаешь, как живут люди за закрытыми дверьми. Если они действительно ощущают внутреннюю общность, то за Ли можно лишь порадоваться.
Все мужчины изменяют. Такой эгоист, как Алан, несомненно, способен изменить жене, не испытывая никаких чувств к любовнице. Он вернется к Ли, и бедной Баррет придется зализывать раны. Некоторые вещи лучше оставлять невысказанными. Если бы мужья и жены признавались друг другу во всех неблагоразумных поступках, разводов было бы еще больше.
Кэтрин обводит глазами зал. Все как будто танцуют, слушая наставления Ли и музыку Алана. Низкие наклоны, мощные растяжки, восхитительная тишина, тридцать человек дышат в унисон, и благодаря этому возникает волшебная атмосфера единства – такого могучего, что его невозможно разрушить.
Грустно будет потерять все это. Есть много других студий, но подобное ощущение найти гораздо труднее. Грациэла и Стефани тоже в зале, и Имани наконец вернулась, на сей раз с Бекки Антрим на буксире. Поначалу слышатся восхищенные охи и ахи, негромкое перешептывание, но наконец ученики успокаиваются.
В конце занятия Ли медленно выводит их из глубокой медитативной савасаны и просит сесть, сложив руки на коленях. Кэтрин знает, что сейчас будет, и ощущает легкую тревогу. Мосты сожжены, и обратного пути нет.
– Как вы знаете, – говорит Ли, – на занятиях мы часто говорим, что надо избавиться от напряжения, от лишних ожиданий, от страха. Нельзя продвинуться в изучении йоги, пока вы боитесь упасть, потерять равновесие, показаться смешным или не справиться с упражнением. Вспомните, как вы впервые сделали стойку на голове. Вспомните прилив веры, который заставил вас наконец оторвать ноги от пола и понять, что вы стоите, хотя и вниз головой. Но как вы знаете, физические упражнения лишь средство добиться глубинных изменений в жизни. Я достигла того этапа, когда нужно отказаться от некоторых любимых вещей, чтобы двинуться дальше. В частности, от этой студии. У нас с Аланом появилась возможность преподавать и играть в другом месте, и поэтому через две недели студия закрывается.
Неожиданная тишина застигает Кэтрин врасплох. Она ловит взгляд Ли и пожимает плечами.
– Есть вопросы?
Поднимается одна рука.
– Да, Кэрол?
– На прошлой неделе я оставила здесь солнечные очки. Никто их не находил?
– Какие очки? – уточняет темноволосая женщина, которая обычно дремлет во время савасаны.
– С красной пластмассовой оправой. Дешевые. Но мне они нравятся.
– Мы поищем среди забытых вещей и обязательно найдем, – обещает Ли. – Еще вопросы?
– У меня абонемент на десять занятий, и я не успею их истратить, – говорит Роджер. – Как быть?
– С теми, у кого останутся лишние занятия, мы позанимаемся индивидуально, – отвечает Ли. Кэтрин знает, что это предложил Алан. – Что еще? Шарон?
– Наверное, вы будете распродавать коврики и всякое снаряжение, чтобы освободить студию. Будут ли скидки для учеников?
– Поговорите с Тиной на следующей неделе. Мы постараемся что-нибудь придумать.
Ученики начинают сворачивать коврики, и Кэтрин понимает по глазам Ли, что та чувствует себя немного глупо. Девушка замечает несколько опечаленных лиц, а потом Андреа, которая посещает студию уже не первый год, поднимает руку.
– Да, Андреа?
Она смотрит на Ли, и движение в зале замирает. Все ученики поворачиваются к ней. Андреа кажется слегка растерянной и ошеломленной.
– Вы что-то хотели спросить?
– Что… что нам теперь делать?
– То есть?
– Что нам делать без вас? – спрашивает Андреа.
И тут Тина, рыдая во весь голос, кидается к Брайану в поисках утешения.
* * *
После занятия Стефани, Грациэла, Имани и Бекки решают пойти в кафе. Они приглашают и Кэтрин. Ли наверняка бы предпочла, чтобы девушка осталась в студии – она хочет поговорить с ней, обдумать то, что случилось в конце занятия, – но Кэтрин сегодня тянет к подругам. Они чувствуют себя покинутыми и должны крепче держаться друг за друга. К тому же Кэтрин много лет была большой поклонницей Бекки Антрим. Она ни за что не упустит возможность посидеть рядом с ней за кофе.
Погода по-прежнему прекрасная, и по пути Кэтрин замечает, что люди останавливаются, оборачиваются, показывают пальцем и достают мобильники, чтобы сфотографировать Бекки. Каково это – всегда быть на виду, жить буквально под микроскопом? Точнее, почему некоторые стремятся к такой жизни? Но Бекки, кажется, смирилась с чужим любопытством. Она шагает с таким равнодушным и надменным видом, что привлекает еще больше внимания.
В кафе они садятся за столиком на улице.
– Я не думала, что Ли согласится, – говорит Стефани. – Ты давно об этом узнала, Кэт?
– Мне сказали несколько дней назад. Она уже подписала контракт.
– Я просто поражена тем, какой она отличный учитель, – говорит Бекки. – Я обошла все городские студии, и если я говорю, что Ли хороший преподаватель, значит, так оно и есть.
– До сих пор не понимаю, отчего она не может работать в двух местах, – замечает Грациэла.
– «Мир йоги» хочет эксклюзивный контракт, – объясняет Кэтрин. – Таким образом, Ли станет дороже. И с Аланом тоже заключили договор – он будет играть во время занятий.
– Он очень милый, – говорит Имани.
Кэтрин предпочитает промолчать.
– Я всегда считала, – вмешивается Стефани, – что, как только контракт подписан, обратной дороги нет. На самом деле, чтобы расторгнуть сделку, нужен всего лишь хороший юрист. У нашего продюсера есть адвокаты, способные сделать что угодно. В том числе аннулировать любой контракт.
Бекки попивает кофе из большой чашки с двойной порцией молока. Расплескав немного на футболку, она вытирается салфеткой. Удивительно, что можно быть такой шикарной и знаменитой и в то же время совершенно безыскусной и простой.
– У одной моей подруги, – говорит Бекки, – была маленькая студия в Санта-Монике. Уйма учеников, зал всегда битком набит. Камминг когда-то нас познакомил. «Мир йоги» предложил ей аппетитный контракт и заставил закрыть студию, а через несколько месяцев они заявили, что она нарушила условия договора. Сущая мелочь, может быть, насчет проклятых бутылок с водой. Пришлось пересматривать контракт, и в итоге бедняжке пришлось согласиться на половину изначальной суммы. Эта тактика началась в Денвере и распространилась повсюду. Видимо, сюда еще не дошли слухи.
– Какая подлость! – восклицает Стефани.
– Ли виделась с владельцами? Жанетта (именно Жанетта!) и Фрэнк. Говорят, они чертовски странные.
Хотя Ли не называла Кэтрин никаких цифр, девушка не сомневается, что сумма чертовски велика. И вдобавок – контракт с Аланом. Не исключено, что соблазнительное предложение на самом деле – обман, ловушка, и именно Алан втравил в это Ли. Он буквально шантажировал жену.
Кэтрин ощущает новый прилив гнева, но на сей раз злится не на Алана, не на «Мир йоги», а исключительно на себя. О том, что ей известно, надо уже давным-давно рассказать Ли. Кэтрин допивает кофе и встает. Хватит ошибок. По крайней мере она передаст Ли только что услышанное.
– Я должна вернуться в студию, – говорит Кэтрин и поспешно выходит. Она старается не бежать, но не может удержаться и почти рысит.
Ли еще в зале – прибирается и разговаривает с Аланом. Хорошо бы поговорить с ней наедине. Кэтрин открывает дверь.
– Ты так быстро ушла, – говорит Ли. – А я хотела спросить, как, по-твоему, все прошло.
– Нормально. То есть все в шоке, конечно, но… Послушайте, Ли, я только что разговаривала с Грациэлой, Стефани и… и Бекки Антрим кое-что сказала насчет «Мира йоги»… Вы не уделите мне минутку?
– Конечно.
Алан перестает расставлять блоки и оборачивается.
– Обращайся к нам обоим, – замечает он. – Ты упорно забываешь, что это и меня касается.
Впоследствии, вспоминая эту минуту, Кэтрин признает, что вела себя как ненормальная. Ворвалась почти в истерике и заговорила о странных владельцах «Мира йоги», об их подлых приемах. О том, что у знакомой Стефани есть адвокаты, которые способны расторгнуть сделку с самим Сатаной, если понадобится. Не стоило удивляться, что Алан обвинил девушку во лжи, в том, что она все придумала, лишь бы убедить Ли не закрывать студию, – разумеется, из-за собственного эгоизма.
Алан подходит к жене и обнимает ее за плечи.
– И ты думаешь, мы тебе поверим? – спрашивает он.
Ли молчит. Слов не нужно. Взгляд, который она бросает на Кэтрин, достаточно красноречив. Она обижена. Обижена тем, что девушка пошла на такие крайние меры в надежде, что они передумают. Кэтрин даже в горячке все понимает. Ли и Алан – одна команда, и если Алан изображает главного, то жене придется подыграть. Так всегда бывает. Если бы Кэтрин хоть раз обзавелась серьезными, стабильными отношениями, то, наверное, вела бы себя точно так же.
Она выходит из зала на улицу. Пора научиться принимать вещи, которые ты не в силах контролировать, даже если немыслимо их полюбить. Сейчас она отправится на долгую прогулку, чтобы хорошенько проветриться. А потом, довольная, поедет домой и дошьет платье для Ли.
На полпути к фонарному столбу девушка понимает, что велосипед исчез.
* * *
Сидя в кафе за порцией чая со льдом, Грациэла чувствует сильнейшую робость. Ее обескураживает это ощущение. В конце концов, она человек, достойный доверия и уважаемый в своей среде. Ее талант признали. Она победила сотни конкурентов и попала на съемки знаменитого клипа, удостоившись похвалы от самой Бейонсе. Когда эта великая женщина (именно так Грациэла о ней думает) встретилась с девушкой на первой репетиции, то пристально посмотрела, покачала головой и сказала: «Возможно, я ошиблась». У Грациэлы замерло сердце, но Бейонсе тут же рассмеялась и сказала: «Расслабься. Ты такая красавица, что нелегко будет танцевать рядом с тобой».
Даже если Бейонсе заготовила эту шутку заранее, ее слова вселили в Грациэлу уверенность и как будто приблизили к звезде. Она танцевала лучше, чем обычно, желая оправдать доверие, которое ей оказывали окружающие. А потом до Грациэлы дошли слухи – шепот хореографа, – что она, возможно, станет одной из танцовщиц, которые поедут с Бейонсе на гастроли. Новая ступень, недосягаемая высота. Грациэла даже не решается думать об этом.
С чего бы ей чувствовать себя маленькой и ничтожной в присутствии Бекки, Имани и Стефани? Почему у нее в ушах по-прежнему звучит эхо оскорбительных материнских фраз, как только она собирается открыть рот и вступить в разговор? Слишком громкое эхо…
– Ненавижу позу голубя, – говорит Бекки. – Знаете, что она напоминает? Ночевку на раскладушке, когда в живот тебе впивается металлическая перекладина.
Имани разражается хохотом.
– Когда это ты в последний раз спала на раскладушке, милая моя?
– К твоему сведению, в колледже у меня был парень, который жил в общежитии и спал на раскладной кушетке. И отчего я не вышла за него замуж?..
– Как романтично, – замечает Стефани.
– Не то слово. Давай-ка лучше поговорим о том, как прошло занятие у тебя.
Грациэле хочется сказать что-нибудь смешное – хоть что-то – но вдруг это покажется глупым и неуклюжим? Вдруг никто не засмеется? Если бы здесь был Дарил, они бы по крайней мере молчали вдвоем – Дарил редко участвует в подобных разговорах. Оба чувствуют себя уязвимыми, и это лишь укрепляет узы.
– Я тоже не люблю позу голубя, – сообщает Стефани. Момент для остроумной реплики упущен. – А потом я начала представлять, что под грудью у меня лежит мягкая подушка.
– О Боже! – вскрикивает Бекки. – Если однажды я обнаружу, что мое бедро напоминает мягкую подушку, то умру от разрыва сердца!
Грациэла надеется, что однажды сама поверит в собственный успех и поймет, что заслуживает подлинной дружбы с этими женщинами, а не положения ручной зверюшки. Видимо, ждать придется долго.
В недавнем прошлом она положилась бы на Стефани и сочла ее своей помощницей, но Имани в таком восторге по поводу сценария, что Грациэла чувствует себя лишней.
– Раз уж Бекки об этом заговорила, – замечает Имани, – ответь: какая поза пугает тебя больше всего?
– Халасана, – отвечает Стефани. – Каждый раз.
– Буррито-асана, – говорит Бекки. – Да еще со сливочным соусом.
– Что ты знаешь о сливочном соусе?
– Что вы знаете о буррито, гринго? – ввертывает Грациэла.
К ее огромному облегчению, все смеются. У Грациэлы звонит мобильник, и она встает, чтобы ответить.
Это Кэтрин. Она говорит негромко и неуверенно. Видимо, девушка расстроена.
– Ты еще в Силвер-Лейк? – спрашивает она.
– Да, в кафе. Что случилось?
Долгое молчание. Потом Кэтрин отвечает:
– Прости, что отвлекаю, но, когда соберешься уходить, не подвезешь ли меня до дому?
Грациэла радуется поводу покинуть своих звездных приятельниц – особенно после того, как ей действительно удалось вставить словечко.
– Я сейчас приеду, – обещает она, возвращается за столик, забирает сумку и коврик для йоги и извиняется.
– Кэтрин нужно подвезти, – говорит Грациэла, поспешно допивает чай и смотрит на Бекки: – Было очень приятно познакомиться. Конечно, я сейчас скажу банальную вещь… но я ваша большая поклонница.
Бекки делает фирменную гримаску – Грациэла десятки раз видела ее на экране.
– Нам так и не удалось поболтать, – с искренним сожалением произносит актриса.
Грациэла краснеет как ребенок, которого похвалили за пустяковое достижение.
– Имани сказала, что ты занята в новом клипе Бейонсе, – продолжает Бекки. – Мне до чертиков хочется узнать, какова она в жизни.
– Пусть идет, – вмешивается Имани. – Расскажет в следующий раз. Или спроси у меня.
Шагая к машине, Грациэла понимает, что Бекки, которую она так боялась, на самом деле хотела поговорить о ее успехах. Кто бы мог догадаться? Может быть, Бекки тоже слегка стеснялась?
Кэтрин в легком желтом платье ждет на скамейке неподалеку от студии. Она машет и улыбается Грациэле. Но когда Кэтрин садится в машину, подруга сразу понимает, что случилась неприятность.
– Что стряслось? – спрашивает она.
– Одна знакомая обещала меня подвезти, но не получилось. Я могла бы и пешком добраться, но слишком устала после занятия, чтобы идти целый час…
Грациэла понимает, что причина в другом, но решает не давить. Кэтрин, разумеется, расстроена из-за того, что студия закрывается, и у нее есть причины переживать больше остальных. Здесь – ее работа, и она дольше всех знает Ли.
Грациэла медленно едет на холм и видит, что окружающие кварталы становятся все тише и очаровательнее. Кэтрин однажды упомянула, что живет в красивом месте, но Грациэла даже представить не могла, что здесь так шикарно. Сколько же зарабатывает массажист?..
– Здесь, – говорит Кэтрин, указывая на прелестное маленькое бунгало, полускрытое лиловой бугенвиллеей.
– Ого… – Грациэла лишается дара речи. Дом невероятно романтичен – особенно если знать, что Кэтрин живет одна. Интересно, почему девушка предпочитает сохранять независимость? Грациэла не сомневается, что в одиночестве была бы несчастна и все время проводила бы в поисках парня.
– Никто не верит, что я тут живу. Впрочем, меня могут отсюда попросить в любую минуту. Это, так сказать, условия договора. При нынешнем положении вещей я, наверное, и впрямь перееду.
– Неудачный день?
– В общем, да.
– Ты, конечно, переживаешь, что студия закрывается. Думаешь, Ли действительно поступила неправильно?
Кэтрин задумывается. Она сомневается не столько в собственном мнении, сколько в том, нужно ли им делиться.
– Боюсь, она поступила так по неверной причине.
– Алан? – уточняет Грациэла и сама себе удивляется. Меньше всего ей хочется говорить об Алане, но как-то само вырвалось.
Кэтрин качает головой и грустно смеется.
– Ох уж эти тихони, которым все всегда известно. Что ты думаешь об Алане?
Услышав вопрос Кэтрин, Грациэла понимает, что уже давно его ждала. Она редко видела Алана, но успела заметить нечто знакомое – надменную самоуверенность, которая тем не менее казалась наигранной. Она слышала, как он сразу же заговаривал о своих заслугах, когда кто-нибудь хвалил Ли, даже если успехи Алана не имели ничего общего с темой разговора. Точно так же вел себя Дарил, и Грациэла всегда пыталась подыскать ему оправдание. Наблюдая за Аланом, она поняла, как мучается Ли. Тем не менее танцовщица еще не готова высказать все, что думает.
– Наверное, хорошо, что они снова сошлись… если Ли действительно этого хочет. Но лично я бы ему не доверяла.
Кэтрин смотрит на подругу и негромко произносит:
– Только не говори, что он за тобой ухаживал.
– О нет. Конечно, он отпускает всякие замечания, когда видит меня, но я их просто игнорирую…
– Прости, но с такой внешностью ты вряд ли страдаешь от отсутствия «замечаний».
– От Конора я их никогда не слышала, – говорит Грациэла. И эта фраза тоже вырывается у нее почти против воли.
Кэтрин смотрит через ветровое стекло и открывает дверцу.
– Подожди, – просит Грациэла. – Что у вас случилось с Конором? Он же безумно в тебя влюбился, сама знаешь.
Кэтрин опускается на сиденье, оставив дверцу открытой.
– Конор и безумие?.. Да брось, он самый разумный человек на свете. Он не хочет страдать. А я не хочу причинять ему боль.
– Правда? Неужели ты сама не боишься боли?
Кэтрин устало смотрит на нее.
– Я бы пригласила тебя в дом, но у меня бардак и вдобавок закончился запас колы.
«Я не самая целеустремленная женщина на свете, – думает Грациэла, – и не самая умная, и не самая успешная. Но я не бессловесное животное. Если я не испугалась Бекки Антрим, то почему бы не поговорить с Кэтрин и не сказать, что она ведет себя глупо?»
Она закрывает окна и отстегивает ремень.
– Бардак мне не страшен, и колы я не хочу. Нам нужно кое-что обсудить. Ты впустишь меня в дом и расскажешь все с самого начала.
С этими словами Грациэла выходит из машины и шагает по дорожке к дому. Не услышав за собой шагов, она оборачивается и говорит:
– Кэтрин, я сказала – идем. И никаких «нет». Просто так я не сдамся. Как, по-твоему, я получила место в клипе?
– А тебе не кажется, что Кэтрин права насчет «Мира йоги»?
– В чем права? Что они воплощенное зло? О Господи, Ли. Ты посмотри, сколько денег они предлагают.
– Но может быть, это ловушка. Мы закроем студию и…
– Милая, – замечает Алан, – у тебя паранойя. Кэтрин скажет что угодно, лишь бы ты осталась. У девочки разыгралось воображение. Нельзя же верить наркоманке.
Звонит телефон, и Алан подходит к столику, чтобы взять трубку. Когда он возвращается в зал, лицо у него пылает.
– Что-то случилось?
– Это личный секретарь Жанетты и Фрэнка. Ты не поверишь…
«Они расторгли контракт», – думает Ли с облегчением, а не с жалостью.
– На следующей неделе нас приглашают в гости в Лорел-Каньон. На коктейль.
Ли решает не выказывать разочарования.
– Надо же. Как мило. Очень интересно.
– «Мило»? «Интересно»? Ты издеваешься. Они настолько замкнуты и сдержанны, что их не видели даже Дэйв и Чак. Это… потрясающе. Невероятно.
– То есть пойти в футболке нельзя?
У Билли, соседки Стефани, три дочери – Дэнни, Фрэнки и Бобби. Две старшие живут в другом штате, а Бобби – ближе всех к матери, в Сан-Франциско. Но даже она никогда не приезжает в гости. В начале недели Стефани позвонили из студии, где Билли занималась «горячей» йогой, и сообщили, что та регулярно теряет сознание на занятиях. Руководители опасаются, что она рискует получить сердечный приступ. Не желая прибегать к юридическому вмешательству, студия надеется, что члены семьи уговорят Билли больше не ходить на занятия.
Стефани побеседовала с Билли, потерпела поражение, выведала телефон Бобби и позвонила ей. Та оказалась удивительно милой (Стефани подозревала, что все три дочери за что-то обижены на мать и потому не приезжают). А самое удивительное – Бобби появилась через пару дней.
Она постучалась к Стефани, чтобы поблагодарить за звонок и за помощь, которую соседка оказывала матери. На ней были джинсы и мужская белая футболка без рукавов. Стиль унисекс, сильное поджарое тело, короткая стрижка… и вдобавок Билли сказала, что ее младшая дочь – водопроводчик… Стефани ожидала грубости. Но Бобби – «пожалуйста, зовите меня Роберта» – оказывается женщиной лет под сорок, с чудесными синими глазами, добрым голосом и весьма приятными манерами. Стефани убедилась, что в Роберте чувствуется неожиданная беззащитность, которую она замечала у многих (будем говорить откровенно) мужеподобных женщин. Роберта (хотя имя Бобби подходит ей больше) села напротив хозяйки, расставив ноги и уперевшись локтями в колени, и принялась жаловаться на упрямую мать. Роберта и ее сестры не показывались в Лос-Анджелесе, потому что Билли сама им запретила – не хочет, чтобы люди знали, что у нее такие взрослые дочери.
– Мать сходит с ума, – сказала Роберта, с трудом сдерживая слезы. – Я убеждала ее перебраться ко мне в Сан-Франциско. Моя подружка, сущая стерва, только что съехала, поэтому у меня освободилась комната. Но вы и сами видите, каково иметь дело с Билли.
Стефани предложила гостье перекусить в кафе, и та согласилась, но с одним условием – ей позволят заплатить за обеих. Это самое малое, чем она может отблагодарить Стефани.
Они идут в маленькую уютную закусочную в Мелроуз – именно там Стефани написала большую часть «Песков Лас-Вегаса». Бесцеремонный официант, который обычно обращается с ней, как с туристкой, сегодня на диво вежлив. Может быть, на него произвели впечатление внушительные бицепсы Роберты.
– Здесь хорошие гамбургеры? – спрашивает Роберта, изучая меню.
